Фантастический музыкант Джими Хендрикс

ПРЕДИСЛОВИЕ

“Это не просто музыкант,  хотя музыкант  он  фантастический.            Это целое явление!”
Джон Леннон о Джими Хендриксе

Джими Хендрикс был самым великим гитаристом, которого подарил наш век. Его удивительная гибкость и непревзойденная техника игры на электрогитаре Fender Stratocaster для левшей превратили застенчивого подростка из Сиэтла в одну из немногих поп-икон шестидесятых годов, кто заслужил эпитет “легендарный”.
Он прибыл в Лондон в 1966 году после нескольких лет разъездов по Северной Америке в составе различных аккомпанирующих групп. Работал с такими мастерами, как Isley Brothers,  Тина Тернер, Литтл Ричард. Хиты Хендрикса “Hey Joe”, “Purple Haze” и  “The Wind Cries Mary” принесли группе Jimi Hendrix Experience всемирный успех, который закрепился после  яркого выступления на поп-фестивале в Монтерее. Театральность и  отточенность исполнения композиций сделали выступление Хендрикса главным событием и в Вудстоке после того, как альбом Electric Ladyland в 1968 году  занял первое место в рейтинге популярности.
Пластинки Джими до сих пор продаются миллионными тиражами, и каждый год выпускаются сборники в новой компиляции. Его отец Эл Хендрикс в 1971 году учредил Фонд Памяти Джими Хендрикса для выплаты стипендий талантливым молодым музыкантам в Вашингтоне. Английская газета “Sunday Times” в некрологе предсказывала, что о Хендриксе “возможно, скоро забудут”, но 20-я годовщина смерти Хендрикса в 1990 году отмечалась ретроспективным показом огромного количества фильмов, выпуском биографий и даже рекламой джинсов на телевидении.
Он умер в возрасте 27 лет - роковая цифра в жизни рок-музыкантов. В 27, вслед за Хендриксом, погибла великая рок-исполнительница Дженис Джоплин. Чуть позже, тоже в 27 -   удивительный поэт, шаман Джим Моррисон.  Всех убили наркотики. Такие мистические совпадения сразу же породили слухи об убийствах, самоубийствах, заговорах ЦРУ и международной мафии, которые не смолкают до сих пор. И недавно из архива извлекли пыльное дело о смерти Хендрикса, чтобы дорасследовать его по требованию подруги Джими Моники Даннеман. У нее есть подозрения, что его убили.
Эрик Клэптон уверен, что Джими Хендрикс и Дженис Джоплин “вырвались из ситуации, ставшей невыносимой. Требования, предъявляемые им циничными и бесчувственными коммерсантами и бездумной публикой, оказались чрезмерными”. Джими всю жизнь пытался отстаивать свое право на индивидуальность и собственный стиль. А публика хотела, чтобы он пел “Hey Joe”  и крушил гитары. И, потакая вкусам фанатов, зная, как им нравится имидж “неистового Хендрикса”, менеджеры, повязав артиста хитроумно составленными контрактами, требовали шоу с поджиганием гитары. И Джими делал то, о чем его просили.
Один из современников Хендрикса по имени Ник Кон вспоминает эти выступления так: “Джими метался по сцене,  визжал и пищал, держал гитару за спиной, над головой и между ног,  играл на ней зубами, тер ее об усилители, демонстрировал как символ секса,  поджигал... Копна пушистых волос на голове, как причудливый нимб, удалая улыбка, манера растягивать слова   - все работало на его образ. Он был настоящим виртуозом. Он будоражил, взвинчивал,  электризовал и гипнотизировал. И хотя красавцем он не был, он источал море обаяния!”
Джими любил выступать перед публикой и, без сомнения, очень хотел преуспеть, ему нравилось экспериментировать, он старался постоянно совершенствовать свою музыку. Но оказалось невозможным уйти от того давления, которое оказывалось на него с целью поддержания магического имиджа создателя хитов.
Он всегда чувствовал ответственность перед своими поклонниками, которые ждали, что он будет играть на гитаре зубами и пинать усилители, но он уже давно перерос того шоумена, которым начинал карьеру. Печальная правда заключается в том, что ему оказалось нечем заменить этот имидж на сцене, а рядом не оказалось никого, кто помог бы ему  воплотить в жизнь новые идеи. И нельзя отрицать того факта, что его последние концерты, к сожалению,  демонстрируют спад.
В последний раз Джими предстал перед английской аудиторией в 1970 году на фестивале на острове Уайт. Тысячи зрителей терпеливо ждали на темной сырой поляне  воскресным утром,  пока установят и настроят аппаратуру и наконец-то появится Джими. Он вышел на сцену около 3 часов утра.
“Давно мы не виделись, правда?” - улыбнулся Джими.
Он начал хорошо, но потом музыка стала терять направление, и  после первых композиций раздались лишь вежливые аплодисменты. “Начнем сначала, - быстро сказал Джими, - Привет, Англия”. В публике просыпалось разочарование, все чувствовали, что Джими не покажет больше ничего нового.
Было холодно, поздно, все устали. И вдруг над полями разнесся окрепший голос Джими, гитара зазвучала с новой силой. Послышался одобрительный рев, аплодисменты гремели, как морской прибой.
Грустное прощание на фестивале 1970 года контрастировало со счастливыми воспоминаниями о его первых появлениях перед зрителями в Лондоне, когда казалось, что возможности Джими и его группы неиссякаемы. Это было время альбома Sgt. Pepper’s Lonely Heart Club Bands  Beatles, который оказал огромное влияние на всех музыкантов, в том числе и Джими. В альбоме Are You Experienced? используются те же студийные эффекты, что и в “Strawberry Fields Forever” и других музыкальных композициях, созданные под воздействием ЛСД.
Но многообещающие ожидания, которые принес 1967 год, испарились после создания двух уникальных альбомов и нескольких великолепных турне. Казалось, что все настоящие творческие удачи позади. Но Cry Of Love, выпущенный после смерти Джими, доказал, что это не так.
Существует предположение, что если бы Джими не умер, он просто сошел бы на нет и превратился  в собственную тень. Но если бы ему удалось оживить свою активность в области звукозаписи с альбомом Cry of Love, для него могла бы наступить новая эра публичных выступлений. Но ему требовалось более мощное и интересное обрамление, чем бас-гитара и ударные. До самой смерти он говорил о своей мечте создать большую группу, подобную Mothers of Invention Фрэнка Заппы, которой он мог бы дирижировать по собственной методике и которая помогла  бы ему реализовать свои идеи на сцене. Но ему не хватило времени.
И все же,  несмотря на попытки многих людей представить Джими Хендрикса трагической личностью, он ею не был. Он любил жизнь и наслаждался всеми радостями, которые она может дать. Прыгал с аэропланов, принимал наркотики и соблазнял женщин. Его проблемы мало отличаются от проблем других рок-музыкантов, которые обрели славу и успех в шестидесятые  годы.
Джими не мог не стать рок-звездой, высокооплачиваемой, обожаемой, романтизированной, тиражированной. Миллионы людей боготворили Джими, но талант всегда одинок, и ему не хватало настоящей дружбы, человеческого тепла и участия.
“Ну, как? - с волнением спрашивал он после исполнения 67-й версии “Red House” для альбома Are You Experienced.
“Ну, - голос, звучащий по селектору, кажется несколько удивленным, - ведь это всего лишь еще один джем, разве не так?”
Но ведь это было красивое, мощное, свободное и вибрирующее исполнение блюза. Похоже, что никто и никогда не считал нужным подбодрить Джими, сказать о том, что он прекрасный певец, композитор, музыкант. Многие не видели дальше дыма от его горящей гитары.
Страх быть непонятым и разочарования сделали его недоверчивым, и не зря. Его обманывали и использовали слишком часто. Он оказался неподготовленным  к  смещению  ценностей и крушению иллюзий,  которые всегда происходят в     жизни рок-звезд.
Важны ли наркотики?  Настоящие ли друзья? Честна ли его музыка? А имидж? Должно быть,  Джими задавал себе немало вопросов в период вынужденного бездействия.  И,  возможно, пытался найти на них  ответы перед смертью.
Немало вопросов возникает и у тех, кто знает и любит музыку Джими Хендрикса. Может быть, многие из них так и останутся без ответа. Похоже, что настоящего Джими не знал никто. Но воспоминания музыкантов, работавших с ним,  женщин, любивших его, друзей, родственников, высказывания самого Джими помогут хотя бы слегка приподнять завесу над загадочной личностью Джими Хендрикса вне его сценического имиджа.
 
ЧАСТЬ I. БОГ ГИТАРЫ
 

ОТ ДЖОННИ АЛЛЕНА ДО ДЖИМИ ХЕНДРИКСА

“Когда мотаешься по дорогам, вечно голодный,  то готов играть,         что угодно. Я вынужден был играть всевозможную коммерческую            ерунду”
Джими Хендрикс

Его прапрабабушка была индейской принцессой, дед - полицейским в Чикаго, а бабушка - опереточной танцовщицей. Родители Эл и Люсиль были полупрофессиональными танцорами в 1930-х годах. Они поженились перед тем, как Эл ушел в армию, чтобы сражаться на фронтах  Второй Мировой войны. Рядовой Эл Хендрикс находился на гауптвахте, когда 27 ноября 1942 года 17-летняя Люсиль Хендрикс в городе Сиэтле, штат Вашингтон,   родила  Джонни Аллена, старшего из трех сыновей. В 1946 году, по окончании войны, Эл переименовал мальчика в Джеймса Маршалла.
Брак Эла и Люсиль был далек от идеала, брат Джими Леон вспоминает о том, что в доме постоянно бурлили страсти. “Мне было четыре года, а Джими десять. Каждый день повторялось одно и то же. Я ждал Джими из школы, и мы уходили играть на улицу. А мама приглашала друзей, и они выпивали. Папа бесился. Это повторялось изо дня в день, и они шесть лет грозили друг другу разводом и, в конце концов, развелись”. В детстве Джими много времени проводил в   Ванкувере  с бабушкой, чистокровной чероки. Джими рассказывал:  “Мать с отцом часто ссорились, и я всегда был готов  сбежать в Канаду.  Отец был уравновешенным и религиозным  человеком, а мать любила повеселиться.  Она много пила и совершенно не заботилась о своем здоровье.  Она умерла, когда мне было лет десять”.  А  об отце он вспоминает так: “У меня был очень строгий отец, он учил меня уважать старших.  Я не смел говорить, пока ко мне не обратятся взрослые. Так  что я все больше помалкивал.  Рыбка не попадется на крючок, если не будет рот разевать”.
Недолгий брак подошел к концу, Эл получил  опеку над детьми, когда Джими исполнилось девять лет. Мать повторно вышла замуж, но в 1958 году умерла от болезни печени. Изредка появляясь в жизни Джими, она все же оставалась его матерью,  и ее смерть очень сильно подействовала на мальчика, хотя он и скрывал свое горе. Он видел ее в своих снах,  она присутствует в его стихах, и в течение многих лет он будет упоминать о ней в интервью.
Эл заботился о том, чтобы Джими и его братья Леон и Джозеф могли жить достойно, насколько позволяла послевоенная экономика, расовые предрассудки и его непостоянные заработки. В периоды безработицы он подрабатывал уборщиком, мельником, продавцом на рынке, на бензозаправке. Семья несколько раз переезжала, и мальчики ходили в разные школы. В Сиэтле Джими учился в средней школе “Гарфилд” для белых,  но бросил ее   в 16 лет. Надо было зарабатывать на жизнь. И он  пошел помогать отцу, который теперь работал самостоятельно.  “Папа работал  садовником, и зимой,  когда нельзя было подстригать траву, нам приходилось туго”.  Позднее он признался, что его вышвырнули из школы за то,  что он взял за руку белую девушку. 
Джими хорошо учился по многим предметам и проявил особенные способности в области живописи и сочинительства. И у него проявилась страсть к астрономии (не здесь ли кроются истоки его поэзии?) Странно, но по части музыки он оказался слабым учеником, может быть, потому, что в те далекие дни ее преподавали как нечто вроде математики.
Хендрикс-старший считает,  что впервые Джими  заинтересовался     музыкой лет в 10.  Он брал метлу и,  держа ее, как гитару, говорил, что “учится играть”. Когда Джими исполнилось 11 лет, отец купил ему   дешевую акустическую гитару, а в 12 подарил первую электрическую.
Родители Джими не были музыкантами,  но Джими  всегда   уточнял: “Папа танцевал и играл на ложках. Моим первым инструментом  стала губная гармошка, мне ее подарили, когда мне было года четыре,    наверное. Позднее появилась скрипка.  Я все время дергал струны. И, наконец, заинтересовался гитарой, этот  инструмент  звучал повсюду.  К кому бы вы ни пришли в дом, там обязательно была гитара.  Мне было лет 14 или 15,  когда я начал играть на гитаре, а   мое первое выступление состоялось на оружейном заводе, мы тогда заработали по 35 центов на каждого.  Думаю, что тогда мне просто нравился  рок-н-ролл.  Мы играли песни из репертуара таких ребят,  как Coasters.  В любом случае,  приходилось делать одно и то же, пока не начнешь работать с какой-нибудь группой, даже предпринимать одни и те же шаги”.
До 1959 года  Джими полупрофессионально выступал с труппой Rocking Kings, куда входили поп-музыканты и танцоры. Официально он считался  бас-гитаристом, но   электрогитары у него не было, и он играл на обычной шестиструнной гитаре.
Потом Джими стал играть на соло-гитаре,  хотя в те дни почти все соло исполняли на саксофоне, и в 1960 году вошел в группу Thomas and Tomcats.
Джими не получил официального музыкального образования, он учился играть на гитаре в  школе  и  армии.  Слушал  пластинки и наблюдал за тем,  как играют другие гитаристы. Огромное влияние на него оказали блюзы, он слушал Элмора Джеймса, Би Би Кинга и Мадди Уотерза. И ему нравился Боб Дилан, чье влияние оказалось   особенно важным для развития у Джими уникального музыкального восприятия.
В ту пору черные музыканты в основном исполняли баллады и музыку в стиле “соул”. Джими стал первым черным рок-музыкантом, пожелавшим выразить свои мысли в стихах, отличных по форме от традиционных  госпелов. У него были причины не любить музыку “соул”: он был сыт ею по горло, исполняя на гастролях в составе аккомпанирующей группы.
В 1963 году Джими призвали в армию США.  Он  рассказывал:  “Я  подумал, что рано или поздно все равно придется служить,  так что отправился добровольно, решив, что музыкой могу заняться и позже. Я стал  десантником и армию возненавидел сразу”.  Джими совершил 25 прыжков    с парашютом. “Прыжок с парашюта вызывает ни с чем не сравнимое чувство одиночества, и всякий раз, как прыгаешь, тебя охватывает страх, что парашют не раскроется. Затем дергается воротник и - шшш - свистит ветер в ушах. Тогда  снова начинаешь разговаривать сам с собой”, - вспоминал Джими.
Проходя обучение в форте Кэмпбел, Кентукки, Джими с другими черными солдатами образовал R&B квинтет King Kasuals, который выступал на торжественных мероприятиях, устраиваемых  на базе, и иногда выезжал в Нэшвилл, Теннесси. Бас-гитаристом в King Kasuals был Билли Кокс из Вирджинии, они с Джими очень  подружились. Митч Митчел позднее скажет, что Билли - “лучший парень из всех знакомых”. Оба демобилизовались летом 1962 года. Джими комиссовали после того, как он во время 26 прыжка подвернул ногу. “Однажды в воздухе у меня запуталась нога, когда я уже почти долетел до земли, и я сломал лодыжку. Я им наврал, что еще и спину повредил. Всякий раз, как меня обследовали, я стонал. В конце концов, меня отпустили”. Он считает, что ему здорово повезло: “Вьетнам был уже на  подходе”.
Кокс и Хендрикс не решились выступать самостоятельно после армии и стали искать временную работу в других группах. С группой Barnevilles Боба Фишера они отправились в 30-дневное турне.
Затем пути  Джими и Билли разошлись. Джими провел зиму в Ванкувере, где зарабатывал на жизнь в ночном клубе, аккомпанируя вокалисту Бобби  Тейлору. К марту следующего года он вернулся в Нэшвилл и стал выступать три раза в неделю с новым составом King Kasuals и иногда со звездами R&B “соул”.
За неимением других возможностей, Джими  стал выступать с известным шоуменом, сладкоголосым блондином по имени Джордж Одел. Но если Джими полагал, что под крылышком Одела ему удастся достичь вершин славы, то следующие три года работы в составе аккомпанирующей группы лишили его пустых иллюзий. Временами Джими приходилось работать   костюмером.
Часто на дружеских вечеринках Джими после выступлений не мог устоять перед соблазном вытащить гитару  и поиграть. Генри Нэш из Upsetters - один из многих, кто был восхищен зарождающимся талантом. “Никогда не забуду, как Джими загружал свои вещи в автобус. Гитару он заворачивал в мешковину. На ней было всего пять струн. Горджес Джордж попросил меня разрешить Джими выступить с Upsetters, и он играл всю ночь напролет на пяти струнах”.
В Нэшвилле Джими работал с Элбертом Кингом, блюзовым гитаристом, исполнявшим музыку в чикагском стиле - нежную и одновременно “жестокую”. Кинг был левшой, как и Хендрикс, и для Джими его выступления оказались полезной школой.
Уверенность Джими в своих способностях возросла, и ему даже стали предлагать выступить на сцене. Тогда Джими взял сценический псевдоним Морис Джеймс. Вскоре его чаще станут приглашать в качестве гитариста, а не работника гардеробной. Джими предстоял еще долгий путь к вершине, да и деньги ему платили очень скромные, но, по крайней мере, он оказался среди известных музыкантов  с громкими именами, таких как Джеки Вилсон, Слим Харпо, Supremes,  Куртис Мейфилд, Сэм Куки, Айк, Тина Тернер и Литтл Ричард.
Самый значительный профессиональный опыт в ту пору Джими приобрел, работая с Литтл  Ричардом. Это повлияло на его сценический имидж, что, мягко говоря, не приводило в восторг короля рок-н-ролла.  Джими уверял, что “с Литтл Ричардом было непросто.  Этот парень всегда  себя  выпячивал.   Король  рока и ритма,  вот кем он был.  И заявлял,  что только он    один должен красиво выглядеть.  А я тогда купил модную рубашку, потому  что мне обрыдла униформа.  “Снимите эти рубашки”, - велел он    мне и еще одному парню”.
  Нарцисс Ричард вспоминал: “Он начал одеваться как я, даже отрастил маленькие усики наподобие моих.  Он наблюдал за моей работой, и ему нравилась лента в моих волосах и мои яркие костюмы”. Однажды восторженные фанаты Ричарда приняли Джими за своего кумира и попросили автограф. Через много лет вышел пиратский альбом Хендрикса, на обложке которого он очень похож на своего бывшего босса.
Жизнь гастролирующего музыканта шестидесятых состояла из многочасовой работы, бессонных ночей, отвратительной пищи, отсутствия постельного белья и амфетаминов, поддерживающих артиста в рабочем состоянии. В таких тяжелых условиях стремление приобрести профессиональный опыт быстро уступало место практицизму, поскольку жалования постоянно не хватало. Тем не менее, утомительные гастроли способствовали тому, что к 1966 году Джими был полностью подготовлен к тому, что ждало его впереди. “Из-за отсутствия музыкального образования я не мог устроиться  работать музыкантом.  Но я все же играл то там,  то здесь.  В любом случае, когда меня комиссовали, мне некуда было возвращаться, - писал Джими в своих дневниках. - Я пытался играть по-своему, но работал с такими людьми, как Литтл Ричард, Iseley Brothers и Уилсон Пикетт, а им не слишком нравились мои фокусы. Меня все время держали в тени,  но я не переставал думать о том, что бы мне хотелось  сделать.  Обычно  я присоединялся к какой-нибудь группе,  а  вскоре из нее уходил.  В основном,  это были так называемые  группы R&B.  Я балдел, слушая 40 лучших R&B, но это же не означает, что мне нравилось играть это каждый вечер”.
Наряду с профессиональным опытом Джими приобретал и другие знания о жизни гастролирующих музыкантов: “Я понял,  как легко можно вылететь из группы. Многие руководители не хотели вообще никому платить. Ребят  могли выгнать посреди гастролей за то, что они громко разговаривают     в автобусе или  если  руководитель  слишком  много  им  задолжал  -   что-нибудь в  этом  роде.  Первой группой,  где я задержался,  была группа в Гринвич Виллидже.  Думаю,  это было году в 1965. Я изменил  имя,  стал Джимми Джеймсом, а группу назвал Blue Flames (“Синее Пламя”) - не слишком оригинально, правда?”
Он был еще Морисом Джеймсом в 1964 году, когда прибыл в Нью-Йорк, ставший его базой на следующие 18 месяцев. Почти само собой разумелось, что Джими окажется в Гринвич Виллидже. Этот район битников впервые вторгся на массовый  рынок с антивоенным опусом Боба Дилана “Blowing In The Wind”. Боб Дилан постоянно   выступал в клубе Gaslight, и Джими  восторгался первыми альбомами Боба Дилана с домашними интонациями, эксцентричным придыханием и фразами без поучений. Джими стал еще больше восхищаться песнями Дилана после того, как тот перешел на электрогитару примерно в 1965 году. Джими стал подумывать о том, чтобы самому стать гитаристом и певцом. Если Дилан обходился своей нечеткой дикцией и малыми вокальными возможностями, мог и Джими. Он начал сочинять песни в стиле Дилана.
Но никто из влиятельных людей не проявил интереса к песням, написанным гитаристом Морисом Джеймсом. Тем не менее, он лелеял мечту создавать собственную музыку, продолжая, как обычно, работать в составе аккомпанирующих групп на гастролях и позднее при записи альбомов. Джими оказывал услуги сессионного музыканта Iseley Brothers, певцам “соул” в Цинцинатти, которые в ту пору подражали Beatles после появления их хита “Twist And Shout” в 1962 году.
На вопрос о том, кто оказал влияние на его музыку, Джими ответил: “Когда я только начинал работать как музыкант, мне нравились все: от Би Би Кинга до Мадди Уотерза и Эдди Кокрэна. Но я никого не хотел копировать. Просто эти люди заставили меня поверить, что я могу делать что-то свое. А перед тем, как  приехать в Англию, я слушал многие вещи Боба Дилана. Когда я впервые его услышал, то подумал: “Этот парень достоин восхищения. Ему хватает мужества петь настолько необычно”. Но потом я вслушался в слова. У меня в голове звучал собственный вариант. Я слышу звуки и, если  не соединю их в единое целое, то никто уже этого не сделает”.
Существует множество записей гитарной игры Джими того периода с Iseley Brothers и Куртисом Найтом, но они никогда не вызывали у Джима особой  гордости,  он не хотел, чтобы их переиздавали и пытался остановить выпуск альбомов Куртиса Найта, которые делались после того, как Jimi Hendrix Experience добился успеха.
В 1967 году Джими говорил: “Это всего лишь джем с группой под названием Squires, парни. Нет, я не пел “Hush Now”, это уже после дописали, и кто-то пытается подражать моему голосу. А на той записи у меня гитара совершенно не звучит, я тогда накачался до чертиков. Нужно остановить выпуск этих альбомов”.
Сохранились ранние записи,  сделанные в нью-йоркской квартире Майка Эфрона осенью 1964  года. Это,  в основном,  джем. Студия звукозаписи “Сага” выпустила три альбома,  но название The Best of Jimi Hendrix не  совсем справедливо,  и    большинство музыкантов не представило бы  такие  пластинки  на  суд   слушателей.
Джими вновь  подписал контракт с Литтл Ричардом в 1965 году на постоянную работу с Upsetters. Ему даже разрешали иногда исполнять сольные партии.  Джими учился играть на гитаре зубами и изредка играл, держа гитару над головой или за спиной.  В качестве музыканта Upsetters Джими можно услышать в композициях “I Don’t Know What You Got, But It’s Got Me”, “Bama Lama Bama Loo”. Он также дебютировал на телевидении в передаче “Night Train”, транслировавшейся из Техаса, прежде чем поссориться с Литтл Ричардом.  Официально его уволили за то, что он якобы намеренно нарушал график работы,  установленный    работодателем.  Поводом послужило то, что Джими опоздал на автобус, отбывающий из Нью-Йорка  в Вашингтон на концерт.
Стоящих предложений не было, и он устроился на работу к Куртису Найту и Squires, работавшими более-менее постоянно. Джими можно услышать на нескольких альбомах Найта, например, на стороне А  How Would You Feel, где звучат композиции с явными заимствованиями из Дилана. В тот период было записано несколько песен “вживую”. После того, как Хендрикс стал знаменитым, эти записи переиздавались, но в 1965 году они не пользовались популярностью, так что Джими добывал деньги, курсируя между Кингом  Куртисом, Вильсоном Пикетом, Перси Следжем, Joey Dee and the Srarlighters и Сэмом и Дейвом, откуда его выгнали за “дикие новшества”.
После двухнедельной работы с Карлом Холмсом и его Commanders в 1966 году Джими, наконец, попытался создать собственную группу.  Он собирался назвать ее Rainflowers, но назвал Blue Flames, куда вошли такие известные музыканты, как Эл Купер, игравший на клавишных на дилановском Highway 61 Revisited, и Рэнди Калифорниа, гитарист . Сам он в ту пору назывался Джимми Джеймс.
Рабочей площадкой Blue Flames стали ночные клубы Гринвич Виллиджа - в основном, Night Owl, кафе A Go-Go и Wha. Джими сразу заметили. Местный талант Майк Блумфилд, игравший на том же альбоме Highway 61 Revisited, был потрясен выступлением Джими: “Я был самым темпераментным гитаристом в этом районе. Я так действительно думал. В тот день, как я увидел его, он меня просто сжег насмерть. Мне весь следующий год даже не хотелось брать в руки гитару”.
Иногда он отправлялся на 59-ю стрит в Ondine. Одним из завсегдатаев был Ронни Спектор, он часто поднимался на сцену и пел вместе с Хендриксом. “Нам было так весело в Ondine, что мы часто оставались там до рассвета”.
Джон Хэммонд, сын известного джазового критика, певец и гитарист, вспоминает, как слушал выступление Джими в Гринвич Виллидже в     1966 году: “Когда я познакомился с Джими,  он сильно нуждался. К тому же у него украли гитару. Это было, кажется, в октябре, и я тогда играл   в клубе Gaslight. Через дорогу находилось кафе Wha - жуткая дыра. Джими там выступал,  и как-то раз вечером я туда отправился.  Он играл несколько песен  из  моего альбома. Хендрикс выглядел очень живописно и,   похоже, обрадовался мне. Я спросил его, чем могу помочь, и он ответил: “Найди мне работу.  Вытащи меня отсюда”.  Я устроил его в кафе  A Go-Go,  и мы с ним работали вместе целый месяц.  Джими играл   на соло-гитаре. Боб Дилан, Beatles, Stones - все приходили на нас посмотреть”.
Слушателям современного рока трудно понять, насколько неистовым казался Хендрикс в ту пору. Длинные кудрявые волосы обрамляли лицо ореолом. Скорее развлекая себя самого, чем слушателей, он пел такие песни, как “Wild Thing”, устраивая уникальные представления. Что бы он ни исполнял, это всегда было гротескной версией того, что делали шоумены и гитаристы, которыми он восхищался. И Джими, наконец, обнаружил, что у него есть голос. Хрипловатый, чуть надтреснутый, с малым диапазоном, но непосредственность исполнения подкупала.
Группы шестидесятых годов делали основной упор на вокал, но хотя Хендрикс и оказался неплохим вокалистом, успех пришел к нему благодаря таланту гитариста. Когда он исполнял блюзы, даже пьяницы замолкали и смотрели на него с любопытством. Бары тогда еще не были переполнены, но своеобразная  Джими стала вызывать интерес. Его время наступало.
И оно пришло в лице Чеса Чендлера, бас-гитариста из Animals. Он предложил Джими поехать в Англию. Чес Чендлер пообещал, что они с Майком Джеффери (деловым партнером Чеса) создадут для него группу и устроят контракт на звукозапись.
Джими пережил уже немало разочарований в прошлом. И хотя Джими не вдохновили красивые обещания Чеса, все же он не остался к ним совсем уж равнодушным, как это могло показаться со стороны. Что ему терять, если он согласится отправиться в Лондон? И он согласился. Сменив имя на “Джими Хендрикса”, 23 сентября 1966 года Джими, положившись на судьбу, сел в самолет, вылетавший в Хитроу.
 
РОЖДЕНИЕ JIMI  HENDRIX EXPERIENCE

“Если бы мы знали, как будут манипулировать нашими жизнями и эксплуатировать наши творческие силы, Experience мог закончится уже тогда.”
Ноэл Реддинг

Чес Чендлер -  рослый парень из Ньюкасла, бас-гитарист из Animals. Эрик Бердон и все остальные очень смеялись, когда он надел костюм, не потрудившись изменить прическу на более соответствующую новому образу.  Чес понял, что его карьера бас-гитариста - не то, о чем он мечтал уже тогда, когда песня “We’ve Got To Get Out Of This Place” группы стала хитом. Новый костюм означал, что Чес становится бизнесменом.
Вряд ли  Чес  Чендлер  имел  хотя бы  малейшее представление о     том, что его первое открытие произведет фурор и станет неотъемлемой     частью грядущего беспрецедентного бума рок-музыки. Ведь в 1966 году Хендрикс всего лишь играл джем в Гринвич Виллидже,   а   Чес Чендлер оставил музыкальную карьеру и мог уйти в забвение.
В 1972 году,  через год после смерти Хендрикса,  Чес все  еще     активно продолжал искать и раскручивать рок-таланты и стал менеджером преуспевающей группы Slade.
“Пора уже написать правду о Джими после того вздора,  который     о нем говорился”, - решил Чес и рассказал о том, как познакомился с     тогда еще  не известным ни в Англии,  ни в Соединенных Штатах музыкантом Джимми Джеймсом.
“Я познакомился с ним через Линду Кит,  подругу Кита Ричарда.     Она слышала, что я собираюсь заняться звукозаписью и сказала, что в     Виллидже есть один парень, он просто великолепен. Я с ней встретился, и мы вместе отправились посмотреть его выступление в кафе Wha,  он выступал с барабанщиком и бас-гитаристом.  Перед выступлением мы     посидели и поболтали.  Я решил взять его в Англию,  еще не  слышав музыки Хендрикса.  Ему  было  примерно года 23 - это было в 1966 году - а    мне 28.
Animals только что отправились на  гастроли по Америке, это было в конце июля. Джими не сказал просто:  “Ага,  ладно,  поехали в Англию”. Его волновало, какое там оборудование и что собой представляют английские музыканты.  Первое, о чем он меня спросил, знаком ли я с  Эриком Клэптоном. И я ответил, что отлично его знаю - мы с Эриком часто виделись  в разных компаниях.  Тогда он задал вопрос:  “Если ты возьмешь меня в Англию,  то познакомишь с Эриком Клэптоном?” И я заверил, что  когда Эрик его услышит, то сам захочет познакомиться с Джими. Это  все решило.
После нашего разговора состоялось его выступление.  Конечно же, он не     делал ничего такого, чем потом прославился Experience. Он играл     блюзы и совсем не пел. Он считал, что не умеет петь.
Тем временем я нашел песню “Hey Joe” Тима Роуза, мне хотелось ее записать. Когда я увидел Джими в кафе, я ничего ему не сказал об этом, но фактически он только эту песню и играл всю ночь. Я решил, что это знак свыше. С Джими играл еще один гитарист, Рэнди Калифорниа, ему тогда было 15, потом он стал работать с группой Spirit. Я совсем не хотел его брать, потому что он ПРОСТО играл блюзы, и я почувствовал, что рядом с Джими другому гитаристу просто нечего делать: у Джими была совсем другая манера игры.
В то время Джими никто не знал,  но у меня не возникло и тени     сомнений в его перспективности. Мне он показался фантастически талантливым.  В ту пору он     называл себя Джимми Джеймс. Джимми (с двумя “м”) мы изменили на Джими (с одним “м). Потом  мозги сломали,  чтобы придумать название для группы,  но так ничего и не придумали, пока не появились Митч и Ноэл.  Джими не был уверен в том, что название “Experience” (опыт,  мастерство) - это то, что  надо, но решил, что со временем оно приобретет другое значение.
Я закончил турне с Animals, вся группа вернулась в Англию, а я остался в Нью-Йорке. Надо было оформить паспорт и найти свидетельство о рождении Хендрикса - на это ушло несколько недель. Пять недель мы с ним болтались по Виллиджу. И я наблюдал, как у него возникают идеи. Я всегда был помешан на научной фантастике и у меня была с собой книга “Земляне”. И  он действительно увлекся научной фантастикой, и это отразилось на многих его стихах”.
В то  время  в Лондоне отзывы Beatles или Rolling Stones об артисте или музыкальном стиле,  это воспринимались,  как пророчества. И восхищение Джона  Леннона,  Пола  Маккартни и Мика Джэггера делало признание таких артистов,  как  Боб  Дилан,  Джеймс  Браун и Джими Хендрикс в Англии почти автоматическим. Перед отъездом в Англию Джими здорово нервничал, но путь для него уже был расчищен. Музыкальная пресса была настроена доброжелательно, друзья  его ждали, и как только Джими прилетел в Лондон, его  сразу же повезли в дом музыканта Зута Мани, веселого парня, который быстро собрал друзей, которые поприветствовали Джими, сыграв  джем на Ганстерстоун роуд, напротив Кромвел роуд. Джими не понадобилось много времени, чтобы почувствовать себя в Англии, как дома.
Он поселился в отеле “Hyde Park Towers” и перезнакомился со всеми музыкантами Лондона.
Помню одну вечеринку - это был мой день рождения, мы собрались на квартире у Ринго (Старра) на Монтегью сквер, куда я только что переехал. Мы пригласили несколько друзей. А пришло сорок человек. Нас на следующий день выселили”.
Менеджеры Майкл Джеффери и Чес Чендлер собирались создать группу Jimi Hendrix Experience. Название придумал Майк Джеффери. Предполагалось, что это будет трио, нужны были бас-гитарист и ударник. Как подсказывает само название, остальные члены группы должны были являться дополнением к Джими и его имиджу и не составлять конкуренции его игре на гитаре.
В качестве бас-гитариста Чес и Джими выбрали Ноэла Реддинга. Ноэл Дэвид Реддинг родился в Фолкстоуне, Кент,  25 декабря 1945 года. Начинал карьеру как рекламный художник, стал гитаристом, а закончил бас-гитаристом в самой сенсационной рок-группе. Как и Хендрикс, он работал в Rocking Kings.  Помимо высокого мастерства, его торговой маркой, подобной круглым совиным очкам Джона Леннона, была пышная прическа в африканском стиле, почти как у Джими Хендрикса. В памяти Ноэла Реддинга первая встреча с Джими запечатлелась следующим образом: “Чес представил меня. Звали его Джими,  он показался мне весьма приятным и дружелюбным... Никто не пел. Все это совсем не походило на прослушивание. Никаких разговоров. Просто был этот парень из Америки, который играл что-то маловразумительное, и ощущение, что кто-то задумал создать группу”.
Ноэл рассказал, как попал в группу Jimi Hendrix Experience: “Мне было двадцать лет. Я купил гитару и поехал в Лондон с десятью монетами в кармане. Я искал работу и прочитал в “Melody Maker”, что Эрик Бердон ищет гитариста. Я сразу поехал и сыграл в клубе под названием “Phone Booth”. Там был Чес Чендлер, а мимо проходил Эрик Бердон - живые звезды! Чес спросил меня, с кем я играл раньше, а я сказал, что с Джонни Киддом. Я правда играл - на его гитаре в артистической уборной.
Оказалось, что Бердон уже нашел гитариста, так что Чес попросил меня пройти прослушивание. Он спросил, не могу ли я немного поиграть на бас-гитаре. Я спустился, а там был Джими Хендрикс с гитарой. Он показал мне несколько аккордов, мы настроили гитары и стали играть. Это была композиция “Hey Joe”. Он угостил меня выпивкой и сказал, что только что приехал из Америки. А потом дал мне десять фунтов и плитку шоколада. Я и вправду был голоден.
На следующий день я снова пришел, и Джими удивился, что я запомнил последовательность аккордов. Я не знаю нот, но память у меня хорошая. Мы прослушали несколько ударников - мы с этим негритосом из Америки. Я так его называл. И ему  это нравилось,  правда. Он меня любил - и я его тоже.
Состоялось несколько прослушиваний для барабанщиков. Сначала хотели пригласить Эйнсли Дунбара, но потом взяли Митча. И, порепетировав три дня, мы уже выступали в Париже. Мы знали три песни, и надо было  создавать репертуар. Но у нас хорошо получалось. Нам даже самим не верилось!”
Послужной список лондонского ударника Митча Митчелла   было более впечатляющим. Еще до того, как он стал выступать профессионально, Митч работал с группой Johnny Kidd and the Pyrates, записывался на синглы вместе с Riot Squad, играл с Tornadoes. Он добился успеха с группой Джимми Никола Blue Flames (которая никакого отношения не имела к Blue Flames Хендрикса). Группа распалась, и Митчу пришлось искать работу. В прослушивании принимал участие и Эйнсли Дунбар, но взяли Митча за его удивительно быструю и четкую игру.
А вот как рассказывает о создании Experience Чес Чендлер.
“Через две недели после того, как мы приехали в Англию, в нашу контору на Джералд стрит пришел один парень и спросил, можно  ли ему пройти прослушивание.  Он хотел работать соло-гитаристом с новыми Animals.  Но место было уже занято. Я сказал, что  нам  нужен бас-гитарист для работы с Джими,  дал ему свою   бас-гитару и попросил поиграть вместе с Джими.  Он впервые играл на бас-гитаре, но Джими его игра понравилась.  Он сказал:  “Думаю,  что   бас-гитариста мы  нашли”.  А  Ноэл  ответил:  “Придется  играть  на бас-гитаре,  не представляю,  кто сможет играть на соло с этим  типом”.
Ноэл был без гроша и мне пришлось одолжить ему пять монет на дорогу. А потом я узнал, что Митч Митчел ушел из группы Blue Flames (группа Джорджи Фейма). Мне нравилась его игра на ударных,  и я пригласил Митча.  Когда вся    троица собралась вместе, они играли четыре часа без перерыва”.
Чес очень заботился о том, чтобы у артистов было соответствующее “лицо”. И он старался  как можно больше извлечь из внешности музыкантов: тощие, кудрявые. Черно-белое сочетание выглядело весьма выигрышно. То, что Джими черный, гарантировало внимание к нему англичан, тем более, его эффектно оттеняли два белых парня. В Англии смешанных групп больше не было. Джими не был высоким, но когда его фотографировали с Митчем и Ноэлом по бокам, он казался огромным. Троица хорошо смотрелась - симметрично. Даже то, что Джими играл левой рукой, а Ноэл правой, создавало интересный зрительный эффект.  На сцене они выглядели очень красиво.  И были одной командой.
Фактически, группа  никогда не утруждала себя репетициями,  и     теперь совершенно ясно, что именно электризующая новизна связывала музыкантов.  Как только вечерние выступления стали  привычной  рутиной,     группа начала разваливаться. Все последующие годы,  проведенные Джими в Англии и Соединенных Штатах, будут заняты поисками альтернативы.
“Мы ненавидели репетиции,   - признавался Ноэл Реддинг. - Без реакции слушателей (и девушек) это слишком напоминало обязательную работу. Митч иногда вообще не появлялся, даже когда мы начали записывать альбом. В конце концов, Чес оштрафовал его на сумму месячного жалованья, и он больше никогда не опаздывал”.
Одной из главных проблем являлось то, что никто не решался петь. Джими пел в Нью-Йорке, но в Англии поначалу стеснялся.      Он  считал себя гитаристом и никогда не преувеличивал свои вокальные данные. Он действительно не обладал феноменальной вокальной техникой, но имел ярко индивидуальный стиль: голос звучал то лукаво, то меланхолично. Часто казалось, что он старается петь очень добросовестно, а переход к полуразговорному стилю привносил некоторый юмор в исполнение. Голос Джими имел огромную привлекательность, сочетая в себе холодную  уверенность с нервными интонациями. Люди, знавшие Джими, уверяют, что, даже когда он просто разговаривал, его речь звучала удивительно музыкально.
“Мне бы хотелось уметь петь действительно хорошо, но я знаю, что петь не умею, - сказал он однажды. - Я просто чувствую, как выходят слова. Я стараюсь, чтобы звук получился красивым, но это трудно. Я скорее импровизатор, чем певец”.
Ноэлу и Митчу все же удалось уломать Джими. Ноэл уверяет, что “у Джими был хороший глубокий бас, а американский акцент не мог не понравиться английскому слушателю. Поначалу его гитара заглушала пение, но постепенно он обрел уверенность и нашел баланс между голосом и игрой. Он очень обрадовался, что у него все получилось, и мы тоже”.
Окрыленные первыми успехами, музыканты не вникали в деловую часть работы группы. Позднее, после смерти Джими, Ноэл написал книгу,  которую много лет не хотело публиковать ни одно издательство, поскольку в ней “слишком много бизнеса”.  Педантичный Реддинг на протяжении всего периода работы с Experience вел дневник. В книге, помимо рассказов о гастролях и записи альбомов, перечисления всех существующих названий наркотических препаратов с детальным описанием действия каждого (похоже, что музыканты перепробовали все, что только можно было найти на рынке в 1960-е годы), связях с толпами безымянных девушек, ублажавших звезд на гастролях,  отношениях между музыкантами внутри группы,  содержится самая подробная информация о контрактах, комиссионных,  менеджерах, судебных процессах. После смерти Джими Ноэл так и не смог найти достойного применения своему музыкальному таланту и предпочел посвятить жизнь борьбе за справедливость. Неумеренное пьянство и постоянное употребление наркотиков обострили его паранойю. Он считает, что его использовали, а потом выбросили за ненадобностью и обокрали. Он судился со всеми компаниями звукозаписи и пытался вывести на чистую воду Майка Джеффери. Даже смерть Майка не примирила его с врагом.  Ноэл окончательно забросил карьеру музыканта, писал книгу в соавторстве с Кэрол Эпплбай, женщиной, которая  поддерживала его в самые тяжелые времена, но и она под конец не выдержала, сказав: “Не могу я оставаться с мужчиной, который все время себя жалеет”. Но все это будет потом. А пока все только начиналось. Музыканты с энтузиазмом готовились к жизни, полной приключений и творческого поиска, не подозревая о том, что не все на этом пути пойдет гладко, и что успешная карьера зависит не только от таланта.
“Если бы мы знали, как будут манипулировать нашими жизнями и эксплуатировать наши творческие силы, Experience мог закончится уже тогда”, - признается Ноэл. И продолжает свой рассказ.
“11 октября подписывали контракт. Нам всем было неловко говорить о деньгах. Ну, конечно, было бы невежливо задавать вопросы, неловко даже внимательно читать контракт. Это было бы все равно, что сказать “Я вам не доверяю”. Для нас доверие означало все. Я знал, что они могут мне доверять, они были знаменитыми, уважаемыми профессионалами. Что могло быть не так?  Мы же знали, что такое группа - играй, зарабатывай деньги и делись прибылью. А что еще может быть в контракте? Мы молча выслушали, как нам быстренько рассказали, что мы будем записывать пластинки и получать деньги. В своем невежестве мы даже не поняли, как крепко нас повязали. Семилетний контракт делал музыкантов Jimi Hendrix Experience эксклюзивными артистами менеджеров Джеффери и Чендлера. Как артисты, мы брали на себя обязательство сочинять песни и исполнять их вместе или порознь и записывать, как минимум, 10 синглов в год (больше, если того захотят продюсеры, и меньше при форс-мажорных обстоятельствах). Если кто-то уходил из группы, действие контракта не прекращалось, и артист должен был привести того, с кем он объединится, чтобы с ним тоже заключили контракт. Мы не имели права записывать пластинки для кого-то другого, не могли записывать для кого-нибудь старый материал в течение пяти лет, передавать свои права и лицензии, делать что-либо другое в нарушение данного соглашения. Мы отдавали Джеффери и Чендлеру все наши авторские права во всем мире (на песни) и права воспроизведение (радио, телевидение, фильмы), права использовать наши имена, биографии и любую другую информацию, которая может быть полезной при продаже записей, и право передавать наши права кому-то другому.
Мы брали на себя обязательство не нарушать законы, хорошо вести себя на людях и не болеть.
Джими, Митч и я с готовностью все подписали и оставили все документы в конторе. А куда еще их девать?”
 
ПЕРВЫЕ УСПЕХИ

“Похоже, имя Джими станет одним из самых известных в клубах в 1967 году”.
Из заметки в “Melody Maker”

Вновь созданная группа, наскоро подготовив репертуар, в октябре отправилась на гастроли с Джонни Холидеем. Джонни увидел Джими в Blaises, где играл Брайн Оджер, и сразу спросил Джими, есть ли у него сценический костюм: он собирался на гастроли по Франции и искал новую аккомпанирующую группу для себя и других французских знаменитостей. В это время Чес Чендлер  договаривался о контракте со студией звукозаписи, а когда Кит Лэмберт (второй менеджер The Who) услышал Джими в Scotch of St.James, он предложил выпустить его сингл  на своей новой студии Track. Договорились, что первую пластинку Experience запишут на студии Polydor, а когда в марте начнет работать Track, они обратятся туда.
После того, как Experience записали первую пластинку, Чес принес ее в на фирму Decca, но ему отказали. Сотрудник пожал плечами: “Не вижу в этом ничего особенного”. Это был “Hey Joe”. Тогда Кит Лэмберт предложил: “Если нужно продать, я готов сам этим заняться”.
Поcле возвращения из Франции Experience все еще не имел постоянной работы, и группа переживала тяжелые времена. Рассказывает Чес Чендлер: “Когда мы вернулись из Франции, все было тихо.  Найти работу было трудно,   его   никто не приглашал. Деньги кончались. У меня было шесть гитар, пять  из  них  пришлось  продать,  чтобы  оплатить  прием  в кафе Bag of Nails.  Я пригласил всех влиятельных людей, которые могли бы предложить работу.
Он играл в Bag, и Филлип Хэйвард, владевший несколькими клубами, пригласил его в аккомпанирующую группу для New Animals за 25 фунтов.
Думаю, перелом произошел в Croydon. С тех пор у Джими появилась постоянная  работа.  Я ходил на все выступления,  а мы потом   примерно час их обсуждали. Он тогда работал над тем представлением,     которое впоследствии стало таким знаменитым.
Публика в Croydon на первом представлении была в шоке.  Их  реакцию нельзя назвать восхищением, думаю, они просто обалдели! Они не могли понять, что это. Потом был концерт в “Раунд-Хаусе” . У Джими сломалась гитара, а я был уже пустой, пришлось мне продать свою последнюю бас-гитару и купить гитару для Джими. Через два дня песня “Hey Joe” заняла одно из ведущих мест в рейтинге. Мне эта победа досталось потом и кровью. Ди-джеи не передавали песню по радио, но о ней говорили в танцевальных залах, и пластинку стали раскупать. У нас тогда оставалось на двоих около тридцати шиллингов.
А мой чертов партнер Майк Джеффери пропал. Он даже не видел Джими. Он был менеджером Animals, а когда я уходил из группы, мы договорились, что будем партнерами. Я до апреля так и не видел эту заразу. Когда “Hey Joe” стал хитом,  Джими стали приглашать на самые престижные дискотеки Лондона.  В  ноябре он выступал в Blaises и сочинил “Purple Haze”,  пока сидел в гримерной Upper Cut в ожидании  выступления”.
“Этот молодой человек мог бы произвести в будущем сильное впечатление” - написала английская газета “New Musical Express” после выпуска “Hey Joe” 16 декабря 1966 года. Перед выходом в свет сингла в крупном английском журнале 1960-х годов “Ready Steady Go” появилась первая большая статья о Джими Хендриксе.
Недалеко от Upper Cut находился район  Куинстейдж,  куда  в     клуб Blaises  в подвал приходили расслабиться музыканты,  агенты,  менеджеры и     писатели. О находке Чеса уже поползли слухи среди завсегдатаев. Клуб был набит битком, единственной  возможностью  увидеть  Джими было встать на цыпочки и вытянуть голову. На крохотной сцене,   окруженной разгоряченной толпой, выступал Джими Хендрикс. Он стоял, согнувшись над гитарой, и раскачивался вперед и назад на нескольких     квадратных футах.  Когда он поднял гитару к зубам, и усилители разнесли звенящие звуки, это произвело впечатление почти пугающее. Казалось, что либо он в кровь порежет губы, либо тело задергается под действием электрического тока.  Музыка вызывала тревогу, в ней смешивались разные стили.
В “Melody Maker” появилась короткая заметка: “Джими Хендрикс, фантастический американский гитарист, свел с ума толпу звезд, пришедшую взглянуть на него в Blaises... Джими великолепно держится на сцене и владеет исключительной техникой игры на гитаре, в том числе зубами,  иногда он вообще обходится без рук! Похоже, имя Джими станет одним из самых известных в клубах в 1967 году”.
Через несколько дней после Рождества чуть ли не весь Лондон вновь пришел посмотреть на Джими, теперь уже в клубе Bag of Nails. Там было полно рок-звезд, которые сидели за длинными столами, установленными перед сценой. Сюрпризом стала игра Митча на ударных. Большую часть предыдущего года он играл джаз с Джорджи Феймом и теперь неистовствовал, прыгая от одного барабана к другому.
На следующий вечер все вновь пришли послушать Jimi Hendrix Experience в новый клуб “7S” недалеко от Пикадилли. Аудитория задыхалась от жары, но не желала ничего пропустить. Пришли Мик Джэггер, Мариан Фейсфул, Пит Тауншед, Эрик Клэптон, Анита Палленберг, Фенелла Филдинг и Misunderstood - американская группа, в которой играл гитарист Гленн Кэмпбелл.
И снова воздействие Джими на зал, где находились преимущественно музыканты, которых нелегко удивить, стало поистине ошеломляющим. Это произошло незадолго до того, как Experience отправился в очень своеобразное турне “Весна-67” с Энгельбертом Хампердинком, Кэтом Стивенсом и Walker Brothers.
Состоялся также концерт в театре “Saville” Брайна Эпштейна - прекрасное зрелище, привлекшее в лондонский театр известных рок-звезд. Когда Джими играл там с The Who , здание чуть не рухнуло.
“Melody Maker” писала: “Джими Хендрикс против The Who! Состязание состоялось в воскресенье в лондонском театре “Saville”. Фанаты еще долго будут спорить о том, кто победил. Две самые замечательные группы Великобритании потрясли слушателей тяжелой музыкой и внешними эффектами... Джими огорчился из-за неисправности усилителя, но толпа была так взвинчена, что сочувственно хохотала, пока Джими искал исправный микрофон. Своеобразная композиция “Wild Thing” закончилась неподражаемым кусанием гитары и одобрительным ревом публики. Царило единодушное чувство: “Так держать!”.
Не только качество песен, но и вид Джими, играющего мелодию зубами, сразу же  подняли рейтинг “Hey Joe”. Джими, произведя сенсацию, завладел воображением английской поп-элиты. Важно, что он стал любимцем таких женщин-звезд, как Мариан Фейсфул, Лулу и Сэнди Шоу. И хотя Сэнди описывала его, как “экзотическую райскую птичку в ярком оперении”, за необычной внешностью они видели наивного иноземца, маленького растерянного мальчика, который нуждается в опеке.
Замечательных гитаристов, таких как Эрик Клэптон из Cream, Питер Тауншед из The Who , потрясли в равной степени  мастерство и непредсказуемость нового артиста. Его способность справляться с электрогитарой изумляла.  Хендрикс не видел в “обратной связи” угрозы своей игре, и она его нисколько не раздражала, ему удавалось ее “укрощать”, извлекать из нее новые возможности акустических эффектов и  усиливать мелодию.
Интересно наблюдение дизайнера  Пирса Марчбэнка, присутствовавшего на репетиции Experience в 1967 году. “Дорожный менеджер только притронулся к гитарам, и они сразу же “зафонили”. Хендрикс поднял их, и шум сразу же прекратился, но если  кто-то другой подходил, они сразу же выли “обратной связью”. Он точно знал, как их держать”.
Известно, что Тауншед и Клэптон той зимой ходили на все выступления Хендрикса в клубах,  а волнистые всплески мелодий Эрика превратились в мучительные спирали Хендрикса-Реддинга. И Cream, и The Who имели много общего с Experience, работая без ритм-гитары. Хендриксу к тому же понравилось ломать аппаратуру на сцене, пионерами “саморазрушения” были The Who. Впервые Хендрикс случайно разломал гитару в конце 1966 года в Мюнхене.
Энтузиаст английских блюзов Питер Шерцер, видевший Хендрикса в лондонском университете, сказал: “И он вышел и расколол пространство. И все овации выпадают  на долю Хендрикса - с тех пор и всегда. Я знаю, что этот парень - просто волшебник”.  И любопытно мнение незнакомца, оказавшегося на концерте Experience рядом с битлом Полом Маккартни, пробормотавшего: “Вам было бы неплохо обзавестись таким типом, приятель”.
Настоящий успех пришел в начале 1967 года. 7 января “Hey Joe” занял сорок восьмое место в таблицах рейтинга популярности “Melody Maker”. Самое высокое место было четвертым, произошло это 4 февраля. Следующий сингл  Джими  “Purple Haze” вышел 18 марта и занял там же сорок   третье место,  а 25 марта перескочил  на     четвертое. Номер первый оставался недостижимым для  группы,  по  крайней     мере, в “Melody Maker”.  По контрасту с “Purple Haze”, красивая композиция “The Wind Cries Mary” оказалась  в таблице на 25-м  месте 13 мая, а 3 июня перепрыгнула на 6-е. “The Burning Of The Midnight Lamp” оказался на 23-ем месте 2 сентября, а 16 сентября перешел на 16-ое место. В стране, которая только начинала привыкать к Леннону и Джэггеру, Джими в ярких костюмах,  с ослепительной улыбкой соперничал за место на глянцевых обложках журналов с Нуриевым и Джэггером.  Джими подражали в манере  одеваться, его  наряды обсуждались,  им восхищались.  Митча и Ноэла тоже фотографировали,  правда,  это не имело прямого отношения к музыке, но   гарантировало  группе приглашение на телевидение и упоминание в английских газетах.
“Я полагал, что мы преуспевающая группа, которая много работает. Я думал, что группа прославится, так и произошло. Мы могли бы стать еще лучше, если бы мы остались вместе”, - уверен Ноэл Реддинг.
Реакция лондонской аудитории не было нездоровым ажиотажем. Ничего подобного прежде здесь не слышали и не видели, и это при том, что у группы практически не было времени на репетиции.  Разумеется, это - полностью заслуга Джими. Естественно, менеджеры Чес Чендлер и Майк Джеффери старались максимально использовать сенсационные выступления Джими. И всячески эксплуатировали имидж “буйного” Хендрикса.
“Когда мы поняли,  как публика на него  реагирует,  то стали следовать этому образу, - признается Чес Чендлер. - Мы не нарочно старались так поступать,  но когда стали появляться о нем заметки в толстых журналах, это порождало невероятное количество отзывов в газетах. Но Джими не менялся,  он оставался все тем же человеком, сколько  я его знал. Те дни, что он проводил в лондонских клубах,  были для него счастливым временем, потому что приходили на него приходили посмотреть все, включая Джэггера, Джонса и Beatles. И все только и говорили, что о парне, который играет зубами на гитаре”.
 
НАСТОЯЩИЕ ГАСТРОЛИ

“Джими не знал, что такое предрассудки. Он мог стоять и слушать какую-нибудь группу с плохим гитаристом, но если ему казалось, что парень пытается что-то сделать интересное, то дома пробовал это повторить”.
Чес Чендлер

В марте 1967 года Джими,  Митч и Ноэл произвели сильное впечатление на британскую молодежь, отправившись на гастроли с Walker Brothers.  Это была великолепная труппа, объединившая такие разные таланты, как Кэт Стивенс, Энгельберт Хампердинк. Может показаться странным, но Джими нравился Энгел, и  он каждый вечер слушал исполнителя баллад за кулисами.
Для английской глубинки выступления Джими казались чересчур смелыми. Даже Мик Джэггер назвал Хендрикса “самым сексуальным из всех”. Представления не были лишены юмора. Однажды после традиционной игры на гитаре зубами он выплюнул осколки морской гальки. Шутка была рассчитана на тех, кто стоял за кулисами. Несмотря на неоднородность состава артистов, на этих гастролях  царила дружеская атмосфера.  Джими не упускал возможности поиграть джем, Ноэл всегда был готов заменить заболевшего гитариста Энгельберта. В артистическом баре было выпито немало пива.
В интервью после гастролей Энгельберт Хампердинк провозгласил себя фанатом Хендрикса, а Хендрикс похвалил Хампердинка, назвав его голос “совершенным”.
После относительного провала своих двух последних синглов Walker Brothers добродушно относились к тому, что Experience на некоторых концертах пользовался значительно большим успехом.
Но после  премьеры  возникло  некоторое  напряжение,  когда у     Хендрикса запылала гитара. Конферансье  Ник Джонс обжег руку,  пытаясь потушить   пламя.
Тем не менее,  Джими,  похоже, развлекался. Об этих гастролях     он рассказывал:  “Боссы нам чертовски мешают.  Организаторы не дают нам возможности настроить инструменты перед выступлением. Они заявляют, что мы непристойны и вульгарны, но мы играем программу так же,  как прежде, а на нас никто раньше не жаловался. Мы отказываемся менять что-либо в нашем выступлении, а в результате мой усилитель вырубается в самый ответственный момент. С чего бы это, думаю? Но я  им не позволю на себя давить.  Я играю для публики и не  считаю,  что  наше исполнение непристойно.  Нас просто возбуждает музыка, и мы увлекаемся.
На этих гастролях происходят забавные вещи.  Я не знаю, может     быть, такое бывает во всех турне, но как только я собираюсь продолжить номер и беру гитару,  то обнаруживаю, что струна оборвана, или гитара абсолютно расстроена, а я только что сам ее настраивал. Даже не знаю,  что и думать.  Но они от нас не избавятся, пока не уволят официально”.
Чес Чендлер сохранил об этих гастролях не слишком теплые воспоминания. Он уверен, что Джими “втянули в турне со старомодными поп-группами, чья музыка и зрительная подача уже никуда не годились”.
“Агентом был Дик Кац. Он устроил для нас эти гастроли. Джими должен был выступать с Walker Brothers, я знал, что после гастролей они развалятся. Они считались тогда секс-идолами, но я-то знал, что Джими испортит им эту репутацию. Мы сделали яркое секс-шоу. И когда однажды вечером он выступал, и проделывал все эти сексуальные трюки, театральные менеджеры подошли к организатору гастролей и потребовали прекратить  представление. Я шепнул Джими на ухо, чтобы он сбавил обороты”.
Знаменитый эпизод с горящей гитарой, ставший впоследствии торговой маркой Джими Хендрикса, был придуман именно тогда. Если верить Чесу, это произошло следующим образом:
“Мы сидели в грим-уборной и пытались придумать что-нибудь новенькое для представления. Кажется,  Кейт Элтам предложил поджечь гитару. У Джими был номер “Fire”, а Кейт сказал, что было бы здорово его устроить. Мы отправили гастрольного менеджера за газовым баллончиком для зажигалок.  Надо было сделать все незаметно.
Я обрызгал гитару жидким газом, но когда нужно было поджечь газ, спички подвели! Джими лежал на спине и чиркал спичками минут пять.
На протяжении оставшейся части гастролей с нами обращались не очень ласково. Джон Уокер очень нервничал, он обычно забегал в нашу уборную и вопил: “Я не хочу, чтобы вы сегодня откалывали свои штучки. Что вы о себе воображаете?”
Нам все время строили козни: то выкручивали лампочки, то во время выступления направляли прожектор на публику вместо сцены. Но это были настоящие гастроли. Было весело и нам, и зрителям.
Администраторы театров не хотели, чтобы он выступал. Но нас всегда заранее информировали,  если на концерт приходил  театральный представитель, и мы прятали Джими. На этих гастролях народ был очень разный. В основном,  артисты хорошо ладили, а Джими очень нравился Энгельберт Хампердинк. Он слушал, как тот поет, и всегда повторял: “Сколько же в нем силы”. Джими не знал, что такое предрассудки. Он мог стоять и слушать какую-нибудь группу с плохим гитаристом, но если ему казалось, что парень пытается что-то сделать интересное, то дома пробовал это повторить. Гастроли прошли с огромным успехом, и на всех концертах был аншлаг. С тех пор я  так и не купил бас-гитару для себя!
Джими почувствовал, что его час пришел. Только тогда до него дошло, что он может иметь успех, может создать что-то значительное. Он обрел в себе уверенность. Если вы его не знали близко, могло показаться, что уверенности ему не занимать, но он всегда волновался и перед каждым выступлением мне приходилось его убеждать в том, что публике он нравится. Хорошо, что он умел говорить с публикой. Поначалу, когда ломался усилитель на сцене, он терялся, но когда выступал с The Who в театре “Saville”, и усилитель вышел из строя, он начал разговаривать и уболтал слушателей.
Усилители ломались, потому что он их пинал ногами. Он использовал “обратную связь” в качестве составной части музыки. Самого лучшего звучания он добивался с усилителями Sun в Америке. Но уже через шесть недель он их разнес в щепки.  Я никогда не видел, чтобы кто-либо пользовался “обратной связью” так, как Джими. Он с помощью двух струн создавал “обратную связь”, а на двух других играл основную мелодию, а сам еще и пел...
Джими не заимствовал это у Пита Тауншенда. До своего прибытия в Англию он слышал только Эрика Клэптона и Джеффа Бека. Он даже не знал, что Пит пользуется этим приемом, поскольку в  Америке в то время The Who не очень хорошо знали. Он пришел к этому сам, но никто ему не сказал, что он делает невероятное!”
 
“НЕИСТОВЫЙ” ХЕНДРИКС В ЗЕНИТЕ СЛАВЫ

“Что касается популярности Джими, то она росла как снежный ком, катящийся с горы. Я никогда не видел ничего подобного. С сентября 1967 по июль 1968 она была громадной”.
Чес Чендлер

На концерте Mothers of Invention в Алберт-Холле  в 1967 году    Фрэнк Заппа исполнял “Flower Punk”, песню, созданную под впечатлением “Hey Joe”, когда появился Джими. В антракте Джими подошел к сцене поприветствовать американских  музыкантов и, улыбаясь, помахал в ответ на приветственные крики толпы. В фойе гостиниц он раздавал автографы, не страдая от чрезмерного ажиотажа, но это продолжалось недолго. Уже во время гастролей с Walker Brothers Реддингу и Митчелу приходилось отвлекать внимание толпы от Джими ярко-оранжевыми нарядами. Джими уже не отваживался выходить из номера днем. После спектакля озверевшие молодые дамы преследовали его и, зажав в дверном проеме, вырывали клочья волос. Ноэл и Митч откупались автографами.
Несмотря на колоссальный успех Experience, по части финансов менеджеры держали музыкантов в черном теле. У них практически никогда не было наличных денег.
Не лишены интереса  воспоминания Ноэла о событиях того периода.
“Мы все время были на мели. Даже Джими, который очень легко приспосабливался к условиям, вынужден был занимать то здесь, то там по несколько шиллингов. У нас было очень много дополнительных расходов, особенно на сценические костюмы. Наша растущая популярность увеличивала количество бездельников, которые постоянно слонялись вокруг нас, напряжение заставляло нас все больше пить. Невозможно было уйти ни с одной вечеринки, чтобы на каждой руке у вас не повисло хотя бы по паре девиц. Я постоянно встречался примерно с дюжиной таких пташек.  Мне кажется, что большую часть времени я проводил в постели.
Теперь нас окружали такие толпы, что невозможно было выбраться из театра. В Ливерпуле нам пришлось изрядно понервничать за кулисами в ожидании, пока для нас смогут найти такси, которое согласится к нам подъехать сквозь толпу. Мы умирали от жажды и уговорили шофера довезти нас до ближайшей пивной. Визжащие фанаты окружили питейное заведение и стали колотить в стеклянные двери, до клиентов начало  доходить, кто мы такие, и они стали злобно на нас поглядывать. Управляющий вытолкал нас прямо в толпу, несмотря на наши жалобные протесты. Мы только жались друг к другу и бежали, взывая к Богу, чтобы он спас нам жизни. Пока мы ловили такси, с нас посрывали все, что было можно,  карманы опустошили, и нам даже нечем было заплатить за тачку. Все это было слишком страшно, чтобы казаться забавным.
Истерия нарастала, имидж “дикаря”, который так старательно культивировали  Джими с Чесом, начал окупаться. Газетные заголовки обыгрывали “угрожающий” имидж Джими, его страстные вокальные партии, первобытные ритмы, причудливую гитарную игру. Во время некоторых выступлений зрители карабкались на сцену, что давало газетчикам сюжеты для статей - музыка их мало интересовала. Джими сходил с рук имидж придурка, ведь он не был англичанином. Американцу такое поведение можно было простить.
Как только  пресса начала эксплуатировать его имидж, внешность Джими и наша стала “модной” (кроме Испании, где телешоу отменили из-за длинных волос). Благодаря нашей популярности и популярности Уокеров, все концерты на гастролях проходили с аншлагом. До Джими стало доходить, что он может преуспеть лично, и что его мечты действительно могут воплотиться в жизнь.  Наши амбиции возросли и иногда сталкивались. Но конфликты (по большей части из-за девиц) были краткосрочными. Если я уводил с собой девушку, которая понравилась Джими, он бесился и бил ее.  На следующий день все об этом забывали, кроме, я полагаю, бедной девушки”.
В жизнь артистов 1960-х неизменно приходили наркотики. ЛСД употребляли лучшие люди андеграунда Лондона почти за год до того, как этот наркотик в 1966 году был запрещен  законом. Он получил столь широкое распространение, что  Дейв Ди признался в газете “Melody Maker”, что кислота имела в Англии хождение наравне с валютой. Pretty Things, Moody Blues  и Small Faces были хорошо знакомы с препаратом. Знали его и Эрик Бердон, Брайн Джонс и другие музыканты, появившиеся на английской сцене до Джими, который впервые попробовал кислоту, наверное, весной 1967 года. Благодаря этому препарату Джими переживал ни с чем не сравнимые ощущения, которые, как надеялся Джими, возведут его творчество на неслыханные высоты, хотя те люди, которые были близко знакомы с Джими, уверяют, что в те дни он редко принимал наркотики, совсем  не принимал кислоту, и лишь алкоголь помогал ему обрести вдохновение. Но вряд ли это было так. Джими экспериментировал не только в музыке, похоже, что он перепробовал все существующие наркотики, и Ноэл Реддинг подтверждает это: “Однажды в Германии Джими во время выступления был совершенно не в себе... Он уселся на усилитель, болтая ногами и запрокинув голову. Всякий раз, как мы пытались играть, он валился от хохота, наконец,  мы наскоро попрощались и вымелись со сцены, волоча за собой Джими. Позднее я узнал, что перед концертом он принял кислоту.
У Джими всегда была более высокая толерантность, чем у меня. Мы всегда принимали самую чистую кислоту - красную Owsley или жидкую или кристаллическую Sandoz. Если я принимал две таблетки, Джими принимал четыре. Таблетки доводили нас до исступления, и нас выселяли из отелей. 
Примерно в то же время мне дали что-то понюхать, сказав, что это кокаин, но это оказался героин. Я понял, что это не для меня, и  никогда к нему больше  не притрагивался. Мне не нравится ловить кайф, от которого тошнит, а от героина мне было ужасно плохо. Те, кому нравится такой кайф, собираются вместе. Я никогда не мог получать удовольствие от совместных сборищ в студии с раковиной посередине, куда все блюют. Это отдаляло меня от Джими, который всегда хотел убежать от действительности хотя бы на несколько часов, и называл это состояние “лучшим, что может быть, кроме смерти”. Этот наркотик не был распространен на западном побережье, а в Нью-Йорке он был очень популярен среди “интеллектуалов”.
На практические занятия и серьезное сочинительство не хватало времени, поскольку группа постоянно гастролировала. Вспышки вдохновения можно было полностью использовать лишь в уединении гостиничных номеров или в антрактах между действиями. Фрагменты песен, рожденные в этих путешествиях, ожидали своей очереди, пока Хендрикс вернется в свою квартиру в высоком викторианском многоэтажном здании в Вест Энде в Лондоне. Эту квартиру он снял у Ринго Старра и перекрасил в ней в черный цвет все, включая мебель и шелковые обои. На всех столах жгли свечи,  и горячий воск  испортил полированные  поверхности мебели. (Позднее  Ринго потребовал    Хендрикса  возместить  ущерб,  и дело решили без суда). Посетители очень удивлялись тому, что в гостиной телевизор стоит так близко к камину. До 1978 года психоделическое оформление квартиры не менялось, и атмосфера времен пребывания там Джими Хендрикса сохранилась в целости и сохранности.
Многие приходившие туда обнаруживали, что Джими спал, как убитый,  до четырех часов вечера. Теперь он жил, что называется, “полной жизнью”, путешествуя по незнакомым городам и выступая больше, чем, наверное, мог выдержать. Часто музыкантам приходилось все бросать и ехать фотографироваться для журналов, давать интервью или выступать на радио и телевидении.
Одной из наиболее интригующих передач стало телешоу “Good Evening” с  ведущим   Джонатаном Кингом. В телешоу принимал участие Митч и его родители, обсуждался вопрос о том, как мистер и миссис Митчелл  относятся к тому, что их мальчик зарабатывает на жизнь в испорченном мире поп-звезд в свите дикаря Хендриксе. Пришли к тем же выводам, к которым уже прежде подводили в отношении всех звезд, от Пресли до Pretty Things: Джими и его Experience - отличные ребята, если вы их узнаете получше.
Им недаром льстили: “Hey Joe” стал точкой отсчета для дальнейшего роста. Менеджер Beatles Брайн Эпштейн считал, что Experience- самое талантливое представление после Rolling Stones.
Менеджер The Who Кит Лэмберт разделял это мнение и подписал с трио контракт на запись. Его вложения быстро окупились, когда “Purple Haze”,   второй сингл Experience чуть-чуть не допрыгнул до первого места в рейтинге Великобритании. Группа вернулась в студию звукозаписи, чтобы усовершенствовать “Purple Haze”, но вместо этого записали новую версию того, что журналист “Disc” Пенни Вэлантайн назвал “отвратительным” (что звучало как комплимент).
Вполне естественно,  что было немало и таких  людей,  которые     смотрели на них с отвращением,  граничащим с ужасом.  Иногда им  не     удавалось взять такси или уговорить обслужить в ресторане. Музыканты уверяют, что в июне 1967 года тридцать отелей Стокгольма отказались их принять, и им пришлось вылететь в Хельсинки, но там их не пустили в ночной клуб.

“Я смотрел телепередачу “Top of the Pops”,  - рассказывал один     популярный обозреватель  телепрограмм в своем письме в “Sunday Sun”,  - и поверьте, если бы мне нужно было вручить приз худшему исполнителю программы,  я бы поделил его между The Move и группой Джими Хендрикса.
Первый блок программы - совершенная ерунда.  Я уверен,  что у     ударника была чесотка или что-то в этом роде.  Что касается  группы     Хендрикса, я  надеюсь  никогда не встретить этих косматых придурков     на темной улице.
Сам Хендрикс выглядел ужасно из-за своих нарядов. Избавь нас,     Боже, от таких типов. Я понимаю, что мир многогранен, но смотрят ли     они когда-нибудь на  себя  в   зеркало?

С   отвращением.
Обозреватель   “Newcastle-on-Time”, 14 мая 1967 года”.

Даже фанаты поп-фанаты не всегда сразу принимали музыку Хендрикса.  Из письма Джона Дикина из Шепфорда в “New Musical Express”,     май 1967 года:

“Боже мой, как “Purple Haze” Джими Хендрикса попал в таблицы рейтинга?  Хендрикс и его группа - оскорбление для рок-музыки,  и чем скорее те,  кто покупает пластинки, очнутся и поймут это, тем   лучше. Его записи - не что иное как шум,  не представляющий никакой музыкальной ценности”.          
Такие безапелляционные  утверждения  оскорбленных слушателей     знакомы всем музыкальным газетам. Но даже музыкальные критики бывают необъективны, если речь идет о роке.
“Самое доброе, что я могу сказать о Jimi Hendrix Experience - это то,  что я выдержал весь концерт, хотя мне пришлось некоторое время уговаривать себя,  что все  в  порядке.

Джордж  Грегсон,  Ливерпуль,     июнь 1967 г.”

“Я не знаю никого,  кому бы нравился Джими Хендрикс, и я тоже     от него не в восторге,” - Роджер Монкман.

Один из немногих действительно серьезных комментариев - оценка гитариста Джеффа Бека,  который писал о нем в  “New Musical Express” 26 мая 1967 года:
“Единственной бедой  Джими является то,  что он пытается сорваться с крючка,  на который сам себя подвесил.  Публика захочет от   него чего-то другого, а Джими так укрепился в своем образе, что ему     будет трудно заставить кого-нибудь принять его иным”.

***
Первый альбом Are You Experienced вышел 19 мая 1967  года, 3 июня  он  занял  пятое  место  в таблицах рейтинга популярности,  10 июня перескочил на  третье и удерживался на этой позиции до 7 октября.
“Melody Maker”  ежегодно проводил опрос читателей,  и в 1967     году Experience были названы третьей группой в Великобритании. Джими признали вторым музыкантом (после Эрика Клэптона),  “Hey Joe” стал четвертым среди синглов.  Are You Experienced?  стал  вторым     альбомом, занявшим первое место в рейтинге, и Джими назвали третьей     ярчайшей надеждой.
В международном  рейтинге Джими признан музыкантом высочайшего класса, Are You Experienced? - четвертым альбомом,  а Хендрикс -  пятой величайшей надеждой. Не самые высокие места, но Джими оценили в разнообразных категориях.
Are You Experienced? - чрезвычайно насыщенное и захватывающее соединение идей и музыкального поиска. Первая же композиция “Foxy Lady” демонстрирует удивительные вокальные    возможности Джими, которые сам он всегда отрицал.
“Manic Depression” -  композиция,  в     которой звучит вдохновенное ударное соло Митча. Комбинация  джаза, влияний Боба Дилана и вокала Джими стала  беспрецедентным   явлением в рок-музыке того периода.
“Red House” - чистый блюз, наполненный мягкой сатирой.
“Can You See Me” - композиция, где у Митча еще более яркая партия на ударных, а “Love or Confusion” - еще более претенциозное  произведение, где звучит нетипичный вокал, искаженный “обратной связью”. Но большинство композиций этого периода не несут на себе отпечатка “психоделических экспериментов”,  которые Джими будет включать позднее и которые так сильно раздражали Ноэла Реддинга.  Выпущенный Чесом Чендлером альбом  Are You Experienced? отличается первозданной простотой.
“Буду ли я завтра жив - не могу сказать,  - поет Джими в композиции “I Don’t Live Today”,  полной  грозного     предчувствия,  усиленного мощными акцентами совместной игры Джими и  Митча.
На второй стороне представлена первая попытка экспериментирования с  тембром.  Мягкая и нежная “May This Be Love” до сих пор представляет собой самую современную из исполняемых     композиций.  Но  следует отметить,  что гитарное соло Джими здесь с  большим вкусом приглушено в не характерной для него манере.
“Fire” стал одним из самых популярных сценических номеров, в середине которого звучит нечто похожее на танцевальную музыку.  Задушевность  исполнения  принесла  ему неслыханный успех на     дискотеках всего мира.
В композиции “3d Stone From The Sun” Митч и Ноэл очень своеобразно дополняют эффектные аккорды Джими.
“Remember” - мелодия непримечательная, но последняя композиция,  по которой назван альбом, “Are You Experienced?” суммирует все идеи той эпохи, рожденные под влиянием кислоты. Она навевает воспоминания о размалеванных лицах, андерграунде и  ярких прожекторах.
Тогда же можно было наблюдать первый пример того, что называют “прибамбасами”,  т.е. все то, что в те невинные дни английской поп-сцены могло означать все, чего не могли понять музыковеды. Но если вслушаться в голос Джими, проступающий из затихающего шквала многоликих гитарных звуков: “Я больше не услышу музыку...” - становится очевидным, что музыканты с большой серьезностью относились к своим экспериментам.
Are You Experienced?  фигурировал в качестве лучшего произведения года. Альбом впитал в себя все приобретенное в творческом отношении: постдилановский лиризм, психоделические эксперименты и  потрясающее переосмысление того, как можно играть на электрогитаре - все это накладывалось на блюзы, мелодии “соул” и классические рок-н-роллы,  которым задавал ритм пульсирующий бас гитары Ноэла и барабаны Митча.
Альбом полностью написан Хендриксом, в нем высокая техника исполнения идет рука об руку с воображением, а импровизации отдается большее предпочтение, чем отточенности исполнения.
Даже после огромного коммерческого успеха Are You Experienced?  и обретенной славы Джими воспринял славу спокойно и остался таким же дружелюбным. Истории о его вежливости нередки. Рассказ журналиста Джо Крукшэнка типичен: “Однажды я сидел за столиком. Потом пошел потанцевать, а когда вернулся, на моем месте сидел Джими Хендрикс. Я подошел и сказал: “Извините, это мой столик”. Он очень вежливо извинился, и я стал после этого фанатом Хендрикса”.
“New Musical Express” говорила о его “дилановской грусти”, однажды появилось его описание, как “самого очаровательного и вежливого человека в мире. Если вы приходите в его дом, он помогает вам снять пальто, такой вот он”.  Трогательный персонаж в костюме Деда Мороза предстал на детском утреннике в лондонском “Раунд-Хаусе”. Более того, даже став международной знаменитостью, он не отказался от выступления в своей старой школе в Сиэтле.
 
МОНТЕРЕЙ

“Без Джими поп-фестиваль не получится”
Пол Маккартни

Джими стал звездой почти помимо своей воли. Хендрикса знали даже в английской глубинке. Тем не менее, ни Джими, ни его менеджеры еще не  могли понять, что Experience - нечто большее, чем чисто европейский феномен типа Клиффа Ричарда, Дейва Берри или Family. Выпущенный на студии “Reprise”, “Hey Joe” так и не попал в американские таблицы рейтингов популярности. И все же Чес Чендлер и Майк Джеффери сохраняли оптимизм. В конце концов, Experience был ориентирован на успех в США. Поскольку самые глубокие музыкальные корни этой группы лежали в американской культуре, они должны были стать именно американской группой. Но признанный в Англии, великий музыкант пока не был известен в Америке, а те, кто помнил его по прошлым концертам, был настроен весьма скептически в отношении его успеха за океаном.
И вот, порадовавшись выпуску альбома Are You Experienced?, музыканты, наконец, оказались в Северной Америке, чтобы 18 июня 1967 года принять участие в 3-дневном международном  фестивале поп-музыки в Монтерее, Калифорния,  находящимся всего в нескольких милях от Сан-Франциско, ставшего такой же Меккой для американцев, как Ливерпуль для англичан. Прибыв на родину за пять дней до начала фестиваля, Джими очень обрадовался неожиданному открытию: он снова никто. Однако недолго он наслаждался покоем: это оказалось всего лишь краткой передышкой после британской истерии.
Experience завоевали уже такую славу, что их ставили выше The Who, виртуоза игры на ситаре  Рави Шанкара и даже местной группы Grateful Dead. По мере приближения дня открытия фестиваля беспокойство Джими росло, он боялся не оправдать ожиданий. Все музыканты очень волновались. Ноэл вспоминает: “В наш день мы пришли рано утром на выступление вместе с The Who.  Даже сам факт, что мы должны выйти вслед за ними, заставлял нас здорово волноваться. Никто не знал, что у нас получится. Потрясающие выступления The Who уже произвели фурор в Америке, а нас публика совсем не знала. Если в Англии происхождение Джими привлекало к нам внимание, то в Америке подчеркивалось, что мы - английская группа. Пресса обыгрывала нашего “черного английского гитариста, играющего на гитаре зубами”. Но вдруг показалось, что это не так уж много. Джо Браун играл “Hava Nagila”, забросив гитару за голову”.
Первый  международный  фестиваль поп-музыки в Монтерее вылился в настоящий праздник. Над сценой развевалось знамя “Любовь, Цветы и Музыка”. Около 50.000 из “поколения влюбленных” устремились в Монтерей в ярких бусах, потертых джинсах,   со звонкими колокольчиками, в цветастых причудливых нарядах и с весело звенящими тамбуринами. Настоящее Лето Любви. Праздник    молодости. Три дня  зрители смотрели   выступления и кинофильмы,  ходили вдоль торговых рядов, где предлагалось все для хиппи: заклепки, серьги, постеры, папиросная бумага.  Они жадно поглощали сладости,  кукурузные хлопья и арбузы. Расположась на лужайках с гитарами и одеялами,  группы под  ярким  солнцем     импровизировали,  болтали  или просто дремали.  На ветру колыхались     яркие флаги с астрологической символикой.
Одни певцы сменяли других. Блюзы, джаз, фолк, кантри,  вестерн.  Различные исполнители с большой фантазией вносили свою лепту в и без того пестрое зрелище.  Состоялось пять больших   концертов из тридцати действий.  Бесплатно выступили Лу Раулз, Саймон и Гарфанкел, Jeferson Airplane, Mamas and Papas. Рави Шанкар с ситарой дал целый концерт. Этот фестиваль принес мировую известность Дженис Джоплин и ее группе Big Brother & Holding Company.
The Who исполнили свою любимую композицию “My Generation”, и ее последние аккорды  потонули в грохоте аплодисментов. Зрители долго не могли успокоиться после того, как Пит Тауншед проделал свой “фирменный” трюк - разломал гитару. Столь любимая калифорнийцами группа The Grateful Dead, появившаяся вслед за  The Who, исполнила свои знаменитые буги и психоделическую музыку, что помогло восстановить атмосферу любви и мира. За ними шел Хендрикс.
Джими Хендрикс попал на фестиваль благодаря рекомендации Пола  Маккартни, а представлял его Брайн Джонс из Rolling Stones. Для   молодого музыканта это - высочайшая честь. После того, как Брайн Джонс представил Джими, как “самого потрясающего исполнителя, которого я когда-либо слышал”, Джими под приветственный рев слушателей вышел на сцену в оранжевой рубашке с кружевами и  красных облегающих  брюках. Неизвестный Джими  состязался с такими звездами,  как Отис Реддинг, Баффало Спрингфилд   и Grateful Dead,  но   Experience были неподражаемы. Психоделическая композиция “Wild Man of Borneo” оказалась как раз тем, что нужно хиппи.
В своем выступлении Джими собрал все то, чем уже покорил Европу,  не упустив ни одной детали. Он пел чувственно,  завывал и хрипел,  будто   находился  на  грани оргазма,  высовывал язык,  а гитару то ласкал,   словно любимую женщину,  то  просовывал между ног,  как гигантский  фаллос.  Он грыз струны и падал на колени, пустил в ход весь набор трюков, приобретенных в Лондоне. Не забыл он и о традиционном “жертвоприношении”: поджег гитару, разломал и бросил в слушателей, затем разнес усилители. Не повезло Mamas and Papas. Они выступали сразу за Джими, и  им пришлось целых тридцать минут успокаивать разгоряченную  аудиторию.
Но не эти неистовства, рассчитанные на чисто внешний эффект, привели в трепет всех гитаристов, присутствовавших на фестивале, их поразила уверенность и фантазия Хендрикса, а также быстрота реакции Ноэла и Митча. Свободная форма, временами и полное ее отсутствие, создавали новое звучание, ломая все штампы, создавая новые аккорды, ритм и риффы. Всякий раз, когда казалось, что музыканты вот-вот собьются, они подавали друг другу знаки глазами и вновь сквозь хаос проступала чистая мелодия. “Они просто чародеи, - сказал Пит Джонсон. - То, как они выглядели, как играли,  как звучали,  уносило на много лет вперед от того, что кто-либо когда-либо видел”.
По общему мнению,  группа Хендрикса затмила всех звезд Монтерея, включая знаменитых Rolling Stones,  Саймона и  Гарфанкеля  и  The Who. Репортер писал: “Своими гитарными трюками и невероятными захватывающими импровизациями он поднял на  ноги  весь  десятитысячный  зал”.
 
АЛЬБОМЫ, ГАСТРОЛИ...

“Я устал от такого отношения фанатов,  что они оплатили твой дом и машину и теперь уверены,  что ты будешь делать то, что они хотят,  до конца жизни...”
Джими Хендрикс

В связи с этим триумфом казалось невероятным, что  Experience отправились на гастроли вместе с Monkeys.  Идея  принадлежит Майку Джеффери,  но следует помнить, что Monkeys в тот   период находились на вершине славы и  воспринимались, как последователи Beatles,  и всем, кто думал о коммерческом успехе, это решение  показалось удачным.
Ноэлу эта идея даже понравилась: “Джеффери остался верен себе. Он улетел в Нью-Йорк и позвонил оттуда, объявив с гордостью: “Я заключил великолепную сделку. Летом вы едете в турне по Америке. С Monkeys. Это как раз то, что надо”. Чендлера, как и всех остальных, эта перспектива ничуть не обрадовала. Джеффери явно не посоветовался с ним, решая этот вопрос. Лично я считал, что это - замечательная идея. Они известны, у них - своя публика. К тому же мы полетим на их самолете и будем жить в шикарных отелях. Так в чем же проблема?”
А получилось так,  что группа подписала  себе  смертный     приговор. Их вольный и сложный рок  был  малопонятен  подросткам,   составлявшим подавляющую часть аудитории,  необходимо было прервать   гастроли прежде, чем все от них отвернутся. В довершение всего, произошла история, которую и до сих пор весьма вольно пересказывают.       Чес Чендлер  прояснил  ситуацию.  “Когда   мы   вернулись   в     Нью-Йорк, Майк Джеффери прыгал от счастья, считая, что заключил замечательную сделку.  Мы все сидели и смотрели друг на друга. Я сказал,  что это станет полным провалом. Но Майк уже   подписал контракт,  и поздно было отказываться.  Я сказал  ребятам,   что не  поеду  с ними в турне.  А они поехали.  И провалились.  Дик Кларк,  организатор гастролей,  говорил, что надо что-то придумать: не  может же Джими играть для 12-летних.  Дик сказал,  что позволит    расторгнуть контракт,  и мы распустили эту историю о “Дочерях  американской  революции” ,  якобы развернувших  кампанию  с  требованием их  “запретить”. Но,  насколько мне    известно,  никто из Дочерей американской революции и в глаза не видел Джими.  Большую часть слушателей составляли подростки,  которые его не понимали”.
Этот случай  обострил и без того напряженные отношения между партнерами  - менеджерами Чендлером и Джеффери и  испортил репутацию   Хендрикса в его родной стране.
Эрик Клэптон,  коллега Чеса Чендлера по Animals,  объясняет     эту неудачу так:  “Возвращение в Америку способствовало тому, что Джими потерпел крах.  Если  убегаешь из гетто, будет ошибкой возвращаться     назад. За границей Джими был принцем, но когда вернулся на знакомые  улицы, многое изменилось”.
Тем не  менее,  они оставались популярными в 1967 году,  а их     концерты в первом рок-театре Лондона “Saville”,  директором которого  был Брайн  Эпштейн,  стали  сенсацией.  27 августа менеджер Beatles Брайн Эпштейн скончался от чрезмерной дозы снотворного. Новость долетела до театра “Saville”, и второе действие отменили в знак уважения к его памяти, однако фанаты,  ожидавшие на улице, сильно огорчились.
“Джими выступал в “Saville” раза три или четыре, - рассказывает Чес Чендлер. - В последний раз в антракте нам сообщили, что Эппи умер. Мы были просто в истерике, представление отменили. Мы поверить не могли, что Эппи умер, мы с Джими несколько раз были у него дома. С его смертью на музыкальной сцене образовался огромный пробел. “Saville” - это, конечно, его прихоть, но он там ставил  прекрасные шоу”.
Большинство придерживалось мнения,  что Брайн,  возможно, предпочел бы, чтобы представление продолжалось. Джими вновь выступил в театре     8 октября вместе с Артуром Брауном.
Воспоминания о “театре “Савиль” той поры - это пожары и поломки. Часто   выходила из строя аппаратура,  или пропадал звук.  Но  короткие  45-минутные  действия той  поры  возымели  более долговременный эффект,  чем все  современные трехчасовые шоу, вместе взятые.
Следующие гастроли по Великобритании в ноябре 1967 года прошли с аншлагом. В отличие от предыдущего турне с Энгельбертом Хампердинком и Walker Brothers, в них участвовали музыканты столь же прогрессивные, что и Хендрикс. Выступление Experience продолжалось 40 минут, остальное время было отдано The Move, Амену Корнеру, Nice и Pink Floyd. Сида Баррета, главную поддержку группы, Джими прозвал “Смеющимся Сидом”, не подозревая в ту пору, как и большинство людей посторонних, о том, что Баррет очень несчастен.  Он вскоре покинет группу Pink Floyd . Может быть, его игра и не столь отточена, как Хендрикса, но он не менее талантлив, как импровизатор, смешивающий  красивую мелодию и диссонанс. Как и Хендрикс, он многое взял у Пита Тауншеда, Эрика Клэптона и других гитаристов, которые завидовали его фантазии.
Одним из  первых больших концертов с участием  рок-звезд  в Великобритании стал концерт “Рождество на Земле”, состоявшийся  в “Олимпии” в Лондоне 22 декабря. Джими выступал  вместе с Pink Floyd, The Move и The Who .  А потом большая часть   музыкантов,  участвовавших в шоу, отправилась в клуб Speakeasy. Там Джими играл джем до самого утра, и в течение последующих лет Джими будет частым гостем на сценах модных в то время андеграундских клубов.

***

Второй альбом Axis: Bold As Love,     выпущенный 24 ноября 1967 года,  по сравнению с несколько сыроватым Are You Experienced? кажется более зрелым, отшлифованным и целостным, хотя, возможно, ему и не хватает энтузиазма предыдущего  альбома. Это был  пик успеха группы,  и музыканты делали попытки вести себя  в  соответствии с созданным рекламой имиджем и закрепить первые удачи.
Хендрикс придумывал потрясающие спецэффекты, как например в финале Axis: Bold As Love. Джек Кремер, один из создателей аппаратуры для Хендрикса, рассказывал: “Он описывал тот звук, который хотел получить. Однажды он сказал: “Хочу, чтобы это звучало, как под водой, и я отправился в радиомагазин, купил два динамика Styrofoam, взял ведро с водой, поставил динамики в воду, закрепил проволокой, и усилил громкость. Звук получился жуткий”.
Митч Митчел представляет   Джими, выдающего себя за космического пришельца, прилетевшего на летающей тарелке. На этом альбоме стихи Джими гораздо более продуманы.
На Axis сделаны попытки заставить гитару звучать как труба. Усиление и затухание “обратной связи”  через педали “вау-вау” создавали космический эффект при звучании на транзисторный приемниках и монофонических плеерах, которые были в ходу у подростков 1967 года. Но по сравнению с полюбившимся “Purple Haze” песни альбома могут показаться несколько пресными. Результатом явилось то, что слушателей не впечатлило новое слово в научном поиске, и они поставили альбом всего лишь на 20-е место в английском хит-параде. Однако популярность синглов явилась проявлением уважения более взрослых покупателей, которые составляют ядро рынка “прогрессивной” музыки. В отличии от Are You Experienced? альбом Axis: Bold As Love, записанный летом 1967 года, воспринимается как целостная работа, а не как сборник не связанных между собой композиций.
Все эти песни и сценические номера - начало того, что выльется в Electric Ladyland,  которую     Джими  позже продемонстрирует в Нью-Йорке. На том этапе работы Чес Чендлер, похоже, обеспечивал дисциплину или, по крайней мере, стимул, необходимый Джими для работы в студии.
Среди запоминающихся композиций необычная “If Six Was Nine”, где Джими вновь размышляет о жизни, и красивая “Little Wing”.  Слушая такие необычные композиции,  как “You’ve Got Me Floating”,  “Castles  Made  of Sand” и “Bold as  Love”, трудно поверить, что в течение многих лет группа больше  не выпустит ни одного альбома,  не запишет ни одной песни.
Когда Алан Уэлш из “Melody Maker” позднее спросил Джими, почему после Axis: Bold As Love вышло так мало пластинок,  Джими ответил: “Нас стали воспринимать, как должное,  и это нас обижало. Мы стали чем-то вроде кукурузных хлопьев на завтрак.  Настоящие рабы поп-музыки.  Я чувствовал, что над нами висит угроза стать американским  вариантом  Дейва Ди,  Доузи, Мика и Тика. В этом нет ничего плохого, но только не  для нас.  Мы решили, что надо с этим покончить и найти что-то свое.    Я устал от такого отношения фанатов,  что они оплатили твой дом и машину и теперь уверены,  что ты будешь делать то, что они хотят,  до конца жизни...  Но мы же не могли просто не обращать на них внимания, у них ведь тоже есть права, поэтому мы решили, что лучше нам не записывать пластинки,  пока не сделаем что-то,  что захотим предложить послушать всем. Я хочу, чтобы люди услышали нас, узнали, чем мы занимаемся и попытались полюбить то, что мы делаем”.

***

В начале 1968 года Джими с группой пригласили  в  трехдневное     турне по Швеции. Там произошел эпизод, который укрепил подозрения широкой  части  публики  и  управляющих  гостиниц  в  том,  что     поп-звезды не заслуживают доверия.  Этот неприятный инцидент,  возможно, способствовал росту популярности Джими среди фанатов,  но  самому  музыканту    принес немало огорчений.  Это произошло в отеле Opelan в Гетеборге. 4 января в газетах появилось сообщение о том,  что Джими задержан полицией “за нарушения порядка в гостиничном номере”. В   газете появилась фотография Джими с опущенной головой,  его  вела местная  охрана,  вызванная  гостиничным управляющим.  У Джими     отобрали паспорт,  всю ночь он провел в тюрьме.  Утверждали, что он  был пьян.  Проснувшись, он заявил, что сожалеет о случившемся и что  возместит причиненный ущерб.  12 января  в  Гетеборге  он  заплатил за поломанную мебель штраф в размере 475 фунтов.  В отчете говорилось:  “Поступило заявление о том, что он играл в номере на барабанах, затем перебил окна и зеркала, переломал стулья. В течение всего вечера персонал гостиницы и постояльцы слышали,  как  из  номера  Хендрикса  доносились  вопли.  Полицейские сказали,  что арестовали     Хендрикса лишь после того,  как трое его коллег навалились на него,   чтобы заставить успокоиться”.
Чес Чендлер так вспоминает этот случай: “В Гетеборге в январе     1968 года он подрался в отеле и разнес весь номер в щепки.  Я приехал к нему в тюрьму,  он сидел на голом полу. Сначала его отвезли в больницу, чтобы наложить швы на руках,  а потом посадили в камеру.     Он был совершенно не в себе.  Я спросил его, что случилось, но он и сам не знал. Мне так и не удалось выяснить эту историю до конца. Но думаю, что его ударил Ноэл,  а Джими повалил двух полицейских и попытался выпрыгнуть из окна.  Ему пришлось  заплатить  штраф, равный двухнедельному заработку, а  это  целое состояние.  Он также вынужден был оплатить  отелю причиненный ущерб. Но потом он вел себя так, словно ничего не случилось”.
Ноэл, свидетель и отчасти участник безобразной сцены, рассказывает об этих событиях более подробно.
“Гетеборг оставил о себе ужасную память. После концерта мы отправились по клубам. Джими обычно не напивался с нами, привычными английскими пьяницами, он не очень хорошо переносил алкоголь, но в Скандинавии - или алкоголь, или ничего. В тот вечер мы назюзюкались в дым.  Джими тогда болтался с этим шведским журналистом. Тот тип пытался внушить Джими какие-то свои идеи, а Джими предложил обсудить все это вчетвером. Джими начал ко мне приставать.   Я сказал, что я - пас.  Напряжение нарастало. Джими начал все в номере крушить. Это нас ужаснуло. И отрезвило. Я ненавижу насилие в любой форме. Журналист исчез.   Я испугался.  Мы с Митчем знали, что если не остановим его, у нас будут серьезные неприятности.  Джими кинулся на меня, но мне удалось повалить его на пол. Я насел на него,  он успокоился и пообещал хорошо себя вести. Я его выпустил, а он начал все снова. Так повторялось трижды, я сдался и ушел в свою комнату. Слышали бы вы, какой стоял трамтарарам по всему отелю. В шесть утра кто-то вызвал полицию. Джими забрали за нарушение порядка. К счастью, нам предстояло выступление, и у Чеса были хорошие контакты в Швеции, так что Джими освободили после того, как он согласился заплатить штраф”.

В конце  января Джими отправился на гастроли в Америку вместе     с Animals, Аланом Прайсом, Soft Machine и Air Apparent на два месяца. Джими вернулся в США одним из самых почитаемых рок-гитаристов и дал почти 50 концертов. Это было время разделения на рок и джаз, когда росло уважение к уровню профессионализма музыкантов.
Истерия сменялась серьезным признанием гитаристов высокого класса, таких как Хендрикс, Джефф Бек, Элвин Ли, которых  называли “самые быстрые живые гитары”, и “Бога” Эрика Клэптона.
Подобно Cream группа Хендрикса достигла гораздо большего за Атлантическим океаном, чем в Великобритании.
Предполагалось, что это станет началом  нового  этапа  сценического    успеха Experience, но отзывы в английской прессе свидетельствовали о том,  что не все гладко.  В информации о концерте  в  “Anaheim Convention Center”,  состоявшемся  в  феврале  1968 года,  говорилось:     “Выступление Джими разочаровало.  Практически отсутствовал его неистовый вокал  и танцы.  Он разбил усилитель,  а во втором действии    исполнил только четыре композиции”.
Видимо, Джими начал уставать от пылающих гитар и ритуального кусания струн, которых требовала публика.

***

После Рождества 1968 года Electric Ladyland - “музыкальный автопортрет” Хендрикса - занял первое место в американском хит-параде. Сразу после выхода возникли  споры вокруг обложки с симпатичными,  но очень развратными толстушками.
Об альбоме Electric Ladyland Джими говорил:
“Все песни очень личные,  это - мы сами. Музыка отличается от всего,  что мы делали прежде, и начинается альбом    с божественной музыки, которая звучит 90 секунд.  Я знаю,  что люди накинутся на   эту музыку и начнут критиковать,  поэтому мы ее и вставили в  самое  начало,  чтобы сразу с этим покончить.  Я не говорю, что это великолепно,  но это и есть Experience.  Некоторые композиции оставляют  тяжелое чувство”.
При работе над альбомом стали проявляться первые противоречия между музыкантами группы, которые впоследствии приведут к окончательному разрыву. У Ноэла были серьезные причины обижаться на Джими. “Разногласия возникали, когда  Джими пытался меня учить, как надо играть, я мог спросить его о паузах и темпе, но мне не нравилось, что он меня поучает, какие играть ноты. Меня это очень раздражало. Но мы с Джими легко общались. Просто позор, что потом он так зациклился на электронике и перезаписи. Меня это просто выводило из себя. Музыка получалась слишком перегруженной.  Ему надо было сохранять простоту, это было бы то, что надо.
Меня выматывали сеансы звукозаписи. Помню, что записывая Axis: Bold As Love в “Olympic studios” в Лондоне, мы даже не репетировали. Мы просто приходили и разучивали песню. Джими обычно объяснял, чего от нас хочет. И мы записывали четыре дорожки с бас-гитарой, потом ударные, вокал и ритм-гитару, а когда дело дошло до тридцати шести перезаписей гитарной партии, я просто ложился в студии и засыпал.
Однажды в Нью-Йорке дошло до того, что я обозвал его придурком, он слишком много на себя брал, и как автор, и как продюсер, и как музыкант. Он всегда старался делать все по-своему. Бывало, я приходил в клуб  между выступлениями, успевал развлечься с какой-нибудь девчонкой, возвращался, а он все еще настраивал гитару. Часами! Нам надо было работать одной командой, но не получалось”.
Неизвестно, считал ли Джими Ноэла и Митча близкими друзьями, и были ли у него вообще друзья. Чес Чендлер считает, что Джими  “нравилось, как Митч играет на ударных, но самого Митча он не любил. Митч его раздражал. Он хорошо ладил с Ноэлом, но критиковал его игру. Это были отношения по типу “любовь - ненависть”. Ноэл и Джими в артистической уборной - это было еще одно представление. Ноэл всегда мог его успокоить. Пару раз Джими готов был Ноэла убить, но ни разу и пальцем его не тронул”.
Как бы там ни было, но накопившиеся обиды выплеснутся потом, а пока слава Experience росла, как снежный ком, и казалось, что творческий потенциал Джими никогда не иссякнет.
Теперь, когда к Джими пришла известность, он обрел еще большую уверенность в своих силах и решил самостоятельно выпустить альбом. В записи альбома Axis: Bold As Love участвовало множество музыкантов из The Move, Walker Brothers,  но теперь требовалось гораздо больше инструментов. Иногда Джими нанимал музыкантов просто потому, что они ему были по-человечески симпатичны. Стив Винвуд и Крис Вуд просто случайно оказались в Нью-Йорке после гастролей, и Джими их пригласил для работы в студии. Инженер звукозаписи назвал это явление “грандиозным притоком музыкантов, который превратил студию в плодородную почву для творчества”.
В альбом вошли такие жемчужины, как “The Burning of the Midnight Lamp”,  “All Along the  Watchtower”,  “Rainy Day, Dream Away”, “Voodoo Chile” и интригующая “A Merman I Should Turn to Be”.
Музыканты не обременяли себя репетициями, и у них оставалось достаточно времени на то, чтобы сыграть джем в студии. “Voodoo Chile” стала одним    из лучших джемов того времени, когда рок-музыканты, подобно джазменам, почувствовали вкус к импровизации.
Во время записи этого альбома в Нью-Йорке Чес Чендлер не выдержал нарастающего напряжения и тихо  удалился,  предоставив  Джими самому выпускать альбом.  Хендрикс явно стремился как можно больше экспериментировать,  однако Ноэл Реддинг не жаждал проводить в студии часы напролет. Тогда многих разочаровал этот двойной  альбом,  его  находили   сумбурным, слабым,  говорили, что в нем нет блеска и огня двух предыдущих альбомов.  Но там есть прекрасные  гитарные  партии  Джими. Партия ударных Митча отточена и, как всегда, великолепна, к тому же участие гостей такого ранга,  как Стив Уинвуд, сделало его еще более ценным для почитателей рока.
Альбом  начинается  со студийных эффектов, столь любимых Джими. Первая композиция называется нежно и почти задушевно “Electric Ladyland”. Подружка Джими Жанет Джекобс считает, что именно при записи этого альбома он почувствовал силу своего голоса: “Джими во время записи начал прыгать и кричать: “Я могу петь! Я могу петь!”.  “Crosstown Traffic” -  очень   красивая композиция, в которой голос Джими звучит просто и прекрасно - переходит в “Voodoo Chile”, сделанную в лучших  блюзовых  традициях.  Сейчас альбом звучит лучше, чем тогда показался слушателям, тоскующим по чему-нибудь вроде “Hey Joe” и “Foxy Lady”. А Ноэл Реддинг доказал,  что тоже умеет сочинять музыку:  его веселая композиция “Little Miss Strange” открывает вторую сторону альбома.  “Long Hot Summer Night” с лирическим вокалом возвращает к тем временам, когда Джими только начинал свою карьеру и выступал в концертах музыки “соул”. Этот материал    не потряс английских фанатов блюзовой     музыки, они бы предпочли что-нибудь типа “Come on”, быстрого мелодичного блюза Хендрикса, в котором звучат интересные аккорды,  демонстрирующие удивительно обширные знания различных школ игры на гитаре.
За “Gypsy Eyes” в стиле Роберта Джонсона следует великолепная версия  “Burning Of The Midnight Lamp”, отличающаяся разнообразием звучания и глубиной чувств, которая сделали бы честь Филу Спектору.
Кашель и сморкание предваряют блюз “Rainy day, dream away”. Ощущение интенсивного транспортного движения в композиции “Traffic” создается с помощью саксофона Криса Вуда и органа Стива Уинвуда. Не успевает смолкнуть мелодия, как начинает “говорить” гитара Джими, причем в самой неожиданной манере. Затем идет “Merman”.
Поэзия Джими,  к сожалению,  неразборчива,  и как ни напрягай     слух, слов разобрать нельзя.  Стихи  кажутся  многозначительными  и     искренними, но  намеренно  невнятная  дикция  и нарочито искаженный     звук затрудняют их понимание.  Продолжая идеи,  выраженные в песне   “Moon,  Turn the Tides Gently Gently Away”,  Джими с помощью акустических эффектов и гитары создает изумительную картину: дует ветер, шумит морской прибой, кричат чайки. К этому времени у него,  похоже, ничего общего уже не оставалось с остальными музыкантами Experience, и, конечно  же, он совершенно не заботился о создании для них какого-либо нового имиджа.
“Still Raining” вызывает ощущение тревоги, клавишные Стива звучат особенно выразительно, а гитара не умолкает ни на минуту.  Это настроение присутствует и в следующей песне    “House Burning  Down”, на которой после интригующего “Merman” слушатели могут отдохнуть.
“All Along The Watchtower” Боба Дилана была одной из самых любимых  песен Джими.  Эрик Бэррет вспоминал:  “Его героем был Боб Дилан. Не знаю,  были ли они знакомы,  но он был его героем. И Джими исполнял   его  “All Along Watchtower”.  Правда,  он никогда не помнил слов и пел  все время только первый куплет - четыре раза подряд”. Эта песня дала группе сильный толчок для дальнейшего продвижения. “Voodoo Chile” - композиция,  где звучит гитара Хендрикса с его любимой манере примочкой “квакушкой”, которой  тысячи раз пытались подражать другие музыканты с тех пор.  Именно этот стиль игры породил целый легион  групп,  посвятивших себя тому,  что в Великобритании известно,  как  “eavy music” и означает сильный акцент на грозные аккорды и резкие удары.
Больше альбомов не будет, кроме собрания хитов,  лишь в 1970 году  выйдет  сборник     хитов Band of Gypsies.
Запись двойного альбома Electric Ladyland в нью-йоркской студии “Record Plant” временами прерывалась гастролями по Европе и Северной Америке, и никто не отказывался от этой работы. Этот перерыв радовал всех - кроме музыкантов. “Хендрикс был не только одним из величайших музыкантов, - считал Скриминг Лорд Сатч, - но и одним из самых эксплуатируемых. Хотя их группа останавливалась в самых лучших отелях и могла заказывать все, что хотела, у них никогда не было собственных денег”.
Музыканты были вынуждены постоянно занимать небольшие суммы денег - как правило,  у обслуживающего персонала. Более крупные суммы проводились через контору. Как у большинства неожиданно разбогатевших артистов, расходы Джими были значительно более заметными, чем у тех, для кого богатство было второй натурой - например, у Майка Джеффери. Всякий раз, как возникал разговор о деньгах, Джеффери старался сменить тему или найти поводы не расставаться с ними.
Всякие попытки проверить, как ведутся дела,  проваливались, поскольку Experience либо записывали альбомы, либо находились на гастролях. Даже выходные были заняты интервью и фотографированием. И хотя они почти не видели наличных денег, тем не менее никто не сомневался, что теперь они стали самой высокооплачиваемой группой в мире.
Теперь Джими  называли гением. Однако измотанный работой, лишенный возможности принадлежать себе, преследуемый обожающими поклонниками, он уже не мог справляться с тяжким бременем славы. Он стал предметом обсуждения всех скандальных газет, а его имя надолго  стало синонимом наркомании. Трудно было даже выйти за газетой или за сигаретами в вестибюль отеля, поэтому контакт с реальным миром поддерживался только через гастрольных менеджеров и торговцев наркотиками.
“Я вычистил всю квартиру, так как знал, что до меня и Ринго эту квартиру занимал Джими Хендрикс”, - говорил Джон Леннон после того, как его арестовали за хранение наркотиков в 1969 году.
Разница между днем и ночью давно стерлась.  Со времени фестиваля в Монтерее он видел только неоновый свет. Если его спрашивали, на что похож тот или этот город, он даже не мог даже его на карте.
Как насекомое, он видел только сиюминутное окружение. Он пытался обрести покой и найти творческий стимул, принимая все большие дозы наркотиков и общаясь с groopies, поклонницами, всюду сопровождавшими своих кумиров. В 1968 году самой большой победой groopies являлось насладиться “Черным Элвисом”. Приятель музыкантов группы Pink Floyd сказал, что “девицы кидались на него так, словно завтрашний день уже не наступит”. Джими не чурался любовных приключений, даже если это были “групповухи”. Время между концертами убивалось не только с помощью музыкальных упражнений и настольных игр.  Работник агентства, организовывавшего гастроли Experience по Великобритании, рассказывала: “В артистической уборной  стояла очередь из девиц. Они заходили к Джими по одной, и Джими их трахал... а после этого, через час, выходил на сцену и потрясал зал”.
 
“ЭРА СЖАТЫХ ЗУБОВ”

“Все мы вступали в ту пору, которая получила название “эра сжатых зубов”, где всего было слишком”.
Ноэл Реддинг

В начале 1968 года группа гастролировала по Америке. В феврале они из Парижа прибыли в Сан-Франциско и Нью-Йорк,  потом дали 28 концертов, выступали в разных городах от одного побережья до другого, от Техаса до Канады.  Все концерты проходили с аншлагом, и даже объявились мошенники,  торговавшие фальшивыми билетами в Нью-Йорке, Техасе и  Аризоне.  Во  время гастролей Джими заехал в родной город Сиэтл.
“Я встретился со своей семьей,  и мы радовались переменам,  -     рассказывал Джими. - Мне было приятно. Я зашел в “Гарфилд”, среднюю     школу,  откуда меня вытурили,  когда мне было 16 лет, и дал концерт  для учащихся. Один. Я играл в спортзале вместе со школьной группой.   Одно лишь плохо: было восемь часов утра. Отменили первый урок, чтобы меня послушать”.
Предполагалось также, что мэр города Сиэтла вручит Джими награду, но это был день рождения Линкольна -  национальный праздник, и    мероприятие отменили.
В одном из интервью Джими рассказал,  почему он провел так много времени в    Америке.
“Я - американец  и  хочу,  чтобы нас там узнали.  Я также хотел  посмотреть, сможем ли мы вернуться в Штаты.  Я осел в  Великобритании, но дома не обрел нигде. Мой дом - вся земля. У меня никогда не   было дома.  Не хочу пускать корни, а то вдруг начну беспокоиться,  захочу двигаться дальше.  Я обзаведусь домом лишь тогда, когда буду   уверен в том, что больше не хочу никуда рваться.
Другой причиной работы в Штатах является то, что там мы зарабатываем в двадцать раз больше денег.  А в этом нет  ничего  плохого, нам же надо есть, как и всем остальным. К тому же Америка очень большая.  Если вы постоянно работаете в Англии,  то обязательно  возвращаетесь в  одни и те же места.  А в Америке этого не происходит”.
После тяжелой работы требовалась передышка.  Каждый, кому доводилось хоть раз видеть рок-группу на гастролях,  поражается тому, сколько требуется выносливости,  чтобы выдержать бесконечную череду    перелетов, концертов,  гостиниц.  Часто музыканты устают от отелей,   самолетов, ресторанной еды и, как правило, расстаются. Именно это  и  произошло  с Experience. В ноябре 1968 года  стало известно,  что группа собирается  разойтись.  Джими  говорил:
“Митч и Ноэл собираются делать что-то свое, они хотят создавать собственную музыку  и стать менеджерами других артистов. В следующем году мы расстанемся. Я буду продолжать выступать,  не волнуйтесь...  буду заниматься то одним, то другим. Но есть еще площадки, где бы мы хотели выступить”.
Как  раз  в  это  время “All Along  The Watchtower” c альбома Electric Ladyland стал хитом N 1 в  Англии.  “Он неважный, - считал Джими, - но у нас не было права голоса  в выборе материала.  Но я рад,  что нас не забыли в Англии...    Мы - как цыгане, выступающие по всему свету”.


Рассказ Ноэла Реддинга, человека, очень близко знавшего Джими, и, похоже, действительно любившего его,  представляет огромный интерес. Вот что он пишет о гастролях по Соединенным Штатам в 1968 году.
“Все мы вступали в ту пору, которая получила название “эра сжатых зубов”, где всего было слишком.
Лично я передозировался сексом. Можно было бы сказать “нет”, но все же... так много и так запросто. Ни радости, ни усилий. После концертов мы скользили взглядом по толпе девиц. “О’кей. Вот ты, ты, ну, и ты, что ли, пошли со мной. Никогда не мог прежде представить, что такое возможно, но меня уже тошнило от девиц, которые ублажали меня парами, тройками, группами. Каждая  часть моего тела проявляла признаки износа. Я бы предпочел иметь несколько нормальных девушек и  встречаться с ними регулярно, чем устраивать эти гонки на одну ночь.
Мы жили пару недель в Лос-Анджелесе, в отеле невозможно было спрятаться. Девчонки постоянно звонили, некоторым как-то удавалось
проникнуть в наши номера. Девушки горели желанием отведать и американца, и обоих англичан.  Нам хотелось попробовать все деликатесы. Белые дамы тяготели к Джими, а черных интересовали мы с Митчем. Мне довелось узнать  замечательных женщин всех форм, размеров и оттенков. Но для того, чтобы выспаться, мы были вынуждены  снимать дом в Бенедикт Каньоне за астрономическую сумму - 1000 долларов в неделю.
Десять месяцев мы жили друг у друга буквально на голове. Усталость, постоянный прием  наркотиков, фанаты, преследовавшие нас повсюду, воровство в гостиничных номерах - все это приводило нас в отчаяние. Разговоры сводились в основном к деньгам, потому что нам казалось, что деньги могут сделать нас свободными.
Самым невыносимым на гастролях был Митч. Поначалу он делил номер с Чесом. Чеса он просто выводил из себя. Даже если мы приезжали всего на один день, Митч распаковывал и раскладывал содержимое всех трех чемоданов, выдавливал пасту на зубную щетку, запирал дверь на цепочку, ставил телефон под кровать, накрывал его подушкой  и принимал таблетку снотворного. Всякий раз, когда нужно было уезжать, Джерри приходилось  срывать цепочку, будить и одевать Митча, упаковывать его вещи, а мы с Джими тем временем ворчали, томясь в машине. Иногда Джими исчезал, тогда мне поручалось доставить Митча в аэропорт, а Джерри отправлялся на поиски Джими.
Мы принимали все больше и больше наркотиков и  чувствовали, что ЛСД - лучшее лекарство от всех наших неприятностей - прошлых, настоящих и будущих. Чес это не одобрял, но надеялся, что кислота, по крайней мере, вдохновляет Джими на создание стихов, которые становились все более пространственными. Но так начинаешь слишком полагаться на допинг, превращающий мозги в машину для написания песен.
Если “кислота” писала стихи, “скорость” делала музыку, а сочетание того и другого создавало напряжение и усиливало раздражение, порожденное усталостью от выступлений и наличием бездельников и паразитов, “создававших нашу карьеру”. Всего лишь год назад мы все были вместе, пытались добиться успеха, а теперь мы раскалывались, нас разобщали силы, которых мы не могли ни понять, ни остановить. У нас не было времени, да мы и не знали что можно сделать. Мы просто продолжали двигаться, как заведенные.
Мы покорили Америку, но слишком высокой ценой. Мы отработали свое представление, но продолжали повторять его вечер за вечером, и не знали, куда нас это приведет. Финансовые дела были в полном беспорядке, личные отношение такие, что об этом и в письме домой не напишешь, а стиль жизни превратился в заведенную карусель.
У Джими,  как и у всех нас, были причины для огорчений, но его периоды депрессии слишком затягивались. Все мы были вымотаны, и не находили ничего лучшего, как вымещать  дурное настроение друг на друге. Менеджеры, мягко говоря, руководили нами  на расстоянии, так на кого же еще поорать?.. В моих дневниках того периода дни все одинаковы: встал, пошел в бар, опохмелился, пришел в себя, принял ванну, проглотил колеса, выступил, напился вдребезги, постель, сон.
Куда бы мы ни пришли, нам давали горсти всевозможных наркотических препаратов, а поскольку все мы были людьми общительными, то старались все попробовать. Наверное, химические лаборатории работали безостановочно, поскольку возникали все новые и новые допинги. Мы поступили умно, вложив деньги в колумбийскую травку, которую перевозили в дорожной сумке. Перед каждым приземлением сумку передавали мне, а я ставил ее на пол между ног. В лимузине мы забивали косяк и закуривали. Это спасало нас от чувства опасности и неуверенности на чужой территории. Растущая щедрость фармацевтов совпала с изменением наших сексуальных партнеров. Прежде у нас были девушки, которым нравилось  с нами всюду болтаться, но постепенно им на смену пришли женщины, чье присутствие имело единственную цель - секс, а на нас стали смотреть как на активных самцов, а не на мужчин. То, что прежде нравилось своей новизной - неограниченная сексуальная доступность - прошло. Оглядываясь назад, я понимаю, что в ту пору мне нужны были только хороший массаж, нормальное питание и задушевная беседа.
Американские гастроли 1968 года нас доконали. Мы перестали писать музыку и начали просто убивать время.  Запутавшись, мы потеряли из вида то, что собирались делать, и начали копировать (и очень плохо) то, что делали раньше. Мы были центром чего-то, но чего - неизвестно. Джими начал со мной ссориться все чаще, потому что он хронически был на взводе. Он завалил концерт в Anaheim, где пел вполсилы. Даже критики отметили, что его выступления изменились. Я совершенно не симпатизировал его “звездному” отношению, и мне очень не понравилось, что он отказался исполнять мою песню “She’s So Fine”, когда публика требовала ее спеть. Он только повторял: “Мы никогда не исполняем ничего нового”, но репетировать отказался.
В Денвере Джими очень плохо себя чувствовал, но вместо того, чтобы поделиться своими проблемами с нами, он вынес дурное настроение на публику. Я все время предлагал ему поговорить и не копить в себе обиды,  но он предпочел не самый лучший путь заявить о своем душевном дискомфорте. Во время одного концерта он перебил аппаратуру с воплем: “Не хочу ни с кем говорить!”.  Я очень переживал. Джими явно страдал, и я хотел ему помочь. Но не Джими был причиной наших бед. А менеджеры. Их никогда не было Я умирал от желания всех собрать и откровенно поговорить. Я разговаривал раза три-четыре с Чесом, и пару раз с Майком. Но ничто не изменилось.
Я понял, что вскоре расстанемся, в Форт-Уэрте штата Техас. Впервые у нас были разные грим-уборные. Когда я попытался зайти к Джими и посмотреть, как он там, он встретил меня словами: “Что тебе здесь надо?”. Такое отношение гарантировало, что мы выйдем на сцену холодными, как лед. Мы с Джими открыто спорили в течение всего концерта до тех пор, пока Митч не сказал что-то смешное, и мы расслабились.  Но неприятный осадок остался. Мы не знали, как возобновить общение.
Вместо того, чтобы попытаться вновь поговорить с Джими, отгородившегося от всех кирпичной стеной, я попробовал поговорить с Чесом. Я все время был так расстроен, что даже забыл, что такое добрые чувства. Когда я был счастлив, допинги делали меня свободным. А теперь ничто не спасало. Мне хотелось уйти. Чес тоже понимал, что с Джими становится все труднее работать, и пытался меня успокоить: “Подожди немного, потом создашь собственную группу”. Отчужденность Джими не способствовала успеху выступлений. При исполнении музыки  мы зависели от того, насколько нам удастся поймать спонтанное настроение, и “сыграть его”. Иногда это настроение получало выражение в мелодии, иногда  в ритме. Но публика ждала, что мы каждый вечер будем в нужной форме, а Джими будет совершать оральный половой акт со своей гитарой и всякий раз изображать, что гитара - это фаллос,  придуриваться  и ломать аппаратуру - все это становилось невыносимым.  Веселье умерло.
Тем не менее, это грустное умирание сопровождалось некоторыми забавными моментами. В Чикаго две девушки посвятили свои творческие устремления тому, что делали гипсовые слепки эрегированных мужских половых членов. Они буквально свалились на нас, желая пополнить свою обширную коллекцию нашими органами.  Мой слепок неважно получился, потому что гипс долго застывал, а тут еще неожиданно в мой номер вошел Стикеллз. Потом трудно было изображать страсть к  коробке с гипсом.
Я все время писал письма и открытки всем, кого только мог припомнить, просто для того, чтобы попытаться сохранить контакт с внешним миром в тяжелой атмосфере, которая только усугублялась. “Кислотная диета” - идеальное условие поддержания психоза, напряжения и нервных срывов. А Джеффери постоянно следил за тем, чтобы у Джими не было недостатка в наркотиках. Делалось ли это ради того, чтобы Джими постоянно был “на нерве”, или чтобы он расслабился, не знаю, но все это напоминало жертвоприношение.  Я тогда думал - совершенно ошибочно - что сам-то Джеффери никогда не станет наркоманом (оказывается, он уже тогда пристрастился к ЛСД).
Мы все трое планировали организовать собственные группы, и два раза в год вновь собираться и выезжать на гастроли, как Experience, со своими группами, которые будут открывать концерты. Группа Митча должна была получить название Mind Octopus, моя - Fat Mattress, а Джими - Band of Gypsys (это название первоначально предложили для альбома Experience). Нам всем понравилась идея, и она нас подбодрила, мы честно надеялись, что в будущем из этого что-то получится.
Последний концерт, запланированный на этих гастролях, состоялся на поп-фестивале в Денвере. Этот концерт чуть не убил нас. Такие большие шоу всегда опасны. Мы начали выступать фантастически здорово - даже слишком хорошо. Толпа пришла в экстаз. Тридцать тысяч поклонников захотели быть рядом с нами на сцене. Полиция запаниковала, когда вся эта масса людей стала надвигаться на нас. Мы тоже чувствовали себя неспокойно, но продолжали играть, надеясь, что все само собой образуется. У полицейских был слезоточивый газ, но они забыли проверить направление ветра. Ну, конечно же, он дул в сторону сцены. Мы начали задыхаться, в глазах почувствовали резь, но со сцены невозможно было уйти, потому что она была полностью окружена плотной стеной людей. Стоило бы нам только спрыгнуть вниз или упасть, нас бы раздавили. Джерри пробрался сквозь толпу, и, я думаю, он спас наши жизни. Он подогнал огромный фургон к сцене, и мы, ослепшие и задыхающиеся, в нем спрятались. Он нас там запер. Толпа немедленно окружила фургон, и мы, сидя внутри, почувствовали ужас, когда крыша затрещала под тяжестью тел. Мы притихли, каждый погрузился в собственные мысли или молился, каждый по-своему пытался сохранить спокойствие в темном фургоне без окон, крыша которого вот-вот проломится,  а двери заперты. Как могли добрые чувства и музыка породить такой кошмар? Но вот мотор завелся. Джерри как-то пролез на место водителя. Он не мог ждать, пока люди разойдутся и поехал, надеясь на лучшее. До отеля была добрая миля. Когда мы подъехали, фанаты все еще висели на крыше и на стенках фургона. Нам еле удалось проскочить в двери отеля. И до сегодняшнего дня при воспоминании об ужасах того дня у меня схватывает живот.
На следующий день я уехал в Англию. Так закончился тот мир, в котором я жил в течение трех лет. И впервые за десять лет я перестал вести дневник. Это было последнее выступление Jimi Hendrix Experience.

 
ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА

“Ни за что не поверю, что Джими убил себя. Это даже не подлежит обсуждению. Но что-то должно было произойти, и помешать этому было нельзя. Просто иногда возникало предчувствие. Словно последние годы он нас к этому готовил. Я словно ждал чего-то”.
Чес Чендлер

1968 год был тяжелым для всех. Противоречия нарастали не только между музыкантами. Менеджерам все труднее было работать с Джими, у него все чаще происходили нервные срывы. Рассказывает Чес Чендлер.
“Он начал пить.  Сначала немного.  Три порции виски  -  и  он  счастлив.  Мы  с Джими жили вместе два года,  и я никогда не решусь сказать,  что знал его.  Его не знал никто. Похоже, он никогда ни с кем не откровенничал.  Но в тот период он не проявлял никаких признаков нервных срывов, не считая пьянства. Думаю, ему просто нравилось чувство опьянения. В то время Эрик Бердон писал музыку под действием ЛСД, но Джими только сказал: “О, да он наркоман”. И только когда Джими делал свой второй альбом, я догадался, что он принимает кислоту. Он на пару дней отключался, и я догадался, что это наркотический транс.  В то время все считали, что ЛСД поможет решить все проблемы. Я пробовал кислоту восемь раз, а потом 18 месяцев к ней не притрагивался. Когда он делал вторую часть альбома Axis: Bold As Love, он принимал наркотик ежедневно. Я сказал ему, что он должен делать перерывы на какое-то время. Сначала мне казалось, что я могу подсказать ему новые темы для стихов, но мои попытки помочь вызывали у него только раздражение.
Вокруг него толпилось очень много людей, и он не принадлежал себе. Мы из-за этого поспорили, и он сказал: “Ну, ладно, больше их не будет”.  А потом кто-нибудь опять появлялся в студии, приносил наркотики и  его снова накачивали.
В студии царила тяжелая атмосфера, там все время слонялись всякие бездельники. Мы записали шесть дорожек для альбома Electric Ladyland, и никто не хотел идти на компромиссы. Все, что мне оставалось, это сидеть и получать проценты.  И я сказал: “Ну, хватит”. Это было в конце 1968 года”.
Несмотря на то, что Чес больше не работал продюсером и менеджером Джими, он был в курсе всех его дел.
“Произошло несколько неприятных инцидентов. В Швеции он разгромил гостиничный номер, а в Лос-Анжелесе ударил девушку и за одну неделю разбил два автомобиля. Он стал совершенно неуправляем. Никого не желал слушать. Он без видимой причины места себе не находил. Я больше не был ему нужен, так что  плюнул и вернулся в Англию.
Семь месяцев спустя я встретился с ним в Гетеборге, Швеция, и он попросил меня вернуться.
Я сказал, что для меня это означает поворот на 180 градусов. Но мы вернулись в Лондон. Там снимали фильм, и была такая неразбериха, что я поехал в Алберт-Холл помочь отобрать материал. На следующий день произошла дикая сцена. Майк хотел, чтобы я занимался группой, а Джими должен был вернуться в Нью-Йорк, чтобы начать репетировать и записывать альбом. Джими позвонил мне из Нью-Йорка и спросил, можно ли что-нибудь сделать, чтобы я стал его личным менеджером. Я ответил, что ничего нельзя изменить.
Я не слышал о нем три месяца, и за два дня до смерти он вновь попросил меня быть его продюсером.  Он позвонил мне в четверг, и  мы обсуждали, как будет выглядеть обложка. Он сказал, что едет в Америку забрать некоторые записи для следующего альбома. Он был счастлив, хотя вот  уже больше полутора лет  записывал материал,   но так ничего и не выпустил.
В пятницу утром я сел в поезд и поехал в Ньюкасл. На станции меня встретил мой отец и сказал, что Джими умер. Я не мог в это поверить. И несколько дней  был просто оглушен. И все же я не удивился. Ни за что не поверю, что Джими убил себя. Это даже не подлежит обсуждению. Но что-то должно было произойти, и помешать этому было нельзя. Просто иногда возникало предчувствие. Словно последние годы он нас к этому готовил. Я словно ждал чего-то.
Потом мне рассказали, что за четыре недели до смерти он обращался ко многим с просьбой стать его продюсером, и я не понимал, всерьез или нет он просил меня вернуться. По телефону он сказал мне, что из альбомов ему нравится только Axis и Experienced и что никто так и не смог ему сказать, хорошо или плохо то, что он записывал.
Ему очень трудно было оценить свою работу. И не из-за неуверенности в себе. Это был страх, что музыку не примут, поскольку вся его работа очень личная. Он вкладывал в нее свою душу. И если музыку не принимают, значит отвергают и его самого”.
В группе все чаще возникали ссоры, Experience все реже выступал, Ноэл Реддинг считал поведение лидера группы “непрофессиональным”. Он настойчиво предлагал собственные композиции для записи на альбомы, но его сочинения представляли меньшую ценность. “Джими соглашался принять песни Ноэла Реддинга из вежливости. Он был благородным человеком. А как иначе “She Is So Fine” могла попасть в середину альбома Axis: Bold As Love”, - считал  Алан Дуглас.
Но было бы ошибкой считать, что Ноэл всего лишь оттенял блистательную легкость игры Джими. Звучание соло и бас-гитары часто сливались в неразделимую гармонию. Многочасовые совместные выступления позволили Джими и Ноэлу так хорошо узнать друг друга, что они казались почти взаимозаменяемыми, когда они менялись инструментами, играя джем.
Теперь Ноэл выплывал как самостоятельная звезда. В 1968 году его пригласили выступить в Ройял-Фестивал-Холле  в комедии, и Фрэнк Заппа под восхищенные приветствия представил его, как “великолепного мистера Ноэла Реддинга”. В то лето он организовал собственную группу Fat Mattress, куда вошли бывшие музыканты группы Loving Kind.  Ноэл хотел записывать собственные песни и вернуться к своей любимой роли гитариста. Когда первый альбом был почти закончен, Ноэл Реддинг  решил, что его группа вполне подходит для того, чтобы отправиться с Хендриксом на гастроли.
И хотя Fat Mattress действительно открывали концерт во время гастролей по Соединенным Штатам в 1969 году, карьера Ноэла Реддинга в Experience  подходила к концу. Но таков и был Experience.
“В 1969 году я уже сделал альбом Fat Mattress, - рассказывает Ноэл Реддинг. - Чес занимался моей карьерой и обещал помочь. Мы закончили Fat Mattress к Рождеству. Но все сложилось неудачно. Я согласился поехать на гастроли с Джими и Митчем в 1970-м году и сказал, что все снова наладится. Я даже приехал пораньше, чтобы участвовать в репетициях. Но все произошло иначе. Я позвонил Митчу, а он  сообщил, что они уже взяли бас-гитариста.
Вот тогда-то я и рассердился на Джими. Он не сказал мне этого сам. И я поехал в Штаты и выпустил альбом с Ли Майклзом и Роджером Чэпменом, ударником был 15-летний парень. Я сам оплатил все расходы. А его не выпустили. Так что я попал в безвыходное финансовое положение. И начал пить - все складывалось хуже некуда.  Четыре года, проведенные с Experience на гастролях, приравниваются десяти годам нормальной жизни. В 1969 году  у нас была такая куча денег,  и нас окружала такая роскошь, что мы забыли, что мы не только рок-звезды, но и люди. И мы совершали ошибки, но если бы мы в 1970 году в последний раз съездили на гастроли вместе, все можно было бы исправить”.

В Великобритании все меньше слышали о Хендриксе,  в мае 1969    года разнеслась шокирующая весть о том, что он арестован в международном аэропорту Торонто. 3 мая его арестовали за хранение наркотиков: в его дорожной сумке обнаружили героин. Джими грозило многолетнее тюремное заключение. Его отпустили под залог в 10.000 долларов,  что дало ему возможность дать запланированный концерт в “Maple  Leaf Gardens”.  Это событие  стало для Джими серьезным ударом,  учитывая еще свежие воспоминания  о шведской тюрьме год назад.  Обвинение будет висеть над ним  почти  весь год, а судебный процесс начнется только 19 июня. Дело разбиралось в суде, защитник пытался доказать, что все это - чудовищная ошибка. Его уже многократно называли в прессе наркоманом, тем не менее, ему удалось покинуть здание суда не под стражей, обвинение с него сняли. 15 декабря 1969 года перед Рождеством его оправдали.  Судьи заседали восемь  с  половиной часов, но обвинение в хранении героина и гашиша было отклонено. Джими сказал: “Это - лучший рождественский подарок из всех,   которые мог мне преподнести Торонто”. И сразу же вернулся к старым привычкам, начав принимать галлюциногены так же часто, как и алкоголь, во время турне, которое закончилось последним концертом Experience где-то в Америке 29 июня 1969 года.
Из рассказа Ноэла Реддинга об этом периоде Джими предстает с новой, неожиданной стороны. “Наши чувства были слишком обострены, мы совершенно не могли поддерживать простые отношения. Джими виноват в том, что мы теряли столько времени, а после особенно непродуктивной работы в студии, закончившейся тем, что все друг на друга наорали, Джими прислал нам с Митчем письмо, извиняясь за то, что все вокруг идет кувырком.
Это было странное и трогательное письмо, открывшее Джими с новой стороны. В нем были слова, которые могли бы сказать друг другу в лицо хотя бы однажды, но так и не сказали, потому что когда вы ведете жизнь, представляющую собой череду кайфов от наркотиков, за которыми следует кайф от музыки, потом снова наркотики, то забываете о таких вещах, как дружба и сочувствие. Хотя он часто казался отстраненным, письмо показало, что он остро чувствовал все происходящее вокруг, и с большой нежностью относился ко мне и к Митчу, как к своим коллегам-музыкантам, и что жил он только ради создаваемой нами музыки. Он был одержим гитарой настолько, что иногда его заставали с гитарой даже в туалете, потому что ему нравилась акустика, которую создавали кафельные стены и пол.
“Я люблю вас так сильно, что вам  даже трудно это представить”, - писал он в письме, и закончил мольбой: “Пожалуйста, помогите мне так, как я бы очень хотел помочь вам”. Думаю, это была просьба больше уважать друг друга и вспомнить, что нам надо вместе работать и создавать музыку”.
Джими был одним из самых вежливых людей, что я знал. И очень застенчивый. Он не очень хорошо разбирался в бизнесе,  но  понимал, что происходит. И ничего не мог с этим поделать, особенно с теми людьми, которые запихивали ему таблетки ЛСД в глотку. Он был отличным парнем. За четыре года, что мы с ним гастролировали, у нас только один  или два раза были скандалы.
Джими был очень доверчивым. Помню, как я пошел посмотреть на него в “Madison Square Garden”, когда он играл с Бадди Майлзом и Билли Коксом. Прямо перед выступлением кто-то угостил его кислотой. Он был совершенно невменяем.  И его доброе имя пострадало. Это было в августе или сентябре 1970 года. Он нагрубил какой-то девушке  в зале и нецензурно выражался на сцене. Но он был в наркотическом трансе и не владел собой. Все это выглядело печально. Трагедия для всех. В какую-то минуту я подумал о самоубийстве”.
Experience официально расстались в ноябре 1968 года.  В том  году они редко появлялись вместе, одним из выступлений в Англии было участие в фестивале “Melody Maker”  на  территории  Уобурнского  аббатства, где  Experience  заняли первое место.  Очень волнующим  был момент возвращения Джими,  но,  как он позднее сказал: “Это был  всего лишь джем. Мы долго не играли вместе”.
Период, окончившийся расколом Experience, стал периодом творческого застоя и нерешительности для Джими. Джем был линией наименьшего сопротивления. По временам он все бросал и пытался использовать всплеск музыкального вдохновения. Но все фрагменты песен казались ему безликими и похожими друг на друга - просто сотрясание воздуха. И он старался отвлечься на что-нибудь иное, только не думать о работе. Может быть, он завтра попробует снова.
Теперь публика узнавала о нем в основном из газетных слухов, где он представал психопатом, конченным в музыкальном отношении. То же говорилось и о Сиде Баррете, бывшем лидере Pink Floyd. Тем не менее, и Хендрикс, и Баррет, мифы шестидесятых годов, пережили свое время. А в ту пору им пророчили скорое забвение.
Моника Даннеман, которая провела с Джими последние дни его жизни, утверждала, что влюбилась в Джими во время их первого часового разговора в январе 1969 года, она увидела в нем мягкого и рассудительного мужчину, а не наркомана, которого ожидала встретить. Когда  Джими нуждался в поддержке, он часто звал ее, и, естественно, она надеялась, что когда-нибудь они поженятся, но Джими слишком запутался в своих отношениях с женщинами, и вряд ли за 18 месяцев их знакомства ему приходила в голову такая мысль.
В первой половине 1969 года музыканты Experience вновь объединились, чтобы отправиться в турне по Европе. Если предполагалось, что гастроли помогут вернуть былую славу и восстановить дружбу, то этим надеждам не  суждено было сбыться. Хендрикс считался лидером того направления, которое начал презирать. Узник прошлого, он продолжал ритуальные выступления, которых хотела от него публика. Все ждали от секс-символа, что он будет развлекать их прежними выходками,  поджигать и насиловать гитару, но теперь все чаще он подолгу неподвижно стоял на сцене и просто играл. Иногда он нарочно извлекал из гитары душераздирающие,  совсем немелодичные аккорды. Но больше его это не развлекало. Что до отношений между музыкантами, то они старались как можно реже встречаться в свободное время. Ноэл даже распрямил вьющиеся от природы волосы, чтобы никто не думал, что он подражает имиджу Хендрикса. Страсти подогревали и журналисты, натравливавщие музыкантов друг на друга ради сенсационных “разоблачений”.

***
Ноэл Реддинг вернулся в Лондон к Fat Mattress,  а Митч Митчел остался с Хендриксом. Репетиции проходили на ферме в Вудстоке, рядом с границей штата Нью-Йорк с Канадой. Хендрикс прибыл сюда по приглашению ее владельца Джумы Султана, который знал Джими еще с тех пор, когда тот был Джимми Джеймсом. Несмотря на умение играть на нескольких оркестровых инструментах,  Султан выбрал конги. Взяли еще второго ударника, стучащего по барабану руками, Джерри Велеза. Но ядром стали Джими, Митч и два парня, с которыми Хендрикс был знаком со времен King Kasuals. Бас-гитарист Билли Кокс все еще жил в Теннесси, когда Джими позвонил ему в последние недели работы с Experience. Через Билли связались с гитаристом Лэрри Ли, с которым оба встречались раньше в Нэшвилле.
Джими с новой группой Gypsy Sons And Rainbows всего лишь один раз предстал перед публикой . Это произошло в августе 1969 года на музыкальном фестивале в Вудстоке, когда культура хиппи достигла наивысшего расцвета.

***

Хендрикс и его музыканты закрывали фестиваль серым холодным утром в понедельник перед полумиллионной аудиторией. Неотработанное, плохо подготовленное музыкальное выступление выглядело так, словно сорвется в любую минуту. Правда, многим было достаточно и того, что Джими просто появился.
Хендрикс исполнил свои старые хиты, такие как “Voodoo Chile”, “Hey Joe”, а также менее известный репертуар. Гвоздем программы стал американский гимн “Star Spangled Banner”, исполнение которого навечно запечатлено в кино и на альбоме. Эта композиция начинается с традиционной мелодии американского гимна, а потом доводится до абсурда. Музыка нарастает, становясь мучительной и причиняя почти физическую боль.  В “Star Spangled Banner” Хендрикса вся американская молодежь услышала своеобразный антигимн, боль за страну, протест против войны во  Вьетнаме. Вой одинокой гитары часто интерпретировался, как отсутствие доверия молодежи страны президенту Никсону. Но было бы большим преувеличением говорить о Джими Хендриксе, как о человеке с серьезными политическими взглядами, хотя имя его в спекулятивных целях пытались использовать очень многие.
С началом войны президента Никсона в Индокитае бывшие солдаты стали устраивать антивоенные демонстрации, а студенты - сидячие забастовки протеста против тех, кого экс-битл Джордж Харрисон назвал “всеми этими старыми дураками, которые нами руководят, нас бомбят и все это вытворяют”.
На вопросы о Вьетнаме и  других горячих темах, Джими Хендрикс сказал лишь, что “убивать людей нехорошо”. Он не участвовал в антивоенных демонстрациях у американского посольства в Лондоне, как Мик Джэггер, но на словах поддерживал пацифистов: “Лучше изображать жестокость на сцене и смотреть на насилие по телевизору, чем самим их творить”. В конечном счете, эти слова ничего не стоят. Иногда бывший десантник непроизвольно уважительно отзывался о вооруженных силах. Однажды, забыв о такте, он заверил журналиста, бравшего у него интервью, что: “Когда Китай возьмет верх над всем миром, тогда-то весь мир и поймет, почему Америка так старается во Вьетнаме”.

 
ЧЕРНЫЙ ЭЛВИС?

“Не думаю, чтобы он когда-либо задумывался о цвете кожи - нет, никогда. И люди, которые были с ним рядом, тоже не задумывались об этом. Лишь много позже одна американская газета назвала его “Черным Элвисом”. Но он им не был. Он  совершенно уникален. В нем было столько всего, что никто и не замечал, что он цветной”.
Чес Чендлер

На следующий день после того, как выдающегося черного борца за гражданские права Мартина Лютера Кинга застрелил белый снайпер 4 апреля 1968 года, Хендрикс во время концерта в Ньюарке,  Нью-Джерси, районе с преимущественно черным населением, посвятил Кингу длинную инструментальную элегию без названия. Зал, как обычно, был заполнен практически только белыми, и этот жест был воспринят как давление на Джими недавно образовавшихся “Черных Пантер” и других фракций, выкрикивающих революционные лозунги и вооружающихся пистолетами и ножами  “для самозащиты” от белых противников.
При встрече с агрессивно-дружелюбным “братом” Джими чувствовал себя неуютно. Он настороженно рассматривал человека, надеясь, что это его поклонник и что за приветливой улыбкой ничего больше не кроется. Ведь куда безопаснее быть человеком без политических убеждений и говорить о своих западно-восточно-черно-белых взглядах в традиционном стиле, приемлемым для всех условий. Джими включил в свой концертный репертуар  “Star Spangled Banner” - версию национального гимна Америки в стиле “мы против них”, но это не было оригинальной трактовкой. Его спел Хосе Фелисиано в 1968 году. Однако когда спустя три года “Радио-Ханой” начало транслировать эту композицию на американские военные подразделения во Вьетнаме, ее связывали с именем Хендрикса, а не Фелисиано.
Джими помогал также при записи альбомов Ghetto Fighters и Last Poets. Эти американские организации мало известны, что позволяло им относительно свободно выражать свою социально-политическую позицию в песнях.
Джими Хендрикс никогда не обращался напрямую к “Черным  Пантерам”.  Это могло бы закончиться плачевно. После Мартина Лютера Кинга он мог бы стать новым черным героем, павшим героической смертью.  Многие люди считали Джими больше, чем просто артистом. Опасность  кровопролития на сцене была достаточной причиной, чтобы заставить Джими прекратить концерты и сконцентрироваться на создании собственной студии звукозаписи “Electric Ladyland” в Нью-Йорке.
Белого англичанина Ноэла Реддинга никогда прежде не  интересовали расовые проблемы, да он с ними раньше и не сталкивался. И Ноэла не могло не возмутить то, что он увидел в Соединенных Штатах. 
“Наше выступление в Ньюарке заставило меня понять, как мало я знаю об Америке. Мы сели в лимузин и поехали от Манхэттана, а как только доехали до Ньюарка, оказались в каком-то странном месте с танками и без людей. Я не знал, что происходит. Около концертного зала нас встретила полиция. Мы запаниковали. Что мы такого сделали? Тогда мы узнали, что убит Мартин Лютер Кинг,  и Ньюарк прочесывают. Я с этим никогда не сталкивался прежде. Полицейские сказали, что могут возникнуть беспорядки, и чтобы мы быстро отыграли один концерт и уматывали. Зал был огромный - на несколько тысяч человек , но пришло не больше двух сотен людей. Мы выступили для этих храбрецов, решившихся выйти на улицу, и убежали оттуда сломя голову.
В тот момент кровь черных предков бросилась Джими в лицо. Он не мог отступить. Джими никогда не подчеркивал то, что он - цветной. Он был Джими - человеком, суперзвездой. Когда его “черноту” подчеркивали, он с этим мирился, но никогда сам не делал на это упор. Однажды, гастролируя по югу, мы опоздали на самолет, и нам пришлось ехать на машине в Шревепорт или какой-то другой город в штате Луизиана. Обычно, когда мы ездили на машине, то останавливались где-нибудь по дороге и покупали сыр, крекеры, пиво. А в тот раз, когда машина остановилась, Джими остался и сказал, что с нами не пойдет. Я спросил, что случилось, а он просто ответил: “Нет, приятель. Я не пойду. Подожду здесь”. Я знал Америку только по самолетам, гостиничным номерам и сцене.  Мне никогда не могло прийти в голову, что два белых иностранца и один черный парень в розовых костюмах, смешных ботинках и шарфах могут нанести удар по американской системе. Нам все-таки удалось затащить Джими в кафе, но как только мы вошли, нас словно обдало волной злобы. Все на нас вытаращились. Мы с Митчем сделали заказ самым вежливым тоном с самым лучшим английским акцентом и  быстро все съели. Это пугало. Я удивился, что люди могут так слепо ненавидеть. Тогда нам показалось, что все наше раздражение друг на друга - просто ерунда, и этот инцидент нас снова сплотил.   
По своему опыту я знаю, что Джими, как черный, проявлял себя в нескольких аспектах. Посреди нарастающих расовых конфликтов Джими явно попадал в фокус внимания политических активистов, которые приставали к нему за поддержкой всякого рода, они хотели использовать его славу. Джими не доверял людям, которые рассматривали его под этим углом зрения, и всячески старался избегать этих контактов. Он растерял все иллюзии и стал цинично относиться к попыткам черных использовать его - хватит и того, что его эксплуатируют белые. Ему не нравилось, что пресса подчеркивает необычность его положения “черной рок-звезды”, как будто это какое-то уродство.  Джими нравилось выделяться. Он любил ярко одеваться. Ему нравилось, когда ценят его мастерство. Он бы точно также  приветствовал черную аудиторию, но, в основном, его приходили слушать белые.  Для него (и для нас) 1960-е годы были периодом смешения и деления. Все хотели быть открытыми и думать свободно.
А однажды мы ждали рейса на самолет, чтобы вылететь в Штаты, и там встретили одного из идолов рок-н-ролла. Мы едва дождались того момента, когда можно будет пожать ему руку. Только когда Джими протянул ему руку, (белый) идол сделал вид, что не заметил ее. Этот момент меня поверг в ужас! Ну что же это за жизнь?”

В одном интервью Джими честно признался: “Я всего лишь хочу делать то,  что делаю,  и не впутываться ни в расовые,  ни в политические дела. Я знаю, что мне повезло, что я могу себе это позволить...  большинству людей  это  не   удается”.
Там же он  дал  недвусмысленную  оценку  обстановки в Соединенных  Штатах: “Митч и Ноэл сразу захотели вернуться домой,  в Англию. Сейчас в Штатах происходит этот кошмар. Настоящее столкновение старого и нового.  Они заставляют черных сражаться с белыми и, в конце концов, им это удается.  Если они натравят “Черных Пантер”  на хиппи - а это новые белые - тогда мы вернемся на двадцать лет назад. Меня беспокоит,  что некоторые цветные не могут сейчас принять     нашу музыку, потому что они так сильно привязаны к другим вещам”.

***
В марте  1969  года Джими дал интервью,  в котором упомянул о давлении в музыкальном бизнесе:  “Беда с этим бизнесом.  Появляется  возможность быстрого заработка, и ты становишься рабом публики. Тебя держат в этом состоянии,  пока не выдохнешься. Вот почему группы распадаются, они просто вырабатываются.  Через какое-то время музыканты либо расходятся, либо погружаются в этот водоворот”.
Большую часть 1969 года  Джими  прожил  уединенно  в   своем доме в Нью-Йорке с друзьями и мало появлялся на людях. Может быть, у него и могли бы появиться конкретные идеи, но он переключился на Band  of  Gypsys (первоначальное название Sky Church), которую организовал в начале 1970 года. Не исключено, что создание американского черного трио, куда вошли Джими, Билли Кокс и барабанщик Бадди Майлз, стало робкой попыткой Джими задобрить воинствующих черных  националистов.  Он выставлял напоказ свою прическу, которую называли “натурально-африканской”, и включил в репертуар такие песни как “Power Of Soul”, и “Machine Gun” вместо более жизнерадостных и полюбившихся слушателям песен Experience.
Они записали один “живой” альбом в “Fillmore East” в Нью-Йорке в первый день нового года.  Игра Джими,  как всегда, была  великолепной, но общая атмосфера  альбома трудно поддается определению. Пульсирующий аккомпанемент ударных Бадди состязается с витиеватым стилем Митчелла.  Мелодии не отличаются большой оригинальностью и не могут сравниться с самобытностью Experience. Наступила новая фаза с иным музыкальным направлением, имеющим право на существование, но уступающим былому своеобразному звучанию.
На концерте  в “Madison Square Garden” в Нью-Йорке Джими прекратил выступление после нескольких песен и, сказав, что у них ничего не получается, ушел со сцены.
В том же году он  снова  начал  выступать  с  Митчем,  но  на   бас-гитаре играл  Билли Кокс.  В мае Джими признался:  “Я всегда хотел сменить бас-гитариста.  Ноэл явно не годился.  У Билли  более  жесткий стиль,  он  меня больше устраивает.  Я не говорю,  что один   лучше другого,  просто в данный момент мне нужен более жесткий стиль.  Я  не   могу сказать,  что  думаю об Experience сейчас.  Возможно,  мы бы   могли продолжить совместную работу,  но что из этого выйдет и  надо   ли это?  Теперь это уже призрак, он умер, это все равно,  что листать    давние записи в дневнике.  У меня новые планы,  и я хочу  думать  о завтрашнем дне, а не о вчерашнем.
Я не очень доволен альбомом Band of Gypsys.  Если  бы  это     зависело от меня,  я бы его не выпустил.  Как музыкант,  я понимаю,     что запись не очень хорошая,  в некоторых местах моя  гитара  плохо     звучит.  Мы  недостаточно хорошо подготовились.  Мы задолжали фирме   звукозаписи альбом, они на нас давили, и вот что из этого вышло”.
Отдельные фрагменты “Maсhine Gun” звучали точно так как на новогоднем шоу 1969 года в нью-йоркском “Fillmore East”, где Джими посвятил эту композицию “солдатам, воюющим в Чикаго, Милуоки, Нью-Йорке и Вьетнаме”. Исполнены были также попурри из “Little Drummer Boy” и “Auld Lang Syne” в стиле “Star Spangled Banner”. Отмечалось, что его виртуозное исполнение потеряло  театральность. Критики согласились с тем, что, возможно, он вновь “собрался”, но  не прошло и месяца, как он покинул Band Of Gypsys, исполнив всего две песни на благотворительном шоу в “Madison Square Garden”.
Вслед за выпуском американского альбома весной 1970 года с записями концерта в “Fillmore” последовали разговоры о воссоединении музыкантов Experience. Это представляло определенный смысл: после разрыва с Gypsys Джими оказался в одиночестве, Митч со дня выступления в Вудстоке не имел постоянной работы. Оба сохраняли дружеские отношения с Ноэлом, чья группа Fat Mattress выпустила еще один альбом, и от сингла “Naturally” многого ждали.
По мере того, как прибывали новые музыканты для записи альбома, Джими все больше погружался в уныние из-за отсутствия постоянного состава. Такая же ситуация распространилась и на живые выступления. Эти проблемы существовали и у других музыкантов. “Чувствуется, что современная сцена очень отдаляется от групп с постоянным составом в сторону признания индивидуальных исполнителей, - заявил Стив Винвуд в интервью “Melody Maker”.   - Имеется тенденция к перемещению в сторону джазовой сцены, когда музыканты просто играют джем, кому как нравится”. В финальной части концерта Бадди Майлза в лос-анджелесском клубе летом выступили Майлз, органист Грэхам Бонд, Эрик Бердон и Experience. Джими - как с Ноэлом и Митчем, так и без них - теперь участвовал во всех джемах в студии и на сцене с музыкантами всех видов и разных степеней одаренности.
 
НЕСБЫВШИЕСЯ ПЛАНЫ

“Я сделал полный круг и вернулся к тому,  с чего начинал”.
Джими Хендрикс, 1970

Гибкость и восприимчивость Хендрикса, как артиста, всегда позволяла ему выплывать в финансовом отношении, но психологически всегда существовала опасность, о которой кратко сказал другой вечно гастролирующий музыкант Дейв Берри: “В этом бизнесе никогда не знаешь, что ждет  тебя за следующим поворотом”. В интервью “Melody Maker” Джими поделился своими планами создать большую группу, подобно Mothers Of Invention Фрэнка Заппы. На шее у него будет висеть гитара, но она не будет играть ведущую роль, как в Experience или Band Of Gypsys, а будет чем-то типа рожка в джазе. “Ведь что такое, в конце концов,  джаз? Много духовых инструментов, и очень быстрые басовые партии, - уверен Джими, - большинство этих парней ничего, кроме блюзов, не играют”.

***

Ноэл Реддинг продолжал работать с так и не создавшими ни одного хита “Fat Mattress”, а Джими начал гастролировать с Митчелом и Билли Коксом. В Англии  Джими материализовался, словно призрак, в конце августа на третьем фестивале на острове Уайт. Джими прибыл на фестиваль с торжества,  устроенного в Нью-Йорке по поводу создания студии  “Electric Ladyland”,  совладельцем которой он стал. Как и в Вудстоке, шел дождь, выступление сдвинулось на раннее утро. Джими и сам был виноват в этой задержке. Конферансье Джефф Декстер вспоминал: “Ему понадобилось сорок минут, чтобы взять себя в руки. Потом он сказал: “Эй, парни, не могу я играть на этой гитаре”. Затем добрался до центрального микрофона, который спешно ремонтировали и подстраивали Декстер и Маргарет Реддинг, мать Ноэла. Фестиваль был построен в соответствии со старыми  стандартами, составленной программы  не было, исполнителей представляли, почти извиняясь, усилители работали плохо. Джими бесконечно долго настраивал гитару. Раздавались неодобрительные возгласы. Но большая часть слушателей все еще любила Джими  и подбадривала его.
Хотя вот уже несколько месяцев он безуспешно искал новое направление, запершись в студии, на сцене его продолжали воспринимать, как источник  развлечения. И любые паузы и пианиссимо могли  прервать топотом и свистом. А  хуже всего то, что слышались требования исполнять старые песни, такие как “Wild Thing” и “Purple Haze”.
После фестиваля в Вудстоке Джими, Митч и Билли отправились в турне по Европе,  но дальше Германии  и  Прибалтики не доехали:  Билли Кокс заболел,  и гастроли пришлось    прекратить.
Для Джими наступило тяжелое время, но все же он продолжать строить планы на будущее.  “Я сделал полный круг,  -    говорил он “Melody Maker” в сентябре 1970 года, - и вернулся к тому,  с чего начинал.  Я все вложил в эту музыкальную эпоху,  но моя     гитара звучит,  как прежде.  Моя музыка та же, и я не знаю, что еще     можно придумать, что еще можно добавить к ее теперешнему звучанию.
Когда закончилось последнее турне по Америке,  я просто решил    уехать и забыть обо всем.  Я хотел  записывать  пластинки  и   посмотреть,  могу ли еще что-либо создать.  А потом я начал думать.   Думать о будущем.  О том,  что та музыкальная эра,  которую  зажгли  Beatles,  подошла к концу.  Должно наступить что-то новое,  и Джими    Хендрикс будет там.
Мне нужна большая группа.  Я не имею в виду  три  арфы  и  12   скрипок.  Я говорю о группе профессиональных музыкантов, которыми  мог бы руководить и писать для них музыку.  И с помощью  музыки  мы создадим картины земли и космоса,  которые унесут за собой слушателей.
Во время последних неудачных выступлений  в  Штатах  меня  преследовало    чувство, что я больше совершенно не нужен Англии. Я думал, что меня   там забыли. Я отдал им все, что у меня было. Мне показалось, что я им больше не нужен.  Может быть,  они говорили:  “О да, у нас был    Хендрикс, и он был неплох”. Мне в самом деле казалось, что здесь для меня все кончено.
Главное, что доводило меня до безумия, это то, что люди требовали   от меня все больше зрительных эффектов.  Я никогда не любил устраивать большие зрелища. А когда я ничего не выкидывал на сцене, думали, что  я  не в духе,  но я могу паясничать только когда мне этого   хочется.
Я хотел,  чтобы музыка проходила сквозь вас, чтобы можно было  просто сидеть в зале, закрыв глаза, и знать, что именно происходит,  совершенно не обращая внимания на то, что мы показываем на сцене.
Думаю, я стал лучшим гитаристом,  чем был прежде.  Я многому     научился. Но  не узнал о музыке больше, потому что у меня в голове  больше знаний,  чем я из нее извлек.  Если у меня появится  большая     группа, я меньше буду играть на гитаре сам. Я хочу, чтобы мою музыку исполняли другие музыканты. Хочу хорошо сочинять.  Я не  могу сейчас точно сформулировать,  в  каком направлении буду писать,  но я еще   определюсь. И не стану делать много композиций  для  исполнения  на    сцене “вживую”,  потому что собираюсь работать над звучанием, а затем все фиксировать на кинопленке.  Это так захватывающе, можно включить  аппарат и  все  видеть и слышать.  Я так счастлив.  Это должно быть очень здорово”.

***

Через неделю после выступления на острове Уайт аналогичная ситуация наблюдалась на острове Фемарн. Хотя мероприятие планировалось как “Фестиваль любви и мира”, настроение у зрителей было  убийственным из-за ливня и пробирающего до костей холода.
Выступление Джими фотографировали для постеров, и эти фотографии приобрели историческое значение, поскольку, как оказалось, это было последнее публичное выступление Хендрикса. Джими отыграл свою традиционную программу, улыбнулся, помахал рукой и скрылся за кулисами. Навсегда. Вряд ли он знал об этом в тот момент, но исполнение лучших песен на этой заброшенной сцене было, в конце концов, довольно подходящим местом для прощания.

***
16 сентября в среду Джими играл джем в “War” с Эриком Бердоном, который в то время постоянно работал в клубе Ронни Скотта. Джими играл великолепно. Однажды Эрик Бердон сказал о Джими:  “Из всех моих знакомых он - самый безнадежный наркоман”. К несчастью, это определение полностью подтвердилось.
Свидетельства о том, чем занимался Джими в последний день, противоречивы, хотя Чес Чендлер и Элан Дуглас вспоминают длительные обсуждения новых проектов и новых альбомов с Джими, они договорились о следующих встречах.
Эрик Бердон уверял, что Джими написал предсмертную записку,  но больше ее никто не видел, а впоследствии Бердон признался, что говорил это, не соображая (он был в наркотическом трансе). Причиной смерти стало отравление барбитуратами в сочетании с алкоголем, и следствие так и не смогло с уверенностью сказать, была ли это попытка самоубийства или несчастный случай.
Какова бы ни была причина, в больницу Аббатства Святой Марии в Кенсингтоне в пятницу 18 сентября 1970 года, Джеймса Маршалла Хендрикса привезли уже мертвым. Телеоператор Джон Марш, снимавший Pink Floyd, выразил мнение очень многих людей, сказав: “1960-е годы для меня закончились, когда по радио объявили, что умер Джими Хендрикс”.
 
ПОСМЕРТНЫЙ РЕЙТИНГ

“Почему Джими Хендрикса не признали выдающимся композитором нашего столетия, как Джони Кейджа?”
Брайн Ино, музыковед

Еще не успело остыть тело, как воротилы музыкального бизнеса бросились стремительными темпами выпускать альбомы. Сингл “Voodoo Chile”  с альбома Electric Ladyland перескочил в английском рейтинге популярности на первое место и держался там в течение нескольких недель после похорон Джими на кладбище “Гринвуд” в Вашингтоне. Следующий альбом Cry Of Love на обеих побережьях Атлантического океана занял одно из первых мест в хит-параде. В следующем году Hendrix In The West и War Heroes, хотя и не заняли первых мест, но в таблицы рейтинга попали.
Другие антрепренеры тоже собирались выпускать поздние записи Хендрикса. После 1970 года вышло 300 альбомов Хендрикса. Ноэл Реддинг недооценил количество написанного Джими, сказав:  “Они собираются зарабатывать по 40-60 миллионов фунтов в год, но им это не удастся, осталось не так уж много материала”. Но даже в 1988 году продолжали выпускаться пластинки с неизвестными прежде композициями Хендрикса.
Несмотря на интригующие названия, такие как “Вечный огонь Джими Хендрикса” и “Джими Хендрикс в расцвете”, они оказались либо музыкальными ошибками, либо записями, где Джими практически вообще не звучал. В любом случае, никогда Джими не собирался представлять эти записи на суд публики. Это были импровизации на темы известных блюзов. Тем не менее, для действительных почитателей таланта Хендрикса все,  к чему он приложил хоть какое-то усилие, кажется важным.

***

По прошествии времени Эл Хендрикс, отец Джими и его единственный наследник, получил гонорары сына. В 1971 году Эл учредил мемориальный фонд Джими Хендрикса, цель которого - выплата ежегодной стипендии пяти талантливым музыкантам  штата Вашингтон.
Теперь благодаря Джими эти юноши и девушки будут потеть над Шопеном. И хотя их патрон имел все пороки, которые свойственны молодости, он был выдающимся, благородным, добрым человеком с юмором и уникальным восприятием музыки.


***

“Почему Джими Хендрикса не признали выдающимся композитором нашего столетия, как Джони Кейджа? - недоумевал музыкант и музыковед Брайн Ино в 1989 году. - Ведь он - тот, кто показал, что люди думают о музыке, но не нужно быть популярным, потому что тот, кто популярен, автоматически теряет своеобразие в музыкальном отношении”.
Хотя Хендрикс ломал традиционные музыкальные стандарты, как композитор, он не достиг уровня Гершвина. Тем не менее многие музыканты исполняли его песни. Из его современников Род Стюарт в 1972 году попал в десятку хитов в Англии с песней “Angel”, а Эрик Клэптон включил в свой постоянный репертуар “Little Wing” в 1970 году, и эта композиция вошла в его сувенирный альбом ретроспективного концерта в лондонском театре “Rainbow”. Еще больше Джими, возможно, польстило бы то, что Боб Дилан использовал его аранжировку “All Along The Watchtower” c альбома  Electric Ladyland.
Следующее десятилетие подарило “Castles Made Of Sand” в исполнении фолк-рок-музыканта Марка Ти и “Are You Experienced” в исполнении рыцарей “новой волны психоделии” Дево и “Magic Mushroom Band”.

 

ЧАСТЬ II. ВСПОМИНАЯ ДЖИМИ...
 

ЖАНЕТ ДЖЕКОБС: ОН СКАЗАЛ, ЧТО ВСЕ МНЕ КУПИТ

Жанет  Джекобс  была  подругой  Джими еще с Нью-Йорка.     Она - певица, выступала с Д-ром Джоном, Кейком и “Airforce” Джинджера Бейкера. После смерти Джими перенесла тяжелое  нервное  расстройство,  и     лишь более года  спустя смогла снова петь с Мэгги Белл и “Stone the Crows”. Жестами, манерой говорить и двигаться она странно напоминает Джими.
Жанет  рассказывает: “Когда мы  с Джими познакомились,  у него было всего две пары брюк,  две рубашки и гитара - вот и все его имущество.  Но  он верил,  что  станет звездой. “Я буду очень великим”, - сказал он однажды, еще до встречи с Чесом. И еще сказал: “У тебя будет та одежда, которую ты захочешь иметь, когда я прославлюсь”. Он брал каталоги мод и говорил: “У тебя будет это, и это, и это”.
Мы часто гуляли вместе по Нью-Йорку и Лос-Анджелесу. Он был очень чувствительным,  и застенчивость его была неподдельной. Многие считают, что он это на себя напускал, но они ошибаются.  Он прикидывался дурачком, но это было лишь игрой. Он хотел посмотреть, как далеко могут зайти люди в своем стремлении его использовать. Люди звонили ему по телефону, а я сидела рядом, смотрела на него и смеялась. А он говорил: “Я засыпаю... угу... угу...” Потом вешал трубку и хохотал. Наверное, на том конце трубки повторяли: “Алло, алло?” Я думаю, он мог бы стать отличным актером.
Я помню, как однажды  ездила с ним на гастроли, и он отменил концерт. Это произошло в Нью-Йорке. Сказал, что страшно устал и болеет. Повесив трубку, он некоторое время смотрел  телевизор а потом говорит: “Давай куда-нибудь отправимся, где нас не увидят”, и мы поехали в  клуб “Sean” . Нас заметил дорожный менеджер: “А ты, кажется, болеешь?”. А Джими ответил: “Знаешь, можно и выздороветь. Срок никто не устанавливает”.
Думаю, что из-за смерти матери его детство было несчастливым.   Он все время об этом думал.  Он отбирал у меня стакан с выпивкой  и    говорил: “Хватит с тебя”. Его мать пила, и он говорил: “Не пей, пожалуйста, ты одна заставляешь меня плакать, не считая моей матери”.
Он был очень одинок. Именно об этом говорят его песни, например “Wind Cries Mary”. Ребята из других групп часто мне говорили: “Держу пари, ты не знаешь, что он колотит девок так, что они попадают в больницу”. Они думали, что я плохо знаю Джими, а я отвечала: “Может быть, девицы сами его до этого довели”. Я тоже иногда его выводила из себя.  Тогда он просто со мной весь день не разговаривал. Ему нравились такие игры.
Однажды он попытался изобразить самоубийство. И принял две таблетки снотворного. Он думал, что я ушла с одним из музыкантов и приревновал. Когда я вошла в комнату, снотворное как раз начинало действовать. Тем не менее, он поднялся и резко спросил: “Повеселилась?”  А я говорю: “Да нет же!” Он просто меня разыгрывал.
В своей жизни он любил четырех девушек:  меня, Фэй - девушку, с которой он встречался в шестнадцать лет, и Кэти Этчингем. А потом     появилась Моника Даннеман,  но это для него было чем-то вроде отдушины. Он действительно нуждался в доме и подруге.  Всем нам нужно одно    и то же, я имею в виду “Cry Of Love”.
Его смерть произошла в результате многих совпадений.  Он принимал мало наркотиков. Название группы - это он сам. Он постоянно экспериментировал. Прыгал с аэропланов. Выбивал рукой окно. Он хотел, чтобы и я все это проделывала.  Это освобождает эмоции,  как крик во всю силу легких. Джими не был слабым,  просто он попадал под различные влияния. А сам был чувствительным и боялся кого-нибудь обидеть.
Он спрашивал меня:  “Чего ты хочешь?”, - и я не понимала: “Ты о  чем?” И он отвечал: “В соседней комнате можешь взять все, что угодно, бесплатно”. Я спрашивала, откуда, а он объяснял, что принесли фанаты.  Не  для того, чтобы навредить, а просто чтобы привлечь к себе внимание. Там было все:  допинги,  транквилизаторы, “белые молнии”, “красные сердечки” - выбирай”. 
Вы не поверите. Они действительно думали, что все  это он может проглотить одним махом. Так странно, что люди, любившие его, могли его убить. Непреднамеренно, конечно. Он был идолом, может быть, гением,   и они считали,  что он может все. Ему нравилось экспериментировать,     но я никогда не видела,  чтобы он принимал что-нибудь, кроме кислоты. Я знаю, что он что-то нюхал, все что-нибудь нюхают, но я никогда не видела, чтобы Джими кололся.
Незадолго до смерти Джими заявилась Моника Даннеман, показала кольцо и  сказала, что  безумно  любит Джими и что они собираются пожениться.  К  несчастью, я поверила, обиделась и уехала из страны. Джими сказал: “Пожалуйста, подожди”.  Но когда я услышала такое от девушки, что стояла передо мной,  у меня просто ноги подкосились.  Вечером  перед  его  смертью    кто-то ему сообщил,  что я уехала.  Утром его нашли мертвым. Думаю,  что это должно было случиться.
Многие говорили, что после 1968 года он деградировал. Но мне кажется, что Cry Of Love говорит о другом. Я считаю это одним из его лучших альбомов.
 
EXPERIENCE НА ГАСТРОЛЯХ

 ДЖЕРРИ СТИКЕЛЛЗ

Менеджеры, обеспечивающие гастроли, являются неотъемлемой частью жизни рок-музыкантов. Музыканты полагаются на них почти так же, как на свои инструменты. Хороший гастрольный менеджер должен быть и инженером, и чернорабочим,  и  сиделкой, и дворецким, и шофером, и телохранителем,  и психологом. Он в любой момент ждет, что его могут обругать и даже побить, и все же он проявляет собачью преданность, какой не увидишь с феодальных времен.
Дорожные менеджеры, которые могли  выдерживать вспышки гнева музыкантов Jimi Hendrix Experience, были людьми опытными. Им пришлось справляться с одной из первых “тяжелых групп”, которые тратили тысячи на усиление звука, и смотрели на эти затраты со снисходительным презрением. Если возникали какие-то неполадки во время концерта, финал мог оказаться печальным как для оборудования, так и для менеджера. В обязанности дорожного менеджера входило любыми средствами содержать аппаратуру в рабочем состоянии.
Немногие выдерживали работу с группой Хендрикса. Эрик Бэррет, крепкий парень, не обращавший внимания на всякую чепуху, любил Джими и оставался с ним до конца. Эрика Бэррета из Глазго нанял Джерри Стикеллз. Последний, в основном, занимался коммерческой частью гастролей, а Эрик следил за выступлениями.
Теперь для них те гастроли с Experience превратились в туманные воспоминания. Им трудно вспомнить даты. Какая девица была в Лос-Анджелесе? А где сломался грузовик? Кто украл аппаратуру? Но если многие детали забылись, то они помнят, что это был период постоянных волнений.
Джерри Стикеллз и Эрик Бэррет были рядом с Джими, Ноэлом и Митчем все пять безумных лет. Сейчас Стикеллз работает в Нью-Йорке, в студии “Electric Ladyland”, совладельцем которой был когда-то Джими, а Бэррет работал с вокалистами Джеймсом Тейлором и Кэтом Стивенсом. Джерри Стикеллз был дорожным менеджером и личным помощником Джими с момента создания Experience до конца cуществования группы. Он занимался коммерческой частью гастролей и честно признается, что особенно не вникал в музыку. “Просто я не люблю громкий рок-н-ролл”, - говорит он. Но ему обидны предположения, что  Джими когда-либо не понимали и не принимали, и он не желает слушать нападки на Джимми, которые последовали за его смертью.
Джерри пришел в Experience по протекции Ноэла Реддинга: “Я вообще-то нигде не работал до этого, просто болтался с разными группами. Мы с Ноэлом - земляки, и  были знакомы. Он и вправду нашел мне работу, как только приехал в Лондон, чтобы играть с Эриком Бердоном, а стал бас-гитаристом у Джими. Их первое выступление состоялось в Париже с Джонни Холидеем, а я к ним присоединился после их возвращения.
Все так быстро пришло в движение, а я учился вместе с ними. Когда мы впервые  выступили, это оказалось слишком громко для клубов -  просто в  то время такой громкой музыки еще не существовало.
С Джими очень легко было ладить - сначала явно легче, чем потом - потому что он хотел преуспеть. Он был очень целеустремленным, казалось, что он отлично знает, чего хочет. Возможно, менеджеры и помогали ему воплотить идеи на практике, но он точно знал, чего хочет от группы.
  На репетициях Джими говорил: “Мы сделаем так и так”, и, в основном, так все и происходило, и все было очень дружелюбно - вот только Митч все время опаздывал! Но этим он и прославился.
Когда мы начали работать, это были выступления по стране в клубах за 18 и 20 фунтов. Когда мы приехали в Америку,  все началось сначала.  Торможение включилось в те несколько месяцев до их раскола, когда они устали друг от друга.
Джими не надоела музыка?
Ну, думаю, что с ними произошло то, что и с большинством групп - им действительно надоело исполнять то,  что хотела слушать публика. Они очень много работали - два представления в день, и у них были  очень утомительные гастроли по Штатам. Мы объехали 47 городов за 54 дня. Они, наверное, очень устали.  Самым большим желанием Джими было уйти от этих шоу с разбиванием гитар и просто играть. Но трудно приучить к этому слушателей. Они все время ждали, что он подожжет гитару или разобьет усилитель. Он хотел это изменить. Но думаю, что он всегда в глубине души знал, что если выступление пойдет не так, как надо, он всегда сможет их покорить, и зрители скажут, что шоу было великолепным, если  он развернется и перебьет усилители.
После того, как группа распалась, Джими некоторое время ничего не делал. Пробовал играть с разными группами, но никогда не был с ними счастлив. Думаю, что в этот период и, возможно, в то время, как существование  Experience  подходило к концу, он почувствовал себя опустошенным. У него, должно быть, иссякли идеи. Он играл на гитаре, но мне всегда казалось, что он пытается сделать что-то еще. На своем последнем альбоме Cry Of Love он вновь очень далеко продвинулся, как композитор, и был этим доволен. У него был тяжелый период недовольства собой, когда ему не нравилось ничего из того, что он играл и писал. То, что он записывал на магнитофон дома, звучало так же, как его старый материал, и он сам это понимал. И очень огорчался.
Их последнее выступление состоялось на стадионе “Denver”  не то в августе,  не то в сентябре 1969 года. Я помню это выступление, потому что на нас набросились,  и толпу разгоняли слезоточивым  газом, нам пришлось запереть Джими в грузовике с оборудованием, чтобы оградить от толпы. Сцена находилась на футбольном поле, и собралось примерно тридцать-сорок тысяч подростков, а охрана была слабо организована. Кордон полицейских бросал в публику гранаты со слезоточивым газом,  чтобы усмирить. И, разумеется, весь газ относило ветром   на нас.
Но подростки  вырвались  вперед,  и ничто не могло их остановить, они просто пересекли футбольное поле и облепили сцену, там не было никаких заграждений.  Нам пришлось отступить к грузовику с аппаратурой, запереть в нем группу и ехать прямо  сквозь  толпу.  Это  напоминало убийство, но другого выхода не было. Они продавили крышу грузовика так, что она стала плоской.
Помимо проблем, связанных с надоевшим сценическим образом, что еще огорчало Джими?
Ну, огорчало его то, что вокруг толпилось так много народа, а он был не из тех, кто может кого-нибудь выставить вон. Он не мог этого сделать даже если кто-то был ему по-настоящему неприятен. Иногда он просил нас сделать это за него. А потом у меня вошло в привычку всех, кто подворачивался под руку, выталкивать вон, и тогда Джими говорил: “Нет, не надо, пусть они останутся”.
Как на него влияли деньги и сколько он зарабатывал?
Когда он завоевал известность, мы стали организовывать и рекламировать большинство шоу самостоятельно.  Он зарабатывал от 18.000 до 60.000 долларов за вечер. В Девоншир Даунз, в Штатах, мы заработали 100.000 долларов за 45 минут плюс проценты, которых мы так и не получили. Было много неразберихи.
Джими беспокоило, что он цветной?
Для меня Джими не был черным - он был белым. Он и не думал как цветной и, конечно же,  он не обращался к цветной аудитории. Он не играл “черную” музыку. Это совсем не означает, что он им не симпатизировал. Он просто не думал об этом. С ним можно было шутить по этому поводу.
Происходило ли это из-за его окружения или потому что он побывал в армии?
Не думаю, что это связано со службой в армии, потому что в армии в ту пору все еще существовали предрассудки. Может быть, это связано со школой, и его мать не была черной, она  индеанка. И отец - очень легкий человек, мачеха - японка, он и не мог думать, как черный.
Его отец был садовником, сейчас на пенсии. Родители вряд ли понимали, что такое Джими. Они знали, что он - звезда, но поскольку они люди старшего возраста, то не очень интересовались его музыкой.  Когда он демобилизовался, то не поехал домой, а начал играть в гастролирующих группах. Так что когда мы выступали в Сиэтле, он там давно не был. Полгорода оказались его родственниками, они все толпились за сценой.
Мэр города был на его похоронах. Я ездил в Лондон за результатами вскрытия и перевозил тело в Сиэтл. Похороны были действительно шикарными. Приехало очень много народа, и зрелище того стоило. Трудно сказать, сколько присутствовало человек. Я насчитал примерно 25 лимузинов. Артистов было немного, Джон Хэммонд младший, Бадди Майлз, много агентов. Думаю, Джими больше всего понравилось бы то, что мы сняли зал, достали инструменты, и музыканты играли джем.  Мы достойно его проводили”.
Были ли у него близкие друзья?
Нет, не думаю, чтобы он с кем-то дружил.  Он со всеми был разным. Я знаю его только с одной  стороны.  Полагаю,  что нет такого человека,  который бы по-настоящему знал,  что такое Джими или что он думает по тому или иному поводу,  хотя масса людей  заявляет, что они его отлично знали.
У него  никогда  не было недостатка в женщинах,  но не думаю,   что хоть с кем-то у него было что-то серьезное.  Иногда в течение какого-то   времени у него была подружка,  но такой,  которую он мог бы назвать “своей старушкой”, своей единственной, не было. Конечно же, была Девон, она всегда болталась поблизости,  упокой, Господи, ее душу. Она покончила с собой несколько месяцев назад в Нью-Йорке.  Снималась в фильме о наркоманах,  проходила  курс  лечения и во время съемок покончила с собой. Девон Уильсон много лет была группи,  он с ней встречался одно время.
При жизни Джими я так и не  познакомился еще с одной пташкой,  Моникой  Даннеман. Она подвернулась, потому что прежде встречалась с Эриком Бердоном, по-моему, она больше раздувает эту историю, там ничего серьезного не было.
Я был одним из его друзей - он знал, что я не в восторге от его музыки, но это не мешало нашей дружбе. Я - не  фанат громкого рока. Но это не было предметом споров между нами, мы только шутили по этому поводу. Я был другом, но никогда не знал, о чем он думает на самом деле.
У него было потрясающее чувство юмора, и когда мы с ним путешествовали, я от души развлекался. Не думаю, чтобы он чем-то всерьез интересовался кроме музыки. Иногда в самолете он спрашивал о чем-нибудь, о чем прочитал в газете, обычно он о таких вещах не задумывался. Он не тот человек, который интересуется политикой. Многие пытались использовать его имя в политических целях. Однажды его попросили пойти к Белому Дому встретиться с Никсоном по какому-то молодежному вопросу, но все отменилось, да он бы и не пошел.
Когда он уже стал очень известным, многие представители движения “Власть черным”  пытались перетянуть его на свою сторону, но у него душа к этому не лежала”.
А как он ладил с руководством?
“В общем, думаю, хорошо. Ни один рок-музыкант так хорошо не ладит с менеджером. Они вечно спорят. Джими приходил в офис только когда ему нужны были деньги или время для работы в студии. Там он проводил все свое время - он чувствовал себя счастливым, записывая в студии свои композиции.
Думаю, что живые выступления ему нравились, но ему легче было работать в студии.  Но он был бы гораздо счастливее,  если бы сделал шоу. На сцене он был великолепен. Когда у тебя столько денег и столько людей на тебя работает, просто нельзя сказать, что ты не хочешь сделать шоу. Публика ждет.
Главной сложностью всегда было поднимать музыкантов по утрам. Они обычно говорили: “А эти двое уже поднялись? Не встану, пока они не встанут”. И ты ходишь от одного к другому и начинаешь врать. “Да, остальные уже встали, они в вестибюле гостиницы”. Труднее всего было будить Митча. В Штатах нам приходилось вышибать двери гостиничных номеров и перепиливать дверные цепочки. Он накрывал телефон подушками и не слышал звонков.
Как, оглядываясь назад, вы воспринимаете те годы, что провели с Experience?
Думаю, у нас было больше хорошего, чем плохого, особенно когда мы только начинали, в те дни, когда мы ездили на гастроли с Кэтом Стивенсом, Энгельбертом Хампердинком и Walker Brothers. Трудно представить себе более неподходящее сочетание! Забавным был вечер, когда Джими впервые поджег гитару. Вы бы видели лицо    Тито Берна, когда она запылала. Произошло это в лондонской старой “Астории” в парке “Финсбери”. Конферансье бросился помогать тушить огонь и обжег руку. А потом, когда производилось расследование и пытались обнаружить причину возгорания, я убирал микрофоны, и они не заметили баллончик, который Джими зашвырнул в оркестровую яму.
Затем произошла эта история, сразу после того, как The Cream прогремели, мы готовили телешоу Лулу, которое должно было выйти в прямом эфире. А Джими посвятил номер The Cream  и проиграл композицию до конца передачи, так что на последнее выступление Лулу не хватило времени. Продюсер рвал на себе волосы.  Но уже ничего нельзя было поделать.
Поездка на фестиваль в Монтерей тоже была очень веселой,  поскольку это напоминало начало нашей работы. Джими завоевал огромную популярность в Англии после выпуска пары хитов. А когда мы отправились в Штаты, к нам относились как к какой-то второстепенной группе. Но он очень хорошо держался и всех потряс. Запись, сделанная в ту пору, стоит того, чтобы ее послушать, потому что она демонстрирует, какая это была классная группа. Позднее она уже не была такой сильной, потому что они совсем не репетировали, и я думаю, им надоело играть все время одни и те же песни.
Стихи Джими имеют для вас какой-то смысл?
Да я особенно не вникал в его стихи. Меня больше заботила коммерция.  Он много писал. Обычно он что-то набрасывал на бумаге в самолете. Мне кажется, ему не составляло большого труда писать. Он обычно записывал сначала музыку в студии, потом писал слова, пока остальные музыканты уходили на часовой перерыв.
А кто из музыкантов оказал на него влияние?
Помню, он часто слушал Мадди Уотерза, еще блюзы. В основном  собирал блюзы,  он из Штатов привез много такого, чего я никогда прежде не слышал.
А какие альбомы еще предстоит выпустить на студии “Electric Ladyland”?
Процесс редактирования и компоновки очень долгий, осталось более 200 коробок с магнитофонными записями. Многое надо прослушать, выбрать интересные куски и сделать из них что-то подходящее,  а на это требуется много времени. Мне кажется, что мы уже отобрали лучший материал. Но если кому-то захочется выпустить альбом с джемом, мы не будем возражать. Наш следующий альбом будет назван War Heroes.
Какие у Джими были планы перед смертью?
Ну, он собирался на гастроли в Германию.  И должен был выйти  альбом Cry Of Love. Думаю, он мог бы написать больше песен такого плана как “Cry Of Love”. Когда он только начал записываться на пластинки, то сочинил много мелодий,  все они звучали  в  его  голове,  он столько всего хотел воплотить. И, наверное, то же происходило, когда он делал Cry Of Love.  Он долго бездействовал,  а теперь у него    возник целый поток идей”.

 
ЭРИК БЭРРЕТ

Эрик Бэррет работал с Nice в Англии до того, как пришел в Experience и начал гастролировать по Соединенным Штатам Америки и Европе. “Я хочу рассказать о Джими только хорошее”, - говорит Эрик, живущий сейчас в Лос-Анджелесе. Сейчас он работает с Джеймсом Тейлором, Тони Джо Уайтом и Кэтом Стивенсом.
“Я познакомился с Джими, когда работал в театре “Saville” с Cubas. Они выступали в одном концерте. Он казался стоящим парнем, с которым хотелось бы работать, но ясно как день, что с моей стороны было бы нахальством даже и думать об этом. Но однажды вечером после того, как “Speakeasy” сгорел, я отправился в “Blaises”. Подошел Ноэл Реддинг и сказал: “Я тебя разыскиваю. Наш дорожный менеджер начудил в Штатах. Завтра мы должны ехать в Милан. Тебе работа нужна?”. Я сказал, что поговорим об этом позднее.
Домой я приехал в 4.30 утра пьяный. Джерри Стиккелз позвонил в 7.30 и   сказал: “Хочешь съездить в Милан?” С тяжелой похмельной головой я отправился в контору. Мы сели в самолет и прилетели в Италию, где они выступили в клубе “Piper”.
Это происходило в 1968. Оборудование все было переломано, поскольку они только что закончили турне. После каждой песни Джими на меня орал. Усилители плохо работали, напряжение прыгало.  Джими все время кричал: “Что за дела?” А я ответил: ”Понятия не имею. И  ухожу!”
Но Джерри мне сказал , что все в порядке. Я объяснил, что аппаратура неисправна, а Джими извинился и сказал, что не хотел повышать на меня голос. Через пять дней пребывания в Италии я очень привязался к нему и понял, что он пытается делать.
Нам нужно было починить аппаратуру. Один парень из Лонг-Айленда по имени Тони Фрэнсис, гений по части усилителей, все исправил.  Я объяснил ему, что Джими играет все на десятке  - бас, дискант, все. Я сказал, что усилители не  выдерживают больше одного выступления, горят.
Тони все разобрал, потом снова собрал. Он все переделал, и однажды вечером Джими их испробовал. Они работали.
Мы попробовали усилители Sun, Джими их только что сжег. Поэтому мы взяли Marshals. Джими всегда ими пользовался, а Ноэлу больше нравились Sun для  бас-гитары. Когда я испытывал аппаратуру, у меня получалась только “обратная связь”. Джими мог это регулировать пальцами, и я до сих пор не могу понять, как это ему удавалось. Он был гениален.
Мы возили с собой две дюжины коробок с инструментами, две дюжины педалей. И у нас были запасные инструменты - 13 гитар и обломки разбитых гитар. Он бил новые гитары - они для него ничего не значили. Он любил свои гитары, старые он никогда не разбивал. Ему нравилось бить гитары - это помогало ему снять нервное напряжение, а публика неистовствовала. Я действительно думаю, что он получал от этого удовольствие. Из старых  обломков я собирал новые гитары, и он их снова бил.
Для блюзов он всегда брал черный Gibson Flying Arrow или Gibson Le Paul. Я оставил эту гитару себе и ни за что ее не продам даже если придется голодать. Черный Gibson был перестроен для игры левой рукой. Он обычно перетягивал струны на гитаре так, чтобы все колки были сверху. Он не мог играть на гитаре для левшей, тогда колки были бы внизу”.
Как вы объясняете периоды спада, которые наступили вслед за успехом Джими?
Должно быть, у него материал был на исходе. Среди гитаристов он был королем.  А как может чувствовать себя  король,  у  которого иссякли идеи?  Придумав что-то новое, он чувствовал себя счастливым.    Однажды утром в Лос-Анджелесе, это было как раз  перед тем,  как его арестовали в Торонто, он вызвал меня в полночь и стал рассказывать о своих грандиозных планах. Он говорил: “Мы будем делать только два шоу в неделю,  сделаем большой навес,  как в цирке,  и установим посреди поля. Там  поместится много людей,  но мы не будем делать билеты очень дорогими, и у нас будет собственная охрана, чтобы не вязаться с полицией”.
Он придумал  конструкцию  вращающейся  сцены,   оборудованной     подъемниками. Сцена будет в форме телевизора, и все будут сидеть на   диванах, это должно входить в программу, он действительно хотел так   сделать, и  я  слушал  его  до половины десятого утра,  у него были  очень интересные идеи.  А через две недели его арестовали в Торонто  за хранение героина,  и он был совершенно подавлен. Боялся, что ему   дадут десять лет,  а он был совершенно ни при чем.  Какая-то девица бросила сверток в его сумку.  Он плохо себя чувствовал, собираясь в аэропорт. Пожаловался, что у него голова раскалывается, а эта девица сказала:  “Это поможет от головной боли”.  А он и не  посмотрел,     что у него в сумке.
Все те годы, что я был с ним, я не видел у него шприца. Конечно, он курил анашу и принимал допинг. Но наркоманом он не был. Я никогда не видел, чтобы он всерьез увлекался наркотиками. Он пробовал “кислоту”. Такая фаза бывает в жизни любого, но она быстро проходит. Да, “кислота” могла изменить его личность. Не знаю точно, я лично всегда много пил.
Его  очень расстроил арест, он долго ничего не мог делать. Джерри был с ним, когда его арестовали. Я поехал в Торонто, там все выглядели так, словно самолет разбился. Потом мне рассказали, что произошло. Но его потом отпустили, все обвинения с него сняли. На пресс-конференции он сказал: “С сегодняшнего дня все это похоронено. Я собираюсь выступать”.
Потом он выступил в Вудстоке и исполнил шесть композиций с Митчем на ударных, Билли Коксом на бас-гитаре и музыкантом Джумой на конгах. Они выступили в нью-йоркском клубе, но Джими группа не устраивала. Остальные парни просто играли джем.
Перед Вудстоком он работал с Бадди Майлзом. Они выступили три раза с Band Of Gypsys и сделали альбом. Единственное, что я о нем слышал,  это что его не смогли выпустить.  Они выступили в телешоу Джонни Карсона, у Джими сломался усилитель, и он ушел со сцены”.
Зачем Джими пытался экспериментировать с “Band Of Gypsys”?
Был такой момент, когда Джими ввязался в движение “Власть черным”, многие пытались его всерьез втянуть в это, но долго это не продлилось. Они ему сказали, что он должен работать со своими братьями по крови, и он пытался. Но я думаю, что и Бадди Майлз, и Джими были лидерами. Бадди играл на гитаре так же хорошо, как на ударных, и произошло столкновение двух личностей, что сделало существование группы невозможным.
В 1970 мы прилетели на остров Уайт. Прошлым вечером мы с Джими были на открытии студии “Electric Ladyland” в Нью-Йорке. У нас еще не прошел хмель после презентации, и хозяйка нас разбудила... в Лондоне. Он два года не выступал в Англии. Все газетчики пришли нас встретить, он был очень счастлив. А через две недели он умер.
Ему так многое хотелось сделать. У него были большие творческие планы. Он записал Cry Of Love, у него была своя студия звукозаписи, и он хотел  делать новые записи.
Его самая большая проблема в том,  что, когда он хотел сыграть что-то новое,  публика требовала “Hey Joe” или “Fire”. Он просто     бесился и  говорил:  “Я  вам  не шарманка”.  А когда хотел показать     что-то новое, к этому не были готовы, поэтому он хотел, чтобы сначала выходила продукция (альбомы).  Тогда слушатели будут знать новые композиции.
За  время нашего знакомства он почти не менялся. Он только стал выглядеть здоровее. Прежде он был очень худым. Вспомните период “Lord Kitchener’s Valet”, у него было такое замученное лицо. Но все это ерунда про то, что у него в волосах какая-то дрянь завелась. Он просто коротко подстригся для разнообразия.
Сколько я помню Джими, он всегда хотел, чтобы все всем делились. Он знакомил людей между собой, старался создать другим ребятам рекламу. Он никогда не был эгоистом. Людьми, которые его знали, были Митч, Ноэл, Стикеллз и несколько девушек.
Его любимыми группами были Chicago, ему нравился их гитарист Терри, Zeppelin и The Cream. Он много играл из их альбомов. А его героем был Боб Дилан. Не знаю, были ли они знакомы.
 
ГЛАЗАМИ ГАЗЕТЧИКА

Бывший репортер “Дейли Экспресс” Робин Тернер знал всех ведущих рок-музыкантов.  И хотя он никогда  не  работал  с  Джими,  они  встречались в компаниях, и он по-своему воспринимает характер и проблемы Джими.
“Для Джими одно из главных удовольствий  составляли  женщины.     Он был  очень  эротичен  и  имел много любовниц,  но мало с кем был     по-настоящему близок,  и они мало что значили для него. И хотя каждая из его подружек утверждает,  что Джими посвятил “Little Wing” ей,   думаю, он написал эту песню для всех сразу. Насколько мне известно, у него  была близкая связь только с одной  девушкой,  с  Кэти Этчингэм,  хотя  женщин у него,  конечно,  было много.  Он жил с Кэти в  квартире на Брук стрит примерно три года.  Это над рестораном “Мистер Лав”. Позднее Кэти вышла замуж за шофера Эрика Клэптона. Джими познакомился с Кэти, кажется, на второй день после приезда в Англию, и они жили вместе - то сходились то расходились .
Были и  другие девушки,  но к тому времени,  как из его жизни     ушла Кэти,  он уже прошел ту стадию, когда нуждаются в одной подруге. Ему нужен был просто кто-нибудь для  компании.  Он  однажды  признался мне,  что ему не нравятся оргии со многими девушками.  Но     именно так он и развлекался, и очень часто. Он был очень ненадежным. Рассказывал истории о леденящих  душу  финансовых  крахах.  Думаю,  он просто не мог не преувеличивать. И его выдумки были куда  интереснее жизни.
Да, его интересовали деньги. Он заявлял, что потерял деньги или ему не заплатили. Но всем известно, что поп-звезды не занимаются финансовыми делами.
Пожалуй, самое грустное в его смерти то, что его похоронили     в Америке.  Он ясно говорил, что хочет покоиться у Темзы, в Англии.     Он просил:  “Если я умру,  не хороните меня в Сиэтле,  там слишком     холодно и уныло”.  Он любил Англию и не любил Сиэтл.  И  не  хотел,     чтобы на  его похоронах люди горевали.  Он хотел,  чтобы все надели  его старую одежду и танцевали.  Но во время похорон решили, что это     неприлично.
Он много говорил о смерти. Любил жизнь, но не надеялся, что доживет до старости. Я часто видел его в различных компаниях в то время, когда он собирался менять менеджеров. Он никому не верил до конца. Не было ни одной души в целом мире, на кого бы он рассчитывал. Он не очень доверял Майку Джеффери. Но для него это был вариант плута, “от которого знаешь, чего можно ждать, а другой может быть еще хуже”.
Он уже пережил успех в Америке перед тем, как приехать в Англию. Он играл на бас-гитаре и спал на полу, но деньги его никогда не волновали. Только когда он стал получать большие деньги, он стал ими интересоваться. Самые большие суммы он тратил на наркотики. В 1969-1970 он принимал много наркотиков. Днями он находился в трансе, заперевшись в какой-то квартире в Нью-Йорке.  У него волосы стали выпадать пучками. Лицо стало скорее серым, чем черным. Он обычно сидел в “Speakeasy” и отпускал непристойные шуточки в адрес проходящих мимо девушек. А часто пропадал. Его никто не мог найти.
Он нюхал героин. Под конец уменьшил дозы. Я думаю, он начал завязывать, и если бы он остался жив, может быть, ему бы удалось справиться. Он был потрясающим блюзовым гитаристом, и ненавидел то,  что делал  на сцене,  но Чес Чендлер и Майк Джеффери уговаривали его устраивать эти представления. И это связало его навсегда. Он не хотел насиловать гитару на сцене. Он мчался в поезде дальнего следования и не знал,  как этот поезд остановить.  Я всегда чувствовал, что у него депрессия, даже во время самых безумных выходок в “Speakeasy”. Он попался на крючок,  играя роль Джими Хендрикса.  Но, полагаю, он и сам в    нее поверил. Говорил он об этом очень цинично, но когда ему нужны были большие деньги, он играл роль и верил в нее сам. Позднее  Джими понял, как трудно вернуться назад. Я все время вспоминаю телешоу Лулу, когда он начал играть “Hey Joe”, а затем сказал: “Ну, хватит”, - и сыграл “Sunshine Of Your Love” и посвятил это Джинджеру, Джеку и Эрику .
Иногда он бывал жесток. Рассказывали, что  однажды в Лос-Анжелесе он запустил кирпичом в одну девушку. Иногда бывал тихим и вежливым и сам не понимал,  почему  совершал такие поступки. Но совершал. Его немножко побаивались, потому что никогда нельзя было сказать,  какой Джими Хендрикс перед вами. Мне всегда казалось, что он не общается с людьми, а устраивает для них представление.  Не думаю, что в мире есть хоть один человек, кому бы он доверял,  правда,  Эрик  Бэррет  и  Джерри Стикеллз были с ним наиболее    близки.
С Эриком  Клэптоном  у них были странные отношения.  Они друг  друга безгранично любили,  хотя виделись редко.  После смерти Джими  Эрик Клэптон три дня рыдал: “Как он мог уйти и оставить меня?” Он воспринял уход Джими, как уход Роберта Джонсона. Эрик тоже хотел поступить как Роберт Джонсон:  несколько лет триумфа - и уйти. Но именно так поступил Джими.
Хендрикс играл с Клэптоном в студии “Island”, когда они оба записывали альбом Стива Стиллза. С ними тогда работал и Джек Брюс. Джек и Джими обдумывали вопрос о создании группы. Одно время существовал план объединения Эмерсона, Лейка, Палмера и Хендрикса. И он действительно записал с ними несколько композиций.
Джими хотелось иметь успех. Но потом он не смог выбраться из этой колеи и стал циничным и недоверчивым. Он не был дурачком. При других обстоятельствах я мог бы его представить банковским клерком - он разговаривал вежливо, спокойно, четко выговаривал слова. Может быть, он и предпочел бы такой стиль жизни. Но попался.  Он действительно был необыкновенным гитаристом. Такого больше не будет.

 
“НАЗЫВАЙТЕ МЕНЯ ГЕЛИЙ”

 “Я просто хочу,  чтобы мысли людей стали легче,  ведь    сейчас  звучит  так  много тяжелых песен.  Музыка “тяжелеет”,  становясь  почти  непереносимой.  Когда  вам  станет особенно тяжело, назовите  меня  ГЕЛИЙ-  это самый  легкий  из  известных    человечеству газов...”
Джими Хендрикс

Сразу после своего выступления на острове Уайт, за несколько недель до смерти,  Джими дал одно из своих последних интервью Кейту Альтману в Лондоне и попытался объяснить те изменения, через которые он прошел, говорил о будущем.
В чем причина появления “нового, покорного Джими Хендрикса”?  (Пауза, Джими смеется).
Я и сам не знаю. Я изменился. Полагаю, есть  другие темы для разговоров. А я пока тихо посижу. Я просто хотел на время уйти со сцены, поиграть с друзьями. Я менялся и переходил на более тяжелую музыку. Это невозможно делать втроем. Я хотел расширить состав группы. Но думаю, придется  снова вернуться к группе из трех музыкантов, найду другого бас-гитариста и снова зазвучу громко.
Не беспокоит ли вас то, что новый имидж покорного человека лишит вас таинственности?
Все переживают такие перемены - это как появление на свет. Существует Mountain и эти новые группы. Cactus и что там еще?  Эти ребята выглядят иначе, теперь у них волосы стали длиннее, они носят больше бижутерии, украшают себя бусами, но я делал это просто потому, что чувствовал, что слишком громко звучу или что-то в таком роде. Я хотел сделать менее зрелищными свои выступления, чтобы люди меня слушали. Я не знаю, слушали меня или нет. Через какое-то время до меня стало доходить, что происходит. И это вернуло меня к реальности, я подстригся, снял кольца одно за другим. Ха, ха. Нет, не надо было начинать с такой рекламы.  Я сам виноват отчасти. Я говорил себе, а не разбить ли мне сегодня вечером гитару или еще что-нибудь. И они говорили: “Да, давай, давай!” А я спрашивал: “Вы действительно думаете, что я это сделаю?” А они говорили: “Да, это будет здорово!” И тогда я сам себя  накручивал, копил злость, чтобы проделать то, что они хотят. Но я не продумывал заранее представление, но то, что я делал, меня развлекало. Я не понимал, что это злость, до тех пор, пока мне не сказали - это же разрушение. Наверное, любой хотел бы иметь такое место, где можно отпустить тормоза. Для меня таким местом стала сцена.
Что вы думаете о своем выступлении на острове Уайт? Довольны ли вы результатами?
Там был такой сумбур, я совершенно растерялся. У меня даже не было возможности продумать репертуар. Только знал, что сыграю “God Save The Queen”. Я был счастлив просто выступить. Но я не знал, что и в какой последовательности играть. Мне бы хотелось иметь одну большую группу и одну маленькую и, может быть, отправиться с одной из них на гастроли. Мы пытаемся организовать следующее турне по Англии вместе, и нам определенно требуется новый бас-гитарист. Билли Кокс от нас откололся. Я с ума сойду скоро. Иногда не знаешь, что им всем нужно, но сейчас мне трудно что-либо сказать с уверенностью, поскольку кое-что произошло.  Сейчас мне надо просто отдохнуть и поразмышлять.
Считаете ли вы, что вас достаточно ценят, как создателя песен? Считаете ли свой имидж удачным?
Может быть, у меня и неплохо получается, я и сейчас пытаюсь осуществить кое-что из задуманного. Я пишу только то, что чувствую. И я не очень-то это шлифую,  материал почти совсем сырой. А слова такие бесцветные, что никто не может  их понять. А когда мы выступаем - прыгаем, носимся - люди только смотрят на то, что предстает у них перед глазами, а про то, что слышат, забывают. Я пытаюсь делать слишком много вещей одновременно, такова моя природа. Ненавижу сидеть в углу. Ненавижу, когда меня считают только гитаристом, или только автором песен,  или чечеточником! Мне нравится движение.
На что бы вы хотели обратить внимание людей помимо своей музыки. В морали, политике?
Я просто хочу,  чтобы мысли людей стали легче,  ведь    сейчас  звучит  так  много тяжелых песен.  Музыка “тяжелеет”,  становясь  почти  непереносимой.  Когда  вам  станет особенно тяжело, назовите  меня  гелий -  это самый  легкий  из  известных    человечеству газов...
Что вы думаете о популярной музыке? Изменит ли она мир или она является отражением мира?
Она - отражение.  Отражение, подобное блюзу. И новый тип музыки пытается пробиться на свет. Это не обязательно должна быть солнечная музыка, просто облегченный тип музыки, в которой меньше тревоги и больше смысла. Вам не нужно все время петь про любовь, чтобы ею заниматься.
Что бы вы  хотели изменить в мире?
Не знаю. Может быть, на улицах  должно быть больше  цвета. Что бы ни происходило, это должно иметь шанс стать достоянием гласности. Будь то новая идея, новое изобретение или новое направление мысли, о них должны хотя бы знать. Не хотелось бы тащить на себе старое бремя. Приходится быть уродом, чтобы отличаться от других. А к уродам относятся с предубеждением. Нужно говорить определенные вещи, чтобы быть с ними. И чтобы быть со всеми, нужно коротко стричь волосы и носить галстук. Мы пытаемся создать третий мир... Но мне кажется, что человек должен изменить себя для того, чтобы стать живым примером того, о чем он поет. А чтобы изменить мир, вам нужно прежде всего привести в порядок свои мозги.
Музыка Джими Хендрикса сердитая? Она протестует против истеблишмента?
Да нет, моя музыка не протестует, но если бы это зависело от меня, то такого понятия как истеблишмент не существовало бы. Я пою блюзы - вот и все. Современные блюзы.
Увлекаетесь ли  вы политикой?
В общем, нет. Я был готов в это ввязаться, но у всех бывают такие этапы в жизни. Все это слышно в музыке. У нас была одна песня, называлась она “Straight Ahead” и в ней слова типа “власть - народу, свободу - душе, передайте это молодым и старым, к черту героев, важно человеческое общение”.
Поговаривали, что вы  изобрели психоделическую музыку...
Ха-ха, сумасшедший ученый. Я скажу вам правду. Я совсем недавно услышал о том, будто многие считают, что когда я делал Are You Experienced? , то был в наркотическом трансе. Когда мне такое сказали, я удивился: “Черт подери, где же была моя голова, когда я такое говорил?” Я не считаю это изобретением психоделической музыки, я просто задавал вопросы. То, что я пишу - это столкновение между реальностью и фантазией. Нужно фантазировать, чтобы показать различные стороны реальности.
Что из записей Experience отложено про запас и что мы услышим в следующую очередь?
Ну, думаю, что мы сделаем эту вещь под названием “Horizon”, и еще “Astral Man”, где говорится том, что душа должна жить в мире, и прочее. Разве это психоделические мысли? Не знаю, что это слово значит. В самом деле. Значит ли это, что вы говорите одно, а думаете другое? Или вы можете извлечь три разных значения из одного и того же? Это они имеют в виду?
Не содержится ли здесь намека на ЛСД?   
Вы имеете в виду конкретно ЛСД? Вы подразумеваете именно такой тип сознания? Да, нужно дать им попробовать немного погрезить, чтобы можно было потом еще раз послушать. Грезы возникают от разного настроения, знаете ли.
Считаете ли вы, что у вас достаточно денег, чтобы жить в комфорте и не зарабатывать больше?
Не думаю, что денег у меня достаточно. Потому что я хочу просыпаться утром и сразу из постели скатиться в бассейн, потом подплыть к столику с завтраком, выйти на свежий воздух и выпить апельсиновый сок, затем приплыть в ванную и... побриться. Нет, я не хочу жить в роскоши. А это разве роскошь? Может быть, я буду жить в палатке над  горным ручьем.
 
ВОСЕМНАДЦАТОГО В ПЯТНИЦУ

Когда Джими умер, первым предположением было, что это произошло из-за передозировки наркотического препарата. Вторым предположением стало - самоубийство.
Джими умер в пятницу 18 сентября 1970 года. Ему стало плохо в     квартире его подруги Моники  Даннеман в Лондоне,  и  по  дороге  в  госпиталь     “Сент-Мери Эббот” в Кенсингтоне он скончался.
Расследование производил медсудэксперт доктор Гейвин Терстон 23 сентября. Он попросил отложить вынесение заключения о причине смерти до тех  пор, пока не будет произведено вскрытие. 28 сентября патологоанатом проф. Дональд Тир установил, что смерть наступила в результате отравления барбитуратами. Хендрикс не был наркоманом. Он принял слишком большую дозу снотворного. Нет явных доказательств того, что Джими совершил самоубийство.  Моника Даннеман,  подруга Джими -  красивая немка, инструктор по фигурному катанию, с которой он познакомился в Дюссельдорфе. У Джими было несколько подруг, но Моника была с ним в последние часы жизни.  Она утверждает,  что они     говорили о женитьбе.
Джими остановился в отеле “Кумберленд” 6 сентября. Незадолго до смерти, в среду, он был в джаз-клубе Ронни Скотта на Пятой стрит, Сохо, где выступал Эрик Бердон с новой группой War. Эрик рассказал об этом последнем джеме. “Я знал, что Джими должен появиться в городе на неделе. У меня было такое предчувствие, что он придет с нами поиграть, и когда мы были в клубе, мы ему намекнули, что хотели бы его видеть. Мы знали, что с ним не все в порядке, но  делали все возможное, чтобы дать ему понять, что мы готовы  помочь. Когда в среду вечером Джими появился в клубе, мы хотели его поприветствовать, как любого другого музыканта, так что поначалу мы с ним много не разговаривали.
Он начал играть, сыграл плохо одно соло и оборвал. Потом у него стало лучше получаться, действительно, пошло все  легко, но когда наступил перерыв, он был не в лучшем настроении. В уборной он сказал, что на сцену не вернется, но потом мы поговорили, и он вернулся,  играл хорошо, и исполнил последнюю композицию “Tabacco Road”.  Он не выдрючивался. Подстраивался под группу”.
Именно Эрику Бердону Моника позвонила по телефону, чтобы сообщить, что Джими заболел. Сначала он сказал ей, что с Джими все будет о’кей, но потом  посоветовал вызвать “скорую помощь”. “Я думал, он поправится, но вышло иначе.”
Позднее Моника рассказала: “Мы приехали  домой  примерно в 8.30 вечера,  и я приготовила  еду. Мы распили бутылку белого вина.  Он выпил больше, чем я, но он  не был пьющим.  Он вымыл голову и принял ванну.  Мы разговаривали и    слушали музыку до 1.45, а потом он сказал, что ему нужно кое к кому  заехать. Сказал, что это не его друзья, и что они ему не нравятся.  Он сказал,  что не хочет,  чтобы я ехала с ним,  поэтому я   его туда отвезла, а через час заехала за ним, был четвертый час утра. Дома я приготовила для него сэндвичи с рыбой, а примерно в 6.45  приняла снотворное.  В последний раз мы разговаривали часов в 7 утра.  Я  проснулась примерно в 10.20. Джими еще спал.
Он выглядел нормально, и я вышла на улицу за сигаретами. Когда я вернулась,  он все еще спал, но выглядел больным. Он дышал, но  я не смогла его разбудить и поняла, что он принял снотворное. Я пощупала пульс,  он был нормальным, и я решила, что если отвезу его в   больницу, а с ним ничего серьезного,  он придет в ярость.  Тогда  я  позвонила Эрику Бердону - пожалуйста, помоги - дай мне адрес его врача. Выяснила адрес, вызвала “скорую  помощь”, и она приехала минут через пятнадцать-двадцать.
Мне сказали,  что все в порядке и усадили его в машину. Позднее я узнала,  что им надо было его положить, чтобы он мог свободно дышать. Но  они его посадили так,  что голова запрокинулась назад.  Он умер не от таблеток, доза не была смертельной. Он задохнулся”.
Машина скорой помощи довезла его до больницы, но он был мертв, умер в 11.45 утра. Позднее полиция сообщила, что в пузырьке со снотворным в квартире Моники  не хватает девяти таблеток.
Большая часть первых сообщений в прессе утверждала, что Джими    умер от  большой  дозы наркотиков.  Одна воскресная газета называла его кокаинистом.  Заголовок одной из лондонских газет гласил: “Наркотики убили Хендрикса в 24 года”.
Сенсационная история в воскресной газете повествовала о  “жертве поп-культуры наркотиков, которой он помогал утвердиться” и “главном проповеднике поколения наркоманов”. Статья заканчивалась строчками: “Вчера продавцы пластинок сообщили о том, что альбомы Хендрикса раскупаются. Из него уже сделали  культ”.
Но в прессе появлялись и некоторые сочувственные материалы, содержащие информацию о его вкладе в развитие поп-музыки. “Times” назвала его “ключевой фигурой в развитии поп-музыки” , “мягким, мирным человеком, которого  в действительности волновала только  музыка”.
Через три  дня  после смерти Джими Эрик Бердон выступил в телепрограмме Би-би-си,  заявив,  что Джими убил себя, и что он, Бердон,  займется “наследием Джими”.  Везде и всюду он утверждал,  что     Джими оставил “предсмертную записку”.  Но речь шла о стихотворении,  одном из многих. Майк Джеффери говорит: “Я просматривал кипы бумаг, стихов и песен,  которые можно интерпретировать,  как  предсмертные   записки. Я не верю, что это самоубийство”.
Перед смертью Джими втянули в переговоры по поводу ситуации с менеджментом. Чес Чендлер говорил, что Джими просил его вернуться и снова стать его менеджером, но этого так и не произошло.
Бадди Майлз играл с Джими в Band Of Gypsys, он подтвердил, что Джими часто жаловался на своих менеджеров. Майк Джеффери отрицал, что Джими когда-либо собирался менять менеджеров, хотя и признавал, что не всегда мог в полную силу помочь Джими. В своем интервью журналу “Rolling Stone” в том же году он сказал: “Мы с ним оба понимали, что функция цепочки “менеджер-артист-агент” может развалиться, поскольку времена изменились и теперь в шоу-бизнесе требуется иное. Люди со стороны неправильно принимают это за недовольство, но это не так. Джими был достаточно умен. Если бы он хотел, чтобы мы расстались, мы бы расстались. Что же касается того, что Джими выдохся, как артист, то он был невероятно гениален, и для большинства артистов такого калибра творческий срыв - нормальное явление, сопровождающее их постоянно”.
Перед смертью дела Джими как раз начинали налаживаться после бездействия в 1969 году. Выступление на острове Уайт не стало сенсацией, но оно было добротным, а на концерте в “Madison Square Garden” он выступил еще лучше.
У Билли Кокса было нервное расстройство, а Ноэл Реддинг продолжал за кулисами ожидать приглашения принять участие в турне по Европе или Англии, которое собирался организовывать Джерри Стикеллз. А еще был Cry Of Love, Джими хотел закончить его на студии “Electric Ladyland”.
И хотя другие подруги Джими отрицают влияние Моники Даннеман на Джими, совершенно очевидно, что у нее было огромное желание ему помочь, и, возможно, непостоянному Джими как раз требовалась такая поддержка. Независимо от того, любил он ее или нет, она могла бы стать для него опорой в тяжелые времена непонимания и отсутствия вдохновения.
Так почему же у Джими вдруг могло возникнуть решение покончить с собой? Может быть, приняв большую дозу снотворного, он просто хотел встряхнуть всех людей вокруг ? Это часто случается среди людей чувствительных и легко ранимых. И очень часто они просыпаются в больнице, раскаиваясь в том, что причинили беспокойство.
А может быть, Джими принял таблетки, но не смог быстро заснуть, и рискнул принять еще? Моника рассказывала, что она принимает одну или две таблетки, хотя профессор Тир сказал ей, что нормальная доза - полтаблетки.
Медик судебной экспертизы доктор Терстон сказал, что нет никаких признаков и достаточных свидетельство тому,  что он намеревался совершить самоубийство. “На вопрос о том, зачем он принял так много таблеток снотворного, нет точного ответа”, - сказал доктор Терстон.

“Я не могу с уверенностью сказать, как он умер, - говорит Ноэл Реддинг. - Думаю, что вечером накануне он принимал “кислоту”. Не знаю, что это -  несчастный случай, самоубийство или убийство. Я был в Штатах, когда Билли Кокс сбрендил. Он был уверен, что кто-то его собирается убить. Никому не разрешал готовить для него еду. Джими прислал мне телеграмму, чтобы я приехал и закончил турне по Швеции. Я собирался вернуться и выступить с ним. Я слышал, что Джими выступал на острове Уайт, и не очень удачно. А следующее, что я узнал - это что он умер.
Мы с Митчем там были - на похоронах. А похороны в Америке - это не то, что у нас здесь. Тело лежало в гробу, а мы должны были пройти рядом и посмотреть. Я надеялся, что нам не придется этого делать, но пришлось. Смотреть я не мог. Мы с Митчем плакали и держались за руки. Джими уже две недели как умер. Священнику надо было просто сказать: “Он был великим гитаристом, а теперь он мертв”. Но он этого не сделал. Он исполнял долгое соло.
Когда Джими умер, я долго не мог ни с кем о нем говорить, но теперь уже время прошло. Он был первым из близких мне людей, кто умер, и я был очень огорчен. Теперь, если меня спрашивают о нем, я могу рассказывать, у меня такое чувство, что он где-то здесь. Может быть, он прямо сейчас  создает группу с Бадди Холли и Эдди Кокрэном. Надо было похоронить с ним белую гитару Fender. Его любимую.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 “Забавно, до чего большинство людей любит покойников. Стоит тебе умереть, и живые тобой заинтересуются. Надо умереть, чтобы решили, что ты хоть чего-то стоишь”.
Джими Хендрикс

С развитием современных систем звукозаписи Джими обрел  большую силу и разнообразие звучания,  чем все музыканты до него.  Даже  электроорган не может сравниться по диапазону тонов  и  оттенков  с  электрогитарой.  Немногие инструменты могут выражать человеческие эмоции столь непосредственно. И хотя в мире есть немало виртуозных гитаристов,  никто  из  них  не обладает тем сочетанием качеств, которые сделали стиль Джими уникальным.
Джон Хэммонт младший сказал: “Его игра подобна водяной струе”. Она была быстрой и свободной. Его музыка могла вызывать чувства жестокости или нежности, могла быть сюрреалистичной. Для слушателей он был всем. Фанаты джаза видели в нем джазмена. Фанаты блюза были уверены, что он - величайший блюзовый музыкант.
Гитарист и  певец  Джонни  Уинтер сказал о нем:  “У него были фантастические музыкальные способности,  и  он  мог  вызвать  такие     чувства, каких не мог бы вызвать никто другой. Его гитара была продолжением его души. Дело даже не в гитаре, нотах или музыке. Дело в нем самом. Он просто проецировал Джими Хендрикса.
Джими сражался с гитарой, и по мере того, как его настроение прыгало вверх и вниз, как ртуть, менялась и его музыка. От нежнейшей “The Wind Cries Mary” он мог перейти к циничной и разрушительной версии  “The Star Spangled Banner”, исполненной в Вудстоке.
Временами он полностью владел собой, и тогда новым идеям не  было конца.  А иногда играл так, словно стучал по кирпичной  стене, тогда это вызывало насмешки над  его  стилем  и  музыкальной техникой. В худшем случае он бывал вялым, бесцветным и скучным. Как   в Альберт- Холле в начале 1969 года. Пытаясь освободиться от старого имиджа, он искал новые идеи. Он играя с The Cream надоевшую “Sunshine Of Your Love” скорее от отчаяния, чем с какой-либо определенной целью. Обычно слушатели и критики видели Джими на важных концертах огорченным или  уставшим.
Нет никакого сомнения в том,  что его профессионализм достиг  новых  высот  к  концу карьеры.  Как свидетельствует посмертный альбом War Heroes, его игра переживала так называемый “ренессанс Хендрикса”.  И вновь в музыке слышится радость и полет. Первоначальная  тактика шокирования уступает место отработанной четкой фразе, извилистому и закрученному пассажу с хитроумной логикой, неуловимой смене тона и аккорда, усиливающей идею.
С самого начала его “мелодичная” игра на гитаре не была приторной, не были вульгарными и его вспышки насилия. Джими передавал слушателям вибрирующее ощущение  выпущенной на свободу творческой силы артиста. 
Для человека, прославившегося в качестве рок-гитариста, он написал чрезвычайно большое количество хороших песен. Если на его манеру пения сильно повлиял Боб Дилан, то первые стихи созданы под действием научной фантастики и ЛСД. Аббревиатурой одной из его первых композиций “Stars That Play With Laughing Sam’s Dice” является STP - LSD, и интерпретируется, как хвала галлюциногенам. “Надеюсь, вам нравится путешествие. Мне нравится, - поет Джими, приглашая прогуляться по   Млечному Пути. - Окурки в окно не бросать”.
Но влияние кислоты на его творчество не было ни продолжительным, ни особенно значительным. Более поздняя поэзия Джими оригинальна и изобретательна без какой-либо химической стимуляции.  Он мог брать на себя роль рассказчика, как в “Highway Chile”,  и мог пошутить на темы секса, как в “Fire”, “Foxy Lady”. Часто в его стихах звучит тема поиска кого-то или чего-то, но самым откровенным стихотворением о самом себе является “My Friend” на альбоме Cry Of Love.
Джими писал один, может быть, в этом и лежала причина его разрыва с Experience. Хотя одна или две композиции Ноэла Реддинга и были  записаны группой, но это был скорее красивый жест. И помимо “Wild Thing”, композиции, популяризированной  затем Troggs и “All Along The Watchtower” Дилана, исполнялось мало композиций, написанных не Хендриксом.
Большинство песен записывалось в студии звукозаписи, слова и музыка записывались на разные дорожки, накладывались и переписывались. Выступления “вживую” были испытательной площадкой для музыки Хендрикса. Он должен был соответствовать репутации легенды, мифа. Именно на сцене он должен был выдерживать схватку с акустикой, электричеством, рабочими сцены и публикой. Не все его песни подходили для исполнения на сцене, и, конечно же, одной из фатальных проблем Experience  было то, что публика всегда требовала исполнения старого знакомого материала, что очень раздражало музыканта.
Несомненно, Джими пытался найти пути соединения студийных возможностей и спонтанности “живых” выступлений, это же  является предметом раздумий современных рок-групп. У него не было современной сложной аппаратуры. В основном, он пользовался усилителями звука и набором педалей “вау-вау”.
Подобно большинству музыкантов-самоучек, Джими не очень хорошо был знаком с правилами игры на гитаре, но его техника виртуозна. Он не боялся пользоваться новыми звуковыми эффектами. По сравнению с игрой Джими джазовые гитаристы с их безупречным вкусом и отточенным исполнением звучали пресно, стерильно и бесполо.
И до Джими пользовались аппаратурой для усиления звука, но Джими применял все эти завывания, как симфонию века технологий. Как-то раз Джими сказал: “Мы проделываем все эти упражнения не просто так, меня обвиняют в том, что я слишком увлекаюсь электроникой, но то, что происходит на сцене - это то, что  делаю я сам”.
Многое из аппаратуры разрабатывалось специально для Джими, в том числе Univibe - прибор с регуляторами скорости, моделирующий звук. Он был разработан для применения с электроорганами, но модифицирован специально для Джими и стал необходимым орудием в его арсенале звуковых эффектов.
Возможно, самой большой преградой для признания Хендрикса скептиками (если это признание имеет хоть какое-то значение) была его репутация крушителя гитар. Горящие и ломающиеся гитары в начале карьеры Джими так и остались главным в его    имидже.
Гитары были,  наверное,  главной страстью Джими. Кража гитары была для него трагедией,  а не просто  неудобством.   У него было около восьми гитар, в том числе Fender Stratocaster, Gibson Flying Arrow, шести- и двенадцатиструнные Gibson с двумя грифами, бас-гитара Rickenbacker  и две восьмиструнные бас-гитары. Пытаясь объяснить частые поломки  гитар,  Джими  рассказывал: “Однажды я  носился по сцене и упал в зал.  Я попытался залезть обратно, но толпа меня не пускала,  и я бросил гитару. Я не собирался  ее разбивать,  но когда швыряешь гитару, она бьется. Однажды, когда  мне не удалось добиться от усилителя того,  чего  хотел, я начал пинать его ногами.  Мы просто стараемся не выглядеть скучно и надеемся, что публике это нравится.
Иногда я прыгаю на гитару.  Иногда тру струнами о гриф. И чем сильнее трешь,  тем громче она хнычет.  Иногда я вожу  струнами  по усилителю. Иногда играю на гитаре зубами или локтем, я уже не помню  все, что делаю”.
Игра на гитаре зубами породила жаркие споры в музыкальной прессе в рубрике читательских писем.
“Мой друг считает, что он не играет на гитаре зубами, а зажимает струны пальцами, чтобы извлечь звук”. Рег Каттермоул, Стейнз, Миддлсекс. Такой была реакция наиболее скептически настроенных фанатов. Джими изложил свою версию того, как он развил такое удивительное качество.
“Идея сделать это появилась у меня в Теннесси.  Там надо играть зубами или вас пристрелят. Вся сцена завалена рядами сломанных зубов. Это одна из форм  выяснения отношений. Беда в том, что публика восприняла это как нечто, что она непременно должна увидеть, а иначе представление не понравится. Так что  теперь я нечасто это делаю. Да и из остальных трюков мы немногим пользуемся, в основном, просто играем”.
Первый посмертный альбом Cry Of Love иллюстрирует новое направление, в котором Джими собирался работать, и те изменения, которые он хотел внести в свое сценическое исполнение. Это бы гарантировало интерес более интеллектуальной публики к творческому  таланту, а не просто почтение к образу увядающего Бога.  Последняя композиция     “My Friend” очень впечатляет своим суховатым лаконичным     юмором.  Джими утверждает, что настоящего друга можно увидеть лишь в зеркале. Песня подтверждает,  что  Джими всегда настороженно относился к людям и считал,  что  нелегко   найти друзей, которым можно доверять. Шумно и свободно  льется мелодия, фон пьяных голосов подает одобрительные возгласы, что напоминает дилановскиий “Rainy Day Women Nos. 12 & 35”. Джими притворно удивляется тому, что его единственный друг “выглядит, думает и ведет себя точно так же, как он сам”. Песня звучит очень иронично и дает надежду на то, что  Джими и дальше будет писать в таком  стиле обращения непосредственно к слушателю. Нет сомнения в том, что ему было что сказать.
Джими был слишком яркой индивидуальностью, чтобы слушатели пытались представлять себя Хендриксом так, как они видели себя Бобом Диланом. И если тысячи молодых гитаристов могли бы подражать Эрику Клэптону, то Джими слишком сильно отличался от всех, слишком выбивался из общей картины.
Помогло ли окружение в формировании его личности или оно его разрушало, но он оставил богатейшее наследие в виде мемориала, который сам Джими предпочел бы любому другому - пластинки, песни и музыку.
Безусловно, гитара была его главной и, наверное, единственной страстью.  Даже в минуты мрачных раздумий о бренности бытия - а приступы меланхолии часто посещали его в период творческого бездействия - он говорил о смерти, как о продолжении  музыки.
“Забавно, до чего большинство людей любит покойников. Стоит тебе умереть, и живые тобой заинтересуются. Надо умереть, чтобы решили, что ты хоть чего-то стоишь.
А я вот что скажу, мне не нужен джем после смерти. И мне бы хотелось погулять на собственных похоронах. Я бы попросил   сыграть все то, что я написал, все, что мне особенно нравится. И музыка будет громкой и это будет наша музыка. И никаких песен Beatles, я бы лучше послушал кое-что Эдди Кокрэна и много-много блюзов. И придет Роланд Кирк, и я попытаюсь заполучить Майлза Дэвиса, если он не против. Ради этого стоит умереть, только ради таких вот похорон”.
И просил: “КОГДА Я УМРУ, ПРОСТО ПРОДОЛЖАЙТЕ СЛУШАТЬ МОИ ПЛАСТИНКИ”.
Что мы и делаем до сих пор. С благодарностью.