Оранжевое Небо

Наша жизнь полна абсурда. Но осознаем ли мы жизнь во всей ее полноте? Антуан Рокантен, герой романа знаменитого отказника от Нобелевской премии, испытал тошноту от ощущения реальности предметов. Самых простых, вроде чашки. Утверждают, что идея романа зародилась после неудачного сеанса с алкалоидом мексиканского кактуса. Хотя, согласно злым языкам, утро писателя и философа начиналось со скоростных дорожек, день шел под кофе, литр с лишним разного алкоголя, пару пачек сигарет, несколько трубок табака и загадочные тяжелые вещества; после ужина принимались барбитураты, чтобы уснуть. Столь веселый режим дня довёл автора до дружбы с крабами, которые сопровождали его везде, были с ним и в постели с женой, и на кафедре во время прославленных лекций. Таким образом, инцидент с кактусом выглядит лишь стартовой точкой как для галлюцинаций, так и для книги.
Но эта маленькая история – не о последствиях неправильного образа жизни, а о кратковременном ощущении реальности, как она есть. И чуть-чуть об абсурде.
 
Пицундские сосны. Целебные рощи краснокнижного хвойного встречаются ещё в Абхазии (в районе одноименного города, добавил бы плохой путеводитель), а у нас – недалеко от Геленджика. Не помню, как они пришли мне в голову. Но образ долгих прогулок под соснами, в заповедной роще у берега моря, так захватил меня, что с направлением отпуска все было решено. Куда же именно поехать? Добрые люди позже объяснили, что жилье в Абхазии надо искать на месте, сразу по приезду. Но тогда я этого не знал, в сети пицундские варианты были слишком дорогими, и я надумал отправиться под Геленджик, в Джанхот. Хутор Джанхот (официальное название). Хорошенько увеличьте карту, и слева от Геленджика найдёте Дивноморское (какой-никакой, но городок), а ещё чуть левее – черную точку, затерявшуюся между областями синего и зелёного. Там, злодейски вторгаясь в природоохранную зону, торгует живительным воздухом, полезным астматикам и больным туберкулёзом, десяток-другой гостиничных комплексов и домов отдыха. Там я нашёл странный, судя по описанию на сайте, гибрид хостела и турбазы, с более чем приемлемыми ценами. Идея заключалась в том, чтобы отдохнуть дёшево и дико. И уже на этом месте абсурд выглядывает на секунду, улыбается и машет.

Во время переписки хозяин отвечал как-то сквозь зубы, но меня это не насторожило. В конце концов, на нем целая база, подумал я и решил ехать. Аэропорт Геленджика оставался закрытым; нужно было выстроить маршрут от Сочи до моего труднодоступного местечка. И всё бы хорошо, но поезд шёл только до Туапсе. Оттуда до Геленджика ещё 130 с лишним километров. Однако и это меня не остановило. Я нашёл, как мне казалось, единственно верное решение – прибегнуть к помощи Бла-бла кар. Если бы я только догадался собрать больше информации!..
Рассчитать все точно, связать концы прилетов и отъездов было не слишком просто, но вот он я, спускаюсь по трапу самолёта прямо в сочинское раннее утро. С этой радостной минуты и начинает раскручиваться маховик лёгкого абсурда. Дождавшись начала движения автобусов, через эстакады центра я добрался до места встречи с водителем со звучным именем Аветис. Попутчиком была только бойкая дама средних лет. Ей надо было в Дивноморское, услышав про Джанхот, она очень удивилась: а что Вы собираетесь там делать? Дико отдыхать.
Выехав на трассу, я узнал жестокую правду: вместо 5 часов, как обещал гугл, придется ехать минимум 7, и то, если повезёт. Причина проста – трасса проходит через курортные городки, со всеми их светофорами и отдыхающими, переходящими через дорогу по пути на пляж. Плюс тысячи машин, с номерами со всех регионов страны. Короче говоря, весь путь – одна нескончаемая пробка, с редкими скоростными порывами. Я начал психовать; заселиться следовало до вечера. Терпеть не могу безвыходных ситуаций, но переигрывать было поздновато. Где-то через час общительный Аветис предложил перекусить: я вас накормлю лучшей шаурмой на всем побережье! Вскоре мы тормознули около киоска, и за десять минут, пока ждали заказа, душа моя обняла все окружающее, а сердце тайно дрогнуло. Женщина с коляской спрашивала у прохожей, как пройти на пляж, легкая, но ощутимая благостность была растворена в атмосфере; припоминается, я даже не поинтересовался названием городка. Тогда я и подумать не мог, что... Но нет, об этом позже.
Не буду расписывать все мучительности бесконечной поездки: черепашью скорость, тряску, нервы и ощущение безвыходности. Казалось, мы никогда не доедем. Были моменты, когда я не сомневался, что застряну на трассе до ночи и бронь пропадет. Высадили меня на подъезде к Геленджику. Стой, друг-путешественник, на обочине nowhere, вызывай такси. Не впадая в отчаяние, а лишь опасно к нему приближаясь, я все же вызвонил машину, и минут через двадцать, почти без сил, стоял с рюкзаком перед раскрытыми металлическими воротами.

Оказалось, меня не ждали. Как уж там читал переписку здоровый мужик лет 35, неизвестно, но все же выделил свободный домик. И что это был за домик! Сырая халупа с сырыми матрасами, не знавшая вовек обогрева! Две узкие койки, никакой кухни и затхлый запах. Вот тебе твой дикий отдых, захохотал прямо в лицо абсурд. За минуту стало ясно, что мне не провести там семнадцать дней. И я, спросив у хозяина дорогу, пошёл в магазинчик за пивом.
В тот же вечер, сидя на скамейке под соснами (да, воздух был животворен!), и попивая холодное пиво, я стал искать, куда бы переместиться. Вариант нашелся как по мановению волшебной руки, за время опустошения банки: через сутки меня уже ждали в Лазаревском. Назавтра я проснулся после полудня (отсыпался с дороги), а затем пошёл "на разведку" и на пляж.
Хлипкое мое, дощатое пристанище находилось на самом верху. Территория с парой десятков двухэтажных и одноэтажных домиков безнаказанным языком вдвигалась в природоохранную рощу. Заповедней некуда. Рядом несколько гостиниц и гест-хаусов также монетизировали насыщенный сосновый воздух. Джанхот находится в узкой горной долине, в ширину навряд ли больше полукилометра. Средние высоты - от 194 до 400 метров, услужливо сообщает Википедия. Набережной нет; лишь пляж метров сто пятьдесят от края до края, за ним кафе с экстраординарными ценами, пара мини-маркетов и до смешного маленькая площадь (она же детская площадка). Чуть выше по дороге - лоток-другой с овощами и фруктами, и ещё один павильончик со съестным. Цены на продукты, кстати, чуть не выше столичных, а выбор был бы смехотворен, не будь так плачевен. Метрах в пятидесяти по прямой от моего "студенческого" ночлега - летний лагерь для успешных подростков, будущих лидеров (в прошлом, скорее всего, пионерский). Вечером там отвратительно гремела музыка и ведущий орал в микрофон бодрые глупости. Что за ирония! Тихий отдых в диком местечке, как и мечталось. В домике кухни не было, готовить предлагалось в общей кухне под навесом, рядом находилась столовая со столами, покрытыми советскими клеенками. Туалет был без человеческих унитазов, но с напольными, такой тип еще зовется, почему-то, чашей «Генуя». И, что окончательно меня убило, – ключ запирал мою дверь в лучшем случае раз на пятый, настолько она была рассохшейся, а замок - негодным.
Больше добавить к рассказу о хуторе и нечего. Сидя на узеньком пляже после заплыва, я осознал всю глупость своей идеи «дикого отдыха». Мне нужен город, возможность прогуляться по закатной набережной, посидеть в барах вечером и днём в кафе. Мне нужно море и зелень природы, но также и кипение жизни. Последнее - не про Джанхот. Вечером, по дороге от пляжа к домику, встретилась компания девушек, очень молоденьких, одна сказала: вот идёт наш жених. Вторая возразила: мамин жених. В девять утра я в вспрыгнул в автобус, с надеждой на лучшее будущее, и отправился на несколько часов дороги назад. И вместе с километрами шоссе исчезает за спиной тема абсурда, а новая, более загадочная и сложная, ждет, притаившись, вдали.

Не буду о пересадках: автобус, авто, Ласточка. После полудня я вышел на жд станции Лазаревская; хозяин и его новый китайский внедорожник ждали меня. Очень скоро я с удивлением узнал тот самый городок, где мы угощались шаурмой. Невольно (так распорядилась судьба) я вернулся в то место, которым был походя очарован. Дом оказался не дом, а целый особняк. Поднявшись по каменной лестнице, ведущей с улицы наверх, и осмотревшись, я понял, что я в раю.
В раю с античными декорациями. Комната выходила на террасу, а терраса всматривалась в море, с высоты трёхсот или более метров. Наверху лестницы, по бокам, стояли большие, греческой формы, вазы. Вдалеке между ними нестерпимо синело море, и вы ощущали себя в древних Афинах. Где-то рядом зеленели пальмы, цвели магнолии и молча рос бамбук. В жару здесь было всегда прохладно, с гор спускался освежающий ветерок, а на улочке внизу продавали фрукты, овощи и шашлык. Как известно, всегда легче описывать что-то негативное или злое. Тут же всё казалось настолько прекрасным, что порой непросто было поверить. Почти идеальный отпуск на юге!
И всё же - хотя трудно писать о хорошем, но нужно сказать несколько слов об этой чудесной части Сочи. Во всем противоположность Джанхоту, Лазоревское растянулось вдоль моря, как и весь большой Сочи, кроме центральных районов. Та самая трасса, на которой я недавно мучился, следует вдоль моря; её нужно перейти, чтобы достичь пляжа. Параллельно, как вторая линия, идёт улица Победы, с тенистыми южными деревьями, пальмами и вся сплошь в лавочках и магазинчиках. Там дружелюбные молодые абхазцы продают овощи, фрукты и зелень. Там, в одном секретном, но общеизвестном супермаркете можно ночью купить алкоголь. В получасе ходьбы от меня - рынок, два кинотеатра, а ещё дальше скучноватый парк развлечений. И главная площадь с высоченными пальмами тоже где-то там, на этой улице. Листья пальм лениво колышутся. Днем на ней ароматно дымятся шашлычные, а вечерами Победа - восхитительный променад. Девушки, загоревшие и ещё не очень, прогуливают по нему свои тела, разомлев от субтропической неги, солёная влага с моря ложится на кожу, а на перекрёстке у ТЦ разудалый певец зажигает подвыпившую толпу хитами.
Хозяин оказался славным мужиком, бывшим полковником питерского Омона, мы с ним пару раз посидели вечерком за вином и беседой. Улица шла от пляжа вверх, мимо советского пансионата, после пересечения с Победой начинался крутой подъем, в петле поворота красовалась бамбуковая рощица, а метров через сто, за калиткой, возводила к горе свои ступеньки г-образная лесенка. На самом верху, как награда за сбитое дыхание, открывался вид на все побережье и на милую сердцу, насыщенную синеву, чье легкое волнение слепило солнечными лучами. На первом этаже терраса, где хозяин трапезничает с жильцами, его квартира, а также общая кухня. На втором – тоже терраса, длинная, узковатая, с длинным же обеденным столом, душем, туалетом, не менее впечатляющим видом на море и двумя комнатками, в одной из которых я и жил. Поднимающийся в гору склон – на самом деле сад, с деревцами, травой, кустарником и поющими в нем птицами. У стены дома доживала свое яблонька с мелкими яблоками и красовалась лавровишня. Как я и говорил, в самую жару тут был тенек и свежесть, а вечерами – приятная прохлада.

Счастье лишает чувства времени. Неделя прошла, или вечность? Я ходил на пляж, читая в промежутках между плаванием привезенные с собой книги. Местные острословы, лавируя между загорающими, предлагали рыбку, горячую кукурузу и сладости. "Кто не купит кукурузу, тот наступит на медузу!". В центре пляжа, в павильоне на возвышении, продавались мидии, устрицы, пиво и коктейли. Громко рекламировали прогулки на батутах в открытом море. Незадолго до заката настоятельно советовали остаться, полюбоваться им и сделать незабываемые фото на память. Море, кстати, было грязноватое, никакого сравнения с Судаком, где я отдыхал год назад. Медузы, желеобразные твари, и правда попадались. День на десятый, прижившись в раю и слегка заскучав, я решил поверить рекламе заката и вернуться к вечеру на пляж.
Здесь я подхожу к рассказу о кратком ощущении реальности, как она есть. Здесь же я вспомню русского поэта, рыжего нобелевского лауреата, которому советский суд столь удачно делал биографию. "Нас раздели и разули, и выставили на колоссальный экзистенциальный холод", как-то заявил он. В моем понимании подобный холод - это осознание своего абсолютного одиночества в мире. Меня охватило похожее ощущение, но к нему добавились змеящиеся струи страха, как озноб, пробегающие по телу. Помните также Антуана Рокантена, упомянутого в начале, и его тошноту от предметов? И ее мне привелось испытать, только в большем масштабе: отвращение к существованию в целом.
Поужинав в одной из отличных столовых, я спустился к морю. Народу было мало, я выбрал удачное место в метре от волн, что было бы сложно сделать днем. Солнце клонилось, клонилось... Небо было чистым - ни облачка. На полпути к горизонту виднелись два или три корабля: яхты или теплоходы, в такой дали не разобрать. Плескались о гальку тихие волны, точно голоса, ласково нашептывавшие что-то. Покуда Солнце медленно, незаметно, но решительно сползало к горизонту, всё небо окрашивалось в оранжевый цвет. Я сидел на гальке пляжа. Вдруг небо стало целиком оранжевым. Я посмотрел на него – и осознал реальность.
Вообразите: некто, на некой планете, сидит и смотрит ввысь. Но кто он? И где? И что, на самом деле, вокруг? От волн летят брызги, вверху всё в лучах заходящего светила, остывающие камни холодят плоть, и гляньте-ка на этот миг - всё здесь, сейчас, взаправду. Не сон. Я сижу и смотрю на огромное, чистое в пустоте и оранжевости небо. Я заброшен сюда, всё вокруг всамделишно, неподконтрольно, прекрасно, страшно. Сердце бьётся под огромным пылающим небосводом, а волны уже окрасились в кровавое. Пальцы правой сжимают камни, а это, это, реальный мир вокруг, - есть на самом деле, он бьёт в меня собой, настоящий до ужаса, до омерзения.
Машинально я зажёг сигарету и затянулся. Небо было изумительно красивым. От закатного солнца по морю шла яркая, узкая дорожка. В попытке избавиться от гнетущего ощущения, я решил проплыть по солнечно-водной струе, навстречу краснеющему кулаку пламени. И пока плыл, стараясь не проглотить кусочек волны, ничего не боялся. Но когда, утомившись, выбрался на берег, подлинная непоправимость снова схватила меня.

Необходимо сделать пояснительное отступление. Прорыв реальности я попытался изобразить с позиции непосредственного наблюдателя (или, лучше сказать, чувствователя), но переживание мира вне слов, такого, как есть, невозможно передать словами. Чтобы дать какую-то аналогию, как точку понимания, я прибегнул к цитате из поэта и к знаменитому роману. Ведь осознать что-то новое или невероятное можно лишь опираясь на известное прежде (есть много курьезных примеров ошибок восприятия, из истории Великих географических открытий). Добавлю, что в начале работы над рассказом вспомнилась детская песенка, где и небо, и море, и даже верблюд были оранжевыми, и я подумал, почему бы не навесить над текстом милый, иронический козырёк?
Формальное описание происшедшего: человек на короткое время проснулся и увидел мир и себя в нем. Потрясенный, он выдержал лишь несколько мгновений высочайшей интенсивности, не более.
Теперь ответь мне, дорогой читатель! Если верно то, что никакие ощущения и чувства нельзя адекватно передать словами, в особенности исключительные, а реальность собственного бытия - тем более, то что вообще можно выразить словами, и так ли они ценны, как мы привыкли думать?

Долго ли заходить Солнцу. Минут через пять-семь оно уже почти докатилось до далекой линии соединения неба и моря. Пока шли эти минуты, мой ужас ослабевал, ведь пиковые переживания невозможно испытывать бесконечно. Даже те из немногочисленных пляжников, кто еще не фотографировал, выхватили смартфоны и принялись снимать; я тоже достал свой из сумки. Вот Солнце коснулось горизонта, и лучи протянулись по воде, до самого берега. Волны на мелководье окрасились в необыкновенные цвета, в такие оттенки красного, для которых не придумано названий. Поиск удачных кадров еще более отвлек, я почти успокоился. Когда же море проглотило солнечный апельсин, и фотосессия закончилась, я устало поднялся, собрал сумку, отряхнулся и пошел к себе на террасу.
 Там меня ждали в холодильнике вино, хлеб, сыр, зелень и помидоры. Всё, что случилось, я хотел оставить позади. Забыть. Нужно было быстренько отмахнуться от ужаса одиночества и подлинности, мешающих продолжению жизни. Умирать было рановато. Вернувшись и соорудив ужин, я открыл бутылку красного. А после ужина устроил настоящее пати с музыкой в ушах. Назавтра весь день шёл дождь; бутылка коньяка помогла мне его скрасить. Утром третьего дня, кое-как встав, я отправился в ущелье, на одну из территорий сочинского национального парка, где вроде бы можно увидеть настоящий кавказский лес. Не буду утверждать, что вечерний пляжный инцидент испортил мне остаток отпуска: в запасе была ещё целая неделя. Человеческий ум превосходно умеет забывать. Всякие неприятности он старается задвинуть куда-то в тень. Я полнокровно наслаждался пальмами, пляжем, морем, вином, помидорами и фруктами. Когда же и последняя неделя истекла, на Ласточке доехал до аэропорта, сел в самолет и поздним вечером был уже дома, в Москве.

И где-то в глубине души был этому рад. Потекли обычные дни, в работе и повседневных заботах, с толкучкой в метро и ужином под сериал. Отпуск я вспоминал как волшебную смесь пляжа, прогулок, солёных волн на губах, южных цветов и вечернего ветра, волнующего пальмы на главной площади.
Я стремительно, безнадёжно, неуклонно погружался в обыденность, в насквозь фальшивый социум. Обманная пелена незаметно покрывала случайное прозрение. Лишь по чудесной ошибке мы можем увидеть, и то вскользь, мир таким, каков он есть, но тут же рана понимания затягивается ложной, привычной плотью.
Одним зимним воскресным утром мне вспомнилось почти всё: вечерний пляж, небо, реальность. За окном чернели тучи. Я сел и начал писать рассказ. Завеса дня звенела, как стеклянная, словно её можно было разбить малейшим резким движением.

июль 2023