ромашковая пыльца отрывок 2

Карету отремонтировали, через несколько дней, а также привели в порядок пару телег, дорога предстояла долгая. По-грузили припасы, сено.
Сопровождать больного вызвались несколько человек из ближних слуг - мужи крепкие, а ещё и бывавшие в походах-ратях с Викентием.
Предосторожность эта была не лишней, так как Авенир предупредил, что в пути не исключены стычки с лихими людьми, особенно в тёмное время суток. Да ещё, если увидят карету и почуют возможность грабежа.
Но только рыдван – большая походная карета, на мягком ходу и могла доставить больного для лечения, без большого ущерба ослабленному здоровью. Авенир, уезжая, настаивал, чтобы Викентий оделся в до-рогу, будто в торжественный выезд, в богатое убранство. Чтобы на тёмно-русых, с проседью кудрях Викентия, одета зелёная бархатная шапочка, опушенная горностаем. Такого же цвета и с такою же окладкою - венгерка с серебряными жгутами, обнимала стан. За золотым поясом, заткнут был бы, турецкий кинжал, осыпанный жемчугом и драгоценными цветными каменьями. Атласные порты, чтобы вправлены бы-ли в жёлтые, сафьяновые сапоги – как отличительный знак, дворянства во всех землях славянских. А вот от того, чтобы на боку красовалась кривая сабля, богато изукрашенная можно и отказаться. Довершал бы костюм - широкий охабень, под-битый куницами.
Викентий обещал исполнить просьбу Авенира, а когда тот укатил, и предстояло долгое путешествие стали одевать больного, по иному. И, не потому, что дорогих одежд и ору-жия не было, а потому, что время пришло другое и можно было, нарушив правила дворянского этикета,  не одевать на-пышенные одежды -  положенные знати. Одели в удобные штаны, куртку и мягкую шляпу, также в мягкие сапоги. Маша ехала в карете с папенькой, а Бронислав держался, подле кареты, верхом на скакуне. Предстоял путь из имения через Речицу, Гомель, Чернигов, Нежин, Прилуки, Гадяч, Ахтырку, Богодухов, Харьков, а там, на Волчанск,  в лесничество Трофима - у реки Северский Донец.
Проследовали без особых неудобств, довольно медлен-но и с остановками. Иногда Викентий просил, не обращать на него внимание и, поторапливаться.  Ехали, ехали  и вот, наконец, упёрлись в густой лес у Северского Донца. Углубились в лес, полный звуков весны и запахов лесных цветов.
Решено было остановиться на кратковременный отдых. Маша побежала по полянке и стала собирать в неболь-шой букет распускавшиеся пионы. Увлеклась и нарвав до-вольно много цветов, Маша прижала их к груди, а потом по-дошла и подала охапку своему папеньке открыв дверцу каре-ты. 
« Как же я люблю свою жену и деток» - подумал Викентий ощутив запах цветов – « И как не хочется быть им обузой.»
И, только тронулись, по лесной дороге, дальше в путь, тут же с двух сторон из-за деревьев, преграждая путь едущим, высыпала ватага людей, пеши и на конях, свирепого виду, в разношёрстной одежде.
- Стойте Панове. Проезд закрыт. Драгоценности харчи, одёжу и гроши быстро отдавайте – угрожая оружием, галдели напавшие.
На телегах, среагировали мгновенно, направили оружие в сторону разбойников. Ждали сигнала дать отпор. - Кто вами командует? Я хочу с ним говорить – с трудом промолвил из кареты Викентий. Ватага расступилась, и вперёд выдвинулся бородатый мужчина, в одежде зажиточного помещика, видно - из пожи-вы грабежа.
Галдёж прекратился. - Я вижу, что в карете высокородный пан - проговорил бородатый - и значит - будет чем поживиться. Недобрая, вас сюда занесла, или заблудились?
- Наш папка израненный – рассердилась Маша. - Не надо дочушка – остерёг её Викентий. – Хотелось бы знать кто у вашей ватаги главный? Может - договоримся, что ж зря кровь русскую проливать или мало войн было да и будет. Или враги у внешних границ переве-лись? – вымолвил Викентий. - Я главный – ответил бородатый, и широко расставив но-ги, держал ружьё - бердану дулом вниз. - Мы дадим выкуп за проезд, и разъедемся миром. Луч-ше вам нас пропустить, чтобы следовать дальше, иначе стыч-ки не избежать– уговаривал разбойников Бронислав. - Сначала скажите, куда путь держите? – приглядываясь к карете, допытывался бородатый. Ватага начинала гудеть, как растревоженный улей, недовольная заминкой. - Наш отец болен, а едем мы к лесничему Трофиму – от-ветил Бронислав. Маша держала отца за руку и готова была накричать на разбойников за то, что они не пропускают каре-ту далее.
- Как зовут вашего родителя? Сдаётся мне, что из кареты был знакомый голос – снова спросил бородатый. - Викентий – отвечал на вопрос Бронислав. -Пан  Викентий? Бородатый главарь разбойников, бросил ружьё на землю там, где стоял, потом приблизился к карете, сунул голову в приоткрытую дверцу, всматриваясь в лежаще-го на подушках.
Потом хлопнул себя руками по ляжкам, расхохотался ра-достно – Ваше высокоблагородие, господин подполковник, простите великодушно, не признал сразу вашей кареты. Я служил под вашим началом, а зовут меня Юхим Шевкопляс. Ещё раз прошу прощения что, я и мои остолопы, ваш по-езд остановили, деток ваших напугали – говорил он своему старому командиру. Ватага выглядела растерянной и на телегах опустили оружие.
Предводитель ватаги повернулся к своим – Эх робяты, как мы с турками воевали, были и в Болгарии и, тайно в Сер-бии и Черногории. Сколько ран у их высокоблагородия.  - Как же тебя, боевого артиллериста, угораздило коман-довать шайкой, братец? Ты же в отставку вышел, медали имеешь, да коня справного и жалованье тебе было обещано, да и земельный надел - за ратную службу. - Обещано было, да выполнить позабыли. Коня забрали в казну, выплату жалованья к выдаче урезали, земельный на-дел забрали за недоимки по налогам. Жена вынужденно уш-ла, с такими же горемычными, в Воронежскую губернию,  наймычкою. Потому я и ушёл в лес - пограбить проезжих богатеев, те-рять мне теперь нечего, назад дороги нет. Благо то, что мы вас остановили на краю лесничества Трофима, а то бы он со своими егерями с нас три шкуры спустил.  Тех, кто к нему едут за помощью, трогать не рекомендуется. - Куда же ты теперь? - Вас сейчас робяты проводят к Трофиму; и мы тут покру-тимся, пока вы назад не проедете. Сопроводим в безопасно-сти, а потом собираюсь податься на Кубань. Там на докумен-ты сквозь пальцы смотрят, лишь бы молодец был. А как я са-белькой при надобности управляться умею, вы знаете, да и артиллерист - не последний. Многие из ватаги со мной уйдут. Прощайте барин – поклонился боевому командиру Шев-копляс. Во время разговора Викентий сидел приподнявшись к открытой дверце и поддерживаемый Машей и Бронисла-вом
  – Храни тебя - Бог и Пресвятая Дева; – проговорил он и перекрестил старого сослуживца на католический манер. Тронулись в путь дальше и, когда начало сереть небо, и как только показался дом лесничего, сопровождавшие поезд путешественников, разбойники, завернули своих лошадей назад.
Лучи весеннего солнца ещё подсвечивали на закате ли-ству деревьев, когда поезд с больным Викентием подъехал к дому лесничего.
Дом, и впрямь, как и рассказывал Авенир Аверьянов, всем своим видом походил на  терем сказочный. Вокруг дома не было огорожи. Огорожа была в стороне, где видны были и скотный двор, и другие хозяйственные постройки. Странно, что на скрип телег и шум колёс кареты не тявкнула ни одна собака. Их попросту видно не было. «Ну, вот и прибыли на место» - Викентий облегчённо вздохнул, хотя всё тело ломило, и раны болели нестерпимо. И всё-таки Викентий, превозмогая боль, открыл дверцу кареты и подставил лицо предвечерним лучам Солнца. Видно услышав конский храп, на крыльцо вышел креп-кий, не по возрасту стройный мужчина, поинтересовался, что привело заезжих к его дому в вечеру.
Услышав ответ, сказал, где могут расположиться сопро-вождающие Викентия люди, куда поставить на отдых лоша-дей, напоить их и задать сена, где можно людям пищу приго-товить, да поужинать. Викентия занесли в дом, в отдельную комнату и сразу же Трофим, хозяин здешней лесной усадьбы, задёрнул занавеску отгораживающую часть комнаты и аккуратно, Бронислав помогал, освободил больного от походной одежды, и пере-одел, не сопротивляющегося, Викентия, в льняные: широкие рубаху и порты.  После этого, Василиса жена Трофима накрыла на стол и накормила Машу и Бронислава. Викентию, лежащему на удобной лежанке, выстеленной волчьими шкурами, подали еду на подносе: и вареники с мо-чённой вишней, и блины с топлённым маслом. Запить дали медовым квасом.
Викентий с трудом поел, и слабым голосом, поблагода-рил хозяюшку.
Бронислав на ночь остался подле отца на засланной, до-мотканым, лавке.
Умаявшуюся Машу, тётенька Василиса увела на второй этаж в уютную комнату с деревянной кроватью. Перина мяг-кая, и подушки, такие, в  которых голова тонет. Всё убранство комнаты с вышивками да вязаньем.
Викентий долго смотрел в окно на звёзды, тело успокаи-валось и, вслед за успокоением сморил сон. Как только в комнату стал проникать ранний утренний свет, скрипнула дверь и в комнату вошёл парень. - Я Ваня – Панове, нам пора – разбудил он Бронислава. Викентий давно проснулся. Парень попросил Викентия опереться о себя, накинув на него плотное шерстяное покрывало, и вывел из дома. По лесной тропинке Викентия повёл Ваня, Бронислав шёл чуть позади. Когда Викентий уставал, Ваня и Бронислав, сцепив руки, несли его на руках.
Наконец, впереди, блеснула вода озера. В стороне от тропинки на берегу озера стояла деревянная банька, а из её трубы вился дым.
В предбанник и занесли Викентия. - А сейчас, паныч, мы уйдём, а батю вашего оставим в баньке – сказал Иван. - Я останусь здесь – пытался возразить Бронислав. - Не беспокойся паныч, а только нам сейчас надо отсюда уйти, мой отец не позволяет смотреть, как он лечит – настаи-вал Иван.
- Паныч, паныч – ты зови меня Броней, мы с тобой почти ровесники и здесь в лесу нечего этикеты разводить. Давай общаться на ты – будто чуть недовольно, говорил Бронислав, но покорно пошёл из баньки.
Иван затворил входную дверь, и парни пошли по тро-пинке в обратный путь.
В предбаннике было тепло, мягко пахло разнотравьем, и духмянней - чабрецом и мятой. Викентий выпростался из покрывала наброшенного Ива-ном на болезное тело и сразу задышал ровнее и сразу по телу пошла, лишающая силы - слабость.
Он, лёжа на чистой лавке в рубахе и портах испугался этой слабости, потому что вместе со слабостью почти отсту-пила изматывающая боль. « - Сейчас полежу здесь, впаду в забытье и вынесут меня из баньки вперёд ногами» - с сарказ-мом подумал Викентий, и тут же, ему стало стыдно своих мыслей и в пелене перед глазами, появилась его Ефросинья, красивая, с нежной улыбкой и глазами с поволокой. « - А может - не зря сюда привезли?» - в состоянии ещё не полной потери сознания, мелькнула слабая надежда на выздоровление. 
В предбанник вошёл Трофим – Ну что приезжий, помогай Бог, готов ли от болезней избавляться? Вижу готов. Ещё вижу, ты римско-католического исповедания, но крестик придётся снять. Не посчитай кощун-ством: жар может обжечь – говорил Трофим, раздевая боль-ного и перенося в парилку. - Какой жар. Уж лучше бы в дороге копыта откинул – пы-тается улыбаться Викентий. - Я же не вынесу. - Вынесешь, ещё как вынесешь. Крестик убрали, а чтобы ты не видел, как тебя лечат, это действо не для слабонервных и измученных – глаза то придётся завязать – завязывая        Викентию глаза тёмной повязкой, приговаривал Трофим. - О тебе много чего мне Авенир говорил. Грешным делом подумал, явишься разодетым в барский наряд, только что не с саблей, как премудрый муж шляхетства. Рад, что ошибся. Не люблю я напышенных панов. Знаю о дородности твоей, но в баньке моей, не от дурного воспитания не стану тебе выкать. Для меня что пан, что хлоп в болестях - равны. - Зови как знаешь, Трофим. С рождения Викентием кли-чут. А что я смог бы увидеть, чего нельзя? – тихо спрашивал Викентий, еле языком ворочая, от слабости. - Успокойся. Пока нельзя. Всему свой черёд – строго ска-зал лесничий – и, не вздумай подглядывать.  Викентий, лежал на полку голый, с повязкой на глазах, голова кружилась.
Дверь тихо скрипнула, кого-то впустив. Мягкий шорох и всё тело Викентия стали чем-то пахучим смазывать, голова закружилась ещё сильней, к губам поднесли тягучую, тёплую жидкость.
Викентий через силу проглотил питьё и сразу впал в за-бытьё.
Очнулся на полку от хлёстких ударов по телу. Непонятно было, чем хлещут, было и больно и как-то приятно. Шипел пар горячий и вязкий. Хлестали снова и снова.
Викентий порывался сорвать повязку с глаз, но кто-то удержал его руку и Викентий оставил повязку, кстати, вспом-нив о запрете Трофима. « - Понятно, почему глаза завязали, Благородного, как нашкодившего воришку хлещут, и, надо же терпеть» - подумал Викентий.
Боль внезапно отступила, хотя удары не прекращались – в теле появилось ощущение томления. « - Всё равно, если выздоровлю, надо будет отплатить «тем же макаром» - хлеставшему» - впадая в забытьё, злил себя Викентий.
Очнулся он, когда Трофим снимал повязку с глаз, уже в предбаннике.
- Поешь, подкрепись Викентий, я тут принёс бобровые хвосты копчённые - в малиновом сиропе – усмехнулся Тро-фим.
- Ну, Авенир, болтун несусветный, и когда же он успел тебе рассказать о моём любимом кушанье? – удивился Ви-кентий, но есть стал.
- Трофим, а всё-таки открой секрет, кого ты заставил меня хлестать? И чем? Ума не приложу. Не Ваня ли твой? – до-пытывался Викентий.
- Терпи Викентий, пока не скажу, но не Иван это – укуты-вая, вытянувшеегося на звериных шкурах, больного, усмех-нулся лесничий. Проспал Викентий целые сутки и странно, что без снови-дений.
И опять смазанное тело, тёплое питьё и хлёсткие удары. Опять поначалу нестерпимая боль и истома во всём теле – потом.
И снова Трофим развязал глаза Викентию после «экзеку-ций». Так длилось несколько дней и лишь, потом случилась перемена в лечении.
Трофим помог больному влезть в дубовую бочку с силь-нопахнущей травами горячей водой, прежде дав выпить  ковш медовухи. Обернул горловину бочки накидкой. Над бочкой только макушка, уши и глаза излечиваемого. Сколь-ко сидел в бочке Викентий не соображал, после сидения еле вытащил его Трофим из бочки. До одури хотелось спать. Проснулся, а на дубовом столе медвежатина с гречневой кашей, заячьи потроха, уха из ершей и окуней, узвар из груши дички. Дня два или три Трофим  наведывался только, чтобы кормить  Викентия.
А он, будто ждал истязаний. «- Чего ж просто так лежать на лавке покрытой шкурами  – и никакого тебе удовольст-вия.»                                                И, дождался таки. С самого утра последующего дня, за-вязанные глаза, пар, умащенное тело и хлёсткие удары. Сно-ва истязания да такие, что открылись старые раны, всё тело болело, каждая его частичка.
По телу волнами шла дрожь и вместе с сочившейся сгуст-ками дрянной кровью, приходило небольшое облегчение, после омывания тела горячей водой.
Следующих два дня только пар, смазыванье тела баль-замами, глаза с повязкой. Викентий ждал хлёстких ударов, но их не было. Ещё несколько дней не было ничего, только ел и спал, да слушал пение птиц за окнами баньки. И вот, когда Викентий увидел, что раны почти очистились и затягиваются свежими рубцами, опять завязанные глаза, смазанное тело, другие запахи бальзамов, пар и хлёсткие удары – неистовые.
Викентий чувствовал, как из ран, заживающих, заструи-лась кровь, но уже чистая. И боль пришла очищающая, на смену - изматывающей.
Ещё несколько дней Викентий приходил в себя, ощущая во всём теле, уже подзабытое, состояние здоровья и силы. Выздоравливающий, ел много и с удовольствием, всё что приносилось.
Потом Трофим вымазывал Викентия в смесь из ила и трав и плотно укутывал. Такое лечение длилось несколько дней подряд.
Викентий понимал, что уже выздоравливает, ночами, ко-гда никто его не видел, он выходил из баньки и совсем голый сидел на берегу озера, любуясь ночной природой, блеском озёрной воды, всплесками рыбы, чарующими звуками ночно-го леса.
Трофима не торопил, понимал без надобности, тот его не станет держать в баньке у озера.
И снова Трофим баньку затопил, завязал Викентию глаза и завёл в парилку, притворив дверь. Викентий убеждённый в том, что он почти излечился, между тем, терпеливо сидел на нижнем полку голый, ожидая очередные процедуры затеваемые Трофимом.
Услышал, как скрипнула дверь и тут же послышался смех Трофима и, с глаз Викентия упала повязка.
На полку, рядом с выздоравливающим, сидела  молодая девушка нагая, с косами толщиной в руку, почти до самых её пят.
- Вот кто тебя смазывал мазями и хлестал, вот кто парку поддавал и узвары готовил. Зовут Катериной. Знаю, наверня-ка  предполагал ты её отхлестать высокородный? А чем ин-тересно? Она тебя – косами – Трофим уже от души не смеётся, а хохочет.
Викентий,  чуть отодвинувшись от девушки, (но всё равно в ноздри втягивается запах чистой кожи и пряный запах во-лос, он видит налившиеся груди, с, чуть в стороны, торчащими сосками), тоже смеётся и ловит взгляд огромных лукавых глаз девушки. Викентию было известно, что деревенские девственницы именно потому, что невинны, становятся, невольно сладост-растны, неожиданно похотливы и даже развратны, когда по-падают в руки опытного в любви мужчины.
Взгляд девушки будто говорил барину, что всё, чего бы он не пожелал, она выполнит с радостью, восхищённая но-вым удивительным открытием чувств и желаний. - Как хочешь Викентий, но тебе предстоит последнее ис-пытание - усмехнулся Трофим. 
И мне, да и тебе - надо убедиться, что лечение принесло выздоровление. Катюша мне помогла тебя оздоровить. Вот её ласки и будут твоим испытанием, а догонишь её – она твоя. После дашь девице денег, ей замуж пора. Полезай на верхний полок, попарит она тебя, на после-док. Не скрываю, я так не одну замуж пристроил. За это я ду-маю, Бог меня простит – договорил Трофим и вышел из бани. Викентий вдруг почувствовал, как горячи доски верхнего полка. Дотянулся до черпака и плеснул, смочив нагретое рас-калённым воздухом дерево. В этот момент девушка соскочи-ла с приступки, чуть отступила и стала расплетать свои тол-стые длинные косы.
Викентий передвинулся на полок, каменка так дышала жаром, что его тело сразу покрылось обильным потом. Катерина взяла деревянный черпак, набрала в него, на-стоянной на травах воды, смочила в ней концы кос и стала те-реть Викентию  спину, грудь, ноги, руки, потом плеснула воду на камни. Острый пахучий пар, шумно взвился к потолку, в одно мгновение заполнил всю парилку, горячей влажной шу-бой окутал Викентия и Катерину.
Викентий перевернулся на живот и, уткнув в ладони ли-цо, лежал не шевелясь, лишь шумно задышал во все лёгкие. Но Катерине и этого показалось мало, она ещё набрала в черпак воды и снова ливанула её на каменку банной печи. Пар заметался по парилке бросаясь из стороны в сторону обжигая и оглаживая тела - Хватит! – закричал Викентий и тут же рванулся вниз, но Катерина задержала его, подвинула, толчком бедра, к стене, улеглась рядом.
- Терпи барин. Сейчас, по настоящему париться будем. Чуть полежав, встрепенулась и, дотянувшись до замоченного мягкого берёзового веника, сначала потихоньку, а потом всё сильней и сильней принялась хлестать Викентия.
Распаренного мужчину, она окатила холодной водой. Дав ему немного отдохнуть, Катерина снова поддавала пару, снова бралась за веник. Подустала и завалилась на полок и, уже Викентий, взял в руки веник и, с ответным усердием, сёк девушку по розовому распаренному телу, потом окатил холодной водой. Потом они выскочили в предбанник, уселись на лежанку и распаренные, с приливом крови к коже, с  наслаждением пили квас, отдыхали.   
Вдруг глаза у девушки затуманились, и она толкнула Ви-кентия, приглашая прилечь. Руки Катеньки были легки и нежны, и Викентия бросало то в жар, то в холод.
Он говорил – Не надо, не хочу я тебя. И так денег дам сколько надо.
Но девушка целовала мужчину в раны затянувшиеся рубцами свежими, в губы дрожащие.
По жилам Викентия забурлил огонь желания. «- Фрося - прости. Слаб человек» – шептал Викентий. Вскрикнул – Эх – и метнулся следом за, выскользнувшей из баньки, девушкой. Из тучки к земле устремились крупные редкие капли дождя.
Мгновение и тучка уже освободила на небе место сол-нышку.
Катенька бежала, к обрамлённому раскидистыми ивами, озеру, отбрасывая на бегу за спину волосы. Устремился Викентий за ней, пятки скользили по мокрой травке, но он гнался за девушкой, падая и вновь поднимаясь.  На небе появилась радуга, одним концом касаясь глади озера, вторым прячась за лесом. Но Викентий не видел радуги, не видел ничего, кроме обнажённого девичьего тела с капельками воды на коже, и слышал только смех девушки, похожий на звон серебряных колокольчиков.
Катенька уже стояла в воде по колени, и наклоняясь, брызгала водой из ладошек на барина. Викентий сгрёб её в объятья и завертел в воде, а она шептала : - Красив ты барин, жарко целуешь.
Утробно закричала, забилась в его руках, в следующие минуты он понял, что до него была она невинной. - Ну Трофим, ну ведун, ну экзекутор – шептал Викентий. Потом, опустошённый упал в воде на спину и закричал – Господи!– я здоров! И тише – Спасибо Катенька за твою доб-роту, да за исцеление, за ручки ласковые да ласки жаркие. Спасибо милая. А я в долгу не останусь.