Не верю!

«Не верю!»
Когда-то в советское время, простому гражданину СССР попасть за границу было крайне сложно. Поэтому всякая безделушка, привезенная кем-то оттуда, казалась нам необыкновенной. Хотя в чем-то эти безделушки и были необыкновенны. Чаще всего оттуда к нам проникали разные вещи через моряков загранплавания. В основном это был торговый флот. Поболтавшись по волнам несколько месяцев с заходами в заграничные порты, моряки закупали там ходовой товар для реализации его на родине. Они привозили и продавали складные зонтики, плащи «Болонья», женские сапоги и многое другое, что помогало им увеличить свой заработок. Но, бывало, привозили они и разные журналы, если их пропускала таможня. И вот как-то знакомый моего друга, который ходил в море, привез толстый цветной рекламный журнал, в котором печатались различные товары. Но в конце были веселые картинки с подписями на английском языке, среди которых одна привлекала наш русский взгляд. Картина представляла широкую кровать у стены, с сидящей на кровати женщиной низкой социальной ответственности. А над кроватью на стене надписи и подписи на самых разных языках от английского до китайского. И среди всего этого эпистолярного скопища большими русскими буквами написано: «Здесь был Ваня!» Ну, тут уж сомневаться не приходилось, если так написано, значит так оно и было. Стиль-то наш, знакомый. Ведь тогда подобные, а чаще еще и боле колоритные надписи были во всех общественных туалетах. И не только у нас. Ведь не зря Высоцкий, смотавшись к Марине Влади во Францию, написал:
Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке
В общественном парижском туалете
Есть надписи на русском языке!
Это, что касается туалетов. А как же сами иностранцы оценивали наше проникновение? Со мной работал пожилой еврей, который жил в еще буржуазной довоенной Латвии. Он любил вспоминать, что было «до прихода русских», как он выражался. И вот рассказывает он, что в те латышские времена, так латыши называли время до вступления в СССР, в Риге в телефонных будках лежали телефонные книги и их никто не воровал. А как только в Ригу заселились русские, книги тут же исчезли. Я к этому сообщению отнесся категорически недоверчиво. Был уверен, что врет мужик, чтобы ущемить русское самолюбие. Тогда, как бы невзначай, я спросил у него: «А когда русские ушли и пришли немцы, все стало лучше?» Он резко затормозил, задумался, а потом с печалью в глазах сказал: «Да, немцы, конечно, народ культурный, но когда они пришли в Ригу, то в некоторые места нам просто закрыли вход. Например, на дверях центрального универмага висела табличка-Вход только для граждан третьего Рейха. В городской парк тоже вход ограничили.» Но вот про телефонную книгу в будке поверить было сложно потому, что у нас она была лишь заветной мечтой любого владельца настольного телефона. Дефицит. Но вот наступили новые, постсоветские времена, появились новые телефонные будки с новыми телефонами и в каждой будке уже висела телефонная книга. И ее никто не воровал. В то самое советское время мы с интересом рассматривали заграничные рекламные журналы, где фирмы предлагали своим покупателям различные товары, назначение которых нам было порой даже не понятно. Смотреть было интересно, как интересно мы рассматривали картинки к русским народным сказкам. Понятно, что о своих рекламных журналах даже и не думали. Что там могли рекламировать? Что необходимо и дефицитно и так было на слуху- автомашина, холодильник, ковер, мебель, хрусталь, меховая шапка, дубленка, мохеровый шарфик и еще несколько престижных товаров. Кто-то все это мог достать через Леву или Симу на складе магазина или на торговой базе и ему реклама не нужна, а другие купить не могли из-за их отсутствия в продаже, отсутствия средств на «навар» продавца и им тоже журналы не нужны. Но вот наступили те же самые новые времена и теперь приходится на почтовом ящике писать, чтобы почтальон не бросал в этот ящик рекламные листки и журналы. Вот времена изменились, а изменились ли отношения между народами разных культур и религий? Тут свои, славяне, никак разобраться не могут, таскают за грудки друг друга, межу на огороде поделить не могут. А ведь межа в крестьянской России всегда кроме социалистического времени была не только предметом раздора между соседями, но и мотивом преступления в кровавых разборках.