Краткая история шутовства

Лицо при дворе государя, в домах вельмож, бояр и т.п., обязанностью которого являлось развлечение хозяев и их гостей шутками, остротами, забавными выходками и т.п.
Тот, кто паясничает, кривляется на потеху, балагурит в угоду другим, кто умеет и любит развлекать; шутник, весельчак (обычно с оттенком неодобрительности).
Сверхъестественное - в религиозном представлении - существо, олицетворяющее собою злой дух, злое начало мира; Дьявол, Сатана, Чёрт (обычно в образе человека, но с рогами, хвостом и копытами).
Комический персонаж в старинных комедиях, ярмарочных и балаганных представлениях.
Толковый словарь, Т.Ф. Ефремовой.

Шут это одновременно плюс и минус, смех и слезы, яд и лекарство. Церковь ненавидела шутов и скоморохов, отсюда же берет начало нелюбовь к актерам. Шуты рассматривались церковнослужителями как слуги Вельзевула. Смотреть, слушать, подпевать, или подтанцовывать на их представлениях расценивалось как серьезное прегрешение.

Шутам и скоморохам запрещали появляться в городах, у них не было прав, горожанам разрешалось избивать их до смерти.

С конца XII века в Европе зародились карнавальные традиции, вместе с простолюдинами обычно гуляли монахи, студенты и лавочники. В дни поистине народных празднеств жизнь в городах словно «колесо» переворачивалась с ног на голову. Символ «Колеса богини Фортуны», присутствовал в набирающих популярность картах Таро, а позже воплотился в колесе рулетки. На картах изображались два человекообразных существа. Одно указывало вверх и символизировало фортуну и богатство, другое вниз и обозначало бедность и разорение. В XVII-XVIII веке колесо изображалось с ручкой для вращения, бывало, что на лубочных картинках его раскручивала богиня Фортуна.

Франсес де Суньига никогда не делал из себя дурака, чтобы развеселить других:

Франсес работал портным до того как перешел в услужение к герцогу Альваро де Суньига. Титулованный господин возил с собой шута по испанскому королевству. В 1522 году во время торжественного ужина Франсес рассмешил до колик, императора Карла V, и уже на следующий день стал именоваться Шутом его императорского Величества.

В 1525 году Франсес, как оказалось не самый глупый в Испании человек, приступил к созданию «Бурлескной хроники» - труда прославившего его имя:

«Посетив разок Мадрид,
Вот какой узрел я вид.
Видел времени щедроты:
То, что было тополями,
Нынче сделалось пеньками;
Видел мост, его пролеты
Так забили нечистоты,
Что вода едва сочится;
Видел: щебетали птицы,
Люди плакали навзрыд.
Вот какой узрел я вид.
Видел много лекарей,
Что внезапно стали нищи,
Переправив на кладбище
Всех недуживших людей;
Видел: клялся брадобрей,
Что, мол, вовсе нет работы
И что в кошельке с субботы
Ни монетки не звенит.
Вот какой узрел я вид.
Видел голод, столь голодный,
Что глотать отвыкла глотка,
Что на нем уже чесотка
Сдохла, став совсем бесплотной;
Видел я, как благородный
Дон не вылезал из долга,
И я думаю, что долго
Долга он не возвратит.
Вот какой узрел я вид.
Видел сотни родников:
Хоть водой они обильны,
Жажду утолить бессильны
Это очи бедняков;
Видел множество домов,
Толпы сирых и бездомных;
Видел, что в церквах огромных
Пламя свечек не горит.
Вот какой узрел я вид.
Видел город, что судьбою,
Столь к нему неблагосклонной,
Был низвергнут с небосклона
И повержен над рекою.
Кто бы вынесть мог такое?
Пронята его страданьем,
Речка с горестным рыданьем
От него стремглав бежит.
Вот какой узрел я вид,
Посетив разок Мадрид».
Перевод, Леонид Михайлович Цывьян

Книга сразу же стала сенсацией, испанцы делали сотни копий, заучивали стихи наизусть, читали злободневные вирши в портовых кабаках и роскошных дворцах.

Станчик шут превзошедший умом польских королей:

Этот шут прожил на свете 80 лет, он веселил польских королей Александра Ягеллона, Сигизмунда I и Сигизмунда II. Он изображен на известной картине, написанной в 1862 году Яном Матейко. На ней Станчик в красном шутовском костюме сидит в кресле и переживает сдачу Смоленска русским войскам Василия III. Пока дураки обличенные властью смеются и танцуют, единственный умный человек в государстве страдает из-за того что Польша вступила на тернистый пусть своего исчезновения с политической карты мира.

Шут русского императора Ян Лакоста – царь «самоедский»:

Лакоста был крещенным евреем, чьи пращуры спасаясь от расправы бежали из Португалии на африканский континент, а потом оттуда перебрались в Германию. В Гамбурге в 1712 году Лакоста познакомился с русским путешественником Петром Михайловым (русский царь Петр I). Государь предложил игроку на Гамбургской бирже стать шутом при его дворе и вместе с семьей перебраться в Россию. Немец, владевший шестью европейскими языками, согласился.

При русском дворе его называли Петр Дорофеевич. Он вел с царем теологические споры и своими гипотезами веселил Петра Алексеевича до слез. Однажды проиграв Государю спор, Петр Дорофеевич принял православное крещение.

В 1721 году по Ништадтскому мирному договору Россия получила, в числе других земель островок Соммерс в Балтийском море. В 1723 году Петр I вместе с титулом «кесарь самоедский» подарил остров любимому шуту. Теперь выходя к гостям, тот надевал на голову жестяную шутовскую корону. В этом же году вице-канцлер Петр Павлович Шафиров схлестнулся в борьбе за влияние при дворе с самим Александром Даниловичем Меншиковым и проиграл. В гневе Государь отправил Шафирова с родней в сибирскую ссылку, которую остыв, он милостиво заменил содержанием под строгим надзором в Нижнем Новгороде. По высочайшему приказу ежедневно на пропитание семейству Шафировых выделялись 33 копейки.

С подачи Меншикова, шута Лакосту обвинили в помощи Шафирову и сослали в уральскую деревню Кадерметева. Ко двору ему разрешили вернуться только после восхождения на трон императрицы Анны Иоанновны.

Король русских шутов Иван Балакирев:

Происходил из старинного дворянского рода, в 16 лет «вумный отрок» впервые предстал пред царем Петром I. Государь отправил Балакирева в «Преображенский полк», в 1719 году он стал ездовым у царицы Екатерины Алексеевны. В 1723 его назначили «связным» между Екатериной и ее полюбовником Виллимом Монсом.
7 мая 1724 года Монс в честь коронации Екатерины  был пожалован в камергеры.

26 ноября 1724 обвиненному во «взяточничестве» Виллиму Ивановичу Монсу в Санкт-Петербурге отрубили голову. Балакирев – сообщник высокопоставленного взяточника получил 60 ударов батогами и 3 года ссылки в городке Рогервик построенном на берегу Финского залива по приказу Петра I.
После смерти императора, императрица Екатерина I позволила Балакиреву вернуться в столицу. Шутом Иван Алексеевич стал с началом правления Анны Иоанновны. За едкие шутки, острый язык и чрезмерную любознательность его не раз вызывали в «Тайную канцелярию».

Любимчик литераторов – шут Трибуле:

Придворный шут королей Людовика XII и Франциска I прославился острословием и интеллектом. Франсуа Рабле, Виктор Гюго, Мишель Зевако выводили Трибуле главным героем в своих произведениях. Верди написал о нем оперу, но по требованию цензоров назвал ее не «Требуле», а «Риголетто». Судить об уме Трибуле можно хотя бы по этой истории:

«Когда стало известно, что Карл V собирается проехать через Францию, чтобы усмирить восстание в Генте, Трибуле пришёл к Франциску I и сказал:
- Государь, разрешите посвятить вам мой новый труд, который я назвал «Альманахом глупцов». В нём перечислены все величайшие глупцы на земле во главе с королём дурачков.
- И кто же это? - поинтересовался Франциск.
- Карл V, ваше величество. Ведь никому, кроме него, не пришло в голову явиться в страну короля Франции после того, как он держал вас у себя пленником, - ответил шут.
- А если я тебе скажу, что он благополучно проедет через всё моё королевство?
- Тогда, ваше величество, мне придётся стереть имя императора и заменить его другим.
- Чьим же?
- Вашим, сир. Ведь в таком случае вы окажетесь ещё глупее него».

Шико, должник герцога Майеннского вернувший долг с процентами:

Отдельного разговора достоин шут, владевший виртуозно как языком, так и шпагой. Он слыл вторым клинком Франции, первым был красавец граф де Бюсси, в историю он вошел под именем Шико.

Жан-Антуан д’Англере, по прозвищу «Обломок зуба» (Шико) родился в 1540 году в Гаскони. Окончил колледж в Париже, потом воевал под командованием маркиза де Вийяра (будущего тестя, своего главного врага герцога Майеннского).

Позже служил советником у Франциска II и Карла IX, а затем стал бесценным шутом Генриха III, а затем и Генриха IV. Спасаясь от гнева своих высокопоставленных врагов д’Англере попросил защиты у Генриха III и в 32 года стал шутом. Играя роль простачка-дурачка, Шико стал самым преданным и умным королевским информатором и телохранителем. Наедине король называл шута «Porte-manteau» (Баул), за то, что Шико надежно собирал и хранил секреты, тайны и конфиденциальную информацию.

Шико любил женщин, и они отвечали ему взаимностью. Что уж тут говорить, если любовница Шарля де Гиза, предпочла шута, герцогу Майеннскому. Униженный де Гиз приказал клевретам изловить фигляра и всыпать ему горячих.

Долгие годы Шико накапливал проценты на счете герцога и однажды с лихвой вернул долг.

Вот как эту историю рассказал нам Дюма в романе «Графиня де Монсоро»:

Горанфло сделал последнее усилие и добежал до густой чащи, откуда слышалось что-то вроде жалобных стонов.

– Там, – сказал он, – там.

И в полном изнеможении шлепнулся задом на траву.

Шико сделал три шага вперед и увидел нечто шевелившееся возле самой земли.

Рядом с этим «нечто», напоминавшим заднюю часть тела того существа, которое Диоген называл двуногим петухом без перьев, валялись шпага и ряса.

Из всего явствовало, что персона, находившаяся в столь неудобном положении, последовательно освобождалась от всех предметов, которые могли увеличить ее толщину, и в данный момент, разоруженная и не облаченная более в рясу, была приведена к своему простейшему состоянию.

И тем не менее все потуги этой персоны исчезнуть полностью были безрезультатны, как в свое время потуги Горанфло.

– Смерть Христова! Святое чрево! Кровь Христова! – восклицал беглец полузадушенным голосом. – Я предпочел бы прорваться через всю гвардию. Ах! Не тяните так сильно, друзья мои, я проскользну потихонечку. Я чувствую, что продвигаюсь: не быстро, но продвигаюсь.

– Клянусь святым чревом! Это герцог Майеннский! – прошептал Шико в экстазе. – Боже, добрый мой боже, ты заработал свою свечу.

– Недаром же меня прозвали Геркулесом, – продолжал глухой голос, – я приподниму этот камень. Раз!

И герцог сделал такое могучее усилие, что камень действительно дрогнул.

– Погоди, – сказал тихонько Шико, – погоди. – И он затопал ногами, изображая бегущего.

– Они подходят, – сказали несколько голосов в подземелье.

– А! – воскликнул Шико, делая вид, что он только что подбежал, весь запыхавшийся. – А! Это ты, презренный монах?

– Молчите, монсеньор, – зашептали голоса, – он принимает вас за Горанфло.

– А! Так это ты, толстая туша, pondus immobile, получай! А! Так это ты, indigesta moles, получай!

И при каждом восклицании Шико, достигнувший наконец столь горячо желанной возможности отомстить за себя, со всего размаху стегал по торчащим перед ним мясистым ягодицам той самой веревкой, которой он незадолго перед тем бичевал Горанфло.

– Тише, – продолжали шептать голоса, – он принимает вас за монаха.

И герцог Майеннский на самом деле издавал только приглушенные стоны, изо всех сил пытаясь приподнять камень.

– А, заговорщик, – продолжал Шико, – недостойный монах, получай! Вот тебе за пьянство! Вот тебе за лень, получай! Вот тебе за гнев, получай! Вот тебе за любострастие, получай! Вот тебе за чревоугодие! Жаль, что смертных грехов всего лишь семь. Вот! Вот! Вот! Это тебе за остальные твои грехи.

– Господин Шико, – молил Горанфло, обливаясь потом, – господин Шико, пожалейте меня.

– А, предатель! – продолжал Шико, не прекращая порки. – На! Вот тебе за измену.

– Пощадите, – лепетал Горанфло, которому казалось, что он чувствует на своем теле все удары, падающие на герцога Майеннского, – пощадите, миленький господин Шико!

Но Шико не останавливался, а лишь учащал удары, все больше опьяняясь местью.

Несмотря на свое самообладание, Майенн не мог сдержать стонов.

– А! – продолжал Шико. – Почему не было угодно богу подставить мне вместо твоего непристойного зада, вместо этого грубого куска мяса, всемогущие и сиятельнейшие ягодицы герцога Майеннского, которому я задолжал тьму палочных ударов. Уже семь лет, как на них нарастают проценты. Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!

Горанфло испустил вздох и упал наземь.

– Шико! – возопил герцог Майеннский.

– Да, я самый, да, Шико, недостойный слуга его величества, Шико – слабая рука, который хотел бы для такого случая иметь сто рук, как Бриарей.

И Шико, все больше и больше входя в раж, стал отпускать удары с такой яростью, что его подопечный, обезумев от боли, собрал все силы, приподнял камень и с ободранными боками и окровавленным задом свалился на руки своих друзей.

Последний удар Шико пришелся по пустоте.

Тогда Шико оглянулся: настоящий Горанфло лежал в глубоком обмороке, если не от боли, то, во всяком случае, от страха.

Подлое убийство Шико:

Шико был для Генриха Валуа другом, телохранителем и советником. Сто раз на дню он играл при дворе разноплановые роли, используя: двуличие, обезоруживающую улыбку, ужимки, юмор, лукавство и иногда шпагу. Искусный переговорщик Шико мог найти контакт с любым человеком: попрошайкой, бретером, монахом-женевьевцем, куртизанкой и титулованным дворянином.

Шут знал, что происходит во Франции, под Францией, над Францией и за пределами Франции. Шико был если не первым, то точно вторым королем Франции. Придворные называли его «Месье Дурак», на что он с достоинством отвечал: «Прошу заметить это моя придворная должность». Оскорбления, высказанные шуту, он легко прощал, но если задевали честь Жана-Антуана д’Англере он всегда платил по счету за нанесенные ему обиды. Шико любил поесть, выпить, повеселиться, и сладко поспать.

В 1572-1573 году он участвовал в штурме Ла-Рошели, в 1575 году Шико остепенился и сочетался браком с Рене Баррэ. Женушка родила ему 5 сыновей.

В 1584 году король пожаловал другу дворянский титул. После того как в 1589 году, короля Генриха III убил монах-доминиканец Жак Клеман, Шико стал придворным шутом у «лучшего» короля, Генриха IV Бурбона. Случалось, что кроме шуток Шико говорил королю пророческие слова:

«Не удивительно, что столько людей бегают, как собаки за королевским титулом: оно стоит труда. Трудишься час в день и точно знаешь, что тебе есть, чем прожить целую неделю, и можно обойтись без соседской ссуды. Но ради бога, опасайся попасть в руки Католической лиги, они с тобой управятся, как с жареной колбасою, велят нарисовать над твоей виселицей французский и наваррский гербы и надпишут: «Здесь ему самое место».

Плечом к плечу он воевал за короля с Католической лигой в битве при Иври и Арке.

Шико нелепо погиб в 1592 году при осаде Руана. Во время вылазки он пленил графа Анри де Шалиньи. Благородно оставив пленнику шпагу, он повел его в королевский шатер. Откинув полог, Шико произнес: «Смотри, Генрих, что я тебе дарю». Де Шалиньи счел эти слова оскорблением, и ударил шута эфесом меча в основание черепа. Не раз глядевший опасности в лицо, Шико – первая шпага Франции (после смерти графа де Бюсси), погиб от подлого удара в спину.
Алексей Николаев 77