Жить с Библией

ЖИТЬ С БИБЛИЕЙ

@ МОШЕ ДАЯН

Я познакомился с библейскими сказаниями в нежном возрасте. Мой учитель, Мешуллам Ха-леви, не просто преподавал нам Книгу, повествующую о рождении нации. Он также пытался сделать ее частью нашего настоящего, нашим наследием. Мы словно становились участниками и очевидцами событий, происшедших за три или четыре тысячелетия до нас. Среда также помогала нашему воображению преодолеть расстояние во времени и вернуться к седому прошлому, к патриархам и героям нашего народа.

      Единственный язык, который мы знали и на котором говорили, был иврит, язык Библии. Долина, в которой стоял наш дом, была Изреэльской долиной, и горы и реки, до которых было рукой подать, назывались Кармел, Кишон, Гилбоа и Иордан. Все они упоминались в Библии. Соседи -- арабы, феллахи и бедуины, вели такой же образ жизни и занимались теми же видами труда, что и наши далекие предки. Они пахали на волах в парной упряжке, погоняли их стрекалом, собирали сено в скирды на сельском гумне, молотили зерно цепами, просеивали мякину на вилах. Завершив свои труды, они мирно дремали под своими виноградными лозами и смоковницами. В дни траура, на похоронах, плакальщицы оглашали окрестности душераздирающими причитаниями.

      Хотя я рос в крестьянской семье, в семье земледельцев, милее всех были моему сердцу патриархи Авраам, Исаак и Иаков, кочующие скотоводы, которые исходили страну вдоль и поперек, с посохом в руке -- суковатой палкой, вырезанной из дуба, этого самого крепкого и плотного дерева.

      Патриархи были людьми, которые покинули отчий дом и своих братьев и пустились в путь, повинуясь лишь своему внутреннему побуждению. Они взвалили на свои плечи тяжелую ношу: новую веру, новый народ, новую страну. В поселенцах Нахалала и Дгании, -- мест, где я рос, -- я видел продолжателей стези патриархов. Такими они представлялись мне не только потому, что тоже пришли в неведомую страну и сделали ее своей родиной. Подобно патриархам, они искали не просто перемены мест, но отказались от своих привычек, и видели перед собой не только настоящее, но и грядущее и в нем не себя одних, но и всходы своего семени.

      Семьдесят пять лет было Аврааму, когда он пришел в страну Ханаан. Был он уже человеком зрелым и опытным, сознающим свое призвание. Писание, столь обстоятельное, когда речь идет о его сыновьях и сыновьях его сыновей, которые родились в Стране, ничего не сообщает о его детстве и юности. По повелению Бога он восстал и отправился на юг.

      На севере, в Уре Халдейском, Харане и Дамаске, обилие влаги. Здесь много рек и источников, часто выпадают дожди, зеленеют пажити, золотятся хлебные поля, густое население.

      На юге всюду пустыня. В Негеве, в Беер-Шеве и по ту сторону горы Хеврон, дожди редки, пастбищ и колодцев мало, население скудное. Но именно здесь, один на один со своими шатрами, решил поселиться Авраам, вдали от всех племен и народов, вдали от языческих богов -- Молоха и Астарты. Медленно, но неуклонно двигался караван Авраама на юг. Его скот, крупный и мелкий, родился и вырос на прохладном севере, в краю, изобилующем водой и мягкой травой. Животные с большим трудом акклиматизировались на безводном и засушливом юге.

      В первые годы существования Дгании и Нахалала мой отец и его друзья предпринимали поездки на север, в Сирию, чтобы привезти породистых дойных коров 'дамасских'. Эта корова -- холеное крупное животное, темно-коричневое, с нежной гладкой кожей, с выменем, лопающимся от молока. Рядом с ней местные коровы казались дикими, неприрученными животными. Это были уродливые твари на коротких ножках, с крошечными сосцами, с телами, покрытыми длинной жесткой шерстью. Но хотя 'дамасские' коровы были более крупными, местные оттесняли их, пуская в дело рога, и неизменно обращали в бегство, когда те преграждали им путь к пастбищу или водопою. У этих местных коров не было ни малейшего шанса получить приз 'королевы молока' на выставке. Но находить пропитание на жарких полях Ханаана они умели. Даже в конце лета, когда в вади оставался невыжженным только дикий мескитовый терновник, они умудрялись возвращаться с пастбища с набитым брюхом.

      Авраам остался в Негеве. Беер-Шева была его становищем, и от нее он кочевал на восток, доходя до гор Хеврона и Иудейской пустыни, и на запад, добираясь до вади Эль-Ариш. Он вел такой же образ жизни, как ныне бедуины. Он не возделывал землю, не лепил кирпичей, не строил домов. Его жены, его сыновья, его рабы и рабыни жили в шатрах.

      Стенки шатра изготовлялись из материала, который легко складывать и переносить -- тростника и войлока. На изготовление же крыши шла козья шерсть; ее туго стягивали в тяжелые полосы, каждая из которых жестко крепилась к другой. Козья шерсть не пропускает росу летом и дождь зимой. Когда на нее попадает влага, она набухает и затягивает все отверстия.

      Средства существования Аврааму давал его скот: овцы, козы и коровы, верблюды и ослы. Быстроногие козы паслись на нижних склонах Хевронских гор. Они карабкались на утесы и пролагали тропы между скал. Летом они разгребали сухую землю своими острыми копытцами, обнажали влажные корни и лакомились ими. В весеннюю пору они вставали на задние ноги и обгладывали почки и нежные побеги лесных деревьев. Остальной скот выгоняли в долины, к Тель-Араду, к Беер-Шеве и в Негев. Коровы и ослы, сильные и жилистые животные, покрывали большие расстояния, паслись и передвигались днем и ночью. Овцы, неуклюжие и более изнеженные, шли медленнее. С наступлением темноты их загоняли в загон и не выпускали пока не взойдет солнце. Если по недосмотру пастухов им удавалось попасть на пастбище в ранние утренние часы, когда трава еще покрыта холодной росой и не нагрелась, им раздувало брюхо. В полуденные часы их надо было укрывать от палящих солнечных лучей. Если поблизости не было тенистых деревьев, их сгоняли в одно место, и каждая овца держала голову под брюхом другой, защищаясь таким образом от солнца.

      Словно для того, чтобы подчеркнуть, что Авраам не был земледельцем, Пятикнижие повествует о том, что однажды он посадил дерево -- тамариск. Это неплодоносящее дерево, и растет оно в пустыне. Но под его раскидистыми ветвями могут укрыться от солнца овцы и козы. И еще сообщает Пятикнижие, что Авраам купил у хетта Эфрона поле в Хевроне. Он купил не только пещеру Махпела, но и землю и 'все деревья, которые на поле, во всех пределах его вокруг'. Но Авраам приобрел поле не для того, чтобы засевать его и собирать жатву, а чтобы похоронить там свою жену Сарру и иметь 'собственность для погребения' своей семьи.

      На нескольких горных вершинах Авраам воздвиг алтари: в Элон-Море около Шхема, в Бет-Эле и на горе Мория (ныне в Иерусалиме). Здесь он совершал жертвоприношения и молился своему Богу. С древнейших времен, за тысячи лет до прихода Авраама в Ханаан, эта горная цепь, идущая от Шхема через Иерусалим к Хеврону, была местом отправления культовых обрядов. Здесь воздвигали святилища, возносили молитвы, обращаясь с мольбами к тайным силам, творцам и повелителям мира. Эта величественная горная цепь возвышается над окрестностями, над котловиной Мертвого моря и Иорданской долиной по одну сторону и над Шфелой и Шаронской долиной -- по другую. С ее вершин в ясный день видны горы Моава и Гилад на востоке и Великое (Средиземное) море, широкая полоса синевы, сливающаяся вдали с небом, -- на западе.