Я буду ждать на темной стороне. Книга 4. Глава 39

Будь «Неопалимый» не так загружен текущими делами и более внимательным к нюансам той или иной документации, чье содержание он редко принимал во внимание, одного звонка в ведомство для уточнения некоторых данных могло раз и навсегда решить судьбу Новаковского. И тогда живым из его штаба он бы попросту не вышел.

Но благодаря тому, что накануне отъезда на фронт ему некогда было заниматься подобными мелочами, Новаковский не до конца осознавал всю шаткость своего положения, время от времени посещая лазарет, где ему выдавали обезболивающие средства и лекарства против температуры.

Он вычухался только благодаря своему сильному организму, закаленности, а также тому образу жизни, который вел дома, научившись выживать. Так что от перемены мест его мироощущение не особо поменялось. А между тем что-то подобное он ощущал, когда работал на Марка Исааковича, в окружении «дружного» коллектива, где свои предавали и «сливали» ни за х#й собачий. Особенно любили этим заниматься приближенные к директору «шестерки».

Из всего пережитого им тогда радовало лишь одно. В стенах того предприятия он прошел хорошую школу жизни, посмотрев на неё так сказать изнутри, так что теперь ему все было нипочем. Егор был уверен, что пройдя такую «школу воспитания», он выживет везде. Так оно, по сути, и случилось.

Поэтому попав потом в армейские условия, он не был сильно шокирован тамошними порядками как некоторые его соотечественники. Выращенные в тепличных условиях под крылом заботливой маман и потакавшему им во всем отцу.

Единственный плюс такой службы был в том, что в учебно-тренировочном лагере у них хотя бы был обед, пусть и по расписанию. У Марка Исааковича же приходилось есть где попало и когда попало. Потому что такого понятия как «обед» у этого рабовладельца не существовало от слова совсем. Порой наплыв клиентов в сезон был таким, что работникам склада приходилось есть стоя и на ходу. И процесс этот редко когда занимал десять минут. А вот если удавалось его растянуть, то подобное стечение обстоятельств считалось почти удачей.

Теперь же, когда его жизнь изменилась самым кардинальным образом, Егор и вовсе оказался в таком состоянии, что не мог ни покинуть этих людей, ни идти с ними дальше. А те, не имея ни малейшего представления о том, кем являлся он на самом деле, не могли выдворить его прочь или просто ликвидировать.

А если рассматривать эту ситуацию в духе фрейдизма, то сам того не осознавая, Новаковский очутился в ситуации, требовавшей от него укрепления своего нового «Я» в лице условного «Дзазамии Армана Бохутевича», которое должно было стать более независимым от его «Сверх Я», (то бишь совести, снедавшей его на фоне сотрудничества с врагом), а также расширить  поле его восприятия, выстраивая его так, чтобы оно могло освоить новые части своего «Оно» (группировку людей «Неопалимого»).

Поэтому привыкший выживать где попало, он не потерял себя и здесь, интуитивно чувствуя, что его дни в этом штабе сочтены и возможно уже завтра его здесь не будет.

Подготовка к празднику шла полным ходом. Ещё бы, это был последний день отпуска перед поездкой на передовую, где возможно придется засесть на пару месяцев, не имея возможности ни толком отдохнуть, ни съездить домой.

Заранее раздав некоторым бойцам награды за доблесть и героизм, «Неопалимый» шатался по территории штаба, изредка помогая с украшением зала, где ранее проводились различные мероприятия.

Особенно пришлись по душе все эти приготовления Азею, для которого любой праздник ассоциировался с чем-то приятным, и в основном, с детскими воспоминаниями. Именно ему было поручено поменять вывеску и преобразить её до неузнаваемости. И пока он этим занимался, разрисовывая краской старую вывеску, Егор жаловался ему на Гоги, рассказывая в подробностях, что сделает с ним, ежели тот снова появится у него на пути.

Азей даже не пытался его отговаривать. Он слишком хорошо знал своего приятеля, чтобы рискнуть оказать на него влияние. Что же касается самого Егора, то меняя одну маску за другой в целях конспирации, прикидываясь различными личностям, он уже слабо себе представлял, где был настоящим, а где его стиль жизнь являлся всего лишь притворством и игрой на публику.

С некоторых пор в его сознании началась отчаянная борьба за первенство между «Новаковским», выходцем из отряда Шекспировича, и условной ширмы в виде «Дзазамии Бохутевича», чья личность все сильнее врастала в его шкуру, диктуя собственные условия и вытесняя оттуда его настоящего.

Как будто украв униформу брошенного им на верную погибель в степи некоего Маврыкия, он позаимствовал вместе с тем и его судьбу, будучи уже не рад, что все сложилось именно таким образом, предпочитая видеть себя застреленным вместе с остальными.

Так что начав понемногу забывать, для чего он здесь, и почему должен был вернуться назад, Егор быстро пришел в себя, когда «Неопалимый» ткнул ему в лицо телефоном, где на экране была изображена очередная фотография Эрики. Телефон свой он, разумеется, так и не получил.

Чем не мотивация для дальнейшего побега и последующей кражей того, что принадлежало ему, пусть для этого придется изрядно попотеть и тайно покопаться в карманах униформы самого «Неопалимого» в надежде найти там свой телефон. Да ещё сделать это так, чтобы тот был ни слухом, ни духом о его проделке.

Так что потратив накануне немало времени на составления плана побега и похищения своего телефона, Егор воспрянул духом, узнав, что на днях в штабе состоится празднество, устроенное в честь отъезда на фронт тамошних бойцов.

Он все ещё был слаб после перенесенных физических лишений, но это был последний шанс завладеть своим имуществом и унести отсюда ноги, когда все будут пьяны и вряд ли обратят внимание на пропажу какого-то новобранца. Лучшего момента для проворачивания своей аферы нельзя было придумать.

О том же, что могло его ожидать в случае провала, особенно если ему «повезет» нарваться на трезвого «Неопалимого» во время обыска кабинета, Новаковский предпочитал не думать, уверенный, что все произойдет именно так, как он задумал.  По-другому и быть не могло.    
 
Едва с вывеской было покончено, Азей повесил её над дверью штаба, отправляясь с приятелем на обед. В следующий момент невесть откуда сорвался сильный ветер, позакрывав все форточки в здании, после чего добравшись до этой вывески, перевернул её обратной стороной. В результате чего вместо официального приглашения перед взорами гостей, стекавшихся в здание на мероприятие, красовалось старая надпись, принадлежавшая агентству, которое ранее занималось организацией детских утренников:

«Такого ещё не было!
ДЕНЬ РОЖДЕНИЕ ИИСУСА.
Вас ждут Винни Пух, кукольный театр,
конкурсы, песни, КЕША, подарки и игры.Ждем вас с воскресенье,
в ДК Спортивный «Металлист» (Малый зал), начало в 14:00»

Осталось только разобраться, кто из тамошних присутствующих был «Иисусом», а кто «Винни Пухом». И кем был этот «Кеша». А главное, почему все эти люди выбрали себе именно такие позывные…

— Кто сегодня на посту? — осведомился «Неопалимый» у одного из новобранцев, прежде чем зайти в зал, где собирался отдохнуть сегодня его коллектив. 

— Я и Пашка, — ответил ему Азей, радостно кивая в ответ. 

— «Я ебашка», — отозвался в рифму его напарник, воспринявший эти слова за не совсем удачную оговорку.

Махнув на них рукой, «Неопалимый» ушел в зал, уверенный, что парни не подведут, и до последнего будут стоять на страже порядка, пока остальные будут квасить, становясь уязвимей. Странной надписи на вывеске он не заметил, поглощенный собственными мыслями.

«Дизайнеры, блять», — мрачно отметил он про себя, окидывая скептическим взглядом помещение зала, украшенное надутыми воздушными шариками, словно здесь должна была состояться не сходка бойцов, а детский утренник.

Везде горели зажженные свечи из-за блэкаута, а для извлечения музыки в углу специально поставили фортепиано, к которому позже под предводительством Гоги должны подойти натренированные «пианисты», готовые представить гостями свой новый репертуар. 

Новаковскому не сильно хотелось присутствовать на этой сходке, но не представляя своего побега без телефона, с помощью которого можно было выйти на связь с родными, как только станет доступной ему нужная сеть, да и без программы навигации никуда, он был вынужден изменить свой план.

И серьёзно загоревшись желанием обыскать кабинет «Неопалимого» в его отсутствие, если для чего Егор и планировал посетить мероприятие, то только затем, чтобы убедиться, что тот будет все время сидеть за столом и квасить с остальными.

Что могло позволить ему в дальнейшем без преград посетить этот кабинет, и, пользуясь подходящим моментом, поискать там свой телефон, а уже потом бежать, угоняя на ходу какую-то технику. Не пешком же возвращаться домой.

На фронт он, понятное дело, не собирался. А это значило, что сегодня ему придется выложиться на полную и не допустить ошибки.

Заранее начав готовиться к этому событию, он проверил накануне свою униформу, изрядно поистаскавшейся за это время. Налив позже воды в таз, Егор хорошенько её постирал. А когда начал вынимать её обратно из таза, чтобы выжать и повесить сушиться на солнце, слегка опешил, когда повнимательней приглядевшись к её шевронам, он прочитал на одной из них надпись «Я здесь для насилия».
 
Не на шутку разозлившись, Егор принялся искать что-то такое, чем можно было их сорвать, или хотя бы зарисовать саму надпись, но все было тщетно. Ни ножниц, ни канцелярского ножа он так и не нашел, перерыв все на свете. После чего плюнув на это дело, повесил сушиться униформу как есть, поражаясь тому, что не заметил этой надписи раньше.

Вот до чего доводит собственная невнимательность!

А ведь ранее он даже представить не мог, что с ним могла когда-нибудь приключиться подобная история. Поэтому дав себе слово немедленно от неё избавиться подобно змее, сбрасывающей старую шкуру, как только позволят обстоятельства, он был вынужден снова её надеть, как только она высохла на ветру. Благо, погода на улице стояла засушливая, и под воздействием горячего воздуха мокрая одежда высыхала в считанные минуты. 

К середине дня шрамы на его спине, по которой прохаживался накануне Гоги плетью, вновь начали о себе напоминать. И не в состоянии больше терпеть эту боль, Новаковский был вынужден обратиться за помощью к военному хирургу, который в таких случаях выдавал ему какие-то таблетки.

Когда он зашел в амбулаторию, Урмас Айбусинович сидел за столом, заполняя какие-то бланки. Поздоровавшись с ним, Егор бросил взгляд на полки, где стояли всякие склянки с порошками. Будучи чрезмерно увлечен работой, мужчина не обратил на него внимания. Но заметив краем глаза, кто именно пожаловал к нему в кабинет, не отрываясь от работы, он неопределенно махнул ему рукой, будучи в курсе, с какими жалобами пришел к нему этот «Дзадзамия».

Догадавшись, что от него требовалось, Егор подошел к шкафчику, где лежали заранее подготовленные таблетки.
Дав понять хирургу, что он сам со всем разберется, Новаковский потянулся за упаковкой указанного снадобья, чтобы отсыпать себе немного таблеток, но немного промахнувшись в своих намерениях, схватил вместо купировавшего в теле спазмы лекарства пару таблеток каптагона, так называемого синтетического стимулятора амфетаминного ряда. И там же, не отходя от кассы, проглотил одну, спрятав остальные в карман.

Понятия не имея, что происходило у него на заднем плане, Урмас Айбусинович по-прежнему был углублен в свои труды. Поблагодарив его за оказанную услугу, Егор направился к двери. Продолжая заполнять бланки, хирург едва ли обратил внимание на его уход. Желанного облегчения эти таблетки не принесли, но его состояние немного изменилось.

Однако списав все на пережитое им недавно потрясение, оставшуюся часть суток Егор потратил на повседневные дела, воскрешая в памяти мельком увиденные им с собственного телефона фотографии Эрики. Где была она сейчас и с кем развлекалась за границей, об этом он старался лишний раз не задумываться. Егор был уверен: такая видная девица вряд ли будет наслаждаться одиночеством в ожидании такого как он.   

Но если днем у него ещё хватало сил заниматься всякой бытовухой, (надо было уложить кое-какие дела накануне побега, да так, чтобы не привлекать к своей персоне лишнее внимание), то к вечеру его начало клинить капитально. Егор искренне не понимал, что с ним творилось.

Боль в мышцах вроде бы утихла, зато с головой начало твориться что-то несусветнее. И не в состоянии с той поры сосредоточиться хотя бы на одном деле, да ещё и начав ко всему прочему испытывать чувство невменяемой ярости, он предпочел пойти по пути наименьшего сопротивления, соизволив наконец заглянуть в банкетный зал. Ему начало казаться, что сейчас наступил подходящий момент для поиска телефона. Плюс ко всему он хотел проконтролировать местопребывание «Неопалимого». 

Как Егор и ожидал, главный «Иисус» со своими «двенадцатью» апостолами в военной экипировке уже давно были на месте. Но самое удивительное заключалось в том, что был он не один, а с какой-то дамой. Ещё той «вифлеемской овцой» на заклание. На миг Новаковскому показалось, будто он стал жертвой галлюцинации, однако стоило ему приглядеться к ней внимательнее, как его охватил самый настоящий ужас и изумление одновременно.

В компании «Неопалимого» ошивалась не кто иная как Миранда собственной персоной. Но как она сюда проникла и кто ещё вообще пустил, для него так и осталось загадкой.

Её появление произвело на Новаковского такое впечатление, что пристально наблюдая за тем, как подходит она к столу вместе «Неопалимым», что потеряв на миг бдительность, он рисковал оказаться ею обнаруженным.

Вовремя спохватившись, он стал к ним боком, чтобы она не могла его видеть, но самому ему было видно, что происходило за их столиком. И пытаясь выглядеть ещё неприметнее, чем был, Егор принялся за ней следить, стараясь разгадать истинную причину её здесь нахождения.

Головой он понимал, что заявилась она на мероприятие не просто так, а с определенной целью. И скорее всего пребывала на задании, не собираясь ставить об этом в известность того, кто находился с ней рядом.

Останься он здесь ещё на полчаса, ему стало бы понятно, зачем она сюда пришла. Но так как он спешил, потому что телефон его ждать не будет, оставаться надолго в этом зале Егор тоже не мог.

Между тем увиденная картина действовала на него самым противоположным образом. И чем дольше он наблюдал за Мирандой, её жестами и мимикой лица, тем сильнее просыпалась в нем ревность, пусть по-настоящему эта девица никогда ему не принадлежала.   

— Присажуйся, — кивнул ей «Неопалимый», располагаясь напротив стола.

Не «Присаживайся», а именно «Присажуйся»; акцент выдавал в нем уроженца провинции, где почти все говорили именно так, не заморачиваясь насчет правильности произношения отдельных слов.

Улыбнувшись, Миранда шагнула к столу, готовая выполнить распоряжение своего «кавалера», однако так и не обнаружив нигде элементарно табуретки, остановившись, с удивлением покосилась по сторонам.

Облаченная в красное короткое облегающее платье, она создавала атмосферу праздника, бани и дорогих шашлыков. Такая девица казалось могла запросто провести куда угодно, только не этого типа, немало повидавшего на своем веку. И подсознательно чувствуя, что появилась она здесь непроста, (а если глубже копнуть, эта девка и вовсе могла  оказаться подсадной «уткой» для выведывания информации), к этой встречи «Неопалимый» подготовился заранее, прихватив с собой два заряженные глока.

А сам, прикидываясь незадачливым и глуповатым мужичком, продолжал следить за развитием событий, отмечая про себя малейшие изменения в её поведении, и старясь понять, чем этот вечер закончится лично для него.   

«Молодой человек, вы издеваетесь?! Куда мне присесть? — говорил взгляд Миранды, искавшей поблизости табуретку. — На свечку, на бутылку или вовсе сесть на пол?!»

Место для мероприятия было выбрано необычное, но стульев для бойцов почему-то не хватало. Её бывший, который, кстати, в чем-то походил на этого типа, с той разницей, что он был моложе его и успел давно полечь в полях после неудачной атаки на врага, никогда бы не оплошал так перед дамой. Праздник даже не успел толком начаться, а Миранду уже все здесь раздражало и выводило из себя своей неорганизованностью, и безалаберностью спутника, которого надо было обезвредить и захватить в плен.

Ей стоило невероятных усилий не показывать перед ним своих истинных эмоций. Поэтому заново напялив на свое лицо улыбку и больше с ней не расставаясь, она вела себя так, будто ей надо было не обезвредить командира противника, а, как минимум, охомутать богатенького папика.

Задача сверхсложная и не совсем приятная, но возвращаться назад с пустыми руками она не могла. В противном случае начальство могло жестко наказать.

Тогда Миранда ещё не знала, что бойцам «Неопалимого» ни скамейки, ни стулья на подобных гулянках были, в принципе, не нужны. Так как имея свойство в такие моменты напиваться до упаду, они довольно быстро пьянели, падая на пол как мухи, и засыпая где попало.

В противном случае мебель использовалась в качестве метательного средства в процессе разборок. И чтобы помешать им наносить друг другу увечья до того, как они попадут на фронт, «Неопалимый» лично следил за тем, чтобы в помещениях оставалась только такая мебель, которую они не могли понять.

Иногда этих драк становилось так много, что половина всей мебели оказывалась разнесенной в щепки. Причем больше всего доставалось стульям и табуреткам, в результате чего некоторым его бойцам приходилось есть и спать прямо на полу подобно первобытным людям, заворачиваясь в какие-то тряпки.

— Я был бы не против, чтобы мне составила компанию такая дама… — Спустя время отозвался «Неопалимый», отобрав у своих помощников скамейку и тут же передавая её своей спутнице. — Хочется и пасотреть на тебя, поговорить и пообщаться...

Последнее предложение он специально произнес таким тоном, разграничивая значение двух похожих по смыслу слов. Но если под фразой «поговорить» в его регионе подразумевался сам процесс общения с девушкой, то в выражении «пообщаться» закладывался смысл уже физического с ней взаимодействия.

Выхватив из его рук табуретку, Миранда тотчас поставила её на пол, только сейчас обнаружив, какой узкой она была. На такой табуретке нельзя было сидеть, чтобы невзначай не коснуться бедром своего спутнику. Не обращая на это внимания, «Неопалимый» сел первым, приглашая её занять место рядом с ним.

От его просьбы Миранде стало не по себе, но все умудрившись перебороть в себе целую бурю вспыхнувших противоречивых эмоций, ощутила, что её спутник был напряжен не меньше, чем она самого, стоило ей случайно задеть его колено ногой.

Оба старались поменьше двигаться, чтобы лишний раз не касаться друг друга, но проделать это в условиях застолья, где то и дело надо было тянуться то к одной закуске, то к другой, было почти невозможно. В противном случае им надо было застыть на месте подобно памятникам и не двигаться вообще.

Пытаясь сгладить возникшую неловкость, а заодно показать этой девке, понять, что перед ней не простой персонаж, а «стреляный» воробей, прошедший огонь, воду и медные трубы, «Неопалимый» предложил ей отведать блюдо, которое было расположено к ним ближе всех. Это избавляло его от необходимости опять вставать со скамейки и тянуться за едой через весь стол, мешая другим людям.

— Угощайся, — кивнул он ей, взмахивая рукой в сторону небрежно накиданных по столу тарелок, где было насыпано всего понемногу. — Вон чипсы, орешки… 

Ему тоже было не по себе от её присутствия, но он старался этого не показывать. Глядя на Миранду из укромного местечка, Егор невольно покачал головой.

Надо обладать определенной долей дерзости, либо быть полностью отбитой, чтобы заявиться в таком виде в это змеиное кубло, да ещё и безоружной. И она бы сюда никогда не пришла, если бы начальство поставило перед ней другую задачу. А этого типа надо было взять живым. Такой «трофей» был на вес золота, и мог немало поведать под пытками, вскрывая перед ними стратегии и замыслы своего уже своего начальства.

Новаковский не узнает о ней только двух вещей. Как долго её обыскивали на наличие взрывных устройств, прежде чем пустить на это мероприятие, и при каких обстоятельствах состоялось её первое знакомство с «Неопалимым».

Стараясь хоть в чем-то походить в своем рвении на известных полководцев, чья биография волновала его в детстве, проявив себя ещё тем карьеристом на военном поприще, он взял себе за моду купаться в открытых водоемах на виду у своих бойцов.

Разумеется, в летнее время, красуясь перед ними своим атлетическим телосложением. Только в тот день в водоем его загнало не амбициозное желание показать себя лучшим, а невыносимая жара, от которой не было спасения даже вечером.

Под плотной униформой его тело раскалялось до такой степени, что опасаясь получить тепловой удар, он выдвинулся на поиски укрытия от горячих лучей полуденного солнца, отыскав спасение в ближайшем, не сильно заболоченном озере.

Оставив бойцов в стороне, он направился в его сторону, и не в состоянии больше терпеть изнурительный зной, разделся догола и зашел в воду, оставив свою одежду на берегу свою одежду. Там-то Миранда и взяла этого «Апполлона» на мушку своей снайперской винтовки. Получив задание выследить этого типа, она добилась желаемого результата.

Осталось теперь выйти на место базирования его бойцов и накрывать их там по полной программе. Так состоялось её первое знакомство с «легендой», о чьих боевых достижений она узнала из чужих сплетен, не особо им доверяя.

Скрываясь за выступом миниатюрной скалы, она могла запросто его грохнуть или слегка ранить, но поставив перед собой цель взять его живым, как того требовало начальство, повременила со своим решением, надеясь, что ей удастся уладить этот вопрос другим способом. Все-таки обнаженных мужчин брать в плен ей ещё не приходилось. 

Ощутив, что за ним следят, но не совсем пока понимая, кто мог за всем этим стоять, «Неопалимый» не стал задерживаться в озере. И опасаясь стать живой мишенью для снайпера, окунувшись напоследок в воду с головой, он вскоре выбрался на берег, спешно напяливая на мокрое тело одежду.

Миранда, чей взгляд до сих пор был прикован к этому типу, смотрела на него теперь уже не просто как на цель, а как на обычного мужчину, оценивая его внешние данные с точки зрения женской интуиции. И невесть с какой стати продолжая держать его на мушке, хотя в этом не было никакой надобности, скользила голодным взглядом по его лицу с высокими скулами, хищным темно-серым глазам, широким плечам и бицепсам.

Ей с трудом удалось себя осадить и переключиться на более важные вещи. В таких делах лучше не терять головы. Подавив свой интерес к этой личности, она поспешно убрала винтовку, и вновь сделавшись невидимой, вскоре покинула укрытие, не став смотреть до конца, как он одевается, то и дело оглядываясь по сторонам.

Мероприятие в банкетном зале подходило к своей кульминации, и заранее приготовив для  неё «сюрприз», «Неопалимый» предложил ей выпить.

— А мы так и будем пить из этих…? — прищурившись, на всякий случай уточнила Миранда, рассчитывая попробовать спиртное из вменяемой тары. — Бокалы у вас есть?

— Я никогда не придавал этому значения, — буркнул он, закрывая бутылку и ставя её обратно на стол. — Тем более каким-то там бокалам. Надо, я и со стаканчика пластикового спокойно выпью. Мне нормально будет.

«Такая вот у нас романтика, — пожал он плечами, передавая ей наполненный до краев стакан. — Никаких ресторанов, ни театров не нужно»

В следующий момент в зале появились пару человек пленных и наказанных бойцов. Заметив их, «Неопалимый» сделал им знак подойти к фортепиано и исполнить для гостьи что-нибудь веселое.

Не собираясь с ним спорить, под бдительным вниманием Гоги они в два счета оказались напротив музыкального инструмента, и немного приспустив с себя штаны, начали понемногу разыгрываться, постепенно приноравливаясь к клавишам. Причем пленным пришлось вести партию правой руки, а смутьянам-бойцам «Неопалимого» досталась партия левой.
Довольный, что ему так быстро удалось уладить дело с музыкальным сопровождением, под аккомпанемент мелодии «Brams — Hungarian Dance №5», он снова потянулся за выпивкой, когда на его телефон поступил звонок.

Бросив все, он взял в руки телефон, узнав номер.

Вот уже несколько дней подряд ему звонила одна и та же пожилая женщина, требуя вернуть ей сына. Она была уверена, что тот служил под его началом, но устав ей объяснять, что в его рядах никогда не было бойцов с таким именем, «Неопалимый» был  в двух шагах от того, чтобы послать её по адресу, ничего ей не поясняя.

— Да Эдика уже десять лет как нет! И не звоните мне больше на этот номер! — рявкнул он, отключая телефон, затем вспомнив о спиртном, начал заново разливать его по пластиковым стаканчикам, слегка закашлявшись.
 
В этот момент кто-то из его бойцов умудрился бросить под крышку фортепиано окурок, от чьей искры моментально загорелись деревянные молоточки, а потом огнем охватило и сам инструмент.

Так что со стороны это выглядело так, будто они взаправду собирались его сжечь и почтить, таким образом, память своих погибших летчиков.

Боясь ослушаться приказа капитана, «пианисты» шпарили классическое произведение во всю, задыхаясь от дыма. Благо, везде было открыты окна настежь, так что помереть от недостатка кислорода им не грозило, а вот стать жертвой пожара — вполне. В любом случае они все равно собирались избавиться от этой громоздкой вещи перед выходом на фронт. Так что её случайный поджог оказался выходом из непростой ситуации. Пустив в дело огонь, таким образом они убили сразу двух зайцев: утилизировали инструмент, заодно воплотив на деле новую традицию.

— Кстати, а чем ты занимаешься в свободное время? — неожиданно поинтересовался у своей гостьи «Неопалимый», когда ему более-менее разогнать вокруг себя облака непроницаемого дыма.

— Бегаю повсюду с волонтерами и покупаю бойцам дроны на донаты, — простодушно отозвалась Миранда, принимая у него из рук стакан.

Ну, не признаваться же ей, что на самом деле она работает снайпером в бригаде Теодора Шекспировича, чьи бойцы выкосили немало его людей! 

— Девочка-оторва! — улыбнулся «Неопалимый», поражаясь уровню её самоотдачи столь непростому делу. — А на кого ты работаешь? Кому принадлежит ваш фонд?

— Имени Петрограда Родионовича Ганзеры, — отозвалась она, намеренно сделав осечку.

Мужчина чуть не поперхнулся, услышав фамилию, показавшейся ему знакомой. По крайней мере, среди ближайшего его окружения не было никого с похожими данными. 

— Слышал. Но не особо вникал, — признался наконец он, стараясь больше не говорить на эту тему, и до сих пор уверенный, что ему просто послышалось, поднял вверх стакан, подмигивая гостье: — Ну, давай, я как мужчина, пожалуй, начну...

Невольно выпрямившись, Миранда потянулась за своим стаканом, не замечая, с каким ужасом смотрел на неё Новаковский, никак не обнаруживая собственного присутствия.
 
— Давай, за нас, — замешкавшись, выдал «Неопалимый», вытягивая вперед руку. — За победу.

— Вашу или нашу? — как бы невзначай поинтересовалась Миранда, окончательно осмелев к концу банкета и не видя больше смысла скрывать перед ним свою подлинную персону.

Не уловив в её словах намека на будущие события и даже сделав вид, будто он её не расслышал, «Неопалимый» по-быстрому пригубил спиртное, после чего опять заняв свое место рядом  гостьей, с довольным видом добавил, поворачиваясь к ней:
 
— Я выпил сегодня с самой красивой девушкой, теперь могу спокойно умереть.

И словно в подтверждении его слов в помещение ворвалось двое вооруженных до зубов неизвестных.

Книга 4. Глава 40

 http://proza.ru/2023/12/28/864