За золотом колчака. ч. 3, гл. 5

5. В магическом кристалле зеркал

В  ночь с 13-18  ноября 1918 года. Омск.
 
 Придерживая  левой рукой шашку и снимая фуражку перед зеркалом в деревянной оправе, я поднимался в бельэтаж Военного собрания, где оркестр наигрывал горячо любимый Колчаком романс "Гори , гори,-моя звезда..." Я  и теперь не могу отделаться от ощущения, что  это зеркало между лестничными маршами с покатыми красного дерева перилами и витиеватым орнаментом решётки ограждения было не просто зеркало.  Я разумеется,  видел в нём себя - в трёхзвёздных погонах лейтенанта, со свисающими на китель плетёными косами аксельбантов,и ненавязчивым Георгием там -где и положено было быть боевой награде,на виду, а не в темноте шкатулки, рядом с дамской бижутерией.Всё - по высшему разряду адъютанта Верховного - и тщательно отутюженные галифе из английского сукна цвета хаки , и боковой пробор набриолиненных русых волос , и ясный взгляд "русского офицера" с незабудково-небесной синевы, подёрнутыми арктическими туманами радужками глаз , и стягиваемые с рук белые перчатки заядлого дуэлянта(для дружеских рукопожатий на этот раз, а не для того, чтобы бросить кому-то в лицо), и кобура с выглядывающей ручкой револьвера воронёной стали, и зеркального блеска сапоги, в которых в свою очередь отражалось лестничное зеркало.Ну что ещё? Ну да! Конечно же!Усики денди из немого синема с заламыванием рук Веры Холодной.Блуждающая улыбочка эстета, прошедшего ритуал посвящения на Башне Вячеслава Иванова и уже успевшего поучаствовать в антропософских оргиях с перенесением в другие эпохи и измерения в Коктебельском элизиуме Макса Волошина , где от акварелей с инопланетными пейзажами Киммерии он увлекал гостей на капитанский мостик открытой кровли- и Вселенная накатывала на вас - волнами Понта, звездными зодиаками, шорохом волн на пляже, где наядами плескались нагие поэтессы, - и вы брели с ним пустынными холмами в драной хламиде с посохом в руке. И до вас доносилось : "А вот это омытое волнами виноградное корневище я зову Габриак...А вот эта египетская скульптура царицы Тамиах -вылитая моя жена Сабашникова..." Скажете  всё это игра похмельного воображения!-и надо меньше пить шампанское да дуэлиться с чехами и мадьярами из-за милых дам! Всё это от алкоголя,дескать, кокаина и перевозбуждения нервов! Но то, что со мной происходило, когда я заглядывал в зеркала, не было просто  игрой воображения, текучими воспоминаниями, полугаллюцинациями  или, как стало модно теперь выражаться в литературных салонах- ассоциациями, свойственными  игре возбуждённой психики поэтических натур.  Всё дело в том, что , меня не покидало ощущение:  всякий раз преодолевая эту точку пространства, я раздваиваюсь, троюсь, четверюсь, как отражения гостиничного трельяжа на тумбочке которого дамы расставляют свой арсенал обольщения-гильзочки с помадой, флакончики с духами, бутылочки с лаком для ногтей,баночки с пудрой, пилочки, ножнички, щипчики и, конечно же, эти миниатюрные щёточки в футлярчиках для чернения ресниц, так напоминающие и формой и цветом ершики для чистки револьверных дул.На такой гостиничной тумбочке, в ящики которого я упрятал  коробки с запасными патронами , плоскую бутылку французского коньяку, пакетик презервативов с изображением героя любовника с соблазнительно закрученными усами и початую уже упаковку с белым порошком, я и разложил перед тем как отправиться на бакет "дорожку". Так вот, уставившись в трельяж- я и втянул через ноздрю дарующего сверхспособности  зелья.   И -о чудо!  С некоторых пор со мной и в самом деле происходят вполне реальные путешествия в пространстве и времени.  Эти зеркальные кристаллы отеля "Европа", где я по долгу службы встречал представителей английской, американской и французской миссий, как бы довершали дело расщепления моего сознания и не надо было читать Шопенгауэра или Ницше, чтобы окончательно начать грезить наяву. А я как раз только что проводил из отеля французских гостей и перепоручив их караулу, поотстал, чтобы купить у цветочницы на углу  букет белых(соответствующих символике белого движения роз) -их я намеревался вручить гостям после произнесения приветственных речей. И вот, взбегая по ступеням, я вижу себя  в зеркале с букетом, как -то не совсем вяжущимся с портупеями, кобурой и саблей на боку. Что - то вроде фокуса иллюзиониста примеряюще стреляющего из револьвера цветочками!Но как- то же надо было продемонстрировать союзникам французам наши миролюбивые намерения! 

  Вы спросите -откуда в Омске, в середине ноября розы? Стараниями ботаников оранжереи? Может и так. А может и потому, что я поотстал от делегации, чтобы вернувшись  в номер отеля, "догнаться"  "снежком..." Ведь вся -то она, моя жизнь после японского плена, превратилась в сплошные ломки и приходы. В магическом кристалле зеркал тех лет все перемешалось, спуталось, перетасовалось как колода карт в длинных пальцах фокусника-шулера. Было ли -не было теперь кто уж разберёт.*
Я бегу лабиринтом зеркал,
громоздящихся тускло и льдисто,
и сияет  их лунный   накал,
и сверкает огнём аметистов.
В кристаллической их глубине
возникают былого химеры
и живу-то я словно во сне,
чтоб служить наказанья примером.
Я и есть - мирозданью укор,
вниз поверженный   грозною дланью ,
и качусь я лавиною с гор,
сам себе приговор с наказаньем.

Вполне возможно -эта idee fixe с белыми розами как раз и есть -следствие моих путешествий сквозь магические кристаллы зеркал. Ведь год с небольшим до этого, воспользовавшись давним приглашением Макса, я побывал и в Феодосии,и в Коктебеле. Матросики наши на миноносце "Императрица    Екатерина Великая" держались до последнего, но распропагандированные комиссарами всё же начали бузить вслед за балтийцами и грозились арестовать вице-адмирала. Он запирался от них в каюте -и отругивался, как мог...Наконец, видя, как я томлюсь, он отправил меня в десятидневное увольнение:
- Ступайте, мичман, на берег, позагорайте, покупайтесь...Не всё же нам - на арктических островах мёрзнуть да самураев на мины направлять! Пора и блага субтропиков познать!Вон какая жара стоит! Чем Крым -не чудесная Земля Санникова! Вы , кажется, хотели побывать в древней Кафе, к Волошину в Коктебель заглянуть! Валяйте!
 
И вот караим на шарабане мчит меня по каменистой дороге мимо Генуэзской крепости Судака,драконьего хребта Кара-Дага - прямо в чудесную Киммерию -к Волошину, где "обормоты" кормятся из котла  мамы Макса Оттабальтовны, одной из завсегдатаев Башни Иванова, которую жандармы арестовывали за то , что она обряжалась в экзотические шаровары. 
 Ну а там -до Феодосии и пешочком. Тем более, что тощий , как раздавленная морскими глубинами селёдка, пьяница, Александр Грин уже натоптал тропу между холмами.
 Букет роз я ухватил у похожей на  Медею гречанки, отправляясь на поэтический вечер,чтобы вручить цветы зеленоглазой Марине.Сёстры Цветаевы читали стихи "на два голоса" в особняке с кариатидами атлантов у входа. И когда я впервые входил в вестибюль Военного собрания в Омске, я как бы оказался опять в Феодосии. Точно такая же двухмаршевая лестница, причудливое ограждение в стиле модерн и зеркало между лестничными маршами. Точно такое же зеркало! И в этом зеркале я тогда увидел себя , спешащего на банкет с французами,с фуражкою в руках на манер рыцарского шлема с плюмажами, а теперь себя же -торопящегося на вечер встречи с сёстрами Мариной и Анастасией Цветаевыми.   

Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.


Но на этот раз вместо золота волос обожаемой мной поэтессы, предо мной предстал по -флоберовски вислоусый, моржеподобный французский генерал с золотым шитьём по кругу фуражки-котелка(уродливая пародия на гусарский кивер, рудимент былых времён ) , которую он не снимал в помещении.Обвешанный крестами орденоносец Белого Орла. казалось, был перенесён на ощетинившиеся артиллерией бутылок багратионовы флеши банкета прямо с полей Бородинского сражения. И смотрел не то Наполеном, не то Даву или Мюратом. Его наглые глаза , напористая речь(он великолепно говорил по русски), его барские манеры паладина, разгоняющего взмахом тамплиерского меча сарацинов...Вспомнив, что я намеревался ему вручить благоуханный букет, -я обнаружил, что никаких роз у меня в руках нет одна только фуражка,- и понял, что меня опять морочат зеркала! Хотя я сделал предположение: а не оставил ли я букет на гардеробе, когда сдавал швейцару, припорошенную первым снежком шинель? Но тут же отбросил эту версию...Всё таки они всему причиной-зеркала!
 

Продавившись сквозь амальгамную плёнку,я обнаружил себя в соседнем  помещении с камином  для разговоров с глазу на глаз, называемом переговорной комнатой.
-Нет! -возразил Александр Васильевич, морщась,на заявление  Мориса Жанена о том, что  решением Антанты он назначен руководить союзными армиями- и чехами , и французами, и поляками , и русскими...Кроме американцев и англичан, которые будут двигаться на соединение с Сибирской армией через Архангельск, - Русской армией будут командовать русские! А вы можете командовать  союзниками! Я не возражаю...И давайте примем это как данность!

Этого разговора у камина не  могла слышать  публика, собравшаяся в банкетном зале на втором этаже. Да и видеть то, как в глазах Жанена под густыми бровями пляшут кроваво-охристыми отблесками  каминного пламени алчные огоньки, как бронзовеет смуглое лицо Колчака, твердеют скулы на его готическом лице-никто не мог, даже я. Но и без того было ясно: амирал понимал,  что прагматичные союзники не бескорыстны, что они не только хотят заработать на военных поставках, но и по возможности поживиться сокровищами золотого запаса.Ведь было же уже у французов- и увязшие в снегах смоленщины обозы,  забитые и столовым серебром из русских имений, и золотом выдранным из иконостасов, сбитых прикладами иконных окладов московских церквей!
 
 Переговоры происходили при закрытых дверях, с часовыми у входа.В обстановке строгой секретности.Но каким-то звериным инстинктом ощутив намерения  хищного экзотического зверя, ожидающая начала банкета, рассевшаяся  за длинным, вроде уложенной на земь  триумфальной арки подковообразным  столом публика, встретила входящего в зал Жанена  отчуждённым молчанием.
Правда, какой-то  гражданский(как оказалось потом, эсер) в пенсне, громыхнув было, скребанувшим  по паркету гнутыми ножками отодвигаемым стулом, вскочил , обнажая малиновую обивку и, демонстрируя мятый зад штанов под фалдами дирижёрского фрака,  хлопнул бутылочной пробкой;  роняя с края переполненного шампанским хрустального фужера пену, он порывался произнести подобострастный тост. Вошедший с Жаненом в распахнутые двустворчатые двери Колчак остановил выскочку повелевающим жестом и взял инициативу в свои руки.   
 
 Пенсне  спряталось за частоколом бутылок, кургузый фрак слился с пиджаками и сюртуками прибывших намедни из Уфы в Омск представителей Директории. Среди бород, усов и усищ мог бы выделиться иконостасом крестов и орденских звёзд на парадном кителе  генерал Василий Георгиевич Болдырев.  Его запятыми закрученные кверху усы  можно было видеть на всех собраниях, совещаниях и банкетах. Главнокомандующий всегда аргументированно оппонировал политическим противникам, высказывал разумные контрдоводы и готов был отстаивать свой ход мыслей на поле боя. Этим он и был занят теперь под Пермью , куда накануне срочно отбыл, чтобы руководить боевыми действиями непосредственно на месте. Позже говорили, что на фронт он был отправлен намеренно, дабы не мог воспрепятствовать тайно готовящемуся кадетами перевороту.  Зато среди "директоров" можно было видеть -бороду, усы и по-народовольчески длинные волосы всегда готового парировать любые доводы оппонентов и произносить не менее длинные и плохо причёсанные речи, тайно посвященного позже   в парижскую ложу "Великий Восток Франции"  председателя Временного всероссийского правительства Николая Дмитриевича Авксеньтьева. Рядом с ним расслаблено откинулся на овальную спинку стула  по -  декадентски остробородый  премьер-министр Пётр Васильевич Вологодский. Чуть поодаль от него поджимал под себя ноги больше похожий на Балакирева, чем на творца "Иоланты" эсер-ветеран Николай Васильевич   Чайковский. Борода его соседа была ещё внушительнее -и достигала средних пуговиц жилетки, от перламутра одной из которых тянулась к кармашку платиновая цепочка-и привычка вытягивать за неё часы с крышкой и, открыв их, смотреть на завораживающее движение секундной стрелки была , быть может, единственным делом, которым патриарх либерализма был занят, неизменно присутствуя на заседаниях и застольях. Тускло блистал холодным взглядом и напомаженными волосами с пробором ещё один усач- в этом паноптикуме борцов за справедливость и права народа-кадет Николай Иванович Астров.  Особо ничем не выделялся опиджаченный Владимир Николаевич Зензинов, оставивший потомкам после переезда за границу обширные воспоминания**, но так и не объяснивший толком- что же произошло в Омске в ту ночь и последующие за нею двое-трое суток. Откровенно скучал проголодавшийся уже в ожидании начала пиршества и вполне по граждански выглядел и товарищ Министра внутренних дел, нисколько не походящий на бывших эполетоносцев жандармерии , начальник Омской милиции Евгений Францевич Роговский при котором воров -карманников развелось , как клопов в гостиничном диване, а в эмигрантском изгнании он с успехом директорствовал в русском доме отдыха французского Лазурного  берега и, наслаждаясь средиземнорским солнышком,  совершал ритуалы масонской ложи "Северная звезда". Рядом с ним, пристроившись на стуле на самом углу стола строчил что-то в раскрытый блокнот, прозванный царской полицией Азефом, заместитель Авксентьева и скандальный журналист Андрей Алексеевич Аргунов. 

Словом, не лишённая аллегорического содержания при распределении мест застолья левая часть бесконечного банкетного стола представляла  сливки не чуждой выпадов с террористическими эксцессами "демократической контрреволюции". Справа же блистали золотом погон, мерцали крестами  и медалями и эфесами Георгиевского наградного оружия -военные, совсем недавно при изрядном участии чехов турнувшие из Омска большевичков. Орлом смотрел,словно ласковую девицу уложивший на колени шашку есаул Фёдор Гусельников-из молодых да ранних. Задумался о чём-то седобрадый редактор казачьей газеты "Иртыш"  Георгий Ефомивоч Катанаев, он-боевым штыком карандаш на изготовку- держал между пустых пока тарелок блокнот, чтобы как-только начнётся, вносить пометки. Молодцевато подкручивал усы, словно заводя пружину невидимых часов, прослывший "двойником императора Николая", и оценивающе взирал на происходящее готовый на решительные действия  начальник Омского гарнизона, полковник  Вячеслав  Иванович Волков, у которого остановился на постой вице-адмирал... 
 
 Растекалось пятном по скатерти выплеснувшееся из фужера преждевременное
шампанское. В иллюминаторных стёклах пенсне незадачливого фалдоносца я снова увидел себя  -и все события этого вечера, накатывающей ночи и последующих суток   стали утягиваться шумными  вихрями  сливного бочка  в  две зияющих чёрных дыры. Двое казачков из свиты коменданта добивали из револьверов сброшенного в устланную сорванными погонами берёзовой листвы яму избранного Сибирской областной  Думой министра внутренних дел Алексея Ефремовича Старосёлова,-и он корчился там, огребая блекнущие листья гражданскими штиблетами.  На ещё свежую могилу его я и отнёс по прибытии в Омск те запоздалые белые хризантемы -убиенный был не только ярким думским оратором ,но и писателем, которому прочили будущность Льва Толстого*... 
 
На какое-то мгновение воцарилась тишина.Оркестр на балконе -примолк.Не звякнула ни одна струна, не шевельнулся ни один смычок. Слышно было только, как позвякивал хрусталь медузоподобной люстры, отзывающийся стуку колес отбывающего на  фронт эшелона- в темноту, окопный холод, слякоть шрамами тянущихся по израненной земле траншей. Чуть слышно ещё не остывшие от поминальных звонов гудели колокола  омских соборов, подхватывая пульсации вагонных колёс. И в одном из храмов оживало, как бы колеблемое ветром,  Знамя Ермака.   Витал снежок над сковываемым льдом Иртышом и где-то в придонной глубине тускло восвечивали нержавеющие доспехи Ермака Тимофеевича. А рядом нетленной сияла его казачья сабля. Казалось , Колчак выдерживал паузу, испытывая нашу выдержку.    
- Ну что ж! поблагодарим союзников за из братскую помощь!- произнёс он.
И только после того, как стоя под картиною , изображающей Петра Великого на вздыбленном коне на фоне батальной панорамы Полтавского сражения, Александр Васильевич изложил суть происходящего,  обрисовывая картину объемов помощи в штуках самолетов,бронетранспортёров, пулемётов,пушек, автомобилей и винтовок -   раздались похожие на далёкие винтовочные выстрелы хлопки аплодисментов.      

 
______________

* Историки высказывают много претензий адъютанту Колчака автору мемуаров Князеву по поводу того, что он писал в своих воспоминаниях о не существовавших(документально не подтверждаемых ) событиях,  искажал факты и высказывал абсолютно абсурдные версии происходившего в действительности. Он оказался одним из распространителей версии о том, что покушение с взрывом заряда в печи караульного помещения на территории резиденции Верховного подготовил поэт Юрий Сопов, автор "суицидальных строк", якобы подтверждающих его виновность.