Богиня Юлия

Мой друг, взявший ник «Кряк Ништяк», называет свою музу Богиней Юлией. Женщина существует в реальности, но годы преклонения окутали ее флером загадочности, превратили в мечту, тульпу. Сейчас уже не важно, с чего все началось. Важно лишь то, что мастер наивного искусства Кряк, страдающий тяжелой болезнью, начинает каждое утро с мыслью о Юлии, спешит зарисовать тонкие, белые, девчоночьи руки, русалочьи глаза, простую прическу. Рисовать тяжело, болезнь забирает последние силы, но на каждой завершенной работе Богиня улыбается так легко и нежно, что ради этого стоит переносить трудности.

Юлия прекрасна весенней свежестью, летней негой, зимним спокойствием, осенней изысканностью. Смотря на готовый рисунок, Кряк представляет, что Богиня наклоняется к нему, кладет маленькие ладони на щеки, осторожно целует в пересохшие, дрожащие губы. Страдания отступают, на время побежденные любовью, красотой отношений неординарного мужчины и вдохновляющей, понимающей женщины. Неважно, что взаимное чувство существуют лишь в воображении. Неважно, что Ништяк никогда по настоящему не прикоснется к Юлии.

Кряк часто разговаривает с Богиней. В Юлии совершенно отсутствует гордыня. Женщина дарит влюбленному художнику блаженную истому, проникающую внутрь, ароматным глинтвейном разливающуюся по телу. Она любит плести венки из лимонно-желтых одуванчиков, расчесывать перед зеркалом длинные, шелковистые волосы, на глазах Ништяка превращаясь в одну из тех русалок, что заманивают в глубокий омут неосторожных путников. Кряк не возражает, что может быть прекраснее перспективы остаться с Богиней навсегда, пусть даже в водной пучине?

Иногда воображение Ништяка разыгрывается до такой степени, что он представляет танец с Юлией. Это может быть жгучее танго, томный вальс, современные импровизации. Художник включает соответствующую музыку, начинается праздник души и тела, Богиня двигается настолько уверенно, естественно, бесстрашно, что хочется полностью довериться ей, превратить маленькую комнату в пьедестал для единственной женщины. Возможно, это безумие, но Кряк упивается возможностью любить и быть любимым.
 
На листах бумаги, разбросанных по столу – Юлия. Плетущая венки. Танцующая. Расчесывающая волосы. Спящая. Грустная. Плачущая. Веселая.

- Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! – обращается Кряк к мечте, повторяя слова Соломона из библейской Песни песней. – Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей! Невеста моя!

Кряк на мгновение зажмуривается, а когда снова открывает глаза, видит Юлию в легком, белом, струящемся платье. Скромно, просто, единственный необычный штрих – широкая алая лента, обхватывающая тонкую талию. От вида хрупкой, пугающе утонченной красоты у влюбленного перехватывает дыхание, желание и нежность изящными пальцами сжимают горло. Рассудок плавится в огне самобичевания, настолько истового, страстного, что Кряку хочется кричать, плакать, срывая голос.
 
Ништяк до небес превозносит Юлию, а себя считает маленьким, недостойным внимания Богини. Юлия никогда не злится, лишь мягко указывает поклоннику на неуместность некоторых фраз, рвущихся из истомленного любовью нутра. Кряк не всегда может себя контролировать, с губ часто срываются беспомощные мольбы, риторические вопросы, многословные рассуждения.
 
- Ты надела это платье для нашей свадьбы, - с восхищением произносит художник, усаживаясь за стол, хватаясь за карандаш. – Как долго я ждал этого события! Птицы будут свидетелями, а лесные звери подготовят брачное ложе. Юля, ты веришь в то, что любовь может быть одновременно чистой? Веришь в слияние двух половинок?
 
Уголки пухлого рта Богини слегка приподнимаются, образуя прелестную улыбку. Юлия вынимает цветок из ярко-желтого венка, кладет на старую книгу в потертой обложке – «Русские народные сказки.»  Кряк любит читать волшебные истории, вспоминая беззаботное, нетронутое болезнью детство.

- Половинки… - задумчиво произносит мечта. – Можно верить или не верить, но наш союз действительно гармоничен. Я всегда рядом, когда тебе плохо. Запечатываю твои страхи в конверты и отправляю Богу, а Он превращает отрицательные эмоции в радость, восторг, наслаждение. Вспомни, сколько дней ты провел, почти не вспоминая о болезни, погрузившись в творчество. Это я помогала. Успокаивала израненную душу, приглаживала вихры беспокойного рассудка. Старалась из последних сил, хотела сделать хорошего человека счастливым. Чистая душа преобразует плотскую любовь в огонь жертвенности, красоту взаимопонимания.

- Да, Юля, да! – восторженно восклицает Кряк. – В мире много зла. Люди рисуют кровь, смерть. Изображают шестиглазых единорогов, рогатых демонов и демониц. А я люблю свет. Буду рисовать тебя. Только тебя, Юля.
 
-  Не побоишься критики, непонимания? – в голосе Богини появляются грустные нотки. Юлия искренне переживает за подопечного, беззащитного перед грубостью, ехидством, жестокостью.

- Меня оскорбляли столько раз, что пора бы появиться стойкому иммунитету, - криво улыбается Ништяк. – Называли рисунки дрянью, наивной подростковой мазней. Говорили, что я зациклен на тебе. Пора бы успокоиться, но что-то внутри по прежнему болезненно реагирую на такие слова. Наверное, потому, что для меня нет ничего важнее творчества, возможности снова и снова изображать любимое лицо, задыхаясь от волнения, смущения, нежности. Женская красота творит чудеса.

- Ты чужой в этом мире, Кряк, - вздыхает Юлия. -  Старайся не поддаваться. Будь рыцарем, верным благородству, чести, мужеству.

- Почитай мне сказки, Юля, - говорит Кряк, слегка касаясь руки Богини. Гладкая, розоватая кожа, длинные пальцы, ногти без лака, изящное запястье… - Возьми книгу. Я с трудом читаю серьезную литературу, но в волшебных историях тоже есть зерно мудрости, помогающее жить, даже если обстоятельства против тебя. Не знаю, что будет завтра. Возможно, окажусь в больнице, в тесной палате с отвратительным запахом. Возможно, пробуду в клетке месяц, два, три. Плевать. Мне все равно, Юля!
 
Богиня согласно кивает, подавив очередной вздох. Берет со стола книгу в потертой обложке, открывает наугад. Взгляд останавливается на названии красивой сказки, прошедшей испытание временем, озарившей ярким светом детство множества людей. «Иван-Царевич и Серый волк.» Кряк удобно располагается в кресле, опускает воспаленные, тяжелые веки. Художника охватывает предвкушение торжественного ритуала, так и не ставшего привычным за долгие годы. Юлия читает поклоннику сказки каждый вечер, певучий голос погружает в странное блаженство. Эти ощущения невозможно ничем заменить.

- Жил-был царь Берендей, у него было три сына, младшего звали Иваном. И был у царя сад великолепный; росла в том саду яблоня с золотыми яблоками.
Стал кто-то царский сад посещать, золотые яблоки воровать. Царю жалко стало свой сад. Посылает он туда караулы. Никакие караулы не могут уследить похитителя.

- Ты – золотое яблоко, Юлия, -с закрытыми глазами бормочет влюбленный – Но тебя никто не украдет, ты просто не пойдешь за наглым любителем чужого. Всегда будешь верна, Богиня. Золотые яблоки манят многих, люди с удовольствием залезают в сады, не принадлежащие им. Красота убивает развратных, но воскрешает чистых.

Юлия слушает Кряка, причудливо изогнутая бровь слегка подергивается. Богиня полностью согласна с мужчиной, но говорить об этом не стоит. На окне колышутся желтые занавески, осенняя прохлада проникает в скромную комнату – убежище непонятого художника, особый мир творческого человека.
 
- Половина ночи прошла, ему и чудится: в саду свет. Светлее и светлее. Весь сад осветило. Он видит — на яблоню села Жар-птица и клюет золотые яблоки, - медленно, осторожно читает Юлия. Пушистые волосы рассыпаны по плечам, несколько прядей упали на лицо, придав облику женщины еще больше привлекательности. За Кряком надо следить, нельзя позволять зачахнуть от тоски, погубившей множество талантливых людей. Блок, Есенин, Цветаева, Ван Гог… Юлия искренне жалеет тех, кто сломался. Кряк должен выдержать!

- Ты лучше Жар-птицы, Юля, - говорит Ништяк. – Прекрасная Елена, Премудрая Василиса, соединившая в себе несочетаемое. Блок писал стихи о Прекрасной Даме, но не смог пройти испытание греховными соблазнами. Он рухнул в грязь с огромной высоты, запачкал, сломал ангельские крылья. Цветаева всю жизнь мечтала о невероятной любви, но в реальности вела себя грубо и жестоко, раня чувства близких людей. Не хочу повторять ошибки художников и поэтов. Пусть мое творчество наивно. Лучше скромные рисунки, чем духовная гибель.
 
- Добегают они до царя Далмата. У него в крепости в саду гуляет Елена Прекрасная… - читает Юлия.
 
- Это ты, - Кряк улыбается, открывая глаза. День плавно перетекает в вечер – вязкий, сладкий, словно кисель. Сказка обволакивает душу и тело мужчины, он не слышит перебранку соседей за стеной, визгливый лай собачонки на улице, жужжание огромной мухи, кружащейся над столом. Все неважно, кроме Юлии и читаемой истории. Время для Ништяка остановилось.

- . А Иван-царевич женился на Елене Прекрасной, и стали они жить-поживать да горя не знать, - заканчивает Богиня.

- Наша история, - Кряк хлопает в ладоши, неожиданно развеселившись. Горы лекарств на столе, обычно дико угнетающие, сейчас кажутся совершенно ненужными. Мужчина чувствует себя полностью здоровым, бурлящая внутри энергия заставляет вскочить с кресла, пуститься в пляс. Сумасшествие?  Нет, огромное, лучезарное, не подвластное обстоятельствам счастье!

- Спасибо, Богиня Юлия!