Во многих знаньях - многие печали

А вот он, красавец! Пятнистый весь. «Крокодил» «горбатый»! Или просто «горбатый». Или просто «крокодил». И ведь точно: есть в нём что-то от зубастой рептилии. Ну и горбат, в принципе. Но элегантно так, по-боевому. Хищно!

Я стою на раскисшей, залитой прошедшим ноябрьским дождём земле и с некоторой опаской разглядываю вертолёт Ми-24. Не то, чтобы меня устрашила его боевая мощь (не враг всё-таки), а просто мне сейчас на нём лететь. А раньше не доводилось. Да и не это главное, а то, что понесёт меня эта камуфлированная «вертушка» в Афганистан. В самую первую командировку. В неведомый пока, чуждый Карези-Ильяс, близ которого расположена одна из пограничных мото-манёвренных групп. Надо ж название такое придумать — Карррези-Иль-яссс!!! Прямо, как будто кто-то клацает затвором винтовки. Английского старинного длинноствольного «бура», например. Таких, говорят, много у «духов». А «духи» садят из них без промаха. Все, как есть, снайперы! И пули такие здоровенные. И, когда с приличного расстояния, — пуля, говорят, бесшумно подлетает. Вот она тебя уже тюкнула, и только потом — пото-о-ом! — долетает звук выстрела. А ещё, говорят…

— О, привет! Ты тоже на Карези? — это майор Ахметзянов (фамилия офицера изменена) подошёл, тыловик из опергруппы. Не худенький такой, среднего роста дядька. Хороший мужик, кстати.

— Так точно, товарищ майор. Здравия желаю!
— А ты чего туда? По своим газетным делам, что ли?
— Так точно.
— Ну… хорошо. Вместе, значит, полетим.

Тем временем пришла пора грузиться в борт. Это вам не Ми-8, в который заходишь, как в автобус практически. Это вам «крокодил»! Он распахивает (не самостоятельно, конечно) короткие — верхняя с двумя квадратными окошками, — узкие створки грузового отсека, и мы с майором лезем в металлическое тесное нутро. Никаких тебе сидений, никакого тебе ничего! Садимся прямо на пол, упёршись спинами в заднюю стенку (как уж она на лётном языке называется — не знаю). Это потом я выучу несколько специфических авиационных терминов вроде блистера, авторотации, рукояти шаг-газа и пр., а пока…

Пока к нам лезет кто-то третий, тоже, мягко говоря, в теле. А я-то как раз ещё вполне стройный и подтянутый. А теперь весьма плотно стиснут с двух сторон старшими офицерами. И тут в отсек начинают заталкивать промороженные насквозь продольные половины бараньих или, может, телячьих туш, бумажные мешки с крупой, жестяные банки с жиром, какие-то плоские ящики, ещё что-то, ещё… Полный абзац. Мне теперь ни в какую сторону не шевельнуться. Ноги завалены, а по бокам — товарищи по несчастью. По полёту, то есть. Но головой-то я могу вертеть. И говорить! Хотя вертолёт уже грохочет, сотрясается и… едет! Выруливает, значит. И вот, чуть наклонившись вперёд, стремительно летит. Совсем не высоко.

Похоже, мысль про возможность вертеть головой и разговаривать приходит к нам с Ахметзяновым одновременно. Я поворачиваю лицо к нему, он ко мне.

— Я в первый раз в Афга-а-ан! — кричит слегка позеленевший майор.
— Я тоже-е-э-э! — радостно ору в ответ, подозревая, что и сам не слишком бодр и безмятежен с виду.

Почему ору радостно? Да потому что бояться вместе… оно как-то веселее, что ни говори. Не так унизительно. Так что котёнок по имени Гав был прав на сто процентов, предлагая щенку бояться грозы вместе.

Наш «крокодил» пожирает километры азартно, с неким лихим изяществом и продуманной степенью риска. Летит, облизывая горки, горушки, горы, холмы, сопочки. А то ловко проскакивает в какие-то, условно говоря, щели, выныривая вдруг на мгновенно уносящийся назад и вбок кишлак. И плевать ему, «крокодилу», на чей-то вестибулярный аппарат. На мой, в смысле. Хотя, смотрю, товарищи старшие офицеры тоже… как бы это сказать… не лётчики-испытатели. Но ничего, держимся. Главное, чтобы снизу никто по нам не долбанул.

И тут МИ-24, накренившись, пошёл по кругу, потом выровнялся. Потом немного по-другому загремели винты. Что случилось?! Да ничего, оказывается. На посадку идём. Что, уже прилетели, что ли?! Ага, вот уже лопасти замедляются, вот остановились. Как тихо. И странно. И вылезти поскорее хочется. И вообще не вылезать — тоже хочется.

А из отсека местные бойцы уже тащат, весело переругиваясь, туши и мешки, ящики и банки. Ну вот, ты свободен, товарищ корреспондент. И что тебя здесь ждёт?

Определили на постой к старшему лейтенанту Валерию Фёдорову, в его большую, на всю заставу, армейскую брезентовую палатку. Ну да, ещё не все успели зарыться под землю. Переезд в комфортабельную тёплую землянку только предстоял. Да уж пора бы, а то, того и гляди, снег повалит.

— А ты хоть знаешь, с кем летел? — спрашивает меня Валера уже гораздо ближе к вечеру, когда мы с ним познакомились, и он провёл для меня, чайника, «экскурсию» по позициям.

— С Ахметзяновым, из тыла опергруппы, а второго не знаю…
— Да нет, я не про то. Знаешь, чей борт-то был?
— Да как-то…
— Вы ж с Павленко летели! Его весь округ знает! Ты, кстати, надолго сюда?
— Ну, на неделю где-то.
— Значит, вполне возможно, и обратно тоже с ним полетишь. Рассмотри хоть его при случае.

И ведь как в воду Валера смотрел! Спустя неделю, переполненный грандиозными впечатлениями, я радостно возвращался в Союз на Ми-24, пилотируемом Геннадием Николаевичем Павленко. И на всякий случай запомнил бортовой номер его машины — 07. Что и говорить, теперь летел уже с другим настроением: вертолётом управляет ас, а его просто так не возьмёшь! Опять же лететь в Афганистан или домой — две огромные разницы.

Итак, вот такое полезное знание я себе наивно положил на полочку памяти: с Павленко летать безопасно, потому что он лётчик от бога, у него не за просто так боевые ордена и медали.

А следует отметить, что полёт в качестве пассажира на «крокодиле» — всё же скорее исключение, чем правило. И сказать, что я то и дело мотался на Ми-24, не могу. Но вот опять совпало. Гружусь на павленковский борт. Только что-то нет радости в душе. И это потому, что военный корреспондент уже не зелен, уже обременён многими специфическими знаниями. Такими, например.

За голову майора Геннадия Павленко «лидеры афганской оппозиции» давно назначили огромную сумму денег. Не только дом и жену можно купить, но и потом ещё жить долгое время безбедно. И бортовой номер вертолёта Павленко «духи» отлично знают. А командование полка тоже давно и настоятельно рекомендует лётчику его поменять. А Геннадий Николаевич ни за что не соглашается, считая его счастливым.

Однажды по его летящую душу аж из Пакистана спецы прибыли. И долго натаскивали в непростой зенитной стрельбе три расчёта крупнокалиберных пулемётов — ДШК. И вдалбливали в головы пулемётчикам тактику устройства противовертолётных засад в горах. И тренировали умение выбирать места для засад таким образом, чтобы все три расчёта могли действовать в связке. И вырабатывали способность мгновенно реагировать и открывать точный огонь на поражение. И вели разведку, и придирчиво изучали маршруты следования ненавистного «кяфира» на заговорённой самим шайтаном машине. Чтобы проклятый, летающий на «семёрке» неверный, неминуемо поймал-таки очередь из ДШК. И нашёл свою дорогостоящую смерть.

Они всё точно рассчитали, пакистанские инструкторы, всё учли. Даже лётную манеру Павленко — в облипочку, над самой землёй. Они же сами указали расчётам место засады. И Павленко в неё попал. Вот только боевая реакция у него всё равно оказалась лучше, чем у стрелков. Вымахнув на первый расчёт, он сумел увернуться от огня и тут же бросил машину на второй, расположенный на соседней вершине. «Духов» смело с неё воздушной волной. Третий расчёт был уничтожен бортовым оружием. Нежданная дуэль закончилась в считанные минуты.

 А первый, между прочим, сумел всё же достать «крокодила». Оказался пробитым маслобак.

Павленко посадил вертолёт на достаточном удалении от места боя и осмотрел пробоину. Дырка оказалась… не плохой. В том смысле, что с относительно ровными краями. Майор нашёл подходящий сучок, подстрогал чуть-чуть перочинным ножиком, и забил в пробоину.

— Не слишком хорошо сидит, — сказал, — а делать надёжнее некогда. Думаю, как-нибудь до дому дотянем.

И дотянули! А награду за голову майора Павленко «духи» после этого, говорят, сразу удвоили.

Вот что знал я к моменту своего третьего полёта с Геннадием Николаевичем, кавале-ром орденов Ленина и Красного Знамени.

А точно говорят: во многих знаньях — многие печали. Ох, многие… Ведь получилось, что один и тот же факт (Павленко — настоящий, надёжный боевой ас!) сначала радовал, а теперь… не очень. Вот полечу сейчас, а вдруг на маршруте опять охотники за головами в засаде сидят! И не три расчёта, а, например, все пять. И не афганцы там, а сами пакистанские специалисты. А что, им большие деньги не нужны, что ли?!

Но, как вы понимаете, всё обошлось. И взять Геннадия Павленко вместе с его счастливой «семёркой» никакие «духи» так никогда и не смогли. Кишка тонка! Хотя, наверное, старались. Женитьба в Афганистане очень недёшево обходилась. Не говоря уж про то, чтобы купить хороший дом.