Моё Дальневосточное сине-океанское детство

Наконец объявили посадку на самолёт. Впереди последняя часть нашего большого перелёта. Немножко страшновато и неприятно катить на смешном открытом автобусике по полю к трапу. После сверкающего огнями такого современного стеклянного здания аэровокзала, полного интересных киосков с дивными безделушками, с рядами красивых кресел, с гулкостью эха под высоченным потолком, мне было неуютно и тягостно оказаться в мокрой темноте поля. Поднявшись по трапу самолёта, мы прошли в салон и уселись на свои места… Моторы взревели почти до невыносимости. Самолёт рванулся вперёд! Понесли-и-ись!
Меня вжало в спинку кресла. И вдруг в животе возникла странная неуверенная лёгкость – а это мы оторвались от земли. Заложило уши – это самолёт набирал высоту. Фу-ух, полёт выровнялся. Мы стали на трассу. Вот какая девочка усидит так долго на одном месте? Точно не я, и уже брожу по проходу между рядов, как будто по делу…  Свет в салоне притушен, некоторые устраиваются поспать.
Ай! меня кидает на пол! Шлёпнувшись на попу, я гляжу на взрослых вокруг. Как они разом позеленели, какой испуг отражается на их лицах! И губы у всех округлились буквой «о». А самолёт то круто взмывает вверх, то с гребня обрушивается вниз, так, что желудок чуть не выпрыгивает изо рта.
У-ух! А-а-ах!
Свет вспыхнул ярче, а в проёме салона утвердилась стюардесса:
- Самолёт вошёл в зону повышенной турбулентности, просьба всем занять свои места.
Ага, всем. Значит и мне.
Еле добираюсь до кресла. Странно примолкнувшая мама дрожащими руками пристёгивает меня ремнём. Я пытаюсь рассказать ей важное, но она меня не слышит. Отчего-то рёв моторов усилился. Говорить трудно. А мне так надо ей сказать…
Смотрю вокруг – кто откинулся с потерянным видом, кто уткнул лицо в коричневый бумажный пакетик. Стопка таких есть в сетчатом карманчике сидения впереди меня. Вытаскиваю один, рассматриваю, ничего интересного. Стюардесса ходит по салону, её швыряет взбесившийся самолёт, но она держится: забирает полные пакетики, подаёт намоченные водой салфетки. Мама крепко держит меня за руку. Я улучаю момент и кричу ей:
- Мама, не бойся! Я же тут с тобой - ничего плохого случиться просто не может! Ты пойми, всё будет в порядке, потому, что я обязательно должна вырасти и стать большой! Ну как ты не понимаешь? Это закон природы!
Мама улыбается через силу, но тут самолёт летит вниз, вниз! Кажется, ещё секунда – и он шмякнется с небес на землю.
Но машина удерживается на последней грани и опять упрямо и ровно гудят моторы… Нас болтает уже около часа, я слышу стоны и верчу головой, стараясь улыбкой внушить испуганным взрослым мою непоколебимую уверенность – скоро всё окончится и мы полетим прямо и приятно!
Ещё немного…
Внезапно болтанка прекращается, люди не верят себе, крутят головами, а на лицах расцвела неуверенная надежда.
Я торжествую! Говорила же!
Наша стюардесса появляется в проходе, у неё в руках красный пластмассовый поднос, она балансирует на нём белые стаканчики с напитками.
- Вам воду или «Буратино»?
Что за вопрос? Конечно «Буратино»! Мама берёт два стаканчика. Я смакую сладкую шипучую жидкость. Она кусает за язык и радует сердце.
Скоро свет в салоне опять тускнеет. Я засыпаю.

Мы садимся во Владивостоке. Утренний холодок, ноги заплетаются спросонья, голова отказывается что-либо понимать. Спотыкаясь, тянусь за мамой. А мама лихорадочно засовывает что-то в большой бумажный пакет. Что это?
- Смотри, тут и саечки продаются! И крендели!
Кажется, мама вознамерилась скупить весь хлебный киоск в здании аэропорта, но тут за сверкающими поручнями я вижу дедулю и тяну маму за руку, показывая на дедулю. А он машет рукой и кричит маме.
… Мы в автобусе. Дорога крутит вокруг удивительных гор, поросших лесом, дедуля говорит, что это сопки. Я вижу белого каменного оленя, он промелькнул справа, приветливо кивнув мне рогатой головой:
- Молодец, что долетела!
Вроде бы и деревья тут те, что в Свердловске, но воздух пахнет иначе. Въезжаем в город. Пересаживаемся на трамвай, ещё немного – вот и приехали!
Большой серый дом раскинул два крыла на перекрёстке, почти в самом центре Владивостока. Как всё же странно пахнет!
- Это океан, - говорит мне дедуля.
А вокруг дома высажены красивые клумбы с маленькими красными и жёлтыми георгинчиками, толстая тётя поливает их из шланга. Так чисто и празднично вокруг!
- Это наша дворничиха, - говорит деда.
Какая огромная квартира теперь у дедули и бабули! Как нам рады! Я очень устала, меня кладут спасть на бабулину кровать, я утопаю в знакомом море пуховой перины. Сквозь сон слышу:
- Почему комнат много? Кухня оказалась такая большая, что мы из неё спальню сделали. А из подсобки – кухню, она же тоже большая и с окном! Даже ванную выкроили!
Назавтра мама улетает. Ей дали три дня. Больше нельзя. Мама расстраивается, что накупила столько булок, они теперь зачерствеют. Но как было не купить после уральской бесхлебицы?
Началась моя Дальневосточная жизнь!
Дедуля и бабуля ведут меня на набережную. Она недалеко, да тут океан везде, куда ни пойди: хочешь – вправо к строящемуся Морскому вокзалу, или влево – к потрясающим моё воображение прогулочным набережным! Они многоярусные, везде асфальтовые дорожки: можно степенно ходить по верхней, можно спуститься на ярус ниже или вообще к самому океану, и смотреть оттуда, как на рейде, вытянувшись в ниточку, стоят огромные военные суда. Океан неласков, он ворчит и сердится, фыркает брызгами и шипит пеной. Ветер рвёт кофточку с плеч, я держу шапочку за ленточки.
- Будет шторм, - говорит бабуля. Она знает, она тут родилась и выросла, тут живут все её многочисленные сёстры и братья. Тут живёт мама бабули, вот что самое удивительное! Только подумать – мама моей бабули! Моя прабабушка. И меня поведут представлять ей.
А ветер и вправду всё сильнее, брызги такие, что на средней набережной, пожалуй, уже и не погуляешь.
А назавтра…
- Пойдём, поглядишь шторм!
Так зовёт меня бабуля. Мне интересно познакомиться с девочками во дворе, но я послушно иду с ней. На верхней набережной налило большие лужи. Туда всю ночь захлёстывали волны. И сейчас мы не подходим к перилам – обдаст солёным дождём! Сверху видно, как океан сводит в судорогах, волны закручиваются и бьются меж собой как серо-жёлтые медведи. У берега они полны песка и мути, воздух пахнет йодом, небо серое и клочковатое, а как холодно! Один огромный вал дошёл до набережной и окатил нас, стоящих на самом верху. Скорее домой! Убегаем, смеясь.

Меня приодели, завязали банты – мы торжественно идём представлять меня всей родне. Ехать неблизко, на Первую Речку. Там фамильный дом бабушкиной мамы. Прабабушка Катя оказалась невысокой энергичной старушкой. На ней коричневая юбка с букетами и старинный жакет, на голове повязан беленький платок. Она вся в морщинках и улыбается нам.
- Это Веттина дочка.
Я знакомлюсь с бабулиными сёстрами, но зову их тётями. Их много, я путаюсь в именах, они смеются. В доме есть и дети, только они старше меня. Красивый высокий мальчик в соседней комнате лепит из пластилина солдатиков. Он не хочет играть со мной, я ему не интересна, но мне дозволено смотреть, как он украшает головы офицеров разноцветными блестящими «брильянтами». «Драгоценностей» у него целая баночка. Я зачарованно смотрю на это сокровище, затем, улучив момент, тихонько беру себе один «камушек». Мальчик не видит, он увлечён игрой. Бабуля уже наговорилась с роднёй, мы собираемся домой. Опять трамвай, долгий переход пешком вниз по горе – и мы дома. Вечером я показываю «драгоценный камень» тёточке, она пришла с работы и расспрашивает меня, как прошёл наш визит вежливости.
- А он тебе подарил эту стекляшку?
- Нет…
- Ты что, взяла без спроса? Украла?
Я замираю в ошеломлении…украла…
- Нет! Я просто взяла! Мне очень захотелось, такая красота!
- Нет. Ты украла. Ты взяла без разрешения. Я больше не хочу с тобой разговаривать.
Я в ужасе, мне виделось всё иначе, я же просто взяла, такой красивый…Но безжалостная правда вдруг открывается мне, швыряя в пучины ужаса – я действительно преступница…
- Тёточка, меня теперь в тюрьму посадят?
Я уже реву, не сдерживаясь, отчаяние захлёстывает меня, как океанская волна в давешний шторм. Жизнь черна и беспросветна, я – воровка!
- Давай так, завтра ты пойдёшь назад на Первую речку и всё расскажешь троюродному братцу и отдашь ему, что взяла. Тогда, если он простит, прощу и я.
Наутро меня, бледную и страдающую от раскаяния, снова везут в дом прабабушки. Мне стыдно и страшно, но пути назад нет – прощение моей тёточки для меня дороже всего. Старая прабабушка Катя усмехается и зовёт своего правнука:
- Игорёк, поди, поди, тебе хотят сказать…
Сбиваясь, с горячими слезами чистосердечного раскаяния, я отдаю «камень» - стекляшку на самом деле – и прошу прощения… Игорёк ничего не понимает: ну, взяла какой-то пустяк, ну, поиграла, ну вот – вернула, о чём тут рыдать? Он роняет свысока, что, мол, стоило из-за ерунды переживать, и убегает на веранду по своим мальчишечьим неотложным делам. А у меня сваливается с сердца даже не камень, а целая сопка – никто на меня не злится и все довольны! Прабабушка угощает меня чаем и печеньем.

Мы едем с дедулей на его работу. Он самый главный на стадионе. Он – сторож! Он смотрит за порядком, и все его слушаются. Ради разнообразия сегодня тёплый и солнечный денёк. Мы гуляем по дорожкам, рассматриваем статуи бегунов, прыгунов, гимнасток, а вдоль тропинок растут высокие кусты. На них жёлтые и красные ягоды. Они растут по две и такие сочные, вот просто светятся желтым или красным соком, так и просятся в рот…Трудно удержаться. Я уже тяну руку, чтобы нарвать себе и съесть, ведь они должны быть сладкие, но дедуля в испуге кричит! Я пугаюсь, что такое?
- Не тронь! Это волчьи ягоды! Они ядовитые! Умрёшь!
Вон оно как… а такие красивые, как из драгоценного камня выточены, так и переливаются на солнце, дразнят, манят, обещают, а сами – ядовитые…

На крутых подъёмах центральной улицы Владивостока стоят киоски. В них продают разные лакомства. В том числе – и орехи! Да ещё такие удивительные: изогнутые и длинненькие. Дедуля иногда мне покупает по сто граммов. Я обгрызаю их медленно, растягивая удовольствие… В Свердловске таких нет, я удивляюсь чудесам Владивостока – богатого города-порта. Города, где на улицах рыбницы продают на больших весах живую океанскую рыбу на вес. А отвешивая в пакет, непременно отсыплют вместе с рыбой и креветок – те затесались в сеть при улове. Для меня праздник, когда бабуля покупает рыбу, ведь я обожаю креветок! Бабуля даже просит продавщицу:
- Наберите мне креветок для девочки, пожалуйста.
И добрая рыбница набирает с десяток, просто так. Без денег!

А по улицам города ходят красивые дамы. Они жёны моряков, так говорит моя бабуля, им на работу ходить не надо. Их дело – ждать мужей из похода. Когда приходит время - они наряжаются и идут на пирс, встречать корабли. А пока ждут – гуляют по городу и покупают себе мороженое… В нашем доме живёт такая дама, жена капитана дальнего плавания. Её квартира значительно больше нашей и вся заставлена морскими сокровищами и красивыми безделушками. Деток у неё нет, нет и всё тут, поэтому она сразу и искренне привязалась ко мне, часто зовёт в гости и угощает чем-нибудь необычным. Она любит достать свои шкатулочки и раскладывать украшения передо мной на диване. Я восхищаюсь ими и осторожно трогаю пальчиками её серёжки, бусики, брошки. Взглядом спрашиваю – можно? Конечно можно! Мой неподдельный восторг льстит соседке. Видимо, ей хочется выхвалиться, а перед кем? Вот перед кем ей открыть сокровищницу Алладина, чтобы потом не вышло беды? Я-то уже получила прививку от наивного воровства, и мне в голову даже не приходит утаить в кулачке какую-нибудь теперь уже настоящую драгоценность. Соседке нравится меня украшать. Она надевает мне клипсы, огружает шею массой бус, надевает колечки с камнями на мои большие пальцы, там они ещё держатся. Она удовлетворённо щебечет и отводит меня к зеркалу – там я с восторгом вижу настоящую Хозяйку Медной горы! Не может быть, чтобы это была я! Эту игру мы обе обожаем.
Соседка подарила мне клипсы, но моя голова так устроена, что через десять минут боль ножом режет уши, а голову ломит…видно, не про меня эти украшения. Я вспоминаю, что в сказке никто другой и не мог носить подарки от Хозяйки Медной горы, кроме как её избранница. Что же, я не она. Ну и ладно. Зато соседка подарила мне настоящую огромную клешню краба! Она внутри пустая, и моя добрая фея нагрузила эту оригинальную шкатулку бижутерией – бусами! Вот их я могу носить, сколько хочется. Я привязываю к жиденькой косичке вафельное полотенце и играю, что это моя «коса до пояса», высоко подняв подбородок, величаво выступаю по дому, звякая украшениями. Но я очень обижаюсь на смех, поэтому все сохраняют похоронный и торжественный вид, величая меня «красавицей».
Бабуле не нравится моя дружба с соседкой, она боится, что такая жаркая любовь ко мне может меня «сглазить». Она перестала меня пускать в гости… Даже вернула назад бусы. Я расстроена.
Но тут же нахожу утешение в новых знакомствах. Дети во дворе очень воспитанны и добры. Они так не похожи на тех, кто гуляет во дворе нашего свердловского барака. Те дразнятся, щиплют и ставят подножки, а эти любят слушать мои сказки и играют в те игры, что я предлагаю. А предлагаю я играть в театр. Мы с налёта сыграли кучу сказок и историй, теперь им во дворе без меня скучно.

А у нас в доме беда.
Моя тёточка зачем-то собралась замуж! Я со слезами доказываю ей, что она совершает страшную глупость! Что она пропадёт… Она смеётся и не верит. Её жених приходит каждый вечер. Он пробует подкупить меня, приносит коробки дорогущих шоколадных конфет, я их не беру, конфет не ем. Он садится на диван рядом с закрасневшейся, сконфуженной тёточкой – я бесцеремонно вклиниваясь между ними. Отбрасываю его руки, которые он тянет к ней. Жених исподтишка больно щиплет меня, а я терплю и не оставляю своего сторожевого поста.
- Зачем он тебе? Он старый и злой!
- Не говори глупостей, он на пять только лет меня старше и добрый – посмотри, сколько подарков он тебе приносит!
- Не нужны мне его подарки! Пусть он не приходит к нам!

Дело дошло до скандала. Но свадьбе быть.

В решающий день меня спроваживают «к Свахе», маме жениха. Ради этого она даже готова не присутствовать на гулянке. Днём, втайне от меня, молодые сходили в ЗАГС, потом меня отвезли на ночёвку в тот дом. Обвели вокруг пальца, сказали, погляди, мол, как там интересно, там такие игрушки, заграничные, никогда в жизни больше такие не увидишь. Я и поверила.

«Сваха» была маленькая и забитая армяночка. Ей я нравилась, она доставала мне из резного шкафа и с бесчисленных полок всякие игрушки из дальних стран: и грубые африканские, и тонкие японские, и стеклянные цветы, и фарфоровые статуэтки…  Зачарованная, я еле касалась их, не смела даже играть, просто поглаживала. Передо мной раскрывались музыкальные шкатулки и пели необычные мелодии, в них крутились балерины, или под стеклом медленно проворачивались шипастые валы. Мы сидели в полутёмной столовой за антикварным столом, смотрели и слушали.

В доме царила старинная мебель, вся резная и чёрная. Я подошла к фортепиано, это был тот самый «первый раз», когда я не только видела, но и могла трогать клавиши. Как мягко и таинственно они позвали меня куда-то… Я тихонько пробовала их звук и наслаждалась душевной беседой с этим блестящим и добрым существом, улыбающимся мне всем широко открытым ртом…

Внезапно «Сваха» отдёрнула меня прочь. Я растерялась, а она быстро опустила крышку и почти бросила меня в кресло.
- Сиди здесь! Тихо!
Обалдевшая от такой перемены, я вытаращила на неё глаза. И только тут увидела, что она …боится! Она просто в ужасе! Что случилось?

А в комнату уже входил невысокий и очень суровый капитан в форме. Он был очень важный и из-под нависших седых бровей, презрительно смотрел на нас притихших под его взглядом – что мы тут натворили?
Я поёжилась, а вдруг он сейчас заклюёт нас своим огромным ястребиным клювом…носом это назвать никак не получалось.
- Это вот, к нам, ночевать будет, тебя сидим, ждём, - так лепетала «Сваха», непроизвольно ломая руки. Капитан, не глядя более на меня, пробурчав что-то вроде:
- Твои причуды, ты и разбирайся, - прошёл было дальше. Но тут глаз его зацепился за что-то, он дёрнул ртом и нахмурился:
- Это что такое? Почему непорядок?
«Сваха» подскочила и стала с отчаянием говорить, что мол, девочке было скучно, вот, достала и показала игрушки…
- Мои игрушки? Мою коллекцию?
Капитан рассвирепел. Он не стал кричать, он прошипел на незнакомом языке несколько слов, и тут же на глаза «Сваха» навернулись слёзы… Ну уж этого я вынести не могла. Я вскочила и стала бесстрашно отчитывать грубого капитана, зачем он обижает бедную «Сваху»! Что плохого, мы просто посмотрели! Мы же не сломали, не разбили, чего ругаться?
«Сваха» быстро обхватила меня за плечи и вытолкала в маленькую спальню. Принесла туда стакан молока и печенье. Чтобы я не боялась, она решила тоже спать в этой комнате. – А может быть, - подумала я, - она просто ищет защиты у храброй девочки и боится спать одна без меня?

Утром меня отвезли домой… Там было неубрано, грязные тарелки на кухне, какие-то столы, и не было моей тёточки.
- Она вышла замуж и молодые уехали в Магадан на месяц или две. Так огорошила меня усталая бабуля.
Что это такое, Магадан? Тёточка моя, где ты? Возвращайся скорее, я волнуюсь, очень волнуюсь, я видела «Свата», он очень плохой человек…