Письмо из прошлого

Перебирая книги, Кузьма обнаружил старое письмо. Листок бумаги в клеточку выцвел, местами пожелтел, но мамин почерк четко читался.

                Здравствуй, Кузя!
С приветом мама. Вчера получила твою бандероль. Если бы ты знал, сколько смеху она наделала. Ну, в общем, все по порядку. Пришла я в обед. Валерка говорит: - Беги скорее на почту, там есть бандероль. Это, наверно, тетка джинсы мне ко дню рождения прислала. Ну, я, конечно, на почту. Получаю,
смотрю – из Смоленска. Прихожу домой. Он меня уже ждет. Цап из рук. Ура, Кузьма прислал подарок. Начинает открывать, и никак. Ловко ты ее закупорил. Он с одной стороны ножом, с другой, опять никак. Я сижу, жду. Он за топор. Руки трясутся. Открывает – и горькое раза-
чарованье. Грелка. Если бы ты видел его вид. Только тогда, когда он
прочитал на ней надпись, то засмеялся, как говорят, разрядили, а я
хохотала до упаду. Потом пошла на работу. И тут ко мне пришел Володя Мельник и передал ещё одну бандероль. И понимаешь, какое совпадение! Только ушел Володя идет ко мне батя, он очень редко ко мне заходит, а тут слез с дежурки у магазина и зашел спросить, скоро ли я приду домой. Ну, я и вручила ему твой подарок. Он пошел домой, а я – в магазин. А когда я пришла домой, Валерка был по-настоящему счастлив. Лучшего подарка он бы и не желал. Вообще очень хорошо у тебя получилось: и ружье, и хоккеисты. Ну, а смеху, конечно, было много, на весь вечер хватило. Володя сказал, что уезжает 21го. Я просила его зайти. Он обещал, так что жди ответ. Бате очень понравилась та надпись на грелке.
Целую: мама.

Кузьма прочитал письмо и задумался. Он вспомнил всё, что предшествовало этому письму.

Тридцать километров от Смоленска по Минской трассе в сторону Москвы. В каких-то пятистах метрах от шоссе расположился палаточный лагерь второй роты железнодорожного батальона, расквартированного в пригороде Смоленска, Красный Бор. Объект «Зыколино», называемый так по находившейся неподалеку одноименной деревне. Четыре больших взводных палатки, канцелярия, два офицерских вагончика, продуктовый склад в виде землянки, столовая, ангар с оборудованием, оружейная будка, правильнее сказать, сарайчик за колючей проволокой, в котором хранились карабины СКС на всякий случай. Разбросанная вокруг техника. Машины, трактора, экскаватор, путеукладчик и т.д. Всё это первоначально утопало в снегах, а ближе к весне в непролазной грязи. Из досок сбивались деревянные трапы и по ним солдаты и офицеры передвигались по всему лагерю. Грязь грязью, а сапоги на утренней и вечерней поверке должны быть чистыми. В палатках полы были тоже дощатые. Стены засыпные. С двух сторон деревянные щиты, между ними засыпался керамзит. Это такие мелкие лёгкие камушки коричневого цвета. Снаружи натягивалась брезентовая палатка. Внутри щиты оклеивались бумагой. Посредине палатки, между двух ярусными кроватями, находилась металлическая печка. Так называемая буржуйка. При входе в палатку в сенях, или предбаннике, находился ящик с углем. Этим углем топили печь. От печки к двухъярусным кроватям была натянута проволока, на которой сушились портянки, штаны и гимнастерки. На спинках кроватей тоже было развешано различное обмундирование, бушлаты, кальсоны. Как ни странно, вони особой не было. Запахи уходили под шатровый потолок палатки. А может, просто носы привыкли ко всему, утратив свое обоняние, и им было всё равно, что нюхать, лишь бы быть в тепле. Зато грязи хватало любого вида. Угля, мазута, креозота, глины и чернозёма. Молодых солдат во взводе было мало, всего семь человек, поэтому им приходилось через день отскабливать полы топорами и проволочными скребками. Их будили за час до подъема, и они совмещали половую жизнь с физзарядкой. Кузя не роптал на суровую действительность. Драл полы с пяти часов утра, чистил картошку до часу ночи. На сон оставалось три-четыре часа. За четыре месяца он потерял в весе шесть килограмм. В армию он уходил семидесяти четырёх килограммовым атлетом. Ни грамма жира, одни мышцы. И вот мышцы уменьшились в весе и объеме. Он ещё умудрялся удивлять сослуживцев тем, что мог взвалить на плечо шпалу и нести один. Есть хотелось всё время. Никто не отбирал положенные порции в столовой, просто слишком большой был расход энергии. В засаленном грязном обмундировании он выделялся среди служащих своего призыва только своим неунывающим видом и неуёмной энергией. Черные глаза всё примечали и анализировали. В них не было злобы и наглости, вызова и трусости. Скорее это были глаза молодого кота, попавшего в незнакомую обстановку. За игривым и весёлым взглядом скрывалась настороженность и готовность в любой момент дать отпор. Наверно, это чувствовали старики, и к нему никто не приставал и не старался унизить. По всему видно было, что это был неплохой парень. Он мог быть хорошим другом в той другой жизни без погон, независимо от возраста, но только не здесь.
В армии четко и строго существуют свои разграничения в зависимости от призыва и того, сколько ты отслужил, и сколько тебе осталось. Ни возраст, ни физическая сила, ни ум, ни способности не дадут молодому солдату попасть в круг дедов, стариков и черпаков.
Но ещё кое-что скрывали эти глаза. Способность с самым невинным видом стащить, что угодно, и отрицать честно и правдиво.
В ящике с углем кто-то из стариков спрятал бутылку водки и банку тушенки. Кузьма, набирая уголь для печки, заметил краешек бумажного пакета в углу ящика. Недолго думая, он перепрятал сверток в другой ящик с углем. Вечером старики во взводе неистовствовали. Они обнюхивали, расспрашивали и заглядывали в глаза всех и в своем взводе, и в других палатках. Два дня шло расследование с тщательными внезапными проверками на рабочих и спальных местах личного состава второй роты. Повальные обыски, истерики, провокационные дедовские выходки. Всё было тщетно. Проклятые расхитители собственности старослужащих не находились и не сознавались.  Как раз в это время пришло извещение, что в почтовом отделении деревни Зыколино  находится посылка для рядового Осипова по имени Кузьма.  Ещё одно извещение пришло на рядового Петра Магонова. Старшина вызвал обоих и сказал:
- Ну что, сынки. Вот вам бумажки на почту, дуйте в деревню за посылками. Получите и принесёте сюда ко мне. Да не вздумайте самостоятельно открытие произвести. По уставу без меня не положено.
Старшина был грозной и уважаемой личностью. Семь лет он прослужил на Новой Земле. О его силе в роте ходили легенды. Пьяницу и самовольщика старослужащего Угрюмова он так треснул кулаком по физиономии, что тот чуть дверь спиной не вышиб в ротной канцелярии. От второго удара Угрюмов увернулся, и старшина пробил стенку кулаком. Стенка была из гипсокартона, дранки (деревянных реек), сверху оштукатурена и оклеена для красоты обоями. Старшина долго чертыхался и матерился, вытаскивая застрявший кулак.
Кузьма и Магон даже и не думали вызывать гнев старшины. Сразу после развода старшина, выписав одну увольнительную на двоих, отпустил их за посылками. Было начало марта. Дорога из лагеря шла сначала через кустарник, а затем со всех сторон её окружили высокие сосны. Магон, коротконогий и коренастый, шёл удивительно быстро. Сказывалась деревенская привычка ходить по бездорожью на большие расстояния. Он был из какого-то глухого, забытого Богом, дальнего села Погарского района Брянской области. С детских лет деревенские дети ходят в школу на большие расстояния, в лес по грибы и по ягоды, наверно поэтому так легко передвигаются в лесу. Кузьма еле поспевал за ним. Пришли на почту на удивление быстро. Обратный путь затянулся. Ну, во-первых, надо было проверить, что внутри. Мать прислала Кузе письмо, где ясно было сказано, что отец посылает ему грелку к празднику. К дню Советской армии и Военно морского флота. А во-вторых, погода была расчудесная. Солнечные лучи разогнали туманные облака. Голубое небо, журчащие ручейки из-под снега. На пригорках снег стаял. Прошлогодняя трава, начинающая окрашиваться в изумрудный цвет, манила присесть, снять ненавистные сапоги и портянки. Товарищи по посылочному счастью нашли пень, расположились и стали осторожно вскрывать посылки. У Магона была небольшая бандероль в бумажной обертке. Печать из сургуча легко отвалилась, веревки развязались. В картонной коробке оказался кусок мыла, завернутый в чистую белую простынку (на подворотнички), одеколон, зубной порошок, какие-то иголки, булавки, две катушки ниток, шмат сала в тряпице и литровая банка малинового варенья. Сверху лежал листик в клеточку, на котором было написано: Поздравляю с праздником. Твоя бабушка.
Магон сконфуженно произнес:
- Бабка у меня старая, собрала, что смогла. Я ей писал, что каждый день воротнички пришиваю на гимнастерку и вспоминаю, как не любил сало и как вареньем объедался. Вот она и…
- Да ладно, - сказал Кузя, – давай лучше думать, как с моей посылкой разобраться.
Задача была более сложной, но они справились. Перетянули с угла на угол веревки, не ломая печать. Аккуратно вытащили гвоздики из крышки. Открыли и замерли. Шерстяные носки и перчатки, конфеты, печенье, пакет зефира, здоровенный кусок свиного окорока и заветная грелка. А в грелке два литра водки. Грелку изъяли, отсыпали горсть конфет. Растребушили немного всё, что было плотно упаковано, чтобы скрыть недостачу грелки. Кузя, как хозяин, предложил:
- Ну что, по глоточку?
Магон откликнулся:
- Оно, конечно, можно бы, а старшина?
Кузьма уверенно сказал:
- Со старшиной я все вопросы улажу. И волк будет сыт, и сало будет целым. Мы с тобой по сто грамм выпьем, конфетками зажуем, пока дойдем, всё выветрится. Да и куда нам спешить! Придём сразу на обед. Кто к нам принюхиваться будет. А посылки оставим в канцелярии. Старшина на обеде будет. После обеда откроет, проверит наши посылки и всё будет в ажуре.
Они приложились по разу, потом ещё по глоточку. Известно, что, начав пить, трудно остановиться, но здесь в боевых условиях, осторожность взяла верх. При выходе из леса, примерно в трехстах метрах от армейского лагеря они закопали грелку в нерастаявшем сугробе. Затем поднатужились, и пометили с двух сторон кучками, чтоб ворам неповадно было. Старшина одним взглядом окинул посылки и сказал:
- Ну что, сынки, мне здесь делать уже нечего. После отбоя жду вас обоих с тем, что вытащили. Проверю вашу солдатскую совесть и дисциплину.
Кузьма сказал:
- Товарищ старшина, Вы командиру взвода только скажите, что вызываете нас к себе. И старослужащие пусть знают.
- Вот сами и скажите. Пусть ваши взводные попробуют осмелятся не отпустить вас и оспорить моё приказание.
Кузя сказал во взводе о приказании старшины прибыть в его распоряжение.
Желающих оспорить не оказалось. Под вечер Кузьма, уловив момент, вытащил пакет из угольного ящика и, забежав за туалет, спрятал в снегу украденную бутылку и тушенку. Снег был расписан рыжими иероглифами и вензелями. Оставив сверху свой автограф, Кузя облегченный и морально, и физически пошел сообщить Магону о месте встречи. Посылка была заранее отнесена земляку Кузьмы Сашке Глебову. Глебов отслужил уже один год и считался стариком. Но он не был ожесточенным и зловредным, поэтому в особом авторитете среди старослужащих не был. До призыва в армию он работал на том же заводе, что и Кузьма. Нашлось много общих знакомых. Глебов заведовал ПРМ, проще говоря, путевой ремонтной мастерской. Это была автомашина с будкой, кунгом. Там находились токарный, фрезерный, сверлильный станок, различные ключи и приспособления для любого ремонта в походных условиях.
В этой-то мастерской и была оставлена на хранении посылка. Вообще-то существовал неписаный закон. Посылка приносилась в палатку. Владелец посылки брал то, что он считал наиболее нужным. Затем следовала команда «Шопай», и от посылки оставался один фанерный ящик. Кузьма смог обойти узаконенный грабеж. Ему гораздо больше нравилось делить посылки с тем, кто ему нравился, чем с тем, кому нравились чужие посылки. Стариков это злило, но поделать они ничего не могли. Кузьма был под крышей такого же старослужащего, хоть и не такого зубастого, как они.
А тут ещё старшина. Не было случая, чтобы он вызывал молодых к себе после отбоя с посылкой. Тут было, над чем задуматься.
Кузьма отрезал часть окорока, посвятил Магона в авантюру со стариковской заначкой. Магону была поставлена задача, забрать из-под рыжего снега сверток. Старшине они вручили украденную у стариков бутылку водки и кусок окорока. Кузя сделал подхалимский ход:
- Товарищ старшина, мы поздравляем Вам с днем Советской Армии и Военно-Морского флота. Вернее, наши родители шлют Вам наилучшие пожелания.
Старшина сказал:
- Они знают меня, что ли?
- Заочно, конечно, - сказал Кузьма. – Я писал домой. У меня отец такой же суровый мужик, как и Вы. Я думаю, Вы бы с ним сошлись.
- Ну, что ж, - понизил голос старшина, - я, пожалуй, выпью за ваших отцов. Вам не рекомендую. У Вас есть два часа свободного времени. Ваши командиры знают, что я отпущу вас после 00 часов. Свободны. Идите, пируйте, но подъем – как всегда.
- Товарищ старшина, этот окорок мой отец сам приготовил. Деликатес делает. Сорок суток в рассоле выдерживает, - не утерпел напоследок Кузьма.
- Ладно, иди уже, попой не тарахти, - раздобревшим голосом опять пробубнил старшина, - сам разберусь с деликатесом.
Кузя с Магоном через кусты прокрались к захоронке. В меру выпили, закусили притыренной банкой тушенки, поговорили о жизни, выкурили по беломорине и пошли к месту расквартирования. Кузьму в палатке встретили злые глаза и гробовое молчание. Спрашивать было нечего. И так всё было ясно. Грелку Кузьма перенёс поближе к Глебовой ПРМ. Закопал в снегу, а через день допил вместе с Глебом.
Далее ситуация сложилась примерно, как у гостя, который, уронив котлету и наклонившись поднять её, увидел, как хозяйский кот с наглой ухмылкой не спеша уплетает её за обе щёки. Гость наступил наглецу на хвост и стал потихоньку нажимать всё сильней и сильней. Кот терпел и доедал котлету. Гость делал вид, что ничего не происходит и, всё сильнее нажимал ногой на хвост. Кот делал вид, что ничего не происходит, пока не доел котлету. Затем цапнул гостя за ногу и заорал благим матом. Вот так и Кузя делал вид, что всё в порядке, пока кто-то из стариков не пережал.
Тут-то он и сорвался. Была драка, были вопли и эмоции, были честные, правдивые глаза и патриотические высказывания, что рядовой Кузьма настроен честно отдать свой долг Родине, а не терпеть унижения от идиотов, вообразивших себя какими – то там стариками.
Кузю после этого перевели к месту дислокации основной части батальона, в Красный бор. Но посылку с грелкой, он успел отправить ещё из Зыколино. Именно эта посылка пришла первой. О ней писала мама в письме. На грелке Кузьма написал: «Лети с приветом, вернись с ответом». Посылка где-то валялась очень долго по почтовым отделениям. Возможно, её проверяли спецслужбы. Ведь действительно было интересно, что мог послать молодой солдат из воинской части. Вторую посылку Кузьма передал с сослуживцем Володей Мельниковым. Володя поехал в отпуск по семейным обстоятельствам. Кузя сделал авторучку в виде ружья, и вырезал гравюру на дереве «Хоккеисты». Брат был ярый болельщик, как хоккейный, так и футбольный.
Кузьма Васильевич ещё раз перечитал письмо. Вспомнил, что с работы отца привозили на дежурной машине. Мать работала недалеко от дома в продуктовом магазине. Брат учился в школе. Как - то всё было хорошо, удобно и уютно в той жизни. Самое главное, что все были живы и здоровы. Какое счастье знать, что тебя помнят и ждут. Сам ты любишь своих родителей, брата, друзей, что все эти армейские трудности временные, и всё хорошее впереди. Нет войны. Не пошлют умирать под пули и забирать чужие жизни.
А впереди была большая жизнь. Длинная предлинная дорога.  Широкая и интересная, иногда в рытвинах и ухабах, как у многих в этом мире, но зато своя. Единственная и неповторимая! Тот, кто умеет ценить каждый миг этой жизни, любит и помнит всех идущих рядом с ним по этой дороге, никогда не заблудится в пути. И ещё. Вспомнил Кузьма слова из песни Владимира Высоцкого: -
«Было время и были подвалы,
  Было дело и цены снижали,
  И текли куда надо каналы
  И в конце куда надо впадали».