Коктебель

               
                I


Я не очень хорошо переношу жару, а тут ещё и лето выдалось уж очень жаркое. Я пробовала полежать на тёплых камушках у последней волны, но камни острые, долго не пролежишь и спину печёт, хуже горчичников. Тогда я дошла до одной бухточки и только приноровилась войти в её прохладу, как увидела девушку, с виду примерно моих лет.

Я робко спросила:

- В общежитие возьмёте?

А она в ответ улыбаясь сказала:

- Только рада буду, вот взяла с собой книжку, думаю и не жарко тут, и не будет скучно, но как-то не читается.

- А что читаете?

- Меня Майя зовут, давай на ты.

- Меня Мила, на ты, так на ты.

- Читаю Юрия Нагибина, читала его?

- Конечно, у него интересные рассказы и язык хороший.

- Ты говоришь, прям, как учительница.

- А я и есть учительница, вернее буду. Только что окончила, диплом получила, подала в несколько школ, а куда возьмут, пока не знаю, на листе ожиданий осталась. А ты давно сюда приехала?

- Вчера.

- Я тоже вчера и тут недалеко в санатории устроилась, путёвку на работе одной девочке предложили, но она не смогла поехать. И я недалеко от дома Волошина сняла комнату с питанием, по старинке.

- А Волошин этот, знакомый твой?

- Можно и так сказать, я его поклонница, поэт был такой, принадлежал к Серебряному веку, мне нравятся его стихи, жил он здесь в Коктебеле и рисовал акварелью вот эти розовые горы.

- Почему розовые…

- Потому что они, как хамелеоны, берут цвет неба, а небо на рассвете розовое.

- Мила, как ты красиво говоришь, ты учительницей будешь какой?

- Я не буду строгой, я буду доброй.

- Ну, это я уже поняла, я спрашиваю какой предмет ты будешь преподавать?

- Все предметы, только по физкультуре придёт специальный учитель. У меня будет свой класс с первого до четвёртого включительно, а в пятый уже вводятся разные преподаватели. Но теперь хотят эту систему изменить, чтобы дети легче адаптировались и привыкали к разным учителям. Так что точно я не знаю своего будущего.

- А у тебя поклонники только книжные, как Волошин, а настоящего ещё не было?

- В общем ты права, одни книжные поклонники, в педагогическом училище нормальные мальчики не учатся, у нас было двое – хромой да косой и те нарасхват.

- Ой Милка, ну ты прям, как не из Москвы…

Мила тяжело вздохнула и сказала:

— Вот и мама моя так говорит.

Майя была бойкая и в отличие от Милы взрослее и самостоятельнее, а в остальном девочки, похоже, сошлись легко и просто, как бывает в молодости, когда вокруг всё смеётся и море, и солнце, и лето.

До обеда они прятались от жары в бухточке, потом обедали и шли вдоль моря, собирая камешки с дырочкой на счастье. Мила нашла бледно-зелёное стёклышко, как сосновая слеза с крохотной дырочкой, но Майя сказала:

- Да какое это счастье, если оно стеклянное, легко разбиться может и дырочка, ишь какая крохотная, прикоснись неловко и порвётся, на кой ляд такое
счастье невесомое.

- Какое-никакое, а счастье, повешу на тоненькую ниточку.

- Ну, ну, а по мне так каменное, чтоб за ним, как за каменной стеной быть и не о чем не думать.

- Думать перестанешь, мозги атрофируются.

- Да ну тебя, скажешь прям, атрофируются и где ты только таких слов понабралась…

Незаметно они так сдружились, что даже чувствовали боль от близкого прощания. И неожиданно Майка обняла Милу и тихо прошептала:

- Мне не хватать тебя будет…

Мила обрадовалась, что у неё появилась настоящая подруга, в училище за несколько лет никто её не обнял и так душевно никто никогда не говорил с ней. И кто первый подумал, и кто первый произнёс, уже не узнать, но возникла мысль и Майя сказала:

- Я запишу тебя в школу, а только попробуй теперь меня бросить, я уже привыкла к тебе.

Мила прочла всем известные строчки:

- Мы всегда будем в ответе за тех, кого приручили.

— Это ты про что?

— Это я повторяю слова Экзюпери.

Майя не поняла, но промолчала и защебетала, как во Владивостоке прекрасно, какие там сказочные мосты, а на фуникулёре, вообще вся панорама открывается, аж дух захватывает.

- А ты пробовала когда-нибудь морскую капусту с луком и с кальмарами, пальчики оближешь.

А Мила, слушая в пол-уха, думала о том, что на самом деле её в Москве ничего не держит и что из того, что она на листе ожиданий, вечные надежды, а в действительности… Ждёт её на окраине Москвы квартирка, скорее стеснённое жильё, восемь метров на человека. Мама в комнате весь день сидит в кресле и смотрит телевизор, подряд все программы, а папа в кухне со своим футболом, да и не молодые они уже, и видеть и слышать стали хуже, только я, как неприкаянная, боком пробираюсь между ними, ни поговорить, ни позаниматься толком. И ничего, собственно, меня в Москве не держит…

- Майя, а знаешь, ты права, если найдёшь мне школу и меня возьмут, я приеду.

И опять она поймала себя на мысли – новый город, новые надежды, может быть, мечты мои осуществляться разом… И не буду я больше спать на раскладушке, ежедневно убирая и раскладывая её, и будет у меня первый класс по четвертый включительно, и буду я придумывать детям воскресные радостные прогулки, и может быть даже встречу порядочного человека, и если он меня полюбит, я тоже его полюблю, и может быть…

Но тут она оборвала свои девичьи мысли, одёрнула себя и даже, как будто, вслух пробурчала сердито, - размечталась….

А Майка, видно, тоже давно тяготится своим одиночеством, просияла, поверив, что Милка приедет и уже рисовала свою будущую жизнь, - в лепёшку разобьюсь, но устрою её в школу и, наконец, будет у меня подруга сердечная, не продажная. Вспомнила как много она всего знает, последнюю фамилию даже повторить не смогла, поэтому и не переспросила кто он, который говорил, что мы, вроде, отвечаем за тех, с кем подружились.

— Вот так-то Милочка, ты в ответе теперь за меня…

И Мила гордо улыбнулась сама себе.

Простые, наивные девушки, много вас таких по всей Руси, конечно, есть разные, но мои мысли остановились на этих, мечтающих, чтобы их приручили…

Майя со дня приезда во Владивосток с радостью и со всей серьёзностью отнеслась к поиску школы для Милы и, заодно, прикидывая её зарплату, решила и жильё ей подыскать, чтобы было близко от школы и недорого. В ней был стержень, азарт и вера в дружбу. Через неделю она уже и школу нашла, и квартиру подыскала.

До начала занятий оставалось с полмесяца, - Милка всё успеет и переехать, и на работу сходить оформиться, и даже обжиться, она, конечно, не огонь, помедленнее меня, но это даже и хорошо, я за старшую буду.

Мила хоть и была, и поспокойнее, и мечтательнее, но нашла время между сериями с мамой поговорить, и вкратце рассказать ей про свои планы. Мама послушала и поняла по-своему, разговор получился вроде бы и тёплый, но скорее равнодушный.

- Поезжай дочка, поезжай, хоть там поищи своё счастье, может оно заблудилось.

- Почему заблудилось?

- Ну, потому что, как говорят, где родился, там и пригодился, ну ты же ничего тут не нашла, может там найдёшь, съезди присмотрись, а что не так, так куда твоя раскладушка денется, в чулане пока постоит, ты же ничего не теряешь.

Миле стало грустно после такого общения, ну какая есть, маму, же не выбирают, наверное, и её жизнь смолоду была непростая, с папой они почти что и не разговаривают, нет они не в ссоре просто их сердца не спаяны и души порознь. С виду всё нормально – щи, котлеты, винегрет, поели, попили и разошлись по закуткам. А я так не хочу, я хочу вместе в летние походы, зимой на лыжи, в выходные в театр…

- Опять в облаках витаю вместо того, чтобы как Сёстры в Москву, несёт меня судьба в длинное путешествие. Лучше в поезде посижу и под стук колёс монотонный, план работы напишу и подумаю, как уроки вести и чем девочек увлекать, и чем мальчиков заинтересовать. Хорошо бы попутчица не говорливая попалась, а то ехать больше шести суток. Возьму билет самый дорогой, больше шансов, что такие билеты не расхватывают, как жареные пирожки. Кстати, надо и о провизии подумать, но много не возьмёшь, жарко, если что, всегда есть вагон-ресторан.

Так ютились в голове у Милы разные мысли, в основном оптимистические. Майка говорила, что недалеко от Владивостока, в Харбине, сохранилось множество русских зданий, в том числе православный Софийский собор с зелёными куполами, он и сейчас работает, вот бы успеть туда съездить до школы.

Билет оказался непредвиденно дорогим, но к счастью и на первый месяц заплатить за квартиру осталось, а там гляди и первая зарплата, но что ж теперь делать, очевидно, купе с комфортом. И повезло ещё, что нижняя полка досталась.



                II


Мила неспеша подготовилась к поездке, сварила несколько яиц вкрутую, взяла по баночке из своих заготовленных на зиму помидорчиков и огурчиков, конечно же там всё есть, но мои, домашние, Майке должны понравиться и, как полагается, приготовила в дорогу два бутерброда с докторской колбаской и с пошехонским сыром. И довольная своими сборами с тяжёлым чемоданом, полным книг и вещей, с готовым ужином в рюкзаке, и, конечно, с надежной на приятный вечер, подошла к спальному вагону.

Жизнерадостная проводница прибавила настроения, сказав с улыбкой:

- А Вас уже дожидаются, - и, помогая поднять чемодан, спросила:

- У Вас там что, камни?

- Да нет, книги.

- Учёная, стало быть, ну проходите, у Вас седьмое купе, а как тронемся, так чайку принесу.

Приятная проводница и так чисто в вагоне, всё в вишнёвых тонах, и занавесочки наглаженные.

Осенний день красиво подходил к концу, усталое солнце потемнело, садилось медленно, оставляя за собой терракотовые длинные прожилки на сизом небе, как память дня. А войдя в вагон, электрический свет окончательно погасил день и небо моментально загустело, и вместе с ним, и оранжевые следы растворились.

Дверь седьмого купе была распахнута, словно в ожидании её появления и сразу, ещё на пороге, справа на нижней полке она увидела знакомое лицо, улыбнулась ему и растерянно кивнула. Мужчина, видно привык встречать такие растерянные взгляды, мягко сказал приятным баритоном:

- Простите, не оправдал Вашей надежды, я не Тихонов, просто очень похож и мне всякий раз напоминают об этом, особенно молодые хорошенькие женщины.

Так он незаметно, как бы невзначай, но комплимент сделал и к себе расположил.

- Забавно ещё то, что и зовут меня Вячеслав Васильевич.

- Да уж, забавно, - единственное, что произнесла Мила и села напротив, так уж купе устроено. Между ними столик под белой скатёркой, тоже отглаженной, как и занавесочки и маленькая настольная лампочка, создающая уют, а если погасить верхний свет, то от неё даже и интим исходит, как от свечи. Но об этом позже…

Вячеслав Васильевич солидный господин в коричневом старомодном костюме, в бежевой рубашке стираной, но не отглаженной, уголки воротничка задрались вверх, что говорило о неухоженности. Эти мысли пробежали пунктиром в Милкиной голове и в этот же момент толчок их оборвал, поезд тронулся, медленно набирая обороты, и за окном также медленно отставали от уходящего поезда провожающие. Через секунду исчезли и воздушные поцелуи.

- Выходит только нас с Вами никто не провожал, - нарушил грусть уходящего поезда мягкий баритон.

- Печально смотреть в глаза провожающих, в их глазах тоска расставания.

- Наверное, Вы правы, я об этом никогда не думал, знаете ли, милочка, работа, работа, всё поглощает и уносит романтику, а Вы вот вернули и напомнили мне, что есть жизнь вокруг и ещё хочется в ней участвовать.

- А откуда Вы знаете, как меня зовут, вот сейчас назвали меня Милочкой.

- Флюиды, дорогая, это всё флюиды, - быстро нашёлся Вячеслав Васильевич, хотя это была его старомодная манера обращения, как и его старомодный костюм, позвольте голубчик, или флюиды милочка, флюиды…

А Милочка от второго комплимента зарделась и прикинула глазами сколько же ему лет, наверное, около пятидесяти, да, не молод, но что-то в нём подкупает, а подкупало невероятное сходство с Тихоновым. Минутами даже забываешь, что он только похож и продолжаешь разговаривать, как с Тихоновым, - подумала она, но вслух произнесла:

- И правда, смотрю и думаю, как же Вы похожи.

- Тихонов, смею Вам заметить, много старше меня, - уточнил баритон.

- Молодится, - подумала Мила и улыбнулась снисходительно, оправдывая его в собственных глазах.

Постучала проводница и с той же жизнерадостной улыбкой громко сообщила, что чай готов и только Вячеслав Васильевич хотел было сказать, - благодарю Вас м…, как тут же поправился и спросил:

- Милочка, Вы же согласитесь разделить со мной ужин и чай?

- С удовольствием и не только разделю, но и сейчас накрою на стол.

И она, без лишней суеты, спокойно выкладывала всё, что есть у неё за душой, и припасённые Майке баночки, и бутерброды, и почистила скоренько яйца, и порезала сыр, нетронутой оставалась только её душа, которая вырывалась из груди со скоростью летящего поезда…

Ох уж эти одинокие женские души и сколько вас по всей Руси…, готовые снять с себя последнее, остаться без гроша и при этом наслаждаться своей безнравственной добротой.

Псевдо-Тихонов открыл свой кейс, вынул сухую колбасу сервелат, круглую коробочку плавленых сырков, два бублика и со словами:

- Я не с пустыми руками к Вам на ужин пожаловал, - и придвинулся к столику.

Поезд шёл музыкально, в такт, не сбиваясь, этакой лихой мазуркой. И чай горячий, и как это бывает в охотку, даже простые бутерброды казались волшебными. Мила почувствовала поселившееся в душе счастье, a с ним и теплота привольно разлилась. Её светлые, маловыразительные глаза, на фоне лёгкого загара, заблестели звёздами счастливых надежд. И этот блеск, и молодость, и состояние её души, всё передалось Вячеславу Васильевичу и его несколько усталые глаза потеплели, и смотрели на неё уже с мужским интересом.

Несомненно, она привлекательна свой молодостью и доверчивом нравом, - говорили его внимательные, немного грустные глаза, - но всё же от них шло тепло. Ему нравилось говорить ей о своем одиночестве, о непослушной собаке, которая плетётся за ним на длинном поводке, а самой хочется вырваться на свободу. Нравилось ему её сочувствие, но больше нравилось её тело, такое молодое, упругое, пахнувшее ещё морем и солнцем. Он вроде бы рассказывал простую историю своего жития, а она додумывала, что он, такой же одинокий в большой квартире, как и она, неприкаянная, в маленькой.

Общая черта женщин средней полосы России – жалость, сочувственность и всепрощающая доброта.

Незаметно, после ужина и всплеска откровений, под тот же стук колёс наступила пауза и Мила попросила Вячеслава Васильевича на десять минут выйти. Он даже как-то с радостью согласился, поскольку понял, что нельзя так, она хрупкая и доверчивая, а что дальше, трудно сказать, время покажет, может быть у нас с ней что-то и сложится, но соединить с кем-то судьбу, нет, это непросто. Ну посмотрим, что день грядущий нам готовит, - подумал Вячеслав Васильевич и выходя из купе запел в полголоса.

Мила по-хозяйски всё убрала, сложила оставшуюся еду ближе к оконной раме, там похолоднее будет, мусор и стаканы отнесла проводнице, переоделась в лёгкий халатик и легла, включив маленькую лампочку возле своей подушки, надеясь немного почитать, но переполненный эмоциями день просил сна. И в этом чужом купе, на узкой полке было и мягко, и свободно, и замечательно спалось.

Когда первые, необыкновенно светлые лучи солнца ворвались в промытое окно мягкого вагона и наполнили всё купе радостью, Вячеслав Васильевич мягко произнёс:

- Просыпайтесь Милочка, завтрак подан, можно сказать в постель. Как и полагается после первой брачной ночи, муж приносит жене завтрак в постель, - так не слишком удачно пошутил Вячеслав Васильевич.

Милочку эта шутка задела и её внутренний голос за неё вступился и сказал:

- А Тихонов так бы не сказал.

- Согласен, шутка неудачная, но зато завтрак принёс от души, - и лежавшие на тарелочке сырники, выглядели домашними.

- Простите.

- Да полноте Милочка, дело житейское, мы не будем из-за этого сориться и портить чудесный день, это же последние дни уходящей осени, смотрите как она прекрасна, нет в ней страданий, печали и слёз.

- Красиво сказали.

- Так я прощён?

- Прощены и благодарю за завтрак.

- А теперь Милочка, накиньте что-то потеплее, осень, она же женщина, может быть тепло её обманчиво, а мы с Вами отправимся на прогулку, сейчас будет остановка на двадцать минут.

Мила обрадовалась приглашению на прогулку и когда он поправил ей шарфик и невзначай провёл рукой по щеке, посмотрела в его глаза с нежностью и улыбнулась.

По перрону шли под ручку, и он вдруг представил, как идут они бульварами, возле Воробьевых гор и Зоя, его борзая, идёт с его стороны и ревнует, женщина всё же, а я из командировки привез другую. Об этом тоже надо думать.

А Мила шла, как сама не своя, и думать ни о чем не хотела, шла и млела, оттого как он крепко держал её, прижимая к своему боку.

- Милочка, Вы какие яблоки любите…

- Антоновку.

— Вот и хорошо, - и он без промедления купил с детское ведёрко.

- Не жадный, - подумала, - не два же купил…


Напились дыханьем осени,
Словно в детство воротились,
Вы в любовь меня увозите,
Или в мыслях заблудились…

Или вальсом закрутилось
В листьях красных наваждение,
Или в солнце золотилось,
Глаз весёлых отражение…


Улыбаясь, прочла придуманные строчки, и довольная собой вошла за ним в вагон.

Вячеслав Васильевич предложил яблоки проводнице и попросил организовать чайку, добавив:

- Чай с яблоками – это память детства. А ведь верно подметили, Милочка, но не я Вас в любовь увожу, а скорый поезд в любовь уносит нас обоих…

Так играя словами, стало понятно, что они оба вовлечены в эту игру…

И дышать стало легче и жизнь повеселела.

В три часа дня Вячеслав Васильевич пригласил Милочку в ресторан и заказал всё лучшее, что было в меню. Официантка принесла на огромном подносе много разных закусок и спросила:

- А вы ничего выпить не желаете под такие-то закуски?

Они переглянулись и Мила сказала:

- Я как Вы.

- Ну тогда принесите-ка нам бутылочку шампанского с собой и сладости все, какие у Вас есть.

И посмотрев Милочке в глаза, приглушённым, чуть хриплым голосом сказал:

- Мы с Вами потом в купе устроим сладкий десерт с шампанским, согласны?

Мила кивнула, улыбнувшись и от этой, незнакомой допрежь хрипотцы, где-то внутри запорхали бабочки.

Первый бокал шампанского был на брудершафт и Миле было вполне достаточно, чтобы бабочки затанцевали, голова закружилась и родилось чувство.

Так и вспыхнул этот внезапный роман, а может и не такой уж внезапный. Вслед за бокалом шампанского и долгим поцелуем, Мила надкусила яблоко и передала его Славе со словами:

- Теперь и ты надкуси этот сладостный сок.

И это тихое ты, и протяжно-нежно сказанное - сладостный сок, - послужило бурным всплеском страстей.

Лежали молча, свет не зажигали, только маленькая лампочка на столике, завершала интим. Слава занимал всё пространство, а Мила висела на воздушном краешке полки, но была счастлива внутренним расслаблением и где-то ближе к ночи, она перешла на своё место и моментально уснула.

Третьи и четвёртые сутки были поспокойнее, помедленнее, но внешне, отношение полное надежд, оставалось.

Слава не говорил, выходи за меня замуж, или ты согласна стать моей женой… нет, этих слов он не говорил, но Мила считала, что это само собой разумеющее и когда он сказал, что после доклада, непременно зайдёт в ювелирный и купит ей кольцо, то вообще ни о чём таком не думала. Она была уверена, что, купив кольцо, вечером того же дня они пойдут в ресторан и он, надев ей на пальчик кольцо, скажет те, единственные нужные слова, которые ждёт каждая женщина.

Оставались сутки тёплых отношений, и она мысленно готовилась к тому, что не станет работать во Владивостоке, а выйдет замуж и переедет от родителей к мужу. Вячеслав Васильевич, очевидно, готовился к проверке одного рыбного предприятия, где была выявлена бухгалтерская ошибка, затем его и пригласили, как эксперта провести аудиторскую проверку и доложить руководству. Поэтому шестой день был рабочим, хоть и в поезде. Вячеслав Васильевич по-прежнему был учтив и нежен, а в нотках Милы проявилось сердечное чувство и улетучилось отчество.



                III


Как только поезд остановился, Слава напомнил, что встречаются они в семь часов вечера у входа в парк. Прощание было суетным, коротким, в воздухе витала какая-то неопределенность и поспешный поцелуй в щёчку несколько расстроил Милу, но её мечтательная натура смахнула эту тень и увидев вдалеке перрона Майку, потащила свой набитый книгами чемодан ей навстречу.

Майя говорила, что в сентябре уже нет изнуряющей жары, но море хранит летнее тепло, и небо высокое и чистое, улыбается, словно говорит – влюбитесь в меня и останьтесь со мной навсегда. Но не в этот раз, сейчас небо выглядело огорчённо, низкими тучами по небу плыла печаль, но Майка со своей радостной улыбкой перекрыла небо и обняла её своим распахнутым сердцем.

Всю дорогу до дома Мила не проронила ни слова, не могла найти те слова, которые бы Майю не ранили и борьба собственной радости с тем ударом, который она должна была нанести, боролись в ней уже давно. Мила понимала, как много Майя для неё сделала и знала, как много она значит для Майи, но ей пришлось сказать, что и Слава для неё столько же значит.

Майя, резко повернув голову и презрительно посмотрев в глубину её зрачков, беспощадно сказала:

— Это и есть твоё стеклянное счастье на тонкой удавке?

Мила машинально дотронулась до шеи, где ещё несколько дней тому назад висело бледно-зелёное стёклышко с маленькой дырочкой, но теперь его там не было. Скорее всего в угаре былых страстей сорвалась...

- Пропади всё пропадом, - с досадой подумала Мила и молча вышла, оставив чемодан на выходе…


Весь день до вечера пустой,
И парк осенне-равнодушный
Смотрел в глаза мои с тоской,
С моею болью никому ненужной.

И этот парк с пожухшею листвой
Стоит в безмолвии тревожно,
И я с растрёпанной душой,
Зачёркиваю жизнь свою, возможно.


Иллюзии над разумом довлеют и Мила, успокаивая себя убеждает, что Майя, со временем, поймёт её и простит и, даже быть может, напишет. А чемодан… - ну устала я, устала, сорвалась, простят меня сто раз прочитанные книги и трижды стираные вещи. Главное, ещё пару часов и Слава подойдёт ко входу в парк, а я пока поеду и куплю обратный билет.

Её душа не успела даже подумать, что мог бы он и сам позаботиться, она ведь даже места его не знает, но и тут она встала на защиту его интересов, - он же занят аудиторской сложной работой, в поезде договорится с проводницей.

На оставшиеся деньги она купила обратный билет, жаль на бутерброды не хватило и вернулась на первую скамейку унылого парка. Заметно похолодало, потихоньку накрапывал давно ожидаемый колючий дождик. Голодная и озябшая, она считала минуты до встречи.

Вячеслав Васильевич, тем временем, неторопливо подходил к парку, шёл устало, морщился, видно было, что эта неуютная погода его раздражала. Мила соскочила и побежала навстречу.

- Милочка, тебе должно быть холодно…

- И голодно, - добавила она улыбаясь.

Вот ведь эти предсказуемые покорные женщины… Как вам, в сущности, мало надо, как котятам…

— Ну, это мы сейчас исправим, - и взяв машину коротко сказал:

- К вокзалу.

Милочка хотела заикнуться про вечерний ресторан с презентом и признанием, но деликатно промолчала.

— Вот и добрались, сейчас на вокзале посидим в тёплом ресторанчике, отогреемся, поужинаем, так и время скоротаем перед дорогой.

Ресторан привокзальный был обычным, как все привокзальные рестораны. Не отличался ни чистотой, ни вежливостью, ни ассортиментом.

- Тут особо выбирать не приходится, закажу, что есть, Вы не возражаете Милочка…

Её ошеломило Вы, но решив, что это шутка, улыбнулась и кивнула. Сели в дальний угол и обращаясь к официанту Вячеслав Васильевич заказал две порции биточков с рисом и два салатика с креветками, и добавил:

– Два чая, пожалуйста.

Отложил в сторону меню и обняв Милочкины замёрзшие руки своими тёплыми, почти что шёпотом сказал:

- Милочка, я тебе так благодарен, ты невероятная женщина…, такая хрупкая и мечтательная, такая нежная и скромная. Эта неделя была неожиданным подарком свыше, - и его глаза поползли в потолок, - мне хочется тоже оставить память о себе на твоём пальчике.

С этими словами, он достал маленькую коробочку чёрного бархата, неторопливо, гордясь своим великодушием, открыл и достал тоненькое колечко с крохотным бледно-зелёным камушком, и со словами:

— Это берилл, разновидность изумруда, - надел на её тонкий пальчик. Кольцо оказалось впору, чему Вячеслав Васильевич был безмерно рад.

В это время подоспело и горячее, и закуски, так что Милина благодарность осталась за кадром… Но в душе поднялась горькая волна смятения, разочарования и досады, да ещё этот камушек с маленьким, мутным бериллом, как Коктебельское стёклышко, отшлифованное морским прибоем…

Ради чего… Ради чего она предала подругу, ради чего отказалась от школы, ради чего она, ещё совсем молодая, зачеркнула свою жизнь…

Крупные слёзы капали в салат… В горле стоял ком…, и тарелка с биточками оставалась нетронутой.

Вячеслав Васильевич с аппетитом всё поел, напился горячего чая и со словами:

- Ну полноте, милочка, - встал со стула.

А она, как его собака, на длинном поводке, озябшая и голодная, с растерзанной душой плелась за ним, не мечтая уже о свободе...

Хотя состав подошёл на перрон раньше времени, но проводник, ворчливый усатый дядька грубо сказал, что обменами купе не занимается и Вячеслав Васильевич беспомощно, посмотрев в никуда, развел руками…


Осень моя ранняя в сердце ворвалась,
Закрутила страстью неожиданно,
Я любовным ядом глупо напилась
И душа израненная, спряталась обиженно.

Замолчала и мечта разбитая,
Грёзы канули в пустой дороге,
Жизнь утраченная, перебитая,
Думать предложила лишь о Боге.


Наташа Петербужская.  @2023. Все права защищены.
Опубликовано в 2023 году в Сан Диего, Калифорния, США.