Сахарозаводчица графиня Апраксина. Часть 2

В 1842 году Евдокия Небольсина вышла замуж за графа Ивана Апраксина и стала графиней Апраксиной. Графы титуловались «ваше сиятельство». Графское достоинство являлось наследственным.
Её муж, Иван Александрович Апраксин, по отцу являлся потомком стольника графа Андрея Матвеевича Апраксина и генерал-фельдмаршала Петра Александровича Румянцева. Его отец, Александр Иванович (1782—1848), участвовал в Отечественной войне 1812 года: при Бородино был адъютантом М. И. Кутузова (награждён «Золотой шпагой»); в сражении под Малоярославцем находился в отряде генерала М. И. Платова; в 1834 года был пожалован в тайные советники и сенаторы. Мать, Мария Александровна Шемякина (1793—1872).
В 1682 году род Апраксиных породнился с царским родом:  Марфа Матвеевна Апраксина (1664 – 1716), которой было всего 15 лет, вышла замуж за Фёдора Алексеевича Романова. Государь пожаловал из спальников в стольники трёх её братьев: Петра, Фёдора и Андрея. Хотя и пробыла Марфа Матвеевна царицей лишь два месяца, но привилегии и почёт сохранила до конца жизни.
Андрей Матвеевич занял видное положение при дворе, являясь членом «Всешутейшего и всепьянейшего собора» — дружеской компании приближенных лиц Петра I, в которой председательствовал «князь-папа», «всея Яузы и всея Кокуя патриарх» Н. М. Зотов, учитель Петра. Грубые развлечения этой компании, водящей знакомство с «Ивашкой Хмельницким», как Петр I называл вино, слышны и в прозвище Апраксина — «Бесящийся». С возрастом Андрей Апраксин остепенился и в 1722 году вместе с должностью обер-шенка (главного виночерпия) получил от Петра I графский титул. Андрей Апраксин не стал высоким государственным деятелем, как его братья, но чин генерал-майора получил, и более прославился как путешественник и писатель. В его литературном наследии есть сочинения по морскому делу, математике, истории. После смерти бездетного брата Федора Матвеевича, первого генерал-губернатора Воронежской губернии и первого президента Адмиралтейств-коллегии, Андрей Матвеевич унаследовал его большое состояние. Андрей Матвеевич Апраксин (1667 – 1732) является родоначальником ветви Апраксиных, к которой относится Иван Апраксин (1818 – 1892).
Иван Апраксин в 1836 году окончил Институте Корпуса путей сообщений. Несмотря на то, что в начале XIX века путей сообщения было всего два: водный и подводный (шутка!) - конный, офицеры-выпускники вуза успешно занимали должности и служили не только в разных родах и видах Военного министерства, но и в Министерстве внутренних дел. Так отец Григория Строганова, одного из друзей Ивана Апраксина, сыгравшего важную роль в его жизни, - Александр Григорьевич Строганов стал управляющим Министерством внутренних дел Российской империи в 1839 году. Во всей истории России он дольше всех состоял в генеральских чинах — 59 лет и 9 месяцев!  Институт в то время, когда в нём обучался молодой граф Апраксин, был самым престижным высшим учебным заведением Петербурга. 15.06.1839 г.,  после окончания службы в Институте, Иван Апраксин был переведен в лейб-гвардии Преображенский полк, где был произведен сначала в подпоручики (06.12.1841 г.), а потом  и в поручики (10.10.1843 г.).
08 октября 1843 года в семье Апраксиных появилась дочь – Мария, которая стала жить с матерью в Москве. Для воссоединения с семьёй, поручик Иван Апраксин подал рапорт о переводе в Московский пехотный полк, где с января 1844 года продолжил службу и был произведен в капитаны.
В этом же году Иван Апраксин перешел из военных в жандармы и был назначен адъютантом к генерал-лейтенанту Тришатному А.Л., который занимал должность командира Отдельного корпуса внутренней стражи – прообраза современной Национальной гвардии, представляющего из себя систему военно-полицейских формирований, обеспечивающих охрану правопорядка и защиту государственного строя от внутренних угроз. Практически сразу же Иван Александрович получил майорский чин.
Вполне вероятно, к поступлению Ивана Апраксина на новую должность приложил руку отец его свояка – Бибиков Иван Петрович, который был родственником Александра Христофоровича Бенкендорфа, управляющего Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии.   
Не считаю, что доставшаяся Ивану Апраксину адъютантская служба казалась ему мёдом. Его шеф -Александр Львович Тришатный отличался не только смелостью, но и крайней свирепостью. Он публично, при солдатах мог называть офицеров корпуса свиньями и за малейшую провинность отдавал их под суд. А как-то раз, во время смотра войск так унизил заслуженного боевого генерала Апостолова, что тот умер прямо на плацу. Ходили слухи о том, что несколько подчиненных офицеров, которых он оскорблял, не выдержали бесчестия и пытались покончить жизнь самоубийством. Неоднократно жалобы на Тришатного А.Л. поступали руководителю военного ведомства Чернышёву А.И., в том числе даже от шефа жандармов графа А.Х. Бенкендорфа, но прежние военные заслуги покровительство друзей, участвующих с ним еще в войне с Наполеоном и занимавших высокие должности, позволяло ему быть непотопляемым.
Служебная деятельность генерала Тришатного А.Л. осуществлялась параллельно, согласно занимаемым должностям, в двух, не связанных между собой направлениях: он был командиром Отдельного корпуса внутренней стражи и, одновременно,  инспектором резервной пехоты.  Такое совместительство была успешным в отношении должности командира Отдельного корпуса внутренней стражи, где он получал награды и монаршие благоволения. А вот вторая должность Тришатного А.Л. (инспектор резервной пехоты) в последние годы его инспекторской деятельности оказалась не столь благополучной и в конечном счете привела к краху его военной карьеры.
Служба Ивана Апраксина в должности адъютанта генерала, совмещавшего две должности, не была легкой, поскольку приходилось работать за двоих, к тому же, еще была связана с постоянными командировками, во время которых Тришатный А.Л. инспектировал воинские формирования.
В начале 1847 года подчиненные Тришатному А.Л. командиры отправили в резервную дивизию Кавказского корпуса, к наместнику князю Воронцову М.С., 17 тысяч рекрутов, которые не были обеспечены продовольственным пайком и обмундированием по сезону.  В результате чего, многие заболел и умерли. Несмотря на то, что генерал-лейтенантом Тришатным А.Л. были обнаружены крупные недостатки и злоупотребления со стороны должностных лиц дивизии, он не принял мер к исправлению положения, скрыл все это от военного министра А. И. Чернышёва, сообщив последнему, что все обстоит благополучно, что «рекруты благоденствуют». Но ему не поверили и отправили следователя.  В ходе проведенного расследования было установлено, что Тришатный А.Л. вместе с подчиненным его, окружным генералом Добрыниным, допустили непростительные беспорядки и действия, дававшие повод подозревать их в лихоимстве (получении взятки).
По приговору военного суда от 31 августа 1847 года Тришатный А.Л. был разжалован из генерал-лейтенанта в рядовые, лишён орденов и знаков отличия, дворянского достоинства. Однако, император Николай I проявил по отношению к Тришатному  А.Л. милосердие и повелел «в уважение прежней отличной службы возвратить дворянство с дозволением жить в семействе где пожелает и с определением ему инвалидного содержания за полученные раны по прежнему его чину».
Получилось так, что, и перебравшись в Москву, ближе к семье, Иван Апраксин, из-за служебных обязанностей, не мог уделять семье достаточно времени. Это его очень тяготило. В конце концов, было решено отправить семью в Санкт Петербург, где 26.05.1847 г. родилась вторая дочь – Евдокия.
Случай получил широкую общественную огласку. Белинский В.Г. в письме Боткину В.П. 7 июля 1847 года писал: «Еду в Париж и вперед знаю, что буду там скучать. Притом же, чорт знает, что мне за счастие! В Питере, перед выездом, я только и слышал, что о шайке воров с Тришатным и Добрышиным во главе».
Уголовное преследование шефа не могло не отразиться на положении его адъютанта Апраксина, которому пришлось участвовать в деле в качестве свидетеля. Последователи Белинского своими идеями будоражили общество, переживающее к тому времени пору застоя. Публикации в журналах «Современник» и «Отечественные записки» захватывали умы молодого поколения, призывали к ограничению самодержавия. Ситуация в стране, из-за идейных брожений, требовала для стабилизации репрессивных мер, которые последовали. Разумеется, возросла нагрузка на полицию и всех тех, кто в ней служил. Лишившись высокого покровителя, испытывая желание быть ближе к семье, майор Апраксин потерял всякий интерес к полицейской службе и в июле 1848 году, после смерти отца, вышел в отставку.
Вступив в наследство, желая, чтобы ситуация, связанная с его службой под началом опального генерала, успокоилась, граф Иван Апраксин решил увести свою семью за границу, во Францию. Конечно же, время для такой поездки было выбрано не самое удачное, но, такое решение, возможно, было для него необходимым.
Столица Франции уже со времён абсолютизма превратилась в центр культурной и научной жизни всей страны. Привлекательность Парижа для русской интеллигенции определялась универсальностью и космополитичностью этого города. Здесь были востребованы и находили широкие возможности для развития и совершенствования любые умственные способности, могли быть удовлетворены различные культурные запросы.
С начала 1848 году революционный вал захватил Европу. В январе в итальянском Палермо началось народное восстание против австрийского господства, которое установилось после наполеоновских войн. В феврале 1848 года в Лондоне был опубликован «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Считается, что на идеи Маркса и Энгельса практически никто не обратил внимания – число их сторонников не превышало нескольких десятков человек.  Подлинную популярность идеи, изложенные в «Манифесте», обретут лишь несколько десятилетий спустя. Совпадение или нет, но, именно в этом же месяце был свергнут французский король Луи-Филипп I и в Париже провозглашена Вторая республика. Купечество в России горевало об участи 50 млн. рублей, которые за год до этого, были вверены российским правительством французскому и размещены во французских банках.
Затем вспыхнули Австрия, Пруссия, Чехия, Венгрия. Главными идеями революционеров были борьба за конституционные режимы, введение конституций, принципа разделения властей и права участвовать в выборах. Например, во Франции, для того чтобы голосовать, надо было платить налог в двести золотых франков.
К 1848 году Николай I окончательно утратил понимание динамики политического, исторического развития и окончательно стал консерватором. Во главе всего стал принцип — сохранять то, что есть любой ценой. Не желая распространения пламени революции на Россию, Николай I отозвался на просьбу о поддержке императора Австро-Венгрии Франца Иосифа: усмирил восстание в Венгрии и убедил короля Пруссии Фридриха Вильгельма отказаться от планов о «германском объединении». Польша после восстания 1831 года снова перестала существовать как государство и частично входила в Российскую империю, а частично, в виде  «прусской Польши»  - в Австрийскую. Революция, произошедшая в странах Европы, Польшу не затронуло, поскольку восстание 1846 года было сорвано, а заговорщики арестованы. Австрийцы же, в «прусской Польше» устроили более страшную вещь — так называемую Галицийскую резню. Они пообещали заплатить местным крестьянам за выступление против шляхтичей и за каждую голову шляхтича-революционера. В этой страшной резне погибло до трёх тысяч человек. Причём многих убивали на глазах австрийцев. Убивали шляхтичей, убивали священников, но не трогали ни богатых крестьян, ни австрийских чиновников.
Чтобы не допустить распространения революции на Россию, власть принялась рьяно искоренять крамолу в науке, литературе и журналистике. Началось печально известное «мрачное семилетие» — последний, самый унылый период правления Николая I. Павел Рейфман, историк русской литературы и журналистики, в книге «Из истории русской, советской и постсоветской цензуры» приводит цитату из дневника цензора Александра Никитенко: «Наука бледнеет и прячется. Невежество возводится в систему… Теперь в моде патриотизм, отвергающий все европейское, не исключая науки и искусства, и уверяющий, что Россия столь благословенна Богом, что проживет без науки и искусства… Люди верят, что все неурядицы на Западе произошли от того, что есть на свете физика, химия, астрономия, поэзия, живопись». Власти пытались всячески ограничить ввоз иностранных книг, университетам запретили выписывать журналы и газеты, а в 1849 году всерьез обсуждалась идея о закрытии всех университетов как потенциальных рассадников вредных и опасных идей. Вот как характеризовал состояние русского общества заката николаевской эпохи Михаил Лонгинов: «Громы грянули над литературой и просвещением в конце февраля 1848 года. Журналистика сделалась делом опасным и в высшей степени затруднительным. Надо было взвешивать каждое слово, говоря даже о травосеянии или коннозаводстве, потому что во всем предполагалась личность или тайная цель. Слово "прогресс" было строго воспрещено, а "вольный дух" признан за преступление даже на кухне. Уныние овладело всей пишущей братией». Разгром периодической печати явился одним из звеньев в цепи полицейских репрессий Николая I, которыми он надеялся не допустить в России европейскую «весну народов». Затем репрессии обратились на литературу, театр, систему просвещения. Яркой иллюстрацией мракобесия явился смертный приговор писателю Фёдору Достоевскому и другим вольнодумцам - участникам кружка Петрашевского. Лишь в самый последний момент, перед исполнением приговора, осужденным объявили о смягчении наказания — вся церемония их публичной казни была инсценировкой. В итоге, все последователи Петрашевского, вместе с Достоевским, оказались на каторге. Белинского спасло только то, что к 1848 году, возмутив умы, сам он скончался. Общественная и политическая жизнь в России замерла.
Усиление реакции со стороны правительства по всем направлениям, привело к тому, что в Европу уехали некоторые прогрессивные деятели, писатели, журналисты, впрочем, которых, даже с натяжкой, нельзя было считать с революционерами: Герцен, Бакунин, Анненков, Тургенев и др. 
Впоследствии Александр Иванович Герцен, как эмигрант, потерявший право на возвращение домой, уговаривал желающих эмигрировать из России не делать этого ужасного шага.
После подавления социал-революционного восстания в июне 1848 года, первым президентом Французской республики демократическим путем был избран и провозглашен племянник Наполеона Бонапарта - Луи-Наполеон Бонапарт.
Молодая семья, ехала за границу из «замороженной» России во время «весны народов». Семья Апраксиных жила во Франции около двух лет. К этому времени относится написание французским живописцем Шарлем Мюллером портрета графини Евдокии Николаевны Апраксиной с дочерьми: графиней Марией Ивановной и графиней Евдокией Ивановной. В настоящее время холст находится в Государственном историческом музее. Среди работ художника, которые экспонируются в Луврской галерее, в Париже: «Мария-Антуанетта в дни счастья, в Трианоне», «Мария-Антуанетта узница в Консьержери», «Обедня во времена террора», «Сумасшествие короля Лира», «Смерть испанского цыгана» и «Не Иисуса, а Варавву».
Совершив переворот и устранив законодательную власть в 1851 году, Луи-Наполеон Бонапарт, путём «прямой демократии», установил во Франции авторитарный полицейский режим и ещё через год провозгласил себя императором Второй империи. Установление империи совпало с экономическим развитием, что привело к укреплению позиций бонапартистского режима. На протяжении 1852-1870 годов промышленное производство во Франции удвоилось, а внешнеторговый оборот стал выше в три раза. Парижская биржа превратилась в общеевропейский финансовый центр. Отношения с Россией ухудшились до того, что французского императора считают инициатором Крымской войны.
Проводимая политика и нежелание Николая I пойти даже на минимальные уступки общественности, его гипертрофированная самоуверенность с полным отрыв от реальности, основанное на прежних заслугах, вместе со стремлением ограничить в России всё «живое», противопоставление ее остальному миру, в итоге привело к тому, что к началу Крымской войны страна оказалась в полной международной изоляции…
Между тем, возникли неотложные дела в России, требующие личного участия Ивана и Евдокии Апраксиных, и в 1851 году семья вернулась в Россию.
Окончание следует