На связи Приморск!.. -5

  Пыльникова пришла утром следующего дня. Солошенко подробно ей рассказал о разговоре с Гриневичем и дал описание портрета, которое ему оставил Валентин.
- Тут я в блокноте всё подробно описал, но Волжанин обещал этот рисунок воспроизвести по памяти и нам сегодня предоставить. Они, художники, народ внимательный и никаких деталей не упускают из виду, могут копировать, как работы знаменитых мастеров, так и своих товарищей, для того их и учат в художках. Пока посмотрите устное описание портрета девушки, похожую на вашу дочь. Что так могло взволновать Зубову, как вы думаете? - он протянул Ольге Кузьминичне блокнот и женщина раскрыв его, стала вчитываться в это описание.
  Она медленно подняла голову после того, как ознакомилась с записями.
- Странно, - проговорила она. - Олеся никогда со стрижками не фотографировалась, но то что чёлка была скошена... Да, это её признаки, но... Олеся так постриглась за четыре дня до гибели и не могла за это время сделать фото, я бы знала. Тем более, его кому-то отослать. Она к этому относилась очень педантично. Но где этот парень мог видеть мою дочь в эти четыре дня? И, всё-таки, я бы хотела посмотреть на этот рисунок.
- Он уничтожен, а вот Валентин ещё пока не подошёл. Ждём его, - ответил Солошенко.
  Ольга Кузьминична явно нервничала, пока ждала у Султанова в кабинете художника Волжанина. Они беседовали с полковником о её дружбе с Зубовой, о последней встрече с ней, о телефонных разговорах.
- Всё сводится к тому, что Зубову эта последняя выставка очень взволновала, - говорил Султанов, - но только ли в портрете дело? Я сперва несерьёзно к этому отнёсся, виноват, даже не мог сложить детали во едино, казалось, что это лишь напускная мишура, и только. А кроме того, что уже известно, не говорила вам Зоя Фёдоровна больше ничего? Об отношениях в коллективе, например?
  Ольга Кузьминична качала головой, но вспомнить не могла ничего существенного.
- Она всегда вела разговор с улыбкой, - женщина скорбно опустила глаза, - у Зои никогда не было плохого настроения, она любила свою работу и не жаловалась на мелочи. В том-то и дело, непонятно, как она могла обратить внимание на какой-то рисунок?
  Но, когда пришёл Волжанин тон беседы резко изменился. Парень достал из папки, что и обещал, выложил рисунок в карандаше перед находящимися в кабинете следователями и Пыльниковой. В первые мгновения женщина сидела на стуле но потом резко встала и приоткрыла губы.
- Вас что-то смутило? - тут же подскочил к ней Солошенко.
  Но она не могла говорить, будто слова застряли в горле, так всем показалось это со стороны. Но через пару минут молчания Пыльникова взяла в руки рисунок и подняла его к глазам:
- Я теперь понимаю, что так возмутило Зою, - произнесла она и посмотрела на художника. - Молодой человек, это точная копия того, что вы видели у вашего товарища?
- Я старался, во всяком случае - очень похожа! - гордо ответил Валентин.
- Скажу лишь одно, - женщина обернулась к Султанову, - это моя дочь, нет сомнений, но... она здесь не живая!
- Как это?! - встрепенулся Зайцев.
- Так!.. Если этот художник и видел её такую, но только в гробу.
  Султанов поднялся из-за стола и снял очки, Солошенко открыл рот от удивления, а Волжанин выхватил рисунок из рук Пыльниковой и стал его снова изучать, будто видел впервые.
- Как вы это определили? - спросил Султанов.
- У неё сильно вытянулось лицо после смерти, и стрижку она делала незадолго до гибели, я вам уже говорила, и скошенная чёлка, это результат её падения на скользкие рельсы, клок волос был вырван спереди, вот и чёлка потому такая и получилась. При жизни у неё не могло быть такого, и никогда не было - это портрет, но только моей погибшей дочери... Ужас какой! Бедная Зоя! - женщина приложила платок к глазам и зарыдала в голос. - Что же это? У нас на похоронах не было фотографа, только все свои присутствовали и Зоя тоже, вот она и обратила внимание на такие детали...
  Султанов расстегнул верхнюю пуговицу сорочки, а Зайцев побледнел. Волжанин стоял, как столб, но произнести ничего не мог, Солошенко впал в ступор, но не на долго.
- Где этот ваш Петрицкий, скоро он уже приедет? - с надрывом в голосе, спросил он у Валентина.
- А Виктор?.. Не знаю, его отец в командировке, а мать дома, ей позвоните, - ответил парень и снова уставился на рисунок. - Может быть я что-то напутал, но нет, всё верно, под таким ракурсом я и видел этот портрет, я ещё про себя отметил, что Петрицкому и в этот раз повезло, хороший бюст получиться...
- Он ещё и бюст с него собирался лепить? - переспросил Зайцев.
- Да, он всегда так делает, если рисунок удачный, а этот был очень даже хорош!
- Да, вот это оборотец! - Султанов поглядел на Волжанина. - Домашний телефон Петрицких помнишь?
- Да, он у меня в книжке записан.
- Хорошо, свяжитесь с матерью этого художника, а потом если подтвердится информация, что он на прежнем месте пребывания, свяжитесь с Краснодаром, вызывайте его сюда и немедленно! - распорядился полковник. - А вы, пожалуйста успокойтесь, - обратился он к Пыльниковой. - Всё скоро проясниться. Думаю, что это какое-то недоразумение.
- Да-да!.. Я понимаю, следствие идёт и все нелепости ещё впереди, понимаю!.. - женщина нервничала, заглядывала через плечо на рисунок снова. - Нам бы разрешение на похороны получить, Танечка и мама Зои просили узнать об этом.
- Да, все экспертизы уже получены, тело в морге, освидетельствование прошло. Мы дадим разрешение на захоронение, нет необходимости больше тянуть, я сейчас выдам справку, - Султанов порылся в столе и нашёл нужные бланки.

  Приезд бывшего начальника Областного УВД генерала Лазарева в Приморск был полной неожиданностью. Николай Павлович находился здесь проездом в Ейск на отдых и остановился на сутки у друзей. Он позвонил Султанову после 11 часов утра и попросил о встрече с ним. И вот они сидят на открытой веранде портового кафе "Диана", весело разговаривают, пьют местное живое пиво и ждут катера на Ейск.
- Ну, как хорошо, что вы решили к нам заехать, а то когда ещё увидится придётся! - говорил Султанов. - Я очень рад этой встрече. После того, как вы ушли в отставку думал, что наша разлука надолго, а может и на всегда.
- Ну, что ты, Женя, - говорил генерал по-свойски, как старому приятелю, - я же почитай, местный житель. Уроженец города Иванов, как его когда-то называли...
- Ейска?!
- Вот-вот!.. Всегда мечтал, как выйду на пенсию вернуться на свою малую родину и там доживать свой положенный век. Но жена сама из Ростова и вся родня привыкла к большому городу, а я - нет! Внучка только согласна. Давай, говорит, уедем дедушка, если пожелаешь. Я за тобой, хоть на край света поеду. Вот сейчас продумываю этот вариант. Даже путёвку туда взял на лечение в санаторий.
- Что у вас со здоровьем-то? - спрашивал Евгений Петрович, потягивая из кружки живительный напиток.
- Всё у меня, целый букет болячек. Всяких болезней много прицепилось за годы службы и теперь еду лечиться. Буду разные ванны принимать, настои, воды и за одно, присматриваться и привыкать к жизни в родном городе... Ты мне лучше расскажи, что у вас тут. Ведь меня прямо с заседания в мае месяце увезли в госпиталь. Я и в отставку подал, заявление подписал прямо в больничной палате. Все новости мимо меня прошли, врачи не разрешали со мной о делах беседовать. Вышел оттуда, познакомился с новыми перестановками, узнал, что вас в Краснодар переподчинили по особому распоряжению. И потом какие-то странные разговоры пошли. От Богданова толком ничего не узнал, он всё отмалчивался, вскоре всё смолкло, затихло и вот приехал, чтобы тебя ещё раз увидеть и разузнать, что за разговоры такие были о вашем УВД. Расскажешь?
- Значит, скоро соседями будем, если в Ейск переедете? - уклонился от прямого ответа Султанов.
- Хитёр ты, брат! Только я тебе не начальник теперь, неужели не заслуживаю откровенности, Женя? Что у вас приключилось в УВД? Что, всё же произошло? Хочу от тебя услышать, лично, расскажи! - Лазарев сквозь толстые стёкла очков внимательно смотрел на Султанова своими расширенными зрачками больших глаз.
  Евгений Петрович отвернулся, посмотрел на залив, на пёструю гуляющую публику по набережной.
- Однако, лёгкий ветерок сегодня, освежает, - он расстегнул ворот рубашки, поднял голову на полосатый тканевый навес над головой, хлопающий своими лохматыми кисточками на ветру, глубоко вздохнул и начал свой невесёлый рассказ: - Мы со Светой Егоровой уехали в Геленджик в отпуск, когда вся эта каша заварилась...

  Игорь и Славик стояли в это время во дворе за детским садом №12 по улице Колпакова. Они продолжали опрос, начатый Истоминым по поводу подозрительных личностей в день убийства заведующей Зубовой.
- Вы всё про пустырь спрашивали в прошлый раз, - говорила гражданка Мелёхина из дома напротив, - а я вот к вам сейчас специально спустилась из квартиры, когда вас тут снова увидала.
- Вы хотите что-то рассказать? - спросил Игорь, с любопытством взглянув на женщину.
- Не знаю, пригодиться ли вам это, потому как на пустыре мы в четверг не были, но мужа моего на остановке с работы вечером встречали. Припозднился он в тот раз с завода, на авиамоторном работает. Позвонил домой и сказал, что будет поздно, вот мы и вышли гулять к остановке с собакой.
- Кто конкретно? - спрашивал Игорь, доставая блокнот.
- Я и детки мои - дочка Лидочка и сын Виталик. Автобус пришёл в начале одиннадцатого, хозяина своего встретили, а собака всё кружится, бегает вдоль дороги, играть хочет, не нагулялась ещё. А тут и соседка со своим кобелём вышла, мы и заболтались, стоим с ней и вдруг вдалеке что-то грохнуло. Там у лесопосадок. Вроде даже сверкануло! Ну, мы притихли сперва, а потом снова разболтались. Мало ли чего? Тут ведь, говорят, стройка скоро начнётся. Это уж мы потом узнали, что заведующую застрелили из ружья, а тогда то и в мыслях такого не было... Ну, бахнуло и всё! Ещё несколько минут прошло, не знаю сколько, но было уже наверное половина одиннадцатого вечера, а с той стороны по тропинке вдоль посадок от пустыря на дорогу прямо из тумана, выходит парень с гитарой на плече. Дочка ещё говорит: мам, а он как-то странно гитару держит, не в руке за хлястик, как обычно, а на плечо повесил. То есть, на плече у него был чехол по размеру и по форме с гитару. Прошёл мимо нас через дорогу от остановки и двинул в сторону Парковой.
  Истомин с Коломийцевым, который даже фуражку на затылок сдвинул, вплотную обступили свидетельницу.
- А внешность вы его запомнили? - с дрожью в голосе, спросил Славик.
- Специально не разглядывали, мы с соседкой болтали в этот момент и темно было. С той стороны туман наползал, а у нас всего один фонарь возле остановки. Как разглядишь-то? - отвечала Мелёхина.
- Но гитару, всё же разглядели на плече? - продолжал Славик.
- Да, потому как она над головой его торчала грифом. У нас такая же дома висит на стене, Виталик баловался ему дядька и купил, брат мой. И потом, когда парень уже дорогу перешёл в нашу сторону, мне со спины было его только и видать в свете фонаря.
- Описать со спины можете? - попросил Игорь.
- Примерно: роста среднего, худощавый, в клетчатой рубашке был, в тёмных брюках-клёш и волосы тоже, вроде, тёмные. А так ничего приметного. Так в темноту к Парковой и потопал наискосок.
- Спешил? - спросил Славик.
- Нет. Ровно так шёл, спокойно.
- В руках у него ещё что-то было? - интересовался Игорь.
- Нет, больше ничего. Только на плече гитару свою придерживал. Мне ещё странным показалось, что ночью откуда-то с гитарой идёт, вроде и в Доме Культуры уже все занятия окончились. Разве что с концерта топает, а может из гостей? Один он был, за ним никто не шёл, это я точно помню.
- Кто-нибудь может ещё из вашей семьи подтвердить эти показания? Может быть ваши родные заприметили новые детали?
- Дочка моя, она рядом с нами стояла и ещё сказала про гитару, что парень неправильно её держит.
- Она где сейчас? - спрашивал Игорь.
- Дома, на каникулах они с сыном. Позвать их сюда во двор?
- Будьте добры, позовите!
  Мелёхина быстро вошла в свой подъезд и вскоре вернулась оттуда в сопровождении своих детей - семнадцатилетней дочери и двенадцатилетнего сына.

  В порту было по прежнему многолюдно. Шум прибоя сменяли звуки из местных забегаловок вперемешку с лёгкими мелодиями, лившимися из дверей летних кафе и ресторанчиков. На открытой веранде рядом с морем были заняты все столики, и у Лазарева с Султановым появились молодые, весёлые соседи, но наши взрослые собеседники не обращали на них внимание, их разговор был серьёзным и напряжённым. Николай Павлович сидел с опущенной головой и смотрел себе под ноги, будто старался что-то разглядеть на песке важное и нужное для себя. Он слушал Султанова, приподняв брови, подёргивал уголками опущенных губ и его напряжение читалось в каждой мускуле и подрагивающей на столе ладони.
- Да-а! - протянул он в конце рассказа, когда Евгений Петрович умолк. - Теперь поправить будет не легко ваше положение, и ребята могут к вам не вернуться больше. Очень сильно и жестоко их тут обидели, несправедливо и нелепо!.. Гадко всё это, - он брезгливо передёрнул плечами и поджал губы. - Никогда не ожидал от Жигулина такое, и кто бы другой мне рассказал, не поверил бы... Вот она жизнь, полна сюрпризов! Одна такая история и весь мой сорокалетний опыт работы с людьми можно выбросить в мусорную корзину!.. Сколько людей столько и судеб и характеров. Вот, Женя, и посоветовать-то тебе ничего не могу! Огорошил ты меня этими вашими событиями... Ведь то, что сделал Жигулин, это прямая угроза жизни, статья доведение до самоубийства. Чем всё это могло кончиться, он не подумал, стервец, когда писал свой подлый донос на майора?! Жень, а если бы вы со Светой опоздали на самолёт, или билетов бы не было, тогда как? - Лазарев поднял голову на полковника.
- Тогда я бы по воде пешком побежал из Геленджика, а всё-равно добрался бы до них! - Султанов покачивал головой. - Я сам иногда об этом с ужасом думаю, а что если?.. И, аж жуть берёт!.. Сашка ведь и впрямь мог сигануть с борта в воду, но не от того, что такой малодушный, нет! Он очень сильная натура.
- Я всё понял, Женя! Я тоже знаю его давно... Он хотел просто избавить всех от себя, такого запачканного и грешного. Думал, что лишним оказался, что будет лучше для всех, если он вдруг исчезнет и, чтобы к другим уж эта грязь не прилипла, особенно к этой девочке.
- Так и есть, ты правильно понял, - Султанов посмотрел вдаль на плавающие в заливе яхты с белыми парусами. - Я с ним про это не говорил ещё, не расспрашивал ни о чём... Приехали домой из порта, он ещё в ступоре находился какое-то время, потом его немного разговорили, Наташка всё время рядом была, спасибо ей. Она тоже всё поняла, она вообще его всегда хорошо понимала!
- Ну, дай Бог, чтобы у них всё сложилось благополучно! - Лазарев достал носовой платочек, снял очки и протёр слезящиеся глаза. - Потом может быть и оттаят оба, а? Время придёт и всё встанет на свои места, а пока не торопите их, не нужно. Ещё раз говорю, что слишком сильно обидели их, чтобы вот так просто снова вернуться... А тебе, милый друг, терпения и сил желаю побольше в твоей нелёгкой работе.
- Вот за это спасибо! Что ни дело, то прямо головоломка и только...
- Что-нибудь не ладится? - усмехнулся Лазарев.
- Всё не ладится! Такое дельце сейчас в производстве, "ай, да лихо!"
- Расскажи, время ещё есть до катера, успеем, - и генерал приготовился слушать своего бывшего подчинённого.
  После всего изложенного Лазарев углубился в размышления.
- Знаешь, я думаю что здесь всё же дела семейные. Не похоже, что связано с производством или с её рабочими делами, - проговорил Николай Павлович.
- И я так склонен думать, - подтвердил Султанов. - Всё складывается в пользу семейной версии. Что-то там не ладно! Погибла дочка Пыльниковой, теперь гибнет Зубова...
- С дочкой в Ростове точно несчастный случай? Я могу попросить кого-нибудь из моих бывших коллег проверить эту информацию, ещё можно что-то накопать, времени не много прошло с февраля, - предложил генерал. - Логинова, например, опытный служака!
- Спасибо, это было бы кстати, тем более, что сейчас каждая версия нуждается в проверке, - ответил на это его предложение Султанов. - Там как-то тоже странно, Пыльникова рассказала, что каблук застрял в рельсах на стрелке. Но девушка была работником ОТК на одном из промышленных комбинатов, тоже рядовая должность. Несчастный случай произошёл, но и он теперь нуждается в проверке, если уж нет никаких существенных зацепок. Всё сводится к этой второй ростовской семье.
- Когда похороны заведующей?
- Завтра, пошлю на кладбище кого-нибудь из сотрудников, пусть все странности фиксируют, перепишут всех присутствующих. Мало ли что? - Султанов развёл руками.
- Это правильное решение, - генерал посмотрел на часы. - Вот и время наше за разговорами пролетело, пора в порт. Проводишь?
- С удовольствием!
  Они поднялись, подошли к прилавку, расплатились у кассы за свой столик и спустились вниз по ступенькам к площади. Они шли вдоль резного парапета к причальным пирсам весело разговаривая на ходу, а ветерок с моря продувал насквозь и подгонял белоснежные перистые облака от горизонта к утопающему в жарких июньских лучах солнца городу.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.