Самое лучшее - впереди!

Посвящаю эту историю своим любимым девчонкам
и внукам


Есть какое-то очарование в рождении первых слов книги.
Никогда не знаешь, куда они тебя заведут.
Б. Поттер


Глава первая

Приятного путешествия в мир любви и согласия

Время тихой любви – это больше забота…
По глазам уловить, с полуслова понять.
Ведь любовь, как ни странно, – большая работа,
Если ей дорожишь и не хочешь терять…

Вышли из аллеи и, чуть спустившись, знакомой тропинкой обогнули дом. Пять широких ступенек, и ты у двери. Раскачивается на ветру фонарь, разбрасывая ажурные тени по крыльцу. Оглянулись. Дом черной плотной стеной окружили деревья. Льющийся из окон свет слегка серебрит белую снежную скатерть, что расстелила зима между домом и садом. А там, чуть дальше, луна таинственно погружает мир в сказку. Тихо.
Мы очень любим такие прогулки по вечерам. Как хорошо, когда с мороза горят щеки, а переступив порог, оказываешься в царстве тепла и уюта. Пора отдыхать. В спальне свежие, пахнущие морозом простыни и распахнуто настежь окно. Прикрыв его, наспех принимаю душ – и в прохладную постель. Тело расслаблено, глаза прикрыты, погружаюсь в сон.
– Ты спишь? Я прилягу рядом...
Запах шампуня окутывает меня. Крепкое, родное тело. Счастье заполняет до краев, а в душе покой. Сон убаюкивает...

*          *          *

Просыпаюсь. Холодное зимнее солнце уже наполнило комнату светом. Пора вставать. Накинув кофточку, спускаюсь в спортзал. Спортзал – это довольно просторная комната, где уютно разместились тренажеры. Посреди комнаты, как бы заявляя о себе, красуется велосипед, чуть в стороне, не уступая ему по значимости, расположилась беговая дорожка, а в углу скромно притулился домотканый плотный ковер. На стене, куда смотрят велосипед и дорожка, висит плазменный телевизор. Включаю его. На экране лесная тропинка под птичий щебет бежит вперед. Кручу педали, представляя себя в лесу на прогулке... Наступила очередь гимнастики. Тело плохо слушается, но я стараюсь.
Впереди день заполнен до отказа — испанский, стоматолог, надо решить вопрос с билетами в театр (решили в очередной раз сходить с учениками на балет).
Помню наш первый пробный выход с небольшой группой детишек в театр. Как все немолодые, но импозантные мужчины, мой супруг был обожаем своими ученицами. Часто вечерами мы касались этой темы, обсуждая, беззлобно посмеивались. Понимая, что ему это льстит, делала вид, что беспокоюсь.
Чтобы не смущать группу, я приехала прямо перед последним звонком и прошла на свое место, когда свет в зале уже почти погас. Наблюдая со стороны, отмечаю – как же мой суженый статен, красив своей неброской мужской красотой. Широкий разворот плеч, крепкая шея уверенно держит большую голову, обрамленную слегка седеющей шевелюрой. Вот, видимо волнуясь, поднимает руку и своими длинными красивыми пальцами едва касается волос. Хорошо еще, что по привычке не запустил всю пятерню туда. Молча сажусь рядом и ощущаю, как его рука прикасается к моей и сжимает ее. Я тоже тебя люблю...
Музыка вкрадчиво заполняет собой уютный зал и наши души. Нежный голос скрипок повествует о грустной истории любви. Захваченные сказкой, сопереживая героям, мы все неотрывно следим за тем, что происходит на сцене. А там – отчаяние и надежда противостоят коварству. Зло, не подозревая, какой бесславный конец его ожидает, торжествует. Оркестр вторит торжеству. Трубы, флейты, тромбоны поют ему гимн. Действо захватывает. Хочется остановить время. Вмешаться и все исправить.
На лицах ребятишек смятение. Глаза распахнуты, пальчики побелели от напряжения.
Неожиданно для нас герои сказки застывают в последнем па. Опускается занавес, заслонив собой сцену. Антракт. Зал заполняется негромким гулом голосов. Ребята, во главе с моим мужем, тихой стайкой отправляются в буфет. Я остаюсь на месте. Жду.
Прошло, как мне показалось, довольно много времени, а их все нет. Успеют ли? Начинаю волноваться. Наконец возвращаются. Лица у детворы светятся радостью – видимо, угостил на славу. Девчонки наперебой пытаются привлечь к себе его внимание.
И вновь поднимается занавес. Сказка оживает. Мы, захваченные повествованием, не замечаем, как летит время. Наконец зло повержено. Теперь торжествует добро. Трубы, флейты, тромбоны поют гимн счастью и любви. Представление подходит к концу.
А впереди нас ждет продолжение: надо ребятишек развести по домам – так всем спокойнее. И какое же удивление на лицах (почти сюрприз), когда выясняется, что дама, сидящая рядом, оказывается женой всеми любимого преподавателя. Мальчишки смущенно представляются, у девчонок гаснут глазки. Я улыбаюсь.
Делимся на группы. Часть детворы садится ко мне в машину, вторая половина забирается в машину мужа. Маршрут обсудили еще дома. Тронулись. В салоне моего автомобиля гвалт. Ребятишки не могут успокоиться, возбуждены, щебечут, делятся впечатлениями, размахивая руками. Ничего не придумав лучше, включаю тихо музыку. Шум затихает. Уже час, как мы в пути, а у меня еще двое. Звонок – ты где? – объясняю. Договорились встретиться на пути к дому в кафе. Подъезжаю и вижу, сквозь огромные окна, полупустой, залитый светом зал. Без спешки официанты принимают заказы у запоздалых посетителей. Мой супруг сидит за столиком у окна, потягивая коктейль, листает журнал. Посигналила. Не предлагает присоединиться – спешит к машине. Домой!!! Там ужин, там долгожданная постель, а завтра выходной! День прожит не зря.

*          *          *

– Что-то вспомнились твои удивленные и счастливые глаза, когда ты в первый раз увидела фонари в аллее. – Пришел пожелать мне спокойной ночи, присел на кровать, смотрит улыбаясь.
Наступил очередной мой День рождения. Понимаю, будет, как всегда, что-то необычное... но что? Замечаю: Надежда, наша домработница, изо всех сил старается изобразить бесстрастие на лице, но ей это плохо удается. Чрезмерно суетится. Интересно, что меня ждет? В преддверии праздника как будто ничего из ряда вон не происходит. К повседневным заботам прибавились хлопоты по организации праздничного вечера.
Мы любим наши праздники проводить дома в кругу друзей. По четвергам у нас часто проходят музыкальные вечера. Собираются друзья, иногда приходят знакомые друзей, преподаватели, ученики. Если народу много, собираем стулья по всему дому. Все рассаживаются. Надежда с мужем разносят шампанское и шоколад. Рояль в это время – центр вселенной. В основном играет супруг. Играет страстно, увлеченно, самозабвенно. Все слушают затаив дыхание. В такие часы в гостиной царит только музыка.
Возвращаясь из школы, все последние вечера перед торжеством муж не отходит от инструмента. Вечерние прогулки по нашей любимой аллее забыты в эти дни. Не обижаюсь. Сознаю: для меня старается. Но четко ощущаю: напряжение день ото дня нарастает. И как будто замечаю – за мной присматривают исподтишка все, включая Владимира, мужа Надежды и по совместительству нашего водителя, особенно когда я подхожу к окну в гостиной. Окно – сказано скромно. Скорее это стена из стекла. Она тянется от одной стороны до другой, от пола до потолка, наполняя комнату светом и являясь продолжением вида за окном. А там, за стеклом: березы, клены, дубы почти вплотную подступили к дому; и наша любимая аллея, убегающая за горизонт. Никогда еще мы не изменяли ей. Не считая последних предпраздничных дней. Шторы плотно закрыты.
Привычно устраиваюсь в уютное кресло с книгой, под музыку образы ярче, самобытнее, почти живые. На душе покой.
И вот пришел долгожданный День рождения. С утра обо мне как будто все забыли, странно. Короткое «Поздравляю», поцелуй в щечку – и это все? Я в недоумении.
На дворе еще темно, но день обещает быть великолепным. Занимается заря. Темнота отступает. Ощущается легкий морозец. Снег искрится и хрустит под ногами. Спешу на занятия, потом массажист, салон. Готовлюсь к празднику. Волнуюсь.
Вечер. Прибывают первые гости. Смех, разговоры, поздравления, подарки. Только родные загадочно молчат. Столы накрыты старанием Надежды и ее супруга (разве я справилась бы без них?). Все садятся за стол. Звучат тосты. Смеются лица. Искрится шампанское. Переходим к роялю. Мой милый садится к инструменту. Одна из преподавателей его школы встает рядом. В руках у нее листки. Похоже, она собирается читать под аккомпанемент. Ну что ж, интересно. Я люблю такие вечера. Стулья расставлены полукругом, очерчивая сцену. Было объявлено, что данный рассказ посвящается мне, как виновнику торжества. Начинается концерт. Слушая моноспектакль, заливаюсь краской. Звучат строки моего Дневника...
У нас есть договоренность, что у каждого из нас должна быть маленькая тайна. Такая своеобразная изюминка. Свой крохотный мир, без других. И этот мир имеет название – Дневник.
Я растеряна. Не знаю, как реагировать. А суженный, слегка наклонив свою очаровательную голову, вполоборота наблюдает за мной и улыбается. Спектакль одного актера продолжается. Музыка подобрана хорошо. Персонажи из Дневника живут своей, только им дарованной жизнью.
Выступление имело ошеломляющий успех. Долго аплодировали. Пытались уточнить, кто написал эти строки. Но это так и осталось для всех загадкой.
Пришла пора прощаться. Машины одна за другой покидают площадку перед домом. Наконец захлопнулась дверь за последним гостем.
– А теперь наш подарок. – Подает мне шубу, приглашая на прогулку. Выходим. Привычным путем направляемся в нашу аллею. На дворе уже темно. Любимая аллея погружена в сон. Надежда с супругом наблюдают за нами из окна. Все как всегда. И вдруг, едва мы вступили под сень деревьев, – как в сказке! – снег заиграл всеми цветами радуги, дорожка озарилась, и множество очаровательных в старинном стиле фонарей четкой светящей линией побежали вдаль.
Позже я узнала, как выбирали время для установки их. Как рабочие, чтобы сохранить свою работу в тайне, ждали на кухне, когда я покину дом. Как тщательно зашторивались окна, чтобы скрыть следы их труда. И сколько частных уроков пропустил мой супруг, приезжая пораньше и садясь к инструменту, чтобы усадить меня в мое любимое кресло. А возникла идея подарка после того, как я поделилась воспоминаниями из детства – очаровательной картинкой – медленно кружатся огромные снежинки в освещенном фонарем круге.
Воспоминания захлестнули. Сон позабыт. Вспомнились зимние каникулы.
Канун Нового года. За неделю до праздника позвонили дети и сообщили, что едут внуки. Радости не было предела... Начались приготовления. Надумала я построить снежную горку. Надумала и принялась собирать для горки снег. На помощь мне пришли мои помощники по дому, Надежда с Владимиром. Приспособили для этого старую детскую ванну. Приладили ей полозья. Снег собирали в лесу. Грузили на самодельные сани и свозили во двор. Да и небесам наша выдумка оказалась по душе – снег шел не переставая с утра до вечера. Собрали у стены снег в огромную снежную кучу, утрамбовали и залили водой. Вечером мороз усилился. Горка замерзла, обледенела. Утром следующего дня отправились за провизией. Пора было подумать и о подарках. Старшему внуку купили ноутбук, среднему – камеру, остальным ребятам стационарно управляемые машинки разных моделей. Старшей внучке – мобильный телефон. Малышке – большую куклу в воздушном платье. Набрали красивой упаковочной бумаги, мишуры. Упаковывали подарки всей семьей. Теперь встала задача – куда спрятать. Внуки, как только появляются, начинают осваиваться. Ни один уголок в доме не остается без внимания. Решили до поры до времени сложить все в комнате прислуги. Владимир привез огромную, пушистую красавицу елку. Дом до краев заполнил аромат хвои. Дали ей немного отойти с мороза, установили в гостиной и стали наряжать.
Дом украшали все вместе. Мужчины окутали дом, крыльцо и ближние к дому деревья световой гирляндой. На дверь повесили венок из хвойных веток, скрепили его мишурой, а в центре разместили колокольчики. Получился сказочный сверкающий дворец. Мы с Надеждой украшали гостиную. Над окном разместили мишуру, обмотанную гирляндой. Такой же мишурой пронизали перила лестницы. Прочистили камин и придвинули два огромных кресла, расстелили перед ним коврик, а на камин сложили детские книжки, поставили три толстых свечи, украсили камин еловыми веточками и вплели в них новогодние игрушки. Осталось подготовить к приезду детей их спальни. Обе комнаты хорошо проветрили. Купили семь огромных, мягких дедов-морозов с карманами на животе и каждый карман наполнили сладостями. Повесили их у кроваток. Пижамки детские, что дети оставили летом, перестирали и сложили в шкаф. Осталось только дождаться.
И вот наступил долгожданный день. В дом ворвался смех, шум, детский тайфун. Елка всех очаровала. Обедали в столовой. После обеда детей было не собрать. Юные следопыты, как и положено, отправились исследовать тайны дома. К вечеру, когда любопытство было удовлетворено, а усталость взяла свое, ребятишки угомонились, притихли. Все, поужинав, собрались у камина слушать сказку. Мирно потрескивали поленья, языки пламени, переливаясь, освещали близлежащее пространство, оба кресла, ковер и малышей, что, замерев, сопереживали сказочным персонажам. А над окном и вдоль лестницы бежали, зарывшись в мишуру, друг за другом разноцветные огоньки гирлянды. И елка-красавица сверкала своими нарядами. Тихо-тихо рождалась в рояле музыка, оживали герои, и разноцветные всполохи блуждали по стенам. Но вот сказка подошла к концу. Добро победило зло. Поленья в камине почти догорели, и музыка ушла на покой. Тихо крышкой щелкнул рояль. Ребята поднялись в спальни. В их головках сказка еще жила. Герои сражались за любовь, защищая своих дам – дамы с тревогой в сердце ждали своих героев.

*          *          *

Следующий день, как по заказу, выдался на славу. Небо поражало своей прозрачной глубиной. Холодное зимнее солнце, играя бликами, расцвечивало снег разноцветными всполохами. Горка у дома, слегка припорошенная снегом, искрилась, приглашала покататься.
Позавтракав, все дружно расселись по машинам и отправились покупать зимние комбинезоны и ботинки, чтобы было в чем резвиться на улице. В предвкушении предстоящего шопинга настроение у всех приподнято. Звучат шутки и смех.
Огромный супермаркет встретил нас сутолокой и суетой. Кого только не увидишь в этом людском потоке. Тут и молодые семейные пары с отчаянно ревущими ребятишками, и занятые друг другом влюбленные, взявшись за руки неспешно посещающие небольшие бутики, или одинокие, бесцельно толпящиеся у прилавков и с любопытством рассматривающие их содержимое, либо спешащие приобрести необходимый товар посетители с озабоченными лицами, рассеянным взглядом окидывающие на ходу витрины магазинчиков, попадающихся на их пути. И только манекены, замерев в определенной позе, бесстрастно взирали на происходящее. В магазине спорттоваров не протолкнуться. Занятые поисками нужной вещи, мы долго путешествуем по переполненному залу.   
Но вот все в обновках, а в прихожей грудой сложены новенькие лыжи. На кухне хлопочет Надежда. По всему дому растекаются аппетитные запахи, заглушая хвойный. Стол уже накрыт. Ребята наспех поглощают обед – и на улицу. Горка дождалась! Щебет и смех малышей будоражат окрестность.
К вечеру возвращаются, шмыгая носами, в тепло дома. Глаза горят, щеки багровеют, замерзшие пальчики, несмотря на теплые варежки, едва шевелятся... Все вещи в сушилку. Переодевшись, спускаются в столовую. А в гостиной их ждет предновогодний вечер, елка, музыка, сказка. И опять оживают в воображении образы. И опять герои сражаются за любовь и защищают своих дам, а дамы с тревогой в сердце ждут своих героев.

*          *          *

В преддверии новогодней ночи обычная суета. Мы готовимся к приезду гостей. В духовом шкафу румянится индейка, под ножом Надежды обычные овощи превращаются в необыкновенные салаты. Дети активно помогают: расставляют приборы на столе, стулья в гостиной, готовят с Владимиром коктейли, упаковывают маленькие подарки для приглашенных. Последние штрихи – и дом готов к встрече.
В шестом часу солнце покинуло грешную землю. В сгущающихся сумерках огнями озарился наш дворец, близко растущие деревья, олени из прозрачного пластика, две маленькие пушистые елочки перед домом, наша аллея. Все высыпали на улицу – посмотреть. Зрелище настолько потрясающее, что даже мороз не пугал. Мы оказались в стране света. Ночь отступила. Взрослые едва сдерживали волнение, а что говорить о малышах – те, не в силах справиться с обуревающими их чувствами, бегали по двору, подпрыгивая и нелепо размахивая руками, или кружились, протянув ручки к залитому мигающими звездами небу, и со стороны были очень похожи на маленьких шаманов, исполнявших свой таинственный ритуальный танец.
Время пролетело незаметно. Стали подъезжать первые гости. Их чинно встречали мальчики в строгих костюмчиках и белых рубашках и девочки в своих воздушных платьицах – принимали одежду и провожали в гостиную. В доме становилось все оживленнее. Приглашенных было немного – близкие друзья с детьми и выпускники частной школы моего супруга. Наконец наступило время застолья. По-доброму проводили год уходящий. Он остался в памяти светлой чередой радостных событий и моментами тревог (куда же без них?). В десять начался детский праздник. Ребятишки, немного смущаясь, читали стихи, пели песенки под аккомпанемент фортепиано, разгадывали незамысловатые загадки и устраивали розыгрыши. Взрослые с большим удовольствием принимали участие в детских забавах. Особенно пылко забавлялись с детьми выпускники, сами еще недавно жители страны, которая зовется Детство. Праздник в самом разгаре. Волнение, веселый шум, смеющиеся лица царствуют в гостиной. И вдруг вбегает Надежда с возгласом: «В столовую, все в столовую, посмотрите во двор... скорее, скорее...» Все кинулись к окну. А там, за окном, как в сказке, в залитое светом пространство влетела тройка белоснежных рысаков. Кони то и дело вскидывают свои красивые головы и нетерпеливо бьют копытами. Будто приглашают с собой в сказку. На них сотканные из серебряной парчи с золотым узором попоны. Под высокой дугой заливаются серебряным звоном бубенчики. За тройкой следуют высокие расписные сани. Передняя часть саней слегка приподнята и закручена спиралью. Внутри сани выстланы красным бархатом. На красных бархатных подушках восседают Дед Мороз и Снегурочка. На Снегурочке из голубого атласа с белой опушкой шуба, подбитая кроличьим мехом. На голове маленькая голубая с опушкой шапочка. На Деде Морозе из красного атласа с кроличьей опушкой шуба в пол. На голове красный колпак заканчивается белым большим пушистым помпоном.
Все высыпали на крыльцо.
Неспешно вышел из саней Дед Мороз. Помог Снегурочке. Взвалил на плечи увесистый мешок с подарками. Взял в руки посох и чинно пошагал к крыльцу. Толпа встречающих молча расступилась, пропуская сказочное чудо вперед, а потом так же молча последовала за ним в дом. Но стоило только посоху перед елкой ударить в пол, праздник вспыхнул с новой силой. И в этой суматохе никто не заметил, когда Надежда с Владимиром успели сложить Деду Морозу приготовленные для приглашенных подарки в мешок. За столом под искрящийся звон бокалов встретили Новый год. Ребятишки повторили свою праздничную программу перед сказочным гостем. И каждый заслуженно получил свой подарок. Довольный всем происходящим, Дед Мороз неожиданно пригласил ребятишек прокатиться в санях. Отказа не последовало. Все дружно, прямо в праздничных одеждах, забравшись в комбинезоны, заполнили сани. Застоявшиеся кони рванули с места, и тройка, под яркий перезвон бубенцов, умчалась по выстланной снегом зимней дороге. Прошло чуть больше часа, и вновь двор заполнился детским смехом и басистой россыпью шуток Деда Мороза. Но пора было прощаться. Чинно воссел Властитель зимы на свои подушки. Рядом, зарумянившись, пристроилась Снегурочка, и долго еще в морозном чистом воздухе, затухая постепенно, переливались серебряным звоном колокольчики.
Оставшиеся вернулись в дом. Ребята с нетерпением, прижимая к груди свои подарки, поднялись в приготовленные для них спальни. А для взрослых праздник только набирал силу. В гостиной погасили большой свет. Ночники, бегущие друг за другом разноцветные огоньки гирлянд да рвущееся пламя свечей на рояле придавали музыке таинственность и силу. А исполненная без музыкального сопровождения группой выпускников кантата была восхитительна. Неожиданно для меня, мне предложили прочитать под аккомпанемент фортепиано страничку из дневника, прозвучавшую на празднике, посвященном Дню моего рождения. Отнекиваться было нелепо. Дрожащим от волнения и неожиданности голосом начинаю, напряженно вглядываясь в напечатанное, читать. Но вот волнение оставило меня. Голос приобрел уверенность. И, увлекшись, я уже забыла о бумажке. Фантазия уносит меня все дальше и дальше. Одна картина сменяет другую. А музыка следует рядом... Когда закончила, слышу тихий шепот: «Я думал, этой сказке не будет конца...» Улыбаюсь, что тут поделаешь.
Пришло время танцев...
Шампанское, живые звуки рояля, полумрак гостиной и бегущие в свое небытие разноцветные огоньки гирлянд окутывают каждую пару тайной, будоражат чувства, рождают запретные фантазии. Создают иллюзию одиночества. Не важно: вальс ли это, танго или фокстрот... И в этом зачарованном омуте вспыхивает молодое единение душ и желаний. Первозданность бытия... Тела все ближе. Объятия все теснее. Окружающий мир забыт. Новогодняя ночь дарит каждому свое очарование...
Но все хорошее когда-нибудь кончается. И для нас пришло время прощального чаепития. Надежда вносит огромный торт с шапкой взбитых сливок, присыпанных шоколадом. На столе уютно фырчит, закипая, самовар. Люди все еще возбуждены. Женщины скромно опускают ресницы, прикрывая смущенный взгляд, щеки их пламенеют. Мужчины, чтобы скрыть возбуждение, непомерно чопорны. Последние пожелания, последние тосты...
Восемь. Пора разъезжаться. Взрослые наспех натягивают одежду на сонных ребятишек. Устраивают их поудобнее в машинах. И вот гостевой кортеж направляется к городу, навстречу наступающему первому дню нового года.
А мы, опустошенные, но счастливые, не в силах справиться с навалившейся усталостью, медленно бредем к своим спальням. Я падаю в кровать и проваливаюсь в сон. Возвращаюсь к жизни, когда за окном день в самом разгаре. По-тя-ги-ва-юсь... И тут что-то настораживает. Что? Прислушиваюсь, в доме непривычная тишина. Набрасываю на плечи халат и иду к малышам. Спальни пусты. Кроватки аккуратно убраны. Подарки сложены в карманы дедов-морозов. Пижамки выглядывают из-под подушек. Ноутбук, что мы подарили старшему внуку, лежит на столе. Где все? Что я пропустила? В душу закрадывается страх. Спускаюсь в гостиную. Там, как и в столовой и на кухне, царит вчерашний беспорядок. Выглядываю в окно – горка пуста. На дворе не слышно детских голосов. Поднимаюсь в спальню к мужу. Тот, раскинувшись на кровати, спокойно спит, забывшись глубоким сном – устал вчера очень. Тормошу – пытаюсь добудиться. «Дети, пропали дети, их нигде нет...» Слышу бормотание сквозь сон: «Посмотри лыжи». Бегу вниз в прихожую и натыкаюсь на Надежду.
– Что с вами? На вас лица нет!
– Дети пропали!
– Не волнуйтесь, они на лыжной прогулке с Владимиром.
– Давно? А малыш? Ему еще и пяти нет...
– Тоже с ними.
Слышу за спиной: «Нашлись? А ты волновалась...» Оглядываюсь. Почти проснулся, стоит на верхней ступеньке лестницы, пытаясь попасть в рукав халата, на голове художественный беспорядок.
– Идите в столовую – завтрак остынет. – Обыденный, слегка грубоватый голос Надежды успокаивает.
Послушно шагаем в столовую. На столе, источая аппетитный аромат, нас ждет яичница с беконом и какао – о-бо-жа-ю какао по утрам!
Покушав, спокойно собираемся – решено по следу лыжни найти наших путешественников. Выходим на крыльцо.
День выдался на славу! По голубому небу плывут пушистые белые облака. Яркое солнце создает веселое настроение, обещая прекрасную прогулку. Снег у крыльца притоптан. А чуть дальше тянется в лес четко выписанная на пушистом снегу лыжня. Надеваем лыжи, варежки, берем в руки лыжные палки и трогаемся в путь. Хочется поскорей взглянуть на ребят. Боже! Я так давно не стояла на лыжах! Пытаюсь справиться с ситуацией.
– Ты такая сейчас смешная.
Ну да, я представляю... Он далеко впереди, терпеливо поджидает, опершись на палки, и, чуть наклонив голову в ушанке, вполоборота смотрит на мои старания. Я действительно очень стараюсь, и у меня, кажется, получается справиться со своей неловкостью и поймать ритм движения. Лыжи заскользили спокойнее и легче. Какой же он все-таки замечательный во всем! Что бы он ни делал, все дается ему легко и непринужденно, а самое ценное качество – на все нелепости близких смотреть с улыбкой, не раздражаясь. И как ему это удается? Минут через десять моих мук выезжаем на просторную поляну, окруженную плотным кольцом леса. Воздух взрывается от звонких детских голосов. Нашлась пропажа! В самом центре поляны одинокая фигура серьезно настроенного Владимира, а вокруг снег вздыбился от множества детских стараний. Слышен властный голос: «Не налегай всей мощью на ногу! Дай лыже двигаться свободно! Не топи ее в снегу! Где рука? Не забывай про руки. Молодец! Скоро поедешь с дедушкой на альпийский курорт покорять горы...» (имея в виду моего мужа). «А я? А я? А я?» – доносится со всех сторон. «Все молодцы, еще немного – и мы обставим всех и покорим Альпы!» – обещает чересчур серьезно Владимир.
Все давно привыкли к его показной суровости. За угрюмостью скрывалась поистине добрая, нежная, отзывчивая душа. Впервые столкнувшись с ним, все начинают сочувствовать Надежде. А та, скорее из чисто женского эгоизма, посмеиваясь, скрывает истину (по принципу: мое – это исключительно мое). И только ребятишек, с их прозорливостью и почти звериной чуткостью, невозможно было обмануть. С первого дня пребывания в нашем доме они искренне привязались к дяде Володе. А он, не имея своих детей, так же искренне отвечал им взаимностью.
– Не спеши! Помоги ему подняться и покажи, как надо передвигать палки. – Это он старшему. Тот впопыхах чуть не наехал на малыша, неожиданно плюхнувшегося в снег.
Я не выдерживаю и выхожу из укрытия.
– Привет, ребята, как вы тут? Справляетесь с лыжами (Для многих лыжи – новинка.)
– Да, да, да, – разносится со всех сторон.
– Да! – кричит малыш и в очередной раз плюхается в снег. Весь в снегу, со стороны похожий на снеговика, но довольный происходящим, опять кряхтя, безуспешно пытается встать на ноги. Выходит на поляну муж. Все радостно окружают его, на минутку забыв о Владимире. А Владимир, улыбаясь, покидает свой пост главнокомандующего и незримо безоговорочно передает бразды правления. Мой супруг, надо отдать ему должное, охотно включается в игру. И теперь в руководящем составе прибыло. Теперь они вдвоем командуют маленькой армией неумелых снегоходов. Я с большой охотой вступаю в ряды неумех, втайне надеясь, что и мне удастся покорить Альпы и всех заткнуть за пояс на горных трассах... Так минута за минутой, час за часом осваиваем дружно искусство лыжников. А дома хлопочет Надежда.
Возвращаемся все в снегу, разгоряченные, счастливые и голодные. Ароматы кухни еще с порога кружат нам головы, зазывно торопят, но, соблюдая приличие, мы неспешно переодеваемся во все сухое. Чинно относим наши комбинезоны в сушилку и только после того, как вымыты руки и приведены головы в порядок, садимся за стол.
На столе, трудами нашей волшебницы домохозяйки, царит бесстыдное изобилие. В середине стола красуется лоснящимися боками и окороками запеченная с яблоками индейка. Радом супница источает аромат наваристого борща. Недалеко от нее расположилась густая сметана. Тут же глубокое блюдо с салатом из овощей. Крынка с парным молоком заняла свое место (одному Богу известно, где Надежде удалось найти хозяйку парного молока и уговорить ее каждое утро доставлять нам его). Почти на краю стола примостилась хлебница со свежим и душистым с хрустящей корочкой хлебом. Нам его привозят из пекарни за отдельную плату. Принимаемся дружно за трапезу. Какое-то время ничто не нарушает в столовой тишину. Только слышно, как скользят ложки по тарелкам, да усердное сопение ребятишек. Утоляем голод.
После обеда все разбредаются кто куда. Супруг решил отдохнуть. Владимир со старшим внуком отправились в гараж навестить машины. Девчонки и ребята, включая младшего внука, увлеченно принялись за подарки. Мы с Надеждой занялись уборкой дома. Провозились до глубокой ночи. Детишки давно спали в своих кроватках крепким сном. Мужчины, приведя двор в порядок и приготовив лыжи для завтрашней прогулки, тоже отправились на покой. Только мы вдвоем все терли и протирали. Зато какое испытываешь удовлетворение, обходя приведенные тобой в порядок комнаты...
А на следующий день нашей прогулке не суждено было сбыться. Ночью занялась метель. Всю ночь и весь следующий день мело не переставая. За окном, кроме белой круговерти, ничего не было видно. В каминной трубе гудело и завывало так, будто там установили расстроенный орган. В комнатах царил полумрак. И даже камин, что затопили по этому случаю рано, не в силах был разогнать сгустившийся в гостиной сумрак. Пламя обогревало и наполняло уютом только маленький пятачок: два громоздких старинных кресла, коврик и меня с ребятишками, слушающих очередную сказку под вкрадчивый аккомпанемент рояля. Потом, помню, начитавшись вдоволь, пели хором любимые песни, играли в детские забавы... Рассказывали друг другу истории смешные и не очень. День пролетел незаметно. Пора и на покой. А за окном не унимается непогода, занося снегом убранный вчера двор, нашу горку, оленей из прозрачного пластика и две прелестные пушистые маленькие елочки.
Незаметно для всех пролетело очаровательное время детских каникул, загруженное до отказа лыжными прогулками, катанием на горке, путешествием в сказочный мир театра и сказками по вечерам под тихую песню рояля и согревающее пламя камина, когда весь дом погружался в темную дремоту.

* *          *

После отъезда малышей жизнь вошла в свою привычную колею. Начались занятия в школе. Походы с учениками в театры. А по вечерам мы совершали прогулки по своей любимой аллее. Иногда обсуждая что-то, иногда споря о чем-то, не соглашаясь друг с другом, но чаще всего молча, наслаждались кружением снежинок, в их зачарованном вальсе, или монотонным стуком дождя по зонту и лужам, скрипом шагов по усыпанной гравием дорожке.
В такие минуты в душе царил покой, и она улыбалась.

* *          *

– А помнишь, как меня напугал дельфин?
– Мой соперник, как его забудешь....
Смеется. До боли родной голос и смеющиеся глаза.
Дело было летом. Мы отдыхали на даче – небольшой двухэтажный домик с просторной террасой расположился на возвышенности. Окружающий дом редкий сад заканчивается у самой кромки обрыва. Пыльная из мелких камней и гравия дорожка, с грубо выбитыми в камне ступеньками, помогает спуститься к воде. А у основания скалы начинается пляж. Отливающий золотом на солнце песок раскинулся широко. Ласковое море ежеминутно пытается смыть эту позолоту. Слева и справа пальмовые заросли. И только где-то там, вдалеке, виднеются крыши томящихся под палящим солнцем вилл. Мы намеренно выбрали это укромное место, стремясь уединиться. Бывают минуты, когда одиночество приносит наслаждение.
Вечер. Солнце медленно опускается за горизонт, накинув на поверхность воды оранжевую шаль. В проем распахнутой двери любимому хорошо видна терраса, небольшой столик с витиеватыми ножками, два стула по бокам и мой силуэт на фоне заходящего светила. Пальцы привычно бегут по клавишам. Музыка, переплетаясь с шепотом моря, зачаровывает, смутно рождая образы и чувства.
– А не пойти ли нам на вечернюю прогулку?
– С удовольствием, – соглашаюсь я.
Спускаемся к воде. Море спокойно. Солнце почти ушло за горизонт. Маленькие волны потеряли свою прозрачность.
– Куда ты? А если там глубоко?
А мне непреодолимо хочется войти в воду. Вхожу и наслаждаюсь сопричастностью бытия...
Начинается прилив, вода прибывает, аккуратно зарывая мои ноги в песок. Слышу за спиной тревожный голос: «Пора выходить». Да, думаю, пора, и вдруг замираю от ужаса, ясно ощущая, как к моим коленям прильнуло холодное крупное тело. Что это может быть? Машинально наклоняюсь и едва касаюсь его. Тело напряглось и медленно ушло в глубину. Панический страх гонит меня из воды. А где-то там, в ночи, раздался удивительный звук – не то радостный, не то победный. Дельфин?! С трудом унимаю дрожь.
Обнявшись, молча идем вдоль берега, слушая тихую песню моря, а теплый ветер, играя, треплет влажный подол юбки.
Утро. Едва проснувшись, спешу к окну. Морская гладь безбрежна, и ничто не напоминает о вчерашнем. День пролетел, как всегда, быстро и незаметно. А вечером, едва прозвучали первые аккорды, вдалеке, почти у горизонта, показалось еле заметное движение. Как будто что-то потревожило спокойную поверхность воды. А из распахнутых дверей лилась и лилась музыка, заполняя собой мир. Уютно устроившись в кресле, почти медитирую. Но вот замерли последние аккорды и тут, в наступившей тишине, ясно прозвучал тот самый удивительный звук. Море на горизонте всколыхнулось. И теперь ясно можно было различить, как стая дельфинов мчится к берегу. Тела их то погружаются, то взмывают торпедами над водой, то, выныривая из воды, взлетают вверх, вращаясь с неимоверной быстротой вокруг своей оси. И в этом движении почти физически ощущается сила радости и восторга. Ближе к берегу один из них перевернулся и, замерев на мгновение, помахал плавником. Что это было? Случайное движение или намеренный жест? – для нас по сей день остается загадкой.
Мы, спеша, спустились к воде, но дельфинов и след простыл. И опять, как каждый вечер, обнявшись, молча, идем вдоль берега, слушая тихую песню моря, а теплый ветер, играя, треплет подол юбки.
Все повторилось и на следующий день, и на следующий... Дельфины, как благодатные слушатели, неизменно появлялись и так же неизбежно исчезали в морской стихии. Дни отдыха протекали в спокойной неге и согласии. Днем расслаблялись на пляже или гуляли, изучая окрестности, а вечера заполняли музыкой либо чтением книг.
Но однажды среди ночи меня разбудил ужасный грохот, казалось, небо разорвалось на части. Я спустилась на террасу. Жуткая картина развернулась передо мной. Море вздыбилось. Огромные страшные волны неслись к берегу, заполняя собой весь пляж, но у самой кромки сада каким-то волшебным образом теряли силу, с грохотом и ревом раненого зверя обрушивались на прибрежный песок и, царапая его, нехотя уползали вглубь, бесстыдно обнажая дно, чтобы через секунду вновь подняться к небесам и наконец дотянуться и стереть с лица земли и сад, и дом, и одинокую фигурку на террасе. Невозможно было оторвать взгляд от этой мощи. Вода светилась изнутри и отливала ядовитым зеленым светом. Небо то и дело разрывали молнии, ветер, взбесившись, наотмашь хлестал упругим дождем. Вцепившись онемевшими руками в перила террасы, не замечая ни ледяного дождя, ни крушащего все вокруг ветра, зачарованно смотрю на летящую на меня водяную глыбу. Так, наверно, моряки прощались с жизнью среди разбушевавшейся стихии. Очнулась, почувствовав, как родные руки набросили мне на плечи дождевик. Закутали в него, заслонили от непогоды.
Буря затихла так же внезапно, как и началась, оставив после себя горы шипящей пены. Весь берег был завален ею. После пережитого спать не хотелось. Накинули на пижамы дождевики, сапоги и пошли бродить среди тающих гор. А море как ни в чем не бывало нежно ласкало и убаюкивало.
Возвращались, когда солнце уже высоко поднялось над водой, а игривый ветерок обвевал прохладой. Как же здорово, приняв душ и смыв с себя память о гневе стихий, зарыться влажной головой в пахнущую свежестью подушку и, закрыв глаза, погрузиться в негу!!!
 
*          *          *

Неожиданно мужу пришло приглашение на участие в музыкальном турне. Впервые предстояло путешествие по городам Европы. Отказаться не было сил. Слишком заманчиво предложение. Время гастролей приближалось. И чем ближе был день отъезда, тем тревожнее день ото дня становился его взгляд. Тем больше времени он проводил за роялем. Занятия с учениками были отменены. Вечерние прогулки заменила музыка. И только школа помогала отвлечься от томивших дум.
– Расскажи, что тебя беспокоит?
– Страшно! Мне кажется, я не справлюсь, запутаюсь или забуду ноты... – Странно было слышать подобное из уст человека, казавшегося всегда уверенным, знающим все тайны вселенной и от этого твердым и непоколебимым.
– Как ты можешь сомневаться в силе музыки?! Она всю жизнь шла с тобой рука об руку. Поддерживала тебя в трудную минуту. Помогала в испытаниях... – Я от неожиданного его признания растерялась. Но молчать сейчас и ждать, когда волнение уляжется и верные мысли придут на помощь, было преступлением. Меня понесло. Выкладываю, волнуясь, первое, что приходит в голову. – Поверь, где бы ты ни был, каждый раз, как только прозвучит первый аккорд, она распахнет перед тобой врата своего царства, и для тебя, погруженного в нее, перестанет существовать весь этот бренный мир с его слушателями, судьями, тревогами и переживаниями. Верь ей и не сомневайся, и она спасет тебя! Ты только верь и не сомневайся...
– А ты? Тебя там не будет? – В эти минуты он был похож на маленького наивного ребенка. Я его таким еще не знала и не успела решить для себя, нравится мне это или нет.
– Смешной, там, где она, меня нет. Не может быть двух властителей дум. Я могу быть только рядом с вами.
Стоило только произнести мне эти слова, в тот же миг ГРУСТЬ и ОТЧАЯНИЕ овладели всем моим существом. Внутренне я не готова была с кем-либо делить его, даже с музыкой. Ревность окатила горячей волной. Внутри все кричало: «...нет, только Я, только МОЙ!!» Не в силах справиться с собой, я уткнулась в его грудь, крепко обхватила его руками, пытаясь всеми силами души сохранить для себя то, что считала только своим. Не знаю, сколько прошло времени с этого момента. Как на вершине счастья, так и в бездне отчаяния – ты выпадаешь из бытия. Стала приходить в сознание, когда услышала его спокойное, ровное дыхание. Подняла голову, на милом лице царил покой. Поднявшись, медленно бреду в свою спальню. Жуткая усталость сковала все тело.
В душе господствует горечь от произнесенных мною слов. «Что произошло?» – пытаюсь вернуть безмятежность. «Я только хотела поддержать и успокоить...», «Тебя еще никто не предал...», «Откуда это собственничество...», «Речь шла всего лишь о музыке...» – но покоя не было. Ночью практически не спала. Крутилась с боку на бок. Тревога гнала сон. Поутру не выручили даже тренажеры. Убегающая вдаль лесная тропинка с поющими птицами только раздражала. День как в тумане. И только вечером, на прогулке в нашей аллее, когда родные руки обхватили мои плечи, а родной голос тихо произнес: «Ты не права – там, где нет тебя, нет и ее, она может быть только рядом с нами», – внутри отпустило, и я вздохнула глубоко и свободно. Подумалось – не зря Бог создал для Адама Еву. Один – это всегда трагедия.

*          *          *

Незаметно приблизилась неделя сборов в дорогу.
– Я поставил им условие – без тебя не поеду.
– Ты с ума сошел. Кто будет с этим считаться. Они просто откажут тебе...
– Пусть... – Вот так неожиданно, спустя много лет совместной жизни, когда кажется, ты все о нем уже знаешь и нового ничего случиться не может, вдруг он, как старая любимая и затертая до дыр книга, распахивает перед тобой новую страницу, ту, что дарит книге новый глубокий смысл. И тебе, в который уже раз, хочется прочесть ее от начала до конца, повторив любимые места, разгадав последнюю тайну.
Все обошлось. Париж принял нас благосклонно. Погода стояла по-весеннему теплой. Природа пробуждалась. В воздухе витал терпкий запах распускающейся зелени. Оживали и люди. Освещенные ярким солнцем лица прохожих светились улыбками.
Первый концерт. Зал переполнен. Дружные аплодисменты приглашают исполнителей на сцену. Музыканты заняли свои места. Вот и супруг подходит к предназначенному ему роялю. На лице хорошо скрываемое смятение. Пальцы слегка дрожат. Мне это хорошо видно. В груди у меня что-то сжимается до боли. Вот он садится за рояль. Спина напряжена. Входит дирижер. Взмах дирижерской палочки. Пальцы мужа касаются клавиш... И происходит чудо... Напряжение сходит с его лица. Спина расслаблена. Пальцы спокойно и уверенно бегут по клавишам. И тут я неожиданно для себя осознаю – Его с нами нет... Музыка, всецело завладев им, увлекла в свой неповторимый мир. И там они царствуют вдвоем без меня. Но, странно, куда подевалась моя ревность? Почему молчит? И на душе покой... В груди отпустило.
После концерта иду за кулисы. Стоит прежний, уверенный в себе и окружающем нас мире. Знакомый смеющийся взгляд. Лицо светится. Нет, думаю, не обманешь, музыка все еще держит тебя в своих объятиях...
За Францией последовали Англия, Германия, Испания, Италия... Везде их выступления принимали хорошо. Но и к концу гастролей картина выхода на сцену моего милого с постоянной неизменностью повторялась. Тот же беспокойный и неуверенный взгляд, то же дрожание рук, но стоило прозвучать первым аккордам – происходило преображение. И опять, в который раз, музыка, завладев всем его существом, уносила моего любимого в свои беспределы, оставляя огромные залы и меня в них там, в забытьи.
Вернулись обновленные, переполненные впечатлениями. Дом встретил нас царившим в нем уютом, чистотой и теплом. Как замечательно возвращаться в родные стены. Мы, как робинзоны после долгих приключений, искренне радовались каждому уголку, каждой детали нашего жилища.

*          *          *

В музыкальной школе заканчивается учебный год. Последние занятия. Преподаватели выводят итоговые отметки. Впереди летние каникулы. На последнем собрании учителей муж объявил всем, что принял решение провести в своей маленькой школе косметический ремонт в течение лета, оплатив все расходы из заработанных на гастролях денег, но нужны добровольные помощники. И работа закипела. Пригласили строителей. Те в течение отведенного им времени поменяли все имеющиеся в здании оконные рамы и двери, включая входные. Стены в классах обшили звуконепроницаемым материалом. Перекрасили всю школу внутри и снаружи. Теперь каждый класс казался светлее и просторнее. Состарившиеся музыкальные инструменты заменили новыми. В классе, где проходят уроки сольфеджио, парты и классную доску привели в порядок. Каждый преподаватель принялся на свой вкус украшать отведенный ему кабинет. Развесили по стенам портреты музыкантов и великих исполнителей. Закупили новые шторы на окна. Цветы в горшках отправились выбирать все вместе. Долго блуждали по оранжерее среди цветочного великолепия, не решаясь на чем-либо остановить свой выбор.
Но вот пришел день, когда трудами взрослых школа заблестела вымытыми новыми окнами. Классы уютно заполнили горшки с цветами. А среди штор, портретов и цветов, зазывно в своем великолепии, засверкали новенькие пианино, трубы, скрипки, контрабасы. Даже буфету было чем похвастать. Стены его украшали репродукции знаменитых художников. Воздушные столики и стульчики сияли белизной и металлом. Витрина ждала своего часа. Пришел черед привести в порядок двор. Закупили саженцы. Рассадили их вокруг школы, а на старые деревья повесили изготовленные на заказ замысловатые кормушки для птиц и скворечники. Птицы, конечно, не стали дожидаться конца лета. Тут же заселили новое жилье. Под окнами разбили клумбы. Нашли среди знакомых одинокого бедолагу лет пятидесяти шести, отвели ему помещение под личный кабинет с личным креслом-кроватью, потеснив немного светлую, с большими окнами во двор, пахнущую свежей краской кладовую для продуктов, и утвердили на должность сторожа-садовника. В его обязанности входило следить за порядком в школе и на школьном дворе по ночам и за школьным садом днем. Оклад выделили министерский. Бедолага не мешкая приступил к своим обязанностям. Снес нехитрые пожитки в свои апартаменты и принялся ухаживать за доверенным ему садом. Да так усердно, что к концу лета деревца, посаженные нами, заметно окрепли, а клумбы радовали своим многоцветьем.
Незаметно для всех нас пролетело лето. В первый же выходной сентября намечалось открытие нового учебного года в нашей школе. Несмотря на проведенное в усердном труде лето, в коллективе царило праздничное, приподнятое настроение. В течение недели до открытия в хоровом классе царило оживление. Основной школьный хор, как было принято, собирался на спевку. Отдохнувшие, набравшиеся новых сил и успевшие соскучиться по школе, ребята пели с полной отдачей.
Пришел назначенный День!
Мы с мужем поднялись ни свет ни заря. Сосредоточенно проведя минут пятнадцать на тренажерах, окончательно разогнали остатки сна. Отведали праздничный завтрак, приготовленный заботливыми руками нашей Надежды. Приняв душ и не спеша облачась в праздничные одежды, отправились в школу.
Школа, светлая, как будто умытая, радостно сияя новенькими окнами и удивляя пышными клумбами под ними, с нетерпением ждала своих учеников. Ждать ей пришлось недолго. Вскоре двор заполнили детский щебет и радостные лица взрослых. Преподаватели с трудом справляются с подаренными им цветами, а ученики все прибывают и прибывают, букеты в руках учителей все растут и растут… И вот наступил тот долгожданный час, когда дети выстроились перед школой полукругом, заполнив собой двор, а взрослые послушно отступили.
И взвился в небеса дружный хор чистых и звонких, как родник, детских голосов. Создалось впечатление, будто ангелы на небесах подхватили песню и голоса их слились с голосами детей. И над всем этим великолепием царствовали руки с тонкими красивыми пальцами моего супруга. Чуть заметный взмах вверх – и голоса взмывают своей кристальной прозрачностью ввысь, едва заметное движение руки вниз – и, как фон, вплетается в это великолепие, слегка оттеняя его, басистый хор старшеклассников. Взрослые не в силах справиться с эмоциями. У многих слезы на глазах. Окна близлежащих домов распахнулись. Улицу постепенно заполняет толпа слушателей. А поющие лица ребятишек светлы и по-неземному величественны. Малыши, которым еще только предстояло учиться в этой школе, замерли, околдованные услышанным.
Но вот затихает, там, в вышине, последнее ДО и наступает на мгновение плотная тишина. Строй ребятишек дрогнул и струйкой, под собственный щебет, постепенно влился в здание школы, заполнив собой давно скучающие классы. Вслед за ними так же струйкой влились и малыши со своими огромными букетами. Взрослые остались на улице, возвращаясь к жизни. Окна близлежащих домов затворились. Собравшаяся толпа слушателей растаяла.
Так начался учебный год в музыкальной школе моего милого. Птицы благодатно пели, а молодые деревца вокруг школы благодаря бдительному присмотру сторожа-садовника обещали окрепнуть и возмужать…
И потекли обычные будни. Один день похож на другой. Жизнь вошла в свою колею. Как было заведено, по четвергам в нашем доме проходили музыкальные вечера. Менялась только программа этих концертов. Все чаще стало звучать голосовое пение без музыкального сопровождения или чтение под аккомпанемент рояля, иногда звучали стихи. Мы стали чаще приглашать подрастающих музыкантов, выпускников его школы. Ребята, закончив школу, шли учиться дальше, но связь их с мужем не прерывалась. Они, как и прежде, в дни музыкальных вечеров, спешили посетить наш дом. Гостиная, где формировалась их молодая душа, стала для них родной.

* *          *

В очередной раз пришло супругу приглашение на участие в музыкальном турне. Как и в прошлый раз, он настоял на моей поездке с ним. Я этому была только рада. Но на этом любимый не успокоился. Решил взять с собой не только меня. Учился в его школе удивительно способный мальчишка. Очень часто они исполняли то или другое произведение вместе в четыре руки. И пришла моему суженому в голову мысль – взять ученика с собой. Уж очень ему хотелось показать всему миру необыкновенное дарование мальчугана. Договорились с дирижером оркестра, провели несколько показательных репетиций, и решено было выступление юного музыканта тоже включить в программу.
И вот мы опять в Европе. Стою за кулисами рядом с ними. У мужа, как прежде, тщательно скрываемое напряжение на лице, а уж про мальчишку и говорить нечего: глаза как два безбрежных омута, лицо залила бледность. Муж наклоняется к нему: «Поверь, где бы ты ни был, каждый раз, как только прозвучит первый аккорд, музыка распахнет перед тобой врата своего царства, и для тебя, погруженного в нее, перестанет существовать весь этот бренный мир с его слушателями, судьями, тревогами и переживаниями. Верь ей и не сомневайся, и она спасет тебя! Ты только верь и не сомневайся...» Я поняла – мне можно занять свое место в зале.

* *          *

Лето – время каникул. Деревца на школьном дворе набирали силу. На клумбах, под окнами школы, распустились пышным цветом бутоны. Отзвучали очередные выпускные концерты. Отшумел своей пышностью выпускной бал. И мы засобирались в путь-дорогу.
Это лето решено было провести на даче в кругу обожаемых нами детей и внуков в нашем домике на берегу океана. В этот раз с нами отправлялась Надежда, оставив Владимира присматривать за домом. Муж уложил в чемодан ноты, намереваясь обучать малышей музыке. Я, в свою очередь, выбрала самые интересные, на мой взгляд, детские книжки. Взяла в основном книги о приключениях. Надувные матрасы, ласты и прочий арсенал для купания решили приобрести на месте. Что мы и сделали по приезде, поджидая детей.
Дача нас встретила сумраком затененных шторами окон, слоем пыли и тишиной. В ожидании приезда малышей мы привели с Надеждой домик в порядок. Причесали и подстригли наш запущенный редкий садик. Подмели двор. Закупили продукты. И принялась Надежда колдовать на кухне, а мы, взяв напрокат автомобили, помчались в аэропорт, встречать ребятишек. Опоздание исключалось. Приехали в аэропорт за час до прилета. От волнения не присели ни на минуту. Час показался нам вечностью. Но вот, наконец, они – родные смеющиеся лица. Слегка уставшие, но довольные, все в предвкушении предстоящих впереди приключений. Вернулись домой ближе к полуночи. Там нас ждали празднично накрытый стол и мягкие уютные постели. Окна во всем доме были распахнуты настежь, и теплый ветерок неспешно волновал шторы, а с моря доносился мерный убаюкивающий звук прибоя. Ребят из-за стола до кроваток переносили на руках. Сон сморил малышей прежде, чем они закончили свою трапезу. Уж слишком много в этот день выпало на их долю приключений.

* *          *

Утро. Из окна доносятся детские радостные голоса, мерный звук прибоя да стук ножа из кухни. Пора вставать. Подхожу к окну. За окном сад. Колышутся под напором ветра опахала пальм. Яркое горячее солнце заставляет зажмуриться. День в полном разгаре. Спускаюсь в столовую. Никого. На кухне Надежда готовит обед. Наспех перекусив, выхожу во двор. Спускаюсь к морю. Муж с детьми играет в пятнашки. Все увлечены игрой. Меня не замечают. Стою, наблюдаю. Кто-то споткнулся, упал один, на него другой, и получилась куча мала. Смех, визг. Как по команде сбрасывают шортики и в набегающую волну гурьбой. Мой супруг, как ребенок, с ними. Выхожу на берег и сажусь под зонт. Заметили, наконец. Все, неожиданно, повторяя действия мужа, зачерпнув в ладошки воду, ринулись ко мне. Включаюсь в игру, подскакиваю и бегу вдоль берега, стараясь убежать от ликующей ватаги. Куда там!
Выплеснув накопившуюся энергию, садимся под зонт читать привезенную мной книгу о приключениях Тома Сойера. Ребята слушают затаив дыхание. Фантазия, завладев их умами, погрузила путешественников в мир приключений. Так незаметно подкрался вечер. Поужинав, принялись собирать в округе сухие ветки для костра. Ребята нашли где-то небольшую высохшую пальму и с трудом приволокли к дому. Муж разрубил ее на поленья. Поленья снесли на берег, сложили их домиком, добавили сухих веток. Костер был готов. Осталось дождаться сумерек и запалить его.
Сумерки не заставили себя ждать. Солнце мерно закатилось за горизонт. На небо высыпали звезды. Океан приобрел цвет чернил. Щелкнула зажигалка, выбивая пламя. Сухая трава задымилась, и дружные, но еще робкие языки пламени засуетились, разгоняя тьму. Вот, потрескивая, запылали сучья, а за ними неспешно, дымясь, загорелись поленья. Вечерняя прохлада заставила всех придвинуться поближе к огню. В образовавшемся световом круге счастливые лица детей, а за его пределами сполохи пламени рисуют причудливые огромные загадочные тени. Вдруг мерный шорох прибоя нарушили чьи-то шаги. Становится немного не по себе. Все напряжены. Затаив дыхание, вглядываемся в темноту в надежде разглядеть что-либо. Но непроницаемая стена мрака и мерная поступь приближающейся неизвестности заставляет нас затаить дыхание. Муж приподнимается: «Вы кто?» В его голосе слышна тревога…
– Я, это Я, – раздается почти рядом спокойный, чуть грубоватый голос Надежды. Тут же приходит облегчение. Надежда, держа в охапку наши теплые вещи, вошла в полосу света. Обошла нас по кругу, накинув каждому на плечи теплую кофту. Присела с нами. И полились рассказы под шум ласкающей берег волны и исходящее искрами потрескивание костра. Время пролетело быстро. Опомнились, когда костер стал догорать. Малыши, почти засыпая на ходу, дружной стайкой направились к дому. За ними, запорошив остатки пламени, тронулись взрослые.

*          *          *

С самого утра зарядил крупный дождь. Он с шумом поливал листья пальм. Громко стучал по крыше. Бежал, не переставая, по песку, утопая в нем, от этого песок потерял свою золотистость и приобрел темно-бежевый цвет, мерно шлепал по воде, разбрызгивая ее.
Вода с неба падала в таком количестве, что казалось, там, на небесах, случилось наводнение. Все приуныли. Вчерашний день оставил после себя столько впечатлений, что не повторить его было просто преступлением. Неожиданно в гостиной зазвучал рояль. Яркая, как солнечный свет, и в то же время грустная мелодия заполнила наш дом. Звучал «Вальс дождя». Все как один потянулись к роялю. Забыв о дожде, молча внимали музыке. За вальсом последовали: «Лунная соната», «Диви цветя», «Утро», «Душа роз», «История любви», «Когда море поет», «Адажио»… Время шло, а музыка все лилась и лилась, заполняя наши души восторгом. А дождь, уже никого не волнуя, продолжал, мерно отбивая такт, стучать за окном.
На следующий день погода не изменилась. За окном упругие струны дождя настойчиво заливали пространство. Ветер чуть усилился и пытался склонить промокшие пальмы к земле. А те так же упорно сопротивлялись, отмахиваясь от порядком надоевшего забияки своими широкими листьями. Море немного штормило. Белые гребешки на гребне волны усердно спешили к берегу, а коснувшись его, возвращались за волной в море.
В нашем доме царит уют. Супруг со старшим внуком увлеченно штудируют азы нотной грамоты. Мальчишка давно проявлял интерес к роялю. Наконец непогода предоставила им возможность позаниматься. Остальные малыши затеяли игру в прятки. Благо есть где разгуляться. Надежда царствует среди кастрюль. Я стою у окна, наблюдая за тем, как разволновавшееся море постепенно заполняет берег. Там одиноко, трепеща и вздрагивая на ветру, стоит, всеми забытый, наш большой зонт, что в жаркую погоду гостеприимно укрывал нас от палящих лучей. Решила ему помочь.
Никого не предупредив, набрасываю на плечи дождевик, натягиваю резиновые сапоги и выхожу на крыльцо. Задира ветер радостной удушливой волной бьет в лицо. Запахиваю поплотнее плащ, набрасываю капюшон на голову и ныряю в непогоду. Дождь, как будто только этого и ждал, яростно забарабанил по плечам и голове. Ступаю осторожно в несущийся вниз по ступенькам нашей тропинки поток. Ноги скользят. Вода заполняет сапоги. Полы плаща, волнуясь, то разлетаются в разные стороны, то зарываются в колени. Идти трудно и страшно, но половина пути уже позади. Наклонившись, упрямо двигаюсь вперед. Вот и долгожданный песок. Вздохнула. Огляделась. Здесь, внизу, картина немного иная, чем та, что я наблюдала из окна. От края и до края заполнил собой бескрайний оголенный берег. Я кажусь себе затерянной песчинкой в бесконечности. Стою, продрогшая, запахнувшись поплотнее в дождевик, и наблюдаю, как это огромное пространство неумолимо постепенно погружается в морскую пучину.
Почти физически ощущаю силу первозданной природы.
Страх перед мощью стихий перехватывает дыхание. А где-то там, в центре этой бесконечности, одиноко трепещет мой зонт. Коварная волна уже подкралась к нему и ласково облизывает его основание. Пытаюсь бежать, но упругий ветер навстречу и вязкость набухшего песка останавливают мой бег. Напрягаясь, как в кошмарном сне, иду вперед. С небес льет не переставая. Вот и зонт. Пытаюсь справиться с его замком. Пальцы беспомощно скользят по металлу. Наконец звучит щелчок. Огромные намокшие крылья накрывают меня с головой. Будто, благодаря, пытаются укрыть от непогоды. Высвобождаюсь и аккуратно скручиваю их. Зажав под мышкой верхушку, шагаю обратно. Шагать значительно легче. Теперь ветер с несгибаемым упорством толкает меня в спину. Ножка зонта царапает песок, прокладывая в нем колею, но я этого почти не замечаю. Вот царство песка закончилось, а впереди заливаемый водой оскал оголенных ступенек. Опираясь на древко, как на посох встаю на ступеньку. И опять сапоги заполняет вода, а ноги скользят. Но теперь мне помогает дружище ветер, аккуратно поддерживая меня сзади.
Так, постепенно, шаг за шагом, наперекор потоку, поднимаемся к дому. С облегчением переступаю порог и втаскиваю поникший зонт. С нас ручьем льет. На полу мгновенно образовалась огромная лужа. В сапогах хлюпает. Но на помощь уже спешит Надежда. Передаю ей свой промокший трофей. Сбрасываю плащ и сапоги и, оставляя мокрые следы на полу, шагаю в душ. А в доме жизнь идет своим чередом. Приняв душ и облачившись в сухие одежды, приглашаю малышей в гости к Тому Сойеру. Те с радостью соглашаются. И вот мы, расположившись на мягком диване, в который уже раз погружаемся в мир приключений.
Под утро дождь прекратился. Песок мгновенно впитал его остатки. Потоки воды исчезли с нашей тропинки. Жаркое солнце вновь воцарилось на ясном, без единого облачка небе. Муж умудрился где-то заказать прогулку на катере. Завтрак подходил к концу, когда в распахнутые двери, что вели на террасу, ворвался зазывный гудок маленького прогулочного катера. А у берега в ожидании нас замерла лодка. Оставив остатки трапезы на волю Надежды, мы, прихватив шляпы и панамки, дружно спустились к морю. Заполнили лодку и тронулись в путь. С трудом преодолев подъем на теплоходик, мы оказались, наконец, на палубе. Катер тронулся, а мы, наклонившись над поручнями, с любопытством стали рассматривать сквозь прозрачную толщу воды царство Нептуна. Вон стайка блестящих рыб, играя, закружилась в воде. Взрыв детского восторга потряс воздух. Вон, где-то далеко на дне, колышется лес из морских водорослей. А вон на обнаженном чуть голубоватом песке расположилась оранжевого цвета морская звезда… С кормы вдруг донеслось: «Сюда, сюда – дельфины!» Все устремились на голос.
Боже, какая красота открылась взору! Морская ширь раскинулась до горизонта. И в этой безбрежности наперегонки с нашим судном, играя, мчались дельфины. Полет их был настолько стремителен, что взор едва поспевал за ними. То удаляясь, то приближаясь, будто куда-то маня, то внезапно исчезая, то так же внезапно появляясь, резвились хозяева морских просторов. Вот далеко впереди один из них легко взвился над водой и, покружившись вокруг своей оси, мягко ушел под воду. Вот второй, третий повторили его танец. И в танце этом чувствовалось столько радости, столько восторга… Поиграв вперегонки, дельфины исчезли. А мы еще долго делились впечатлениями.
Ближе к ночи устроили на просохшем за день берегу костер. И вновь под куполом ярких мигающих звезд под мерный шепот волны полились рассказы о дальних странах и невиданных чудесах. Надо отдать должное моему супругу, он ко всему еще и великолепный рассказчик.
Так, незаметно, пролетели два месяца, наполненные походами по окрестным местам, чтением книг, играми на пляже да ночными сказками у костра под шорох волн и яркое мигание звезд на бескрайнем черном небосводе… Закаты были заполнены волшебной музыкой рояля и восторгом, когда дельфины, благодатные слушатели, спешили к берегу, чтобы выразить свое признание музыканту, перед тем как исчезнуть в просторах океана. У детей начинались отпуска, и они спешили к нам в уютный домик на берегу океана. Радости не было предела.
Две недели в кругу детей и внуков пролетели незаметно. Пришла пора прощаться. Мы с мужем стали собираться в дорогу, домой. Пора было готовиться к гастролям, намеченным на октябрь.
Наступил день отъезда. В молчании все расселись по машинам и до аэропорта не произнесли ни звука. Подзагоревшие за лето, заметно вытянувшиеся, посвежевшие, ребята сосредоточенно наблюдали пробегающие за окнами автомобиля картины. Да и нам с мужем жаль было расставаться с родными. За эти два месяца, что мы провели вместе, мы создали в нашем коттедже маленький рай, где всем было уютно, весело. Где всех объединяли одни идеи, одни переживания, одни очаровательные приключения.
Аэропорт встретил нас многоголосием и суетой. Мы окунулись в стремительный ритм кочевой жизни. Кто-то куда-то спешил, кто-то спешно пытался найти информационное табло, очередь у касс в постоянном движении. Наши внуки в этом людским омуте выглядели растерянными. Но вот прозвучал призыв на посадку. В последний раз, прощаясь, обняли родных и переступили порог терминала.

*          *          *

Мы в пути. Просторный выдержанный в серо-синих тонах салон. Широкие мягкие кресла в три ряда. Слегка удушливый запах. Еле слышная вибрация, вдавливающая нас в кресла при взлете самолета. Устраиваемся поудобнее. Повернувшись ко мне, мой милый, улыбаясь, целует в щеку, откидывается на подголовник и закрывает глаза. Руки с красивыми длинными сильными пальцами покоятся на коленях. Расслабленная поза его говорит о безмятежности и душевном спокойствии. Молоденькие стюардессы в облегающих их стройные фигурки небесного цвета костюмчиках и такого же цвета пилотках, шествуя между рядами, любезно предлагают пассажирам газеты, напитки и легкие пледы. Крохотные вентиляторы старательно заполняют помещение свежим, разряженным воздухом, отчего в салоне довольно прохладно. Перед нами, на маленьком мониторе, пунктирная линия, что тянется за хвостом крошечного самолетика, прочерчивает на изображенной карте путь нашего полета – дорогу домой.
А за стеклом иллюминатора проплывают, не спеша, воздушные замки с остроконечными крышами. Время от времени, незаметно для глаз, меняют они свою форму: то образуя широкие поляны, окаймленные холмами, то бесконечно глубокие голубые озера, на дне которых спрятаны леса, деревни, дороги с мчащимися по ним игрушечными автомобилями, поля с четко очерченными краями, похожие на шахматную доску. То вдруг воздушные замки разлетаются легким туманом, как кисеей занавешивая иллюминатор. Причудливые спокойные светлые их картины зовут воспоминания юности. И те приходят неспешной чередой…


Глава вторая

Предновогодний вечер
(повесть о первой любви)
 
Мы продолжаем вдаль бежать,
Назад уже не повернуть…
Но время не умеет ждать,
А вечность нам не обмануть…

Предновогодний вечер. В сгустившихся сумерках ярко светятся окна домов, переливаясь, как в сказке, всеми цветами радуги. За шторами мелькают суетящиеся тени.
Взявшись за руки, не спеша, идем с мамой по безлюдной улице по направлению к дому.
– Как тебе фильм? –  В свои сорок четыре мама выглядит лет на десять моложе. Милое, с мягкими чертами лицо излучает доброту. А подчеркнуто утонченная по-девичьи фигурка притягивает взоры.
Сегодня очень грустно… – не хочется поддерживать разговор.
Мысли мои далеко, не то в будущем, не то в прошлом. Предчувствуя перемены, душа в смятении. Что-то неясно волнует и беспокоит. Но что?! Не могу понять. Как бывает только в юности, хочется дотянуться руками до звезд или, раскинув руки, кружиться-кружиться-кружиться…
И тянутся за нами из бесконечности четкие отпечатки следов на занесенной порошей дороге. Тишина, как верная подруга, шествует рядом.
А мерный хруст снега под ногами оповещает окрестность – мы идем. Приближаемся к дому. Одинокий фонарь ритмично раскачивается на ветру, выхватывая из темноты то там, то тут кусочки продрогшей под снегом земли, изгородь, заиндевевшую рябинку, усыпанную гроздьями красных ягод. Оставив фонарь позади, ныряем в темноту. За углом предстают взору освещенный таинственным лунным светом небольшой уютный дворик, окруженный со всех сторон домами, скамейка у крыльца, любимица старушек и малышей, чья-то припаркованная под черным квадратом окна машина. Дверь подъезда приоткрыта. Неспеша поднимаемся на второй этаж. Знакомые с детства и такие родные запахи окутывают нас. Щелкает замок, и мы попадаем в царство тепла и суеты. Бабушка и младшие сестренки готовятся к празднику. Смех, аромат хвои и мандаринов, мерцание гирлянд...
– Бабушка, мама с Наташей пришли! – Младшая сестренка Оля, услышав, как щелкнул замок, выбежала встречать нас. Раскрасневшаяся, с торчащими в разные стороны тонкими косичками, живые огромные глаза излучают радость бытия. Следом спешит Галина. Негустые волосы коротко подстрижены. Крупный мужской нос и тонкие губы придают ее нежному девичьему личику схожесть с чертами отца, но мягкие, искрящиеся глаза выдают добрый, застенчивый характер. Она на год старше Оли. Следовательно, младше меня на семь.
– Иду, иду. – Из кухни, шаркая тапочками, вышла бабушка. Родное улыбающееся лицо. Седые волосы аккуратно убраны под платочек. В руках зелень. – Раздевайтесь скорее и мойте руки. Уже все готово!
Стол почти накрыт. На белоснежной скатерти яркими пятнами, как на многоцветной клумбе, красиво расположились салат, грибы, маринады, икра, рыба, мной любимые помидоры в собственном соку. Бабушка-мастерица, обладая удивительным художественным вкусом, с присущей ей щедростью, любое застолье превращает в великолепное пиршество.
Ощущая свою значимость на правах старшей сестры и обожаемой и мамой, и бабушкой дочери, неспешно мою руки и иду на кухню, в бабушкино царство. В этом дворце кастрюль и сковородок мне позволительно все: вольнодумство, насмешки в адрес младших сестер, девичьи капризы, даже порой бестактности с моей стороны сходят мне с рук. Что, несомненно, портит мой характер. Но материнская любовь этих двух замечательных женщин настолько сильна ко мне, настолько самоотверженна… Спасибо вам, мои дорогие, за счастье моего детства и юности!!! Жизнь в будущем все поправит – теперь я это знаю.
Жизнерадостность сестер, ласковые улыбки мамы и бабушки на время рассеивают мои предчувствия, и тревога отступает. Дружно садимся за стол. Наполняем бокалы. Как хорошо нам всем вместе! Так провожаем год уходящий. А впереди встреча Нового года.
Звонок в дверь.
– Наташа, это тебя.
В комнату вслед за бабушкой входит моя подруга, Надежда.
– С наступающим всех! – Надежда, скинув в прихожей шубку, присаживается к столу.
– Ты одна? – Я удивлена. – Уже так поздно. Не страшно было добираться сюда? – Надежда живет в районе новостроек, где скудное освещение. Да и время ближе к одиннадцати. На дворе ночь. В это время и мне и ей было непозволительно выходить из дому.
– Все в порядке. – Подруга наспех поглощает все, что бабуля успевает добавить в ее тарелку. – Вы сейчас еще больше удивитесь, узнав, что я пришла пригласить Наталью на прогулку. В клубе вечер для молодежи. Как вы, Лидия Алексеевна, отпустите ее со мной?
У мамы на лице растерянность.
– Куда же вы, девочки, в такую темень?
– Но клуб недалеко, – с упрямым упорством настаивает Надежда.
Я подхожу к окну. Елка заслоняет меня от присутствующих. Тихий шелест мишуры и позвякивание игрушек сопровождают движения. Любимое мной место между елкой и окном. Здесь тихо и одиноко. Огромная, упирающаяся в потолок верхушкой, хвойная красавица широко раскинула ветви, полностью заслонив собой окно и меня. Окидываю взором улицу, дома напротив, фонарь. Большими хлопьями идет снег, заметая наши следы. А в четко очерченном светом фонаря круге красиво в медленном танце кружатся огромные, как в сказке, снежинки.
– Хорошо. – В мамином голосе звучит тревога и неуверенность. – Только прошу, в клуб – не дальше…
– Я вам обещаю, – твердо заверяет Надежда, пытаясь рассеять мамину тревогу.
Провожают нас всей семьей. С нескрываемой грустью смотрит мама, как мы одеваемся. У бабушки опущены руки, и вся ее фигурка излучает растерянность. В глазах сестренок любопытство.
Иду, теперь за руку с Надеждой, в бесконечность юности. А за спиной, в окне моей комнаты, елка играет нам вслед своими огнями, и беленький бабушкин платочек как постовой на посту.
– Почему ты не встречаешь праздник с родными?
– Мама увлечена новым мужем. Мне обидно... – У Надежды мама недавно вышла замуж. – Я чувствую себя одинокой.
– Не знаю почему, но я тоже. – Грусть возвращается ко мне.
Порой, мне кажется, она дана была мне при рождении. Грусть, стремление к одиночеству, неясное ощущение величия бытия, чего-то непознанного, незавершенного. Как будто я случайно оказалась в этом заполненном людьми мире. Непонимание их земной суеты, разборок, стремления приспособиться, утвердить себя. Все это так странно и непонятно. Ощущение, что есть что-то более значительное – но что? Как будто я забыла то, что знала, а жить надо здесь и сейчас.
Идем молча, слушаем тишину и думаем каждый о своем, о девичьем, о тревогах, надеждах, о прошлом и настоящем… Незаметно для себя прошли клуб, по виадуку спустились в старый город. Здесь так же безлюдно и сумрачно. Улицы плохо освещены, и от фонаря до фонаря под неясным лунным светом зима спешит приукрасить окружающий мир к приближающемуся празднику, засыпая все вокруг искрящимся покрывалом. За шторами окон приглушенно звучат песни и смех, сверкают огнями елки. Жители провожают уходящую жизнь и готовятся к встрече с новой.
Не заметили, как оказались в дальнем уголке города. Темная улица. По сторонам высокие, глухие заборы и ни души. И только редкие фонари то тут, то там выхватывают из темноты крохотное пространство. А когда-то здесь располагались городские бани. Всплыла в памяти картинка – я, маленькая девочка, закутанная в шаль, сижу глубоко в санках, вокруг метель густо заметает пространство, а впереди едва различимые две фигуры, чуть наклонившись вперед, тянут за собой мои санки. Это мы с мамой и папой возвращаемся зимним вечером домой из бани.
Становится неуютно. Пора поворачивать назад. Охватывает волнение, почти предчувствие. А впереди, в довершение, показались три мужские фигуры. В сумраке их облик приобретает угрожающие размеры. Еще где-то глубоко в душе теплится самообладание, но все мое существо уже заполнил страх. Животный страх. Три фигуры приближаются стремительно. Отступать поздно. Идем вперед, надеясь на чудо. Чувствую, как рука Надежды сжимает мою, и слышу едва различимые слова –
«Мне страшно». А уж мне-то как страшно…
– Надежда? Привет! Что вы тут делаете в такой поздний час?
– Андрей? Как же вы нас напугали… Мы сюда забрели совершенно случайно. Ты давно из армии вернулся?
– Вчера демобилизовались.
– Все?
– Да. Познакомьтесь, это Юрий, а это Владимир.
Вглядываюсь в лицо Юрия, и краска заливает мое. Школьное увлечение в восьмом классе. Мальчик был старше меня на два года. Долговязый, посредственный ученик, но всегда в кругу друзей. Добрая улыбка, казалось, не покидала его лица. Он выделялся из общей стайки и будоражил мои девичьи мечты. А когда отшумел их выпускной, я совсем потеряла его из виду. И вот… Передо мной стоит красивый, широкоплечий, высокий юноша, с копной черных как смоль волос. В глазах искрится улыбка. Узнал? Я окончательно растеряна.
– Мы направляемся в клуб. Там сегодня вечер для молодежи. Вы слышали об этом? Не хотите пойти с нами?
– А почему бы и нет? – В голосе Надежды звучат игривые нотки. – Наталья, идем?
Все взгляды устремлены на меня. Чувствую, как полыхают щеки. Не успев оправиться от смущения, я едва выдыхаю: «Да». Мы направляемся в сторону клуба. За разговорами не заметили, как подошли.
– Спасибо за компанию. Я домой. Уже поздно. – Я начинаю прощаться со всеми. Смущение от встречи все еще живет во мне.
– Тогда я провожу тебя, ты не против? – Юрий смотрит мне в глаза, улыбаясь. Всю дорогу до клуба, мне казалось, он не замечал моего присутствия.
– Нет, я ее провожу, – выходит вперед Андрей, беря меня за руку.
– Почему ты? – Юрий не уступает, беря меня за другую.
Я в растерянности. Чувствую себя нелепо.
Ситуацию спасает Владимир. Повернувшись ко мне, он с удивлением замечает: «Как ты умудрилась в один миг расстроить нашу компанию?» – «Нет, ребята, раз решили сегодня отдохнуть, так давайте отдыхать» – это уже обращение ко всем.
Я понимаю – упорствовать глупо, и мы дружно направляемся к дверям. А в клубе праздник в самом разгаре. Живая музыка обрушивается на нас с такой силой, что приходится кричать, обращаясь друг к другу. Разгоряченные лица, мишура, огни гирлянд, танцующие пары – все завораживает, увлекает. И мы растворяемся в общей массе веселья.
– Может, уйдем, пока никто не видит? – Юрий наклонился и тихо шепчет на ухо. Дыхание его приятно щекочет, а руки крепко и бережно обнимают меня в танце. Ощущение счастья заполняет до краев. А сердце, ликуя, готово выпрыгнуть из груди.
– Хорошо. – Мы незаметно для всех покидаем праздник. На улице по-прежнему тихо. Все так же большими хлопьями падает снег, заметая чьи-то следы. Идем по направлению к дому. Идем, не касаясь друг друга. Молчим. Но молчание наше настолько значительно, что словам в нем не хватает места. Там, где говорят чувства, любое слово бессильно. И мы это оба понимаем. Вот и подъезд, пора расставаться.
– Подожди немного, не уходи. – Я уже взялась за ручку двери, он смотрит умоляюще. От радости у меня перехватывает дыхание.
– Не могу. Меня ждут и мама, и бабушка, – как будто от куда-то издалека доносится до меня мой собственный голос. – Они беспокоятся. – Стоило только мне произнести эти слова, послышались приближающиеся шаги, дверь подъезда распахнулась и на пороге показалась мама.
– Девочка моя, пора домой. Уже очень поздно. Может, ты нас познакомишь? – Мама с любопытством посмотрела на Юрия.
– Да, мам, познакомься – это Юрий. Он учился в моей школе. Закончил двумя годами раньше. Встретились случайно, в клубе. А это моя мама, Лидия Алексеевна.
– Может, подниметесь в квартиру? Здесь темно и холодно. Я угощу вас чаем. – В голосе мамы звучит тщательно скрываемая тревога.
– Спасибо, Лидия Алексеевна. Вы правы, уже поздно. Я ухожу.
Наступило неловкое молчание.
– Хорошо, прощайтесь, но не долго. – Мамины шаги растворились в тишине. А мы еще долго стояли, взявшись за руки, не в силах проститься. Говорили ни о чем. Молчали, глядя друг другу в глаза. Потом опять говорили. А время бежало. Неумолимо приближался рассвет. Мама из окна своей комнаты, а бабушка из окна кухни наблюдали за нами. Нам это было хорошо видно. Но кто-то правильно заметил: «…влюбленные никогда не жили на этой грешной земле. Даже тогда, когда вам кажется, что вы ступаете за ними вслед, разговариваете с ними, смотрите им в глаза и держите их за руку, – вы глубоко ошибаетесь. Они, пребывая здесь, все же существуют в ином измерении…» И это – истина.


Глава третья
 
Ты словно пьешь из вечного колодца,
преобразив в действительность мечту.

В этом году весна пришла рано. Еще вчера метель хозяйничала в аллее: упрямо заметала наши следы, наградила фонари снежными колпачками, неугомонно трепала оголенные сучья деревьев, на разлапистых ветвях елей по-хозяйски разложила свои дары. С завидным трудолюбием преобразила наш двор и крыльцо, накинув чистый белый плед, сотканный из снежинок. Досталось и фонарю у крыльца, долго и монотонно раскачивала бедолагу из стороны в сторону. А сегодня с утра яркое, по-весеннему теплое солнце разбудило ручьи. Те, переливаясь кристальной свежестью, дружно, весело, шумно куда-то спеша, затопили тропинки в лесу; разлились по аллее и двору. Сугробы, вмиг постарев, съежились и потускнели. Воробьи и голуби, радуясь теплу, принялись бесстрашно плескаться в лужах, прихорашиваться, начищая перышки и клювы.
Я в спортивном зале кручу педали велосипеда. Наблюдаю, как за окном звонкая капель, переливаясь на солнце, отбивает дробь. Да время от времени с глухим шорохом с крыши сползает очередная порция подтаявшего снега, на мгновение наполняя комнату сумраком.
Мы опять одни в этом огромном доме. Дети, забрав внуков, разъехались еще в начале осени. После их отъезда дом погрузился в дрему. Долгие зимние вечера коротали вчетвером у камина. Слушали музыку, читали книги, наслаждались кулинарными шедеврами Надежды и только по четвергам, как обычно, принимали друзей.
Весна, заполнив комнаты ярким светом и щебетом птиц, прогнала сонливость.
На семейном совете было решено, как только сойдет снег, создать еще один сад. Заранее купили саженцы липы и дуба и, рассадив их в огромные горшки, отнесли на чердак. Прохладный, полупустой, заполненный солнечным светом чердак вполне подходил для новоселов.
– Как ты? – В комнату заглянул супруг. – Все уже в столовой. Ждем тебя.
– Бегу, бегу... – Я, кажется, увлеклась. Спешно сползаю с велосипеда и следую за мужем.
Плотно позавтракав, принимаемся за работу. Мужчины, натянув высокие сапоги и куртки, вооружились лестницей, пилой и лопатой и отправились в сад. А мы с Надеждой, перемыв посуду и приведя кухню в порядок, принялись мыть окна.
Мне достался второй этаж. Стою на подоконнике, смываю разводы на стекле и наблюдаю, как наши рыцари, увязая в сугробах, совершают свой подвиг. Проложив дорогу к дереву с сухой кроной, утаптывают вокруг него снег, устанавливают лестницу и поочередно, либо взгромоздившись верхом на ветку, либо балансируя на лестнице, при этом одной рукой обняв ствол, другой аккуратно орудуют небольшой электропилой: миг – и сухостой с легким шуршанием падает в снег. В открытое окно доносятся их голоса и смех – чуть грубоватый голос Владимира и такой родной голос супруга. Слов разобрать не могу. Закрываю окно, присматриваюсь – нет ли разводов – и перехожу к следующему.
Вечером все, уставшие, но довольные, собрались в гостиной у камина. Решили свет не зажигать – только колеблющееся пламя свечей на рояле да неяркое пламя камина. Огромная круглая луна, устроившись над садом, заполнила небосвод и комнату своим призрачным светом. Оконного стекла не видно, и от этого впечатление, будто комната имеет продолжение и, охватив сад, заканчивается где-то далеко в лесу.
Сидим притихшие, умиротворенные. Наблюдая за луной и садом, каждый думает о своем.
«Не хватает музыки», – мелькает в голове мысль. Мой благоверный, будто подслушав ее, поднимается и не спеша подходит к роялю. Пламя свечей вздрогнуло и заметалось в смятении. Супруг чуть слышно открывает крышку. Его пальцы легко касаются клавиш. Рояль издает тихий и нежный звук. Немного помолчав, будто задумавшись, повторяет его, и полилась в ночь, рождая сказку, грустная светлая мелодия. Мы затаили дыхание. Сижу в своем любимом кресле, слушаю, наблюдая, как ночь густой черной краской заполняет наш сад, что выгодно подчеркивает роскошь звездного неба и огромную в серой кисее царственную луну.

*          *          *

Восьмое марта. День выдался на славу. По-весеннему высокое голубое небо. Ни облачка.
Открыла глаза. Яркое солнечное утро разогнало остатки сна, но вставать не хочется. Свежесть утренней прохлады правит в комнате свой бал. На противоположной стене, играя тенью берез, забавляется солнышко. Легкий ветерок слегка треплет занавески. Зарывшись поудобнее в подушки, заложила руки за голову и зажмурилась. Как хорошо!!! В приоткрытое окно в комнату вливаются звуки пробуждающейся жизни: разноголосый звонкий птичий хор, чьи-то шаги под окном, где-то звучит ручей. Внутренний голос напоминает – сегодня праздник. От предчувствия необычного хочется смеяться. Краем глаза замечаю, как тихо с легким шорохом приоткрывается дверь, в проеме показалась голова моего суженого.
– Ты уже проснулась? – Дверь не спеша распахивается, пропуская моего милого в пижаме с всклокоченными волосами. Озорная улыбка и смеющиеся глаза. Рука за спиной прячет подарок. – Я поздравляю тебя, мое солнышко! – В руке небольшая папка. – Позволь, в комнате довольно прохладно… – спешно забирается ко мне под одеяло.
Принимаю папку. Развязываю тесемки. Открываю. В папке аккуратно сложены нотные листы, заполненные его рукой.
– Что это? – Жду подтверждение догадки.
– Эта мелодия родилась в твою честь. Сегодня ты ее услышишь.
– Родной мой! – Обхватываю его голову руками и покрываю поцелуями глаза, щеки, губы… – Я тебя очень люблю!
– И я тебя, – слышу в ответ.
Его руки обнимают меня под одеялом и крепко прижимают к себе. Дышу с трудом, но освобождаться не хочется. Лежим, прижавшись друг к другу.
– Посмотри, какой замечательный день за окном…Мы с Владимиром решили после завтрака отпустить тебя и Надежду в город, а самим заняться хозяйством. Сегодня вы полностью посвящаете день себе. Пройдитесь по магазинам, сходите в музей или на выставку, а когда вернетесь, вас будет ждать застолье. – От волнения голос прерывается.
– Спасибо, родной.
Лежим, все так же прижавшись друг к другу.
– Наверно, пора вставать. Надежда с Владимиром, думаю, заждались, – неохотно предполагаю я.
– Давай еще полежим, мне так хорошо, – целует меня в голову, шею, плечо…
– Давай, – выдыхаю я. Желание теплой волной разливается по телу….
После завтрака завожу машину. Надежда в честь праздника в новом демисезонном пальто и шляпке, в сапожках на каблучках, чуть тронуты помадой губы. Устраивается поудобнее на заднем сиденье. Непривычно видеть ее преобразившуюся и помолодевшую. Выезжаем на дорогу в город. До города минут тридцать. Тихо включаю музыку. За окном по обе стороны шоссе мелькают еще обнаженные белоствольные березы, увязшие в посеревшем снегу. Машин не видно. Только мы и шоссе, окаймленное березовым лесом, убегающее куда-то вдаль, за горизонт, в голубой небосвод.
Город по-праздничному оживлен. На каждом углу цветочницы предлагают свой роскошный товар. Витрины ярко, зазывно оформлены. Куда ни глянь – гирлянды из надувных шаров, привычный праздничный символ. Улицы почти очищены от снега. То тут, то там мелькают озабоченные лица мужчин с букетами и свертками в руках. Смеющиеся, чуть кокетливые лица женщин.
Припарковываю свою машину у огромного супермаркета. Решили поразить наших суженых нарядами. Тщательно обходим каждый бутик. Долго крутимся у зеркала, примеряя очередное платье. То слишком строго, то слишком открыто, то коротко, то не по размеру… Начинаю волноваться. Уверенность в том, что к застолью буду неотразима, улетучилась как дым. Ощущаю внутреннее беспокойство. Неожиданно, когда надежда уже покинула меня, проходя мимо одного из магазинов, замечаю в витрине платье из темно-синего бархата с чуть приметной окантовкой золотом по краю рукавов и вырезу горловины. Впереди закрытый, облегающий фигуру лиф, переходящий в юбку, ниспадающую до пола, узкие длинные рукава и глубокий вырез на спине. Дергаю Надежду за рукав:
– Посмотри!
Моя спутница с ее практичностью не оценила мой выбор. Покачав в сомнении головой, послушно последовала за мной.
«Только бы было впору, только бы было впору…» – стучит в висках, пока я спешно снимаю свою кофточку, а следом и брюки и надеваю принесенное мне, снятое с манекена платье.
- Оно единственное, – предупреждает меня продавец.
– Хорошо, – думаю я.
Надев, с сожалением замечаю, что платье мешковато в талии. Хочется плакать. Надежда равнодушно смотрит на мое отражение в зеркале.
– Ну как? – В примерочную заглядывает миленькое личико девушки-продавца. – Почему вы расстроены? – замечая мой унылый вид, отдергивает занавес кабинки и, отойдя на расстояние, оценивающе окидывает меня взглядом.
– Мне очень понравилось это платье, но, к сожалению, оно не мое. – Я затягиваю платье на талии, демонстрируя его несхожесть с моей фигурой.
– Это все, что вам в нем не нравится? – улыбается девушка-продавец. – Не переживайте, у нас при магазине есть замечательный портной, который вмиг исправит этот дефект. Я сейчас… – выдыхает она и куда-то убегает.
Портного долго ждать не пришлось. На пороге кабинки появился невысокого роста полненький человечек с огромной лысиной, окаймленной редкими коротко подстриженными волосами. Лицо его украшали круглые с выпуклыми стеклами очки. Мягкая улыбка говорила о спокойном, уравновешенном характере. В руках он держал небольшую ощетинившуюся английскими булавками подушечку и сантиметр. Человечек сколол платье на мне булавками, причмокнув при этом, пообещал, что через полчаса платье будет готово, и так же стремительно покинул нас, как и появился.
Полчаса не пропали даром. Пока портной трудился, мы подыскивали наряд Надежде.
– Смотри, какой замечательный костюм! – учитывая практичность Надежды, снимаю с вешалки из серого бархата пиджак и юбку. – Пойди примерь.
У Надежды загорелись глаза. Темно-серый бархат в сочетании с белоснежной в рюшах батистовой кофточкой смотрелся на ней великолепно.
С победным видом мы выходим из магазина, держа в руках бесценные для нас коробки. Поиск обуви к нашим нарядам не отнял у нас много времени. Чуть подуставшие, но счастливые, мы наконец покинули супермаркет и направились в салон.
Парикмахерская. Светлый уютный зал. Стены и потолок обшиты белым пластиком. Уют залу придают граненные из стекла кубической формы светильники, разбросанные гроздьями по всему потолку. Такие же бра на стенах. Огромные зеркала в форме чуть сжатого по бокам квадрата дополняют интерьер.
Уютно устроившись в кресле, терпеливо жду, когда мастер закончит колдовать над моей головой, пытаясь закрасить седину. Неспешно пришли воспоминания.
Почему-то вспомнился 2010 год. Весна тогда была слякотная, холодная. Дождь сутками напролет лил как из ведра. Складывалось впечатление, что и дом, и пристройки, и почти распустившиеся деревья – все промокло насквозь. Лужи образовали небольшие озера. Потоки воды подметали окрестности. Забияка ветер всякий раз пытался вырвать зонтики из наших рук, позволяя дождю гулять по головам. Небо постоянно хмурилось.
Прошел июнь. За ним потянулись такие же хмурые, беспросветные дни июля. Будто погода решила из весны, минуя лето, плавно перейти в осень. И когда надежда дождаться тепла уже окончательно угасла, сквозь все еще тяжелые хмурые тучи неожиданно выглянуло солнышко. Первые робкие его лучи заиграли на влажной листве. Расцветили лужи. Заполнили радостным светом дом и сад. Заметно потеплело. Приунывшие обитатели нашего дома воскресли. Стосковавшиеся по теплу, мы поспешили сбросить плащи и сапоги. Забыли о зонтах. Солнышко, вырвавшееся из плена туч, усердно принялось наводить порядок в округе. Подсушило стены дома, тропинки в саду, нашу аллею. Заиграло в оконных стеклах. День ото дня становилось теплее. А мы все еще ждали лета.
В конце июля наконец пришла жара. Мои близкие и родные ожили. Смеялись их глаза, радостно светились лица.
Жизнь шла своим чередом. Наступил август. Жара продолжала расти. Столбики термометров достигли отметки 38–40. Горячий густой воздух плотной массой заполнил все вокруг. Ни ветерка... Душные ночи не приносили облегчения. Мы, непривычные к такому солнцепеку, теперь уже молили о дожде. Но природа, будто выплеснув весь запас воды в июньских дождях, была глуха к нашим просьбам. Солнце продолжало нещадно палить. Лица домочадцев обрели тоскливое выражение. Раздражение сквозило в каждом их движении. Когда-то с нетерпением ждущие тепла, мы теперь с тоской всматривались в чистое, прозрачное небо, в надежде разглядеть хоть какое-то напоминание об облаках.
Не принес облегчения и сентябрь. Деревья сбросили свой преждевременно порыжевший наряд, бесстыдно топорща, как укор, почерневшие ветки в небо. Трава на полянах выгорела. Земля оголилась, заполняя бурыми лишайными пятнами округу. Окрестность подурнела и стала похожа на тяжелобольного.
И только благодатный октябрь принес с собой дожди и долгожданную прохладу. Все вздохнули с облегчением. И в который раз опять ожило все вокруг. Заиграли улыбки на губах, заискрились глаза. Омытые деревья и земля радостно впитывали льющую с небес влагу. Жизнь вошла в свою колею.
Потратив уйму времени на массаж и парикмахерскую, удовлетворенные результатом, мы с Надеждой заглянули в кафе. Выпили по чашечке кофе и заторопились домой, понимая, что мужчины нас уже заждались.
Въезжая во двор, замечаем огромный плакат над крыльцом «Дорогие, любимые наши женщины, поздравляем вас с Женским днем Восьмое марта!!!» и внизу мельче, не так торжественно: «Где вы? Мы вас потеряли!»
Поднимаемся на крыльцо. Открываем дверь и замираем от восторга – в прихожей нас дожидаются два огромных букета великолепных роз. В гостиной сервирован стол на четверых. На столе белоснежная скатерть, столовые приборы и аккуратные в невысоких вазах прекрасные букеты. А где же наши рыцари? Из кухни доносятся аппетитные запахи запеченного мяса и ванили. Проходим на кухню – там никого. Я поднимаюсь в спальню к мужу – комната пуста. Прохожу к себе, теряясь в догадках. Может, мужчины, заждавшись, решили поискать нас в городе, и мы разминулись? На трюмо замечаю записку «Не волнуйся, скоро буду. Целую». Решаю не терять времени даром. Принимаю душ. Не спеша надеваю свой наряд. Подхожу к огромному зеркалу и придирчиво вглядываюсь в свое отражение...
Намекнули, грустя, зеркала:

Представляйся по имени-отчеству… –

мелькает в голове. Грустно улыбаюсь своему отражению. Поправляю прическу.

Седины ваши зеркало покажет,
Часы – потерю золотых минут… –

продолжаю мысленно, глядя на себя в зеркало, начатую тему о времени. Зарождается ощущение неуверенности. «Ты прекрасна!!!» – убежденно заявляю сама себе. «Ты любима!!!», «Ты достойна любви!!!» – пытаюсь согнать со своего лица и души растерянность.
Из гостиной донеслись голоса. Различаю спокойный, насмешливый голос мужа и в ответ раскатистый смех Владимира. Любопытство подталкивает – «Пора!» – нет, думаю, еще рано, надо немного подождать. Почему-то тяну время – видимо, неуверенность в себе еще рядом. Слышу звон расставляемой посуды, шорох и стук передвигаемых стульев. К голосам мужа и Владимира присоединяются незнакомые мужские голоса. Кто-то включил радиоприемник, и тихая музыка наполнила дом. Звон рюмок, смех. Неожиданно смех замирает, небольшая пауза и звучит дружный хор поздравлений. Предполагаю – в гостиную вошла Надежда.
– Ну, теперь твой выход, – говорю сама себе и выхожу из комнаты. Подхожу к лестнице. «Боже, какая она стала высокая! Мне бы только не запутаться в платье и не упасть!» – мелькает в голове. Слегка, одной рукой приподнимаю подол спереди и не спеша спускаюсь, держась другой за перила. Ощущаю, как сзади подол юбки сползает следом по ступенькам.
В гостиной меня пока не замечают. Я приятно удивлена – у нас гости. Четко ощущаю свою обнаженную до пояса спину и, распрямив и опустив плечи, свожу лопатки. Мужчины с рюмками в руках стоят у столика с аперитивом и о чем-то увлеченно беседуют. Надежда распределяет принесенные ими букеты в вазы. Я намеренно громко ступаю на последнюю ступеньку – пора и заметить! Все разом оборачиваются в мою сторону. Улыбки замирают на лицах. Разговоры смолкают, и только тихая ритмичная музыка ненавязчиво заполняет пространство. Улыбаясь, обвожу всех взглядом. Замечаю удивленный восторженный огонек в чуть прищуренных глазах мужа.
…Но когда увидала тебя,
Жизнь рванула в обратную сторону... –
пронеслось в голове. Наконец-то неуверенность покинула меня. Радушно принимаю поздравления.
Гостями оказались старые знакомые моего супруга – немолодой ученый, историк, египтолог, много лет изучающий язык и письмо, историю, культуру и археологические памятники Египта, и его соратники – три молодых человека. Все недавно вернулись из командировки, непривычно для глаз в начале весны смуглые, цвета темного шоколада. Их загар приятно подчеркивает белоснежность воротничков и манжет, аккуратно выглядывающих из рукавов пиджаков.
– Мы извиняемся за вторжение без приглашения. Позвольте нам поздравить вас с праздником, – немного сбивчиво от волнения произнес один из них. Подойдя к камину, он осторожно взял в руки красиво упакованный сверток и протянул мне. Сверток оказался ощутимо тяжелым. Поставив его на стол, я развернула упаковку. Прекрасной работы ваза, покрытая иероглифическими надписями и изображениями, предстала нашим взорам. Мы с мужем были потрясены.
– Великолепно!!! Но это слишком дорогой подарок. –Я была в смятении.
– Эта ваза – одна из множества вещей, много веков пролежавших в пирамиде. – Такой же смуглый от загара под египетским солнцем, как и его друзья, с густой седой копной волос и аккуратной седой бородкой, профессор подошел к столу, взял в руки свой бесценный подарок и, повернув его к свету, начал переводить текст, что, как мелкая изящная вязь, украшал вазу.
После застолья наши гости поведали нам историю своих приключений в период работы в Египте. О путешествиях в песках в поисках очередной гробницы. О том, как им удалось обнаружить затерянную пирамиду с помощью приборов космической геодезии. О раскопках – изнуряющей работе под нещадно палящим солнцем. О потрясающих находках. О жизни той, ушедшей в историю эпохи, что рассказали письмена на найденных предметах и в папирусах. Мы молча внимали их рассказу.
Пришло время супругу сесть к инструменту. Музыка, как всегда, покорила всех. Легко, без напряжения подчинила себе и души и мысли присутствующих.
– А это для тебя! – повернувшись ко мне, скромно с улыбкой произнес он.
Прекрасная мелодия неспешно повествует мне о наших прогулках вечерами по любимой аллее в свете убегающих вдаль фонарей. О дожде, что своим стуком по зонту и лужам напоминал о себе, пока мы гуляли. О шорохе падающих листьев и ветре, играющем ими в период их свободного полета над нашими головами. О медленно кружащихся снежинках в ярких пятнах света в укутанной зимними сумерками аллее.
Сердце замирает от счастья и восторга.
Любимая аллея. Слушая неспешную балладу о нашей любви, наблюдаю, как за окном неяркий, почти призрачный свет фонарей очерчивает в сгущающихся сумерках две прямые линии, убегающие вдаль. И чем гуще краска ночи, тем ярче разгораются эти линии – или наоборот? Перевожу взгляд на своего волшебника и ловлю на себе его внимательный, напряженный взор. Красивые руки все так же послушно бегут по клавишам, создавая восхитительную сказку.
Смотрю и не насмотрюсь в любимые глаза, а память настойчиво продолжает начатый диалог у зеркала:

Как сладка мне ночей кабала,
Как к утру расставаться не хочется.
Намекнули, смеясь, зеркала:
Рановато по имени-отчеству…
(Лариса Рубальская)

*          *          *

Сегодня выдался замечательный выходной. Рано утром, наспех перекусив, принялись за создание нового сада.
Идея захватила всех. Подолгу вечерами, пока весна боролась со снегом, мы обсуждали его рождение. Мысленно или на бумаге проектировали его длину и внешний вид. Как для новобрачной подбирали наряд из зеленой кроны, а в очередные выходные мчались за новыми саженцами. И вот настал день, когда мечты наши пора было воплотить в реальность.
Недалеко от дома, со стороны дороги, расположился пустырь. Летом, покрытый редкими пучками зеленой травы, весной и осенью он превращался в царство бурой жижи. Унылый вид его угнетал нас. И вот…
Мужчины разметили место под лунки для саженцев, вбивая колышки в еще не просохшую землю, с расчетом пространства для взрослого дерева. Затем, вооружившись лопатами, стали формировать эти лунки, а мы с Надеждой, наполнив лунки наполовину питательной смесью для корней, аккуратно опускаем туда саженцы и засыпаем их корни землей. Посадили таким образом корней двадцать. Мужчины принялись ведрами носить воду для полива нашего нового сада, а мы обильно поливать наших новоселов. Работали дружно, слаженно. Не заметили, как утомившееся солнце закатилось за горизонт, раскрасив небосвод в ярко-оранжевый цвет. Напоив последние деревца, уставшие, но довольные проделанной работой, мы не спеша направились к дому.
Всю неделю стояла теплая сухая погода. Земля окончательно впитала весеннюю влагу. Рано утром выезжая на работу или возвращаясь вечером, проезжая мимо пустыря, мы любовались им. Чуть проклюнувшаяся зелень на крохотных крепких дубках, тоненькие, трепещущие на ветру березки, вытянувшиеся в струнку подростки тополя – все это радовало глаз, согревало сердце.
Следующий выходной прошел в очередных хлопотах в нашем новом саду. Взрыхлили землю между саженцами. Вбили колышки около каждого деревца, укрепив проволокой и придав большую устойчивость стволу. Принесли воду и полили корни. И опять, почти в сумерках, едва передвигая ноги от усталости, но счастливые, переполненные сознанием великих свершений, возвращаемся домой.

*          *          *

Мы лелеяли наш сад. Без устали продолжали в нем трудиться. Так как лето стояло жаркое, каждый выходной дружно носили воду и поливали деревца. Особенно прикипели к этому саду Надежда с Владимиром. Вечерами, когда дневные заботы уходили на покой, они не спеша, подражая нам, прогуливались среди деревьев.
К концу лета наши саженцы подросли и окрепли. Кое-где на молодых деревцах появились первые зеленые листочки. Пустырь преобразился. Между деревьями мы засеяли траву. Уложили привезенные на неделе плиты в два ряда, создав дорожку к дому. Промежутки между плитами засыпали землей. Быстро поднявшись, трава образовала нежно-зеленый ковер. Даже промежутки между плитами казались изумрудными.
Уже глубокой осенью установили несколько лавочек. Планируя в дальнейшем заменить их на причудливые скамейки.
Ближе к зиме укутали мешковиной тоненькие стволы, чтобы защитить их от приближающихся холодов.

*          *          *

Зима не заставила себя ждать. Вступила в свои права неожиданно и основательно. В течение недели намела сугробы под окнами. Завалила снегом молоденький наш сад, любимую аллею. Не пощадила и проезжую часть. Пришлось приглашать технику для расчистки. Ударили первые морозы, разукрасив узорами окна. Весело и беззаботно потрескивали вечерами поленья в камине, наполняя комнату пеплом и терпким запахом смолы.
Приближались детские каникулы. Пора было подумать о елке. В ожидании детворы мы достали лыжи. Привели детские комнаты в порядок. Мужчины, недалеко от дома, ближе к лесу, на поляне, утрамбовали снег и залили огромный каток. Владимир смастерил две деревянные лавочки, которые установили у его основания. Место для катка выбрали удачно. Почти рядом росла огромная, пушистая ель. Настолько пушистая и густая, что ствола совсем не было видно. Решили, как только приедут ребятишки, украсить эту ель гирляндой из разноцветных огней.
– Стою, смотрю на каток и не могу понять: чего же не хватает. И тут меня осенило – хоккей! – Муж с охапкой поленьев для камина появился на пороге гостиной. – Завтра с утра отправимся на поиски хоккейного снаряжения.
– Я думаю, надо подождать, когда приедут ребята. За лето малыши подросли, возмужали. Не ошибиться бы с размерами.
– Хорошо.
Во дворе, как и прежде, соорудили из снега горку. Сбоку сформировали ступеньки. Саму горку залили водой.
Владимир привез и установил зеленую пушистую красавицу в гостиной. Дом заполнил аромат лесной свежести. Мой благоверный принес огромные коробки с елочными игрушками. И закипела работа. Мы с Надеждой принялись украшать к Новому году наш дом внутри, а наши рыцари – снаружи. Как всегда, обмотали во дворе гирляндами деревья, дом, особое внимание уделили крыльцу. Прикрепили гирлянду не только на козырек и входную дверь, даже под ступеньками протянули тоненькие ниточки огней. Заиграл всеми цветами радуги еловый венок на двери. Лесные представители из прозрачного пластика среди деревьев тоже искрились.
К приезду детворы мы были готовы.
 
*          *          *

Наконец настал долгожданный день. Звонкие детские голоса, смех, быстрый топот детских ножек по комнатам и лестнице – впечатление, будто сам дом, радуясь вместе с нами, исполняет восторженную песню. И только к полуночи все стихло и воцарилась тишина. Обхожу детские комнаты. Подуставшие за день ребятишки, кто, уткнувшись носиком в подушку, кто, разметавшись во всю ширь своей кроватки, спят, охваченные глубоким сном. Поправив аккуратно одеяла и подушки, тихо прикрыв за собой дверь, иду дальше.
– Ты счастлива? – войдя в детскую вслед за мной и обняв меня за плечи, шепчет супруг. – Завтра утром покажу ребятам каток. Попрошу помочь украсить ель гирляндой, пусть приобщаются, а после обеда поедем покупать снаряжение для хоккея.
 Понимаю: идея с хоккеем не оставляет его в покое.
– Хорошо, – так же шепотом отвечаю я, тихо закрывая за нами дверь детской.
Спускаемся в столовую, где нас ждет привычная порция кефира. Надежда все еще хлопочет на кухне. Замесила тесто и поставила его в прохладное место. Видимо, решила порадовать ребят с утра пирожками. Взялась приводить кухню в порядок. Владимир направился во двор за поленьями для камина. Я, засучив рукава халата, надела фартук и принялась мыть посуду.
Спать не хотелось. Переделав дела, далеко за полночь собрались в гостиной, чтобы распланировать грядущий день.
– Снаряжение для хоккея – это хорошо, – одобрил Владимир, когда муж поделился с ним своими задумками. – На дворе снег валом валит. Завтра с утра пораньше займусь расчисткой катка, пока ребята будут спать. Пусть порадуются, когда проснутся.
– Нет, так не пойдет. Расчищать каток от снега будем все вместе. Пусть привыкают к труду. Да и кататься на нем будет куда веселее от сознания, что не зря трудились, – заметил мой суженый. Мы с Надеждой одобрительно переглянулись. Было решено посвятить день катку. А за окном медленно и густо падал снег.
С утра, еще при свете фонарей, Владимир принялся расчищать двор. Равномерный скрип лопаты разбудил нас всех. Ребята, скинув пижамы, наспех натянув теплую одежду, высыпали во двор. Звонкие детские голоса взбудоражили окрестность.
Занималась заря, когда ребята, наигравшись в снежки, взялись за лопаты и принялись помогать неугомонному Владимиру. А тот, широко улыбаясь, продолжая начатое дело, ненавязчиво командовал маленьким отрядом снегоуборщиков. Вскоре и мы пришли на помощь. Только Надежда осталась творить кулинарные чудеса на кухне.
Расчистив двор и основательно проголодавшись, все дружной командой отправились завтракать.
Дом нас встретил теплом и ароматом печеного теста. В столовой на белоснежной скатерти, посреди стола, красовалось огромное блюдо с румяными горячими, только что из духовки, пирожками, окруженное стройными рядами чашек с блюдцами и маленькими тарелочками. Чуть в стороне расписной самовар, увенчанный таким же расписным заварочным чайником.
Вымыв руки, не спеша рассаживаемся, каждый на свое место, и принимаемся за пирожки.
Плотно позавтракав, идем дружно расчищать дорожки в саду вокруг дома и нашу аллею. Ребят не остановить. Время от времени переключаются на игру в снежки, а наигравшись, вновь берут в руки лопаты и старательно убирают снег с дорожек. Так в трудах, незаметно, пролетел день. Ближе к пяти начало смеркаться. Довольные, порядком продрогшие, голодные, но счастливые, мы поспешили домой. И опять в столовой нас ждал накрытый белоснежной скатертью стол. Из кухни доносился, кружа нам головы, запах наваристого борща.
Каток так нас и не дождался.
В этот вечер ребята угомонились рано. Обойдя спальни, мы с мужем тоже отправились на покой. Надежда с Владимиром последовали нашему примеру.

*          *          *

День давно занялся. Холодное солнце ярко озаряло окрестности, когда в детских комнатах послышались голоса.
Пора вставать. Надеваю спортивную форму и иду к малышам, чтобы пригласить на зарядку. На мой призыв откликнулись все. Дружно спускаемся в спортзал, включаем телевизор. Птичий щебет с экрана заполняет комнату. Не успела я и глазом моргнуть, как ребятишки оккупировали все снаряды. Пришлось смириться с происходящим и терпеливо ждать, когда внукам надоест упражняться. Сама пригласила…
Ждать пришлось недолго. В проеме двери показался супруг. Взглянув на меня с пониманием, он взял пульт и, выключив телевизор, провозгласил:
– Кто со мной на каток?
– Я-а-а, – послышалось со всех сторон.
Ребятишки, забыв о тренажерах, ринулись к выходу.
– Но прежде надо позавтракать, – вслед им прокричал мой суженый. – Умываемся и в столовую… – Подмигнув мне, он последовал за малышами. А я наконец забралась на свой любимый велосипед, включила телевизор и, под птичий щебет, привычно заработала педалями. Пробежав таким образом километра три, сползаю с велотренажера и устремляюсь в душ. А малыши тем временем дружной толпой, вооружившись лопатами, во главе с супругом и Владимиром направились к катку.
Снег ровным слоем укрыл поляну. Каток можно было найти только ориентируясь на ель. И закипела работа. Пока ребята расчищали каток. Взрослые занялись его ограждением. Соорудив из плотного снега по краям катка небольшие сугробы, облили их водой. Получился неплохой снежный забор. Осталось купить снаряжение.
– Ура… – Маленькая, в сырых комбинезонах, группа заполнила щебетом детских голосов магазин. Спугнула тишину. То тут, то там замелькали среди тренажеров, прилавков со спортивной утварью разноцветные вязаные шапочки малышей. Остановить восторженных посетителей было невозможно. Где-то, в глубине магазина, прогромыхал упавший с полки шлем, где-то неожиданно загудел тренажер и так же неожиданно смолк. В просвете между прилавками показался кроха с лукавой улыбкой и озорным блеском в глазах, в комбинезоне, покрытом темными пятнами от растаявшего снега, и огромных кроссовках. С трудом передвигая ноги, он прошествовал, как модель по подиуму, туда и обратно по проходу, споткнулся, упал и заплакал. Продавец, улыбаясь, поспешил на помощь.
С трудом удалось угомонить веселое общество, возбужденное физическим трудом на свежем воздухе. Наконец, вооруженные клюшками, защитным снаряжением, счастливые ребята покинули магазин. Продавцы, включая кассира, вышли проводить нас.
Начало смеркаться. В городе тускло зажглись первые фонари. Мороз заметно крепчал. Сырые пятна на детских комбинезонах превратились в ледяной панцирь. Все спешно кинулись к машинам. Тепло салона, мерное его покачивание сморило малышей. Возбуждение сменилось усталостью. Мы не успели еще выехать из города, как сон завладел путешественниками. В полной тишине, под тихое урчание мотора, мы вернулись домой. Стараясь не разбудить, перенесли ребят в их спальни. Неспешно раздели и уложили в кроватки. Старший с трудом добрался сам.
Так закончился третий день пребывания внуков у нас.

* *          *

Каток ненавязчиво возобладал всеми умами в доме. О нем думали, едва вернувшись из сна, говорили за завтраком. Малыши, проснувшись, натянули шлемы и хоккейные маски, вооружились клюшками и, вообразив, что они на хоккейном поле, затеяли игру. Девчонки не отставали от мальчишек. Пришлось в срочном порядке, покормив завтраком ребят, приводить в порядок площадку для хоккея. Установили хоккейные ворота. Разметили середину хоккейного поля. Я скатала в трубочки небольшие ленточки из бумаги. В центре каждой ленточки нарисовала красные либо синие кружочки, что должно было обозначать по цвету первую или вторую команду, сложила трубочки в старую шляпу и предложила каждому наугад выбрать. Когда команды были сформированы, а поле для хоккея приведено в порядок, принялись за ель. Принесли несколько старых длинных гирлянд, состоявших из разноцветных лампочек, и оставшуюся после украшения комнат мишуру. Владимир спрятал глубоко под нижними ветвями ели маленький генератор, подключил к нему гирлянды, предварительно опутав ими нашу елку, и побежали, вспыхивая и замирая, а иногда перемигиваясь, огоньки в зелени хвои. Наброшенная мишура придавала лесной красавице помпезность. Лед катка, отражая мерцание огней, заиграл всеми цветами радуги. Осталось только разобраться в правилах игры. Этим занялись взрослые мужчины нашего скромного гнезда. Смешно было наблюдать со стороны, как два взрослых человека среди малышни разводили с азартом руками, иногда спорили, иногда безнадежно отступали. В итоге разработали правила игры и началось обучение команд. В приятных хлопотах день пролетел незаметно.

* *          *

Утром следующего дня меня разбудил непонятный шорох в коридоре. Создалось впечатление, что за дверью тихо проползает что-то огромное и шуршащее. Осторожно поднявшись с постели, я на цыпочках подошла к двери и резко распахнула ее. Удивлению не было предела. За дверью, как в немом кино, замерли наши ребята в полном облачении для игры. Пытаясь тайком покинуть дом под предводительством старшего внука, малыши на цыпочках пробирались к лестнице, но шорох комбинезонов предательски выдал их.
Уговорив ребят заглянуть в столовую, я отправилась будить мужа. Надо было видеть хмуро сведенные брови и губы, собранные в трубочку на заспанном его лице. Но тревога, что внуки самостоятельно покинут территорию нашего двора, быстро разогнала остатки его сна. Наскоро перекусив, мой милый проверил обмундирование каждого из ребятишек, и новоиспеченные хоккеисты во главе с судьей (коим был мой суженый) и его неутомимым помощником (самым маленьким внуком) отправились на каток.
Играли с небольшим перерывом на обед до позднего вечера. Когда солнце ушло на покой, каток ярко озарили елочные огни. Похолодало. Мы с Надеждой попеременно навещали играющих, тщетно надеясь уговорить прервать игру до следующего дня. Ребята, включая супруга и Владимира, нас попросту не замечали и не слышали. Оставалось только одно: одеться потеплее и присоединиться в качестве болельщиков к играющим. Что мы незамедлительно и исполнили. Закутавшись в шубы и натянув меховые шапки, мы устроились на лавочке у ледяного поля, рискуя заполучить случайно брошенной в нашу сторону шайбой. К счастью, обошлось без травм. Ближе к десяти огни на елке погасли. И по тропинке, озаренной лунным светом, мы гуськом направились к дому. Дом, крыльцо, окружающие двор деревья переливались ярким светом, превращая ночь в день. Но эту красоту, кроме нас с Надеждой, казалось, никто не замечал. Уставшие, еле передвигая ноги, почти засыпая на ходу, ребятишки поднялись в свои спальни. С трудом сбросили верхнюю одежду и разбрелись по своим кроваткам. Наши мужчины последовали их примеру. Нам с Надеждой ничего не оставалось, как только собрать разбросанные вещи и отправиться с ними в сушилку.

* *          *

Дни летели за днями. Мы все всерьез увлеклись новой игрой. Лишь только солнышко осветит окрестности, ребят в доме не удержать. Перекусив наспех, спешат на свое ледяное поле. Самый маленький внук не отстает. Стараясь изо всех своих малышовых сил казаться взрослым и не чувствовать себя обузой, спешит. Самостоятельно одевается. Гордо семенит рядом со старшим внуком, не отпуская его руки, по дорожке к катку. И не важно, что кофточка под комбинезоном надета наизнанку, варежки перепутали ручки, а колпак комбинезона постоянно сползает на глаза. За ними следом взрослые.

* *          *

Вчера весь вечер и ночь валом валил густой снег, покрыв белым толстым ковром каток и дорожку к нему. Мы: я, супруг, Надежда и Владимир – еще завтракали, когда услышали за окном, во дворе, как работают лопаты. Муж вышел из-за стола и подошел к окну.
– Ну и дела!!! – воскликнул он с восхищением.
Мы кинулись к окну. Нашему взору предстал двор в белоснежном убранстве. Белое, искрящееся на солнце поле пересекала расчищенная дорожка, что тянулась от крыльца за территорию двора в сторону катка. В конце этой дорожки наши ребята, включая самых маленьких, усердно работали лопатами. Руководил ими наш старший внук.
– Да, по-моему, нам пора присоединиться, – произнес Владимир, – иначе каток расчистят без нас…
Оставив нас заниматься домашними делами, мужчины спешно отправились одеваться. Я принялась наводить порядок в столовой и в детских комнатах, а Надежда занялась приготовлением обеда.
Пришло время садиться за стол. Мы, то и дело поглядывая в окно – не идут ли, – не спеша расставили тарелки, разложили ложки. Надежда из кухни принесла огромную супницу и поставила ее в центре стола. Рядом расположилась хлебница со свежим душистым, пахнущим пекарней хлебом. Чуть в стороне густая деревенская сметана в аккуратной небольшой миске.
На дворе тишина. Я решила выйти на крыльцо. Расчищенная ребятами дорожка одиноко переливалась на солнце. Со стороны катка доносился щебет малышей. Похоже, ребята заигрались и забыли о нас. Натягиваю куртку и сапоги и направляюсь к катку. За мной следом – Надежда. Спешим – наваристый борщ может остыть.
Подходим к катку и видим – лопаты лежат в стороне. Ребята в азарте, увлеченные игрой, мечутся по полю. Муж, выполняя роль судьи, со свистком в руках, неотрывно следит за ними. Владимир, сидя на одной из скамеек, выполняет роль комментатора. Кроха рядом на той же скамейке увлеченно лепит из снега маленькую горку, помогая себе лопаткой. Время от времени, оборачиваясь к играющим, громким голосом повторяет комментарий Владимира, подражая ему. Детские возбужденные голоса и шорох скользящих лезвий и клюшек оглашают окрестности.
Наш призыв пообедать остается незамеченным. Тщетно мы пытаемся напомнить о том, что пора немного отдохнуть и перекусить.
– Не расстраивайтесь, – успокаивает супруг. – Еще полчаса – и мы сядем за стол.
Мы с Надеждой спешим обратно. Необходимо накрыть хлебницу, чтобы до прихода детей хлеб не развеял свой аромат. Поставить на плиту супницу, чтобы сохранить жар борща. Убрать в холодильник сметану.
«Надо придумать, как доставлять обеды им на каток…» – проносится в голове.

*          *          *

Ребята во главе с мужем и Владимиром охвачены новой идеей. Решили смастерить табло. Из фанеры вырезали квадрат метр на метр. К нему приделали ножку и установили между скамейками. Привинтили два крючка. Из той же фанеры вырезали небольшие прямоугольники размером с лист 4А. На каждом листе малыши нарисовали по одной крупной, размером на весь лист, цифре. В середине верхней части просверлили крупное отверстие. Табло было готово. Мое предложение тоже не осталось без внимания. Детской коляске приделали полозья. Внутрь сложили старое ватное одеяло. Перевозка для обеда была готова.
Тетерь игра переросла в серьезное соревнование. Муж принес на каток маленький старый транзистор. Десятиминутные перерывы между раундами заполнило музыкальное сопровождение, что позволяло снять напряжение игры. Яркие, красочные цифры для одной из команд были как приговор. Для другой оборачивались призом. Крики радости или отчаяния оглашали воздух. Иногда вспыхивали ссоры – но их тут же гасили взрослые.
У нас с Надеждой тоже были свои обязанности. Мы отвечали за питание наших родных. Установив в коляску и укутав в одеяло горячий чайник или кастрюлю и посуду к ним, спешили доставить все на поле, пока не остыло.
Распорядок дня изменился. Теперь день начинался с игры на катке либо с его расчистки, если ледяное поле заметало снегом, затем в перерыве все завтракали на свежем воздухе, и игра продолжалась.
А в это время во дворе грустила одинокая, всеми забытая горка.

*          *          *

С вечера разыгралась метель. Всю ночь и весь следующий день за окном сквозь белое месиво из мятущихся снежинок едва различимо просвечивал блеск огней двора и нашей аллеи. В камине завывало. Деревья под напором ветра гнуло к земле. Сгустившийся сумрак заполнил комнаты.
Мы все собрались в гостиной. Надежда с Владимиром устроились на диване. Супруг присел к роялю, я принесла из библиотеки детские книжки. Раздала малышам альбомы и карандаши. Расположились у камина. Его тепло согревало, мятущееся пламя, переливаясь желто-красным, завораживало. Герои из сказок, под тихий аккомпанемент мелодии, оживали. А ребята, слушая сказку, увлеченно творили.
– Тише. Что это? – Владимир поднялся с дивана и стал прислушиваться.
Все замерли. Сквозь завывание вьюги явственно со стороны двора доносился плач собаки. Мы поспешили в столовую, окна которой выходили во двор. Но разглядеть что-либо было невозможно. Только белое полотно из густо кружащих снежинок и неясный с трудом различимый силуэт близ растущих деревьев. Плач смолк. Наши мужчины, не раздумывая, кинулись в прихожую. Мы ждали в полном молчании. Было слышно, как натужно распахнулась входная дверь, впустив гул завывающей метели, быстрые шаги по крыльцу и дверь захлопнулась. Наступила звенящая тишина. Все затаили дыхание.
Нам уже стало казаться, что время остановилось. Но вот тишину нарушил шорох открываемой входной двери и на пороге появились два мужских силуэта, запорошенные с ног до головы снегом. Один из них крепко прижимал к груди рыжий комочек.
На лицах детей недоумение и любопытство. В глазах вопрос. Аккуратно сняв куртку и стряхнув с нее снег, супруг принял из рук Владимира рыжий комочек и направился с ним в ванную комнату. Мы все последовали за ним. Войдя в ванную, он включил теплую воду. Взял в руки шампунь и, оглянувшись, попросил полотенце. Мы все, кроме старшего внука, вышли из ванной комнаты, прикрыв за собой дверь, и стали ждать.
Вот шум воды стих. Дверь распахнулась, и на пороге появился внук со свертком из полотенца в руках. Из свертка выглядывал черный носик и любопытные глазки-пуговки. Улыбаясь, внук развернул полотенце, и нашим глазам предстал щенок. Мокрая шерстка слиплась, обрисовывая маленькое худое тельце. Короткие лапы слегка дрожали. Он сделал несколько шагов в нашу сторону, оставляя мокрые следы, чихнул и стал принюхиваться.
– Смотрите, ему холодно. Он дрожит. – Ребята обернулись ко мне в ожидании.
– Принесите сухое пушистое полотенце. Мы его закутаем и погреем.
Моя просьба была тут же исполнена.
Завернув пса в полотенце, отнесли к камину. Каждому хотелось дотронуться до него, погладить выглядывающую из свертка собачью мордашку. Согревшись и успокоившись, пес уснул. Малыши, боясь разбудить, оставили его в покое и под тихий аккомпанемент рояля вернулись в сказку, творя при этом свои фантазии у себя в альбомах.
Как рассказал позже Владимир, щенок лежал у калитки, сжавшись в комок, и тихо скулил. Его припорошило снегом и почти не было видно. Как он сумел, в такую круговерть, добраться до нашего жилья? Когда наши мужчины вышли на крыльцо, вьюга, беснуясь, пыталась снегом залепить им глаза, ветер, неистово наскакивая, пытался сбить их с ног. В двух шагах невозможно было что-либо разглядеть. И если бы Владимир не споткнулся об его тельце, щенка бы не нашли. Так появился у нас в доме еще один член нашей семьи.
А во дворе, будто возмущаясь, что отобрали у нее жертву, еще несколько дней бесновалась вьюга, наметая огромные сугробы по всей округе. Мы оказались ее заложниками. Хлеб, молоко, яйца – все подходило к концу. Надежда проявляла чудеса изобретательности, чтобы накормить нас. В основном это были борщи и пироги. Пироги с мясом, капустой, картошкой, медом, с размороженными ягодами, грибами, вареньем…
Ребятам было не до вьюги. Все их внимание занимал пес. Они дружно из старого ватного одеяла смастерили ему толстую подстилку и поместили ее в прихожей. Умудрились украсить подстилку рюшами от старых наволочек. Щенок оценил их труд по достоинству и долго не хотел оставлять ее, будто боясь, что кто-то присвоит. Уговорили Надежду потесниться и выделить на кухне пространство в углу под столовую для четвероногого питомца. Отыскали в ящиках на кухне три небольшие, но глубокие из прокаленного стекла миски. Вырезали из старой клеенки скатерку под эти миски. То и дело путешествовали с губкой и порошком в ванную комнату и обратно, убирая за щенком. А тот, чувствуя себя центром всеобщего внимания и вполне оправившись от пережитого кошмара, шествовал из комнаты в комнату, знакомясь с домом, принюхиваясь к окружающим его запахам. Шерстка его давно просохла, а благодаря стараниям девочек приобрела ухоженный, холеный вид. Тошка, так окрестили щенка, стал похож на маленький пушистый комочек с двумя еле заметными в шерсти глазами-пуговками и черным влажным носиком-пятачком, что приводило в восторг детвору. Если ребятишки вдруг затеяли игру в прятки, пес неизменно принимал в ней участие, в качестве помощника ведущего с легкостью отыскивая тех, кто прятался. А вечерами располагался среди малышей на коврике у камина, закрыв глаза и положив мордочку на вытянутые передние лапы, как и они, внимательно слушал сказку под музыкальное сопровождение.
Владимир несколько раз в день, вооружившись совком для мусора, так как лопаты из-за вьюги оказались недоступны, набросив на плечи куртку, выходил на крыльцо и из опасения, что входную дверь завалит снегом, сбрасывал наметенный пургой снег с крыльца. Когда он в очередной раз, соревнуясь с ветром, с трудом открывал дверь, мы слышали восторженное завывание стихии, но дверь, выпустив Владимира, захлопывалась, и наступала тишина. Спустя какое-то время из прихожей опять раздавался неистовый и пугающий вой пурги и на пороге возникал снеговик.
Слыша завывание вьюги, Тошка настораживался, поджимал уши и хвост и начинал тихонько скулить. Но, чувствуя на себе прикосновение добрых детских рук, успокаивался. Уши и крохотный пушистый хвостик вставали торчком. Игра продолжалась.
Супруг с утра до позднего вечера не отходил от рояля. Его руки вдохновенно и красиво парили над клавиатурой. Звуки музыки наполняли дом теплом, уютом, красотой. Если я не занята была детьми, то устраивалась в своем любимом кресле с книгой. Елка время от времени позвякивала игрушками, когда кто-нибудь из детворы касался ее ветвей, в спешке проносясь рядом. Гирлянды за окном, как только занялась метель, выключили. Зато в доме и елка, и мишура, окутавшая гостиную, столовую, обрисовавшая камин и лестницу, ведущую в спальни, привычно переливались всеми цветами радуги благодаря гирляндам из лампочек.

* *          *

Наконец метель, устав бесчинствовать, успокоилась, небо очистилось от тяжелых, плотных туч. Холодное яркое солнце озарило окрестности, укрытые белоснежными сугробами. Гирлянды, которыми были украшены деревья, дом, крыльцо, превратились в жалкие лохмотья, бессильно ниспадающие тут и там. Фигурки лесных жителей были опрокинуты на землю и завалены снегом. Венок с входной двери сорвало и куда-то унесло ветром.
Мы засучили рукава, и закипела работа. Аккуратно сняли остатки гирлянд. С большим трудом раскопали вход в сарай и достали лопаты. Не покладая рук занялись расчисткой двора. К катку мы даже не искали пути. Время не позволяло. Детские каникулы подошли к концу. Как ни жаль было расставаться, пришло время ребятам собираться в обратный путь. Вызвали технику для расчистки дороги к шоссе.

* *          *

Настал день проводов. Тошка, путешествуя из комнаты в комнату, наблюдал, как ребята складывают свои вещи в дорожные сумки и рюкзаки. Закончились сборы, и пришло время тяжелого прощания с маленьким пушистым другом. Ситуацию разрешил Владимир, объявив себя хозяином щенка. Ребята вынуждены были согласиться. Плотно пообедав, все расселись по машинам. Автомобили, сопровождаемые тихим урчанием моторов, тронулись в путь. И долго еще наблюдали ребята в задние стекла авто, как удаляется крыльцо с вышедшими провожать их Владимиром, Надеждой и Тошкой. А вдогонку машинам несся звонкий собачий лай.
Когда мы подъезжали к дому, на крыльце все так же стояли Надежда с Владимиром, а в ногах у них, как изваяние, сидел на задних лапках маленький пушистый Тошка. Увидев, как машины въезжают во двор, он кубарем скатился с крыльца. Подбежал к автомобилю мужа и стал принюхиваться, потом присел в ожидании, но, кроме нас, в машинах никого не оказалось. Тогда Тошка, видимо не понимая, что произошло, вскочил и начал отчаянно лаять. Лаял на меня, на мужа, на машины. Кидался на нас с рычанием, оскалив зуды…
– Уехали, уехали, уехали, – ворчливо проговорил Владимир. Спустился с крыльца, подошел к щенку, взял его на руки и пошел с ним дом. Следом вошла в дом Надежда. Мы, поставив в гараж автомобили, отправились вслед за ними. Стены дома еще хранили звонкие голоса малышей, топот их ножек. Еще жило ощущение, что ребята в своих комнатах и вот-вот выбегут и с шумом, как могут только они, промчатся по лестнице вниз.
Мой суженый не спеша снял в прихожей куртку. Прошел в гостиную. Не говоря ни слова, разжег камин и присел к роялю. Откинул крышку. Пальцы его коснулись клавиш. Дом заполнила грустная, нежная мелодия. Солнце уже клонилось к закату. Щенок притих, свернувшись рыжим комочком в прихожей на своей подстилке. Я, взяв книгу, расположилась в любимом кресле у рояля. Не читалось. Повернув голову к окну, стала наблюдать, как редкие снежинки медленно кружат в воздухе. Мыслями я была с ребятами там, в салоне самолета. Надежда неугомонно гремела кастрюлями на кухне. Владимира не было слышно. Видимо, ушел к себе в комнату, прилег.
Мы все с напряжением ждали телефонного звонка. Но как ни был он для нас долгожданным, прозвучал неожиданно и оглушительно. Мы с мужем вздрогнули и кинулись к телефону. Супруг первый поднял трубку. Я стояла рядом, и было слышно, как, пытаясь перекричать окружающий его шум, звенит в трубке родной голос старшего внука. Лицо мужа преобразилось, расцвело улыбкой. Он долго прижимал трубку к уху, а в трубке один детский голосок сменял другой. Я напряженно вслушивалась, стараясь расслышать голоса. А в комнату спешно вошли Надежда, Владимир, следом примчался Тошка. Сияя лицом, муж передал трубку мне. Я, пообщавшись вволю с детьми и внуками, передала трубку Владимиру. Тот, пытаясь скрыть волнение, повернулся к нам спиной и что-то тихо забубнил в нее. Потом пришла очередь Надежды. Причитания и вздохи полились рекой. Самым счастливым из нас выглядел Тошка. Услышав в трубке знакомые голоса и свое имя, щенок звонко и призывно залаял, кружась на месте.
 
*          *          *

Щенок оказался на редкость смышленым и чистоплотным. Быстро сообразил, что туалет находится на улице. Не портил мебель в доме. Хотя потребность поточить зубки у него была всегда. Мы часто находили на крыльце изрядно потрепанную ветку или прутик. Наигравшись вдоволь с ней и, видимо, с сожалением расставаясь, он клал ее у двери до следующего раза, но, в следующий раз не найдя ее на месте, приносил новую, такую же потрепанную. В столовой его всегда был порядок. Кушал не спеша. Аккуратно вылизывал после трапезы свою миску. Веселый, потешный, готовый в любой момент включиться в игру, он своим присутствием привносил радость и тепло в наши души и дом и неизменно вызывал улыбку.
Мы все привязались к щенку. Но особую привязанность к Тошке испытывал Владимир. Между ними завязалась тесная дружба. Щенок, как бессменный часовой, неразлучно следовал за своим другом. Убирает ли Владимир от снега двор или нашу аллею – щенок увлеченно неподалеку грызет свой прутик, возится ли Владимир в гараже с машиной или мастерит что-то в сарае – щенок устраивается в уголочке и, положив мордочку на передние лапы, наблюдает за ним. Владимир по природе своей был непоседа. Он всегда находил себе какое-нибудь занятие – что-то прибить, поправить, привинтить, а когда дела заканчивались, он мог неспешно прогуливаться из комнаты в комнату, сложив за спиной руки. Забавно было наблюдать, как, в очередной раз, Владимир неспешно шагает по комнате из угла в угол, а следом так же неспешно семенит щенок. Муж, неоднократно наблюдая с улыбкой их прогулки по дому, шутя увековечил их в музыке, назвав мелодию «Марш конкистадоров».
Подстилка щенка незаметно перекочевала из прихожей в комнату Владимира и Надежды и расположилась у кровати за тумбочкой. На ней появилась белоснежная простынка, которую Надежда меняла каждую субботу. А миска в столовой неизменно была наполнена кусочками сырого мяса или сладкими косточками. Каждую субботу щенка купали, после ванны шерстку смазывали бальзамом и расчесывали щеткой.
Что-то в этой дружбе было трогательное, первозданное, незамутненное.

* *          *

В этом году зима долго не хотела уступать место весне. Казалось, вот-вот зазвенит капель, но к вечеру поднималась метель, и на следующее утро чуть обмякшие сугробы вновь обретали белизну и свежесть. Как ни противилась зима, ей все же пришлось уступить. И вновь звон капели и щебет птиц огласил окрестности. Воздух наполнился ароматом оттаявшего леса. По двору и аллее разлились лужи. Не спеша оголился и наш молоденький сад. Но удручающим, как прежде, пустырь уже не выглядел. Кое-где среди блестящих влажностью коры деревец зеленела среди луж не успевшая посереть прошлой осенью трава. Мы с нетерпением ждали, когда земля впитает влагу.
Время шло. В школе у мужа заканчивалась последняя четверть, и выпускники готовились к экзаменам. Сторож-распорядитель завел речь о косметическом ремонте школы в дни каникул и удобрении для ее сада и клумб. Он так привык к своей каморке в школе, к самой школе и ее обитателям, что ни под каким предлогом не желал покидать ее стен, лишь раз в неделю навещая свою квартиру со всеми удобствами. Сославшись на страх одиночества, он наотрез отказался менять что-либо в своей жизни. И его оставили в покое. Впрочем, его присутствие никому не мешало, наоборот, мы были спокойны и за школу, и за инвентарь, и за крохотный садик позади нее.

* *          *

За повседневными хлопотами не заметили, как весна плавно преобразилась в лето. В школе отгремел очередной выпускной. Мы стали собираться на дачу. Надежда должна была лететь с нами. Следить за домом и садом поручили Владимиру с Тошкой. Была задумка взять песика с собой, чтобы порадовать ребят, но не решились ее осуществить. Трудно было представить, как Владимир в одиночестве будет коротать вечера.
Оставалось несколько дней до отъезда, как однажды муж, подойдя к окну в столовой, удивленно воскликнул: – Что это с Владимиром?
– А что с ним? – с тревогой в голосе отозвалась Надежда, поднимаясь из-за стола.
– Он будто что-то потерял…
Мы с Надеждой подошли к окну. За окном Владимир молча спешно пересек двор, обошел густой кустарник, заглянул в сарай и так же спешно направился к гаражу. Выбежав из гаража, он остановился и стал растерянно озираться по сторонам.
– Что это с ним? – встревожилась Надежда.
– И щенка нигде не видно, – заметила я.
– Думаю, ему нужна наша помощь, – сказал мой суженый и направился в прихожую.
Мы с Надеждой поспешили следом.
– Что произошло? – окликнул Владимира, выходя на крыльцо, супруг.
– Тошка пропал, – сокрушенно развел руками тот, –только что крутился рядом – и вдруг не стало.
– Может, птиц где-нибудь гоняет?
– Если бы… Мы бы слышали лай. А то молча, как сквозь землю провалился. – На Владимира жалко было смотреть.
– Тошка, – позвала Надежда. В ответ – тишина.
– Тошка, Тошка, Тошка! – наперебой стали выкрикивать мы. Безмолвие.
– Будто и не было его никогда, – растерянно подытожил Владимир.
Я с удивлением заметила, как по его щеке медленно сползала крупная слеза. Владимир повернулся к нам спиной и украдкой вытер ее.
Похоже, это заметил и мой супруг.
– Подожди расстраиваться. – Он обнял Владимира за плечи. – Давай поищем.
– Он ведь не булавка. – Голос Владимира предательски дрогнул.
– Вспомни, где ты его последний раз видел, с этого места и начнем наши поиски.
Долго и безуспешно мы искали в саду и вокруг аллеи, обошли весь бывший пустырь. Не верилось, что Тошки с нами рядом нет. Все казалось, вот-вот сейчас с громким лаем выскочит из кустов. Ближе к вечеру решили осмотреть окрестности в стороне катка. Начало смеркаться. Краски леса стали сгущаться. Потянуло прохладой. Поеживаясь, обхожу нашу знаменитую елку. Надежда отыскать Тошку давно покинула меня. И тут откуда-то, из глубины сумерек, раздалось еле заметное поскуливание. Что это? Прислушиваюсь. Тишина. Наверно, мне показалось. Я уже собралась продолжить свой путь, как вновь, еле слышно, звук повторился.
– Сюда, скорее сюда, я слышу его.
Все поспешили ко мне.
– Где, что?..
– Тише, тише, слышите? – Мы кинулись на звук. В шагах десяти–пятнадцати от ели кто-то установил капкан. Как случилось, что крохотный наш друг покинул Владимира и оказался в этой части леса? Трудно даже предположить. Щенок, видимо, родился в рубашке. Ему защемило только переднюю лапу. Он лежал на земле в забытьи, с неестественно вывернутой распухшей лапкой. Видимо, ошалев от боли, пытался освободиться. Глаза его были наполовину прикрыты. Мутный взгляд ничего не выражал. Казалось, он нас не узнает.
И только еле слышные звуки, похожие на плач, говорили о том, что жизнь еще теплится в этом маленьком теле.
– Скорее, скорее, его надо освободить. Как вы думаете, он выживет?
С трудом справившись с капканом, Владимир поднимает с земли почти безжизненное тельце щенка и, бережно прижав к груди, спешно идет по направлению к дому. Мы молча шагаем следом. Надежда потихоньку всхлипывает.
– Его срочно надо в больницу.
Кое-как перебинтовав раненую лапку, мы все спешим к машине. Владимир располагается на переднем сиденье с щенком на руках. Мы с плачущей Надеждой – сзади. В пути до города я пытаюсь в Интернете отыскать адрес хорошей клиники, что работает круглосуточно. Надежда рядом шмыгает носом.
Больница встретила нас настоявшимся запахом лекарств, белизной мебели и ярко освещенным помещением. Тошку тут же забрали в операционную. А мы, в ожидании, неспешно расселись в удобные кожаные кресла. Все, кроме Владимира. Операция длилась час, если не больше. И все это время Владимир молча мерил своими крупными шагами по периметру комнату, где мы находились. Наконец двери операционной распахнулись, и на пороге появился врач, держа на руках мерно посапывающего щенка. Больная лапка была туго перебинтована. На нее наложили гипс. Получив указания, как лечить и когда явиться на осмотр, мы тронулись в обратный путь. Напряжение спало, и нас с Надеждой стало клонить в сон. Только Владимиру было не до сна. Бережно держа Тошку в своих огромных ладонях, он не мог налюбоваться спящим питомцем.

*          *          *

Мы летим над Атлантикой. Яркое солнце через иллюминатор слепит глаза. Небесная синь без единого облачка. Впечатление, будто самолет стоит, слегка подрагивая на месте. И только на мониторах, расположенных над креслами пассажиров, упрямо прочерчивает яркую линию над картой мира крохотный самолетик, показывая путь нашего движения. Супруг рядом, в кресле, увлеченно читает книгу. Я очень люблю эти часы мнимого одиночества, когда ты предоставлен сам себе и обречен на многочасовое ожидание. Зашторив занавески на иллюминаторе, чтобы не мешало солнце, прикрываю глаза и погружаюсь в воспоминания…


Глава четвертая

Из вечности музыка вдруг раздалась
(мое первое солнышко)


Из вечности музыка вдруг раздалась,
И в бесконечность она полилась,
И хаос она на пути захватила, –
И в бездне, как вихрь, закружились светила:
Певучей струной каждый луч их дрожит,
И жизнь, пробужденная этою дрожью,
Лишь только тому и не кажется ложью,
Кто слышит порой эту музыку Божью,
Кто разумом светел, в ком сердце горит.
Я. Полонский

– Доктор, вы не ошиблись? Может, стоит проверить – не перепутаны ли случайно результаты. – От услышанного перехватило дыхание.
– Нет, ошибка тут исключена, вы беременны.
– Этого не может быть. Врачи поставили крест на моих возможностях.
– Подумайте, нужен ли вам этот ребенок…
– – Вы о чем?
– В вашем возрасте при ваших обстоятельствах выносить его будет не просто. Практически всю беременность придется провести на стационарной койке.
– Я не смела и мечтать! Выписывайте направление…
Небольшое двухэтажное здание, напоминающее старинный особняк, окруженное густо заросшим садом. Снаружи – светло-розовый фасад на зеленом фоне листвы. Внутри – длинный коридор со множеством дверей. Если не считать медсестры в белом халате, ничто не напоминает о том, что ты находишься в больнице. Просторная палата похожа на номер в отеле. Большие окна с белыми рамами и широкими подоконниками. На них очень удобно сидеть, наблюдая за жизнью за стеклом.
Три кровати, тумбочки, стол у окна, три стула. Мои соседки значительно моложе меня. Живем каждая в своем мире.
Я живу зародившейся во мне жизнью. Заполненная до краев любовью к маленькому существу, поселившемуся во мне. Шепчу ему ласковые слова, когда нас никто не слышит, мысленно лаская, убаюкиваю на ночь, утром, прежде чем открыть глаза, нежу, восторгаюсь его присутствием. Сосуществуем мы дружно. Вместе листаем альбом с шедеврами Эрмитажа, рассматривая репродукции, вместе, закрыв глаза, сочиняем нескончаемый роман, заполненный любовью, разлуками и встречами наших счастливых героев. Время бежит незаметно. Вот уже и животик заметно округлился. Растем!!!
К одной из моих соседок бесконечным потоком шествуют родственники с огромными сумками. Часами просиживая у ее кровати, словесно поддерживают, подбадривают, подкармливают, сопереживают. И, видно, любви в этой молодой женщине к себе значительно больше, чем к малышу, а может, время ее еще не пришло – вскоре мы ее проводили, пожелав удачи в будущем.
Другая – не в силах найти общий язык с маленькой зародившейся в ней бунтарской жизнью – постоянно лежит, то и дело наклоняясь к огромной чаше, напоминающей ночной горшок. Измученная, с ввалившимися глазами, белее подушек, похожая на сказочное привидение, отчаянно пытается сохранить своего крохотного бунтаря, но силы ее природы сильнее… Вскоре, и она покинула палату.
Мы остались вдвоем. По утрам с улыбкой встречаем медсестру, добросовестно измеряем температуру, терпеливо глотаем витамины, встаем на весы, с тревогой каждый раз заглядывая в глаза лечащему врачу – как вы нас находите? И с легким сердцем растем дальше. Незаметно пролетели два месяца. Скоро нас отпустят ненадолго отдохнуть от однообразия больничной жизни, а пока мы терпеливо растем, мечтаем лежа либо сидя на подоконнике, перелистываем, в который уже раз, альбом с шедеврами Эрмитажа, вглядываясь в давно изученные наизусть репродукции, читаем.
Солнечное, яркое утро. Я подхожу к окну. Сзади неслышно на цыпочках подкралась грусть. Старая подруга. Давно не навещала. И летит в бескрайность молитва: «Господи, измени хоть что-нибудь в этой жизни! Я верю в Твою силу…» Небеса безмятежны. Хочется широко расправить крылья, взмахнуть с облегчением и взмыть в вышину. Не отрывая взора от манящего голубого простора, прислушиваюсь – где-то вдалеке слышен гул моторов, звенящие голоса детей, чьи-то приглушенные разговоры. Не спеша спускаюсь на грешную землю.
Окинув взглядом двор, уже собираюсь отойти от окна и застываю в изумлении на месте. Пересекая двор от калитки к крыльцу, уверенно, не спеша шагает Владимир – друг давно забытой сахалинской юности. Что он делает в Москве? Как он оказался здесь, во дворе затерянной в дальнем уголке района больницы? Охваченная любопытством и смутными догадками, не веря в происходящее, возвращаюсь к кровати.
Владимир. Случайное знакомство на улице переросло в крепкую дружбу со всей его семьей. Его мама тяжело больна. Беззаветно любящая и так же беззаветно любимая всеми родными. Веселая, общительная, приветливая. К ней тянулись все, кому хоть однажды довелось переступить порог их квартиры. Сестра – очаровательная милая женщина, привлекающая своей красотой взоры всех проходящих мимо мужчин. Отец – в прошлом водолаз, как сказку рассказывал в красках о своей профессии. И, как это часто с нами бывает, время поменяло персонажи, сменило декорации, и мы оказались там, где мы есть.
Любопытство непреодолимо. Встаю и крадучись выхожу из палаты. Прислушиваюсь. До слуха доносятся приглушенные голоса из слегка приоткрытой двери кабинета заведующей больницей, моего лечащего врача.
Так же осторожно приближаюсь к двери и прислушиваюсь…
– Я муж! Шесть месяцев меня не было дома! Как выдумаете, я вправе знать, что с моей женой? – Голос Владимира звучит твердо, немного вызывающе.
– Я повторяю, это врачебная тайна. – Голос врача почти беззащитен, неубедителен.
– О какой тайне идет речь?! Я муж!
– Покажите ваш паспорт… – В ответ наступает пауза. Слышно, как муха жужжа бьется о стекло.
– Я не ожидал, что вам нужны доказательства. У меня его нет. Я могу хотя бы взглянуть на нее? – Голос его теперь не так уверен.
– Нет!!!
– Хорошо, но передачу для нее вы у меня примете?
– Пакет передам, а о большем не просите!
– Когда ее выпишут?
– Думаю, на днях. Что покажут анализы…
Понимая, что диалог подходит к концу, я спешно покидаю свой наблюдательный пост и скрываюсь в палате. В волнении подхожу к окну и, чуть отодвинув штору, наблюдаю за происходящим во дворе. Вот дверь больницы распахнулась, и на крыльцо вышел Владимир. Бросив мимолетный взгляд на окна, он не спеша направился к калитке. Аккуратно закрыл ее за собой и, не оглядываясь, ушел.
– Так, девочка, задала же ты мне задачу. Еле выкрутилась. – Голос врача застал меня врасплох. – И что мне с тобой теперь делать? Рассказывай все по порядку. Надеюсь, ты понимаешь, что мужчина тебе противопоказан. Думала выписать тебя на днях, а теперь не знаю, как быть.
Я понимаю, полгода не видеть мужа – это большой срок…
– Он мне не муж, просто старый друг. – Я, улыбаясь, присаживаюсь на край кровати.
Бог есть!!!!!!
Вот уже третьи сутки, как мы дома. Не спеша смахнули пыль, протерли пол, прогулялись до рынка и обратно. В комнате окна распахнуты настежь. Белоснежные простыни наполнены свежестью. Лежим, перечитывая рассказы Чехова. За окном березы нежно шелестят густой листвой. Отложили книгу, улыбаемся своим мечтам.
И только непреодолимое желание покушать время от времени гонит нас на кухню. А там… стол накрыт белоснежной скатертью. На столе в фруктовой вазе горкой сложены помидоры. Лоснящиеся красной спелостью бока их зазывно манят. Достаем хлеб, соль и, утолив голод, возвращаемся в кровать. В комнате царит безмятежность. Прикрываю отяжелевшие веки. Клонит в сон.
И тут, как гром среди ясного неба, звонок в дверь. Что это?! Сердце учащенно забилось в тревоге. Выбираться из-под одеяла нет желания. И таким ненужным кажется чье-либо вторжение в наш счастливый мир. Звонок не умолкая настойчив. Нехотя встаю, обуваю тапочки, накидываю халат и не спеша направляюсь к двери. Намеренно не тороплюсь. В душе теплится надежда – гость решит, что дома никого нет, и уйдет… Но звонок продолжает настойчиво трезвонить. Подхожу к двери, прислушиваюсь. Трели звонка заглушают все звуки. Накинув цепочку, приоткрываю дверь. От неожиданности вздрагиваю. За дверью стоит Владимир с небольшим букетом цветов.
– Ты??? – Я сбрасываю цепочку и распахиваю дверь, пропуская непрошеного гостя.
– Привет, как ты? – Владимир переступает порог, закрывая за собой дверь. – Позвонил в больницу и узнал, что тебя выписали. Решил навестить. Пригласишь пройти?
– Проходи… – веду его на кухню. – Присаживайся.
На столе рядом с фруктовой вазой, заполненной помидорами, размещается ваза с цветами.
– Все ясно…
– Что тебе ясно? – ловлю на себе смеющийся взгляд.
– Все пытался предугадать, что с тобой приключилось? Почему ты оказалась в больнице? А я тоже хорош – фантазер-неудачник: «Муж… шесть месяцев не был дома…» Тогда еще надо было догадаться, почему мне так и не раскрыли врачебную тайну.
Я молча улыбаюсь. Что тут скажешь?
– Подожди, я сейчас… – Владимир встает со стула и направляется в прихожую.
– Ты куда? Что ты задумал?
– Ужасно голодный. Хочется мяса. Я тут рынок видел по ту сторону метро. Пойду схожу. Я ненадолго.
– Хорошо, мяса у меня действительно нет.
За Владимиром захлопнулась дверь. За то время, пока он отсутствовал, я не спеша привела себя в порядок. Подобрала волосы. Халат и пижаму сменила на легкое летнее платье. Немного тронула реснички тушью. Убрала постель. Села на диван и стала ждать. Ждать пришлось недолго. Владимир, невысокого роста, коренастый, плотного телосложения, по-хозяйски засучив рукава и спрятав уже заметно округлившийся животик под фартук, принялся стряпать. Мы, удобно устроившись в уголке кухни за обеденным столом, с любопытством наблюдаем за ним.
– Как нашел меня? Кто дал тебе мой адрес?
– Это было не трудно. Я остановился у друга. Разыскать тебя мне помогла городская справка. Несколько раз порывался в гости, пока не осенило: что-то случилось.
Стал обзванивать все больницы подряд. Наконец нашел.
           – Как ты жил все это время?
– Вернулся из армии, женился. Взял женщину с ребенком.
– И где теперь эта женщина?
– Мы оказались абсолютно разными. Так я остался один.
– Скучаешь?
– О ком?
– Без нее…
– Теперь нет. Стал забывать. Да и привязанности особой не испытывал. Нужна была семья, вот и женился, чтобы не остаться одному. Ну а ты как?
– Как видишь.
– Мужа так и не обрела?
– Почему? Был, но у нас не сложилось.
– С тобой – и не сложилось? Неумный, по всей видимости, оказался…
– Нет, не дурак. Так получилось… – Вспоминать, что пришлось терпеть побои в замужестве, мне не хотелось.
– Пора накрывать на стол. Мясо готово.
Я намереваюсь встать.
– Сиди, сиди. Я сам. Где у тебя тарелки спрятаны?
– Открой эту дверцу.
Владимир неспешно расставляет посуду на столе. Ставит на плиту чайник. Нарезает хлеб, помидоры. Раскладывает по тарелкам мясо и зелень. Ест медленно, сосредоточенно пережевывая очередной кусок. Во всей его фигуре, в движениях ощущается напряжение.
– Почему ты не ешь? – спрашивает, не отрывая взгляда от тарелки. Голос звучит приглушенно.
– Спасибо, мне не хочется. Не обращай на меня внимания. – Наступает неловкая пауза.
– Надеюсь, чай с лимоном будешь?
– Не откажусь.
Владимир неторопливо расставляет на столе чашки. Заваривает чай. Достает из морозилки мороженое. Раскладывает его по блюдцам. Рядом кладет чайные ложечки. Я наслаждаюсь мороженым, запивая сладким чаем с лимоном.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Говори.
Он встает из-за стола. Грязную посуду складывает в раковину. На столе остаются мной любимые помидоры в вазе и цветы.
– Можно тебя спросить?
– Спрашивай. – Мне неуютно. Возникает ощущение чего-то грязного.
– Почему ты решила сохранить этого ребенка? – Владимир стоит ко мне спиной. Моет посуду. Ощущение усиливается.
– Ты об этом хотел поговорить со мной?
– У меня есть предложение…
     – ???
– Избавься от этого ребенка и выходи за меня замуж.
– Никогда…– Почему?
– Подумай.
Посуда наконец расставлена на полке. Владимир поворачивается ко мне лицом:
– Напрасно.
– У тебя еще все впереди.
– А у тебя?
– И у меня.
 - Ну что ж, как знаешь…
Я провожаю его до двери. Щелкает замок. И опять мы одни. Проходим в комнату. Забираемся под одеяло. Закрываем глаза. Будто и не было этого эпизода. Только ощущения радости и уюта как не бывало. Постучалась грусть.


Глава пятая

И наш огонь возьмут в наследство дети

Маленький местный аэропорт встретил нас суетой и многоцветьем человеческих голосов. Получив багаж, кинулись на поиски такси. И вот мы на даче. От радости перехватывает дыхание, как при встрече с долгожданной любовью. Неспешно обхожу комнаты. Предметы мебели, вещи – все на своих местах. Как будто и не было двух лет разлуки. Я давно заметила – дома, как люди, имеют свою судьбу, свой характер, свое очарование. Возможно, наши поступки в том или ином помещении скорее зависят не от нас или нашего настроения, а от характера дома? Выхожу на террасу. Перед взором, сквозь верхушки подросших за последние два года деревьев, прорисовывается густая синева океана. Прохожу на кухню. Помогаю Надежде накрыть стол к обеду. Муж присел к роялю. Прозвучали первые аккорды.
– Ну что, старина, заждался? Ничего, сейчас настроим.
И это «сейчас» растянулось до позднего вечера с небольшим перерывом на обед.
– Мой милый, здесь нет нашей аллеи, но послушай, как поет море! Слышишь, оно завет… Пойдем погуляем. Вечер удался на славу. Полуденная жара давно спала. Теплый ветерок легко касается лица. Заходящее солнце, окрасив воду на горизонте в оранжевый цвет и прочертив к нам золотую дорожку, не спеша погружается в пучину. Шорох волн усыпляет дневные заботы, снимает усталость. Я переживаю незабываемые минуты. Рядом, о чем-то задумавшись, устремив взгляд в морскую безмерность, шагает моя любовь. Пустынный берег, с одной стороны окаймленный водной синевой, с другой – зеленью пальм, кажется дорогой в парадиз.
Идем, взявшись за руки, не торопясь. В воздухе витает мечта.
– Прислушайся к ритму шагов. Это тоже мелодия. Мелодия во всем. Если есть желание ее воспринять, ты ее всегда услышишь. – Супруг обвел взглядом окружающий нас мир, заглянул мне в глаза, взял за плечи. – Я люблю тебя…
– Я люблю тебя… – как эхо повторяю я.
Он, обхватив меня за талию, приподнимает и кружит. Я смеюсь.
– Осторожно, уронишь! – Его сильные руки крепко прижимают меня к груди. Чувствую, как слегка кружится голова. По телу разливается радость желания. Обхватив его шею руками, нежно целую в губы. Опускаемся на песок. Жар поцелуев и живое прикосновение к телу горячих нетерпеливых рук пробуждают вожделение. Мир вокруг нас погружается в небытие…
Лежим, всматриваясь в звездное небо. Солнце давно ушло за горизонт. Мир окунулся во тьму. Незаметно пришла ночь. Воздух наполнен запахом пряной листвы и чуть горьковатым запахом моря. Яркие крупные звезды перемигиваются между собой. Нагретый полуденным солнцем мелкий песок приятно греет. Муж лежит на спине, заложив руки за голову.
– Вообрази, где-то там, среди этих звезд, есть мир, в котором процветает любовь. Какие они, те, кто испытывают такие же сильные чувства?
– Думаю, они очень красивы. Любовь преображает лица. Вспомни, как дурны те, кто переполнен страстями.
– Да, я за версту чувствую ложь и нечистоплотность в делах, стремлениях, поступках и от этого испытываю непреодолимое отвращение. Ничего не могу с собой поделать. Понимаю, мы разные и жизнь нас пригибает не шутя, наваливаясь непреодолимой тяжестью, но есть ценности, коими нельзя, по моему глубокому убеждению, пренебрегать. Музыка – вот истинный мир чистоты и света, как бы она ни звучала. – Он поворачивается ко мне. Аккуратно подкладывает свою руку мне под голову, обнимает и закрывает глаза. А я еще долго всматриваюсь в звездное небо, думая о земном.
Проснулись мы, когда солнце уже поднялось над горизонтом, окутав нас своими горячими лучами. Прохлада ночи улетучилась. Только горьковатый свежий запах моря стойко держится в солнечном мареве.
– Мы, кажется, немного загорели. – Супруг посмотрел на меня и рассмеялся. Я ощущаю, как горит сторона лица и рука, обращенные во сне к солнцу.
Возвращаемся не спеша. Наблюдаю, как солнечные блики играют в песке. Вдалеке, на возвышенности, сквозь зелень сада, просвечивают кирпичные стены нашей дачи.
– Надо бы, пока не приехали дети, привести сад в порядок. Может, нам подрезать верхушки деревьев, что заслоняют море, когда стоишь на балконе? Возможно, тогда они будут ветвиться вширь и создадут устойчивую тень на первом этаже? Да и сад будет казаться гуще. А те ветви, что срежем, попробуем привить внизу ствола. Как ты думаешь?
– Надо поискать что-нибудь по этой теме в Интернете.
Весь день был занят распаковкой чемоданов. Ожидая встречу с внуками, мы привезли с собой любимые ребятишками книги и игры. Приведя комнаты в порядок под аккомпанемент рояля, вооружились старой небольшой пилой, лопатой, лестницей и отправились дружно в сад. Вскопали землю и засеяли траву, в надежде, что она прорастет на этой скудной земле. Посадили цветы, что привезли с собой. Ближе к вечеру, приведя себя в порядок, смыв с плеч дневные труды, отправились все вместе на прибрежную прогулку. Наблюдали закат, не спеша прогуливаясь по берегу. Решили разжечь небольшой костер, но неудачно. Начавшийся прилив смыл его. Вспомнили в разговоре Владимира и Тошку. Надежда с грустью вздохнула. Возвращались, когда на небо высыпали яркие крупные звезды.
Наконец настал день встречи с ребятишками. С утра все немного нервничали. Надежда без особых причин суетилась и гремела на кухне кастрюлями. Да и мне казалось, что пора выезжать, иначе опоздаем в аэропорт. И вот мы мчимся по накатанному шоссе. Я мысленно пытаюсь представить, какие они, наши мальчишки и девчонки. В их возрасте шесть месяцев большой срок.
Неожиданно небо заволокла темно-серая с фиолетовым отливом туча. Где-то в стороне раскатисто прогрохотал гром. Первые тяжелые капли упали на смотровое стекло и медленно, оставляя влажной дорожку, скатились на капот машины. Налетел ветер, размазав по капоту капли-слезы, умчался куда-то. Вздрогнули и затрепетали опахала пальм. Внезапно мощная стена воды с оглушительным шумом обрушилась на асфальт перед машиной, на капот и крышу автомобиля. Яркая молния прочертила в небе стрелу. И тут же оглушительный грохот разорвал воздух над нами. Из-под колес вода веером устремилась в разные стороны, заливая прибрежные кусты и траву. Оставив окна машины открытыми, мы наслаждались ароматом дождя под монотонный его перестук.
       Аэропорт нас встретил обычной людской суетой.
Дождь к этому времени прекратился так же неожиданно, как и начался. Небо очистилось. Яркое солнце воцарилось на небосводе, играя бликами на влажном асфальте.
Первым делом кинулись к информационному табло. Как оказалось, прилет самолета откладывался на неопределенное время. Мы прошли в зал ожидания. Муж купил газеты, выбрал удобное место и, предложив последовать его примеру, погрузился в чтение. Но мне не сиделось. Я решила не торопясь обойти все ближайшие к залу магазинчики. То и дело, поглядывая на световое табло, отправилась в путь. Закончив их осмотр, присела рядом с мужем и развернула газету.
«Произвел посадку самолет, прибывающий», – наконец прозвучала долгожданная фраза. И вот они, родные, любимые лица, смеющиеся глаза.
Возвращаемся под щебет детских звонких голосов. Весело стелется ровное полотно шоссе под колеса наших автомобилей. Яркое слепящее солнце давно высушило лужи и теперь непомерно щедро одаривает нас своим теплом. В душе царствует покой. Подъезжая к дому, издали замечаем одинокую фигурку на крыльце – Надежда.
– Ура-а-а-а… – Стоило только остановиться автомобилю, дверцы распахнулись, и внуки наперегонки кинулись по каменистым ступенькам спуска вниз к берегу. В машине остался один-одинешенек, брошенный всеми самый младший. Размазывая слезы по щекам, малыш, не решившись спуститься с высокой подножки автомобиля, остался сидеть в нем. Благоверный, смеясь, взял его на руки и направился к берегу. Оказавшись на руках мужа, малыш тут же перестал плакать, обхватил ручками шею деда и прижался щекой к его щеке. А там, на берегу, восхищению внуков не было предела. С разбега, как были в одежде, кинулись в воду. Только брызги во все стороны. Прыгая, кувыркаясь, спешно сбросив сырую одежду, затеяли игру в пятнашки.
Мы с Надеждой, стоя на краю возвышенности, наблюдали, улыбаясь, за этим восторгом жизни.
Вечером по традиции разожгли костер. Пламя, играя и переливаясь, исходя гроздьями искр, потянулось ввысь к небосводу, к ярким мерцающим звездам.
– Дедуль, расскажи…
Мой большой фантазер с уже заметной проседью в густой шевелюре неспешно повествует о красоте данного мира, о красивых людях, поселившихся в этом прекрасном мире, об их приключениях и подвигах. А мы, затаив дыхание, окутанные летней ночью, согретые жаром костра, внемлем его неспешному рассказу.

* *          *

Утром по плану у нас прогулка на теплоходе. Едва мы успели подняться из-за стола, как прозвучал призывный гудок, а в берег уткнулась носом обычная рыбацкая лодка. Ребята гурьбой, похватав бейсболки, кинулись к ней. Муж с малышом на руках и я спешно последовали за ними.
Стоя на корме маленького частного катера, с надеждой вглядываемся в морскую синеву. Дельфинов пока нигде не видно.
– Дельфины, где вы-ы-ы? Где-е-е? – прокричал старший внук. Его призыв подхватили и остальные. И вот уже парит над просторами разноголосый клич.
– Где вы? Где? – подхватил младший внук, хлопая в ладоши на руках у деда.
– Вот они, смотрите, вон, вон они, смотрите!!! – На глубине метнулось темной тенью тело, похожее на торпеду. За ним последовало в глубину другое, третье. Мы еще толком не успели осознать увиденное, как неожиданно, далеко впереди судна взвилось ввысь, разбрасывая в стороны хрустальные брызги, атласное тело дельфина. Море в той стороне вспенилось от множества таких же тел. Восторгу ребят не было предела. Муж, держа на одной руке внука, другой обнял меня за плечи и прижал к себе. Глаза его сияли. Бьющий упругой струей встречный ветер играл в его волосах. А капитан, глядя на нас, посмеивался в усы.
Дельфины, забавляясь нами, то появлялись рядом с катером, то мчались на перегонки, то уносились вдаль, неизменно возвращаясь на детский призыв.
Вечером у костра только и было разговоров об увиденном. Забыты были волшебные сказки и истории. Пламя костра трепыхалось и билось, соглашаясь с нами и разделяя наши восторги.

* *          *

Первый месяц пребывания ребятишек у нас на даче пролетел незаметно: прогулки на маленьком теплоходе по морской глади в окружении дельфинов, путешествия по близлежащим окрестностям, посещения местного музея и старого, необыкновенно красивого, утопающего в зелени, величественного замка, ночные сказки у костра под шум прибоя…

* *          *

Раннее утро. В комнатах ребятишек царит тишина. Еще не проснулись. Я выбралась из-под одеяла и спустилась на первый этаж. Двери на террасу распахнуты. Легкий ветерок слегка развевает занавески. В комнате пахнет морем. Ничто не нарушает тишину этого очаровательного летнего утра. Только щебет птиц, поселившихся у нас в саду, да размеренный шум прибоя. Я выхожу на террасу, сажусь в плетеное кресло и любуюсь зеленью проросшей травы, кустами роз, несмотря на наши сомнения укоренившимися на скудном грунте и гордо держащими свои пышные головки, синевой моря.
– Я решил отправиться с ребятами в горы. Как ты на это смотришь? Думаю, дня два на сборы хватит.
Я оглянулась на голос. Муж стоит в проеме двери. Босиком, в одних шортах, с маской и ластами в руках. На смуглом от загара обнаженном теле искрятся капельки воды. Влажные волосы прилипли ко лбу.
– До гор доберемся на машинах. Оставим их на парковке у придорожного кафе, а дальше отправимся пешком. Я слышал, в горах спрятался монастырь. Говорят, там хранятся очень древние иконы. Хотелось бы взглянуть. – Оставляя мокрые следы на полу, прошел и сел в кресло, стоящее по ту сторону столика.
– Я с удовольствием. А как же малыш? Оставим на попечение Надежды?
– Зачем? Возьмем с собой. И Надежда, думаю, не откажется пойти с нами.
– Хорошо бы. Как подводное царство?
– Под водой очень красиво. – Муж протянул руку к стакану с соком и задумчиво посмотрел вдаль. – У берега водоросли редкие, а чуть дальше начинаются заросли, настоящие леса. Преобладает яркий зеленый с коричневым отливом цвет. Чуть глубже – огромный простор. Вода удивительно прозрачная. И в этой прозрачной бездне кого только не встретишь. Тут и огромные скаты, как исполинские птицы. Кальмары с метр в длину. Интересно наблюдать за ними. Они двигаются хвостами вперед. Огромные флегматичные черепахи не спеша рассекают водное пространство своими ластами. На отмели мне посчастливилось понаблюдать за семейством крабов. Там их такое количество! Давно мечтал заглянуть в этот мир. Но при малышах не решался заплывать так далеко, чтобы не разжигать их любопытство. Еще малы.
Из кухни потянуло запахом свежеиспеченного хлеба. В комнате ребят послышалось оживление – значит, проснулись. Пришел новый день.
За завтраком объявили всем о том, что есть необычная новость, требующая всеобщего внимания и срочного сбора всех без исключения на террасе. Переполненные любопытством, внуки и Надежда после застолья поспешили туда. Муж поделился с ними своими планами. Его задумка привела внуков в полный восторг и ликование. Надежда вначале выразила сомнение и попыталась отказаться, но нам удалось переубедить ее, и она согласилась. Наметили все вместе маршрут. Заранее распределили роли, обсудили меню. И начались сборы.

* *          *

Узкая извилистая тропинка среди густых зарослей, огибая гору, уводила нас в глубь горного массива. Моросил редкий мелкий дождик. Воздух был насыщен свежестью. Дышалось легко. Нас окружало безмолвие. Только скрип наших шагов да шуршание плащей нарушало покой этих мест. Самый младший внук спокойно спал в своей легкой летней коляске. Близилось время обеда. Было заметно – ребята подустали. Но остановиться, чтобы отдохнуть, возможности не было – кусты и трава, окружающие тропинку, были покрыты влажной пылью, а сверху все сыпался и сыпался редкий моросящий дождь.
Я уже начала сомневаться, что задуманный нами поход разумен, как за очередным поворотом, далеко впереди, нашему взору предстало небольшое строение, окруженное живой изгородью. На лицах малышей заиграли улыбки. Собрав последние силы, мы поспешили вперед.
Как оказалось, это была старая придорожная гостиница, когда-то основанная монахами, а в дальнейшем перешедшая семейной паре. Весь второй этаж был отведен под маленькие спальные номера на одного-двух человек. Нижний этаж, как нам удалось заметить, был разделен на три части. Одна из комнат была отведена под гостиную: довольно просторное помещение, где уютно разместились журнальные столики в сопровождении кресел и кадок с фикусами. Левый угол, при входе, был отведен под конторку. Справа виден был вход в столовую, завешенный тяжелой портьерой. Столовая имела небольшой бар, и, помимо столов и стульев, комнату заполняли в изобилии цветы в горшках. Из столовой дверь, прикрытая такой же тяжелой портьерой, вела в служебные помещения, где, судя по запахам, находилась кухня.
Налет старины был заметен во всем. Медный колокольчик над входной дверью. Старинный звонок, отполированный множеством прикосновений и напоминающий перевернутую чашу, увенчанную выпуклой кнопкой, на конторке. Старинная ключница на стене с такими же вычурными длинными ключами от гостевых номеров. В номерах царил аскетизм. Старинная с металлическими спинками кровать, небольшой деревянный из мореного дуба стол у окна и в тон ему два стула с высокими инкрустированными спинками и мягкими сиденьями. Да медная, начищенная до блеска раковина с ручным умывальником. Окно, обрамленное такой же темной деревянной рамой, прикрывали чуть приспущенные жалюзи. Все это придавало гостинице загадочность. Создавалось впечатление, будто ты заглянул в прошлое – столетия на два назад. Недоставало только огромного камина в углу.
Стоило нам переступить порог дремавшего в уюте и покое царства, звонкие детские голоса спугнули дрему и наполнили помещение жизнью. Разбудили на лицах, нас встречающих, улыбки. Расписавшись в гостевой книге, заказав обед и получив ключи, мы поднялись по скрипучей деревянной лестнице, устланной мягкой ковровой дорожкой, в свои номера. Переступив порог, ребятишки сбросили с плеч свои рюкзачки и кинулись к кроватям. Не прошло и получаса, как они, забыв про голод, спали уже крепким сном. Сказалось долгое путешествие на свежем воздухе. Пришлось спуститься и попросить перенести обед часа на четыре.
Обойдя номера, где разместились ребята, я прошла в свой. Муж, прижав внука к груди, лежал лицом к стене. Мерное дыхание обоих говорило о том, что и они путешествуют по сказкам сна. Я подошла к окну и присела на стул. Передо мной простирался удивительный мир сопок, покрытых густым лесом. Все еще моросил мелкий дождик. Но сквозь густые облака уже победоносно пробился первый луч солнца. Прочертив наискось прямую линию, он озарил влажную поверхность листвы, наполнив ее густым, насыщенным изумрудным цветом. А над всем этим великолепием зажег в поднебесье яркую разноцветную радугу. В невозможности оторвать взгляд от происходящего за окном я замерла в восхищении. Трудно сказать, сколько прошло времени. Опомнилась, когда рядом услышала приглушенный вздох восхищения. Оглянулась. Чуть позади меня стояли мои внуки. Я поднялась со стула и пропустила их к окну. Ребята, прильнув к оконному стеклу, замерли. Муж, все так же повернувшись к стенке, прижимал самого маленького внука к груди, и оба они, равнодушные к происходящему в комнате, спокойно продолжали свое путешествие по сказкам сна. Надежда наблюдала этот восторг жизни из окна своей комнаты.
Решено было остаться в гостинице до утра и осмотреть окрестности. Отобедав, накинули плащи и пошли бродить по округе. Долго кружили по лесу, пока не наткнулись на развалины старого заброшенного монастыря. Остатки полуразрушенных стен очерчивали границы помещений, плиты пола поросли травой и кустарником, где гнездились птицы да время от времени в расщелинах стен можно было мельком увидеть кролика. Как выяснилось впоследствии, монахи, ища уединения, несколько сот лет назад оставили эти места и ушли далеко в горы, основав там новый монастырь, который существует и по настоящее время. Путь к новому монастырю труден и долог, и не всякий отважится искать его. Только самоотверженный и сильный духом способен добраться до его стен и постучаться в его ворота, а значит, остаться там навсегда. Что касается гостиницы, один из предков настоящего хозяина в те незапамятные времена поселился здесь и с той поры она, как фамильная реликвия, передавалась потомкам, совершенствовалась, обустраивалась, не особо меняясь во внешнем и внутреннем облике. В настоящее время гостиница являлась достопримечательностью местности, и время от времени сюда заглядывали молодые (а может, и не очень) пары, чтобы провести в уединении медовый месяц, либо богатые любители одиночества.
Вернулись мы, когда начали сгущаться сумерки. Стоило приоткрыть дверь, медный колокольчик над дверью тут же оповестил всех о нашем приходе. Гостиная была освещена мягким, неярким светом. По углам ее, в листве фикусов и в портьерах теснился полумрак. Но как только мы переступили порог, на стенах вспыхнули бра в старинной оправе. Встречать нас вышел хозяин гостиницы – пожилой полноватый мужчина. Одет он был аккуратно, но в то же время как-то по-домашнему: в светлую фланелевую рубашку, свободные серые брюки и мягкие ботинки. Очки в огромной темной роговой оправе завершали образ домашнего дедушки. Сбросив плащи, мы расположились в креслах гостиной в ожидании ужина. Слушая рассказ хозяина о монастыре и его обитателях, не заметили, как пролетело время. И, долго еще лежа в своих кроватях, представляли в тиши коридоров бесшумно возникающие образы когда-то живших в этих местах монахов в длинных темно-коричневых рясах.

*          *          *

Рассвет нас встретил ярким солнечным утром. Небо за ночь очистилось от туч и поражало своей глубиной. День обещал быть жарким. Многоголосие и деловая суета птиц говорили о том, что жизнь продолжается. Следуя их совету, мы надели на плечи свои рюкзаки и ступили за порог навстречу новому дню, а значит, новым приключениям.
И опять тонкая ленточка-тропинка повела нас вперед. Только теперь с одной стороны тропинки возвышалось обнаженное тело скалы, а с другой – густая зелень кустов. Шли долго. Уже стало казаться, что мы ходим по кругу – настолько однообразным был окружающий нас пейзаж. И вдруг откуда-то издалека донесся звук падающей воды. Мы остановились и прислушались. Действительно, впереди приглушенно пел водопад. Внуки оживились. На лицах заиграли улыбки. Пройдя еще немного вперед, мы замерли в изумлении. Неожиданно скала разверзлась и в просвет нашему взору предстала долина, зажатая с двух сторон горами и густо поросшая лесом. Слева сквозь плотное переплетение ветвей можно было различить искрящееся тело падающей воды. А в центре, играя яркими сполохами на солнце, гордо возвышался над зеленью крон золотой купол церкви, увенчанный золотым крестом. Как попала сюда, в этот райский глухой уголок, маленькая жемчужина православной веры? Кто сотворил это чудо? Подгоняемые любопытством, мы решили не искать проторенных дорог, а попытаться спуститься прямо по склону. Склон оказался довольно крутым, и путь наш был сложен и долог. Выручили нас деревья, густо заселившие этот склон, да высокая трава. Не обошлось без шишек и царапин. Повезло самому маленькому внуку. Восседая на плечах деда, скрестив на его груди свои крохотные ножки и крепко вцепившись ему в волосы, он звонко командовал парадом.
Церковь оказалась небольшой, но с довольно высокой колокольней, увенчанной золотым куполом. Чистенькая, ухоженная и внутри, и снаружи, с высокими ступеньками и маленькими оконцами, перетянутыми толстыми металлическими прутьями. Помещение делил пополам иконостас. Витиеватой строкой бежала по его деревянному телу инкрустация, вырезанная рукой гениального мастера. Стены были украшены иконами удивительной работы древних мастеров. Икон было немного. Фигуры Христа, Богородицы и святых были немного вытянуты, узкие запястья с красивыми тонкими пальцами застыли в благословении. Спокойным, все понимающим и все прощающим, немного печальным взглядом смотрели на нас с образов их лица. Убранные в серебряные и позолоченные оклады, одни иконы обрамлены были резными деревянными, другие серебряными либо позолоченными рамами. У каждой иконы была своя тонкой работы лампадка. Такие же лампадки украшали иконы нижнего ряда иконостаса. С высоты потолка свешивалась многоярусная бронзовая люстра. Но вместо лампочек в ячейках стояли толстые, высокие, слегка оплывшие белые свечи. Тяжелые кованые двери с внутренним мощным засовом завершали эту картину.
Рядом разместилась небольшая пристройка в одно окошко, где обитали отшельники. Как оказалось впоследствии, давшие обед молчания. Небольшой двор да примитивная скамейка под окошком пристройки. Все это тесным кольцом густых зарослей обступил лес.
Мы вошли в приоткрытые двери церкви в тот момент, когда монахи, стоя на коленях, молились. Не обращая на нас, сгрудившихся у входа и застывших в молчании, внимания, они еще какое-то время продолжали читать свои молитвы. Низкий тихий гул их голосов отражался под сводами. Неожиданно гул стих. Послышалось короткое «Амен», и только после этого монахи поднялись с колен. Их было трое. Один из них был глубоким старцем. Второй – зрелых лет мужчина, а третий – совсем юный. Двое, те, что помоложе, не спеша помогли подняться старцу и только после этого оглянулись на нас. Как нам показалось, ничуть не удивившись нашему появлению, улыбнулись и жестами пригласили пройти. Мы, зачарованные увиденным, нерешительно ступили под своды храма. Монахи вышли, оставив нас одних.
– Обратите внимание, – муж остановился у одной из икон, – эта икона называется «Иверская икона Пресвятой Богородицы» – одна из наиболее известных и почитаемых в православном мире. Сейчас подлинник ее находится в Иверской обители на Афоне, а в девятом веке, в период правления императора Феофила, как повествует история, находился у одной благочестивой вдовы, жившей близ города Никеи. В то далекое время существовали иконоборцы, которые уничтожали святые иконы. Однажды по чьему-то навету ворвались они в дом этой христианки, и один из воинов в безумной ярости мечом ударил по образу Богородицы. Тотчас из пораженного места потекла кровь. Потрясенный этим, воин пал ниц перед иконой, горько раскаиваясь в своем поступке. Впоследствии он окончил жизнь монахом.
А эта икона, – он направился к противоположной стене, мы потянулись за ним, – называется «Николай Чудотворец Мирликийский». На ней изображен святитель Николай архиепископ Мирликийский чудотворец. Святитель Николай родился во второй половине третьего века в городе Патары, область Ликии в Малой Азии. Родители его Феофан и Нонна были из благородного рода и весьма зажиточны. Как повествует история, с малых лет святитель Николай вел строгую подвижническую жизнь. Много добра сделал он людям, проявляя широкую благотворительность.
– А взгляните сюда, – супруг указал рукой на центральную роспись под куполом, – эта роспись называется «Нерушимая Стена».
Мы подняли головы. Над нами в окружении ангелов в белоснежных хитонах парила на золотом фоне Богородица, стоящая во весь рост на четырехугольном золотом камне с воздетыми руками. На Ней был небесного цвета хитон, золотом расписанный пояс и такие же прекрасные поручи на воздетых к небу руках. Золотое покрывало, опускаясь с Ее головы, перевешено было в виде омофора на левое плечо.
– А вы знаете, почему икона получила свое наименование «Нерушимая Стена»? В киевском Софийском соборе над главным алтарем на стене чудотворная икона Пресвятой Богородицы «Нерушимая Стена» выполнена в стиле мозаики. Так вот, на протяжении девяти веков икона оставалась неповрежденной, несмотря на то что и собор, и город неоднократно подвергались разрушению.
Так, переходя от иконы к иконе, слушали мы обожаемого нами гида. Даже малыш, все еще сидя на плечах деда и держась за его шевелюру, с любопытством рассматривал образы в тяжелых дорогих окладах, писанные много столетий назад.
Пора было возвращаться. До темноты хотелось попасть в гостиницу у дороги. Мы вышли из храма и попытались сориентироваться, в какую сторону нам идти. Должен же где-то быть путь на ту, практически заросшую травой тропинку, у которой мы оставили свои вещи, спускаясь сюда. В том, что путь есть, сомнений не было. Общаются ведь как-то монахи с внешним миром. А возвращаться тем же путем, что и пришли, мы не решались, понимая, как это рискованно.
На помощь нам пришел молодой отшельник. Он появился на пороге пристройки со свечой в руках, улыбнувшись, посмотрел в нашу сторону и, предложив взмахом руки следовать за ним, осторожно раздвинул покрытый длинными, похожими на иглы, шипами кустарник и направился к скале. Все гуськом потянулись следом. Недалеко от того места, где шумел небольшой водопад в скале, мы увидели глубокую пещеру. Монах, подойдя к ее входу, зажег свечу и поманил нас за собой. На все наши попытки разговорить его он только доброжелательно улыбался. Так, следуя за монахом, мы ступили в тоннель. Стены были покрыты влагой. Черная сутана растворила затворника в темноте, оставив только неясный колеблющийся силуэт. Пламя свечи искрилось в капельках воды. Высокие своды эхом отражали наши голоса и уносили их куда-то вдаль. Создавалось впечатление, что мы попали в сказку с неизвестным концом. Дети старались общаться шепотом. Да и мы, взрослые, не зная, чем это путешествие закончится, ощущали внутреннее напряжение. Шли достаточно долго, пока, наконец, не увидели впереди неясный свет. Подведя нас к выходу из тоннеля, монах указал нам жестом путь на тропинку и вновь растворился в темноте.
Мы, отыскав припрятанные у дороги рюкзаки и коляску, немного отдохнули и, перекусив, отправились в обратный путь.
До гостиницы добрались, когда на землю легли густые сумерки. Окружающий нас мир заполнила тайна, и только окна гостиницы приветливо светились во мраке. Под ставшим привычным для слуха мелодичным звоном колокольчика мы ступили на порог. Переполненные пережитым в этот день, уставшие, но счастливые, не заказывая ужина, мы поднялись к себе в номера. Дети, не раздеваясь, упали в кровати и мгновенно уснули. А мы с Надеждой, немного передохнув, отправились исправлять эту оплошность.

*          *          *

Комната освещена призрачным светом луны, а трепещущее пламя свечей на рояле ревниво охраняет от темноты только клавиатуру и склонившуюся над ней фигуру мужа. Еще витает в ночном воздухе не то тревожный, не то наполненный грустью отзвук сонаты. Теплый ветерок слегка колышет занавеску. Тихо прикрыв крышку рояля, муж встает и выходит на террасу. Стоит, задумчиво вглядываясь в нечетко очерченную линию горизонта, в сгусток созвездий над ним, в мощную, еле заметно дышащую поверхность океана.
Какие мысли занимают его? Что беспокоит или манит?
Я подхожу и, прильнув к нему, обхватываю его руками. Он прижимает мои ладони к своей груди. Так, слившись воедино, стоим некоторое время молча.
– Знаешь, мне очень хочется встретить рассвет в горах. Говорят, это восторг, который невозможно описать.
– Но мы лишь вчера вернулись. Стоит ли испытывать терпение детей?
– Нет, конечно, нет. Только ты и я. Ты хочешь посмотреть на это чудо?
– Очень… – Я еще крепче сжимаю свои объятия.
– Я тоже хочу с вами. – В проеме двери вырисовывается из мрака темной комнаты фигура старшего внука, Николаса.
– Хорошо, но предупреждаю: мы пойдем в глубь гор и, чтобы по-настоящему насладиться увиденным, постараемся достичь вершины. Путь будет нелегок и опасен. Не испугаешься? – Муж развернулся всем корпусом в сторону внука и крепче прижал мои ладони к своей груди. Мне пришлось мелкими шажками описать полукруг.
– Когда я вспоминаю рассказ отца о моем путешествии в возрасте пяти лет на скалу с моим псом, у меня все сжимается в груди, будто я что-то оставил там слишком дорогое для себя. Время ушло, а тоска осталась. Неосознанная и незабываемая тоска. – Нико вздохнул и подошел к перилам. Я уловила в его голосе интонации мужа. Прозвучала так знакомая мне печаль по мечте. Мальчиком его уже нельзя было назвать.
Перед нами стоял юноша-подросток. Разворот плеч венчала на еще по-мальчишески тонкой шее голова в нимбе густых цвета соломы волос. Его звонкий голос приобрел бархатный оттенок звучания. Как быстро летит время...
Я вздохнула. Минуло столько лет с той поры. А память сохранила все детали, будто эта история случилась несколько дней назад. Настолько живы воспоминания...
…Июль месяц. Бегут-бегут по левую руку за окном машины, горы, покрытые бархатом лесов, тесно прижимаясь к дороге. По правую руку виден морской залив, временами скрываясь за стеной стремительно пролетающих деревьев. Временами, когда деревья расступаются, взору открывается его гладкая поверхность, поражая чистотой и прозрачностью вод. Вот горы, отступив чуть в сторону, сбросили свой зеленый наряд и, оголив крепкие и неприступные плечи, мощно подпирают небосвод. Снежные вершины их искрятся серебром на солнце. Нико это хорошо видно. В машине уютно и не так жарко. Работает кондиционер. Мерно гудит мотор. Звучит тихая музыка. Папины руки уверенно и непринужденно держат руль. Рядом мама. Они о чем-то говорят и весело смеются. Нико не прислушивается. Через открытое окно озорник ветер время от времени легким движением придает новую форму маминой прическе. Но мама, кажется, не замечает этого. Рядом с Нико на сиденье лежит верный его друг, пес по кличке Джако. Вислоухий сеттер. Шерсть чуть вьющимися прядками спадает с его боков. Длинные неказистые лапы заканчиваются широкими подушечками пальцев. И весь он как будто на шарнирах. Огромные круглые глаза внимательно следят за каждым движением Нико. Во взгляде собаки столько преданности и любви… Нико тоже очень привязан к своему псу. В порыве нежности малыш обхватил голову собаки и прижал к себе. Джако ощущает дискомфорт, но терпеливо ждет, когда волна нежности схлынет и Нико отпустит его.
Машина мчится в горы.
А за окном одна картина спешит сменить другую. Морской залив исчез, и перед взором раскинулась страна гор. Зеленый, радующий глаз цвет угас. На его место пришел мягкий коричневый. Куда ни брось взгляд, повсюду остроконечные скалы волной разбегаются в разные стороны. Кое-где скудная растительность бурого цвета, да переливающиеся снежные шапки на вершинах освежают пейзаж.
Нико не может оторвать взгляд от плюшевой картины за стеклом. Непонятное сладостное чувство охватывает все его существо. Будто что-то давно забытое зовет и манит туда, в самое сердце этих великанов. И невозможно оторвать взгляд, и нет сил заглушить эти сладостные звуки в душе! Малыш растерян. Он еще не испытывал ничего подобного. А звуки растут, крепнут, зачаровывают. Сделав над собой усилие, Нико оглянулся на Джако. Пес, приподнявшись на передних лапах, неотрывно смотрит на проплывающий пейзаж. А взгляд его огромных умных глаз невыразимо печален. «Неужели Джако испытывает то же чувство, что и я?» – подумал Нико.
Машина въехала на плато и остановилась. По окружности площадку окаймляют горы. С одной стороны, у подножия отвесной скалы, расположился небольшой отель, сияя огромными витринами первого этажа и многочисленными крохотными балкончиками на втором. Картину дополняют несколько автомобилей на парковке. По другую сторону – небольшое придорожное кафе с открытой и продуваемой всеми ветрами верандой. Несмотря на жаркий летний день там, внизу, – здесь, на равнине среди гор, довольно холодно. Родители, надев на Нико красную курточку и взяв его за руки, направились к кафе. Джако, радостно виляя хвостом, бежит впереди. Кафе встретило их гостеприимно. Тихая музыка, аккуратные столики и стульчики, большие окна, картины на стенах – все говорило о хорошем вкусе хозяина. Нико выбрал столик у окна. Ел он рассеянно. Ощущения, что испытал в машине, не покидают его. Папа и мама о чем-то оживленно беседуют. Перекусив наспех, малыш поманил Джако и вышел на улицу. Какое-то время побродил по веранде, в ожидании родителей. Осмотрелся. Взгляд его притягивала скала, нависшая над казавшимся крохотным на ее фоне отелем. Нико направился к тропинке, что вела за здание. Пес последовал за ним. Тропинка незаметно привела малыша к подножию горы и побежала вверх к вершине. Нико какое-то время постоял в нерешительности, но, не в силах справиться с томившими его чувствами, послушно пошагал вслед за тропинкой. Джако бежал впереди, оглядываясь на Нико. Подниматься в гору было нелегко. Веселая тропинка превратилась в горную каменистую крутую тропу. Время от времени ноги скользили. Малыш, боясь упасть, пытался найти опору из мелких камешков, но те предательски выскакивали из-под ног и с шумом скатывались вниз. Холодный порывистый ветер трепал капюшон, забирался под курточку, раздувая ее, мешал смотреть под ноги, силился опрокинуть Нико. Но малыш упорно поднимался вверх. Джако продолжал бежать впереди, подбадривая всем своим видом. Вот и небольшой выступ в скале. Тропа обогнула его и помчалась дальше. Джако взобрался на выступ и взглядом пригласил Нико. Нико последовал за собакой. Устроившись поудобнее, накинул на голову капюшон и огляделся. Вокруг только твердое каменистое тело, а где-то там, далеко внизу, плато с расположившимися на нем отелем, кафе, машинами. Спуск оказался очень крутым. Малышу стало страшно. Только присутствие собаки немного успокаивало. Отсюда, с выступа, Нико было хорошо видно, что происходит внизу. Вот показалась мама. Огляделась и вернулась в кафе. Вот она выбежала опять, а за ней показался отец. Нико видел, как мама и папа мечутся по плато в поисках. Из отеля высыпали люди. Вышел из кафе хозяин. Началась суета. Люди осматривали машины. Заглядывали под них. Возвращались в отель и спустя какое-то время выбегали оттуда. Вот мама остановилась и, закрыв лицо руками, замерла. Какая-то женщина подошла и обняла ее за плечи.
Первым опомнился Джако. Пес стал метаться по площадке и звонко лаять. Нико поднялся во весь свой крохотный рост, замахал руками и закричал. Но налетевший ветер подхватил его крик и помчал вверх к вершине. Малыш продолжал, размахивая руками, звать маму. Джако надрывно лаял.
Прошло какое-то время. Люди все еще метались по плато в поисках. А с ними и папа. Мама продолжала стоять, прикрыв лицо руками. Хозяин кафе вышел с биноклем. Приложил его к глазам и стал внимательно осматривать горы. Нико показалось, что прошла целая вечность, пока бинокль смотрел в противоположную сторону. Даже Джако замер в ожидании. Но вот наступил долгожданный момент, хозяин бинокля повернулся к ним лицом. Тут Нико вновь изо всех сил принялся кричать и размахивать руками, а Джако прыгать, надрывно лая. Их заметили! Хозяин бинокля показал в их сторону рукой. Мама повернулась к ним лицом, подняла голову и прижала руки к груди. В ее фигурке было столько отчаяния... Папа кинулся к тропинке. Плечи его расправились. Он почти бегом, насколько позволял крутой подъем, стал подниматься вверх по тропе. Нико видел, как несносный ветер порывами наскакивал на папу, путаясь в его волосах, мешал подниматься. Камни гроздьями скатывались у папы из-под ног. Временами спотыкаясь, папа наклонялся к земле, чтобы удержать равновесие, но тут же, вновь расправив плечи, спешил вверх. Казалось, никакая сила не могла остановить его. Большая голова, обрамленная копной черных густых волос, и широкие плечи были все ближе и ближе. Нико присел в ожидании. Джако продолжал крутиться на месте и лаять. Следом, на ходу натянув что-то на ноги и вооружившись парой палок для устойчивости, стали так же поспешно подниматься хозяин кафе и еще двое мужчин. Вот голова папы показалась над выступом, а через секунду его сильные руки крепко сжимали Нико в своих объятиях. Нико обхватил ручонками папину шею и что есть силы прижался к нему. Он слышал папино прерывистое дыхание, ощущал, как в папиной груди быстро-быстро бьется сердце. Джако продолжал, уже победно, лаять. Ветер усилился. Он толкал папу в спину, трепал за волосы, забирался под курточку Нико. Был страшно недоволен происходящим. Но на него никто не обращал внимания. Подоспели мужчины. Передали папе одну из палок для опоры. Начался спуск. Двое мужчин шли впереди. За ними, крепко прижав одной рукой малыша к груди, другой опираясь на палку, спускался папа. Хозяин кафе, аккуратно ступая, шел следом.
А внизу, у самого подножия горы, в тревоге следя за их спуском, ждала мама...
Я вздохнула. Как это было давно и как недавно. Я стояла, все так же обнимая мужа, всем телом прижавшись к нему. Внук, опершись на перила, стоял рядом.
А вокруг нас царствовала ночь, сопровождаемая шорохами и еле уловимыми звуками, мерным дыханием моря и мифическим светом луны, дивным образом сопровождая нас в сказку, где добрые силы и незримые эльфы творили покой и любовь.

*          *          *

Оставив позади наполненный птичьим гомоном и пряным ароматом густой зеленый лес, мы ступили в суровое царство обнаженных гор. Заметно похолодало. Ветер усилился. Под ногами каменистая неровная поверхность тропы. Идем гуськом. Впереди муж, следом шаг в шаг ступаю я, за мной, не отставая, уверенно шагает наш внук. До намеченного плато еще далеко. Намотав на свои шеи шарфы, упорно двигаемся вперед. Успеть бы только добраться до цели засветло. Тут мое внимание привлек раздавшийся почти рядом гортанный крик, и что-то огромное молниеносно пронеслось над нашими головами, своей тенью прикрыв на секунду небо. Что это? Я в недоумении остановилась и оглянулась на внука. Тот невольно остановился тоже и растерянно посмотрел на меня.
– Не пугайтесь. Видно, где-то поблизости гнездо. –Голос супруга прозвучал спокойно и уверенно.
– Может, стоит вернуться? – Мне стало не по себе. Стремление достичь вершины исчезло. Появилось желание спрятаться, но прятаться было негде. Нас окружали неприступные скалы и только не очень крутая тропа впереди, зовущая вверх.
Послушно шагаем с внуком дальше. Страх сковал все мысли. Единственный образ в голове – где-то там, в вышине, сидя на краю скалы, внимательно наблюдает за нами суровая птица. Не могу больше думать ни о чем другом. Ощущаю этот взгляд спиной и с трудом сдерживаю желание оглянуться.
Вот и плато. Скалы расступились. Тропинка привела нас на природой созданную небольшую площадку. Стали сгущаться сумерки. Подул пронизывающий ледяной ветер. Но стоило только подняться сюда, как мы, забыв обо всем, замерли, очарованные. Перед нами, насколько хватало взгляда, раскинулось царство гор. Остроконечные вершины приобрели оранжевый оттенок в свете заходящего солнца. Промежутки между ними заполнило белое с рыжим оттенком молоко тумана. Небеса были прозрачны. А мы, казалось, парили над всей этой безмятежной красотой.
Вот погас последний солнечный луч, и нас накрыла беспросветная тьма. Стало зябко и неуютно. Ветер усилился, пронизывая нас насквозь. Застегнув куртки, поплотнее намотав шарфы и закутавшись в прихваченные с собой шерстяные одеяла, мы устроились у подножия вершины, прислонясь к ней спиной и прижавшись друг к другу. Я на ощупь разыскала в глубинах рюкзака завернутые в фольгу бутерброды и протянула мужчинам. Перекусив, мои родные заметно повеселели.
На небо высыпали крупные яркие звезды. Взошла луна и осветила пространство. Окружающий нас мир стал выглядеть по-иному. В свете луны верхушки гор казались черными призраками, окутанными серым саваном. Неожиданно с небосвода, вспыхнув ярче, чем остальные, сорвалась звезда и, прочертив в небе яркую дорожку, утонула в тумане. За ней последовали другая, третья. Начался звездопад. Любуясь происходящим, мы не заметили, как пролетело время. Горизонт посерел. Звезды уже не казались такими уж яркими. Потускнев, они сошли с небосвода, уступив место рассвету. Луна украсила себя золотым нимбом и засияла во всей своей красе. Горизонт, вершины гор, туман – все стало наполняться темно-бордовым с кровавым оттенком. Ночные тени забились в лощины, приобретя грязно-синий тон. Постепенно густоту краски сменил ярко-алый. Не спеша, почти лениво, показался краешек солнечного диска. Он завис, на какое-то время, над горизонтом. Ярко-алый цвет преобразился в золотой, и, набирая скорость, взошло солнце. Мы, забыв обо всем, затаив дыхание наблюдали за происходящим, почти физически ощущая мощь природного явления. Муж и внук в порыве восхищения подняли руки, машинально придерживая пальцами края своих одеял, и от этого были похожи на огромных птиц, раскинувших крылья. На минуту мне показалось, что они вот-вот поднимутся в воздух. Но этого не случилось. Взошло солнце. Туман постепенно начал редеть и таять. Картина менялась у нас на глазах. Заметно потеплело. Мы скинули одеяла с плеч и стали укладывать вещи в рюкзаки. Оглянулись в последний раз. Огромное царство гор покоилось у наших ног.
Возвращались тем же путем. И опять, как в прошлый раз, у меня возникло ощущение, что птица внимательно следит за нами с высоты. Только я открыла рот, чтобы поделиться тем, что чувствую, как где-то в вышине воинственно прозвучал гортанный крик. Огромная тень камнем упала с небес и молниеносно пронеслась у нас над головами, обдав теплом своего тела. Я подняла голову. Расправив исполинские крылья, вверх на большой скорости уходила пернатая особа. Мы прибавили шагу, стремясь как можно быстрее покинуть это место. Я ни на минуту не выпускала ее из виду. Птица превратилась в маленькую точку и, казалось, вот-вот растворится в вышине, но, вопреки ожиданию, точка стала, приближаясь, увеличиваться в размерах. Горная красавица в буквальном смысле падала с небес, вытянув шею и нацелив свой пристальный взгляд на нас. Уже можно было различить прижатые к брюшку лапки и приоткрытый в крике клюв.
– Сюда! – Муж показал рукой на небольшой грот в скале. Едва мы успели юркнуть под каменную крышу, как птица, на минуту скрыв небеса, пронеслась над тропинкой, чуть не задев нас крылом. Меня охватило единственное желание – бежать. – Не торопитесь, надо немного подождать. Пусть успокоится, – остановил меня муж.
Грот был не столь глубоким. Прижав меня и внука к камню, супруг оказался незащищенным. Единственное, что ему удалось, – так это спрятать голову, положив ее мне на плечо. Я обхватила его спину руками. Не зная, что нам предстоит, решила хоть как-то защитить.
Так мы стояли какое-то время, прислушиваясь к окружающим нас звукам. Затем осторожно вышли на тропинку. Стараясь быть как можно ближе к скале, спешно продолжили свой путь. И на всем его протяжении, пока не углубились в лес, мне казалось, что я чувствую на себе внимательный, напряженный взгляд. Как оказалось, это чувство беспокоило и моих мужчин. Было ли это на самом деле? Как знать…
Домой вернулись почти под утро. Малыши и Надежда спали глубоким сном. Поставив машину в гараж, мы осторожно, чтобы не шуметь, сбросили рюкзаки в прихожей и на цыпочках разошлись по спальням. Так закончилось наше восхождение в поднебесье и исполнилась еще одна мечта моих родных: супруга и старшего внука.

 *          *          *

Разбудил меня аромат печеного хлеба. В распахнутое окно, перебивая этот уютный запах, ветерок доносил горьковатый дух моря. Видно было сквозь занавес, как на фоне пронзительно-голубого неба пальмы чуть заметно шевелят кончиками опахал. Полежав еще несколько минут в приятной неге, я окончательно проснулась и прислушалась. В звуках, доносившихся с улицы, я не слышала ребячьего щебета. Странно. Спешно накинув халат, прошла на кухню. Надежда, занятая повседневными хлопотами, не сразу заметила меня.
– Где малыши? Я не слышу их голосов.
– Не волнуйтесь, они с дедом отправились на морскую прогулку. Надеются пообщаться с дельфинами.
– Понятно. Как давно их нет?
– Час прошел, как проводила. Вас будить не стали. Уж очень сладко вы спали. Вечер наметили провести у костра. Как прошла прогулка?
– Чудесно. Столько впечатлений! Подустали, правда, немного. – Решила не вдаваться в подробности, предполагая, что не напрасно мои мужчины предложили костер. При зыбком свете играющего пламени любая история завораживает. А нам сегодня есть чем поделиться.
Позавтракав, я поднялась в свою комнату. Есть минутка понежиться в одиночестве. Не раздумывая, я забралась под одеяло и закрыла глаза. Разбудил меня жесткий шелест занавески. Бедная штора, раздуваемая ветром, трепыхалась и билась. Комната была наполнена сумерками. Я в испуге, на ходу пытаясь накинуть халат, поспешила на террасу. Но сколько ни вглядывалась в даль, ища взглядом на горизонте яхту, все напрасно. В груди что-то болезненно сжалось.
Темные клубящиеся тучи тяжело нависли над океаном. Море, такое ласковое и беззаботное в солнечный день, сейчас грозно отливало свинцом. Первые крупные капли с шумом упали в листву и на перила. Где-то в стороне глухо прогремел гром. Пространство от небес до морской глади разорвала молния. И сплошной стеной хлынул дождь.
Было слышно, как, спеша от окна к окну, Надежда запирает их. А я, не в силах покинуть свой пост отчаяния, дрожа всем телом, продолжала вглядываться в серую завесу дождя. Мне казалось, прошла целая вечность, прежде чем дождь неожиданно прекратился. Тучи рассеялись. Море вновь преобразилось. Солнце старательно, с материнской заботой, пыталось согреть мое окоченевшее тело. Я же, ощущая боль в груди, не в силах была сдвинуться с места. Как Ассоль продолжала вглядываться в даль, ища в безбрежности маленькую яхту.
– Выпейте горячего молока. Так и заболеть недолго. Это всего лишь гроза – ни шторм, ни ураган. Стоит ли так убиваться… А то еще беду накличете.
Слушая грубовато-ворчливый голос и глотая горячее молоко, я стала постепенно приходить в себя. Отчаяние отступило, затаилось, уступив место трезвым доводам Надежды. Я приняла душ, переоделась и спустилась к морю. Долго бродила по берегу в ожидании катера. Но, к моему удивлению, наши путешественники вернулись домой на роскошном автомобиле.
Как оказалось, они решили навестить замок, расположенный на побережье в достаточном отдалении от нас. Особенно завораживал вид со стороны океана. Широкая длинная лестница из белоснежных мраморных ступеней, обрамленная такими же мраморными перилами, брала начало у исполинских, поросших темно-зеленым мхом стен, уходящих в поднебесье, и спускалась прямо в прибрежную глубину. Большие вытянутые в готическом стиле глазницы окон, теперь уже завуалированные причудливым переплетением дикого винограда, говорили о том, что хозяева замка доверяли морю и ценили его красоту. Двухстворчатые высокие двери продолжали все еще висеть на ржавых петлях, издавая пронзительный звук, стоило только приоткрыть их.
Прекрасное место для фантазии. Мой супруг время от времени возил туда внуков. Блуждая по пустынным залам и дико разросшемуся саду, малыши внимали рассказам деда о бывалых рыцарях в доспехах, о прекрасных дамах, о битвах за власть. В этих повествованиях переплетались реальные события прошлого, взятые из истории, и придуманные персонажи, творившие эту историю. Ребятам эти прогулки безумно нравились. Да и супругу они доставляли большое удовольствие. Будучи в душе романтиком, он намеренно читал все, что попадалось под руку об истории этого края, а во время подобных прогулок делился своими знаниями, облекая их в романтические одежды.
Внимая повествованию деда, наши путешественники не спеша поднялись по мраморным ступеням, воображая себя гостями замка. С трудом распахнули пронзительно визжащие двери. Но едва они ступили в первую залу, как грянул гром, следом сверкнула молния – началась гроза. Тревожась, что стихия разыграется не на шутку и ожидающая их яхта попадет в беду, муж попросил капитана не дожидаться конца прогулки, а вместо катера прислать такси. Ждать машину им пришлось достаточно долго. Заполняя время ожидания рассказами, блуждали они по полуразрушенным огромным залам дворца, рассматривая наполовину стертые фрески на стенах, которые рождали в голове моего супруга очередные фантазии.
Плотно пообедав, ребята принялись заготавливать дрова для костра. А вечером, когда последний прощальный солнечный луч угас, изошлось в своем искрометном танце яркое пламя и ожили воспоминания о нашем путешествии в поднебесную.
Со своей недосягаемой высоты слушали наш рассказ холодные яркие звезды, подмигивая нам, будто подтверждая повествование.

*          *          *

Август месяц. Со дня на день должны прилететь дети. Мы не спеша стали собирать чемоданы. У внуков впереди еще целый месяц каникул, а наш отпуск подошел к концу.
Вот уже и проводы наши позади. Я поудобнее устраиваюсь в кресле самолета и прикрываю глаза. Под мерный гул двигателей привычно постучались воспоминания.




Глава шестая

«И снова сад весной   благоухает!»
 (мое второе солнышко)


Весна – и гул, и блеск, и аромат…
Зачем мороз снежинки посыпает?
Наряд весны нежданной стужей смят,
А сад еще весной благоухает!..
Но солнце вновь дробит лучистый звон
И лед в лучах певучих растопляет –
Опять весна взошла на пышный трон,
И снова сад весной благоухает!
И. Северянин

– Сестра, сестра! – Я с трудом открываю глаза. Свой собственный голос слышу отдаленно. Еще мозг одурманен наркозом. Но крик новорожденного взрывает сознание. Порываюсь приподняться. – Сестра, где же вы?! – Почти кричу.
– Что случилось? – В палату вбегает встревоженная медсестра.
– Вы что, не слышите, как плачет мой ребенок? Ему ужасно холодно. Сейчас же принесите его сюда, я его согрею. Как вы могли бросить малютку там, на холодной каталке!!!
– Успокойтесь, прошу вас. Поздравляю, у вас очаровательная дочка. Ее давно помыли, завернули в теплые пеленки и накормили. Сейчас она крепко спит в своей кроватке. Отдыхайте.
А этот малыш только-только родился. Он очень сердит на медсестру, что обрабатывает ему пуповину.
Я, представив, как моя малышка сопит, завернутая в чистую простынку и теплое одеяло, успокаиваюсь и, поправив сбившуюся подушку, закрываю глаза. Спи, солнышко, спи. Одному Богу известно, как дорого ты нам со старшей твоей сестренкой досталась…
– Мама, по-моему, мясо уже готово. Мне засыпать макароны? – Моя семилетняя кроха, надев фартук, хозяйничает у плиты. Варит суп. Я лежу в комнате на диване. Выписываясь из больницы, дала обещание, что строго буду соблюдать постельный режим. В противном случае – кровотечение. Лежу на спине. Живот напоминает гору. Чутко прислушиваюсь к тому, что происходит на кухне. – Мама, прошло двадцать минут, можно выключить?
– Только плотно прикрой крышку. Будь осторожна, не обожгись.
На кухне какая-то возня. Пытаюсь угадать, что же там происходит? Слышу, ребенок прошел в ванную комнату. Вот включила воду – наполняет емкость.
– Малыш, чем ты там занята?
– Я сейчас протру полы, – появляется на пороге с ведром и тряпкой. Ведро кажется огромным на фоне худенького ребенка. Но пальчики держат его уверенно. – Вижу пыль, – подходит и приоткрывает фрамугу окна, – тебе нужен свежий воздух. А потом схожу в магазин. Хлеб закончился.
Моя хозяюшка! Мое очарование!
Мы обе понимаем, мне в больницу ложиться нельзя. Нас всего трое.
Аккуратно поворачиваюсь на бок и наблюдаю, как маленький страусенок, пыхтя, старательно намывает пол. Тонкая косичка растрепалась, и вырвавшиеся на свободу прядки то и дело падают на глаза. Бросив тряпку, ребенок выпрямляется, нетерпеливо поправляет их тыльной стороной ладони и вновь принимается за работу. Нам хорошо всем вместе.
– Все! Я полы помыла. Схожу за хлебом. Без меня не вставай. Обещаешь? Я бегом. Как вернусь, будем обедать. – В голосе слышна забота.
– Не беспокойся, я обещаю.
Вздохнув, хлопнула дверью. Слышу, как поворачивается ключ в замочной скважине и щелкает замок.
Вот натужно подтянулся к этажу лифт. С шумом распахнулись его двери, впустив малютку. Подождали еще минутку и захлопнулись, увозя мою кроху.
В комнате звенящая тишина. А ведь совсем недавно и мама и Миша…
Стараюсь не думать о будущем. А прошлое еще так свежо в памяти.
Диалог, скорее это был монолог, результат пережитого и передуманного. Я вдруг ясно осознала – так дальше продолжаться не может и, несмотря ни на что, именно сейчас надо расставить все точки над «і»!
– Послушай, я буду рада, если ты правильно поймешь меня. Я не хочу быть просто кухаркой, кстати, ты не хуже меня знаешь – из меня кухарка никудышная. Я не хочу быть просто прачкой или уборщицей. Мне хочется быть любимой. – При этих словах я вдруг понимаю, как нелепо это звучит, представив на мгновение себя со стороны. Полусижу на диване с огромным животом. Отекшее лицо покрыто предродовыми коричневыми пятнами, ввалившиеся глаза обведены синими кругами. В довершение распухшие и без того немаленький нос и губы окончательно обезобразили мое лицо. Но, несмотря на эту некрасивость, я пронзительно, до боли, хочу ощущать себя кем-то любимой.
– Если ты не испытываешь ко мне этих чувств, прошу, оставь нас. Когда женщину любят, она в глазах любимого всегда красавица, не прачка или кухарка, не женщина обремененная беременностью, – королева. Мне не нужно терпение, мне нужна любовь. Я отпускаю тебя.
Муж, не раздумывая и не проронив ни слова, обувается и уходит. Звук закрывшейся двери приносит облегчение. Будь что будет! Главное, мы все свободны. Узел нелюбви распутан.

*  *  *

Прошли вторые сутки. Температура еще 37°, но это нормально в послеоперационном периоде. Ближе к обеду поставят капельницу. Так происходит каждый день. Не спеша привожу себя в порядок. Сегодня должны мне показать мою малютку. Чтобы скоротать время, достаю томик Цветаевой. Но тут дверь палаты распахивается и на пороге, как добрый волшебник, медсестра со свертком из одеял.
– Боже, как она похожа на бабулю! – Счастье материнства наполняет меня до макушки. Крохотное солнышко строит капризную гримаску – готова расплакаться. Спешно даю ей грудь. Мир восстановлен. Те полчаса, что отведены нам на общение, быстро истекают, и я опять предоставлена сама себе.

* *          *

Седьмой день в роддоме. Температура нормальная. Шов почти затянулся,
Значит, завтра нас выпишут. Как и все предыдущие дни, в обед капельница. Последний день – можно и потерпеть. Завтра я увижу свою первую красавицу!
Лежу с иглой в вене, читаю. Неожиданно на пороге палаты появляется старшая медсестра. В руках у нее шприц. Она решительно подходит к капельнице и выжимает в нее содержимое шприца. К вечеру у меня температура за 40°. С трудом сползаю с постели и, держась за стенку, иду в процедурную.
– Что с вами? У вас жар! Быстро в постель!
– Посмотрите в журнале, что мне сегодня старшая медсестра добавила в капельницу.
– Хорошо, я посмотрю, а вы в постель.
В этот же вечер нас с крохой перевели в инфекционное отделение. Впереди месяц мучительного ожидания, тревог, слез, отчаяния…


Глава седьмая

Стараюсь солнце в сердце удержать


За окном иллюминатора яркое летнее солнце пытается пробиться сквозь плотно занавешенные шторки. Рядом, в кресле, мой неповторимый, любимый, дорогой дремлет, прикрыв глаза. Возможно, его тоже посетили воспоминания прошлого, и он сейчас в мыслях далеко от меня. Я легко касаюсь его руки, стремясь напомнить о себе. Устраиваюсь поудобнее и кладу ему голову на плечо. Он, улыбнувшись, не открывая глаз, пожимает своей красивой рукой мои пальцы, будто хочет сказать: «Я здесь».

* *          *

Встречать Владимир пришел не один. Рядом на тонком изящном поводке семенил пушистый ярко-рыжий щенок в кожаных ботиночках. Черные бусинки-глазки светились радостью. Узнав нас, он звонко залаял и рванулся вперед. От неожиданности Владимир выронил поводок. Спохватившись, нагнулся, чтобы поднять. Где там! Тошка, волоча за собой поводок, молниеносно пересек зал и, совершив неимоверный прыжок, оказался в руках мужа. Владимир бросился вдогонку псу, но неожиданно остановился, не веря своим глазам. Навстречу ему шла Надежда. Загорелая, в легком летнем платье и изящной соломенной шляпке, она выглядела помолодевшей и стройной. Будучи уверен, что до конца детских каникул жена останется на даче, он никак не ожидал встретить ее в аэропорту.
Неуклюже обхватив огромными ручищами свою неожиданную радость, Владимир крепко прижал Надежду к груди. И все то время, пока мы получали багаж, они молча стояли, прильнув друг к другу. А Тошка спокойно сидел рядом, видимо дожидаясь, когда обратят на него внимание.

* *          *

Утро. Мы, отдохнувшие, спустились в столовую.
– После завтрака я приглашаю вас всех на прогулку, – неожиданно объявил Владимир.
Мы с радостью согласились. Приведя себя в порядок, собрались на крыльце. Владимир, аккуратно поддерживая Надежду под руку, повел нас в сторону пустыря.
Наш молодой сад заметно изменился. Среди густо разросшейся, отливающей изумрудом зелени стройными рядами стояли крепкие ухоженные деревца. Это уже были не те неуклюжие саженцы-подростки. Нас благодарно приветствовали набравшиеся сил, глубоко укоренившиеся стройные дубки, клены, липы, березки. Обласканные жарким летним солнцем, они уверенно раскинули свои тонкие веточки в разные стороны и украсили себя нежной зеленью листьев.
– Пора приобрести косилку, – ворчливо бросил Владимир, стоило нам только ступить на плиты выложенной нами дорожки. И действительно, заполняя все пространство пустыря, трава, неровно поднявшись, придавала саду неряшливость. Даже дорожка была разделена на четкие квадраты зеленными космами.
– Хорошо. – Мне показалось, что в голосе мужа прозвучали нотки вины.
Не спеша шагаем по дорожке в глубь сада. Впереди Владимир, бережно поддерживая Надежду под локоть. Мы следом. Тошка ярким рыжим пятном вспыхивает то тут, то там, выискивая что-то в густой траве.
– Посмотри, это мой подарок тебе. – Неожиданно Владимир приостанавливается и протягивает руку вперед. Вдалеке, слева, видна скамейка. Подходим. Скамейка в стиле барокко, с причудливо изогнутой спинкой, подлокотниками и ножками, выглядит изумительно. Собранная из свежеструганых досок и покрытая густым слоем светлого лака, она позволяет солнышку играть на своей поверхности, и от этого впечатление, что скамейка искрится. Мы застыли в изумлении.
– Присядь. – Владимир аккуратно помогает сесть жене. На глаза Надежды навернулись слезы, на лице растерянность.
– Спасибо тебе. – Я не узнаю ее голос. В нем больше неслышны грубоватые нотки. Слова пропитаны нежностью и глубокой любовью.
– Какое чудо! – в восхищении восклицаю я.
– Какой же ты молодец, – подытоживает мой супруг.
Лицо Владимира зарумянилось. Он в смущении опустил голову.
– Их тут три, – тихо произносит виновник торжества.
– Пойдем поищем, – предлагаю я моему суженому. И мы не спеша идем дальше. Тошка, продолжая что-то выискивать в траве, бежит за нами. Владимир с Надеждой остаются вдвоем.
– Посмотри, Тошка что-то нашел.
Я возвращаюсь из задумчивости в реальность. Оглядываюсь. Наш милый рыжий песик стоит, вытянувшись в струнку, напряженно принюхиваясь. Перед ним, чуть впереди, небольшая серая птичка, припадая на одно крыло, прыжками завлекает его в сторону дорожки.
– Тоша! – Я, негодуя, подхожу к псу и беру его на руки. Птица застывает на месте, напряженно глядя в нашу сторону. – Что ты натворил?
– Не ругай его. С птицей все в порядке. По всей видимости, где-то рядом гнездо. Не будем ее тревожить.
Мы, в поисках следующей скамейки, шагаем дальше. Тошку из опасения, что он может любопытства ради разрушить птичье гнездо, я держу на руках.
«Везет нам на пернатых мам», – мелькает в голове.

* *          *

Вечером, когда огромная луна, отливая серебром, взошла на небосвод, а густые сумерки стали заполнять дом, мы решили устроить музыкальный вечер. Установили на рояле и камине подсвечники, зажгли свечи. Надежда с Владимиром расположились на диване. Тошка, свернувшись пушистым калачиком, сладко уснул на коленях своего друга. Я, слушая любимую мелодию, наблюдаю, как пламя свечей озаряет милое одухотворенное лицо моего супруга в нимбе уже заметно седеющих волос и его тонкие сильные пальцы, бегущие по клавишам, что творят сказку для нас.
Перевожу взгляд на нашу аллею, и от неожиданности перехватывает дыхание. – Я вижу маленьких детей…
– Где?
– На улице.
В неярком лунном свете за окном два детских силуэта прильнули к стеклу. Владимир, переложив Тошку на диван, поднимается и спешно направляется в прихожую. Слышно, как хлопнула входная дверь. Мы продолжаем наблюдать за детьми. Лунный свет ярко освещает площадку перед домом. Нам хорошо видно, как дети, видимо заслышав тяжелые шаги Владимира, присели, прислонившись к стеклу в робкой попытке спрятаться. Спустя какое-то время поднимаются и направляются в сторону крыльца. Еще раз хлопает входная дверь, в гостиной вспыхивает свет, и перед нами предстают два малыша в потрепанной грязной одежде. Сбитые коленки девочки говорят о том, что ребенок падал неоднократно, а покрытые грязью мордашки и руки обоих свидетельствуют о долгом путешествии. Мальчонке на вид лет семь-восемь. Рядом стоит кроха лет пяти.
– Как вы попали сюда? Кто вы и где ваши родители?
– Я хочу пить, – тихо произносит малышка в ответ.
Мальчонка, насупившись, молчит.
– Конечно, конечно. – Надежда, оправившись от изумления, поднимается с дивана и спешит на кухню.
Напоив малышей, я веду их в ванную комнату: «Прежде чем сесть за стол, надо привести себя в порядок».
Мой супруг, улыбнувшись, отправляется за детскими пижамами.
Искупав малышку и нарядив во фланелевую пижаму, я передаю ее в руки Владимира. Тот бережно несет кроху в столовую. А я предлагаю ее брату раздеться.
– Я сам, – глядя на меня исподлобья, заявляет решительно ребенок.
– Я помогу ему. – Муж вешает принесенную пижаму на вешалку и закрывает за мной дверь ванной. Я прохожу в столовую. Там, за столом, малышка с жадностью голодного ребенка поглощает предложенный Надеждой ужин. Вскоре к ней присоединяется и ее брат. Мы присаживаемся к столу и наблюдаем за ними. Насытившись, ребята начинают клевать носами. Мужчины берут их на руки и несут в детскую спальню.
Уложив детей, собираемся в гостиной на семейный совет. Решено ребятишек, пока они не освоятся, не тревожить вопросами. Дать им возможность отдохнуть, осмотреться.
Так закончился наш музыкальный вечер.

* *          *

Позднее утро. Просыпаюсь от ощущения, что кто-то присутствует в моей спальне. Открываю глаза и от неожиданности вздрагиваю. У кровати, сложив молитвенно ручки, стоит вчерашняя гостья.
– Солнышко, ты уже проснулась?
– Я хочу в туалет.
– Пойдем, малыш, я провожу тебя. – Я спешно выбираюсь из-под одеяла и, набросив халат, веду ее в назначенное для этого помещение. Следом за нами шагает ее братишка. Он, как оказалось, ждал нас за дверью.
После завтрака мы поднимаемся в детскую, чтобы подобрать наряды для наших гостей из того, что оставили внуки. От предложения отправиться в магазин за обновками дети с испугом отказались. Возникло ощущение, что нам не доверяют.
– Вы можете остаться и пожить у нас.
Лица ребят светлеют. Пока Надежда суетится у шкафа, наблюдаю за ними со стороны. Аленка, так зовут малышку, постоянно путаясь в полосатой, не по возрасту длинной пижаме, похожа на маленького Пьеро. Спутанные белокурые волосы короткой густой шапочкой обрамляют ее миловидное личико. Ее братишка, Сережа, с такой же, как у сестры, копной светлых вьющихся волос, старается держаться твердо.
«Его независимость можно понять. Сознание того, что на нем лежит ответственность за сестренку, делает его таким уверенным», – думаю я.
Разложив груду детской одежды на кровати, начинаем примерку. Долго и тщательно отбираем необходимое. Первой примерить наряды вызвалась Аленка. С нескрываемым женским интересом она охотно меняет одну вещь на другую, любуясь на себя в зеркале. В глазах Сергея застыло напряжение. Он оценивающе присматривается ко всему, что мы предлагаем его сестре, и очень напоминает сказочного рыцаря, готового в любой момент вступить в бой, отстаивая честь своей дамы.
Меня немного нервирует его привередливость. Я опасаюсь, что ему подобрать одежду будет очень сложно. Но, как оказалось, я была неправа. Насколько внимательно он отнесся к убранствам сестренки, настолько равнодушно воспринял идею принарядить его самого. Подойдя к кровати, где аккуратно, для соблазна, были разложены Надеждой детские летние костюмчики и брючки, он молча взял потертые не в меру старые джинсы и видавшую виды футболку, надел на себя и встал рядом с Аленкой, давая всем понять, что демонстрация мод на этом закончена. Надежда только всплеснула руками. Я, не говоря ни слова, сложила оставшиеся невостребованными вещи и убрала их на полку.
– Хотите, я почитаю вам сказки?
На лицах ребятишек восторг.
Мы дружно спустились в гостиную. Я достала старые детские альбомы и карандаши и предложила ребятам заняться творчеством, пока я буду им читать. Сняла с полки толстую книгу с арабскими сказками и, устроившись в своем кресле, начала повествование. Малыши, слушая, принялись творить. Так прошла первая половина дня. После обеда ребятишки с Владимиром и супругом отправились играть в пятнашки на полянку, где зимой у ели мы залили каток. Незаметно день подошел к концу и на порог ступила ночь.

*          *          *

У мужа начались трудовые будни, а мы с Владимиром и Надеждой все свое время посвятили малышам. Читали, путешествовали по окрестностям, устраивали пикники в молодом саду, придумывали всевозможные забавы. С большим воодушевлением включался в наши игры Тошка. Такой же кроха, в собачьем понимании, как и ребята. Он с большим старанием выполнял команды малышей. С огромным удовольствием разыскивал и приносил палку, как бы далеко ее ни забросили. Правда, бывали и казусы. Например, бросят ребята живой прутик или веточку и ждут, когда Тошка принесет обратно, а тот, увлекшись, вцепится в нее зубами и, придерживая передними лапками, начинает с увлечением грызть. Малыши подождут, подождут, да и махнут на него рукой. Дни летели за днями. Ребята, незаметно для себя, раскрепостились. Сергей стал доверчивей и мягче. Перестал сторониться. Охотно вступал в диалог.
Не спеша сбросила с себя таинственность и история наших найденышей.
Как оказалось, дело было так…
С трудом дотянулся Сережа до звонка у соседней двери. Было слышно, как там, за дверью, мелодично пропел колокольчик. Послышались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась седая голова Веры Павловны, бабушкиной приятельницы.
– Тебе чего, Сережа? Бабушка зачем-то прислала?
– Нет, я сам. Никак не могу бабушку разбудить.
Аленка кушать просит, а бабушка все спит.
По лицу Веры Павловны тенью прошла тревога.
– Пойдем, Сергей, я посмотрю.
Они прошли в бабушкину спальню. Там на самом краю, у ног бабушки, сложив в ожидании ручки на коленях, сидела Аленка. Вере Павловна подошла к кровати, заглянула в лицо бабули, охнула, спешно прошла к телефону и трясущимися руками стала набирать номер.
А дальше, как в тумане. Не прошло и получаса, в квартире появились чужие люди. Одни были в голубых халатах, другие – в черных форменных куртках с яркой надписью «Полиция». Все что-то говорили, задавали какие-то вопросы… Вера Павловна, отвечая на вопросы, прижала к себе малышей и, проведя их в гостиную, усадила на диван. Долго перебирала бумаги в секретере, а найдя то, что искала, передала женщине в полицейской форме. Из спальни бабушки показались люди в голубых халатах. Они несли на носилках огромный сверток, застегнутый на молнию. Страшная догадка обожгла мозг. Бабушки больше нет. Они остались вдвоем – он и Аленка. А тут еще причитания Веры Павловны: «Родители ушли и она следом, бедняжка!»
Женщина в форме полиции опечатала квартиру, взяла их за руки и повела к машине. Малыши, не проронив ни слова, повиновались.
Прибыли они в приемник-распределитель ближе к вечеру. Поужинав, прошли в игровую комнату и осмотрелись. В середине комнаты на полу стояла большая коробка с видавшими виды игрушками. Кроме них в комнате было еще трое мальчишек примерно такого же возраста, как Сережа, может чуть постарше. Все трое расположились на стульях у окон, совершенно безучастные к этой коробке.
– Можно я возьму игрушку? – шепотом спросила Аленка.
– Возьми, – равнодушно ответил Сережа.
Аленка подошла к коробке, наклонилась и, немного покопавшись в ней, достала крохотного резинового динозаврика с торчащими в разные стороны крылышками.
– Не трогай. – Один из мальчиков поднялся со стула, не спеша, вразвалку, подошел к Аленке, с силой толкнул ее и вырвал из рук игрушку. Девочка, не удержавшись на ногах, упала и заплакала.
Что произошло дальше, Сережа припоминает с трудом. Обида за сестру, гнетущее сознание, что они никогда больше не увидят ни маму, ни папу, ни бабушку, страх перед будущим – все слилось воедино и затуманило разум. Горячей волной окатило ожесточение. Сейчас им правила только злоба на всех и вся, превратив все его существо в нерушимую силу. Рвать и грызть, грызть и рвать!!! Почувствовав небывалый прилив сил, Сережа, как пантера, одним прыжком оказался лицом к лицу с противником, заслонив собой сестру. В эту минуту мальчишка сам себе казался нерушимым гигантом. Боли он не чувствовал. Откуда-то издалека доносились до сознания вопли поверженного.
Стал осознавать действительность только тогда, когда железные руки сковали все тело, пригвоздив к стулу, а перед глазами на черном жилете яркой строкой засветилась надпись «Полиция». Краем глаза заметил, как выводят окровавленного обидчика, и услышал тихое всхлипывание Аленки: «Не надо, Сереженька, не надо».
– Наказанием тебе будет разлука с сестрой. Вы отправитесь в разные детские дома, – прогремел металлическим голосом черный жилет с яркой надписью «Полиция».
– Не бывать этому, – завопил Сергей, – не бывать! Не отдам я вам сестренку, не отдам!
– Посмотрим, – изрек черный жилет с яркой надписью «Полиция» и вышел из комнаты.
Страх, что сестру может отнять черный жилет, подтолкнул к действию. «Бежать! – мелькнула мысль. – Во что бы то ни стало надо бежать, но как? Надо что-то придумать…» А в это время Аленка, утомившись от пережитого, облокотилась на столик и уснула. Сергей, охраняя ее сон, сидел, насупившись, рядом.
– Где тут туалет? – спросил он у женщины, что пришла расставить раскладушки и застелить постели.
– За дверью направо, до конца коридора, – не поднимая головы, бросила та.
Сергей вышел из комнаты. Прошел длинный полутемный коридор и уперся во входную дверь, закрытую на крючок. Осторожно сбросил его и легонько толкнул дверь. Дверь свободно открылась. На него пахнуло вечерней прохладой. Так же осторожно прикрыв дверь и набросив обратно крючок, Сергей вернулся в комнату. Женщина укладывала детей, помогая им раздеться. Аленка уже крепко спала под одеялом. Женщина не стала будить ее, уложив в одежде, только осторожно сняла сандалики. Сергей, делая вид, что разувается, дождался, когда она уйдет, и юркнул под одеяло не раздеваясь. Осталось подождать, когда уснут присутствующие. Время шло. Ребятишки, пронзительно скрипя раскладушками, крутились без сна. Чутко прислушиваясь к окружающим звукам, Сергей не заметил, как уснул. Проснулся неожиданно, когда в комнату ввели перебинтованного обидчика. Ровное дыхание остальных говорило о том, что все спят. Полежав, не двигаясь еще какое-то время, он понял – несчастный уснул. Стараясь не скрипеть раскладушкой, разбудил Аленку. Попросил сестренку жестом хранить молчание, помог обуться и осторожно вывел ее на улицу. Бежали долго по ночному городу, прижимаясь к домам, прячась от случайных прохожих за деревьями, избегая залитых огнем улиц. Сергей понимал – утром их начнут искать, если еще не спохватились. А если найдут, он навсегда потеряет свою сестру. Растолковав эту мысль Аленке, он помог ей окончательно проснуться и побудил быть предельно осторожной.
Несколько дней блуждали они по городу, ночевали в укромных уголках парка или сквера. На вопрос, чем же они питались в городе, мы не получили ответа. Наконец добрались дети до окраины и оказались в лесу. Но и здесь страх быть разлученными продолжал преследовать их, загоняя все глубже в чащу, подальше от городских огней и людского общения. Долго бежали, не останавливаясь, пока не набрели на огромные заросли дикой малины. Радости не было предела. Не замечая колючек, наспех срывали без разбору налившиеся сладким соком крупные и мелкие ягоды. Насытившись, обогнули кусты и продолжили путь. Приближался вечер. Еще ярко светило закатное солнце. Поросшая травой проезжая колея осталась позади. Перед ребятами раскинулось широкое поле разросшейся жгучей крапивы.
– Мы заберемся в самую гущу ее. Там нас никто искать не будет, – уверенно заявил Сергей.
– Я боюсь, она кусается, – заупрямилась Аленка.
– Ты хочешь в детский дом?
– Нет, я хочу с тобой.
– Я пойду первым.
Спрятав руки в рукава кофточки и задрав повыше голову, Сергей стал грудью прокладывать дорогу в самую гущу зарослей. Аленка, всхлипывая, осторожно, стараясь не прикасаться к стеблям, пошла за ним. Добравшись, по его мнению, до самой середины, он потоптался по кругу, приминая крапиву и сооружая из нее подстилку. Затем осторожно опустился на смятую траву. Аленка стояла, тихо всхлипывая, и наблюдала за братом. Обнаженные ноги ее кое-где были покрыты ярко-красными пятнами, следами ожогов.
– Мне больно.
– Давай закутаем твои ноги в мою кофту, – предложил Сергей и шепотом добавил: – Прошу тебя, не плачь, а то кто-нибудь услышит. Будем сидеть тихо-тихо до утра, а утром пойдем дальше.
Незаметно для себя дети уснули. Всю ночь нагретая полуденным солнцем земля согревала малышей, тесно прижавшихся друг к другу. Проснулся Сергей под утро от жуткого холода. Аленка еще спала, свернувшись калачиком. Стараясь не будить сестренку, Сергей принялся приседать и бегать на месте, размахивая руками, чтобы хоть немного согреться. Вокруг мир безмолвствовал. Ночное небо стало сереть. На кустах появилась роса. Их окружала белая пелена тумана.
– Мне холодно. Что ты делаешь? – удивленно спросила Аленка, приподнявшись с влажной подстилки.
– Пытаюсь согреться, присоединяйся, – прерывающимся от прилагаемых усилий голосом посоветовал Сергей. – Бабушка мне как-то рассказывала, что так согреваются все путешественники, когда замерзают.
Аленка принялась подпрыгивать рядом. Вскоре туман стал редеть и наконец растаял совсем. Где-то звонко чирикнула птичка, разорвав тишину. В ответ ей чирикнула другая, третья. Мир наполнился звоном птичьих голосов.
– Нам пора. Пойдем дальше. Мы еще не так далеко ушли от города. Значит, нас могут найти.
Сергей натянул влажную кофту. Поежился от холода и первым шагнул на тропу, проложенную с вечера. За ним, осторожно ступая, пустилась в путь Аленка. Так, гонимые мыслью поскорее покинуть эти места, не задумываясь, что ждет их в конце пути, ребята продолжали углубляться в лес. Как долго они блуждали по лесу? Три дня. На четвертый день, еще засветло, заприметили наш дом. Дождались сумерек и очень обрадовались, решив, что это кем-то брошенная дача, так как в окнах не было света. А когда приблизились, увидели зажженные свечи. Бежать куда-либо уже не было сил. Дом, манивший их едой и уютом, окончательно сломил их волю.
Слушая грустную повесть маленьких робинзонов, я с трудом воспринимаю услышанное, в глазах Надежды отчаяние и ужас.

* *          *

– Мы с Надеждой тут подумали-подумали и решили усыновить сирот. – В голосе Владимира звучит твердое убеждение в правоте принятого решения.
– Молодцы, мы рады за вас. Но прежде надо выяснить, есть ли у малышей еще родственники. Но в любом случае на нашу помощь можете рассчитывать. – Муж по-дружески обнимает Владимира за плечи. – Надо обратиться в детский распределитель и получить там свидетельства о рождении малышей. Подозреваю, именно об этих документах шла речь в рассказе Сергея. Прояснить вопрос с квартирой. Возможно, она еще принадлежит ребятам. А если так, лучше ее продать, чтобы не тревожить детскую память. Пора уже определиться, в какую школу будет ходить Сергей. Сентябрь на носу.
Завтра же заеду в полицию и наведу справки.
– А если до усыновления отнимут детей?
– Не дадим им травмировать детские души.
Разговор произошел за вечерним кефиром, когда дети уже спали. Почему-то в душе я давно для себя решила, что исход будет именно таким. Представляла, зная своего супруга, что мы обязательно поможем им приобрести свой собственный дом. Но это были только мечты. И вот…
Волей Провидения в семье Владимира и Надежды новое пополнение. Как удивительно складываются людские судьбы.

* *          *

Начались обычные в таких делах мытарства. Хождение от одной инстанции к другой, сбор справок, составление заявлений. Масса всевозможных инспекций выражала желание посмотреть на ребят, на условия их существования. Мы, как могли, поддерживали новоиспеченных родителей и пресекали попытки постороннего общения с детьми. Но однажды…
Это произошло в один из теплых осенних дней. Отобедав, я устроилась в любимом кресле с книгой. Аленка расположилась в кресле у камина с большой куклой в нежно-розовом платье – подарок Надежды. Сергей разложил на столе книги и принялся старательно выводить в тетрадке цифры. Неожиданно хлопнула входная дверь, и мы услышали, как прихожая наполняется гулом голосов. Двери гостиной распахнулись. В комнату стремительно вошел супруг в сопровождении трех женщин.
– Вот они, – произнес он раздраженно, пространным жестом указывая на детей. Я его таким возмущенным еще не видела.
Сергей в ту же минуту оказался у кресла, где возилась с куклой Аленка. Растопырив руки, пытаясь заслонить сестренку от непрошеных гостей, воскликнул: «Нет!» В глазах обоих зародился давно забытый страх.
– Не волнуйся, малыш, я не дам вас в обиду. – При этих словах муж подошел к Сереже и успокаивающе погладил его по голове.
– Мальчик, как вы с сестренкой попали в этот дом? –поинтересовалась одна из дам, склонив набок свою головку с собранными в пучок волосами.
– Мы с вами договорились не касаться этой темы при детях, – резко осадил любопытную мой супруг.
– Хорошо, – заявила другая, – мы можем посмотреть, как устроены дети? Мальчик, тебя, кажется, Сережей зовут? Покажи нам, где ты спишь.
– Я сам вам покажу, – вставил супруг.
– Нет! Мы хотим, чтобы дети проводили нас.
Сергей, взяв Аленку за руку, повел, в сопровождении мужа, дам наверх, в детскую спальню. Потоптавшись там немного, женщины вернулись в гостиную.
– Гости дорогие, проходите в столовую, я накормлю вас обедом, – защебетала Надежда, с тревогой поджидающая их внизу, у лестницы. – Вы ведь, наверно, еще не обедали, а у меня борщ со сметаной и пирог к чаю.
Увлекая в столовую, она их не обманывала. По дому, заполняя все его укромные уголки, давно уже гуляли ароматы ванили и наваристого борща. Женщины в нерешительности переглянулись и пошагали вслед за Надеждой. А та, не давая им опомниться, в красках описывала, как хорошо бедным сироткам в нашем доме. Аленка тем временем, улучив минутку, забралась ко мне на колени, ища защиты. Сережа присел на подлокотник моего кресла. Так, в ожидании, когда же гости покинут наш дом, мы сидели и прислушивались к тому, что происходит в столовой. Наконец хлопнула входная дверь и наступила звенящая тишина.
– Я не хочу больше делать уроки, – заявил Сергей, сползая с подлокотника. – Давайте разожжем камин и почитаем сказки.
Понимая его состояние, я согласилась. Сергей принес дрова. Мы разожгли камин. Дети, обнявшись, устроились вдвоем в одном из кресел у камина, я, сняв с полки толстую книгу сказок, в другом и под потрескивание горящих поленьев начала читать.
Прошло какое-то время. Сергей, видимо успокоившись, вернулся к столу и занялся уроками, а мы с Аленкой продолжили свое путешествие по сказкам.

* *          *

Невозможно забыть восторг победы, когда на стол в гостиной легло два новеньких свидетельства о рождении детей, где чьей-то старательной рукой аккуратно было вписано, что именно Надежда и Владимир являются их родителями. Радости не было предела. Ликуя, отпраздновали это событие в тесном семейном кругу.
Спустя какое-то время получили и ключи от квартиры малышей. Оставив ребят на попечение мужчин, отправились с Надеждой приводить квартиру в порядок. Убрали следы переполоха последнего дня. Сменили постельное белье, протерли полы, смахнули пыль. Успевшие засохнуть цветы в горшках вынесли на помойку. Пригласив слесаря, сменили замки во входной двери, а новые ключи от квартиры было решено сохранить до того момента, когда дети повзрослеют. Это был единственный мостик в память об их прошлом.
Пока мы наводили порядок, на нас с фотографий смотрели глазами детей недавно ушедшие их родные и близкие. Прежде чем покинуть квартиру, присели на дорожку. Надежда поделилась со смотревшими на нас со стен о том, как хорошо малышам у нас. Попросила за них не беспокоиться и пообещала, что будет им истинной матерью. Вздохнула, будто сняла груз с души, и засобиралась.
Вернулись мы домой, когда последние лучи солнца разрисовали небо оранжевыми широкими полосами. Постояли немного на крыльце, полюбовались на раскрашенные небеса, на разноцветность лесного убора, а когда тяжелые думы отступили, переступили порог нашего дома. Сергей встретил нас в прихожей. Молча стоял и смотрел, как мы надеваем домашние тапочки, будто ждал весточку оттуда – из прошлого, затем, не проронив ни слова, ушел в гостиную.
Ужинали в молчании. Надежда, накрывая на стол, принесла наливку и расставила рюмки. Молча помянули ушедших. Когда по углам стали тесниться сумерки, зажгли свечи на камине и на рояле. Грустная мелодия заполнила дом.
Спустя какое-то время уснувших детей отнесли в спальню и уложили в кроватки.

*          *          *

Пришла Весна. Сугробы осели, образовав бурые холмики под деревьями и по обочине дороги. Зима с неохотой уступает свои позиции. Все еще стремится напомнить о себе ледяным дыханием. Но стоит только покинуть тень, ласковое весеннее солнышко спешит заботливо согреть озябшие руки и лицо, прихваченные холодом.
Мы с Надеждой дома одни. Наши мужчины решили сводить детей в цирк. Надежда воюет на кухне с кастрюлями, а я листаю Сережин альбом с рисунками. Обычно, читая детям сказки, я привыкла к тому, что ребята, слушая меня, заняты творчеством. Считая это само собой разумеющимся, я никогда не интересовалась, что и как они рисуют. Сегодня, просматривая оставленные на столе в детской комнате школьные тетради Сережи, я случайно раскрыла последнюю страничку одной из них и была потрясена. Страница была плотно заполнена зарисовками. Большая часть изображений представляла собой маленькие портреты. Бросился в глаза миловидный профиль девочки с косичками. Рядом изображение девочки с задорной челкой и собранными в хвост волосами. Встречались профили мальчишек и строгие незамысловатые лица взрослых. Изгибы линий были точны и стремительны. Будто над рисунками поработала взрослая профессиональная рука. Это напомнило мне зарисовки Бидструпа. Я взволнованно взяла в руки альбом Сергея. Поразительно! В альбоме тем же стремительным взрослым почерком были выведены персонажи мной прочитанных детям сказок.
В памяти всплыло воспоминание…

Глава восьмая

Мои маленькие волшебники!

Опять в душе минувшая тревога,
Вновь сердце просится в неведомую даль,
Чего-то милого мне больно-больно жаль,
Но не дерзну просить его у Бога,
И вновь маню высокий идеал,
И снова жизнь мне грезится иная:
Так грешник-праотец, проснувшийся, искал
Знакомых благ утраченного рая!
Афанасий Фет

Раннее утро. За окном еще сумеречно. Я только-только закончила в нашей маленькой квартирке косметический ремонт – ежегодный ритуал. Разгладила на стене последний еще влажный, пропитанный клеем лист полотна. И, с трудом разогнув спину, переполненная чувством удовлетворения от проделанной работы, что отняла у меня двое суток, вошла в комнату, заполненную густым запахом влажных обоев. Крохотная дочурка спокойно посапывает в своей кроватке. «Надо бы принять душ», – пронеслось в затуманенной сном и усталостью голове. «Сейчас, вот только немного отдохну», – отвечаю сама себе и ложусь на диван.
Проснулась от яркого солнечного света, бьющего в глаза. Надо мной по чистому, радующему глаз своей белизной потолку гуляют тени берез, что растут за окном. Прислушалась: в комнате, да и во всей квартире стоит глубокая тишина. Перевожу взгляд на детскую кроватку и застываю от ужаса – она пуста. Тишина приобретает зловещий оттенок. Забыв про сон и усталость, резко поднимаюсь с дивана и в тревоге спешу в прихожую. А в прихожей меня ждет сюрприз – мой маленький художник (малышке тогда было годика три), разложив на полу свои цветные карандаши, увлеченно рисует на белом, уже просохшем тисненом полотне обоев. Ярко-красные, небесно-синие, нежно-желтые линии пересекаются и тянутся вдоль всего коридора до кухонной двери. Человечки, похожие на огурцы, с растопыренными палочками вместо ручек и ножек, застыли между этими яркими линиями. Это потом, когда дочурке исполнится четыре, ее альбомы будут представлять собой сказку в картинках о жизни этих огурчиков-человечков. Ею придуманные сказочные персонажи будут жить в квадратной комнате, где кривой квадратик побольше будет представлять собой стол, а такой же квадратик поменьше – стул, несовершенный прямоугольник – кроватку. Листая альбом страничку за страничкой, вы будете наблюдать, как огурчики-человечки гуляют по своей квартире, сидят за столом на крохотном стульчике или отдыхают в своей несовершенной кроватке. А позже, в пять, появятся первые таксы из дворовой глины, которые с большим трудом будут переносить жар нашей духовки. Зато с какой радостью эти крохотные создания, состоящие из тела-колбаски, лапок – маленьких столбиков и полукруглых крохотных ушек на вытянутой мордочке, будут преподноситься мне и моей приятельнице, Анне Алексеевне, пожилой даме, пережившей блокаду. Когда Настюше исполнится тринадцать, появятся первые исполненные карандашом портреты мои и моей младшей дочурки Анюты.
Всплывает в памяти очередной выходной.
– Мама, мне не хочется сегодня рисовать.
– Малыш, представь, в сутках двадцать четыре часа. Если ты подаришь всего один час рисунку, то оставшиеся двадцать три будут принадлежать тебе.
Настюша неохотно соглашается, садится к мольберту, берет в руки карандаш. Я устраиваюсь напротив. На полотне возникает образ несимпатичной дамы со строгим выражением лица. Будут и другие моменты, когда, позавтракав, ребенок охотно брался за карандаш и вдохновенно творил. В такие минуты я выглядела на портрете молодой и симпатичной.
Много очаровательных моментов подарила мне жизнь, пока подрастали дети.
Помню очередной праздник моего Рождения. Будничный рабочий день. Отзвучали поздравления сослуживцев. За окном уже ночь. Спешно набрасываю на плечи шубку и спешу к своим крохам. Как они? – каждодневная тревога, моя верная спутница. В метро уже не так многолюдно. Спешу по заснеженной улице от метро к дому. Все мысли о детях. Вот и родной подъезд. Лифт не спеша поднимает меня на четвертый этаж. Звоню. За дверью тишина. Не слышно детских спешащих шагов. Я в тревоге открываю дверь своим ключом и вхожу в заполненную сумраком прихожую. Сердце замирает. И вдруг во всей квартире вспыхивает свет и ко мне с радостными криками бросаются мои феи – два маленьких ангелочка. Настюше тогда было одиннадцать, Анютке три. Помогают раздеться и торжественно ведут на кухню. А там, в центре стола, на белоснежной скатерти на большом белом блюде красуется бежево-золотистый с румяной корочкой пирог в виде сердца. Пирог забыли проткнуть. Тесто вздулось, и от этого сердце обрело объем. Рядом бутылка шампанского, купленная мной по случаю, и три фужера.
Разве можно забыть эти чудесные мгновения.
Память вытягивает из глубины еще один праздник, заполненный теплом и радостью.
Анютке уже девять.
– Мама, у меня для тебя подарок. – Ребенок садится к инструменту. На пюпитр ложится лист нотной бумаги, исписанный детской рукой. – Я поздравляю тебя с Днем рождения! – звучат первые аккорды. И мое маленькое солнышко поет мне гимн под собственный аккомпанемент: «С Днем рожденья тебя…»
– А эту песню я сочинила для тебя!
Мне очень жаль, что сохранились только ноты. Слова этой песни я так и не нашла. И стихи, что писала моя младшая дочь, затерялись где-то в суете стремительно бегущего времени. Очень жаль!


Глава девятая

Где любят нас – лишь там очаг родимый


Вселенная обретает смысл лишь в том случае,
если нам есть с кем поделиться нашими чувствами.
Пауло Коэльо


– Пора обедать. Стол уже накрыт. – В детскую спальню заглянула Надежда.
– Посмотри, как рисует твой сынишка! – Я протягиваю ей альбом Сергея.
Надежда присаживается на край детской кроватки, тщательно вытерев руки о фартук, бережно берет протянутый ей альбом и не спеша, вглядываясь в каждый рисунок, перелистывает страницы.
– Какой умница! Подозреваю, Сережа либо учился в художественной школе, либо занимался с частным преподавателем.
– Обрати внимание, в его рисунках встречаются лица, искаженные гневом. Возможно, результат того, что пришлось малышу пережить.
– В любом случае талант надо развивать.
– Кто спорит?
Мы, аккуратно положив альбом и тетрадки на место, осторожно, будто подсмотрев чужую тайну и боясь в этом признаться, выходим из детской. Спускаемся на первый этаж и молча шагаем в столовую. Рисунки Сергея не оставляют меня в покое – их образы стоят перед глазами.
А тем временем, благодаря помощи моего суженого, Владимир приобрел участок земли рядом с нами, куда была включена территория бывшего пустыря, и началось строительство дома.
Муж был всецело занят работой в своей музыкальной школе и частными уроками. Владимира поглотила стройка. Тошка неотрывно следовал за ним, иногда шагая рядом, иногда уютно устроившись под мышкой Владимира. Надежда занималась, как всегда, домашними делами, а в мои обязанности теперь входило сопровождать Сергея в школу. Аленка время от времени путешествовала со мной. В такие дни, пока Сергей занимался, мы с ней успевали сходить в музей или на выставку либо просто погулять по городу. Но чаще она оставалась дома под присмотром Надежды. Так, незаметно для нас, дни летели за днями, один похож на другой. Приближалось лето.
Неожиданно по музыкальной школе поползли слухи о том, что бедолага-сторож влюблен. А предметом его симпатии является буфетчица Татьяна Васильевна. Немолодая, но веселая и общительная женщина. Она отличалась беззлобным, но в меру властным характером. Казалось, улыбка никогда не покидала ее приветливого лица. Смеющийся взгляд обезоруживал самого воинственного драчуна.
Учителя стали замечать на стойке буфета небольшие букетики: из распустившихся веточек либо срезанных на клумбе цветов. Кто-то из учителей вздумал протестовать: «…разве можно срывать цветы на школьной клумбе – какой пример он подает ученикам? Наша задача – воспитывать в ребятах уважение к окружающему пространству, а тут….» – но его быстро успокоили. Сторожа было не узнать. Каждый день щеголял в чистых, хорошо отглаженных рубашках. Вечерами, когда ученики и преподаватели покидали школу, он охотно намывал полы и столики в буфете.
Приближались экзамены. Заполненное суетой повседневных хлопот время стремительно мчалось вперед.
Неожиданно влюбленные объявили о своей помолвке. Мы получили приглашение на свадьбу. Она должна была состояться на следующей неделе после выпускного бала.
И вот наступил этот долгожданный для влюбленных день. На территории школы с утра царит оживление. Преподаватели празднично одеты: мужчины в строгих костюмах, женщины в длинных торжественных платьях. Все в приподнятом настроении, шутят, смеются, ждут выхода виновников торжества. Наконец двери распахиваются и на крыльцо школы выходят виновники торжества. Жених в черном костюме, под воротничком белоснежной сорочки замерла в тон костюму бабочка. Подтянутый, он выглядит моложе своих лет. Рядом – невеста в нежно-розовом платье, с небольшим букетиком из белоснежных гвоздик. Все спешат к машинам.
Дворец бракосочетания. Солнечные лучи, отражаясь в огромных зеркалах, как в счастливом детском сне, наполняют зал светом радости и восторга, придают яркость зелени листьев и беззаботно играют с хрусталем люстр и подсвечников, сверкая разноцветными брызгами.
Торжественно звучит вальс Мендельсона, исполняемый оркестром.
От волнения перехватывает дыхание.
– Дорогие новобрачные, в жизни каждого человека бывают незабываемые дни и события. Сегодня такой день у вас – день рождения вашей семьи. – Голос ведущей церемонию слегка дрогнул. Приветливая улыбка тронула губы.
Семья – это добровольный союз двух любящих сердец. И прежде чем зарегистрировать это деяние, я обязана спросить вас – является ли ваше желание вступить в брак искренним, свободным и хорошо обдуманным.
На вопрос: «Вы берете ее в жены?» – звучит уверенное «Да!». «А вы берете его в мужья?» – тихое, наполненное спокойным женским счастьем «Да».
И неожиданно для всех, в полной тишине, коснувшись щеки любимого и заглянув ему в глаза, невеста добавила: «Пусть факел нашей любви горит не угасимо, освещая нам путь и в глубокой старости нашей». Все присутствующие невольно замерли, уловив силу таинства сплетения двух судеб.
– Прошу вас, молодожены, в знак любви и верности, пожалуйста, обменяйтесь кольцами, – сердечно произнесла ведущая.
Оркестр вновь наполнил зал нескончаемо прекрасными звуками вальса, подчеркивая торжество момента.
Не спеша покидаем Дворец.
Впереди счастливую пару ждет еще один ритуал. Машины, одна за другой, направляются в сторону храма.

* *          *

Глубокой осенью, когда лес накинул на плечи пестрый плат из разноцветных листьев, строительство дома завершилось. Небольшое строение из белого кирпича среди окружающего неистовства красок. Уютно устроившись на краю леса, домик повернулся крыльцом к нашему молодому саду. Конек крыши, по прихоти Владимира, венчал флюгер в виде плоского петушка. Окна всех пяти комнат украшали резные наличники. Под окнами силами ребят во главе с Надеждой поселились маленькие яблоньки. Три просторные спальни, прекрасная светлая гостиная в три окна, кухня и кладовая представляли внутреннее убранство. Осталось дом заполнить мебелью.
– Я сам соберу ее, – заявил Владимир и не спеша принялся за дело. С большой охотой ему помогали Аленка и Сергей. К концу зимы все три спальни, кухню и гостиную заполнила созданная их трудами мебель. Необычные узоры и виньетки украшали спинки кроватей, стульев, створки шкафов и дверцы кухонной мебели. Инкрустация была выполнена с большим вкусом. Увидев эту красоту, мы только развели руками. Где найти слова, чтобы выразить восхищение?!
Ранней весной устроили небольшой субботник по случаю переезда семьи Владимира и Надежды в новый дом. Радость переселения слегка омрачало наше с мужем сознание, что нарушен прежний порядок вещей. Пока мужчины и дети крепили над окнами гардины и вешали шторы, расставляли нехитрый скарб новоселов по своим местам, мы с Надеждой усердно трудились на кухне.
Праздник отмечали в тесном семейном кругу. В самый разгар застолья послышался гул приближающегося автомобиля. Было слышно, как машина время от времени возмущается, спотыкаясь о несовершенства лесной тропы.
Мы поспешили на крыльцо. Достаточно далеко от дома, забуксовав в очередной колдобине, остановился небольшой пикап. Из кабины выглянул, ругаясь, водитель. Выйдя из машины, он не спеша обошел автомобиль. Остановился, разведя в сокрушении руки, оглянулся и только тут заметил спешащих к нему Владимира и моего супруга. Совместными усилиями мужчины помогли автомобилю выбраться из ямы. Шофер распахнул дверцы своего пикапа, залез в кузов и передал в руки наших мужчин достаточно большую и, судя по всему, тяжелую коробку. С большим трудом дотащив ее до крыльца, мужчины поставили ношу на землю.
– Там еще одна. – Шофер направился к машине. Наши мужчины последовали его примеру, и вскоре у крыльца на землю опустилась другая, немного меньше первой.
– Милые новоселы, это наш подарок вам. Пусть он внесет в ваш дом уют и благополучие, – улыбнувшись, произнес супруг.
– Ура!!! – Воздух сотрясло ликование. Владимир крепко, по-мужски обнял моего супруга. Надежда, не скрывая слез, сжала мне руки. Ребятишки прыгали, ликуя и хлопая в ладошки.
Коробки внесли в дом. Распаковали. Из первой показался, отражая солнечные блики своей белоснежной поверхностью, холодильник. Долго передвигали и переставляли мебель на кухне, ища уютное место белоснежному красавцу. Во второй коробке пряталась стиральная машина. Тут же решено было подключить ее.
Пока мужчины что-то прилаживали, подгоняли в ванной комнате, мы с Надеждой и малышами принялись приводить в порядок застолье. Наконец все вернулись к столу. Пригласили шофера разделить с нами радость пиршества. Праздник продолжался. И долго еще в новом доме среди новой очаровательной мебели звучали тосты во славу будущей благополучной жизни его обитателей.
Глаза ребят сияли радостью.

* *          *

После переезда Надежды, Владимира и ребят мы с мужем остались одни в нашем огромном доме. Переходя, не торопясь, из комнаты в комнату, мы с грустью сознавали: надо что-то срочно менять в прежнем укладе нашего быта.
– Может, нам поменять планировку дома или переставить мебель? – предложил мой суженый, открывая дверь очередной комнаты.
– Давай не будем спешить, подумаем. Зимой приедут внуки.
Но долго грустить нам не пришлось. На следующий день, еще солнце не успело осветить горизонт, по дому поползли ароматы утренней сдобы. Из кухни доносились привычные звуки, а со двора в приоткрытую на ночь фрамугу утренний ветерок внес размеренную тяжелую поступь Владимира, сопровождаемую мелкой дробью Тошкиных шагов. Натянув одеяло до подбородка от царившей в комнате утренней прохлады, я лежу, с замиранием сердца прислушиваясь к доносившимся звукам и запахам.
Послышался шорох приоткрывающейся двери. В проеме показалось улыбающееся лицо моего любимого. Спешно забравшись ко мне под одеяло и прижавшись всем телом, он тихо прошептал: «Ты слышишь? Жизнь продолжается!!!»
Разбудил нас тихий стук в дверь. И привычный грубоватый голос Надежды заметил: «Пора завтракать. Все уже за столом. Ждут с нетерпением только вас».
Накинув на плечи халаты, спешно спускаемся в гостиную. Там Аленка с Сергеем, устроившись в ожидании завтрака в огромном кресле, листают книгу сказок. Надежда на кухне, как всегда, творит чудеса. Владимир помогает ей накрыть стол, расставляя в привычном порядке чашки, блюдца, масленку с куском сливочного масла, кофейник, хлебницу с ароматными ломтиками аккуратно нарезанного хлеба.
Память моментально стирает с души грусть вчерашнего переезда. Да, жизнь продолжается!!!

*          *          *

Пример Владимира оказался заразителен.
– Мы переоборудуем комнату Надежды и Владимира под сауну. – Голос мужа прозвучал решительно. – Включай компьютер. Надо посмотреть, как она должна выглядеть.
Я включила ноутбук. Долго рассматривали предложенные Интернетом образцы, не решаясь на чем-либо остановить свой выбор.
– Может, не стоит так торопиться? Давай подумаем. Комната нам еще может пригодиться. Например, непогода застанет кого-либо из гостей в нашем доме или кто-то засидится до полуночи. Всегда будет возможность остаться на ночь. Пусть это будет гостевая комната.
– Ты права. Тогда построим финскую баньку за домом, а рядом расположим бассейн.
– А почему бы и нет?

*          *          *

Решено было лето посвятить работе. Нас захватила идея строительства.
Стоило только мужу сообщить знакомым о том, что он готов все лето давать частные уроки, и тут же каждый летний день оказался расписан по часам. Разместили в Интернете фотографии мебели ручной работы Владимира, и сразу посыпались заказы. А время бежало без остановки. Мой милый целые дни был в разъездах. Владимир с Сергеем творили в своей мастерской. Мы с Аленкой постигали азбуку.
Незаметно лето осталось позади. Вслед ему пришла осень, изменив распорядок каждого из нас. А за ней с морозами и снежной круговертью нагрянула зима, вселив в нас новые идеи при подготовке к детским каникулам.
В конце декабря раскрасавица елка заняла свое привычное место в углу гостиной. Вдоль лестницы, камина и над портьерами, обрисовывая комнату, побежали друг за другом в небытие огоньки гирлянд. Как в сказке, разогнав ночную тьму, яркими огнями вспыхнул дом, деревья сада и две уже заметно повзрослевшие елочки во дворе. Утрамбовав на прежнем месте снег, мы залили каток. Пушистую лесную прелестницу украсили паутиной, сотканной из гирлянд и мишуры.
Сегодня прилетают внуки. Надежда с утра принялась греметь на кухне кастрюлями. Владимир с Аленкой и Сергеем занялись последними приготовлениями. Мы, позавтракав, поспешили к машинам.
Приехали в аэропорт часа за два до прибытия самолета. Муж купил газеты и, уютно устроившись, развернул одну из них. Я уже поднялась, чтобы привычным маршрутом осмотреть ближайшие магазинчики, как прозвучал звонок. Муж, улыбаясь, поднес к уху телефон. Неожиданно газета, выскользнув у него из рук, упала на пол. Мой милый, не замечая этого, продолжал напряженно вслушиваться в голос, доносившийся из трубки. У меня создалось впечатление, что он не может разобрать слов. Я уже собралась протянуть руку, чтобы взять из его рук телефон, но, бросив взгляд на его лицо, остановилась. Из-под кепки смотрели в никуда потемневшие, с расширенными черными зрачками глаза. Его не было со мной.
– Эльза Альбертовна, надеюсь, вы не стали звонить родителям? Как это случилось? Успокойтесь, прошу вас! Не забудьте, на вас смотрят дети, – произнес мой суженый спокойным, твердым голосом, неспешно выговаривая каждое слово. Слова его отливали металлом. Еще не понимая, что происходит, я продолжала стоять, прислушиваясь к разговору. – Вы меня слышите? Успокойтесь. Доверьте детей Нико, он уже достаточно взрослый мальчик, и обратитесь в Справочную службу. Пусть дадут объявление о его пропаже.
При этих словах внутри меня будто кто-то невидимый включил морозильник и распахнул услужливо его дверцу. Несмотря на тяжелую шубу, тело сковал холод. Я медленно присела на скамью рядом, а муж продолжал ровным голосом, чеканя каждое слово:
– Поспешите. Мне не звоните, не тратьте деньги, я звонить вам буду сам.
Меня предательски сотрясала дрожь. Пытаясь справиться с ней, я плотнее запахнула шубу. Муж набрал номер Нико.
– Перестань всхлипывать. Вытри слезы. Ты же уже почти взрослый, настоящий мужчина, и отвечаешь за ребят. Никого из них от себя не отпускай. Эльза Альбертовна уже ушла? Ждите ее. Я еще позвоню.
В тоне, каким он произнес эти слова, я уловила волнение. Муж, переложив телефон в другую руку, обнял меня, прижав к себе в надежде согреть. Но дрожь упрямо, видимо, не желая сдаваться, сотрясала все мое тело.
– Эльза Альбертовна, вы нашли Справочную службу? – выслушав ответ, попросил он. – Передайте трубку, я сам поговорю. – И, продолжая четко выговаривать слова уже на английском, произнес: – Убедительно прошу вас, дайте объявление о розыске и сообщите в полицию. Уже дали? Замечательно! Наши дальнейшие действия? Хорошо. Пожалуйста, объясните это даме у вашей стойки. Дело в том, что в зале ее ждут еще шестеро малышей. Будьте так добры, окажите ей помощь. Вы видите, в каком она состоянии. Спасибо.
Набрав номер Нико, муж продолжал общаться с детьми. А я в это время безуспешно боролась с дрожью. Время шло. Тяжелое время тревожного ожидания, наполненное до краев бессильным отчаянием.
– Нашелся? Нашелся! Ты слышишь? – Мой родной повернулся ко мне, – Наш малыш нашелся! Вы направляетесь на посадку? Хорошо. Помогай Эльзе Альбертовне. Следи за малышами. – Он продолжал, не выпуская трубки из рук, присутствовать среди детей. – Все, отключили телефон, значит, взлетели. Будем ждать. – Муж откинулся на спинку скамьи.
– Что произошло? – Дрожь не спеша позволила мне расслабиться. Я, слегка отстранившись, взглянула на мужа. Лицо его было спокойно. Взгляд привычно потеплел. Но виски… Из-под кепки выглядывали посеребренные сединой волосы. Я осторожно протянула руку и сняла с его головы шапку. Что произошло с его густой шевелюрой?! Будто серебром запорошило голову моему родному.
– Я сейчас, – взглянув на меня, произнес мой суженый, – посиди, я сейчас приду.
Он поднялся, взял из моих рук свою кепку. Привычным жестом надел и куда-то спешно ушел. Не прошло и десяти минут, вернулся, держа в руках упаковку таблеток.
– Возьми, – он достал одну и протянул ее мне, – это валидол.
– Но, ты же знаешь, я не люблю лекарства. – Я попыталась отстранить его руку. Но не тут-то было. Пришлось уступить.
Муж, присев рядом, достал вторую и последовал моему примеру. Потом нагнулся, поднял оброненную газету и неожиданно предложил:
– Ребятам лететь час с небольшим, не хочешь ли составить мне компанию? Прогуляемся по магазинам?
В надежде окончательно избавиться от тяжести в груди, я согласилась. Не спеша мы отправились в путь. – Так что же произошло?
– Нико отлучился в туалет. Наш шестилетний внук увязался за ним. Эльза Альбертовна, не предупредив Нико, отпустила малыша вдогонку старшему. А когда Нико вернулся, выяснилось, что малыш потерялся.
– И где же его нашли?
– В следующем зале. Сидел на скамейке и плакал. Хорошо еще, что далеко не ушел.
– Да, хорошо. – Руки вновь похолодели. Я зябко повела плечами и поплотнее запахнулась в шубу. Мое движение не прошло незамеченным, муж взял меня под руку и тихо предложил:
– Может, нам вернуться?
– Нет, не тревожься, мне уже лучше. – Я погладила его по руке.
Пройдясь по магазинам, зашли в кафе. Заказали боржоми. Есть не хотелось.
Наконец мы услышали заветное объявление:
«Произвел посадку самолет, прибывший рейсом Air France…»
Мы поспешили к указанному терминалу. Вот показались первые пассажиры. Мы с нетерпением ждем. И наконец они – родные лица.
– Простите, что так получилось. – Голос Эльзы Альбертовны осекся, глаза наполнились слезами.
– Что уж теперь судить об этом. Рад вас видеть. –Муж протянул ей руку.
– Хорошо, что хорошо кончается, – я кивнула ей, соглашаясь с мужем.
– Дедушка, у тебя седина. – Шестилетний малыш, сидя на руках у деда, обхватил его голову руками и прижался к нему щекой.
– Да, – грустно улыбнулся муж и еще крепче прижал малыша к груди.
Проводив в обратную дорогу Эльзу Альбертовну, мы дружной стайкой направились к машинам.
Муж усадил малыша рядом с собой на сиденье, тщательно пристегнул ремень безопасности и только после этого сел за руль. Ребятишки, щебеча, заполнили машины.
– Бабушка, позволь мне заменить тебя. Ты что-то очень бледная сегодня. Плохо себя чувствуешь? Если не очень доверяешь, садись рядом.
Я согласилась. Нико привычным движением включил зажигание. Машина плавно тронулась с места.
Откинувшись на сиденье, наблюдаю, как спешат навстречу машине леса, окаймляющие шоссе.

*          *          *

Жаркий летний полдень. Запланированное еще год назад строительство развернулось полным ходом. С раннего утра до глубоких сумерек чужая речь, крики, звук пилы и молотка… Пишу и невольно прислушиваюсь к происходящему за окном.
Почему-то вспомнилось детство. Всплыло в памяти калейдоскопом воспоминаний…



Глава десятая

Россыпи воспоминаний

В вечерний час тепло во мраке леса,
И в теплых водах меркнет свет зари.
Пади во мрак зеленого навеса –
И, приютясь, замри.
А ранним утром, белым и росистым,
Взмахни крылом, среди листвы шурша,
И растворись, исчезни в небе чистом –
Вернись на Родину, душа!
Иван Бунин

Мне восемь. Маленькая школьница в уютной московской квартирке, сидя за столом, аккуратно вывожу в тетрадке букву за буквой. Рядом дедушка шелестит разворотом огромных страниц – читает газету. Ждем, когда бабуля позовет нас к столу.
У окна, играя воздушными пузырями, тихо урчит аквариум. За моей спиной, заслонив собой стену, стоит внушительных размеров шкаф.
В зеркале его створок, как продолжение, отражается вся комната. Слева, кокетливо накинув на огромные воздушные подушки тонкий тюль, расположилась кровать. В воздухе витает еле уловимый аромат духов «Красная Москва».
– Пора обедать. – В комнату заглянула бабушка – привлекательная женщина невысокого роста, с аккуратно уложенными волосами. Домашнее опрятное платье выгодно подчеркивает легкую полноту ее фигурки.
Мы дружно поднимаемся и устремляемся на кухню. Несмотря на затяжную болезнь, дед держится молодцом. Воля к жизни сильна, как и стремление победить… Настоящий военный! Коротко стриженные волосы убраны назад. Добрый смеющийся взгляд.
– Постарайся сегодня выучить все уроки, а завтра поедем в зоопарк. – Дед, перед тем как сесть за стол, подходит к окну. – Судя по всему, завтра будет солнечный день.
– В зоопарк? Ура-а! – Я принимаюсь с аппетитом поглощать бабушкин борщ.
Следующий день выдался как на заказ. Солнце, слоны, жирафы, воздушные шарики, мороженое, «Детский мир»!!! Возвращаемся, когда солнышко последними лучами раскрасило небосвод, уставшие, но довольные.

* *          *

Январь. Радостное известие! Мама и папа летят к нам, в Москву. Жду с замиранием сердца. Уже год, как я живу у деда. Привыкла. Перестала скучать. И вдруг телеграмма! Ярким лучом воспоминаний рванула сознание. С нетерпением считаю часы.
Поздний вечер, но мы не ложимся – ждем. В комнате накрыт стол. За окном в сумерках лениво падает снег. И вот долгожданный звонок в дверь. Все спешим в прихожую. Бабушка торопливо распахивает дверь. На пороге очаровательная пара. Он – высокий, стройный, и рядом она, красавица, в маленькой шляпке с короткой вуалью и облегающем стройную фигурку пальто. Милые, родные лица.
– Мама, папа! – Я кидаюсь им навстречу.

* *          *

Февраль. Сижу за столом. Передо мной лист, вырванный из школьной тетрадки. Старательно вывожу букву за буквой. Насколько хватает фантазии, стараюсь в красках рассказать маме, как я скучаю без нее.
Не прошло и двух недель – я вернулась на Сахалин, в свой родной Томари, к родителям и сестрам.

* *          *

Мне одиннадцать лет. Ялта. Пансионат. Лето в самом разгаре.
Жаркий полдень неожиданно разразился проливным дождем. Взявшись за руки, сбросив сандалии, шагаем с мамой по лужам. Шагаем по безлюдному широкому проспекту. Только мы и упругие теплые струи дождя. А вокруг никого в целой вселенной.
– Мама, ты говорила – папа сейчас в Симферополе. Это далеко?
– Нет, часа два на автобусе вон по той дороге, что огибает гору. – Мама протягивает руку вперед.
Вот и пансионат. Поднимаемся в свой номер.
Комната рассчитана на четверых. Кроме нас в комнате еще одна мама и ее дочь. На мой взгляд, девочка – страшная задира. Видимо, я раздражаю ее. Равнодушно пройти мимо меня мой мучитель не может. При любом удобном случае старается дернуть за косичку или толкнуть. Я отмалчиваюсь. Но однажды терпение мое истощилось…
Раннее утро. Все еще спят. Я осторожно, стараясь не скрипеть, сползаю с кровати, набрасываю сарафанчик и, прихватив графин и расческу, направляюсь в комнату для дам. В коридоре никого. Так тихо, что слышно, как в раковину капает вода. Не спеша, наслаждаясь одиночеством, привожу себя в порядок. Осталось только набрать воды в графин. Включаю кран и наблюдаю увлеченно, как вода, журча прозрачной струйкой, спешит заполнить емкость. В этот момент дверь распахивается – на пороге мой мучитель в детском обличье. Увидев меня, девочка подбегает к рядом расположенной раковине и, включив кран, со злой улыбкой направляет ледяную струю воды в мою сторону. Тут происходит то, что она и предположить не могла. Я не спеша выключаю кран. Беру в руки заполненный до краев графин и опрокидываю его над головой моего тирана. От неожиданности тиран оторопело застывает на минутку, а затем, разразившись громким ревом, оставляя водяную дорожку за собой, бежит к своей маме.
Наполнив повторно графин, я возвращаюсь в комнату. Мама уже встала. Моего мучителя успели переодеть во все сухое. Мое появление на пороге комнаты вызывает всеобщий интерес. Все взоры устремлены на меня.
– Как ты объяснишь то, что произошло?
– Пусть не пристает. – Я, насупившись, опустила голову.
Тиран вновь начинает жалобно всхлипывать. Мама подходит и наотмашь бьет меня по щеке. Теперь я, от неожиданности, на минутку замираю на месте, а затем, хлопнув дверью, бегу к своей любимой скамейке в глубь сада, что окружает пансионат. Обида сдавила горло. Хочется плакать. Непрошеные слезы наворачиваются на глаза. «Не вернусь туда!» – бьется в голове. И тут, как спасение, приходит мысль: «Папа, Симферополь».
Не раздумывая, я направляюсь к выходу. Выбегаю на улицу и спешу в сторону дороги, что ведет в Симферополь. Добежав до автобусной остановки, стою и наблюдаю, как пассажиры, предъявив билеты, проходят в салон и рассаживаются каждый на свое место. Понимаю:
мне не сесть. Тогда приходит решение – пойду пешком.
Дорога из Ялты на Симферополь живописна. Огибая гору, мчится вперед, окруженная с одной стороны крутым склоном, уходящим в поднебесье, с другой – не менее крутым спуском. Кусты белоснежных чайных роз наполняют воздух удивительным ароматом. Иду спеша, понимаю: это на автобусе часа два – пешком гораздо дольше. Надо успеть попасть в город засветло. О том, смогу ли найти папу, я, подгоняемая обидой, не задумываюсь. Уверена: найду. Незаметно время перевалило за полдень. Жара не торопясь отступает. Дорога пустынна. Только изредка, либо навстречу, либо обгоняя меня, спешат куда-то машины.
Начинаю ощущать усталость. Хочется есть. С утра во рту ни крошки. В очередной раз слышу за спиной приглушенное урчание мотора. Не спеша отхожу на обочину, чтобы пропустить транспорт. Из-за поворота выезжает автобус. Проезжает мимо и останавливается чуть впереди. Дверца распахивается, и шофер, выглянув, зазывно машет мне рукой. Спешно откликаюсь на зов.
– Ты куда идешь? – удивленно смотрит на меня пожилой мужчина в кепке. И не только он. Автобус переполнен. Все с любопытством прильнули к стеклу.
– К папе.
– Почему одна, где мама и почему пешком?
– Я потеряла деньги и не смогла купить билет. И вовсе не одна, в Симферополе меня встретит папа, – вру, бесстыдно глядя в глаза шоферу.
– Понятно. Садись. Негоже одной разгуливать по трассе.
Я охотно забираюсь в салон.
Прибыли в Симферополь, когда солнце ушло за горизонт. Автобус, высадив меня, отправился дальше, а я, неожиданно осознав, что найти папу не так-то просто, растерялась. Заметив впереди группу женщин с ведрами у колонки, направилась к ним.
– Девочка, ты кого-то ищешь?
– Я приехала к папе и заблудилась.
– Идем со мной. – Одна из них, взяв в одну руку наполненное водой ведро, другую протянула мне. – Сегодня уже поздно искать, а завтра с утра мы обязательно его найдем.
Я, воодушевленная ее обещанием, решительно взяла ее за руку.
Сердобольная женщина жила с мамой. Старушка очень удивилась, увидев меня, но возражать не стала. Меня покормили и уложили спать. Отчетливо помню над кроватью ковер с тремя кувыркающимися мишками и слегка удушливый запах перины. Проснулась ночью и замерла от страха, почувствовав спиной, что рядом, обняв меня, лежит кто-то. Осторожно высвободившись из чужих объятий, повернулась, чтобы рассмотреть, кто же это.
В ореоле своих рыжих волос, светло улыбаясь во сне, рядом спала мама.
Я, переполненная радостью, осторожно, стараясь не разбудить ее, уткнулась в подушку и уснула, на этот раз спокойным, крепким сном.

* *          *

Известие, что папа умер, пришло неожиданно. Последствия стерты из памяти.

* *          *

Мне восемнадцать лет. Выходной. Не спеша привожу комнату в порядок. Входит мама.

– Кто тебе сказал, что папа тебе не родной? Кто рассказал, что он удочерил тебя, когда тебе едва исполнилось три, бабушка?
Я от неожиданности остановилась, не в силах осознать услышанное.
– Папа мне не родной?
– Так ты этого не знала?
– Я впервые об этом слышу…
Мама, смутившись, молча вышла из комнаты.
Мы больше не касались этой темы. Что руководило мамой в тот момент – до сих пор для меня загадка. Ничто не предвещало такого разговора. Может быть, она давно хотела об этом сказать, но не знала – как?
Так неожиданно, в один миг, человек, баловавший меня, нянчившийся со мной, увлеченно фотографирующий меня в больших количествах, будто спеша запечатлеть каждый миг моей жизни для вечности, оказался чужим мне человеком. А значит, и дедушка, увлеченно возившийся со мной, ласкавший меня не только своим вниманием и заботой, но и своей сердечной добротой, до конца своих дней расспрашивающий в своих письмах маму обо мне, оказался по ту сторону родной крови.
Я внутренне не могла согласиться с этим. Ощущение ущербности неожиданно ворвалось в мою жизнь, оставив в душе растерянность и смятение.
Но как бы там ни было – светлая вам всем память.


Глава одиннадцатая

О счастье мы всегда лишь вспоминаем, а счастье всюду…

Сегодня у нас праздник – закончено строительство бани и прилегающего к ней небольшого бассейна. Деревянная красавица, сложенная из бревен, заполняет округу ароматом смолы и свежесрубленного дерева. Внутреннее убранство: две скамьи, печь и необходимые в таких случаях принадлежности. Прилегающий к ней, открытый солнцу и ветрам бассейн выложен разноцветной плиткой. Вода в нем прозрачна и до голубизны чиста. Яркое солнышко в этот жаркий день играет бликами на ее зеркальной поверхности.
Приехавшие недавно внуки, а также Аленка и Сергей в купальниках и шортах с нетерпением пережидают торжественную часть столь знаменательного события. Горячий воздух летнего дня плотным кольцом окружил нашу небольшую группу. А чуть в стороне неугомонно шумит лес.
Установленный под открытым небом стол трепещет краями белоснежной скатерти. Шампанское для взрослых, минеральная вода для ребятишек, бутерброды, конфеты, пирожные зазывно приглашают к столу. Но малышам не до застолья. Переминаясь с ноги на ногу, ждут с нетерпением, когда муж разрежет ленточку, символически приглашая к радостям жизни. Наконец – «Ура-а-а-а!»: ленточка разрезана, и ребятишки гурьбой летят в разогретую солнцем воду. Только брызги и звонкие детские голоса, жаркое солнце и легкий летний ветерок!
Муж с бокалом шампанского стоит и наблюдает это торжество. Улыбка счастья освещает его лицо. А ветер ласково играет с теперь уже посеребренной копной его волос. Надежда, спохватившись, поспешила за пляжными полотенцами для ребятишек. Владимир, тоже улыбаясь, стоит рядом с моим милым и что-то тихо говорит ему. Я со стороны наблюдаю этот праздник жизни. Шампанское слегка кружит голову. Детские голоса заполняют душу радостью и покоем.
А вечером, когда малыши, накупавшись вволю, угомонились, пришло время водного блаженства для взрослых. Уложив ребятишек, мы включили небольшие прожекторы, установленные под навесом баньки. Мир преобразился. Сказка распахнула свои двери. Лес, заполненный сумраком ночи, плотной стеной приблизился к бассейну. Ароматы его и ночные шорохи будоражат сознание. Вода в бассейне приобрела глубину загадочной неизвестности.
Решили затопить баню. Пока жар печи наполнял ее удушливым теплом, принесли настой мяты и плеснули на раскаленную поверхность. Пар, шипя, неспешно заполнил пространство. Первыми в разгоряченное царство шагнули наши мужья. Мы с Надеждой, в ожидании их, принялись накрывать на стол. Тут я вспомнила – надо отнести банные полотенца и одежду нашим любимым. Оставив Надежду творить на кухне, хватаю полотенца, пижамы и спешу к баньке. Подхожу как раз в тот момент, когда ее расписные двери распахнулись. Из вырвавшегося на волю клубящегося, в свете прожекторов, пара с торжествующими возгласами показались две мужские фигуры. Промчавшись молниеносно к бассейну, они с криками восторга бросились в воду, своим неподдельным упоением напоминая мне ребятишек. Оставив их наслаждаться жизнью, я повесила полотенца, пижамы и, стараясь быть незамеченной, спешно вернулась в столовую.
Прошло довольно много времени, наконец двери столовой распахнулись, наши суженые переступили порог. Светлые, улыбающиеся лица. Глаза светятся радостью и счастьем.
Наступила наша очередь испытать баньку.

*          *          *

Утро. В комнате сумеречно. За окном шум дождя. Сквозь шелест подающей в листву воды слышен детский смех. Показалось? Прислушиваюсь. Нет, не показалось. Ясно различаю со стороны бассейна детский смех, визг, крики, плеск воды. Накинув халат, спускаюсь вниз по лестнице. Выбегаю на крыльцо. Теплой волной бьет в лицо ветер. Мелким бисером сыплет летний дождик. Луч солнца, с трудом пробившись сквозь тучи, расцвечивает лужи. Над лесом, в поднебесье, горит разноцветная яркая радуга. Послышались шаги. Мимо крыльца спешно проходит Владимир. За ним вприпрыжку семенит Тошка.
– Поглядите-ка! – с улыбкой говорит Владимир. – Ну, проказники! Сорванцы! Вздумали в дождь купаться, будто солнечных дней им мало!
Я возвращаюсь в дом и прохожу в гостиную. Присаживаюсь на край кресла. Жду. С охапкой махровых полотенец вбегает Надежда.
– Пожалуйста, отнеси их в спальню и приготовь сухую одежду, а я встречу детей здесь.
– По какому случаю весь этот переполох? – Из своей спальни показался мой суженый, отдохнувший, помолодевший лет на десять.
Тут в гостиную гурьбой вваливается детская ватага во главе с Владимиром. Малыши шмыгают носами. Стоят, переминаясь с ноги на ногу, босиком, оставляя на полу сырые отпечатки. На влажной коже ребятишек блестят бусинками капли дождя. В глазах озорной огонек.
– Срочно принимаем душ и переодеваемся во все сухое.
Долго упрашивать малышей не пришлось. Кинулись наперегонки вверх по лестнице. Мы с Владимиром спешим следом. Из ванной комнаты ребятишки, укутанные в махровые полотенца, разбредаются по спальням.
Спустя полчаса, приведя себя в порядок, шагаем в столовую. А там нас уже ждет молочная манная каша со сливочным маслом и столовой ложкой меда да огромный сладкий пирог с вишней к чаю.
Мелкий бисерный дождик продолжает шлепать за окном по лужам и траве.
– А у нас сегодня по программе – кино, – лукаво объявляет муж.
– Ура-а-а-а!!!!
Берем в руки зонтики и спускаемся в гараж к машинам…

* *          *

Вернулось сознание. Где-то совсем рядом тихо и монотонно попискивает техника. Чувствую, как тепло и нежно солнышко своим лучом прикоснулось к моему лицу. Пахнет лекарством и свежестью.
Открываю глаза. По потолку гуляют тени широких листьев клена, растущего за окном. В распахнутое окно ветерок доносит слегка горький аромат больничного сада. Пытаюсь приподняться, но тело неподвластно мне. Обвожу взглядом близлежащее пространство и замечаю у кровати сидящего на стуле мужа. Его красивые руки с тонкими сильными пальцами покоятся на коленях. Голова, отяжеленная сном, склонилась к груди. Тихое мерное дыхание говорит о том, что он спит. Перевожу взгляд на потолок и наблюдаю танец теней. Пытаюсь вспомнить, почему я в этой палате, почему непослушное тело налито свинцом…
Незаметно опять погружаюсь в сон, возвращаясь к своим кошмарам. Вновь бегу, стараясь убежать от яркого слепящего света, бьющего прямо в глаза. Силюсь звать на помощь, но не хватает дыхания, и от этого голос мой слаб и еле слышен. Я в ужасе. Кажется, еще немного – и я задохнусь. Но тут неожиданно приходит спасение. Сознание вновь возвращает меня к жизни, оставив кошмар в забытьи. Не открывая глаз, переживаю облегчение. Отдыхаю, будто позади неимоверно длинный путь. Ощущаю, как чья-то рука ласково гладит меня по голове, а голос мужа тихо шепчет: «Я с тобой. Не бойся, я с тобой. Ты же знаешь, я всегда буду рядом».
– Не отпускай меня. Мне там страшно, – прилагая неимоверное усилие, еле слышно произношу я. Голос – не мой. Низкий, хриплый.
– Я с тобой. Помни, я с тобой, – твердит мой суженый, продолжая нежно гладить меня по голове.

* *          *

Возвращаюсь из небытия в этот грешный мир. Опять спокойно и мерно тоненьким писком где-то совсем рядом напоминает о себе техника. Прежде чем открыть глаза, прислушиваюсь, пытаясь угадать, есть кто-то рядом или нет. Да, ощущаю: кто-то рядом. Медленно открываю глаза и вздрагиваю от неожиданности, встретив беспокойный взгляд наклонившегося надо мной мужа.
– Все хорошо, все хорошо, не волнуйся, идем на поправку, – произносит он почему-то шепотом. Родное лицо осунулось, обросло уже заметной щетиной, что на него совсем не похоже. Тревожный взгляд воспаленных глаз неотрывно следит за мной. – Как ты? Я сейчас дам тебе попить. Представляю, как тебе хочется…
«А он неплохо смотрится в белом халате», – отмечаю я про себя, наблюдая, как суженый наливает в чашку клюквенный морс. Не спеша подносит к моим губам чайную ложку. Сладкая влага приятно освежает рот.
– Еще одну ложечку. Спешить нам некуда, – все также шепотом приговаривает он, будто колдует.
Я облизываю пересохшие губы и легко вздыхаю. Чувствую, как тело возвращается к жизни.
– Пожалуйста, помоги мне приподняться. – Я не узнаю свой голос. Впечатление, будто пересохло не только во рту, но и связкам моим не хватает влаги.
– Сейчас, сейчас. – Он наклоняется над кроватью. Что-то щелкает, голова и плечи медленно слегка приподнимаются вместе с подушкой. – Так тебе удобно?
– Да, спасибо.
Осматриваюсь. За окном ночь. Комната заполнена спокойным светом ночников и настольной лампы. Похоже, что я нахожусь в реанимации. Голову и запястья, будто спрут, нежно держат в своих объятиях провода.
А тут еще и капельница, старая подруга по роддому.
– Что привело меня сюда? Я ничего не помню.
– Ты попала в аварию. Но не волнуйся, прошу, все уже позади. – Тревожный взгляд согревает меня своей заботой, а в это время память медленно возвращает меня в ужасный миг, столько раз пережитый мной в кошмарном сне. Ослепляющий свет неимоверно быстро приближающихся встречных фар в ночи. Резкий поворот руля влево… И это все.
– Сколько времени я уже здесь?
– Пошел второй месяц.
– Как дома? Дети, внуки знают?
– Да, дочери недавно ушли. Целый день провели в клинике. Мы беспокоились, как ты переживешь кризис. Хочешь еще морс? Он освежает.
– Да, пожалуй. – Голос стал возвращаться ко мне. Мой любимый открыл термос, наполнил стакан и поднес к моим губам. Я с трудом подняла руку и попыталась взять стакан, но не тут-то было. Муж, не выпуская стакан из рук, помог справиться с одолевающей меня слабостью. Так сообща мы победили.
– Поезжай домой. Уже поздно. Тебе необходимо отдохнуть. Мне значительно лучше. – Говоря это, я внутренне не была с собой согласна. Страх одиночества стоял в изголовье, с нетерпением дожидаясь своего часа.
– Нет, нет, ты не волнуйся за меня. Я прекрасно выспался днем. Мне хочется побыть рядом с тобой, пока нам никто не мешает. – Сочиняя на ходу небылицы о том, как ему хорошо, мое солнышко, пряча взгляд, стал поправлять у меня в ногах одеяло. Мой эгоизм восторжествовал, обливаясь радостью, а горемыке страху ничего не осталось, как покинуть нас.
– Хорошо, – нарочито сокрушенно согласилась я.
Муж поднял голову и внимательно посмотрел на меня.
– Да, я согласна, прозвучало фальшиво, – теперь пришла моя очередь отвести стыдливо взгляд, – но и ты хорош.
И тут муж расхохотался. Он хохотал громко, заразительно, как может смеяться только жизнерадостный счастливый человек. Вслед ему засмеялась я. Правда, не так громко и не так заразительно.
В дверях палаты показалась медсестра. Она с удивлением взглянула на меня, на мужа, задержала взгляд на приборах над моей головой. Улыбнулась и, приложив палец к губам, – пожалуйста, тише! – вышла из палаты. Муж зажал себе рот рукой, устремив на меня лукаво-испуганный взгляд.
– Приляг рядом. Смотри, какая широкая кровать.
Нам тут обоим хватит места.
– Да? Ты думаешь?
– Мне так тебя не хватало все это время.
– И мне. – Запахнув белый халат, мой любимый осторожно прилег рядом на одеяло. Вскоре его ровное дыхание дало мне понять, что он крепко спит. А я еще долго лежала на спине, глядя в потолок. Видимо, хорошо выспалась, пока путешествовала в своем забытьи по кошмарам сна.

* *          *

Сегодня день моей выписки. Муж появился в больнице еще до обхода врачей и заметно волновался, дожидаясь, когда меня отпустят. В полдень я попрощалась с врачами и санитарками. Мы вышли на крыльцо клиники.
Холодное по-осеннему солнышко ярко освещало двор. Птичий радостный щебет заполнял окрестности.
– Не спеши, постой тут. Я сейчас подгоню машину к крыльцу. – Муж спешно направился к автомобилю. Подогнав, помог мне сесть, и мы тронулись в путь.
Темной лентой стелется под колеса автомобиля шоссе, окаймленное белоствольным лесом.
– Где это случилось?
– Теперь это уже не важно. Не тревожь память.
– А что случилось с тем, кто ехал мне навстречу?
– Его уже нет в этом мире. Постарайся не думать об этом.
– Куда же я направлялась так поздно? Я помню, было темно…
– Ты возвращалась домой. К счастью, я ехал следом…
– Мне повезло в жизни. Если бы не было тебя рядом, я не смотрела бы сейчас в небо, не любовалась бы березами. – Я нежно касаюсь его руки. – Спасибо.
– Если бы ты решила уйти совсем, я бы пошел за тобой, нам не жить друг без друга. Помнишь, как в той сказке: и жили они долго и счастливо, и умерли в один день. – Мой родной взглянул на меня и улыбнулся мягко, тепло, как может улыбаться только он.
Проезжая мимо нашего молодого сада, я залюбовалась небольшим белым домиком с резными ставнями и флюгером на крыше, что виднелся сквозь почти голые, трепещущие на промозглом осеннем ветру ветви. А в это время впереди из-за поворота не спеша выплывало родное крыльцо, значительно повзрослевшие елочки, растущие посреди двора, милый сердцу дом и огибающий его плотной стеной сад. Не успели мы еще припарковать машину, а навстречу нам уже спешили Надежда, мои милые дочери, Владимир с Тошкой на руках, Аленка и Сергей.
«Какое же счастье – возвращение домой!» – мелькает в голове.

* *          *

Лежу. Мой милый решительно настоял на том, что мне еще необходим постельный режим. А я и не возражаю. За окном пасмурно. Рядом с кроватью на ковре устроились Аленка и Сергей. Надежда расположилась в кресле, читает нам сказки. Ребята увлеченно рисуют. В приоткрытую фрамугу окна доносятся скрежет металлических листов и щелканье замков. Это Владимир с рабочими закрывают на зиму бассейн. Муж сегодня поднялся рано, спешно позавтракал и умчался в свою школу. Лежу, натянув одеяло до подбородка. Смотрю в потолок, слушаю. Незаметно слова Надежды, как словесная вязь, сливаются в одну линию. Я засыпаю.
Разбудил меня громкий заливистый лай Тошки.
– Ребята, ребята, скорее сюда! Хотите взглянуть на лисенка? – Голос Владимира звучит взволнованно. Аленка и Сергей помчались на зов. Надежда захлопнула книгу. Покачала сокрушенно головой и тоже, любопытства ради, отправилась вслед за малышами. Было слышно, как ребята спешат, возбужденно обсуждая происходящее. Вот они остановились у меня под окном и тихими голосами переговариваются с Владимиром. Слов разобрать не могу. Вскоре в музыку событий вплетается поскрипывание шагов Надежды. Я не выдерживаю и, накинув халат, подхожу к окну.
На улице пасмурно. Небо бороздят клубящиеся с темно-серым отливом тучи. Напротив окна, чуть поодаль, среди стволов многовековой дубравы я ясно различаю ярко-рыжее пятно, рядом наклоненную фигуру Владимира, колдующего над этим пятном, и малышей, пытающихся, по всей видимости, помочь ему. Наблюдаю, как к ним на помощь спешит Надежда. Чуть в стороне сидит Тошка, высоко подняв голову и высунув розовый язычок. Всем видом давая понять – я герой!!! Пес даже не смотрит на суетящуюся группу людей, нарочито отвернувшись в другую сторону. Но потому, как он напряжен, я понимаю: пес держит ситуацию под контролем.
Вот Владимир выпрямляет спину и устремляется в сторону крыльца. В руках у него маленький рыжий зверек с пушистым длинным хвостом. Ребятишки шагают рядом. За ними, причитая, следует Надежда. Последним свой сторожевой пост покидает Тошка. Все направляются к крыльцу нашего дома. Я спускаюсь в гостиную как раз в тот момент, когда на пороге появляется небольшая процессия во главе с Владимиром и маленьким лисенком.
– Он сильно поранил лапку, запутавшись в проволоке. Ранку надо обработать и перебинтовать.
– Сережа, принеси аптечку.
Малыш, не раздумывая, кинулся за мазью, перекисью и бинтами.
Надежда принесла большую старую скатерть. Расстелила ее на столе. На скатерть посадили испуганного зверька. Тошка, полный достоинства, молча наблюдает со стороны за происходящим. Владимир попытался уложить лисенка на бок. Зверек несколько раз тявкнул и, вернувшись в исходное положение, стал испуганно озираться. Мы обступили его со всех сторон. С трудом справившись с виновником суеты, обработали ему раненую лапку, перебинтовали ее и уложили бедолагу в просторную, с высокими краями картонную коробку, предварительно постелив туда старую скатерть.
Я поднялась в спальню. Владимир вернулся к бассейну, завершать начатое. Надежда поспешила на кухню. И только малыши и Тошка остались наблюдать за зверьком.
Не прошло и часа, как лисенок самостоятельно избавился от бинта и начал тщательно вылизывать своим шершавым язычком саму ранку и шерстку вокруг нее. Ребята попытались наложить новый бинт, но лисенок оскалился, предупреждая, что напугало малышей, и они решили оставить его в покое.
После ужина коробка с раненым зверьком перекочевала в дом Надежды и Владимира. А спустя пару недель, когда ранка на лапке лисенка затянулась, мы приняли решение выпустить зверька. В один из солнечных дней Владимир, сопровождаемый Сергеем и Аленкой, поднял коробку и направился в лес, предусмотрительно заперев протестующего Тошку. Углубившись в чащу на достаточное расстояние от дома, он поставил коробку на землю, наклонил ее, дождался, когда зверек, выбравшись из своего лазарета, встанет на землю, разрешил ребятам в последний раз погладить лисенка и громко хлопнул в ладоши. Но его замысел не совсем удался. Вместо того чтобы испугаться и кинуться наутек, лисенок обернулся на хлопок, почесал задней лапкой за ухом, как бы давая понять – стоит ли так шуметь? – и медленно, принюхиваясь, стал кругами изучать местность. Ребята во главе с Владимиром замерли, наблюдая за ним. Покружив немного вокруг них, лисенок пошагал к зарослям мать-и-мачехи и скрылся из виду. Долго еще стояли Владимир и ребята в надежде, что зверек вернется. Время шло, а его не было. С грустью возвращались они домой. На глазах ребятишек засверкали слезы.
– Не плачьте, он дикий зверь. Это вам не Тошка. Только собаки и кошки научились ладить с людьми и делить с ними кров. Лис – свободолюбивое существо, дикое. Ему нужна свобода. Он привык быть независимым. Жить в норе. И потомство свое будет воспитывать в любви к воле. Так уж заведено в природе. Давайте же пожелаем ему долгих и спокойных лет жизни.
Ребята потерли глазки кулачками, смахнув слезинки, утерли носики тыльной стороной ладошек и согласились. Вернулись домой в полном молчании. На вопрос Надежды: «Ушел?» – грустно закивали, внутренне простившись с ним.
Но, ко всеобщему удивлению, лисенок, нагулявшись вволю, вернулся и вновь запросился в свою коробку. Пришлось Владимиру срочно мастерить будку для него. Ее установили под навесом крыльца. Ребята застелили дно будки большим слоем свежескошенной травы и предложили лисенку перебраться в новые апартаменты. На что он согласился с большой неохотой.
Но на этом история с лисенком не закончилась. Ко всеобщему удивлению, в новый домик перебрался и Тошка. Теперь они стали неразлучны, вместе спали, уткнувшись носами друг в друга, ели из одной миски, вместе познавали окрестности.

* *          *

Ко мне потихоньку возвращалось здоровье. А так как спешить мне было некуда, я целыми днями бродила по окрестностям. Иногда меня сопровождала Надежда, заводя длинные разговоры «за жизнь». В эти часы мне хорошо думалось под ее своеобразный говорок. Иногда компанию мне составляли ребятишки, радуя своей непосредственностью. Возобновили мы с мужем и прогулки в вечерний час в нашей любимой аллее.
После долгого перерыва вернулось время музыкальных вечеров.
Как-то за ужином муж сообщил нам, что в ближайший четверг мы ждем гостей на музыкальный вечер. Наша жизнь возвращалась в привычное русло. И это радовало.

* *          *

За зимой пришла весна. Все чаще солнышко выглядывало из-за туч, согревая землю своими лучами. Снег незаметно растаял. Показалась первая изумрудная травка. В лесу зацвели подснежники. Весна наполнила воздух пьянящим ароматом.
Заметно повзрослевший лисенок и Тошка стали часами пропадать в лесу. Иногда, убегая с утра, возвращались только к вечеру. Прибегали голодные, а плотно поужинав, спешили в свои апартаменты. С утра опять исчезали в лесу. Владимир первые дни их отсутствия очень нервничал, потом привык.
Но однажды Тошка вернулся из лесу один. Эту новость принесли нам ребята. Надежда подтвердила, что Тошка ужинал один, а от завтрака вообще отказался. Мы забеспокоились. Случилось это под выходной. Погода всю неделю стояла теплая. Трава к тому времени на лужайках в лесу и в саду заметно подросла. Решено было пойти на поиски. Тошка с нами идти отказался. Он лежал в своей будке и болезненно тосковал.

Долго мы блуждали, углубляясь все дальше в лес. Долго кричали, звали лисенка. Дети надеялись, что если лисенок попал в беду, то он обязательно узнает наши голоса и откликнется. А когда надежда отыскать его покинула нас, и мы уже решили вернуться, неожиданно увидели на опушке двух играющих лисят.
– Я вижу лисенка! Я его вижу! – Сергей первым выбежал на полянку.
Лисята, заметив нас, остановились. Один из них быстро юркнул в ближайший кустарник. Затаился в нем рыжим пятном. Второй настороженно застыл на месте. Повернув в нашу сторону свою острую мордочку, стал принюхиваться. Мы замерли, не дыша, – он ли? Рыжий красавец еще какое-то время, не меняя позы, полюбовался нами, будто стремился запомнить, и юркнул в кусты следом за первым. А мы, в полном молчании, направились в сторону дома.
Бедный Тошка еще долго тосковал по ушедшему другу. Отказывался есть, только время от времени подходил к миске с водой. Все дни напролет лежал, уткнувшись носиком в подстилку, вдыхая запах потерянного друга. Похудел неимоверно. Мы уже начали беспокоиться за его здоровье. Как бы чего не случилось.
Однажды Владимир не выдержал и, глядя на Тошку, решительно заявил: «Пора принимать меры!» Посадил щенка в ванну и попросил Надежду и ребят хорошенько вымыть его шампунем, чтобы удалить запах лисенка, а сам тем временем разобрал будку на дощечки и вместе с подстилкой сжег на костре, стерев таким образом память о прошлом. Тошку, вымытого и причесанного, уложили спать в прихожей, а с утра Владимир, как в былые времена, сунул песика под мышку и отправился в сторону нашего дома.
Так закончилась история Тошкиной дружбы с лесным зверем. И только время от времени неожиданно повернет Тошка свою лохматую головку в сторону леса или остановится, вглядываясь в густой кустарник и напряженно принюхиваясь.


Глава двенадцатая

Лучше иногда падать, чем никогда не летать

 «Ад и Рай в небесах», – утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и Рай – не круги мирозданья,
Ад и Рай – это две половинки души.
Омар Хайям

Сентябрь. Порешили на семейном совете, что необходима мне смена обстановки да свежий морской ветер.
Отправились мы с Надеждой на нашу дачу.
И вот...
Наш маленький двухэтажный домик на вершине откоса на морском берегу. Стою на веранде, опершись на перила, и наблюдаю сквозь насыщенные зеленью листья сада, как мерно и спокойно дышит океан. Яркое, но уже не столь обжигающее солнце бликами расцвечивает его поверхность. Ближе, в глубине сада, разросшиеся пышным цветом кусты роз в истоме своей заполняют тонким ароматом округу. День клонится к закату. За спиной у меня, в глубине комнат, Надежда не спеша снимает с мебели чехлы. Вот, аккуратно свернув чехлы и распахнув по пути настежь все окна, она, не торопясь, под напряженный скрип ступенек, отправилась на второй этаж.
А я, постояв еще немного, полюбовавшись милым сердцу пейзажем, отправилась вслед за Надеждой разбирать чемоданы и сумки.

* *          *

Весь следующий день наш прошел в хлопотах в саду. Подровняли косматую траву, взрыхлили землю под кустами роз и деревьями, подстригли кустарник, привели в порядок клумбы. К вечеру, с трудом разгибая спину, решили отужинать и прогуляться вдоль берега, но стоило нам только добраться до кухни, стало ясно: планы наши потерпели крушение.
Кое-как одолев стакан молока, я, засыпая на ходу, с трудом добралась до подушек. Так, незаметно для нас, пролетел первый наш день на даче.

* *          *

Звонкий, радостный звук вырвался за пределы комнаты в распахнутые окна и замер где-то вдали. Я помедлила немного, прислушиваясь, и еще раз коснулась клавиши. Такая же звонкая, переполненная восторгом нотка умчалась вдогонку первой. Мне понравилась эта игра, и, дождавшись, когда и ее голос растворится в пространстве, я уже занесла руку, чтобы отправить следом третью, но тут мое внимание привлек тихий, еле различимый тонкий свист со стороны моря. Я прислушалась. Не то свист, не то крик повторился более отчетливо. Он прозвучал восторженно и требовательно. Я выбежала на веранду и замерла у перил, вглядываясь в безбрежную синь воды. Но сквозь зелень сада трудно было что-либо рассмотреть. Тогда, не раздумывая, я отправилась на зов.
Был отлив. Набухший от воды песок быстро напоил мои тапочки студеной влагой. Они приобрели серый, даже грязный оттенок и неприятно холодили ноги. Оставив тапочки на камне, я осторожно вступила в еще не нагретую солнцем воду. Прозвучавший, как мне показалось, совсем близко требовательный голос призывно повис в воздухе. Не останавливаясь, затаив дыхание от любопытства, я осторожно шла вперед. Мокрая ткань пижамы слегка стесняла движения, но мне, трусихе, она представлялась надежным скафандром и придавала решимости.
Прошла, как мне показалось, целая вечность, пока вода не поднялась значительно выше колен. Тогда я остановилась и стала ждать. Чего ждала – и сама не знала. Возможно, надеялась, что упругое холодное тело дельфина, как в прошлом, в тот незабываемый вечер, прильнет на секунду к моим ногам… Таким образом дав понять, что прощает мое незнание нотной грамоты и даже неумение выразить свои чувства в музыке…
Я стояла и ждала, ощущая мощь окружающего меня водного пространства, в еле заметном его колебании. Тщетно. Океан молчал. Только где-то позади меня легкая волна с тихим шепотом ласкала берег.
– Вы сейчас похожи на Ассоль из сказки, только в пижаме. – Участливый голос Надежды прозвучал неожиданно.
Я вздрогнула.
– Ждете алые паруса? Только вот простужаться незачем, лучше вернуться на берег… Я забеспокоилась, когда обнаружила, что вы куда-то исчезли…
Взглянув на себя со стороны, я поняла, как нелепо выгляжу сейчас. Смутилась и, ничего не ответив Надежде, выбралась из воды. Прихватив насквозь промокшие тапочки, направилась к дому.
Надежда, вздохнув, покачала головой и зашагала следом.
Возникло ощущение, что меня застали врасплох в самый неподходящий момент, раскрыв мою великую тайну. Досада на то, что оказалась в нелепой ситуации, обида за то, что не сбылась надежда на общение, раздражение от сознания своей никчемности затмили разум.
Как во сне, не спеша я прошла на веранду, попутно сняв с полки любимый томик стихов Ахматовой, и устроилась в плетеном кресле. Но слова не доходили до сознания, раздираемого страстями.
– «Когда проблемы тянут тебя ко дну, смотри вверх», – процитировала я вслух самой себе Александра Грина. Подняла голову и стала вглядываться в небесную лазурь, в поисках ответа, но небеса молчали.
Чтобы обрести равновесие, я отложила книгу, вернулась на берег и не спеша пошла вдоль линии прибоя. Небольшие волны ласково омывали мне ноги, будто ненавязчиво приглашали включиться в игру. Влажный песок мягко принимал тяжесть моих шагов, оставляя выемки следов, которые море спешило старательно сгладить. А я шла, шла, шла, опустив голову, и наблюдала за происходящим.
Незаметно раздражение улеглось. Досада, поспешая за мной, значительно отстала и уже не догнала, а обиду, скорее всего, каплю за каплей растворило в безбрежности морской стихии.
Но почему-то неожиданно, как эхо из глубины десятилетий, всплыла в памяти давно пережитая мной история отчаяния и безысходности.

Глава тринадцатая

Слезы – это слова, которые сердце не может произнести


              К  человеку обратился ангел:
– Хочешь, я покажу тебе твою жизнь?
– Хочу, – сказал человек.
             Ангел поднял его над землей, и человек увидел всю свою жизнь
             и    две пары следов, идущих рядом.
– Кто это рядом со мной?
– Это Я сопровождаю тебя всю твою жизнь.
– А почему иногда видна только одна пара следов?
– Это самые трудные периоды твоей жизни... – говорит ангел.
– И что же, ты бросал меня в самые трудные минуты?
– Нет, я нес тебя на руках... – тихо ответил ангел.
              Пуcть ваш ангел всегда будет рядом!!!

Вот уже несколько суток моя дочурка заходится в плаче. Ни прогулки в морозную ночь под яркими холодными звездами, ни тепло стен родного дома – ничто не может успокоить мою кроху. Я угасаю от бессонницы и отчаяния, молока в груди все меньше и меньше. И только редкие минуты ее забытья дают какую-то передышку. Один и тот же детский врач неотложной помощи уже входит как к себе домой. Гадая, ставит то один, то другой диагноз, а ребенок продолжает жалобно просить о помощи.
– Ну, хоть бы словечко! Чем я могу помочь тебе, мое маленькое солнышко?
И от безысходности опять вызываю неотложку. Уже знакомые шаги от лифта до двери. Звонок. Ребенок на минутку затихает. Но только на минутку.
– Да, этот стул мне определенно не нравится. У ребенка началось обезвоживание. Срочно в больницу!
Я укутываю малышку в ватное одеяло. Набрасываю на плечи шубу и спешу за доктором к машине.
Больничный городок встретил нас темными окнами спящих домов, и только редкие, озаренные синим светом операционные либо приемные покои напоминают о том, где мы. На крыльце нас ждет медицинская сестра.
– Проходите, врач сейчас подойдет. Малышку можно положить сюда. – Она указала на небольшой столик для пеленания.
Я жду, с надеждой глядя на заветную дверь. Оттуда должен появиться врач-чародей, который своей волшебной рукой внесет в мою жизнь и жизнь моей малышки покой и здоровье. Минуты кажутся часами. Я, убаюкивая свою кроху, меряю шагами небольшую комнату, выкрашенную в белый цвет, – приемный покой.
Наконец дверь распахивается и на пороге она, фея в белом халате.
– Кладите ребенка на столик и разверните пеленки.
– Сейчас. – Я спешу распеленать малышку.
– Да, ребенок мне совсем не нравится, ей срочно нужна капельница! Я забираю ее, а вы можете идти.
– То есть как идти? Вы хотите ее забрать у меня?
– Мы родителей не оставляем. У нас закрытое детское отделение, и родителей сюда не допускают.
– Я вас очень прошу, не разлучайте нас. Я готова мыть туалеты, полы, следить день и ночь за малышами, спать вот тут на лежанке или совсем не спать, только не отнимайте у меня моего ребенка.
– У вас никто не отнимает вашего ребенка. Просто не положено в детском отделении находиться взрослым.
– Но она так мала!!!
В ответ врач молча развела руками.
– Тогда я уйду вместе с ребенком.
– Вам виднее. Только помните: малышка может погибнуть. Ей срочно нужна капельница.
– Я не оставлю ребенка здесь одного.
– Хорошо, если она еще будет жива, когда вы доберетесь до дома, рецепт такой: ложка сладкой водички, лучше отвар изюма, ложка соленой и так без перерыва часа три.
Я заворачиваю свою кроху в одеяло и выхожу на крыльцо. От яркого белого снега ночь кажется светлее, и только за неимоверно огромными больничными корпусами сгустилась тьма. Я решительно спускаюсь с крыльца, машинально укачивая плачущую дочь. А дальше куда? Слышу, как за спиной с шуршанием открывается дверь. Это следом вышла медсестра.
– Не ходите туда, больничный городок огромный. Вы просто заблудитесь. Вон там, в заборе, дырка, видите, попытайтесь протиснуться. За забором шоссе.
– Спасибо. – Я решительно шагаю в сугроб. Сугроб почти по пояс. Длинная тяжелая шуба мешает идти, но я упрямо прокладываю себе дорогу к забору. Наконец трудный путь позади. Я по ту сторону заграждения. Передо мной шоссе, уходящее в бесконечность с одной и другой стороны. Ни огонька, ни живой души. С той стороны шоссе стеной стоит наполненный мраком лес, а за спиной высокое ограждение больничного городка без конца и края. А над нами куполом небо, усыпанное яркими гроздьями звезд. Я застываю в изумлении и испуге. Куда идти? Ребенок безутешно плачет. На долю секунды возникает ощущение, что мы одиноки в этом бескрайнем, безбрежном пространстве мироздания. Только я и моя плачущая малышка. Но вдали появился яркий луч. Свет приближается. Уже можно различить очертания автомобиля. Отчаяние толкает меня вперед. Я выхожу на шоссе. Машина, поравнявшись со мной, остановилась. Таксист вышел из машины и подошел к нам.
– Как вы здесь оказались в столь поздний час?
– У меня погибает ребенок, – произношу я почему-то шепотом.
– Садитесь в машину, Вам куда?
– У меня нет ни копейки.
– Садитесь, по дороге все расскажете.
Он помогает мне устроиться на заднем сиденье. Кладет на руки малышку. И тут я замечаю – ребенок молчит. В ужасе я приоткрываю одеяло, прислушиваюсь – дышит. От сердца отлегло. Водитель садится за руль и, не включая счетчик, заводит мотор. Машина трогается. Его доброта трогает душу, и та заливается благодатными слезами. В этом плаче все: и отчаяние пережитых бессонных ночей, и жестокосердие «феи», боящейся нарушить установленные нормы, и ужас возможной потери. Слезы мешают моему повествованию, но это не слезы отчаяния. Просто я оттаяла.
Видимо, заметив мою тревогу, таксист прибавляет скорость, и навстречу уже не плывут, а пролетают мимо нас ночные улицы, заполненные домами, фонарями, скверами. Вот и родной подъезд. Я выбираюсь из такси.
– Спасибо вам за все! Может, зайдете? Согреетесь чаем…
Честно говоря, не знала, чем его отблагодарить, говорила, что пришло в голову…
– Нет, спасибо, я на работе.
Машина трогается с места, а я спешу к двери подъезда. Впереди меня ждет бессонная ночь с отваром из изюма, солевым раствором и с захлебывающейся в плаче моей крохой.
Восемь утра. Я решительно набираю номер телефона детского врача: «Помогите, Светлана Александровна!» Заворачиваю свою дочурку в одеяло. Забираюсь в шубу и выхожу в морозное, яркое солнечное утро.
В тот момент это был шаг отчаяния. В моем понимании тогда – чем может помочь врач, дающий советы в поликлинике? Это позже мы стали друзьями, и я уже ни на чью помощь больше не полагалась. А в первые месяцы рождения моей крохи все было именно так. Что было, то было.
Дверь нам открыла сама Светлана Александровна. Приняла у меня плачущий сверток. Развернула, послушала и заключила:
– Ребенок просто голоден. Как у тебя с молоком?
– Все меньше и меньше.
– Сейчас выпишу дополнительное питание. Вы еще успеете на молочную кухню. А в дальнейшем приходи туда к десяти. Можно будет купить остатки. Многие ленятся, и питание остается. Только помни: первая порция – пятьдесят грамм, не больше! Иначе может случиться беда.
И вот мы дома. Страх еще где-то живет внутри. И тревога не отпускает. Укладываю плачущую малышку в кроватку, разогреваю молочко, принесенное из молочной кухни. Разливать его по мерным бутылочкам нет времени. Прикладываю к ее губам соску, а в бутылочке – целых двести грамм!
Малышка обхватила ее ручонками и не отпустила, пока не выпила все молоко. И только тут мой ребенок крепко заснул.
От сердца отлегло. В дом вошел мир и покой.

Глава четырнадцатая

Истина заключается в том,
что существует лишь одна
высочайшая ценность – любовь.


Слышу, как, шурша шинами, к дому подъехала машина. Странно, кто это может быть? Я выбираюсь из мягких объятий любимого кресла, кладу книгу на стол и направляюсь к двери. Не успела взяться за ручку, как дверь распахнулась и на пороге, как видение, сотканное из грез, мой суженый. От неожиданности застываю на месте.
– Боже всевышний! – шепчу растерянно и радостно.
– Я не мог дозвониться и поэтому решил вас проведать.
Родной смеющийся взгляд. Мне так уютно в его объятиях. Будто кто-то на холодном промозглом ветру закутал меня в теплое одеяло.
* *          *
Раннее утро. За окном яркий солнечный день.
– Я хочу поделиться с тобой.
– Я весь – внимание…
– На днях произошло вот что. – И я как могла подробно рассказала ему о моей игре с нотками, о звуках над океаном, о своем предположении, что это мог быть голос дельфина, о моем долгом стоянии в воде в час восхода.
– Ты безрассудна.
– Почему?
– А если это был не дельфин?
– Тогда кто же?
– Мы и предположить не можем, какими живыми существами наполнен океан. А что касается выражения чувств через музыку, так мы с тобой это быстро поправим. – Он отбросил одеяло, накинул халат на плечи.
Присел к роялю, коснулся клавиш и заиграл. Он играл одну мелодию за другой. Играл самозабвенно, как мог только он. А мы с Надеждой сидели и слушали.
* *          *
Приближается вечер. В воздухе витает легкий аромат цветущих роз. Сумерки насыщают океан густой темной синевой. И на фоне ее полоса прибоя приобретает кипенно-белый цвет.
– Через три дня самолет. А так не хочется возвращаться в одиночество.
– Хочешь, мы вернемся с тобой?
– Надо подумать. Здесь маленький рай для тебя. А там кипит жизнь.
– Но там ты рядом.
– А почему бы нам не подняться еще раз в горы? Почему бы не встретить еще раз рассвет на том плато? – Помнишь орла?
– Похоже, это была орлица, защищающая своих малышей.
– Или гнездо.
– Или гнездо.
– Я не против еще раз подняться туда. Когда?
– Завтра. Сейчас уложим все необходимое в рюкзаки. Попросим Надежду приготовить в дорогу мясо и зелень. А завтра встанем пораньше – и в путь!
– Хорошо. Пойду-ка достану одеяла и по пути загляну к Надежде на кухню. Может, нам пригласить ее с собой?
– А согласится? Она не большой охотник до путешествий.
– Попробую.
Однако Надежда наотрез отказалась:
– Нет уж, меньше всего мне бы хотелось оказаться в пасти чудовища в перьях.
– Возможно, чудовище уже сменило гнездо.
– Нет, нет, путешествуйте, сколько вашей душе угодно, но без меня. Я вас здесь подожду.
– Как оказалось, мы с тобой неплохие рассказчики! –прокомментировал ответ Надежды мой милый.

* *          *

Раннее утро. Солнце еще не успело покинуть горизонт, а мы уже в пути. До полудня нам необходимо вступить на горную тропу, чтобы засветло добраться до заветного плато.
Вот и придорожное кафе. Мы оставляем машину на стоянке и по тропе поднимаемся в горы. Небо затянуло тучами. Накрапывает мелкий дождик. Пришлось накинуть на плечи и головы легкие дождевики. Интересно, что ждет нас на плато? Какими красками одарит нас рассвет в час восхода при дожде? Немного стесняет грудь от страха при мысли о горной хозяйке. Оглядываюсь. Осталась далеко позади зелень лесов. Мы вступили в царство голых отвесных скал. Моросящий дождик старательно оживляет краски на выступах горных пород, преобразуя блеклые и пепельные тона в насыщенный коричневый цвет, аккуратно прорисовывая изгибы и надломы темно-серым контуром. 
Стараюсь не отставать. Шаг в шаг ступать не получается. Уверенно и широко прокладывает путь моя любовь. Далеко впереди уже можно разглядеть ущелье. В том месте скалы плотно прижались друг к другу, оставив узкую щель шириной не более двух метров. Но издали она почти неприметна. Дождь заметно усилился. Несмотря на ветер, что с упрямством посылает упругие холодные струи дождя нам навстречу, идем не останавливаясь.
Вот и ущелье. Гулко стучат дождинки, поливая камни тропы. С хрустом разрывает воздух эхо наших шагов. Я с замиранием сердца внимательно осматриваю нависшие над нами промокшие вершины, в страхе ожидая наткнуться на острый напряженный взгляд. – Что-то нигде не видно властительницы здешних мест.
– Думаю, ей не до нас. Сейчас первая задача – защитить гнездо от дождя.
– А может, ее уже нет в живых? – Чувство всепоглощающего страха сменила грусть.
– Как знать? Возможно, она переменила место жительства. Тишину этих мест редко нарушает человек. Я уверен, виновник всему дождь. Вот увидишь, будем возвращаться под ее неусыпным надзором.
– Ну и пусть! Мне приятнее думать, что в этом ущелье ничего не изменилось.
Муж оглянулся улыбаясь.
– Человек бездумно губит все, что противоречит его пониманию, что нарушает его комфорт, воображая себя единственным хозяином вселенной.
Я опустила голову, вздохнула с сожалением и последовала за любимым.
Вот и плато. Пока мы поднимались сюда, туча, что принесла нам дождь, наконец оторвалась от вершины, за которую цеплялась, и умчалась вдаль, позволив ветру сопровождать себя. А мы спешили расположиться у скалы до наступления темноты. Как в прошлый раз, мой суженый вынул из рюкзака одеяла и, сложив их в несколько слоев, расстелил на твердом плато. Натянули куртки, торопливо застегнув на все пуговицы, накрутили на шеи шарфы, спасаясь таким образом от ледяного дыхания опускающейся на плоскогорье ночи. Устроились поудобнее на разостланных одеялах, прижавшись спинами к скале. Я извлекла из своего рюкзака бутерброды и термос.
Последние лучи заходящего солнца погасли – и нас окутала тьма. Как в волшебной стране, одна картина сменила другую. Над нами куполом развернулся небосвод, усыпанный яркими огромными звездами. Не спеша взошла луна, заливая окружающее нас пространство зачарованным сумрачным светом. В этом неверном лунном сиянии, как в сказке, наше плоскогорье преобразилось в маленькую сцену, окаймленную с двух сторон твердой неровной каменной занавесью, а две остальные стороны мягко погружались в белесое молоко тумана. Чуть поодаль из этого темно-серого молока выступали верхушки скал, напоминающие остроконечные черные шапки великанов, толпящихся вокруг нашего плато. Ощущение живой природы витало над нами в этом каменном царстве. Я не заметила, как уснула. Проснулась от мягкого прикосновения к плечу.
– Пора, просыпайся. Смотри! – почему-то шепотом произнес муж. Я открыла глаза и замерла от восхищения.
Все окружающее нас пространство: туман, верхушки скал, обрамляющие нашу маленькую сцену, утесы – все было окрашено в густой темно-лиловый цвет. Неспешно лиловый преобразился в насыщенный малиновый. И опять, не торопясь, будто давая нам насладиться красками, малиновый растворился в ярко-оранжевом, затем – в золотистом… Именно тогда на горизонте вспыхнули первые лучи восходящего солнца, озаряя и оживляя все вокруг. Из-за горизонта, набирая скорость, появился ослепительный свет. Он рвался все выше и выше. И, как гимн нашему восхищению, на его фоне возникла, мне показалось ниоткуда, птица.
Раскинув крылья в свободном полете, она парила над скалами в огненно-ярком сиянии черным силуэтом.
– Вот она, твоя красавица. Полюбуйся. – Мой суженый мягко обнял меня за плечи и прижал к себе. Я стояла, затаив дыхание, наблюдая это сказочное преображение.
Тем временем туман рассеялся, оголив пропасти. Скалы приобрели свой привычный глазу серо-коричневый оттенок. Заметно потеплело. А мы еще долго сидели молча, переживая увиденное.

*          *          *

– Пора собираться в обратный путь.
Мы не спеша уложили в рюкзаки вещи и стали спускаться к ущелью. Еще по-летнему теплое солнце приятно согревало наши тела, продрогшие в предутреннем тумане, свежий ветерок мило касался лица. Муж шагал впереди своим размеренным шагом. Я, поспешая за ним, тихонько мурлыкала себе под нос: «…в раставанья и потери я не верю, я не верю. Я в любовь земную верю и в бессмертие души…» Настроение было прекрасное. Мы вновь вдоволь насладились неописуемой красотой восхода. Птицы оказались на месте и жили своей дарованной им жизнью где-то там, далеко в глубине остроконечных хребтов. Бояться чего-либо причин не было. Вот и ущелье. Как и накануне, хруст наших шагов гулким эхом мчался куда-то вверх. Залитое ярким солнечным светом ущелье уже не казалось таким мрачным.
– Жизнь прекрасна! – воскликнула я, раскинув в стороны руки, и засмеялась.
«Прекрасна, прекрасна, прекрасна», – отозвалось эхо.
– Что это? – Муж остановился и прислушался. В этот миг, раскинув крылья в бреющем полете, орел, нечаянно зацепив когтем мой платок, стянул его с головы, опустив на лицо. Подлетев к мужу, вцепился когтистыми лапами в его рюкзак и рванул вверх. Но не тут-то было! Груз оказался не по силам. Вырвав клок ткани, птица взмыла вверх. – Бросай рюкзак и прижмись в скале! – успел выкрикнуть мой суженый, выхватывая из ножен нож.
Птица камнем упала ему на спину. Все произошло в доли секунды. Вцепившись в рюкзак когтями, орел ненароком сдернул его с плеч и, взмахнув головой, нанес своим мощным клювом несколько сокрушительных ударов в спину. В тот же самый момент муж успел полоснуть его по лапе ножом. С гортанным криком птица взмыла вверх, неистово забив крыльями. Все еще прижимаясь спиной к скале, я видела, как мой родной медленно опустился на колени и, как при замедленной съемке, медленно ничком уткнулся головой в землю. На спине его торчали в разные стороны пропитанные кровью рваные края куртки. Бурое пятно ширилось на глазах.
– Не-е-е-т! – Мой визг оглушил пропасть, в которой мы находились.
– Не-е-е-т! – Я кинулась к мужу.
– Нет, нет, нет, – твердила, захлебываясь слезами, – подожди, подожди… сейчас, сейчас…
Кое-как вытряхнув из рюкзака оба одеяла, я, шмыгая носом и размазывая рукавом слезы по щекам, ползала вокруг любимого, пытаясь приподнять его, чтобы подсунуть эти одеяла. Сил не хватало. Тело будто магнитом прижало к каменистой почве. Злясь на свое бессилие, упрямо сантиметр за сантиметром отвоевывала его у земли. Наконец мне удалось уложить безжизненное тело мужа на подстилку. Взявшись за край одеяла, пятясь, потащила свой драгоценный груз из ущелья. Онемевшие пальцы крепко держали ткань. Сцепив зубы, упираясь в землю ногами, изо всех сил тянула одеяло на себя.
– Еще немного, еще чуть-чуть, – судорожно всхлипывая, причитала я.
Вот и ущелье позади. На мгновение подняла голову, бросив взгляд в небо, и пришла в ужас. Там в вышине парили над нами, неспешно снижаясь, будто наслаждаясь моментом, теперь две птицы. Огляделась в надежде найти укрытие. Кругом голые неприступные скалы. Спрятаться было негде. Защищаться нечем. Нож остался в ущелье. Не придумав ничего лучше, я поспешно легла на мужа, прикрыв его спину своим телом… Вцепилась что есть силы в его куртку и, ожидая смертельного удара, вся внутренне сжалась.
«Сейчас, – металось в голове, – сейчас…» Мне казалось, я уже ощущаю когтистые лапы и боль.
Где-то совсем близко, почти рядом, оглушительно прогремел выстрел… и нас накрыло еще трепещущее расправленное птичье крыло.
Охотник оттолкнул ботинком в сторону крылатую смерть. Разжал мне пальцы и осторожно помог подняться. Потом молча протянул ружье. Снял с моей головы платок. Подсунул платок под куртку, где сочились кровью раны, и, взвалив тело мужа на плечи, прогибаясь под тяжестью, зашагал по тропе. Прижимая дрожащими руками к груди ружье, я тронулась следом, с трудом передвигая одеревеневшие от пережитого страха ноги. Оказавшись в лесу, наш спаситель свернул с тропы и зашагал под горку, время от времени приостанавливаясь, чтобы поправить сползающее все еще безжизненное тело моего милого. А я шагала следом, четко следуя ярко-красным каплям крови по сочно-зеленному ковру травы.
«Смертушка, – умоляла я мысленно, – за что ты так его наказала? Прошу тебя, оставь его мне. Если тебе нужна чья-то жизнь, возьми мою, а его сохрани, прошу тебя, сохрани», – клянчила я мысленно, наблюдая, как капельки крови падают в траву с безжизненно свисавшей руки за спиной у охотника.
«Я ненавижу тебя! Я знаю, знаю, за что ты мстишь», – полыхая негодованием, обличала.
«Смилуйся, прошу. Все боятся тебя и от собственного страха ненавидят. А ты не бездушное создание, ты умеешь сопереживать, утоляешь боль, врачуешь раны, ты ведь женщина! Я знаю, ты настоящая женщина с доброй и светлой душой. Кто так может понять меня сейчас, как не ты. Молю тебя, как никогда никого не умоляла, отпусти его, отпусти», – бесстыдно льстила.
От сознания собственного бессилия где-то глубоко в душе зародилась сокрушающая волна злобы. Она росла и ширилась, заполнив все мое существо. В этот момент мне казалось, что я готова сразиться со всей вселенной, чтобы отстоять милую мне жизнь. Так полыхая страстями, то вымаливая, то угрожая, шагала я следом за охотником.
Сколько мы были в пути, не могу сказать. Только наконец, сквозь поредевшую листву, я заметила жилые постройки. Это была ферма. В одном из огромных загонов важно вышагивали страусы. В другом – суетливо бегали кролики. Прямо во дворе ковырялись куры, расчищая лапками пыль и выискивая мелкие зернышки. Наш спаситель, все еще держа тело мужа на плечах, протянул мне ключ. Я долго не могла попасть в замочную скважину – дрожали руки. Охотник терпеливо ждал. Наконец дверь распахнулась, и мы оказались в просторной прихожей. Наш избавитель прошел в гостиную. Положил мужа лицом вниз на кожаный диван. Проверил пульс. Набрал номер неотложной помощи. Затем принес ножницы, полотенце и две небольшие бутылочки. В одной, как оказалось, была спиртовая настойка на травах, в другой – бальзам. Осторожно разрезал куртку и футболку, оголив кровоточащие, вздувшиеся, с синим отливом по краям раны. Смочив полотенце спиртовой настойкой, стал осторожно промокать кровавое место. Муж застонал. Накрыв спину чистой простыней, охотник смочил ему губы бальзамом. А я стояла и с ужасом наблюдала, как яркой кровавой краской насыщалась чистая еще секунду назад простыня.
Послышался шум подъезжающего автомобиля, и в комнату вошли люди в светло-зеленных костюмах. Переложив мужа на каталку, спешно повезли к машине. Я кинулась следом. Охотник последовал за мной.
Машина тронулась с места. Врачи, их было трое, перевязали раны мужу и поставили капельницу. В больнице мужа ждала операционная, а мы с охотником остались мерить шагами неимоверно длинный коридор.
Мне показалось, что операция длилась целую вечность. Наконец двери операционной распахнулись, и мимо нас на каталке проехал мой любимый. Он лежал на животе, странно запрокинув голову, и глубоко спал. Следом за каталкой вышел хирург.
– Доктор, муж будет жить?
Врач неопределенно пожал плечами и с грустью взглянул на меня:
– У него большая потеря крови.
Он что-то добавил еще, но я уже не слушала. Кинулась вслед за каталкой, на которой увозили мужа. Перед самой дверью в палату дорогу мне загородила медсестра:
– Туда нельзя.
– Пропустите, он без меня умрет. – Я   ее и вошла в комнату. Прижавшись к стене, дождалась, когда все выйдут, пододвинула к кровати стул, села и, наклонившись, прижалась щекой к теплой руке любимого.
«Ногти розовые, значит, жить будет, – мелькнуло в голове, – родной мой...»
Над головой что-то запищало. В коридоре послышались быстрые шаги. Кто-то спешил к палате. Дверь распахнулась. Вбежала медсестра. Бросив взгляд на кровать, на приборы, выбежала и вскоре вернулась, но не одна. Распахнув обе створки двери, люди в зеленных костюмах вкатили каталку, спешно переложили моего суженого на нее и куда-то повезли. Все произошло так быстро. Единственное, что я успела заметить, – безвольно свесившуюся руку мужа.
– Боже! Даруй ему жизнь! Умоляю! – Я сползла со стула и упала на колени, уткнувшись в простыню, еще хранившую память о моем любимом, начала читать молитвы – и те, что знала хорошо на память, и те, что помнила наполовину. Читала, перевирая слова, путая смысл. Тогда это было не важно. Мысленно перебирала имена святых, умоляя заступиться за мою радость. – Пресвятая Богородица, – взывала я, – молю, заступись и помилуй!
Прошло довольно много времени. Надежду сменило отчаяние. Но я гнала непрошеную гостью прочь – и продолжала молиться. Наконец двери распахнулись, и муж опять вернулся в кровать. Мне кто-то помог подняться с колен. Медсестра накинула на мои плечи халат и настояла на том, чтобы я выпила лекарство, что она принесла в мензурке. Вскоре палата опустела. Я взяла в свои ладони сильную, с длинными красивыми пальцами руку своего любимого. Припала губами и замерла. Мне показалось, пальцы шевельнулись. Я подняла голову и стала внимательно вглядываться в родное лицо. Оно было безмятежно. Муж глубоко спал.
Я опять опустила голову и припала губами к ладони мужа, продолжая молиться. В какой-то миг мне показалось, что мы единое целое, что это часть меня лежит на кровати с влажными от пота, прилипшими ко лбу волосами. На мгновение я почувствовала жуткую боль в спине и, не сдержавшись, застонала.
Несколько раз в палату заглянула медсестра. Я перестала обращать на нее внимание. В очередной раз слышу чьи-то шаги. Кто-то мягко, почти не слышно, как бы ступая по воздуху, подходит к кровати. Волной меня окутал аромат свежести и нежный запах цветов. «Какие приятные у нее духи», – мелькнула мысль. Я приподняла голову и замерла от удивления. У кровати стояла женщина в неимоверно белом платье. На голове ее такой же белизны легкий широкий плат одним концом спадает вдоль платья, второй конец, описав полукруг на груди, скрылся за плечом. Тонкие кисти рук ее парят над кроватью. Вся в золотистом сиянии. Будто солнце за спиной. Улыбнулась мне и прошла мимо, растворившись в пространстве палаты. Золотое сияние погасло. «Какой красивый сон!» – подумала я….
Проснулась оттого, что кто-то тронул меня за плечо.
– Позвольте. Мне необходимо поставить градусник.
Я встала со стула, пропустив к кровати медсестру.

*          *          *

Прошел месяц. Перед отъездом мы решили устроить небольшой прощальный ужин. Пригласили нашего спасителя. Рассчитывая на четверых, накрыли скромный стол и стали ждать.
Часы показывали пять, когда во двор въехали два автомобиля, заполненные детскими восторженными голосами. Стоило только заглохнуть мотору, как дверцы распахнулись, а оттуда посыпалась детвора мал мала меньше. Вся эта восторженная ватага в мгновение ока оказалась в нашем маленьком саду, затеяв догонялки. Вслед за ребятишками из машины одна за другой выплыли степенные матроны. За ними, не торопясь, показались мужчины. Их было трое. Сам виновник торжества и два его брата. Надежда тихонько охнула: «Боже, чем я буду их кормить?!» – и поспешила на кухню.
Гости, раскинув в приветствии руки, устремились к нам. Немного пообщавшись, мужчины неожиданно развернулись и направились к машинам. Матроны спокойно последовали за ними. В дверях, растерянно улыбаясь, показалась Надежда.
Гости открыли багажники машин и стали извлекать оттуда пакет за пакетом. В этот момент они мне казались фокусниками из цирка. Под позвякивание бутылок мы все направились на кухню. Недолго думая, мужчины, засучив рукава, достали из пакетов мясо, травы, овощи и, дав жестами нам понять, что мы тут лишние, занялись стряпней. А мы, отвергнутые, направились на веранду, захватив парочку стульев в гостиной для матрон. Проходя мимо накрытого в столовой стола, я с грустью отметила скудность его убранства из закусок и бутылки вина.
В ожидании застолья оживленно беседуя, мы расположились на веранде. Солнце ласково заливало светом нашу дружную компанию. Детишки увлеченно резвились в саду среди роз. Их звонкие голоса будоражили тишину окружающего простора.


Глава пятнадцатая

Самые счастливые люди
не обязательно получают все самое лучшее.
Они просто стараются самым лучшим образом
    использовать все, что у них есть.

Как волшебно преобразился наш молодой сад на пустыре! Прежние тонкие прутики возмужали. Незаметно для глаз превратились в прекрасные, полные сил деревья. Едва земля прогрелась, их ветви приукрасились молодой зеленью листьев. Красавицы березы украсили себя длинными серьгами. На дубах засеребрились пушком покрытые почки. На ветвях кленов проклюнулись остроконечные маленькие зеленые треугольники. Природа оживала, радуясь теплым майским лучам. Зеленым ковром раскинулась меж деревьев первая изумрудная травка. Майское, по-весеннему теплое солнышко щедро поливало лучами землю. Время от времени небо натягивало на себя клубящиеся, набухшие весенней влагой тучи и тогда целыми сутками шел холодный проливной дождь. За разросшимися деревьями уже почти не видно было белоснежного домика с флюгером в виде петушка над резным крыльцом. Он спрятался в глубине сада. Молодые яблоньки под его окнами подросли и стали обильно плодоносить.
Мои раздумья прервал донесшийся со двора голос Надежды.
– Владимир, землю привезли. Куда сгружать?
Каждую весну мы заказываем машину чернозема, чтобы подпитать скудную землю пустыря с раскинувшимся на ней садом и достаточно обширным огородом, что разбили у своего домика Надежда с Владимиром.
Понимаю: пора. Надеваю толстые тканые перчатки и выхожу на крыльцо. Там, в ожидании сигнала к работе, сгрудились стайкой домочадцы. Все дружно берем лопаты и ведра и шагаем в сторону молодого сада к куче чернозема.
– Начнем с огорода.
И закипела работа. Мы с ребятами принялись носить чернозем и разбрасывать его. Перед Владимиром, Надеждой и мужем встала задача взрыхлить землю и перемешать ее с черноземом. Наш труд пропитан шутками, звучит смех. За работой вспоминаем смешные и нелепые истории. Свежий ветерок и не жаркое по-весеннему яркое солнышко сопутствуют нам.
– Сюда, скорей, посмотрите, что я нашел! – Голос Сергея заставил всех остановиться. Мы с любопытством оглянулись. В дальнем углу огорода, на меже, там, где начинается полоса нетронутого леса, стоял уже заметно повзрослевший мальчишка и, завывая нас одной рукой, другую протянул в сторону леса. Заинтересовавшись, мы оставили ведра и лопаты и спешно направились к нему. – Там чья-то нора, и в ней явно кто-то есть. – Сергей раздвинул кусты, пересек поляну и, видя наше замешательство, с нетерпением махнул нам, приглашая последовать за ним. Дважды звать нас не пришлось. Нестройной стайкой мы последовали его примеру.
Чуть в глубине леса расположился старый раскидистый дуб, мощные корни которого, будто скрюченные пальцы, приподнявшись над землей, цепко держали ствол. Под одним из них в глубь земли уходила вырытая кем-то нора. Мы столпились над ней. Владимир встал на колени, пытаясь заглянуть внутрь. Но, видимо, его старания не увенчались успехом. Тогда он жестом попросил тишины. Мы замерли, затаив дыхание. Владимир наклонил голову и стал прислушиваться.
– Там кто-то есть, – прошептал он. Послушал еще немного и заключил: – Да, там кто-то прячется.
Мы дружно выдохнули, но нарушать тишину почему-то не хотелось. Осторожно отступили на несколько шагов и, стараясь не шуметь, зашагали прочь. Не спеша вернулись к своим обязанностям.
Уставшее солнышко, стремясь на покой, согревало пустырь последними лучами сквозь сеть ветвей, когда мы закончили свою работу и, прихватив инструменты, разошлись по домам.

*          *          *

Мысль о норе и ее обитателях не давала покоя не только мне.
Несколько дней Сергей и Аленка осторожно, держась на расстоянии, наблюдали за норой, но безуспешно. Старый раскидистый дуб крепко хранил свою тайну. В лесу вокруг дерева кипела жизнь. Пели птицы. Суетливые пчелы, деловито перелетая с цветка на цветок, собирали нектар. В траве стрекотали кузнечики. Муравьи, основав под раскидистой кроной огромный муравейник, суетливо сновали по морщинистому, шершавому стволу туда и обратно. Да и сам дуб неспешно распускал свою зелень, все более украшая себя. Только нора молчала.
Теряясь в догадках, мы дружно пытались разгадать эту тайну.
– Тому, кто живет в норе, необходимо охотиться, чтобы прокормить себя. Если он не выходит днем, следовательно, ведет ночной образ жизни. А почему бы нам не понаблюдать за норой ночью? – рассуждал вслух мой супруг, расположившись с ребятами в кустах на достаточном расстоянии от норы. – Может, попробуем подежурить ночью?
Узнав об их намерении, я вызвалась помочь. В полночь, прихватив одеяла, чтобы не замерзнуть, мы направились в сторону наблюдательного пункта. Ночь выдалась темная. Вскоре небо затянуло тучами. Вокруг нас сгустился мрак. На расстоянии вытянутой руки невозможно было что-либо разглядеть. Подождав какое-то время, в надежде, что тучи рассеются, мы, освещая себе путь фонариками, вернулись домой. Прошла неделя. Нора продолжала молчать. Любопытство не оставляло нас в покое. Выбрав один из выходных, когда небо очистилось от туч, а взошедшая луна ярко осветила окрестности, мы с мужем накинули на плечи куртки и зашагали в сторону домика с резным крыльцом. На крыльце, поджидая, маячили две детские фигурки. Завидев нас, фигурки сбежали с крыльца и, спотыкаясь на неровностях, поспешили в нашу сторону. Все вместе, храня молчание и осторожно ступая, мы направились к дубу на свой наблюдательный, ставший привычным, пост. Вокруг нас кипела теперь уже ночная жизнь. В траве что-то шуршало. Где-то в глубине леса проухал филин. Листва глухо шелестела под напором легкого ветерка, дующего нам в лицо. Впереди, сквозь редкий кустарник, показалась поляна.
– Смотрите, – еле слышно прошептал муж и остановился.
Мы замерли. Перед нами, как на ладони, в центре открытого, ярко освещенного лунным светом пространства, резвились две лисицы. Они то играли в догонялки, то кувыркались друг через друга, то, слившись в единый клубок, катались по казавшемуся в этот момент бескрайним полю отливающей серебром травы.
– Вот и наш лисенок. А мы-то думали, он покинул эти места! Странно, что до сих пор Тошка его не обнаружил.
– А может, и обнаружил.
– Может быть.
Так, тихо перешептываясь, сидели мы на краю поляны, в кустах, наблюдая за радостью ночной жизни, а призрачный свет луны преобразовывал окружающую нас местность в загадочный зачарованный мир.
Время от времени, выбрав лунную ночь и ясное, безоблачное небо, мы посещали поляну. Прячась в кустах, наблюдали за игрой лисиц, радуясь их забавам. Нередко они неожиданно исчезали с наших глаз, и нам ничего не оставалось, как, включив фонарики, вернуться домой. Но наступала следующая ясная ночь, и мы опять спешили на свидание.
В лисье семейство прибыло пополнение. Теперь ночами на отливающей серебром траве резвились четверо малышей под бдительным присмотром одной из лисиц. Вторая, исчезая на неопределенное время с наших глаз, неожиданно появлялась вновь, держа в зубах маленькую полевку. Клала ее перед той, что следила за малышами, и опять растворялась во тьме. Как кормила молоком своих малышей лиса, нам так и не удалось увидеть.
Как только лисята подросли, стали выбираться из норки и днем. Забавно было наблюдать: выйдут на свет, усядутся рядком, пушистыми хвостиками охватят свои лапки, ушки торчком, глазки-бусинки, и сидят так рыжими пятнышками на изумрудной траве, греются на солнышке.
Однажды Сергей и Аленка решили, в очередной раз, заглянуть днем к ним в гости. Устроились в излюбленном нами наблюдательном пункте, в кустах. Взрослых лис не было видно поблизости. А лисята в это время затеяли игру на полянке. Играли, кувыркались, бегали друг за другом. И вдруг один из них кинулся в кусты и оказался рядом с ребятами. Прилег, делая вид, что не замечает их, напружинился и, сделав прыжок, оказался в гуще молодняка. Прошло какое-то время, тот же самый лисенок вернулся к ребятам, продолжая делать вид, что не замечает, и повторил свой прыжок. Аленка с Сергеем, боясь вспугнуть, затаив дыхание замерли. А малыши уже кувыркались вокруг них, задевая своими пушистыми хвостиками и острыми коготками. Вскоре появилась взрослая лисица, держа в зубах несколько маленьких полевок. Подбежала к норке и выложила свою добычу на траве. Лисята, забыв про игру, кинулись со всех ног ей навстречу.
Но ребятам повезло только однажды. То ли уроки матери, то ли звериный инстинкт срабатывал каждый раз, когда лисята замечали ребят. Только близко подойти к ним ни Сергею, ни Аленке уже не удавалось. Завидев их, лисята прекращали игру, настороженно следя за каждым их движением.
Шло время. Соседство лисиц стало привычным. Интерес к их жизни незаметно угас. Наша жизнь вернулась в свою обычную колею.



Глава шестнадцатая

Повесть о первой любви
(продолжение)

Беспечный ветер в вечной книге жизни
Мог и не той страницей шевельнуть!
Омар Хайям

Поздний осенний вечер. За окном шум дождя и шелест потревоженных ветром листьев. В комнате тепло и уютно. Ужин позади, но никто не спешит расходиться. Мы очень любим коротать вот так, все вместе долгие осенние вечера, внемля тихой песне рояля, читая книги, делясь воспоминаниями.
– Бабушка, ты давно обещала нам рассказать о своей первой любви… – Хорошо.
Все рассаживаются поудобнее, кто устраивается на огромном диване, кто забирается в мной любимое кресло, включаем бра и гасим большой свет – так уютнее, но вот наступила тишина и полилась нить воспоминаний…
Середина февраля. За окном вьюга. Крутит поземку озорник ветер. Закручивает послушный рой снежинок в замысловатые узоры. Низкое набухшее небо плотным одеялом нависло над городом.
Из маминой комнаты время от времени доносится еле уловимый шелест страниц. Значит, мама читает. В детской сестренки увлечены игрой. Слышны их приглушенные голоса. Из кухни доносятся аппетитные запахи и стук ножа – бабуля творит. Я сижу на диване. В руках раскрыт любимый томик Шекспира. Не читается. Глаза наполнены слезами.
Одна, опять одна. Где же тот принц, что предназначен мне? Неужели судьба уготовила мне одиночество? Вот уже второй месяц пошел со дня моего первого свидания. Каждый звонок в дверь вселяет надежду, но нет, это не он… Рядом Тошка, свернувшись калачиком, мурлычет - успокаивает. Мне себя несказанно жаль. Слезы заливают лицо. «Почему?!»
Звонок в дверь. Шаркающие бабушкины шаги приближаются не спеша к двери. Привычно щелкает замок. Слышно, как малыши отложили игрушки и кинулись в прихожую – посмотреть. Я устала ждать. Размазываю непрошеные слезы по щекам. Отворачиваюсь к окну. А за окном все так же крутит поземку беззаботный озорник ветер.
– Добрый день! Наташа дома? 
Я вздрагиваю. От неожиданности книга с шумом падает на пол. Проснувшись от этого стука, Тошка соскакивает с дивана и испуганно таращит на меня свои зеленые глаза.
– Добрый! Авы Юра? Проходите в комнату. Наташа, к тебе пришли. – Бабушка приоткрывает дверь, пропуская вперед Юрия. Я замерла, отвернувшись к окну. Вмиг, как бы со стороны, оценивающе окинула себя с ног до головы. Простенький домашний халатик, волосы собраны в хвост, покрасневшие от слез глаза, лицо залито слезами, красный распухший нос… Боже! Что делать! И не убежишь. А Юрий уже стоит за спиной.
– Наталья, привет! Я проходил мимо, думаю, дай зайду, навещу. Ты не рада, может, мне уйти? Я, наверно, не вовремя.
Я все так же, не поворачиваясь, смотрю в окно. Молчу. Заранее переживая миг его разочарования от увиденного. Юрий не выдерживает и касается моего плеча. Я упорно смотрю в окно.
– Ты плачешь? – В голосе удивление. – Кто тебя обидел? – Я слышу, как он наклоняется и поднимает томик Шекспира. Присаживается на диван и, развернув меня к себе лицом, прижимает к груди и гладит по голове. Я сама себе напоминаю обиженного ребенка. Зарывшись в его свитер, вдыхаю незнакомый запах. – Расскажи, кто тебя обидел? – Голос звучит мягко и успокаивающе.
– Ты… – На мгновение «ты» повисает в воздухе. Слышно, как на серванте мерно отстукивает время будильник.
– Я-я-я? – В его голосе изумление. – Я? – повторяет Юрий и, аккуратно взяв мое лицо в свои ладони, заглядывает в глаза.
– Да, я думала, ты уже никогда не придешь. – От неожиданного признания щеки начинают пылать, слезы высыхают.
– Смешная, если бы я только знал, что ты ждешь.
Сколько раз я подходил к вашему дому, не решаясь зайти. – Почему же не зашел?
– Я ужасно боюсь твоей мамы. А после новогоднего вечера, я думал, она на порог меня не пустит. – В голосе слышна обида.
– Но сегодня пришел…
– Знала бы ты, чего мне это стоило. Прежде чем сюда подняться, я полчаса простоял в вашем подъезде, собираясь с духом. На меня уже стали косо посматривать жильцы. Соседка с первого этажа дважды выглянула из-за двери. За грабителя, видно, приняла. Ну, думаю, пора решаться, выгонят – уйду. И вот я здесь. Шекспир? Интересно? – берет томик в руки.
– Да, мне очень нравятся его сонеты, хочешь, я тебе почитаю?
Мы устраиваемся поудобнее. Я раскрываю любимую страницу и начинаю читать:

Кто хвалится родством со знатью,
Кто силой, кто блестящим галуном,
Кто кошельком, кто пряжками на платье,
Кто соколом, собакой, скакуном.
Есть у людей различные пристрастья,
Но каждому милей всего одно.
А у меня особенное счастье, –
 В нем остальное все заключено.
Твоя любовь, мой друг, дороже клада,
Почетнее короны королей,
Наряднее богатого наряда,
Охоты соколиной веселей.
Ты можешь все отнять, чем я владею,
И в этот миг я сразу обеднею.

А вот еще один, тоже любимый. Послушай… – И полились стихи…
А в это время мама у себя в комнате читала, а возможно, готовилась к лекции. Бабушка колдовала на кухне. Сестренки, пошушукавшись под дверью моей комнаты, успокоились и ушли в детскую доигрывать свою сказку. Тошка, гордо задрав голову и хвост, с достоинством направилась на кухню. А за окном не унималась метель, закручивая послушные стайки снежинок в замысловатые узоры...
В гостиной воцарилась тишина. В полумраке комнаты слышно, как за окном шумит дождь. Каждый по-своему переживает мой рассказ.
– А еще? Расскажи еще.
– Да, расскажи еще.
– Нет, на сегодня хватит, пора спать. Все устали, а завтра рабочий день.
– Завтра продолжим?
– Хорошо. – Все дружно поднимаются и направляются наверх, к спальням.

*          *          *

Сегодня выдался замечательный вечер. Осень накинула на наш сад свой многоцветный яркий плат, где золото вперемешку с багрянцем и зеленью. Дождь, что лил не переставая двое суток, напоил сад необыкновенными ароматами. А сгущающиеся сумерки придали саду таинственность. Нагулявшись, с охапками букетов из разноцветных листьев, румяные, веселые, мы возвращаемся с прогулки. Дружно садимся за стол. Вот и ужин позади. Переходим в гостиную и уютно устраиваемся на диване и в кресле, гасим большой свет, включаем торшер.
 – Бабушка, ты обещала…
– Помню, помню.
Яркий летний день. Щедрое солнце заливает своим горячим светом окрестности. Мы, взявшись за руки, идем не спеша по самой кромке леса. Высокая трава вяжет ноги, мешая идти. Кусты малины на нашем пути цепляются за руки и одежду, пытаясь остановить. Несмолкаемый щебет птиц наполняет все вокруг. Ягодные поляны полыхают ковром клоповника.
Мы идем не спеша, увлечены разговором. Вспоминаем школьные годы. Пытаемся найти общих друзей. Смеемся легко, беззаботно. Юра в ударе. Рассказывая о друзьях и родных, каждого представляет в лицах. Не заметили, как забрели в чащобу. В этой части леса я впервые. Вековые ели, упираясь верхушками в поднебесье, широко и густо раскинули свои могучие ветви, тесно прижавшись друг к другу и образуя густой свод и сумерки над тоненькой, едва заметной тропинкой, уходящей в глубь леса. Травы почти не видно. Только еловые иглы плотным ковром укрывают землю. А из-под елового ковра местами выбегают и вновь исчезают толстые изогнутые, похожие на скрюченные пальцы Бабы-яги корни деревьев. То тут, то там вспыхивают под ногами ярко-красные шляпки мухоморов. Постепенно в сознание закрадывается панический страх. Мы останавливаемся и, не сговариваясь, спешим обратно. Страх подгоняет. Возникает ощущение, будто кто-то из мрака чащи пытается дотянуться до нас. И, как в детстве, охваченные ужасом, мы кинулись бежать. Бежим, крепко держась за руки. Юра чуть впереди, я за ним. Высоко поднимая колени, перескакиваем через мелкий кустарник, будто в нем кишат ядовитые змеи. Летим как на крыльях, не замечая цепких кустов малины и зарослей жгучей крапивы. Опомнились только тогда, когда очутились у подъезда моего дома. С трудом перевели дух. Что это было? Откуда средь бела дня этот панический страх? Долго не могли прийти в себя. На вопрос бабушки, чем мы так напуганы, ответить нам было нечего.
Погода всю неделю радовала нас искрящимся солнцем. Нежный теплый ветерок ласково отгонял жару, наполняя воздух морскими запахами.
– Сегодня поссорился с ребятами. – Лицо Юрки угрюмо. Стоит, отвернувшись к окну.
– В чем причина?
– Послезавтра они собираются на охоту.
– Это же замечательно! Я никогда не охотилась.
– А хотела бы?
– Не знаю. Даже если захочу, мама меня не отпустит.
А поссорились из-за чего?
– Из-за тебя.
Я развожу руками – а я тут при чем?
– Мне очень хочется пойти с ребятами, но они не хотят брать тебя с собой.
Я – сплошной немой вопрос.
– Ребята считают, что у них сугубо мужская компания и девчонкам в ней нет места. А я им заявил: если тебя не возьмут, то и я не пойду.
Тепло и радость заполняет все мое существо. Подхожу и сзади обнимаю за шею, прижавшись всем телом. Милый, мой милый Юрочка. Ты даже представить не можешь, как я тебя люблю! Сели на диван. Молчим.
– Хочешь, почитаем?
– Давай.
Достаю томик Шекспира. День заполнен радостью.
Следующий день принес с собой волнение.
– Наталья, они согласились! – Юра хватает меня в охапку и кружит по комнате. – Ты понимаешь, согласились! Заявили мне, что я держусь за твою юбку, но согласились!
– Юра, а как же мама? Уверена, она меня не отпустит. – Я в сомнении качаю головой.
– Если хочешь, я ее попрошу или вместе…
Идем к маме. Ее короткое «Нет!» прозвучало как приговор. Нам на помощь пришла бабушка. Теперь мы втроем пытаемся разрушить мамино железное «Нет!». Много стоило трудов, но наконец согласие мамы получено, и мы с радостью приступили к сборам. Я получила от Юры четкие указания, что нужно брать с собой, а что не нужно и что следует надеть, а что надевать не следует. Но есть во всей этой истории маленький нюанс – мы сохранили втайне от мамы, что охота будет длиться два дня и что ночевать мне придется в палатке среди леса. Бабуля знала это, но молчала. Она приняла живое участие в моих сборах. Ей идея с охотой пришлась по душе. А возможно, ей по душе была наша с Юрой дружба и она доверяла ему. Заглянув лишний раз в рюкзак и убедившись, что все нужное из одежды и съестных припасов на месте, она успокоилась и, подмигнув мне, занялась своими обычными делами.
Вышли почти в сумерках – рассвет только-только набирал силу. Солнце еще не взошло. Лес напоминал сказку. Низины были заполнены воздушным седым туманом. Ели, большие и маленькие, казались разлапистыми черными призраками с гирляндами свесившихся с их ветвей змей. Знакомая с детства тропинка серпантином обвивала сопку. Шли молча, гуськом, друг за другом. Каждый думал о своем, а возможно, досыпал на ходу. И только мы с Юркой светились радостью. Сознание, что мы вместе и с друзьями, а впереди чудесные приключения, наполняло нас счастьем. На вершине одной из сопок остановились полюбоваться рассветом.
– Смотри. – Рука Юры сжала мне пальцы. – Смотри внимательно на морскую полоску. Не пропусти. Сейчас начнется самое интересное.
Я окинула взглядом окружающий меня мир. Перед взором развернулась безрадостная картина – небольшие в дымке тумана сопки с пролесками и просторными полянами между ними простирались до самого побережья, а дальше темно-серая поверхность морской глади. Природа еще спала, укутанная в серые безликие клубящиеся одежды. Вот первый луч окрасил воду в розовый цвет. Цвет стал набирать силу, сгущаться, и вода приобрела ярко-красный оттенок. Затем, не спеша, красный покрылся золотом и из-за горизонта медленно выплыл раскаленный до желтизны полукруг. И по мере роста светила краски вокруг нас оживали. Вода из красного с золотом преобразилась в нежно-голубой. Голубой заполнился густым синим цветом, и в этот синий цвет будто кто-то плеснул зелени. Поверхность моря засветилась изумрудом. Туман растаял. Лес и сопки зазеленели, а поляны заиграли всеми цветами радуги, благодаря многоцветью. Так начинался первый день моего путешествия.
Завороженные увиденным, молча спустились к тропинке и гуськом, друг за другом, тронулись в путь. Шли долго. Мне уже стало казаться, что в рюкзак наложили булыжников. Спина гудела, а ноги просили покоя. Хотелось взмолиться: «…когда же при-ва-а-ал?..» – но, памятуя о том, что Юре с трудом удалось уговорить всех взять меня, я, стиснув зубы, молча шла вперед. В голове навязчиво в такт шагам стучало: «…когда, когда, когда…» Мы уже давно миновали известные мне места. Незнакомые спуски и подъемы отнимали силы. Солнце, поднявшись к зениту, нещадно палило. А ребята все так же гуськом шли вперед. Я уже серьезно начала жалеть, что ввязалась в эту затею, как, наконец, на одном из склонов горы впереди идущий Валера, мой одноклассник, остановился и коротко сказал: «Здесь».
Все дружно, не снимая рюкзаков, опустились на траву в тени деревьев. Я огляделась. Пологий склон горы заканчивался густым кустарником. Откуда-то снизу доносился неясный шум воды. Справа, покрытая ярко-зеленым бархатом травы, простиралась поляна. Слева, радуя глаз, белоснежный, вперемешку с зеленью, расположился березовый лес. Ребята стали разбирать рюкзаки, ставить палатки, собирать сухие ветки для костра, кто-то спустился к ручью. А я все не могла наглядеться на окружающий меня мир. Хотелось, раскинув руки, кружиться-кружиться-кружиться. Когда палатки установили, проверили ружья и направились в чащу. Я следом. Долго блуждали в поисках дичи. Шли осторожно, крадучись, переговаривались шепотом, пока не наткнулись на перепелиное семейство. Ребята, как по команде, вскинули ружья. А я развернулась и спешно пошла обратно, к палаткам. Наблюдать бойню у меня не было сил. Нашла не сразу. Уже стало казаться, что заблудилась, как в просвет между стволами заметила их. Из леса еще доносились выстрелы, когда я вышла на поляну. Ребята, увлеченные охотой, не сразу обратили внимание на мое отсутствие. А когда спохватились – кинулись искать. Долго блуждали по лесу в поисках, пока не решили вернуться к палаткам. Увидев меня целой и невредимой, вздохнули с облегчением.
– В этих местах поселились медведи. Мы видели следы. Сейчас время нереста. Рыба поднимается вверх, в свои нерестилища. Не ровен час, наткнешься на Хозяина – мало не покажется. Больше так не поступай. – В голосе Валеры слышались раздражение и тревога.
– Тебе несказанно повезло, что ты не наткнулась на хозяев леса…
Мне вручили огромный нож и попросили больше без нужды не отлучаться. Кто-то предложил отведать свежей икры, и мы все дружно направились к ручью. У подножия сопки стремительно неслась куда-то вдаль неширокая речка. Вода с силой спотыкалась о валуны и, разбрасывая фейерверк брызг, неслась дальше. Наперекор ей, заполняя все пространство от берега до берега, вверх против течения упрямо двигалась огромная стая горбуши, и от этого создавалось впечатление, будто вода кипит. Ребята, побросав ружья, принялись ловить ее. Впрочем, ловлей это действо трудно назвать. Рыбу спокойно брали руками и складывали на берегу. Выудив таким образом несколько штук, пошли разводить костер.
Ужин был великолепен: свежая икра, ошпаренная соленым кипятком, густая ароматная уха и запеченные в золе куропатки. День подходил к концу. Чтобы дать ребятам немного расслабиться, мы с Юрой решили прогуляться вдоль склона. Я вооружилась подаренным ножом, Юрий вскинул ружье на плечо, и мы отправились в путь.
Шли не спеша. Я прислушивалась к своим ощущениям. От каждого случайного прикосновения, каждого ласкового взгляда все существо мое наполнялось ликованием, чувством полета. От полного безграничного счастья хотелось обнять весь мир. За разговорами не заметили, как бежит время.
Удалившись от палаток на значительное расстояние, мы спустились к реке и неожиданно наткнулись на медведя. Услышав густое урчание, остановились, прислушались. Звук шел со стороны речки. Несмотря на страх, любопытство подгоняло. Мы, осторожно ступая, приблизились, раздвинули кусты и стали наблюдать. Неимоверных размеров лесной хозяин, сидя в воде на отмели, как за обеденным столом, без суеты цеплял растопыренной лапой с огромными черными когтями рыбу и отправлял в рот. Не спеша, съев одну, так же спокойно цеплял другую. Огромных размеров голову украшали маленькие круглые ушки. Чуть вытянутую морду облепила кровавая чешуя. Медведь наслаждался. Он был так увлечен трапезой, что ничего вокруг не замечал. Понаблюдав немного за мишкой, мы спешно покинули свой наблюдательный пост и отправились в обратный путь. Солнце медленно уходило за горизонт. Надвигались сумерки. Пора было спешить к палаткам. Ребята встретили нас вздохом облегчения.
– Где вы пропадали? Мы уже собрались разыскивать вас.
– Обошли сопку и спустились к реке. Вы и представить себе не можете, кого мы встретили.
– Кого?
– Медведя!
Воцарилось молчание. Все замерли, глядя на нас.
Было слышно, как ветер играет с листвой.
– Далеко отсюда?
– За сопкой у реки. Ужинал. Огромный!
– Если ужинал – не тронет. Да и следов его на этом склоне не видно. Но ружья надо держать наготове.
Костер пылал вовсю. В лесу заметно похолодало. Несмотря на теплые вещи, холод пробирал до костей. Все придвинулись поближе к огню. И долго еще в ночи раздавался дружный смех и басистые голоса.
Ребятам надо было отдать должное – ни в этот вечер, ни на следующий день я ни разу не услышала ни одного непристойного слова или анекдота. А оказавшись одна в палатке, долго не могла уснуть. Мне мерещились за брезентовым пологом то вкрадчивые тяжелые шаги медведя, то густое его дыхание, то беспокоили едва различимые шорохи. Устав от напряжения, я не заметила, как уснула. Проснулась, когда солнце стояло уже высоко. Ребята давно ушли на охоту, только мой бедный Юрочка грустно сидел у костра в ожидании моего пробуждения, помешивая палкой едва тлеющие угли.
– Привет, ребята давно ушли?
– Да, только забрезжил рассвет. – Мой рыцарь чуть повернул голову и, взглянув на меня через плечо, улыбнулся. Я обняла его.
– Прости. Надо было разбудить. Я так долго не могла уснуть. Все чудилось, будто вокруг палатки бродит медведь.
– Я хотел, да, заглянув в палатку, передумал. Ты так сладко спала.
Спустились к реке, умылись, позавтракали и, загасив остатки костра, отправились разыскивать ребят. Не спеша блуждали в поисках и наконец нашли их среди двух сопок на крохотной полянке. Поляна та полностью заросла кустами черники. Крупные черные с фиолетовым отливом ягоды густо свешивались среди листьев. И от этого весь кустарник казался черным в зеленых пятнах. Так начинался мой второй день охоты. В этот день мы обошли все ближайшие окрестности, настреляли дичи, вдоволь откушали ягод, горбушу больше трогать не стали. Шел нерест, а в это время рыбу ловить запрещено. Ближе к вечеру разобрали палатки, сложили нехитрое добро в рюкзаки и отправились в обратный путь. В город входили, когда на дворе стояла ночь.
С громко бьющимся сердцем я нажала кнопку звонка. От страха перед встречей с мамой ноги подкашивались. Для поддержки рядом со мной плечом к плечу стоял мой рыцарь. Послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и мама с немым укором долго смотрела на нас. Я, спохватившись, молча протянула ей связку куропаток. Мама машинально взяла их и, с силой швырнув через плечо, удалилась в свою комнату, плотно прикрыв за собой дверь. А куропатки, описав дугу в своем последнем полете, пролетели весь наш длиннющий коридор и приземлились в ванной. Благо дверь ванной комнаты была распахнута настежь.
Рассказ закончен. Все дружно в немой тишине направляются в свои спальни. А за окном в ночи неугомонно шепчутся деревья, рассказывая друг другу свои истории.

*          *          *

Сегодня выдался замечательный вечер. Заходящее солнце озарило небосвод оранжевыми красками. Осенний сад своим великолепным убранством радовал глаз.
А ароматы осени будоражили воспоминания.
Поужинав, как всегда, собрались в гостиной.
– Бабушка, а что было дальше?
Мы очень любили пешие уединенные прогулки. У нас даже был свой излюбленный маршрут. Взявшись за руки, мы спускались к морю. Не спеша шли вдоль линии прибоя, уходя на значительное расстояние от города, а потом по сопкам, через лес, пересекая цветочные поляны, возвращались в город. Шли, увлеченные друг другом, не замечая окружающей нас красоты. Ощущая себя одним целым. И это единство было больше, чем любовь. Эта целостность была нерасторжима. А окружающие нас люди и природа жили своей обыденной жизнью. Люди куда-то спешили. Прибой напевал свою вековую песню. Лес наполняли голоса птиц.
Однажды, возвращаясь с очередной прогулки, мы остановились на склоне холма. Присели на траву. Перед нами, внизу, как на ладони, лежал город. Вдоль прямых улиц четкий ряд домов. Город расположился в лощине. С трех сторон окруженный лесистыми сопками, спускался к морю. Справа, в дальнем углу высился комбинат по производству бумаги, а за ним, отделяя город от горы, несла свои воды в море река Томаринка. Слева, за рекой виднелся пирс. Город был разделен возвышенностью на две части. Старая его часть, с огромным зеленым парком и двумя гранитными львами при входе в парк, с рядом частных домов, старой площадью, увенчанной пожарной вышкой, комбинатом, рекой и пирсом, осталась внизу. А новая, с рядом многоэтажных домов, благоустроенными детскими садами и школами, с новым парком, – взобралась на возвышенность.
Две эти части соединял виадук, переброшенный через железнодорожные пути. Залитый заходящим солнцем, окруженный зеленью лесов, чистенький и аккуратный городок напоминал акварельный рисунок. Мы сидели и любовались увиденным, наблюдая за тем, как медленно уходит солнце на покой. Вот первые тени легли на город и тут же вспыхнули фонари, прокладывая четкие, яркие линии вдоль улиц. Постепенно тьма сгущалась, а вместе с ней все ярче играл бриллиантами огней наш городок. Заметно похолодало. Мы сидели тесно прижавшись друг к другу. Уходить не хотелось. Мне было слышно, как учащенно бьется Юрино сердце. Я ощущала прикосновение его щеки, слышала его дыхание. Я чувствовала, как от напряжения слегка вздрагивает его рука на моем плече. Не в силах справиться с собой, потянулась к нему губами. Он крепко прижал меня к груди, наши губы встретились. И завораживающее чувство первого поцелуя долго не оставляло меня.
Любили мы гулять и по городу. Пересекали город по диагонали. Спускались к старой площади, оттуда шли к пирсу по старинному белокаменному мосту, а назад возвращались вдоль берега. И вот однажды…
Мы не спеша идем по старой площади. Только что прошел дождь. В лужах отражается глубокое голубое небо. В воздухе витает свежесть.
– Добрый день, мои дорогие.
Мы оглядываемся на знакомый голос. Догоняя нас крупными шагами, спешит к нам мой первый учитель, Валентина Ивановна, высокая нескладная женщина с мужеподобной фигурой и широким строгим лицом.
– Как вам не стыдно! Я была вашим первым учителем,а вы не удосужились пригласить меня на свадьбу. Мы в растерянности – «На чью свадьбу?» – Как на чью? На вашу.
– Но у нас еще не было свадьбы.
– Надеюсь, вы помните, чему я вас учила еще в первом классе – обманывать нехорошо! Даже если вы чувствуете себя неловко. – Голос ее звучит укоризненно, с нотками превосходства. – Весь город говорит об этом.
– Но мы на самом деле еще не женаты!
Валентина Ивановна смотрит на нас с недоверием. Попрощавшись, продолжаем свой путь дальше. Но разговор уже не клеится. Какое-то смутное предчувствие беспокоит душу. Молчим. И только Юрина рука крепче прежнего сжимает мою. Ему, видно, тоже не по себе.
Я поднимаюсь с дивана. Пора отдыхать. За мной потянулись остальные. Разбередив воспоминаниями душу, долго не могу уснуть.

*          *          *

Похоже, я простудилась. Лежу, прикрыв отяжелевшие веки. Немного знобит. Щеки пылают ярким румянцем. Постоянно клонит в сон. Время от времени дверь моей комнаты приоткрывается и, осторожно ступая, в комнату проходит кто-нибудь из родных. Плотно сомкнув ресницы, слышу, как человек наклоняется надо мной. Прохладная рука ложится мне на лоб, принося облегчение. Общаться нет желания. Делаю вид, что сплю. Человек так же тихо выходит из комнаты. За дверью – негромкий диалог. Потом голоса удаляются, и комната погружается в тишину. И в эту тишину на цыпочках крадутся воспоминания.
– У Андрея сегодня День рождения. Он пригласил нас в гости. – На Юре очаровательный пуловер и новые брюки. Мой принц сегодня неотразим!
– А подарок?
– Я тут купил кое-что. – Юра выходит в прихожую и возвращается с пакетом. – Посмотри. – Он достает из пакета сверток, перетянутый лентой, разворачивает, и моему взору предстает аккуратно сложенная мужская рубашка темно-синего цвета.
– Мне нравится,
– Значит, ему тоже понравится, – уверенно подытоживает мой друг. – Собирайся, нас ждут.
Праздник был в самом разгаре, когда мы нажали звонок. Дверь нам открыл сам виновник торжества.
– Я уже решил, что вы не придете. – В голосе прозвучала радость. – Проходите. Из комнаты доносились чуть приглушенные музыкой голоса. Вручив подарок, проходим в комнату. За столом человек десять. Знакомые и незнакомые улыбающиеся лица. Потеснились, освобождая нам место. Музыка умолкла. Тост, смех, шутки, поздравления. Я чувствую себя королевой. Рядом надежное плечо любимого, и виновник торжества не сводит с меня глаз.
– Сегодня могу говорить все, что думаю. Сегодня мой день. – Андрей нежно обнимает меня в танце. – Я не видел тебя, мне кажется, целую вечность. Ты мне очень нравишься. У вас с Юрой серьезно? Не понимаю, что ты нашла в нем?
– Ты считаешь себя интереснее? Не обижайся, но я не готова к этому разговору. – Я пытаюсь высвободиться.
Чувствую, как напряглись его руки. – Пожалуйста, пусти.
– Не спеши. Подумай.
Замечаю напряженный Юрин взгляд. Мне становится не по себе, как в тот дождливый день. Ощущение радости исчезло, и в душе опять поселилась тревога. Проходим к столу.
– За друзей и любимых! – В голосе Андрея не то вызов, не то бравада.
– Ура-а-а!!! – звучит со всех сторон.
Юра без улыбки смотрит Андрею в глаза, одной рукой обнимая меня за плечи, другой сжимая бокал. Я с грустью подытоживаю – вечер безвозвратно испорчен. А вокруг кипит праздник. Кто-то танцует. Кто-то смеется. Кто-то увлеченно общается. Голоса звучат громче. Жесты вольнее.
Андрей берет гитару – «Ребята, я вам сейчас спою мою любимую песню», – в комнате наступает тишина. Звучат первые аккорды. Андрей поднимает голову и, глядя на меня, будто посвящая, поет: «Ах, эти черные глаза...». Неожиданно для всех мой рыцарь подходит к виновнику торжества и бьет его наотмашь в лицо. Гитара, брякнув надрывно, падает на пол…
Идем к моему дому молча, крепко держась за руки. У любимого разбита губа. Он то и дело облизывает ее. Рука немного вспухла и слегка дрожит. Похожий на взъерошенного воробья, все еще переживает происшедшее. А у меня за спиной – неимоверных размеров крылья. Радужные эмоции захлестывают. Я с трудом сдерживаю рвущееся наружу ликование, пытаясь поглубже спрятать его. Впервые мой рыцарь принял сражение за нашу любовь. Как я тебя обожаю, мой родной!!!
За окном легкие сумерки. Видно, как уходящее на покой солнце разрисовало небосвод широкими стальными полосками. Мимо окна спешно пролетел голубь.
Незаметно для себя погружаюсь в сон.   

Седины ваши зеркало покажет,
Часы – потерю золотых минут.
На белую страницу строчка ляжет –
И вашу мысль увидят и прочтут.
По черточкам морщин в стекле правдивом
Мы все ведем своим утратам счет.
А в шорохе часов неторопливом
Украдкой время к вечности течет…
У. Шекспир

Дела идут на поправку. Температура спала. Не спеша поднимаюсь и, накинув халатик, устраиваюсь поудобнее в кресле. Раскрываю любимый томик стихов Дементьева:

Лето расплакалось перед разлукой,
Перед уходом на долгие дни.
Гром громыхал одиноко и глухо.
Лето просил я – «Повремени…»
Вслед ему шумно торопится осень
И перекрашивает тополя.
Скоро они это золото сбросят
И подурнеет внезапно земля.
Улицы станут печальны и строги.
И поседеет знакомый пейзаж.
Ночь до утра притаится в сугробе.
Вновь я войду в ее звездный шалаш.


Этот день вошел печалью в нашу любовь. Он принес нежданную разлуку.
– Появилась возможность поступить вне конкурса в институт в Ленинграде. Все ликуют, собираются.
– Все – это кто?
– Володя и Андрей.
– Почему же ты не рад?
– Я не оставлю тебя. Не поеду.
Я молчу. Где найти те слова, что успокоят мятущуюся душу. Да и какими они должны быть, чтобы заполнить бескрайнюю бездну отчаяния. Слезы наворачиваются на глаза. Креплюсь из последних сил. Вторя моему настроению, за окном мерно отстукивает грустную мелодию дождь. Сидим, прижавшись друг к другу. Незаметно подкрались сумерки. Пора прощаться. Будто что-то решив для себя, Юра резко встает с дивана:
– Собирайся, пойдем со мной.
– Куда?
– Пойдем погуляем. Мне хочется на улицу.
– Хорошо, я только спрошу разрешения у мамы.
Выходим. Уставший дождь нехотя бросает в нашу сторону горсть крупных капель. Капли расползаются по зонту. Идем не спеша в сторону Юриного дома. Под зонтом так уютно вдвоем. Неужели есть силы, что могли бы разлучить нас?!
– Юра, ты куда ведешь меня?
– К маме. – В голосе его решимость.
– Ты с ума сошел – на дворе ночь!
– Сейчас только десять.
– Нет, я не пойду. В это время визитов не делают. Хорошо же я буду выглядеть, подняв твою маму с постели. Да и что мы ей скажем?
Я останавливаюсь и, закрыв зонт, пытаюсь повернуть назад. Юра, не раздумывая, подхватывает меня на руки и решительно направляется к подъезду. Дождь с радостью бросает еще одну горсть капель нам на головы.
– Нет, Юра.
Он, держа меня на руках, переступает порог подъезда. Дверь на лестницу распахнута. Удушливый запах бьет в лицо.
– Прошу тебя, остановись. – Мне удается вырваться из объятий, но он молниеносно перехватывает меня за талию и, приподняв над ступеньками, несет вверх. – Прошу, остановись! – Борьба в подъезде отнимает силы, я, не придумав ничего лучше, растопыриваю в стороны ноги и руки, пытаясь зацепиться за лестничные перила. Попытка моя безуспешна. Стальные руки держат крепко. И в таком нелепом виде мы не спеша приближаемся к двери его квартиры. Перед самой дверью Юра ставит меня на ноги, прижав к себе, и нажимает кнопку звонка. За дверью будто только того и ждали. Мгновенно щелкнул замок, и дверь распахнулась. Нашему взору предстала Юрина мама в халате, из-под которого кокетливо выглядывал край мятой ночной сорочки. Шаркая тапочками, она молча прошла на кухню. Юра, крепко держа меня за руку, последовал за ней.
– И тебе не стыдно являться сюда? Заморочила парню голову. Что ты себе позволяешь? Ты думаешь, твоя распущенность удержит его? – Ее взгляд готов испепелить меня, а по-мужски басистый голос наваливается бетонной плитой.
– Вы о чем? – Чувствую, как краска заливает мое лицо. Сердце готово выскочить из груди. Мне хочется стать невидимой или повернуться и уйти, но Юра крепко держит меня за руку.
– Мама, что ты вообразила? Как ты могла такое подумать? Почему бы прежде не спросить у меня? – Возмущенный голос Юрия от волнения прерывается. В какой-то момент мне показалось, что ему нечем дышать. –
Я с трудом привел ее сюда не для того, чтобы выслушивать грязные фантазии. Я не поеду никуда. Я не оставлю ее здесь одну. Я решил познакомить вас. Я женюсь. Я боюсь потерять ее. – Я четко различаю в его голосе детское упрямство. В этот миг он напоминает мне капризного ребенка из дурно поставленной пьесы.
Наступило тягостное молчание. Женщина присела на стоящий рядом табурет. Взгляд ее был растерян. Плечи поникли. Из распахнувшегося халата во всей своей неприглядной красе показалась застиранная мятая ночная сорочка.
– Как жениться, а институт? – Голос перешел на шепот. – Может, мы об этом поговорим завтра? Сегодня уж поздно.
– Да, Юр, мне пора. Мама уже волнуется. – Нелепость ситуации очевидна. Я делаю попытку высвободить руку.
– Может, чаю? – Голос Юриной мамы звучит виновато.
– Нет, спасибо. – Мне наконец удается высвободить руку. Я выхожу на лестничную площадку. Мой любимый следует за мной. Молча спускаемся вниз по ступенькам. В проеме двери стоит Юрина мама, провожая нас взглядом.
На улице дождь давно ушел на покой. Лужи на асфальте отливают свинцом. Неожиданно мой рыцарь опять подхватывает меня на руки и крепко прижимает к груди. Обида за нелепость произошедшего тает как дым. Мне уютно в его руках. Я обнимаю его за шею. И опять мы неразделимое целое. А в окне моей комнаты, как маячок, белеет бабушкин платочек. Значит, тревожится, не ложится, ждет.
Все последующие дни до отъезда моего любимого я боролась с искушением поддаться его настроению и поддержать его в стремлении остаться. Убеждала, клялась, уговаривала, а ночами орошала подушку слезами, не желая верить в разлуку. Понимала, что рву живое. День ото дня все печальнее становился его взгляд, все труднее прощания. День отъезда неумолимо приближался. Мне хотелось кричать, чтобы услышала вся вселенная, как нам тяжело.
Звонок в дверь. Шаркающие бабушкины шаги. Щелкает замок.
– Я бы хотела увидеть Наташу, – узнаю этот трубный голос и выхожу из комнаты. На пороге с огромным букетом гладиолусов стоит Юрина мама. – Я пришла извиниться за тот вечер. Прости.
– Проходите.
– Нет, спасибо, я, пожалуй, пойду. – Дверь за ней тихо закрылась. На лице у бабушки недоумение. Я держу в руках огромный букет гладиолусов.
Юра, услышав эту историю, равнодушно пожал плечами. Молча прижал меня к груди.
Мы у Надежды. Не могу вспомнить, по какому случаю.
– Я хочу здесь остаться. Надежда не против. Мне не хочется с тобой расставаться сегодня.
– Нас потеряют дома.
– Попробуй договориться со своей мамой.
– Хорошо.
Уговорила маму Надежда, сославшись на страх одиночества в трехкомнатной квартире. Мама знала историю ее родителей, потому и поверила.
И вот мы лежим на диване, обнявшись. Неожиданно Юра, по-мужски навалившись всем телом, крепко до боли целует меня в губы. Я слышу, сквозь одежду, как его сердце бьет молотом по наковальне. Жар его дыхания, тяжесть тела, прикосновения горячих сухих рук, жадность поцелуев ввергают меня в другое измерение, где время не властно, а чувства и помыслы едины.
Осторожный стук Надежды в дверь возвращает нас в реальность. Яркое солнце заливает комнату. Я подхожу к окну и распахиваю его. В комнату, вместе с теплым ветерком, врывается шум обыденной жизни: речь людей, капризный голос недоспавшего ребенка, шум машин. Юра не спешит вставать. Тоскливый взгляд провожает меня до двери. Чувствую, как пылают щеки, огнем горят губы. И нет никакого желания прерывать эту великую песню любви, но волшебные ночные часы позади. День напоминает – пора.

*          *          *

Впервые после постельного режима выхожу в сад. Наблюдаю, как глубокая осень вступает в свои права. Деревья, готовясь к зиме, с еле уловимым шорохом сбрасывают последние одежды. Оголенные ветви, переплетаясь, напоминают черно-серое кружево. Жадно вдыхая аромат прелых листьев, я схожу с дорожки и иду по плотному их ковру в глубь сада. Слышу быстрые приглушенные шаги. Кто-то догоняет меня. Оглядываюсь.
Дочь торопливыми шагами спешит ко мне.
– Мама, я погуляю с тобой, ты не против?
– Конечно нет. Позволь, я обопрусь на твою руку.
– Какой сегодня замечательный вечер! Мне осень на-поминает о том, как быстротечна жизнь. Грустно. Наша жизнь день за днем погружается в небытие. И все, что мы переживаем, чем живем, что нас волнует, со временем уйдет безвозвратно.
– Не грусти, останутся воспоминания. Они прекрасны и обладают свойством греть душу. Старики живут ими...
Сегодня воскресенье. В два часа ночи отходит поезд, которому суждено перевернуть страничку истории о нашей любви.
Мы в моей комнате на диване. Юра посадил меня на колени, нежно обнял. Его голова покоится у меня на плече. Я обхватила его руками. Из-за прикрытой двери до нас доносится еле слышно дыхание нашей квартиры. Сестренки о чем-то щебечут в детской. Тошка упрямо напоминает бабушке о себе на кухне. В комнате мамы тишина. Очевидно, читает или готовится к лекции. Моя комната наполнена молчаливой тоской. И только часы на серванте нарочито громко отсчитывают время.
Перед моим мысленным взором возникает образ Юриной мамы. Мне даже кажется, что я слышу ее громоподобный голос. Становится не по себе.
– Мы не опоздаем?
– Я не хочу говорить об этом. Давай помолчим.
– Давай.
– Поцелуй меня. – Юра поднимает голову. Крепко сжимает в объятиях и целует в губы. Целует так, как умеет только он, – жадно, неотрывно, будто собирается выпить до дна. Мы погружаемся в наш мир – в мир, где царствует наша любовь.
– Наташа, – из комнаты мамы доносится голос. Он возвращает нас в реальность. Я спешу к ней.
– Да, мам, – открываю дверь ее комнаты.
– Посмотри на часы.
– Мамуля, сегодня Юра уезжает. Позволь мне проводить его.
– Уже сегодня? Во сколько уходит поезд?
– В два ночи.
– Как же ты обратно пойдешь? Может, проводим его вместе?
– Нет, не надо. Обратно я вернусь с его мамой.
– Добрый вечер, Лидия Алексеевна! – В мамину комнату, постучавшись, входит Юра.
– Добрый вечер. Мне Наташа сказала, ты сегодня уезжаешь.
– Да. Летим в Ленинград. Поступаем вне конкурса.
– Замечательно.
– Лидия Алексеевна, вы не против, если я побуду с Наташей до отъезда?
– Хорошо. Только как она пойдет обратно одна?
– Она вернется с моей мамой.
– Ребята, идите на кухню, я вас покормлю. – На пороге появляется бабушка. – До отъезда еще далеко. Успеете еще проститься.
Мы послушно шагаем за бабушкой. На кухне у нас уютно. На столе шумно закипает самовар. В белоснежных тарелках ярко играет красками наваристый борщ. В крохотной плетеной корзиночке, на белоснежной салфетке покоится свеженарезанный хлеб. Отдельно на блюдце расположился почищенный чеснок. В продолговатом блюде чуть подрагивает холодец. Молодость берет свое.
Сытно поужинав, мы возвращаемся в мою комнату. Думать об отъезде не хочется. Пытаясь заглушить тоску, вспоминаем наши смешные приключения. Но сознание неумолимо напоминает о разлуке. Улыбки опять стерты с лица. И только ощущение близости спасает от отчаяния.
Перед глазами, как наваждение, вновь возникает образ Юриной мамы. Бросаю взгляд на часы и прихожу в ужас – половина второго.
– Юра, посмотри, скоро два!
– Пусть. Давай еще немножко посидим. – Он крепче сжимает меня в объятиях. Я только за.
– Хочешь, я выброшу этот будильник?
– Если бы это нам помогло…
Его губы касаются моих нежно, трогательно. Я обнимаю его за шею. И мир для нас перестает существовать. Опомнились без пяти два.
Когда мы ступили на виадук, уходящий поезд просигналил нам красными огнями последнего вагона, а навстречу, спрятав голову в плечи, тяжелыми шагами шла Юрина мама.
– Ты все равно поедешь, – бросила она, проходя мимо, – твой чемодан уехал с ребятами.
Остаток ночи мы провели гуляя по темным улицам. К пяти надо было вернуться на вокзал, чтобы успеть на автобус, что шел в ту же сторону. Прощание было тяжелым. Когда мы пришли на остановку, машину заполняли учителя нашей школы. Забыв о приличиях, мы долго стояли, прильнув друг к другу, не в силах расстаться, а переполненный автобус терпеливо молча ждал. Опомнились, когда прозвучал еле слышный сигнал: «Пора!»
Муж присел к роялю. Дом наполнили завораживающие мелодии Шопена. Гостиная заполнилась слушателями. Входили на цыпочках и, сдерживая дыхание, осторожно присаживались на краешек дивана. Я, удобно устроившись в любимом кресле, мысленно возвращаюсь в прошлое.
Первый год нашей разлуки ознаменовался ожиданием писем. Почтовый ящик, как сокровищница, завораживал при приближении.
Пришло первое лето. Начало июля. Я на диване, читаю. Звонок в дверь. Слышно, как сестренки наперегонки кинулись к двери. Громогласно щелкает замок.
– Добрый день, Наташа дома?
Внутри все сжимается, дыхание перехватывает. Резко встаю, опрокинув спящую на коленях Тошку. Дверь распахивается, и в комнату врывается вихрь из сестренок и моего долгожданного.
– Юрочка! – повисаю на шее.
Знакомые до боли руки подхватывают и кружат по комнате. Радости нет предела… – Как ты? Когда?
– Ночами подрабатывали, разгружали уголь на станции, чтобы заработать на билет. Стипендии хватало только прокормиться.
– Родной мой!!!
Лето пролетело незаметно. Прощаться с любовью всегда тяжело. Наступил второй год нашей разлуки. Осенью постучалась подруга-одиночество. И опять потянулись дни ожиданий и тревог. Как он? Почему сегодня нет письма? И опять почтовый ящик напоминает сокровищницу. Но нет ничего вечного на земле. Следующее лето не за горами.
– Я слышала – сегодня Юра приехал. – Бабушка взволнована.
Я спохватываюсь и мчусь в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Сквозь шум льющейся из душа воды слышу звонок и следом – не столько услышала, сколько почувствовала знакомый голос. Внутри все ликует. Накинув халатик, врываюсь в комнату с полотенцем на голове. Родной стоит у окна. Бабуля сидит на диване. Оживленно беседуют. Забыв о приличиях, кидаемся друг к другу. Юра подхватывает меня и кружит. Я нечаянно краем халатика смахиваю с окна зеркало. Оно падает и разбивается на мелкие осколки. Бабушкино «ах» возвращает нас в реальность.
– Вы только не подходите к нему. – Бабушка спешно поднимается с дивана и, приблизившись, осторожно подбирает осколки.
– Бабуль, подожди, я помогу тебе.
– Нет! – Бабушка резко отстраняет меня. – Отойди! Я сама. – Собрав осколки, уходит. Выходит из комнаты, тяжело передвигая ноги. Плечи опущены, будто на них лежит глубокая печаль.
Еще одно лето-счастье осталось позади. Постучался третий год разлуки. Тоска набирала силу. Поползли слухи, что следующее лето Юра собирается провести со студентами в стройотряде, и собирается он туда не случайно. Письма стали приходить реже, и почтовый ящик из сокровищницы преобразился в ящик Пандоры. Гранит науки не спасал. События, люди – все пролетало мимо. Неужели, как у любви, у тоски есть свой особый мир, свое измерение?!
– Наталья, тебе надо развеяться. – Надежда с сочувствием заглядывает мне в глаза. – Собирайся, идем на дискотеку.
– Нет желания.
– Желания нет, а необходимость есть. – Замечаю, как они переглядываются с Ольгой. – Время от времени можно и отдохнуть. Собирайся.
Направляемся через весь город на танцы в клуб. У дверей клуба в кружок стоят ребята – курят. Девчонки в стороне собрались стайкой – щебечут. Из распахнутых дверей доносится музыка. Зал переполнен. Тесно и душно.
– Можно вас пригласить на танец? – поднимаю глаза и прихожу в ужас. Передо мной стоит молодой низкорослый человек с широким некрасивым лицом. О нем рассказывали всякое. В моем представлении это был местный мафиози и драчун.
– Я не танцую…
– Зачем же вы пришли сюда? И почему так испуганно смотрите на меня? Я не кусаюсь.
Он тянет меня за руку. Танцуем. Время пролетело незаметно. Прозвучали последние аккорды. Толпа ринулась к выходу. Выходим с девчонками на свежий воздух. И тут, к своему ужасу, я замечаю – «местный мафиози» направляется в нашу сторону. Мысленно кричу «Нет!!!». – Вы не против – я провожу вас. Уже довольно поздно. Меня зовут Виктор.
Мелькает мысль – как здорово, что Надежде со мной по пути. Возвращаемся не спеша. За разговорами не заметили, как подошли к моему дому. Я попрощалась и поспешила к подъезду, а Надежда с Виктором направились дальше. Осторожно ключом открываю дверь и слышу, как тихо-тихо скрипнула бабушкина кровать. Значит, не ложилась – ждала.
Зима вступила в свои права. Очаровательный солнечный день. Стою у окна, любуюсь, наблюдая, как белоснежный покров искрится и переливается на солнце.
Звонок в дверь.
– Наташа дома? – Я удивлена. Голос мне незнаком.
– Дома. Одну минутку… Наташа, к тебе пришли. Проходите.
Дверь моей комнаты распахивается, и я застываю в изумлении – в комнату входит Виктор.
– Добрый день! Не ожидала?
– Как вы меня нашли?
– Может, перейдем на «ты»? Я о тебе знаю все, – смеется.
Мне не до смеха. Набираю в грудь воздух:
– Вам не следовало сюда приходить.
– Почему?
Я молчу в растерянности. Как объяснить человеку, что он мне не интересен? Что его появление совсем некстати.
– Я и о Юре знаю. Но я ни на что не претендую. Ты мне нравишься. И мне бы хотелось быть твоим другом. Мы можем быть друзьями?
– Думаю, что нет.
– Почему?
– У нас нет ни общих друзей, ни общих интересов.
– Хорошо. Сегодня в кинотеатре идет замечательный фильм. Не хочешь сходить?
– Нет, мне нужно заниматься.
Мы прощаемся, и он уходит. Я вздыхаю с облегчением.
Прошла еще неделя. Опять звонок в дверь. На этот раз бабуля заявила, что меня нет дома. Какое-то время спустя визит повторился. Дверь открыла мама.
– Конечно, проходите. Наташа, это к тебе.
– Смотри, я принес интересную книгу. Не мог оторваться…
Настырность Виктора меня удивляет. Но страх при виде этого человека пропал. Я уже не воспринимаю его как бандита. И лицо не отталкивает. Он спокоен в общении. Пытается заинтересовать – это видно невооруженным взглядом.
– Хорошо, проходи.
Засиживается он недолго. Старается быть тактичным. Приходит всегда неожиданно. Так же неожиданно уходит. Все потихоньку к его визитам стали привыкать. Только бабуля явно его не любила. Случалось не раз, выпроваживала, заявляя, что меня нет дома. По-моему, он догадывался об этом, но не подавал виду. Время от времени делился новостями о наших ленинградских студентах.
– Я хочу пригласить тебя на лыжную прогулку.
А за окном очаровательный день. Неожиданно для себя самой я согласилась. И вот мы взбираемся на вершину сопки, покрытую старыми пнями – наследство лесных пожаров. Виктор, лихо лавируя между ними, съезжает вниз.
– Ну-ка, попробуй – рискни.
И я рискнула. До сих пор не могу поверить, что осталась жива. Высокий крутой обледенелый склон с хаотично разбросанными колдобинами. Неимоверная скорость. Остановиться ни на секунду нельзя. А одно неверное движение – и очаровательный склон готов превратиться в твою последнюю дорогу. Но я уже внизу и пытаюсь скрыть остатки страха под личиной победного величия. На моем спутнике нет лица.
– Я же пошутил… Разве можно так рисковать! – Он возмущен не на шутку.
– Зачем же предложил рискнуть? – Оглядываясь на сопку, я начинаю осознавать всю серьезность произошедшего и мысленно благодарю своего Ангела.
Спускаемся к Аллее любви. В лесу как в сказке. Разлапистые широкие ветви елей поддерживают на своих ладонях огромные охапки снега. Я не выдерживаю и, дотянувшись лыжной палкой до одной такой ладони над головой проходящего под ней Виктора, слегка встряхиваю ее. Огромный снежный ком сваливается ему на голову, зарывая его в сугроб. Выбравшись из снежной лавины, Виктор удивленно задирает голову. Что-то любезно высказывает в сторону безвинной ветки и, оглянувшись на меня, замечает мое довольное лицо. Догадка, видимо, осеняет его. Мы смеемся. Его попытка искупать меня под снежным душем почти не удалась. Не спеша движемся дальше. Огибаем сопку и возвращаемся по кем-то до нас проложенной лыжне в город. Щеки с мороза приятно горят.
Весна в тот год выдалась дождливая, ранняя. Снег сошел быстро. Город наполнился терпким запахом распускающихся почек.
– Я слышал – Юра собирается домой. – Голос грустный, глаза печальные. Присел на диван, опустив голову. Я замечаю его грусть. И это слегка тешит мое самолюбие. – Едет?! – Не верю услышанному. Готова расцеловать весь мир… Я ликую.
Но, как оказалось, мое ликование было преждевременным. Юра не приехал.
– Я хочу пригласить тебя на прогулку. Ты не против? – Давно Виктор не заглядывал к нам.
– Не знаю. Мне совсем не хочется выходить на улицу.
– Оторвись от учебников. Пойдем. Немного пройдемся. У меня есть вести из Ленинграда.
– Хорошо, пойдем.
Мы выходим на улицу и направляемся в сторону дома Виктора, Надежды, Юрия.
– Извини, мне кажется, я забыл выключить плитку.
Зайдем на минутку.
– Хорошо.
Заходим в подъезд. Поднимаемся по обшарпанной лестнице. Он открывает ключом дверь. Проходим в квартиру. Замечаю обычный мужской беспорядок. В воздухе витает какое-то неясное предчувствие. Мне не по себе. Собираюсь повернуть назад – раздается звонок в дверь. Виктор замирает и делает мне знак рукой «Молчи». Я удивлена: «Почему?» Он берет меня за руку и ведет на кухню, плотно притворив за собой дверь.
– Присядь. У меня есть к тебе разговор. Предупреждаю, он будет тебе неприятен, но прошу, дослушай, пожалуйста, до конца. Этот звонок не случаен.
Я молчу. Жду.
– Да-да, этот звонок не случаен. Я виноват перед тобой. Поспорил с друзьями Юры на ящик коньяка, что соблазню тебя. Прости. – Мою попытку встать и уйти он предупреждает жестом. – Мы же договорились – ты выслушаешь до конца. Ребятам надоело его стремление к тебе, и они решили разлучить вас. Эта история, по моему, связана с другой девчонкой. Я ввязался в это дело, соблазнившись. Вначале это было забавно, но потом я понял, что влюбился. И это уже была не игра. Сегодня я должен был доказать, что добился у тебя успеха, открыв дверь и обнародовав, что ты у меня в квартире. Прости. В последний момент понял – не могу.
– За что? Что мы сделали вам плохого? Ты же хотел стать мне другом! – Я поднимаюсь со стула и медленно выхожу на лестничную площадку. Боль, обида, недоумение… И не спеша в сознании все становится на свои места. Тошнота подступает к горлу. Я в растерянности от людского жестокосердия. Всю мою жизнь эта ноша со мной.
Лето в самом разгаре. От жары спасает влажный прохладный ветерок с моря.
– Я бы хотела видеть Наташу. – Я выхожу в прихожую.
– Алла Борисовна? Вы ко мне? (Замечу, Алла Борисовна мой школьный преподаватель по английскому языку.)
– Да, мне нужно поговорить с тобой.
– Проходите.
Мы проходим в комнату. Я теряюсь в догадках.
– Наташа, ты уже взрослая девочка и, думаю, поймешь меня правильно. Собирайся и поезжай в Ленинград. С любимым расставаться нельзя. Будь с Юрой рядом. За свою любовь надо бороться…
Она встает, и мы прощаемся. Я в недоумении. Странный визит…
Но в Ленинград я все же собралась. Отправились мы туда с мамой. Где находится общежитие института, нам подсказал мамин двоюродный брат, у которого мы остановились.
С замиранием сердца вхожу в фойе общежития. Перебоев? Сейчас позовут. Появляется Юра. Он растерян. Подходит, берет меня за руку и ведет в свою комнату. Не успели мы обменяться двумя словами – стук в дверь. Юра подходит к двери, заслонив собой проем. Слышу девичий голос: «Мы идем? Кого ты там скрываешь?» Разговор у нас так и не получился. Помню, проводив меня до подъезда дома дяди, бросил: «Мне так хочется сделать тебе больно…» Вот так нелепо попрощались. А утром мы с мамой вернулись в Москву.
Матушка Москва встретила нас дождем. Будто сопереживала мне, оплакивая мою любовь. Холодный, чопорный Петербург не просто отнял самое дорогое – заморозил душу. Из смешливой, веселой и доверчивой преобразил в холодное и равнодушное создание. Дни летели за днями, недели за неделями. А в маминых глазах застыла тревога. Ни о чем не спрашивая, молча сопереживала. Только однажды, обняв меня и прижав к себе, с болью заметила: «Так нельзя, малыш, ты еще молода. Посмотри, на тебе лица нет… и ночами мечешься во сне, зовешь его… Поверь, у тебя все самое лучшее впереди…» И она не ошиблась.