Я буду ждать на темной стороне. Книга 4. Глава 38

Чудом уцелевшая от бесконечных обстрелов закусочная давно превратилась в местную достопримечательность. Это было место, где можно было спокойно посидеть часок-другой и что-нибудь перекусить в условиях царившей вокруг разрухи.

В ближайшие магазины только начали завозить товар и не везде был налажен этот процесс. Где затаривались владельцы забегаловки, для многих оставалось загадкой. Неудивительно, что данное заведение облюбовала местная знать, не просто отмечая здесь праздники, но и обсуждая порой стратегические военные планы.

Особенно любил здесь проводить свое время «Неопалимый» со своими подчиненными, не боясь оказаться застреленным каким-то шпионом, либо очутиться под завалами в результате работы заложенного накануне между стенами взрывного устройства.

Очень скоро им снова выходить на позиции. Чем не повод отметить окончание так называемого отпуска, который по ощущениям окружающих и так выглядел чересчур затянувшимся. Возможно через пару дней кого-то из них уже не будет в живых. А это значило, что оставшиеся последние деньки свободы следовало отметить как полагается, чтобы было потом о чем вспомнить.

Усевшись за самый дальний столик, чтобы поменьше привлекать к себе внимание, «Неопалимый» подозвал к себе официанта и сделав заказ для всей своей скромной компании, состоявшей из самых приближенных к нему людей, опять вернулся к секретным переговорам, как только парень убрался прочь, предложив им в качестве меню самое дорогое, что здесь было.

Ни куропаток, ни устриц, ни трюфелей с каштанами он, конечно, предложить им не мог, но вполне годных для употребления блюд как для типичного провинциального заведения здесь хватало.

Самого хозяина закусочной нигде не было видно: кто-то утверждал, что он сидел в тюрьме, друге были уверены, что его попросту комиссовали. Всем заправляла его жена. Ещё та дама «бальзаковского возраста» с внушительными формами.

Она и управляла семейным бизнесом вместо своего супруга, одеваясь в длинные полупрозрачные платья для привлечения посетителей в заведение, что, однако, не каждому приходилось по вкусу.

«Неопалимый» оказался также в числе тех, у кого её затея тоже не находила должного отклика. Временами же его от неё просто воротило. Снедаемый мрачными предчувствиями, не оставлявших его в покое с момента получения свыше приказа выезжать на позиции, он с трудом выбрал себе блюда из предложенного меню, не уверенный, что их приготовят как следует, а тут такое «зрелище». Зато у его коллег с этой бабой сложились вполне дружеские отношения, если окружающей враждебная обстановка вообще способствовала наведению мостов между двумя горевшими в огне мирами.

И пусть из всей этой шайки-лейки наиболее презентабельной внешностью обладал именно «Неопалимый», по части флирта он был полным нолем, предпочитая добиваться того, что было ему нужно, напрямую, без пространных намеков и игр. В искусстве флирта он был неповоротлив как слон в посудной лавке, зато если дело доходило до резни и хладнокровной расправы над врагами, здесь ему не было равных.

Этот человек принадлежал к числу тех, кому проще было кого-то убить, нежели проявить свою любовь, умудрившись каким-то образом обзавестись среди вереницы сумбурных дней двумя женами, от которых у него было пятеро дочерей. Две от бывшей, и три — от нынешней. Причем самой младшей его дочери едва исполнилось два года. Так что дома у него был свой собственный сериал «Папины дочки», коих он променял на условных «сыночков» уже здесь, на линии фронта, забив, в конце концов, на желание получить настоящего сына. И чувствуя, что здесь все скоро изменится, накануне он созвонился со своими женами, (сначала набрал номер бывшей, потом взялся за нынешнюю), словно прощаясь с ними.

 
Занявшись каждый своей порцией после того как были выполнены заказы, какое-то время компания хранила молчание, наслаждаясь атмосферой непрезентабельного заведения.

— Ещё один такой провал, — вдруг глухо отозвался «Неопалимый», напоминая своим компаньонам о сильно изменившейся линии фронта, — и у меня разовьется комплекс неполноценности.

— Что, поделаешь?! Враги — они как девушки, — равнодушно молвил его помощник, военный хирург, только сейчас рискнув обсудить тему недавнего небольшого отступления, в результате которого они потеряли немало техники. — Их тоже не понимаешь и принимаешь такими, какими они есть. Но если честно, мне сложно сказать, как все сложится в дальнейшем, потому что я не прорицатель и большую часть времени провожу в своем флигеле. Ничего не знаю, никого не вижу. Только временами... Слышу.

Циничный и злоязычный, он отправился на фронт спасать жизни раненых бойцов и поддерживать силы пленных, а на деле лечил их как попало, сильно экономя на средствах, в результате чего самых пропащих его пациентов приходилось достреливать как ненужный мусор с последующей утилизацией. Шансы на их выживание были мизерными.   

— «Поживём — увидим, — отрезал «Неопалимый», цитируя слова какого-то выдающегося человека. — Доживём — узнаем. Выживем — учтём».

Однако сам он не был так уверен в способности своих бойцов захватить данный населенный пункт, являющимся ключом к югу, но внешне демонстрируя перед ними другие качества. Для проведения подобного штурма ему надо было родиться Цезарем или Ганнибалом. В противном случае проведение наступление, не считаясь ни с потерями, ни с количеством недостающей техники, выглядело большой глупостью. Лишний раз рисковать не хотелось, но сидеть на месте и бездействовать было тоже невыносимо.

Конечно, по духу своему до Ганнибала ему было далековато, но взять несколько неплохих по размерам территории он все же мог. А пока что, за неимением подмоги и более благоприятных перспектив они были вынуждены стоять на месте, делая все возможное, чтобы не обрушилась линия фронта.

Особенно сложно было возобновить продвижение теперь, когда сержантский корпус был стерт по ноль, а резервов у них практически не оставалось. Те же, кто попадал к ним по сокращенной программе обучения, довольно скоро становились инвалидами, либо умирали. Но если бы вся загвоздка заключалась только в этом.

Совсем недавно в данной местности появился какой-то снайпер. И за то время, что пытались они его отследить и поймать, тот успел снять четырех человек. Из-за чего некоторые его бойцы, включая его самого, старались лишний раз не покидать помещений и держаться подальше от окон, где была слишком высока вероятность нарваться на пулю.

А совсем недавно они получили письмо от лидера группировку, которую в прошлый раз они загнали в гроб за считанные минуты, не оставив даже шанса на спасения тяжелораненым. И ознакомившись с ним лишь ближе к полуночи, «Неопалимый» только посмеялся над его требованиями, уверенный, что повторно сюда никто не придет.

А если и придет, то его самого здесь уже не будет. Он даже отказался писать им встречный ответ, рассчитывая, что время расставит все по своим местам, и ему нечего лишний раз упражняться в иронических слововывертах. Вот что было в том письме: 

«Вы там совсем шизанулись, зажравшиеся твари? Наши прошлые угрозы, смотрю, не произвели на вас особого впечатления, так что пеняйте теперь на себя. В скором времени мы придет к вам повторно и выгоним вас из этого штаба, предварительно насадив ваши головы на пики у Главных ворот. Словом, сделаем все возможное, чтобы от вас не осталось даже мокрого места. Так что готовьтесь. А лучше сушите калачи"

— Слышал, у нас ведется разработка новой крылатой ракеты с неограниченной дальностью полета, — отозвался вдруг один из его напарников. — Может подойти к противнику через месяц с любой дальности.

— ... И заразить радиацией весь путь следования, — скептически хмыкнул «Неопалимый», пресекая на корню ажиотаж своих подчиненных вокруг новых образцов вооружения, до сих пор не прошедших тестирования.

— Тогда было бы неплохо сводить с орбиты крупные метеориты и направлять их на города, которые надо захватить, — с энтузиазмом отозвался ещё один боец. — Экономии масса, плюс на месте бывшего города будут залежи чистейшего металла.

Внимательно его выслушав, «Неопалимый», однако, не нашел эту идее подходящей, и потянувшись за рюмкой с коньяком, снова погрузился в невеселые думы, краем уха прислушиваясь к обмену мнениями между его помощниками. И стоило кому-то из них заговорить про радиацию, как все дружно бросились обсуждать эту тему, вспоминая как держали оборону в районе АЭС.

— Да, прогулка по ядерному реактору выдалась прикольной, — улыбаясь, отозвался какой-то боец. — До сих пор есть что вспомнить.

— Главное, что волосы остались на месте, — подытожил его напарник. А ведь кому-то повезло меньше, чем им. 

— Не много, но хоть что-то, — кивнул «Неопалимый», возвращая рюмку на место и касаясь ладонью своей макушки. — А вы думаете, зачем я тогда налысо побрился?!

Сейчас его шевелюра начала понемногу отрастать, но ранее он имел совсем другой вид. Тогда как некоторые люди из его подразделения и вовсе стали жертвами лучевой болезни, прожив совсем немало после посещения отсеков АЭС. И кто знает как подобный поход отразится на них через десяток лет и где будет они сами?! Подобные воспоминания заставили их заново воспрянуть духом и выпить в честь погибших.

Пока «Неопалимый» собирался с мыслями, чтобы подытожить итог их беседы, произнести тост, а потом оставить чаевые за обед, в конце улицы появился какой-то юродивый, чье поведение оставляло желать лучшего. Непонятно было, откуда он взялся такой, но для окружающих это уже не имело никакого значения. Сбежав из психушки, оборзевший от своей безнаказанности представитель местной босоты загорелся желанием показать свой протест против нынешней власти. И вместо того, чтобы сделать это законным способом, расстегнув на своих брюках ширинку, он принялся ходить туда-сюда, тряся своим «хоботком» и поливая, таким образом, тротуары, будто для него это было нормой жизни.

Неудивительно, что ненадолго отвлекшись от выпивки, чтобы перевести дух, после увиденного на улице у «Неопалимого» моментально испортился аппетит. Между тем, он уже знал, как устранит эту ошибку природы. Недолго думая, он выхватил из кармана заряженный глок, и, наплевав на уговоры коллег не учинять самосуд над этим дурачком, прицелился и выстрелил в него в упор. Из-под крыши выпорхнули голуби и с перепугу взвились в небо.

Пуля сразила молодчика наповал, попав ему прямо в грудную клетку. Бойцы растерянно переглянулись между собой. Сегодня их командир отработал на славу, поразив живую цель с такого расстояния, либо ему просто повезло. Чего нельзя было сказать о погибшем, чьи действия оскорбляли их чувство собственного достоинства.

Упав замертво на тротуар, раненый не выдал ни слова, также не предприняв за это время ни единой попытки встать с места; спустя пару секунд вокруг него уже расползлась лужа крови, которую, разумеется, никто не спешил отмывать. Все произошло так, как должно было произойти. И разбираться с этим делом никто не будет.

— Так тебе и надо, — процедил «Неопалимый», пряча глок в карман своей форменной куртки. — Будешь знать в следующий раз, где... — разойдясь не на шутку, он хотел было сказать вслух ругательное слово, но в этот момент к ним подошла хозяйка бара, притащив им блюдо за счет заведения. Таковой была её компенсация за только что пережитое ими.   

— Уберите! — приказал он своим подчиненным, кивая в сторону лежавшего на тротуаре «эксгибициониста».

Решив, что этот тип обращается к ней, развернувшись, хозяйка бара схватила блюдо, собираясь снова вернуться за стойку, когда «Неопалимый» сделал ей знак оставить им еду, а самой убираться прочь и помалкивать об инциденте. Оставив блюдо на столе, женщина моментально ушла к себе, где спрятавшись в своей каморке, откуда хорошо было видно, что происходило в банкетном зале, принялась следить за вояками, думая-гадая, куда они денут подстреленного типа.

— И что нам с ним делать? — спросил у «Неопалимого» один из его помощников, с равнодушием покосившись на тротуар улицы, где лежало тело убитого торчка.

— А это вы уж придумайте сами, — отрезал он, отворачиваясь от нелицеприятного зрелища.

Вновь переглянувшись между собой, компания пожала лишь плечами в ответ, словно показывая шефу, что у них всегда было туго с фантазией.

— Тогда похороните его в братской могиле, — подсказал им «Неопалимый», вовремя вспомнив о недавних массовых захоронениях убитых во время обстрелов жителях этого городка. —  Одним словом, мне плевать, куда вы его денете. Главное, чтобы я его здесь не видел.

На том их посиделки в закусочной завершились. Намереваясь выполнить распоряжения начальства, бойцы покинули столик, расположенный веранде, и выдвинулись к трупу, потрогав его для убедительности ногами.

Как будто этот мог снова подняться с земли и продолжить свою экскурсию, поражая воображение своими действиями. А их командир уже не думал о подстреленном им бедолаге. Его голову занимали совсем другие мысли. И кружили они далеко не вокруг личности этого «хипстера».

***

Старик Новаковский забил тревогу из-за пропажи внука, когда пообещав приехать на выходных с гуманитаркой, Егор этого так и не сделал, а потом с ним и вовсе пропала связь. Тогда заподозрив неладное, старик решил обратиться в часть, где служил его внук. Но там ему ответили, что не располагают никакой информации о нем и ничем не могут ему помочь.

Неудовлетворенный таким ответом, старик был готов устроить там скандал, но зная, что ему это не особо поможет,  начал самостоятельно пробивать о нем информацию, пока его интересы не пресеклись с интересами отца Мефодия, чей сын в последнее время также перестал выходить на связи.

Находясь в поисках малейшей зацепки, тот сделал все возможное, чтобы узнать о месте пребывания своего отпрыска и достучаться до командира. Так что нехотя взявшись за расследование этого дела, мужчина узнал через него, что его сын выходил в составе такой-то группы такого-то дня, где попав в окружение после того как закончился боекомплект, сдался с остальными в плен как того требовала конвенция и тут же подло был расстрелян врагом.

Тогда же по приказу Бонифация Варфоломеевича туда отправили ещё один отряд, но затем, чтобы забрать трупы, среди которых мужчина вскоре опознал своего сына.

Слегка пав духом от услышанной новости, старик Новаковского приготовился встретить новый удар, думая, что что-то похожее настигло и его внука. Каким же было удивление, когда тщательно обследовав территорию, отряду так и не удалось  наткнуться на его тело, о чем командир тут же поспешил его уведомить, внося Новаковского в списки пропавших безвести.

Умолчали ребята только об одном: что на месте они обнаружили не только трупы отряда Шекспировича, но ещё живого, пусть и с немного примятой головой бойца вражеской армии. Сидя на камне в одних трусах и майке, он тщетно ждал подкрепления, полностью дезориентированный в пространстве и времени. А когда к нему подъехала поисковая группа, он без лишних слов сдался ей в плен, порядочно натерпевшись лишений и мук голода. Новаковский же как в воду канул. От него было ни ответа, ни привета. Чуть позже они наткнулись на его форму. Скомканная в одну кучу, она была спрятана кем-то наспех под ближайшем камнем.

Воодушевленной этой новостью, чем, увы, не мог похвастаться отец Мефодия, дед Матвей отказывался верить, что его внука съели вороны или бродячие собаки. Форма была чистой и целой, без каких-то признаков борьбы. Интуиция подсказывала ему, что тот скорее всего жив, но возможно находится в плену, что выглядело маловероятно, особенно если учесть, что сдавшихся тогда в плен ребят почти сразу расстреляли.

Тем не менее не теряя надежды получить хоть какую-то весть о пропавшем внуке, старик позвонил своему сыну, предлагая ему тоже заняться поисками. Но приложенные ими усилиями так и не принесли никакого результата. Егора не было ни среди живых, ни среди мертвых. Он не числился ни в одной больнице, не было его ни в морге, ни и в плену. Но уверенный почему-то, что эту информацию от него попросту скрывают и с его внуком наверняка приключилась какая-то беда, забросив тогда поиски, старик решил просто ждать, когда он сам даст о себе знать, до сих пор продолжая числиться в списках пропавших безвести. Но где на самом деле находился Новаковский, оставалось только догадываться. 

Провалив накануне с Азеем задание, они оба нарвались на наказание. И не испытывая никакого возиться с ними самостоятельно, чтобы приучить к дисциплине, «Неопалимый» передал их в руки своему мастеру заплечных дел, приказав ничего им не отрезать, но слегка выпороть за нарушение устава. Гоги хоть его и послушал, но все равно сделал по своему, стремясь угодить начальству.

В первый же день Новаковский был избит в карцере мерзким пыточником до полубессознательного сознания. Раздев его до пояса, и закрепив ремнями кисти его рук к высокому стальному ежу, Гоги бил его нагайкой, сплетенной из нейлоновых шнуров, посередине которой была закреплена стальная проволока, а ударная часть усилена мощными гайками.

Превозмогая боль, Егор надеялся продержаться подольше, осознав наконец какой участи подвергались непокорные бойцы и отказывавшиеся говорить пленные. Вот только настигнувший его болевой шок сделал свое дело. И прочувствовав на собственной коже все то, чему подвергались заключенные в этот карцер его земляки, вскоре «отключился», потеряв сознание, пока новая порция хлестких ударов плетью не сошла на нет.

В себя он пришел после того, как Гоги окатил его из ведра холодной водой, облегчившей на пару минут страдая его горевшие на спине шрамы от ударов плетью. И первое, что удалось ему увидеть, как только он разлепил глаза, стала надпись на стене «Не бытие, а битье определяет сознание», оставленная здесь самим Гоги, который порой не знал, чем занять себя в моменты, когда ему некого было наказывать и избивать.

Минута передышки длилась недолго. И вволю полюбовавшись его татуировкой вдоль спины «Что не убивает тебя, то делает сильнее» ещё в момент избиения плетью, Гоги внезапно вооружился тавром, которым обычно клеймили скот, заранее переделав его оттиск на эмблему их армии. После чего здорово раскалил его на огне, и прикинув для себя, как хорошо будет смотреться этот символ на провинившемся бойце, каждый раз напоминая тому о проведенных здесь днях, без всякого предупреждения поставил это клеймо Новаковскому, прижимая тавро ему в районе солнечного сплетения.

Никогда ранее не испытывавший в своей жизни столь сильной боли, Егор завопил как все демоны ада. И едва ему в ноздри ударил запах обгоревшей кожи, повторно потеряв сознание, он провел в таком состоянии уже более длительное время, не приходя в себя даже после даже после обильного поливания его холодной водой.

Посчитав, что тот попросту сдох, не пережив более мощную по силе болевого шока боль, Гоги собрал тогда свои пыточные средства и отправился в другой отсек карцера, где его ждали остальные пленные, наслушавшись воплей Новаковского. И оставшись вновь предоставленный самому себе, Новаковский повис на «еже» в полубессознательном состоянии, но уже с двумя татуировками, одну из которых вывести будет не так просто, как казалось; разве что срезать эту кожу, а поверх неё приживить новую. Через пару часов у него возобновился пульс и дыхание стало более ровным.

Заострившиеся черты лица разгладились, а его самого охватила лихорадка. К вечеру температура его тела подскочила до тридцати девяти, и почти сгорая от жажды в этом карцере, толком не приходя в себя, его мучили кошмары, осаждавшие его мозг один за другим.

Ему снилось, что он снова на службе под началом Джмыги Бонифация Варфоломеевича, сидит со своими сослуживцами в окопе, а вокруг такая жара, что невозможно дышать. От горячего воздуха кружиться голова и горят легкие.

Все бы ничего, но предпринятые ими атаки не дали ровным счетом: противник давит количеством, а они, упустив удобный момент для её отражения, вынуждены снова отступать, дабы не оказаться в кольце. Но уже поздно. Враг прет со всех сторон.  У них нет никакого шанса выйти из окружения, а тут ещё как назло закончился боекомплект. Ни снарядов, ни патронов. Ничего. Но и сдаваться так просто они тоже не собирались.

«Егор, почему ты не стреляешь? Разве не видишь, они приближаются?!» — отовсюду кричали ему сослуживцы, среди которых он почему-то расслышал голоса Терехова и Алекса, которые, по идее, не должны были находиться в этом окопе вообще.

Но он и хоть рад был им подсобить, но ничего не мог сделать, как бы те его не ругали, придираясь к мелочам.
Его руки и ногами словно сковало железными прутьями, и как не пытался он дотянуться до брошенного у края окопа автомата, у него ничего не получалось. А враг тем временем все ближе и ближе подбирался к их позициям.

Он буквально слышал гул вражеской техники, не понимая, что став жертвой сонного паралича, — состояния, из которого никак не мог выйти, сколько бы ни прилагал усилий, а происходящее ему всего лишь снилось.

Дальше он увидел яркую вспышку перед собой, будто кто-то бросил к ним в окоп гранату, и прекрасно понимая, что должно было сейчас произойти, Новаковский попробовал отползти в сторону, как вдруг кто-то схватил его за плечи и хорошенько встряхнул, силой вырывая его из объятий сонного паралича похожего на трясину, где все это время барахталось его сознание, все глубже погружаясь в его пучины.

Когда очнувшись и открыв глаза, Егор увидел перед собой «Неопалимого», который светил ему фонариком в лицо, пытаясь выяснить уровень его состояния по зрачкам. 

Окончательно придя в себя подобной инициативы, Новаковский продолжал цепляться за это состояние, с удивлением отмечая про себя, что его боевые товарищами куда-то растворились, а сам он находится не в окопе, а в карцере в компании «Неопалимого», который, в отличие, от того человека из кошмара, не собирался его пока убивать.

Разлепив глаза, Егор тем не менее поймал себя на мысли, что хотя сонный паралич перестал его мучить, он почему-то до сих пор не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. За окном лил ливень, а до его слуха доносились отдаленные раскаты грома, которые во сне он принимал за взрывы. Ещё раз осмотревшись по сторонам, Егор заметил, что висит на «еже», кисти его рук привязаны к железу, а в районе живота горит поставленное Гоги клеймо.

Убедившись наконец, что с бойцом все в порядке и тот не помер от пыток, «Неопалимый» отключил свой фонарик, и по-прежнему не сводя с него пристального взгляда, словно боясь, что тот почти сразу окочурится, стоит ему отвернуться, поинтересовался его состоянием, на глаз оценивая степень его побоев.

— Ну, как ты? Болит че?

— Все болит, — еле слышно выдохнул Новаковский, не узнавая собственного голоса.

Только теперь он в полной мере осознал, что слушать рассказы о пытках пленных — это одно, а быть жертвой этих самых пыток — совсем другое. Гоги слегка перебрал с наказанием, но вряд ли его будут отчитывать за превышение полномочий. Удивительно, что сам Новаковский вообще остался в живых после такой показательной порки.

В целом, «Неопалимый» её одобрил, но результатами все равно оказался недоволен. Между тем Егор хотел лишь одного. Чтобы его оставили в покое и дали какое-то болеутоляющее средство. Но настроенный донести до его ведома какую-то важную информацию, этот тип покидать помещение карцера не спешил. Иначе вряд ли бы заявился сюда в столь поздний час под прикрытием ночи.

— Я вообще-то пришел сказать тебе, — отозвался «Неопалимый», освещая фонариком его исполосованную ударами плетью спину, — что с мудростью обычно приходит осознание собственных поступков, а ты …

— Лучше освободите меня от этих ****ских ремней! — Перебив его на полуслове, зарычал Новаковский, не в состоянии больше терпеть всю неоднозначность своего нынешнего положения. — Все тело затекло…

— Не переживай. Ничего страшного с тобой больше не случится, — успокоил его этот тип, но насколько искренними были его слова, о том судить Егор не мог, запомнив «Неопалимого» как жесткого к своим врагам человека, пока не услышал от него следующее: — Рано или поздно твоя голубоглазая тебя дождется. При условии, что если ты больше не станешь дисциплину и вести себя как следует.

Тщетно Егор пытался собраться с мыслями, не совсем понимая, кого он имеет в виду. Потянувшись к нему, «Неопалимый» попробовал избавить его от ремней, но те были настолько туго затянуты на нем, что справиться с ними без подручных средств было невозможно. Через минуту в его руках сверкнул нож, а немного позже до слуха Новаковского донесся звук разрезаемой кожи на ремнях.

Почувствовав, что тело больше не подвешено к «ежу», Егор свалился на пол, не удержав равновесие, — до такой степени затекли его мышцы.
Ловко орудуя ножом, «Неопалимый» не видел меняющегося выражения лица этого парня. Но одного его упоминания о какой-то «голубоглазой» хватило Новаковскому с головой, чтобы понять одну простую вещь.

Этот тип успел ознакомиться с содержимым его телефона, похищенного Гоги во время обысков, где наткнувшись на папку с фотографиями Эрики, он принял её за его пассию. Егору оставалось только уповать на несообразительность капитана, чтобы тот не вычислил, из каких краев была эта красотка. А потом, соответственно, не вычислил, откуда родом был и сам он, попав в ряды его бойцов по стечению самых невероятных обстоятельств.

Книга 4. Глава 39

http://proza.ru/2023/12/27/823