Смоленское сыскное отделение, год 1908-й

   До сих пор не утихают споры, когда именно появилось слово гопники и понятие гоп-стоп. Кто-то указывает на конец 19 века, когда на Лиговке в Санкт-Петербурге было организовано Государственное общество призрения (ГОП). Кто-то утверждает, что эти понятия появились после революции и гражданской войны. На основании архивных документов можно смело утверждать только одно, в начале 20 века гоп-стоп в губернском городе Смоленске был. Вы хотите примеров, их есть у меня…
    Иногда правосудие в царские времена просто ставит меня в тупик. Такие выверты бывают что ой. Да и вообще, из документов следует, что Краснинский большак совсем не спокойное место. Аж жутко рядом жить. Ну да ладно к делам: в марте 1905 года крестьянин деревни Ширяево Хохловской волости, со своим подельником на Краснинском большаке ограбили Ицку Лейбовиича Россенберга. Отобрали у него кошелёк с 20 рублями денег, а с саней похитили котомку с селёдкой, булкой хлеба и молитвенником. При этом держали Ицку за руки и наносили ему ПОБОИ. Вердикт присяжных: виновны, но без насилия, поэтому достойны снисхождения. Как-так, почему без насилия - морду ведь набили? Непонятно. В феврале 1906 два жителя Михновки вытряхнули из проезжающих саней дворянина Константина Васильевича Губина. Затем и самого Губина вытряхнули из шубы. И в порыве социальной справедливости - революция на дворе всё же, набили ему морду и отобрали бумажник с деньгами. Вердикт присяжных догадываетесь какой? Ага - виновны, но без насилия. ????
   26 ноября 1908 года на Свирской улице губернского города двое молодых людей потребовали денег на водку у крестьянина деревни Ерофеево (Рафеево) Хохловской волости Смоленского уезда Семёна Сазонова, а когда тот им в денежном вспомоществовании отказал, сняли с гостя города армяк. Грабители на извозчике номер 430 укатили в неизвестном направлении, а Сазонов побежал «жалиться» в полицию. Но «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…» На мосту за Днепровскими воротами пассажиры своим поведением крайне заинтересовали проходивших мимо полицейского надзирателя смоленского сыскного отделения Владимира Ивановича Грундуля и городового Абрамова. Полицейские остановили сани и при осмотре обнаружили под полостью армяк. Для выяснения на том же извозчике стражи порядка отвезли задержанных в первую полицейскую часть, где располагалось и сыскное отделение. А там уже сидит крестьянин Сазонов, каковой предъявленный ему армяк сразу же опознал, как и нападавших на него. Грабителями оказались тридцатитрёхлетний крестьянин деревни Кловка Хохловской волости Алексей Алексеевич Солодков и смоленский мещанин Пётр Ильич Зуев, 22-х лет от роду, проживающий в той же деревне. Солодков с Зуевым выдали сыскарям интересную историю. Мол, давний знакомец Солодкова Сазонов, углядев дружка на Свирской улице, пристал как банный лист к одному месту, требую непременно выпить за встречу. Но денег ни у кого из троицы не оказалось, и именно поэтому Сазонов сам предложил заложить свой армяк. А отдал он его Солодкову так как тот знал все злачные места в городе. Крестьянин Семён признал, что поверхностно знаком с Алексеем Солодковым, но с пеной у рта, бия себя лаптем в грудь доказывал, что паразит Лёха со товарищем требовали с него денег на водку, а после, применив физическое насилие, сняли с него верхнюю одежду, оставив раздетым на ноябрьском морозе. А когда выяснилось, что извозчика величают Никитой Яковлевичем Солодковым, для полицейских всё стало на свои места. По-видимому, не первый раз троица выходила на промысел на улицы губернского города. И за армяк, оценённый Сазоновым в 3 рубля 50 копеек, грабители пару-тройку месяцев в тюрьме да просидят.
  3 декабря того же 1908 года агент смоленского сыскного отделения Карл Иванович Пупил приехал на поезде в уездный город Рославль. Что интересно, по всем ведомостям и приказам четверо полицейских нижних чинов сыскного отделения, Абрамов, Пупил, Краукле и Бычков, числятся городовыми, но во всех рапортах называют себя агентами. У смоленских сыскарей появилась оперативная информация, что банда, производившая в течение всего года налёты на казённые винные лавки в Смоленском, Рославльском и Ельнинском уездах, скрывается именно в Рославле. И если предыдущие налёты не приносили большого дохода, то в 22 ноября в Смоленске на Витебском шоссе трое бандитов унесли из кассы аж 130 рублей ассигнациями и серебром. В очень короткий срок Карл наш Иванович установил знакомство с неким Леонидом Худосовцевым, каковой, вскоре, познакомил агента со своими друзьями, Прохором Чулковым и Кузьмой Рыжковым. В рапорте своему начальнику Пупил объяснял доверие и говорливость новых знакомых тем, что он представился сознательным товарищем, разделяющим идеи социализма. Но есть у меня большое подозрение, что агент сыскного своих новых знакомых просто напоил, и по пьянке ребятишки взялись хвастаться. И казённые винные лавки они грабили, и налёт на дом фабриканта Глембовецкого в Смоленске в июле 1906 устроили, и в том же году участвовали в вооружённом ограблении конной почты в Рославле. И всё это рассказывалось человеку, знакомому с ними всего-то пару дней, пусть и своему брату социалисту. 
   От полученной информации Пупил, по-видимому, малость обалдел, и телеграммой вызвал в Рославль своё начальство. Также агент указывал, что банда в ближайшее время готовиться устроить набег на дом некоего священника в Рославле и упорно склоняет его, Пупила, к участию в грабеже. Руководство в лице начальника смоленского сыскного отделения губернского секретаря Николая Евдокимовича Ткачёва, взявшего с собой в усиление полицейского надзирателя Ячичко, не замедлило явиться. Пупил представил бандитам Ткачёва как своего непосредственного командира в деле экспроприации на пользу социал-революционной партии. Что показательно встреча проходила в одной из пивных Рославля с распитием пива за счёт Николая Евдокимовича. Ткачёв был поражён крайней молодостью налётчиков, самому старшему из троицы Рыжкову было всего 25 лет, а также их доверчивости и юношескому гонору. Хитрый сыскарь, показав бандитам имевшийся при нём «Маузер», взялся рассказывать самые настоящие сказки о том, как трудилась его революционная ячейка на ниве «экспроприации», чем вызвал Чулкова на полную откровенность. Пьяный Прохор в подробностях поведал Ткачёву о «подвигах» своих и его верных друзей Худосовцева с Рыжковым. Выдал массу фамилий других революционеров, участвовавших как в налёте на конную почту, так и в грабеже владельца кафельного завода Глембовецкого в Смоленске. При налёте на винную лавку в деревне Любовке Рославльского уезда, рассказал Прохор, Кузьма Рыжков был он ранен стражником в левую ногу. Хвалился Чулков, что сам не трусливого десятка, и во время восстания дрался в Красноярске на баррикадах против войск генерала Рытько. Новый знакомый пообещал Чулкову, что его люди обязательно будут участвовать в налёте на дом священника, на чём встреча была окончена. Ячичко проследил Чулкова до его дома, а Ткачёв отправился в местное полицейское управление разузнать адреса остальных участников банды.
   Уже через пару часов начальник сыскного отделения имел на руках адреса всех трёх фигурантов дела. Дело было за немногим, арестовать. К Чулкову отправился сам Ткачёв в компании надзирателя Ячичко и агента Пупила. Смоленские полицейские были усилены рославльским полицейским надзирателем Нестеровым и двумя городовыми. Местных полицейских начальник сыскного отделения оставил шагах в ста от квартиры Прохора Чулкова, а Пупил с Ячичко должны были вызвать бандита со двора на улицу. Прохор, выйдя со двора, увидал подходящего к нему Ткачёва, прошмыгнул мимо рук агентов обратно во двор и, прыгучим барсом перепрыгнув забор, был таков. Погоня успехом не увенчалась, бандит спрятался в лабиринтах знакомых ему с детства переулков. Как позже выяснилось, пересидев с полчаса в овраге, Чулков зашёл в сени какого-то дома на Низинной улице, где и находился до самого утра. Утром упросил хозяйку дома сходить к его матери, чтобы она принесла ему верхнюю одежду, так как на беглеце были только рубаха, штаны и валенки. Вскоре мать Прохора принесла пальто с шапкой, а также привела за собой смоленских сыскарей. И Чулков оказался в рославльском полицейском управлении в компании своих подельников, арестованных ещё ночью. Допросы, протоколы, очные ставки. Сотрудники сыскного отделения старались на допросах вскрыть всю «подноготную» бандитов. Давайте же и мы с ними поближе познакомимся.
  Прохор Устинович Чулков, двадцати лет, проживает в Рославле в доме своего отца на Дубининской улице. На момент задержания под судом и следствием не состоял и не состоит. В текущем году был выслан административным порядком из города Чита на родину. На допросе Чулков признался в соучастии в ограблении конной почты в Рославле в ноябре 1906 года. Как он утверждал, план ограбления был разработан и осуществлён некими братьями Кудрявцевыми, каковые нынче находятся в заключении в Орловской тюрьме. Самого же ограбления Прохор не видел, так как находился под мостом, на котором почтовую карету и остановили, куда ему один из налётчиков и передал свёрток с деньгами. После чего Чулков отправился «за вокзал», где в назначенном месте передал деньги старшему Кудрявцеву. Спустя два дня один из братьев Кудрявцевых передал Чулкову 200 рублей денег. После чего молодой человек уехал в город Читу, где поступил на должность конторщика службы пути. На каковой должности и состоял до января 1908 года. В налётах на винные лавки в Рославльском и Смоленском уездах участия не принимал, а рассказал об этих грабежах Ткачёву только для придания себе веса в его глазах. Опрашиваемый показал под протокол, что винные лавки в Любовке и на станции Крапивна грабили братья Кудрявцевы вместе с Кузьмой Рожковым.
   Рославльский мещанин Кузьма Васильевич Рыжков, 25-ти лет от роду, состоял под следствием в 1906 году по делу о забастовке в мастерских Риго-Орловской железной дороги. По суду был оправдан. Под протокол признался в соучастии в налётах на казённые винные лавки в Любовке и на станции Крапивна, где был ранен в правую ногу. Денег за эти ограбления он никаких не получил, так как добыча была крайне мала. В Любовке налётчики взяли 13 рублей, а на станции Крапивна 24.  Также дал показания об ограблении почтовой кареты в Рославле. По его словам, в налёте участвовали братья Кудрявцевы Василий и Николай, рославльский еврей Шмерка Гривнин, Леонид Худосовцев, Прохор Чулков и приезжий, некто Андрей, работавший, по его словам, на Брянском (или Бежицком) заводе. Кузьма утверждал, что и за ограбление почты никаких денег от Кудрявцевых не получал.
    Рославльский мещанин Леонид Павлович Худосовцев, 20-ти лет, проживающий на Дубининской улице в собственном доме, работающий приказчиком в магазине Ильи Викторовича Першина. Под судом и следствием не состоял. Также подтвердил своё участие в ограблении почтовой кареты, но указывал, что был лишь только наблюдателем у дома Смолина, и дал сигнал платком, когда карета выехала на улицу. Худосовцев подробно описал двоих приезжих из Брянска, один из которых, Симон, руководил операцией. Леонид утверждал, что все деньги увезли братья Кудрявцевы и Симон, ему ничего не заплатили. Рассказал Леонид и о своём участии в налёте на дом владельца кафельного завода Глембовецкого в Смоленке в том же 1906 году, и о всех его соучастниках, смоленском гимназисте Гинзбурге, семинаристе Сашке, Ефреме-булочнике и об организаторе налёта некоем Михаиле, приехавшем из Брянска. У фабриканта было взято 125 рублей денег, много золотых и серебряных вещей. Но по утверждению Худосовцева всю добычу присвоили тот самый Михаил из Брянска и какой-то смоленский социалист толи Леонид, толи Лев.
   Тут и разъяснилось крайне странное поведение Прохора Чулкова при задержании. Он ведь считал Пупила и Ткачёва социалистами, рославльских полицейских видеть не мог, но всё же вызванный на разговор посреди ночи, убежал. Знал за собой Проша какой-то «косячок» перед революционерами, знал. Вот те самые 200 рублей, которые передал ему один из Кудрявцевых, по-видимому предназначались всем рославльчанам, участвовавшим в «эксе». А Худосовцев и Рыжков твердили, что никаких денег за налёт не получали. А Чулков, заметим, очень быстро уехал в далёкий город Читу и не появлялся аж два года.
 Можно смело утверждать, что смоленское сыскное отделение в первые месяцы своей работы показало свою высокую эффективность, закрыв сразу несколько дел о вооружённых грабежах аж двухлетней давности. Единственно из архивных материалов непонятно, смогли ли сыскари привязать рославльских бандитов к налёту на винную лавку на Витебском шоссе в Смоленске.
    Пока большинство чинов сыскного отделения окаянствовало в уездном Рославле в Смоленске, оставленный «на хозяйстве», Владимир Иванович Грундуль баклуши отнюдь не бил. В ночь на четвёртое декабря со двора дома купца Павлова на Соборной горе были украдены два колеса и железная ось от телеги. По словам управляющего домами Павлова Петра Фёдоровича Капржицкого, так как взлом ворот и дверей каретного сарая не было, кражу мог совершить крестьянин Цуриковской волости Корней Петров. Оный Петров семь месяцев прослужил в доме Павлова дворником и 1 декабря был уволен от места за пьянство и с подозрением на совершение нескольких мелких краж. Крестьянин деревни Семёновской Цуриковской волости Смоленского уезда Корней Петрович Петров был задержан уже 5 декабря и к вечеру дал признательные показания. Именно он, Петров, неграмотный, православного вероисповедания, местожительства имеет в 1-й части города Смоленска в Солдатской слободе на квартире ночного сторожа, имени которого не знает, совершил кражу двух передних колёс и железной оси из дома купца Павлова. Колёса просто перекинул через закрытые ворота, а ось просунул под воротами. Не зная, куда сбыть награбленное, Петров нанял на бирже у Соборной горы извозчика, каковой отвёз его на Рачевку к какому-то кузнецу. За колёса и ось Петров выручил 1 рубль 20 копеек. В 10 часов вечера того же дня Петров привёл Грундуля на Песочную улицу к дому кузнеца Алексея Владимирова. На дворе были обнаружены ось и колёса, а кузнец Владимиров подтвердил, что ночью на 4-е декабря Петрова привёз к нему извозчик Дмитрий Субботин. Крестьянина деревни Шейновки Богородицкой волости Смоленского уезда Дмитрия Семёновича Субботина 36-ти лет от роду Грундуль также допросил в сыскном отделении, и тот полностью подтвердил показания Петрова и Владимирова. 9 декабря управляющий Капржицкий опознал украденные колёса и ось, каковые и забрал из сыскного отделения под расписку. И дельце вроде-бы плёвое, а бумаги на протоколы извели уйму.
  Но общая криминальная обстановка в Смоленске не давала сотрудникам сыскного отделения расхолаживаться. 10 декабря полицейский надзиратель Фёдор Иванович Щемелихин нагрянул в дом Находской, что на Ново Петербургской улице, в компании околоточного надзирателя Тихановского, пары городовых и, конечно же, с понятыми. Вломилась сия тёплая компания в квартиру крестьянки Витебской губернии Двинского уезда Магдалены Андреевны Долган. У полиции появилась агентурная информация, что в оной квартире скрываются воры с награбленным добром. На квартире был обнаружен мужчина без документов, назвавшийся крестьянином деревни Бибиково Лобковской волости Смоленского уезда Иваном Михайловичем Павловым. А вот на кровати под матрасом был обнаружен целый склад всяческой одежды. Шуба чёрной дубки, пиджаки и куртки крестьянского сукна разных расцветок, кожаные женские ботинки, несколько платков и фартуков. Магдалена Андреевна показала, что все обнаруженные вещи принёс к ней в квартиру Иван Павлов вместе с неизвестным ей молодым человеком. Павлова вместе с вещами увезли в сыскное.
    На допросе выяснилось, что двадцативосьмилетний Павлов в 1906 году отбывал тюремный срок в Двинске за мошенничество. Достаточно быстро Иван Павлов сознался, что вещи, найденные под матрацем Долган, он украл, взломав окно нежилой избы в какой-то небольшой деревеньке на Поречской дороге. Шёл, мол, в Поречье искать для себя работы, да соблазнился отдельно стоящей избой. Но был он совсем один, а того молодчика, что описала Магдалена Долган, высокого, без усов и бороды, в шубе красной дубки и круглой меховой шапке, знать не знает. Привиделось глупой бабе. И отправился бы Иван Павлов в тюрьму за кражу один, но уже на следующий день из 3-й полицейской части сообщили в сыскное отделение, что с подачи Магдалены Долган были задержаны крестьяне деревни ЛубиноКорохоткинской волости Селивёрст и Кузьма Степановы. Утром 11 декабря эти оба –двое заявились на квартиру к Долган и потребовали предоставить им Ивана Павлова вместе с вещами. Не обнаружив искомого ушли, но как тот Карлсон обещали вернуться. Магдалена ждать не стала и быстренько добежала до ближайшего городового. Селивёрст Степанов был опознан на очной ставке как сообщник Павлова как Магдаленой Долган, так и её внебрачным сыном Дмитрием 7-ми лет от роду. Именно он вместе с Павловым принесли вещи на квартиру Магдалены.
   На допросах Селивёрст Степанов, православного вероисповедания, 24-х лет, все отрицал. Приехал он в Смоленск 8 декабря к своему дяде Ефиму Леонову, у него же в Новой Ямщине и жил. 9 декабря на своей лошади и городских санках с вечера выехал на биржу и простоял на ней до 2-х часов ночи. Десятого же ноября пробыл на бирже весь день с утра до семи часов вечера. В тот же день в Смоленск приехали Кузьма Степанов с женой Селивёрста Меланией Александровной. Жену Селивёрст услал обратно в Лубино, а сам остался ночевать у дяди с братом Кузьмою. А утром 11 декабря братовья отправились на Ново Петербургскую улицу в дом Находской к сапожнику, заказывать Кузьме сапоги. Но перепутали двери и оказались в квартире Долган. Угрожать не угрожали, а извинившись, ушли к сапожнику.
   Старшего брата Селивёрста Кузьму Степановича Степанова допрашивал уже вечером Владимир Иванович Грундуль. С показаниями Селивёрста он к тому времени ознакомился, и задавая наводящие вопросы, выяснил у старшего братца много интересного. В Смоленск Кузя приехал в среду 10 декабря вместе с братом и его женой. Остановились на постоялом дворе, названия которого не знает, но он рядом с домом Дьякина в Старой Ямщине. На следующий день Мелания уехала домой, а братья остались на том же постоялом дворе, надеясь найти работу на железнодорожной линии. К дяде своему Ефиму Леонову в Новую Ямщину вместе с братом Кузьма не ездил, да и на извозчичью биржу не выезжали, так как городские сани проданы были ещё 10 лет назад. А найденные у него 7 рублей 15 копеек, это оставшаяся часть суммы в 14 рублей, полученных им, Кузьмою от дяди его Афанасия Леонова за помощь в рубке леса и покосе в Томской губернии, где оный дядя выбрал себе участок земли для переселения из Лубино.
  19 декабря крестьянин деревни Чернявских Старин Верховской волости Поречского уезда Иван Семёнов в смоленском сыскном отделении опознал за свои вещи, изъятые на квартире Долган. Кража произошла из его нежилой избы, каковая соединялась через сени с жилой хатой. Полицейским надзирателем Грундулем со слов пострадавшего был составлен полный список похищенного, каковые Семёнов оценил в 94 рубля. Вскоре дело было передано в суд.
   Уже 13 декабря пристав 2-й части Смоленска направил в сыскное отделение новое дело. В ночь с 12 на 13 декабря в первом часу ночи была совершена попытка взлома двери в подвал дома коллежского асессора Петра Тимофеевича Лебедева, что на Митропольской улице. Услышав возню в подвале сам хозяин дома вышел на улицу, чем и спугнул грабителей, каковые числом двое разбежались, один на Верхне-Митропольскую улицу, другой на Нижне-Митропольскую. На проезжей части у флигеля дома Семченкова злоумышленников ожидал извозчик за номером 177. После расспросов Лебедева извозчик уехал. На следующий день оный извозчик вместе с рапортом от пристава 2-й части о преступлении был препровождён городовыми в смоленское сыскное отделение и был допрошен полицейским надзирателем Грундулем. Крестьянин деревни Лопина Спас-Твердилецкой волости Смоленского уезда Самуил Фомич Селезнёв показал, что отвёз в первом часу ночи двух молодых людей из гостинницы «Централь» на Митропольскую улицу, где они попросили его обождать, ибо деньги собирались заплатить только после того, как он отвезёт их в нужное им место. Вскоре во дворе дома Лебедева раздался шум и на улицу выбежали неизвестный извозчику господин и ночной сторож, каковые стали задавать разные вопросы и ругаться. Седоки, что показательно, так и не вернулись. Пришлось возвращаться на биржу без оплаты. Одного из ночных клиентов Селезнёв вроде бы знает.
    Именно его, крестьянина деревни Коптево Богородицкой волости Смоленского уезда Александра Ефимовича Сидоренко извозчик Селезнёв уверенно опознал за своего ночного седока, которого возил из «Централя» к дому Лебедева. Припёртый к стенке показаниями извозчика девятнадцатилетний Сидоренко поведал свою версию ночных событий. Играл он де в «Централе» на бильярде с неизвестным ему постояльцем, был уже в хорошем подпитии, когда в гостиницу заявился его старый знакомый по кличке «Володька». Как его звать-величать Сашка и знать никогда не знал, Володька и Володька. Сей субъект предложил выпить за встречу у него дома. Взяли извозчика на бирже у церкви Божией Матери на Немецкой улице и поехали по адресу, который указал Володька. Вошли во двор какого-то дома, где дружок сказал Сидоренко, что собирается взломать подвал, а тот должен стоять на улице как бы в карауле. Вскоре из подвала раздался грохот, и тут же послышалось хлопанье дверей в доме. Испуганный Сидоренко убежал со двора, перепрыгнув через забор на соседнюю улицу, и потом вернулся к себе домой на Воскресенскую. Куда делся Володька Сидоренко не знал.
       И в этот раз сыскные сработали быстро. Уже 18 декабря гость губернского города Владимир Батеков из Горецкого уезда Могилёвской губернии давал показания Грундулю. По его версии именно Сидоренко предложил обмыть встречу, а так как денег не было, решил заложить в кабаке своё пальто, за каковым нужно было съездить на Митропольскую. Уже у дверей подвала дома Лебедева Володька понял, что был втянут в ограбление, так как Сашка вынул из кармана здоровенный гвоздь и взялся им ломать замок на двери. Разломанный замок с громким стуком упал на пол, после чего в доме раздались крики и хлопанье дверей. От греха подальше Батеков убежал. Дознание в сыскном отделении посчитали законченным и передали дело судебному следователю.