Одна

Лес ли? Лесок. Маленький лесок. Для Милана, конечно, целый лес. Он малыш приблудный лохмач-терьер, еле до колена достает. А для нее – лесок. Гуляешь и все видно насквозь, деревья тонкие, кусты прозрачные. Даже когда пасмурно, и тогда кружевно, и дышать легко – листьями ли, ветром ли, сыростью, туманом. Дома так не подышишь. Тут и вздохнуть громко можно и поплакать, не боясь напугать. Их напугать. Трое у нее, и младшему всего три. Три, семь и десять. Дома некогда ей страдать.

Ну вот куда? Куда он? Зачем? Зачем сейчас-то? Троих же, а сам жить ушел, себя искать. Где? Вот лес тебе – ищи. Ищи!

Вслух она что ли сказала? Милан насторожился – уши лохматые оттопырил, слушает. За кустами недалеко ребята какие-то незнакомые третий день шалаш мастерят. Глаза вытерла. нагнулась за поводком, застонала протяжно. Домой уже пора. Вот сейчас повернет, до березок дойдет, поздоровается, и к дому.

Одна. Этого быть не может. Тихая стоит. А рядом белый обрубок торчит из травы. Вчера же только вдвоем были. Молоденькие, беленькие, стройные – ствол можно ладонью обхватить. Вечером на закате она мимо шла, и они листочками трепетали. Он ей что-то на березьем «шур-шух-шух», а она отвечала и веточками своими с его сплеталась. Как будто любовь настоящая. Подумалось еще: только бы не навредил им кто. Опасно. И вот.

Она кинулась сквозь кусты обратно в лес, к шалашу. Подростки оглянулись, поздоровались. Милан к ноге прижался – охранник. Она без церемоний к делу:

- Вы березу сломали?

- Какую березу?

- Там на поляне две березы стояли молоденькие. Сейчас одна. Кому-то помешали.

Переглянулись, в глазах то ли испуг, то ли удивление.

- Нет, мы деревья не ломаем, только старые или кусты разросшиеся. Чтобы не жалко.

Она слушает, а глазами вокруг шалаша водит – ищет. Воля бы ее – перетряхнула бы шалаш этот. Ну точно ведь они.

- Да не мы. Зачем нам. У нас готово все.

Не поверила. Но искать не стала. Развернулась и, не прощаясь, таща Милана за поводок, через лес кругом домой, чтобы с березой и обрубком ее не встречаться.

На вечернюю прогулку идти не хотела, рану бередить. Но все-таки пошла и сразу к шалашу. У шалаша никого, и внутри пусто. Осмотрелась вокруг и нашла все-таки – в траве поодаль лежит. Стройный, как прежде, но ни веток, ни листьев. Жердью лежит никому ненужной. Выкинули и даже для шалаша не сгодился. А она и не знает. И пусть лучше не знает.