Былинные земли. Побываем в Задорожье. Часть 5

(Продолжение)


ЛУЖКОВСКИЕ ПОКРОВИТЕЛИ

Задорожское игуменовское имение охватывало речные магистрали, вбирая не только берега Дисны, но и притоки, которые вливались с востока – с правой стороны. Главным из них была речка Мнютица (сейчас Мнюта), и церковный ареал протягивался вверх по течению, гранича с частным округом под названием «Лужки». Если иезуитский центр (Игуменово) располагался на Дисне, то лужковский – на Мнютице.

Мнютица – необычная река, более подробно о ней расскажем ниже. А Лужки образовались в ее пересечении с «Большой дорогой», и получилось уникальное селение – «на двух холмах»: при двух путях одновременно. «Большая дорога» вела по суше, а Мнютица – по воде. Конечным пунктом обоих маршрутов был город Дисна на Западной Двине, где они сходились.

Лужки сформировались так, что правый берег занимало местечко, а левый – владельческий центр, который обозначался в парафиальной ведомости за 1775 год как «двор Лужки, 1 д. (один «дым курящийся», - авт.)» Там находилась центральная усадьба – хозяйственный двор «пана Жабы подкомория виленского» на тот час.

За 14 последующих лет произошли изменения, в течение которых подкоморий взошел на трон воеводы, но стал последним на этой должности, как и мстиславец Хоминский. Но, в отличие от того, Теодор Жаба носил титул не номинально, а сохранял полномочия в «урезанном» Полоцком воеводстве.

Что же представляли из себя Лужки более полно?

Там был третий духовный центр Задорожской парафии - «кляштор ксендзов пияров…» Это пиаристы, а точнее, пиары. Монахи этого ордена занимались пастырской деятельностью, конкретнее - обучением и воспитанием детей. Название «пиары» произошло от «scholaе piaе» («благочестивые школы»).

Пиары повторяли опыт монашеского Игуменово, но у них, в отличие от иезуитов, собственной земли в Задорожье не было.

Почитали пиаров магнаты – землевладельцы. Теодор Жаба ежегодно переводил на их счета часть сбережений. Так, по данным за 1789 год, «выплаты ксендзам-пиарам коллегиума (иезуитское закрытое учебное заведение, - авт.) Валексиановского» (так в тексте) составляли 1120 злотых в год. Деньги названы «пожертвованиями».

Поддержка ксендзов была закономерным следствием. Землевладельцы активно подпитывали духовную общину, несмотря на свои прагматические устремления. Таким образом удерживалась власть Речи Посполитой. Нищенствующие ордена были противоположным полюсом - как красный свет на пешеходном переходе, не давали окончательно пасть в алчность, скатиться в пропасть, когда отбрасывались принципы морали, и только нажива руководила помыслами.

Обращение к важной жизненной сфере – воспитанию молодежи, объединяло все слои общества, смотрелось приемлемо, вселяло уверенность в будущее. Пиары, продолжая опыт иезуитов, продвигали образование в массы. Это проявилось в дальнейшем. В 1862 году в Лужках открыли земское училище, в 1866-м - народное, а в 1901-м церковно-приходскую школу. Нельзя не сказать, что лужковское поместье ознаменовалось еще одним наглядным примером. В его состав входила весь Якубёнки, где, по данным краеведов, проживали Гриневские, представитель которых – Александр Грин, стал известным писателем.

Ранее Лужки были наследственным поместьем сапеговского рода. С шестнадцатого века ими распоряжался чашник, воевода полоцкий и виленский, а впоследствии гетман Великого княжества Литовского Казимир Ян Сапега, отмеченный в истории как оппозиционер и сторонник шведского присутствия. Он же в 1699 году отдал имение в заставу за 4000 злотых Иерониму Жабе – подвоеводе полоцкому, старосте кошанскому. А сын того Валерьян, после окончания Северной войны, выкупил Лужки, поставив точку в арендном освоении. По версии варшавских ученых, ему принадлежит приоритет создания коллегиума, который занимал место в выстроенном мурованном костеле Святого Михаила Архангела (1744 год). Пристройка к храму (на снимке) в виде полукруглой каменной башни служила также кельями для монахов.

Отметим любопытное сравнение. Примерно в это же время, в 1720 году, Валерьян купил и Свядское имение на Лукомльской возвышенности, принадлежавшее княжне Соколинской. Причем, купил, несмотря на лежавшие на нем долги.

Его внимание к Свяде и Лужкам не было спонтанным. Он исходил из предначертаний будущего: на горизонте маячили широкие возможности для экономических преобразований. Длительная Северная война заканчивалась, избавляя от тяжкого оруженосного периода. Строились судоверфи и выпускались корабли. А для этого требовались специалисты - образованные люди, а также природное сырье: лес.

Расчет Валерьяна был верным. Пользуясь услугами своих подданных – крестьян (христиан), он не только погасил уплаченную сумму, но и открыл перспективу. Его внук – Теодор, отчитываясь о состоянии имения, показывал в 1789 году прибыль, которая в четыре раза превышала сумму, внесенную дедом за Лужки. Об этом свидетельствует парафиальный отчет за тот год: «По доверенности пана Тадеуша Жабы воеводы полоцкого, кавалера орденов польских, выполненной в актах гродских полоцких, по присяге пана Станислава Свебоды ротмистра ошмянского и комиссара генерального, годовой доход 17276 зл. 20 гр….»

Это один из самых высоких показателей, если брать все двадцать имений Задорожской парафии. «Имение Лужки с фольварками Улино, Горки, Якубёнки, Осцесеричи и слободой Кривцовы Посад под местом Полоцким», - характеризовали составители церковного отчета собственность воеводы. Если сравнивать с 1775-м годом, то нельзя не заметить резкое сокращение жабовского достояния. Тогда он владел 22-мя весями и, как минимум, тремя застенками и фольварком Горки. А всего в его распоряжении было 204 крестьянских (христианских) дыма-дома. Что же произошло?

Думается, королевский ставленник, предвидя крах государства, в преддверии окончательного раздела Речи Посполитой, избавлялся от многочисленных своих земель, продавая их «зубастой» шляхте. Недаром в некоторых «его» поселениях объявились новые имена, о которых расскажем ниже.

Стремительно рос, развивался центральный двор. Там формировалась производственная часть имения, составляя противовес местечку с кляштором – монастырем. Если смотреть карту 1800 года, то отметим, что бывший земский «курящийся дым» превратился во «дворъ Лушки или городецъ».

Как тут не вспомнить, что примерно в то же время вблизи Свяды, на Воловой Горе, где прокопали соединительный канал, тоже образовалось поселение с корнем «город». И тоже – принадлежавшее Жабам. Удивительная последовательность. Но такова была «мода» - то есть, нравы, исходившие из новой обстановки. Городцы, или Городки, повторяли курс, выбранный в петровскую эпоху: город на Неве становился образцом для подражания, а село - придатком урбанистического размаха, олицетворявшего Запад. Плодились уже не землевладельцы, а заводчики и фабриканты, и нарастал отток крестьянских рук в города. А с села возрастал поток сырьевых ресурсов, обогащая горожан. Земельные магнаты стремились удержать подданных, создавая похожие условия на своих территориях – открывались суконные фабрики и добывалась железная руда. Но главным продуктом промышленного освоения становился лес – его сплав по рекам и озерам. Этим объясняется возросший «спрос» на местечки, рост их численности. Достаточно сказать, что центральноевропейское озеро – Лепельское, превратилось в мегаполис уездного масштаба, обретя статус города. А Лужки знаменовались расширением и новым составом населения, где устраивались ежегодные ярмарки.

На примере современных белорусских агрогородков мы видим возврат к схеме обслуживания села. Похоже, великокняжеские «городцы» и «городки» были их предтечей. Повторился прежний опыт, а вместе с ним – внимание к природной, девственной среде. 

Нынешние агрогородки – государственные, и сегодня в Беларуси нет дефицита продуктов питания. А на последней стадии Великого княжества Литовского, при переделе земель – они магнатские, принадлежавшие крупным владельцам и приносившие им баснословные барыши. Вторым источником доходов становились торговые и ремесленнические центры - местечки. Они имели два разряда жилищ. Это пашенные дворы, хозяева которых обрабатывали в окрестностях земельные участки, и пляцовые - которые использовались как подворья. С последних церковная плата не взималась, они относились к роду бездоходных. Именно таких - «пустопорожних» (пляцовых) больше всего наблюдалось в Лужках: 57 (для примера, в Прозороках их насчитывалось только четыре). В Лужках была и третья разновидность жилищ – «халупы пустые и убогие». Что подразумевалось под этим и как они возникли, сказать трудно, но церковнослужители не включали их в свой оборот, с них злотые не взимались. Единственное, на что обращалось внимание – их насчитывалось «больше десятка». Это была область хозяйского «навара». Владельцы местечек регулировали состав, взимая плату в «свой карман». Новые люди поселялись за наличные деньги – чинш. Хозяин мог рассматривать претендентов в зависимости от их способностей, квалификации.

Лужки входили в сферу природного изобилия, где сложилась развитая водная сеть, позволявшая использовать торговый потенциал. И такой же была Свяда. Близость речных магистралей позволяла широко сплавлять товары в дальние страны. И задумываешься, какая из Свяд первоначальная? Та, что на Лукомльской возвышенности (сейчас Слобода) или «Свядо» (весь из восьми дымов) в Задорожской парафии, при одноименном озере?

И тут не обойтись без еще одной аналогии. Эсса продолжилась в виде Ульянки – от слова «улла», большого водного пути, что соединял Западную Двину с Березиной. А в лужковском предместье обнаруживается Улин – ассоциированный топоним, который переводится с сербско и хорватского языков как «улица».

(Продолжение следует).

На снимке (из интернета): вид на "благочестивую школу"; башня-пристройка в составе храма Михаила Архангела, где располагался лужковский центр пиаров.


26.12/23