Былинные земли. Побываем в Задорожье. Часть 6

(Продолжение следует)

ПУТНЫЕ ЛЮДИ НА МНЮТЕ

Жабы не зря устроились обок «Большой дороги», что выводила к берегам Западной Двины и далее, в необъятные северные просторы. В Лужковском имении им принадлежали 204 христианских (крестьянских) дыма, хозяева которых обеспечивали доходность.

Обслуживание транспортных потоков приносило выгоду. Это как сейчас, в связи с возросшим автомобильным движением. Постсоветские республики ищут наиболее приемлемые маршруты провоза, исходя из новых реалий, закрывают пограничные переходы, перенаправляя грузовые потоки так, чтобы обогатить своих толстосумов. Поиском путей общего блага это не назовешь.

В княжеское время границы были условные, а помогали движению центры путных слуг. Они предоставляли конные экипажи, помогали добраться до цели, перевозили товары. В области Задорожья все пронизано путевыми наречиями. Поблизости озеро Путятинское, двор Путятинъ и село Путятино.

Князья держали в своих руках путное дело, поощряя подданных и вознаграждая земельными участками. Еще во второй половине XVI столетия «на реке на Мнютице» люди Грозного фиксировали волость Городецкую, «а в ней село княгини Мосалской», да «князя Богдана Соколенского 18 деревень». 

Одним из средоточий, где формировались подводы, был Улин, или Улино, которое входило в состав Лужковского имения. Будучи подкоморием (судьей по земельным спорам) наследник дедовского поместья Теодор Жаба открыл там каплицу – по аналогии с руднянской в Свядском имении. В Рудне, мы помним, впоследствии образовался производственный «цех» – там пилили лес, выплавляли железо и ткали одежду. Похожий промысел сформировался на Мнютице. По течению речки, на левой стороне, в центральном дворе Жаб, стояла еще одна капличка, униатская, Пресвятой Богородицы, а при ней три господских двора с целым набором промышленных объектов: мукомольня «о трех поставах», сукнодельня, пилорама «на двух рамах» и "поташной заводъ".

А в Улине?

В Улине сложился новый тип землепользователей. Если смотреть парафиальные данные за 1775 год, то увидим их характеристику: «в Улине посессоры околичные».

Кто это – «посессоры»? Что за слово? Что оно подразумевало?

Дадим слово белорусскому ученому, кандидату исторических наук Вячеславу Носевичу. Вот его мнение: «Это та же шляхта, что жила на территории маетностей - имений. Укореняясь, она создавала отдельные поселки, которые назывались околицами. Потому таких людей называли также «околичной шляхтой». Околичные посессоры могли держать наделы из поколения в поколение. Если имение продавалось, то они оставались на своей земле, как и крестьяне, просто чинш за нее платили новому владельцу».

Действительно, на карте 1800 года Улин – это «окол.»: околица. А почему не «слобода» или застенок? Особой разницы нет – вся суть в шкале расчетов по использованию наделов. Как показывает экономическое описание Дисненского уезда за 1800 год, околичные улинские дворы тянулись «по обе стороны Столбовой («Большой», - авт.) дороги». Опираясь на опыт путных слуг, шляхетские околицы отличались от деревень - могли вести дело самостоятельно.

Жаба создал там фольварк – построил дом «на каменном фундаменте» и открыл почтовую станцию, где содержались лошади. Примерно такой же «расклад» сопутствовал дорожной станции Камень по пути в Витебск и борисовскому направлению при пересечении Берещи в застенке Веребки.

ШЛЯХТА – ОТ СЛОВА «ШЛЯХ»

Cовременная терминология представляет шляхту как польское мелкопоместное дворянство (Википедия). А слово – как производное от немецкого slahta (род). Боже упаси! При чем здесь немцы, если термин чисто славянский. Слово образовалось от понятия «шлях». То есть, были люди, которые сидели на путевых верстах и обслуживали гостей: указывали направления движения, сопровождали, охраняли при преодолении глухих мест, помогали переместить поклажу. Естественно, не бесплатно, и князья подчинили себе сферу перевоза. Это как сейчас. Отделившись, бывшие союзные республики ищут способы привлечения богатых спонсоров, зазывают туристов, открывают гостиницы и питейные заведения. В условиях Великого княжества Литовского образовалось целое сословие, владевшее заезжими дворами. Они расплодились на монашеских землях, чему способствовало королевское вмешательство - поволочная помера. В письменной «докладной», составленной для московского князя и царя при обследовании его «вотчины» - полоцких земель во время Ливонской войны, отражена картина преобразований: перемен. Отмечая город Дрысу (это на правом берегу Двины, напротив Дисны, сейчас Верхнедвинск), посланники восточного соседа дивились новому устройству, фиксируя монастырские земли и «Полотцких шляхтычъ» (так в тексте), что расселились на «Рокусиных да на Хрищовых землъ».

Как видим, путно-шляхетские корни в далеком прошлом – когда междуречье было насыщено владениями полоцких монастырей. Помера, основанная на поощрении материального позыва – не духовного, вела к нарастанию плотских побуждений и зависимости от денежных вливаний. 

Интересно, что «полоцкая шляхта» встречалась также при описании наделов – пустошей, которыми вознаграждал король Сапег «после Смоленского взятия». Вселяя туда своих подданных, Сапеги множили касту чиншевиков – людей, которые выплачивали им деньги за свое устройство.

Этот же способ широко применял Лев Сапега, занимая высокий административный пост в Великом княжестве Литовском. Создавая Новый Лепель, он освобождал на некоторое время новоприбывших от податей – давал так называемую «слободу», и расширял сферу своего воздействия. Накопленные средства использовались для приобретения новых земель, а также на оружейные припасы и военные походы.

Можно не сомневаться, что Жабы переняли сапежинскую практику, что мы видим на примере Свядского имения. Там была создана слобода, которая и сегодня носит такое название. А находилась она при дороге «Для проходу войскъ» и заворачивала в Рудню, где добывалось железо, из которого ковались воинские доспехи.

После реформы, связанной с продажей земель, области путевого обслуживания превратились в очаги «довольствия», где плодились собственники, представляя «пёструю» картину. «Островки» церковного устройства еще сохранялись, но преобладал уже иной склад землепользователей. Так, в наблюдениях, сделанных для Грозного «по книгам письма Ивана Лвова с товарыщи» (так в тексте), читаем: «Село Блошники пана Григорья Глебова,.. село Павловичи Варколапова,.. да мещанских 18 деревень, да на Уліне за Духовским попом за Андреем 11 деревень».

ПОСЕССОРЫ КАК ПРОФЕССОРЫ…

Центр путных слуг в Улине разрастался, и в составе «околичных посессоров» насчитывалось к 1775 году 13 мелких владельцев. Обратим внимание: все они были одной и той же фамилии – Шипилло. Отличались только именами, один, например, носил вполне респектабельное прозвище – Кароль. Были три Казимира, и, чтобы различать, одного звали «Казимир Епимах». Из двух Антониев одного «кликали» «Антонием на Хомине».

Родственный клан показывал, что кто-то давным-давно обосновался в околице, а потом наращивал потенциал, добавляя новые «дымы» - дома за счет нарождавшейся поросли. Точно такой же путь проходил род Шушкевичей в свядском застенке Веребки, но там расчет с хозяевами носил несколько иной характер. При поселении в застенок, для подъема хозяйства, Шушкевичи получили от Жаб часть имущества «в пособие», и потом вынуждены были долгое время расплачиваться, внося дань и деньги - чинш. Интересно, что лошадь для путного дела они тоже получили от хозяев.

Сравнивая церковные ведомости Задорожской парафии – за 1775-й и 1789-й годы, видишь, во что превратилась шляхетская околица. Прошло всего лишь 14 лет, а Улин стал другим! Образовалось «скопище» отдельных, самостоятельных дворов. Так, урочище Юрково принадлежало пану Доминику Шипилло, а на его территории взрастал заставник в лице Петра Шипилло. А Петр, в свою очередь, показывал, что у него свой, отдельный «грунт (участок, - авт.)», и он был оформлен на Юзефата Шипилло - надо полагать, на сына. Двое Шипилло указывали годовую доходность со своих «грунтов». Например, Леон имел со своего участка 81 злотый.

Обзавелись имениями посессоры, обитавшие в Шадзеевщизне. Там их было пятеро, и все разных фамилий. По данным за 1789 год, часть поселения была в собственности пана Шимановского, и приносила ему прибыль в размере 33-х злотых. Вторую часть «обухаживал» пан Маврикий Шадзеевский, снимая по 64 злотых ежегодно.

Имея «навар», шляхтичи расширяли владения, составляя конкуренцию «именитым» собственникам. Они активно заявляли о себе, не уступая в способах добычи капитала. Если бы Речь Посполитая сохранилась, то на арену мог выйти новый имущественный класс и взять власть. Тогда магнатам пришлось бы уступить верховенство, и последующих мятежей и восстаний могло не быть.

Отметим одну особенность, что вытекает при исследовании парафиальных документов за 1789 год. Почти все улинские посессоры характеризовались примечательной фразой: «грунт в Улине… не высевает 10 корцов зерна...»

Ударение на эту особенность – что высев зерна не превышает «10 корцов», повторяется 23 раза, отличаясь именами собственников. Что же имелось в виду?

Снова поясняет ученый Носевич: «На сейме 1789 года было решено обложить 10-процентной ставкой мелких владельцев. Но сделали послабление. Если хозяева присягали, что высев зерновых не превышает 10 корцов (бочек стандартного объема в 37,8 литра), то с них проценты не удерживались. При этом размер дворной пашни, который давал право на льготу, не должен был превышать 7 гектаров».

Как видим, шляхта добилась пристального внимания к своим правам, заставила власть пересмотреть отношение к обладателям небольших земельных наделов. Тут и другой аспект. Как показывает практика, «независимость» практиковалась, исходя из корыстных побуждений. Как правило, участки для самостоятельного ведения хозяйства отдавались с учетом качества почвы: насколько она плодородная. Магнаты «доверяли» частникам наихудшие земли. «Земля суглинок, частью чернозем», - писал составитель экономического обозрения в 1800 году.

Не имея полновесной возможности развивать фермерство, посессоры искали другие – более прибыльные источники доходов.

(Продолжение следует).

На снимке (из интернета: церковь святой Параскевы Пятницы в Плисе, на берегу реки, что составляла часть столбового (большого) пути.


29.12/23