81. Финтифлюшина

                Почти неправдоподобная
                история, случившаяся с
                Ёжиковым под Новый год.

       Исай Дмитриевич Ёжиков, никто как другой соответствовал своей фамилии.
    Нет! Он нисколько не был колючим, игольчатым, зацепистым и игривым. Скорее
    наоборот был круглым, мягким, податливым, как тот "ёжик" в песенке с дырочкой
    на боку.
       Но всё равно при взгляде на него люди, доселе его не знавшие точно могли
    определить, показать пальцем и сказать:
       - Вот это Ёжиков!
       Он был приятной внешности с круглым добродушным лицом, абсолютно круглой
    и лысой головой, сравнивая которую с глобусом можно ещё раз убедиться и пере-
    стать сомневаться, что планета наша имеет круглую форму.
       С узорчатыми свисающими ушами волнистого формата, крепким лбом, на котором
    как извилины молнии зияли три морщины. Нос приплюснутый, картошкой, ноздри
    широко раздутые, как будто не успевали надышаться запахом трав, растений и
    прочих лесных массивов.
       Одним словом он был садовод!   
    Жена его Клавдия Петровна была под стать ему - круглая, пышная, любвеобиль-
    ная В общем, были они оба - два мирных цветущих создания  на пенсии.
       Но он ещё работал.
    А сад был у них не очень близко, с двумя пересадками. Когда молодой был этого
    не замечалось. Туда бегом с завода - раз! и на подножку, там протиснулся, там
    повезло, место освободилось.
       Но с годами это стало происходить всё медленнее и медленнее. И тут надо-
    умели его соседи по саду в конце жизни купить машину. На дорогую не хватило,
    на среднюю поношенную наскреб.
       Купил. И так ездил на ней, а она почему-то ломалась, а он ее ремонтировал.
    И не поймешь - он ли на ней ездил или она на нем? Если в черте города слома-
    ется, это ещё ничего! Зятю позвонит, тот приедет, поколдует, заведет. А вот
    ближе к сельской местности - тут трудноватее приходилось.

       Так бы жил и работал он незамеченным в истории своего существования, если
    бы не один случай!
       Он так зимой-то на машине не ездил. Поставит поздней осенью в гараже.
    В саду всё закончит, приберет, яблоки в хранилище положит, ставни на окнах
    закроет и до весны!
       А тут, чёрт его попутал поехать!
    Ну и случилось, что случилось. Застрял. Не доехал. Треснуло что-то в машине.
    Ладно недалеко от дома и гаража. Отбуксировал  его зять на место, повозился,
    покряхтел.
       Зять у него молчун был. Есть такие люди - не любят разговаривать. Делают
    свое дело и делают. А Исай Дмитриевич был наоборот человеком словоохотливым.
    И как-то неловко ему было в обществе с зятем, он лучше с соседом по гаражу.
    Там анекдот, там байка! Всё веселей.
       После некоторого промежутка времени приходит его Николай и говорит:
       - Вот! Финтифлюшина эта сломалась!
    И кинул на верстак какую-то железную  загогулину.
       - Купить трудно, но сварить можно!
    И ушел. У Николая не было такой возможности по ремонту - работал в редакции
    газеты "Молодая рать".
       Исай так про себя иногда размышлял:
       " Такой молчун, а в редакции работает? Может он только при мне такой?
    Да бог с ним!"
       А машина у Николая была хорошая и в отличии от тестиной не ломалась.
    Мужики соседские по гаражу подошли, посмотрели на оторопевшего Ёжикова,
    похлопали по плечу и один из них сухой и длинный, как долго висевшая и высох-
    шая вобла на веревке сказал:
       - Ты же, Дмитрич, на заводе работаешь! Сварщик! Приварить сможешь.
       "Могу!" - подумал Ёжиков.
    Он не сразу принимал важные решения, долго их обдумывал. Такой был человек.
    Вот и на Клавке женился не сразу, а с третьего подхода.

       Заводик его был небольшой, но все-таки завод и свою проходную имел.
       "Вот возьму я эту финтифлюшину и приварю, а как выносить буду?" -    
    думал он.
       Мужики те же, что из гаража долго смотрели на умственные мучения Ёжикова,
    посоветовали ему обратиться к начальнику охраны Петелькину Кузьме Ивановичу.
    Благо он тут же гараж свой имел.
       - Поговори по-человечески, объясни, бутылку поставь в крайней мере -
    говорили ему.
       Он так и сделал.
    Петелькин оказался человеком крайней души. Они с ним всю молодость повспоми-
    нали, как в армии служили каждый в своей части.
       В общем, заручившись поддержкой он на следующий день понес финтифлюшину
    свою на завод. Исай Дмитриевич все-таки был человеком предусмотрительным и
    спросил тогда Кузьму Ивановича:
       - Не надо ли бумагу какую составить, что деталь-то моя, кровная, и я ее
    на завод принес, а не украл?
       - Да ты что? - удивился Петелькин - Моему слову не веришь?

       Приварил он ее аккуратно, удачно как родную. На шовчик поглядел, рукой
    погладил, как жену любящую. Не шовчик, а бантик!
    В пакетик целлофановый положил, тряпочкой замотал, чтоб на проходной не гре-
    мела и пошел.
       С Клавой утром простился, как будто на войну уходил.
       - Иду! - говорит - Клава!
       - Иди, иди! - перекрестила его жена.
    В деяние это он ее не посвятил, разговору лишнего. Зачем?
       А дело было под Новый год, аккурат 31 декабря.
    Что-то завод не дотягивал до плана. Многие не работали, к празднику готови-
    лись. А его попросили выйти поработать до двенадцати, до часа.            
      Что бы не выйти за двойную? А потом гуляй, мать Россия!
    И угораздило ему именно в этот день финтифлюшину эту домой тащить!
    Ничего не подозревая он веселой походкой, обмотав драгоценную деталь тряпкой,
    как намеревался, пошел на выход.

       Вдруг неприятная вещь встретила его на выходе с завода - некролог висел.
    "Скоропостижно скончался старейший работник предприятия - Петелькин Кузьма
    Иванович". И даты стоят как полагается.
       Дмитриевича как током ударило. Как же так? Дорогой ты мой человек! Ведь
    намедни были с тобой! И о финтифлюшке своей он забыл, просто шел как скошен-
    ный. Горе-то какое!
       На проходной встретила его знакомая из охраны. Знать-то ее он не знал, но
    лицо-то до того знакомое, примелькавшееся, что как родная показалась.

       Это была баба гренадерского роста с квадратно-гнездовым лицом, неприступ-
    ной ошеломляющей внешностью. А он, Ёжиков, припозднился малость в связи с
    работой да любованием своего изделия - произведения искусств. Так что шел
    один из последних, все ушли и готовились к празднику.
       - Идешь? - спросила она его.
       - Иду! - благодушно ответил он.
       - Несешь?
       - Что несу? - тут его передернуло.
       - Знамо чего, подарок жене! Дай-ка я тебя для порядка пощупаю миноиска-
    телем.
       - Горе-то какое! - хотел он переключить ее на другую тему.
       - Да, горе, горе, хороший был человек.
    Но дело она свое знала крепко и у него финтифлюшина эта зазвенела. Ну чисто
    как в аэропорту, когда летали они с Клавкой в Адлер. У Ёжикова всё упало.
       В первый момент ему показалось, что он человек с другой планеты и всё
    плыло под ногами. Был как бы в ощущениях невесомости. И не он это был, а
    кто-то другой. А он, настоящий Ёжиков летал над собой, как душа в момент
    погребения.
       Но нет! Гренадерша вернула его в реальность.
       - Так ты несун? - чему-то своему обрадовалась она и посмотрела на него
    таким своеобразным любящим взглядом, как будто увидела своего родственника
    куда-то запропастившегося лет на 20-ть, а тот как красное солнышко появился
    у вертушки.
       - Да я тут - начал не связано оправдываться Исай - Петелькин умер, а я,
    бумага, гараж...
       Он нес такую околесицу, что можно будучи военным врачом точно поставить
    диагноз: "Контуженный!"
       Но Марья Ивановна, так звали вахтера, была несколько других кровей.

       Детдомовская, рано потерявшая родителей, она умела сама завоевывать от
    жизни то, что последняя ей не предоставила на блюдечке, как у других облас-
    канных судьбою детей. Она сразу полюбила копейку, попала в дурную компанию,
    но случай предостерег ее и вовремя направил в нужное течение.
       А дело было вот как!
    По сущности, по роду деятельности этой компании приходилось нашей Маше
    довольно часто попадать в детскую комнату милиции. Место не очень приятное,
    где ее всячески воспитывали правильному образу жизни.
       Но ей нравилось попадать туда. Почему? Да просто влюбилась она в одгого
    молодого сержанта. Тот тоже обратил на нее внимание. А в юности она была
    стройна, притягательна и своеобразна, не то, что сейчас.
       Итак  , потихоньку за разговорами по душам она и вправду начала исправ-
    ляться. А у того тоже бзик такой был или убеждение, что всю-то страну я не
    воспитаю, а вот эту кареглазую, немного угловатую, высоченную девушку
    вытащу из болота.
       Действительно, она поступила в вечернюю школу, потом устроил он ее на
    завод в прессовый цех.

       Любовь эта ничем не кончилась, сержант женился и переехал в другой район.
    А Маша осталась. Но в прежнюю компанию больше не возвращалась и совсем стала
    рабочим человеком. Вот только страсть ее к большой копейке однажды привела
    к несчастному случаю. Зажав спичкой пульт управления прессом для перевода его
    в автоматический режим, лишилась она трех пальцев.
       Эх! Где был начальник техники безопасности? Да разве за всеми уследишь?
    Но прежнего не вернешь. Перешла она работать в охрану, где и встретила Исая
    Дмитриевича. До того она несколько раз была замужем, да с семейной жизнью
    что-то не складывалось.

       И вот теперь перед ней сидел оробевший этот человечек со своей финтифлю-
    шиной и смотрел на нее, как на ангела.
       Марья Ивановна прокурорской походкой ходила мимо турникета и назидательно
    читала тому лекцию, как некогда воспитывал ее сержант.
       Ей было смешно.
       - Пожилой человек, в годах! К Новому году надо готовиться, ёлку наряжать,
    внучкам подарки готовить! А он? Сам как подарок!
       Посадят теперь! - говорила она - Допрыгался! Вместо ёлочки будет клеточка!
    Сейчас старшие придут. Протокол оформим и гуляй, Вася!
       Исай Дмитриевич совсем скис. Он думал о своей никчемной, бестолковой
    жизни. О Клаве вспомнил. Как там она одна останется? Не вскопать в огороде,
    не посадить! Да она в последнее время и не сажала ничего.
       - На рынке купим! - говорила она - Вот смородину посади, крыжовник, ягоды
    соберем, яблоки упадут. Много ли им двоим надо? Дочка? Та отдельно живет.
    А Клава? Как там теперь одна?

       Настенные часы показали 6-ть, потом 8, 10-ть. Из проходной давно никто      
    не выходил и в нее никто не входил.
       - Конвойные-то скоро придут? - спросил он гренадершу.
       - Да теперь, чай, и вовсе не придут - ответила охранница - Отмечают, чай!
       - И как же?
       - Утром сменяют - зевнула она.
    Вертушка была на замке. "Не сбежит!" - подумала она.

       Ей почему-то жалко стало этого несуна. Дома, небось, жена волнуется?
       - Чай, чай! Кстати, чаю хочешь?
    Она уже перешла на ты и по матерински заварила чайник. Тот старый металличес-
    кий долго подходил на открытой спиралевой плитке, потом закряхтел, загудел,
    пока не стала приподниматься и греметь железная крышка.
       - Тебе покрепче?
       - Мне все равно - без единой нотки надежды ответил тот.
       - Ты покрепче привыкай! Там "чафиры" пьют, одну заварку!
       - А ты что сидела? - спросил он.
    Крепкий чай немного привел его в чувства.
       - Три раза! - соврала Марья.
       - А разве в охрану таких берут?
       -  Берут, берут. Я по мелочи, да всё под амнистию попадала. Женскую,
    слыхал о такой? Но тебе это не грозит, не волнуйся - продолжала она 
    издеваться над Ёжиковым.
       - Ты и замужем была? - Исай тоже перешел на ты.
       - Ага! Три раза. Как посадят, так бросают. Как посадят, так...
       - Мужья-то тоже из таких?
       - Знамо дело!
       - Весело живете! - поморщился Исай.
       - А то как же!

       Определенно этот несун ей нравился всё больше и больше.
    У нее на самом деле были три мужа. И все поумерали. Разные были. Она сама-то
    женщина не очень красивая, но была в ней какая-то чёрточка, что мужикам
    нравилось.
       Первый - балагур был, гармонист, как свадьба, веселье - всё за ним!
    Да и прожили они недолго - умер глупо. Пошел на рыбалку вот также зимой и
    в полынью провалился. Как угораздило? Замерз.
       Второй - наоборот был серьезным, упрямым, учителем физкультуры работал
    в школе. Казалось бы! Спортсмен, физкультурник, а сердце слабым оказалось.
       Третий. А третий бабник был. Она сама его бросила.
    И вот решила Марья с этими экспериментами завязать навсегда. Ну не пошло,
    значит не пошло!

       А теперь вот увидев этого неуклюжего шарообразного мужичка что-то
    шевельнулось у нее на сердце.
       Время подходило к двенадцати.
       - А знаешь? Как звать-то тебя?
       - Исай Дмитриевич!
       - А я Мария Ивановна! А знаешь? Есть у меня в загашнике бутылочка, ну не
    шампанское, а "шипучка"! Отчеблучим на проходной! Всю жизнь вспоминать
    будешь!
       Ёжиков повеселел. Ему уже предстоящая каторга в будущем показалась милой,
    простой и беззлобной. Они открыли бутылку по казенно висевшим часам в проход-
    ной. Гулкий хлопок раздался эхом по опустевшим цехам.
       Посидели, поговорили.
    У нее нашелся шмоток полукопченой колбасы, у него недоеденный обед и два
    соленых огурца.
       Он рассказал ей всё как на духу, она тоже призналась, что нигде не сидела,
    а выдумала для устрашения. Посмеялись по доброму над этим.
       Где-то в половину второго она еще раз прошла мимо турникета, пнула ногою
    ту валявшуюся на полу финтифлюшину. А потом выдала:
       - А давай-ка, Исай, забирай свою железяку, да чеши домой! Обрадуй жену!
    Он посмотрел на нее как на волшебницу.
       - Правда?
       - Да! А я закрою за тобой, да покемарю до утра.

       Ёжиков шел по молодому снежному городу. Игольчатые снежинки мягко падали
    на воротник его зипуна, какая-то из них таяла, какая-то оставалась блестеть
    при свете уличных фонарей.
       Навстречу попадались радостные прохожие, в небо летели салюты и фейервер-
    ки, разлетались брызгами бенгальские огни.
       Город встречал Новый год. А он шел и думал:
       "Какие же хорошие люди есть на земле!"

       Дома он бросил ненавистную железку в прихожей. Клавдия уже спала.
    На столе стояла недопитая рюмка водки. Он опрокинул ее, закусил и полез
    под одеяло к теплой жене.

                2023 г.
                Декабрь.