Курение убивает Глава первая

Курение убивает

Глава первая

Насколько это правда, я не знаю. Потому что я жив и здоров до сих пор. Но что курение мешало мне жить двадцать восемь лет, так это я точно знаю. Без него я обходился спокойно тридцать один год первых лет моей жизни. Я считал, что от курения не завишу, хотя со своими друзьями я покуривал, и не один десяток раз. Те курили постоянно, а я только тогда, когда сам этого захочу. И это я считал своим достижением, своей особенностью. Можно сказать, своей независимостью от никотина.
В этом было моё преимущество перед моими курящими друзьями. Во всяком случае, я так считал.
Но когда в моей жизни встала дилемма — запить или закурить, то я выбрал последнее.
Я сидел часами, упиваясь сигаретой только для того, чтобы мозги не сошли набекрень.
Проще было бы взять бутылку водки и отойти в нирвану. Как у нас тогда говорили, уйти в страну дураков. Но я тогда был в полном сознании. Мне ничего не мешало думать и с сигаретой в руке. Я хотел быть в полном осознании, чтобы трезво оценивать свои поступки.
И только тут я заметил, что как только я затушу сигарету, то через какое-то время меня посещает внутренний голос, который спрашивает, а не закурить ли сейчас ещё одну сигарету. И потом он спрашивал меня об этом с особой назойливостью всё чаще и чаще. И чем был дольше перерыв между сигаретами, тем более активно внутренний голос интересовался:
— А не закурить бы тебе сейчас? А ты что, ещё не закурил? Так возьми сигаретку, в пачке осталась последняя, и закури. И ты ещё не взял её? И ты ещё не покурил? О! А как хочется. Как жаль, что ты не покурил. Ты же посмотри, вокруг все курят. Им хорошо. И тебе станет точно так же хорошо. Ну пожалуйста, закури. Ведь никто не увидит. Никто не почувствует. Это будет только наша с тобой тайна. Ну, закури! Очень тебя прошу.
Он, этот внутренний мерзкий голос, всегда указывал мне верный путь к тому месту, где лежат сигареты. Он всегда знал, где их взять, как их выпросить у прохожего на улице. Он был всегда таким умным и находчивым, когда дело касалось того, где достать сигарету и как бы побыстрее её выкурить.
Поначалу меня пугало, что во мне или в моём мозгу живёт ещё кто-то, кто сильнее меня, кто просит меня закурить. Но что же это за зараза такая, которая сильнее меня?
Я стал об этом задумываться.
Значит, так. Я выкуриваю сигарету. Мне спокойно и хорошо. Через полчаса сосущее ощущение на языке заставляет меня задуматься, чего же мне не хватает.
Но если я занят работой, я этого не замечаю, так как работа поглощает все желания. Даже и сокровенные, если ты очень увлечён именно той работой, которая тебе нравится. Ты работаешь. Работаешь продуктивно, но стоит тебе отвлечься, как опять возникает сухость во рту, непередаваемое пакостное ощущение на языке, которое заставляет тебя задуматься — а что же тебе не хватает? Тогда уже вступает в действие внутренний голос, который вкрадчиво советует:
— А не закурить ли тебе? Что ты там тянешь? Давай, закури! Ты так долго не курил…
Рука сама собой тянется к карману, где лежит пачка сигарет. Ты бросаешь всё! Ты бросаешь любимую работу. Ты подчиняешься чему-то, что живёт внутри тебя, а оно сначала просит, потом требует, потом вопит и заставляет тебя сделать тот единственный жест, чтобы успокоить себя. Нет! Не тебя самого, а того, кто поселился в тебе. И он всегда руководит тобой, твоими поступками и желаниями.
Это мерзкий червяк, которому ты позволил поселиться в себе, завладел тобой, всеми твоими помыслами и желаниями. И он теперь навсегда становится твоим хозяином. Он владеет тобой, твоим мозгом, твоими желаниями и поступками. Ты бессилен против него. Теперь он твой хозяин! И он каждый раз мерзко смеётся тебе в лицо, когда ты выполнил его желание и закурил.
После этого он мирно успокаивается, укладывается спать внутри твоего сознания, но когда ты не дал ему через полчаса или максимум через час дозу никотина, он во всю свою мощь начинает его требовать. Он поднимается из глубины твоего сознания и перехватывает твою глотку. Он требует только одного.
ДАЙ МНЕ НИКОТИН. Я ЕГО ХОЧУ!
И ты, безвольный, опустошённый муками борьбы с этим мерзким червяком, достаёшь очередную сигарету. Зажигаешь её. Делаешь первый вдох. И тут он внутри тебя замирает, начинает успокаиваться и вновь укладывается спать.
Сигарета заканчивается. Ты её тушишь. Из пепельницы, которая уже прогоркла запахом никотина, опять несётся вонь. Но ты её уже не замечаешь, хотя она тебе противна. Ты к этим запахам привык, они тебя не смущают и не вызывают неудобства.
Но во рту остаётся сухость и горьковатый привкус никотина, от которого хочется избавиться. Ты пьёшь воду, чай, кофе, рассасываешь мятные конфетки.
Но после кофе курить хочется ещё больше. Это другой наркотик. Он нашему червяку не нравится. Сонный червяк опять поднимается, но ещё только с одним полуоткрытым глазом.
— Что за ерунда? Что потревожило мой сон? Что это мне пытаются тут втулить? — недовольно ворчит он, но, почувствовав вкус кофе, начинает нахально возмущаться: — Это не моё! — И тут же начинает требовать и умолять: — Выкинь эту гадость и дай мне только одну сигаретку. Только лишь одну…
Если у тебя её нет, то он заставляет клянчить её у друзей, знакомых и даже у посторонних прохожих, как бы тебе от этого стыдно ни было. Ты даже можешь украсть сигаретку у зазевавшегося товарища, который оставил пачку на столе. И он добивается своего! Сигарета у тебя во рту. Первая затяжка. И…
Вкус во рту изменяется, отвратительный вкус уходит. Червяк удовлетворён. Его опять охватывает дрёма, он устраивается калачиком у тебя внутри. И засыпает.
Ты попиваешь кофе или чай. Тебе хорошо. Ничто не вызывает у тебя жажду и неприятный, сосущий вкус на языке. Но опять же — всё это временно. Это продолжается только до тех пор, пока действие никотина усыпляет червяка. Но как только оно заканчивается, а это полчаса, червяк снова просыпается и вновь начинает изводить тебя своими требованиями.
И так до бесконечности. Он сильнее тебя. Он мощнее тебя. Ты только инструмент для его благополучия. И даже перед твоей смертью червяк попросит тебя закурить. Ему не страшно умирать. Он вечен. Он с тобой сегодня и до последнего твоего дыхания. А после того как из тебя уйдёт твой последний вздох, он без сожаления расстанется с тобой, оставив внутри тебя только следы своего обитания.

И я это видел

Я окончил первый курс. У меня был первый отпуск на два месяца. У всех на один, а у меня на два. Потому что я свою летнюю практику отработал зимой. Во всех соревнованиях, в которых участвовал, я занимал первые места. Учёба давалась легко. Я всегда наслаждался, когда за правильный ответ получал отличную оценку. За победу — очередную медаль или приз. Меня пьянила красота бега, радость победы. Я мог пробежать до десяти километров и не устать. Во время бега, будь то осенью во время дождя или зимой по снегу при минус двадцати, я всегда думал о том, что мне предстоит сделать, как это сделать и как добиться лучшего результата. Результата на ринге. Как стать победителем. И в этом помогала мне во многом моя дыхалка. Я мог бежать рывками, бросками, но никогда от этого не задыхался. Так же, как и на ринге, делая фейерверки финтов, я всегда оставался к концу боя, если он не заканчивался раньше в мою пользу (а тогда я знал, что я не напрасно потратил свои силы), со своим спокойным дыханием. Мой тренер всегда этому удивлялся. Как это можно? Потратить столько сил, энергии, да ещё и в таком темпе, и иметь равномерное дыхание.
А результат приходил сам собой. Он был прост. Его надо было только захотеть. А когда есть желание чего-то добиться, то надо приложить лишь немного усилий — и результат всегда будет у тебя в руках. Отметай соблазны, отбрасывай в сторону неверные решения, и цель, к которой ты стремишься, всегда будет твоей, ты её добьёшься. У меня так всегда и получалось.
И вот таким героем я заявился в свой провинциальный городок. Конечно, хотелось всем друзьям и знакомым рассказать, как же это я добился таких результатов в учёбе и спорте.
Но моим друзьям, так называемым друзьям, это было безразлично. Это были совсем другие люди. Это был совсем другой город с устоявшимися нравами и привычками. И мои бывшие друзья смотрели на меня, как на разноцветного попугая. И только одно радовало их в общении со мной — это то, что у меня были деньги и с их помощью можно хорошо погулять.
В их понимании погулять — это взять пару бутылок дешёвого вина с сигаретами, в парке выпить и хмельными, и безбашенными заявиться на танцплощадку.
Иногда там случались и драки. Мне, с моими навыками бокса, не составляло труда отправить на землю несколько соперников наших предполагаемых девчонок. Чем я и снискал себе дешёвую славу у своих дружбанов и этих размалёванных красавиц. Но разве я тогда понимал, что всё это лишь туман эйфории от вседозволенности, созданной алкоголем и табаком?
Покрасоваться перед местными красотками в подпитии и с сигаретой в руке! Да это верх мечтаний каждого местного пацана! Девчонки на тебя обращают внимание. А ты такой гордый. Ты такой удачливый и непобедимый. Тебе все реки по колено. Матерки с языка срываются пополам с обычной речью. Тебе всё фиолетово. Какую-нибудь из них берёшь за плечики и в кусты обжиматься-целоваться. Ну просто герой, да и только!
Однако моей маме надоело, что её сынок, умница, чемпион, отличник, где-то шарахается по ночам и приходит полупьяный домой под утро.
Она мечтала о том, что, когда он приедет, она с ним поговорит о новых книгах, фильмах, о его жизни, обсудит свои беды. И он, сильный и красивый, сможет обо всём этом с ней поговорить и понять её.
Она так радовалась его успехам и хотела, чтобы в его жизни их было как можно больше. А тут вот такое… Она пыталась что-то сказать, возразить но, когда в ответ пошли одни огрызания, не выдержала, отхлестала мокрым полотенцем этого засранца и пожаловалась папе.
Папы часто не бывало дома. Он постоянно ездил в командировки. Стране было необходимо золото, и как можно больше. И у папы, как коммуниста, это была наиважнейшая задача. Он работал на благо Родины.
Папин вердикт был прост:
— А нечего ему прохлаждаться на маминых харчах. Пусть поезжает и поработает. Тайга научит его, как себя правильно вести с матерью.
На следующий же день шофёр отвёз меня в аэропорт, посадил в самолёт, и я полетел в город Зея. Там меня под белы рученьки приняли, усадили в кузов грузовика, и к вечеру я уже был на прииске Золотая Гора.
Грузовик остановился перед конторой. Посигналил. Из дверей вывалился громадный небритый мужик. Видать, он был здорово под мухой и очень зол.
— Ну, и где этот папенькин сынок? — чуть ли не орал он. — А ну, быстро его ко мне! Я ему покажу, как надо матушку уважать! — громогласно, на всю улицу вещал он.
Пришлось подчиниться и идти в контору следом за ним. В конторе — дым коромыслом. Мужики с неподдельным интересом поглядывали на меня. Кто из них кто, я понятия не имел. Да и были они мне все до одного места. Меня интересовал единственный вопрос — чем же это всё закончится? А закончилось всё очень банально.
Бородатый начальник проорал:
— Зиновий! Вот тебе пополнение для твоего отряда!
За столом сидел молодой парень в стройотрядовской форме и с интересом рассматривал меня. От крика бородатого у него на лице не произошло никаких изменений. Наверное, это было постоянное состояние бородатого, к которому они все здесь привыкли.
У Зиновия только взгляд заострился на мне. Он встал из-за стола, подошёл ко мне, хлопнул по плечу и спокойно предложил:
— Пошли, чё тут вола за хвост тянуть?
Я подхватил сумку, и мы вышли из правления.
А в правлении всё так же раздавались громогласные вопли бородатого. Это он так всерьёз долбал своих подчинённых за какие-то проступки.
По дороге к бараку Зиновий мне рассказал, что у них здесь стройотряд от мединститута и я буду в нём работать. Поблажек он мне не даст. А так как я папенькин сынок, то и спрос с меня будет двойной. Он здесь бригадир. Он бог и царь над всеми. А директор прииска, то есть бородатый, бог над ним, над Зиновием. До начальства далеко, а правда всегда у него в руках. Поэтому не рыпаться, приказы не обсуждать, а подчиняться им и работать. А еду и кров он мне обеспечит. Расчёт по окончании работ. Отряд сейчас строит гараж, детский сад, столовую и остальное, что потребует директор. Рабочий день от подъёма да заката. А так как здесь север, то подъём и закат будет делать он, Зиновий.
Мы дошли до барака, где мне была указана койка. Красивая девчонка принесла постельное бельё, железную миску с кашей и компот.
Я, стараясь не шуметь, всё это быстренько умял и завалился спать.
Утро и вправду началось с подъёма.
Вокруг все засуетились, началась беготня. Я тоже попытался встать, но был свален на кровать дружеским боковым толчком в плечо.
Обозлённый, я чуть ли не кинулся на обидчика, но это был Черпак, мой одноклассник. Он был выше меня на голову, пошире в плечах, и такие его удары не единожды валили меня с ног. Но это делалось всегда по-дружески.
Вот и сейчас он стоял передо мной довольный, что подловил меня и на этот раз. Мы занимались в одной секции. Но Черпак был в более тяжёлой весовой категории.
— Чего это ты, Макар, к нам пожаловал? — чуть ли не проорал он.
А что было отвечать, когда и так, наверное, все здесь уже знали, потому что с интересом разглядывали меня и прислушивались к нашему разговору.
— Да достал я маманю своими загулами. Вот она и пожаловалась отцу. А у того, ты же знаешь, разговор короткий. Труд из обезьяны сделал человека, как он говорит, вот иди и докажи, что ты человек. Теперь придётся мне это доказывать здесь.
— Да не бзди горохом, у нас тут всё нормально, — уже у умывальника делился Черпак со мной. — Директор — злодей, но мужик справедливый. Если план выполняем, то к нам не лезет. Зиновий тоже ничего. Бывший десантник. Он за всё перед директором в ответе. Потому и долбает нас. Наряды закрывают по-справедливому. Кормят на убой. Комары и мошка жрут по-серьёзному. Вот от них уж точно никуда не денешься. Главное не сачкуй, и всё будет нормально.
Мы позавтракали, и Черпак повёл меня в сторону стройки. Девчонка, что приносила бельё, смотрела нам вслед, и Черпак заметил её взгляд.
— Кажись, Зинка положила на тебя глаз, — с завистью пробубнил он. — Мы тут только как к ней не подкатывали, но — ни в какую. И в институте тоже. Ни с кем не водится из парней. Всё только учёба да учёба. Смотри, Зиновий сам за ней ухлёстывает, — походя тараторил он. — Но ничего у него не получается, несмотря на его авторитет.
Мы уже приближались к стройке, как вдруг у барака раздались какие-то крики. Прислушавшись, мы поняли, что нас зовут обратно.
— Что за ерунда? — недовольно бурчал Черпак. — То беги на работу, то теперь беги с неё.
Когда подошли к бараку, то Зиновий объяснял парням, что сегодня директор сделал бойцам поблажку, как студентам мединститута. Но отработать смену придётся позже.
Потом рассказал, что на днях из тайги вернулись старатели. Своё возвращение они отмечали невероятной попойкой. Они скупили почти всю водку в местном магазине, и один из них не выдержал такой дозы спиртного и умер. Сейчас приехал следователь с патологоанатомом, и они собираются делать вскрытие отравившегося старателя. Поэтому сегодня рабочий день отменяется, следователь приглашает всех студентов на вскрытие, и он и патологоанатом просят их о помощи.
Как потом выяснилось, это была инициатива не только следователя, но и в большей степени Зиновия.
Черпаку было всё равно, что делать — идти работать или помогать следователю. Он только бубнил:
— Насмотрелся я на этих жмуриков. В институте что ни день, то новый труп. То вскрывай их, то зашивай. Теперь от них и тут покоя нет.
Но, несмотря на недовольство некоторых личностей, через час все собрались у здания правления.
Для меня такое начало было даже интересным. Первый день в тайге, и всё начинается с приключений.
Черпак познакомил меня с парнями из отряда, и мы стояли в стороне от входа в правление. Почти все парни курили. Без сигарет были я и Черпак. Девчонки стояли немного поодаль. Их было значительно меньше, чем парней. Они о чём-то шептались, но дыма от сигарет из их кружка не исходило.
Подъехал грузовик с трупом, и Зиновий скомандовал, чтобы парни помогли занести труп в правление. Парни без всякого колебания подхватили носилки и занесли их внутрь здания.
За ними следом зашёл и я с остальными ребятами.
Обступив стол с трупом, все потихоньку переговаривались между собой. А мне стало даже жутковато, когда вышел мужичок в белом халате и взял в руки скальпель. Я никак не мог поверить, что вот так можно взять в руки какой-то ножичек и разрезать им человеческое тело.
Корову, свинью — можно. Ведь это животные. Разделывали их у меня на глазах, а когда я повзрослел, то и сам участвовал в разделке. А вот человека… У меня в голове не укладывалось, как же это может произойти.
А произошло это всё обыденно. Скальпель врача прошёлся от подбородка трупа до лобка. По помещению разнёсся обычный утробный запах внутренностей животного. Патологоанатом подрезал связки у горла и ещё где-то что-то внутри и вынул из человеческого тела, как обычный забойщик скота, горло с языком и лёгкими.
Зиновий помогал ему вынимать внутренности, кто-то из парней отчерпывал кровь, а кто-то из девчонок записывал слова врача. Я стоял позади всех и только между голов впередистоящих мог видеть, что доставал врач из тела.
— Этот человек при жизни очень много курил, — услышал я его голос.
И в самом деле в его руках было нечто странное для меня.
Когда разделывали свинью или быка, то лёгкие у животного были нежно-розового цвета.
Здесь же в руках врача был какой-то осклизлый буро-коричневый кусок. Он с трудом напоминал лёгкие, только что вынутые из человеческого тела. Более всего он был похож на залежалый и заветренный кусок мяса.
Сверху лёгкие были коричневые, покрытые слизью. Книзу коричневый оттенок переходил в более светлые тона. И наконец, где-то в самом низу просматривалась лёгкая розоватость.
— Он был заядлым курильщиком, — начал объяснять врач. — Через десяток лет, а то и раньше у него были бы какие-нибудь проблемы с лёгкими, и он бы всё равно умер, но уже в мучениях. Так что, будем справедливыми, ему сейчас повезло, что он умер от отравления алкоголем во сне, а не в муках на больничной койке.
Врач с добровольными помощниками продолжал разделывать труп. Студенты помогали ему во всём, а я никак не мог отвести взгляд от таза, в котором валялись останки этого человека. Это был результат насаждённой человечеству культуры. Пьянства и курения.
Я никогда не задумывался, что безобидные сигареты могут сотворить с человеком такую страшную вещь.
Я всегда думал: курят многие, да и пусть курят. У нас в школе курили только троечники и второгодники. Да к ним и отношение было соответственное. Куришь — значит, мозгов нет. Они у тебя усохли, и на большее ты не способен. Твой удел быть троечником, хулиганом, неудачником. Вот и кури дальше. Нарушишь законы, а ты их и в школе не соблюдал, посадят в тюрьму. А оттуда выходят только такие вот, с такими лёгкими.
И если и дальше будешь курить, то никогда не добьёшься каких-либо результатов. Ни в спорте, ни в жизни. Никогда не пробежишь за рекордное время стометровку. Не одолеешь дистанцию в десять километров на хорошей скорости. Не выдержишь на ринге даже пару раундов, а не то что три в хорошем темпе. Да и в футболе сдохнешь после первых же пятнадцати минут игры.
Мой папа курил постоянно. В его карманах никогда не переводились папиросы и сигареты, там всегда был просыпанный табак. По дому везде были раскиданы пачки папирос и спички. Мама на это не обращала внимания. Она всегда говорила, глядя на это безобразие:
— А что делать, тогда была такая мода. Мальчишки в то время рано становились мужчинами, кормильцами семьи. Вот и закуривали рано. Всё подражали своим бывалым отцам, фронтовикам. Ведь табак их и грел, и кормил. Отцы прошли горнило войн, и он помогал им жить. А вы не курите. У вас другая жизнь. Не будет больше ни войны, ни голода. Всё будет по-другому. Счастливыми вы будете.
И мы, три брата, поклялись, что никогда не будем пробовать эту гадость. У них двух моих младших братьев, это получилось. Но не у меня.

Конец первой главы

Рассказ опубликован в книге «За жизнь…» https://ridero.ru/books/za_zhizn_1/