Обреченный селезень

          Ночью озеро стало, только дальний край плеса темнел небольшими разводами воды, на которых плавали подранки. Я, отталкиваясь шестом, со звонким треском ломал лед алюминиевой лодкой, приближался к полынье, и наблюдал, как утки в панике ныряют, а некоторые взбираются на лед и убегают в камыши. Достигнув воды, выставил чучела и, разбив лед, загнал лодку в оббитый ветрами камыш.
          Над озером стояла тишина, нигде не было видно ни одной птицы. Я с грустью сознавал, что охотничий сезон закончился, и все же с потаенной надеждой вглядывался в хмурое осеннее небо.
          Внезапно за спиной послышался какой-то шорох. Оглянувшись, увидел в камышах крякового селезня. Он дергался, пытаясь двинуться по льду к моей лодке, но его что-то не пускало. Мне показалось, подранок зацепился лапкой за вмерзшие в лед листья камыша, но, приглядевшись, замер от удивления: красавца-селезня удерживал за ногу огненно-рыжий колонок, упершись когтистыми лапками в лед. Вскинув ружье, я выстрелил вверх. Колонок метнулся в гущу зарослей, а селезень, прихрамывая, подбежал к пролому во льду, плюхнулся в воду и  поплыл мимо чучел на другую сторону полыньи.
          Наблюдая за ним, я понимал, что он обречен: улететь не может -   значит, непременно погибнет от голода, холода или от хищных зверей. И, хотя было жаль смышленого селезня, избежавшего грозящей опасности, пришлось по нему все-таки выстрелить. Жалость в этом случае была бы неуместна.
          Подобрав добычу, радости не испытал, подумав: «Может он хотел найти защиту от колонка у меня, а я поступил как хищник?» Противоречивые мысли вызвали в душе чувство сожаления и даже вины. А была ли она?
          Выплыв на берег, рассказал об этом приятелю, посетовав, что зря добыл селезня, пусть бы еще пожил какое-то время, а теперь даже в руки брать не хочется, будто украл его у природы. Приятель задумался и, улыбнувшись, предложил обменять крякового селезня на его чирка.