Вечеринка в богоугодном заведении

...И вот, на дверях актового зала появилось красочное объявление, обрамлённое виньетками,  что тогда-то в 19.00 часов состоится праздничный концерт и пенсионное благотворительное пати в честь Анджелы Дэвис.

Заинтересованные собрались у афиши для обсуждения предстоящего события. Политическая вывеска служила лишь добротной маскировкой; на самом деле планировалась вечеринка с танцами и буфетом по поводу окончания строительных работ.  Большинство пациентов с трудом пыталось  связать в единое целое новомодное словечко "пати" с необходимостью моральной поддержки негритянской активистки, умело раскрученной советской пропагандой и телевидением.
 
–  Пати в кровати... –  прозвучал хихикающий гнусавый голос за спинами собравшихся, но реакции на шутку не последовало. Все сосредоточенно думали: как быть? А нет ли тут какого подвоха?
 
Альбина Александровна обречённо разглядывала содержимое своего чемодана: из его недр резко пахнуло затхлостью и  застарелым запахом лаванды. Она перебирала юбки, платья, на одном из них заметила дырочку, проеденную молью, (не забыть бы заштопать!), но ничто  не радовало её взгляд. "Надо бы что-то новенькое прикупить по такому случаю!" – горестно подумала она, зная, что ни времени, ни денег на обновки у неё нет. В конце концов, было подобрано серое скромное платье с воротником стоечка. С опаской она прильнула к зеркалу. Янтарные бусы жёлтыми бликами подсвечивали её шею и подбородок. Брошка  – подарок Стасика – перекочевала с халата на платье, а туфли на высоком каблуке дополнили наряд.
 
В актовом зале освободили середину, приставив стулья, сбитые в ряды, вдоль стен; на столе, покрытом красной, как коммунизм тканью,  установили радиолу, а рядом разложили голубые виниловые пластинки фирмы "Кругозор". Дело шло к вечеру. Проникающее сквозь узкие проёмы не плотно смыкающихся штор закатное солнце делило светлыми полосками танцпол на равные части.

Всё начиналось вполне пристойно. Нервный шёпот и ожидание чего-то  волнующего электризовало обстановку. Главврач проговорила хорошо поставленным голосом короткий приветственный монолог. Все зааплодировали. Короткая пауза, и вот,  что-то зашипело, как на сковородке и, спустя секунды, музыка взорвала зал.  Песни Бабаджаняна  будоражили кровь и чувства разлетались во все стороны, как брызги от брошенного в воду мяча. Кто-то пританцовывал; кто-то сидел в углу, и методично качаясь в наклонах,  думал о чём-то своём; кто-то подпевал затасканные  строки старых песен из прошлой жизни.
 
Орест Олегович появился в клетчатом пиджаке, камуфляжных штанах, с напомаженными волосами, зачёсанными назад. Он выпросил у Альбины Александровны крем "Нуф-Нуф" и теперь туфли его лоснились,  как щёки малыша-крепыша. Из кармана брюк, белея серебристой фольгой, выглядывало горлышко бутылки шампанского, которая приятно холодила бедро.

- Вы что тут собрались богатый внутренний мир открывать? –  спрашивал он в пространство каждого, кто попадался на пути.

Откуда ни возьмись, появилась никому не известная сутулая кляча, которой сразу дали кличку –  Проныра. Высокая, с мелкими редкими кудряшками на крупной голове, в короткой, шириной в ладонь, чёрной юбке,  прозрачной газовой блузке, под которой  просвечивал бюстгальтер третьего размера, наполненный по всей видимости ватой для пухлости и соблазнения, но явно не роскошной плотью женщины средних лет, профурсетка направлялась от сцены к центру зала разболтанной походкой и интимным голосом вопрошала каждого второго и третьего:

– Ну! Кто сегодня отдаётся, хочешь, покажу как? Или все тут девственницы собрались? – при этом, она зычно хохотала, откинув голову назад.
 
По всем приметам повышенный гормональный фон явно накалял  атмосферу общего веселья. Грохочущие ритмы меняли людей; словно под наркотическим воздействием они преображались, чувствуя себя свободными от комплексов и зажатости.

А когда затрещал шейк, то тут уж выпендрился Орест. Поднимая по очерёдности то одну ногу, согнутую в колене, то другую, он склонялся над ней, едва не касаясь локтями, то вдруг просто тихо качался в ритм, совершая замысловатые пассы руками. Некоторые парочки,  забывая про музыку, останавливались и завистливо наблюдали за происходящим, а потом пытались неумело подражать, в надежде произвести неизгладимое  впечатление на окружающих.
 
Объявили белый танец. Воля Владимировна неистовствовала. Пробираясь сквозь толпу, бесцеремонно раздвигая парочки в стороны, она буквально пролетала по залу в поисках Ореста Олеговича с надеждой поправить ему галстук,  будто бы съехавший в сторону, как повод к тому, чтобы пригласить на медленный танец.  Она не знала, что галстук в ромашки, как он хотел, не нашли и поэтому  пошёл с гордой брутальной грудью; из-за ворота апаш дико и весело торчали два кудря, истинно кучерявые, а не после какой-нибудь там шестимесячной завивки.

Душераздирающие слова антоновской песни "у меня нет тебя прекрасней, но ловлю я твой взгляд напрасно..." практически на автопилоте направили стопы Ореста  к ряду стульев, где с гордой прямой спиной восседала Альбина Александровна. Он сделал паузу, ожидая, что она поймёт намёк, но, не выдержав, сам подошёл и, склонив голову коротким кивком, пригласил на танец.
 Она легко и нежно, как скрипка в футляр,  вошла в его объятья. Ещё разгорячённый энергичными движениями после исполнения шейка, он прижался потной щекой к её холодному виску. Она не отстранилась. Проникающие в самую душу, требовательные слова:  "а я повторяю вновь и вновь: не умирай любовь, не умирай любовь, не умира-а-й любовь!" могли легко и мёртвого поднять с постели.

На этом карнавале обречённых  Альбина Александровна выглядела самой выразительной: в платье а ля Одри Хепберн она была живописна в своей сексуальности – ломкие ключицы, мальчишеская грудь и неожиданно упитанная поджарая попка и, при этом, царственные жесты роковой женщины дополняли образ таинственной незнакомки. Сверкающие глаза заменяли даже самые дорогие бриллиантовые украшения.

Заметив танцующих Ореста Олеговича и Альбину Александровну,  Воля Владимировна  растерялась, сникла и пошла с независимым видом к буфету,  откуда неслись вкусные запахи  от свежих беляшей и пирожков с капустой. Недолго думая, она купила четыре  пирожка и умяла их, запив холодной газировкой. Настроение как будто дало крен в сторону улучшения. Рядом за столом, дожёвывала бутерброд с колбасой краснощёкая Варвара – шеф-повар столовой, похожая на масленый привокзальный чебурек, а, точнее, на румяную шанежку. Воля Владимировна, пообещав что-то толстухе на ухо, захватила её в плен и, подталкивая коленом под зад, повела в зал, приговаривая звонким пионерским голосом:

– Эй,  кто тут ещё не пробовал комиссарского тела?

Её взгляд мгновенно выхватил из сумрака знакомые силуэты - парочки, которая, казалось, засмотрелась на зелёный глазок радиолы. Орест Олегович приник к Альбине, как пылкий старшеклассник, поглаживая на её спине длинную молнию на платье и, нащупав ложбинку, невольно заскользил пальцами вдоль позвоночника...

– Ну просто – война! Сюда бы немцев! – наблюдая эту картину и теряя над собой контроль, прошипела Воля Владимировна.

8.
Вечеринка шла полным ходом. Музыка, танцы, веселье, всего - с избытком, но, по некоторым ощущениям,  всё-таки чего-то да не хватало: у отдельных пациентов мужского пола душа горела от этой неясности. Определённость требовала  решительных действий.

Небольшая компания из Василия Подопечного, Гоши, по кличке – Стервятник и тщедушного старичка Сергеича - направилась на поиски медбрата лечебницы, чтобы найти горячительного и закрепить повод  для продолжения банкета. После долгих препирательств о цене стратегически важного продукта, договорённость была достигнута. Добытый спирт поспешно развели водопроводной водой, в результате чего получились две бутылки настоящей водки.
 
Пили из горлышка, делая по два больших глотка, присматривая друг за другом по  движению кадыка на предмет соблюдения договорённости о дозировке принятого. Кривая настроения резко пошла вверх... Вспомнили пару пошленьких анекдотов, перемыли косточки поварихе Нинке, обсудив её внешние данные и все выпуклые достоинства (до духовных дело  так и не дошло), ну, и пожар, конечно, оставался главным событием, которое восстанавливалось по крупицами и обрастало всё новыми и новыми подробностями.

Дружба и уважение тройственного союза крепли с каждой минутой. Однако, актуальные темы, подогревающие общий интерес скоро иссякли; требовалась подпитка новыми идеями – каким таким макаром  продлить удовольствие. Гоша-Стервятник, поупражняв своё не слишком богатое воображение, предложил поиграть в бутылочку, а для этого не хватало женской половины компании. Пришлось выдвигаться на поиски дам, желающих присоединиться к развлечениям. Сергеич подсказал, что выглядывающая из кармана Ореста бутылка шампанского, наверное, уже давно опустошена и можно было бы её конфисковать в качестве необходимого реквизита.
 
Когда  подвалили к Оресту Олеговичу с детским приколом - "дай прикурить",  тот от волнения рассыпал коробок спичек им  на ноги. Они  глубокомысленно переглянулись. Тогда Орест вытащил из кармана френча зажигалку и сказал, как им показалось, излишне самоуверенно:"Только прикуривайте разом, а то газа почти нет". Все дятлы наивно склонились, и он полыхнул высоким огнем зажигалки с возгласом:  "А у нас нет энергетического кризиса!"

 Они отошли от него,  озираясь, как бродячие недовольные псы и вдруг плюгавый Василий резко обернулся и замер, как вкопанный, а затем, брызгая слюной,  начал рычать:
– Фофан тряпочный, кобель самодеятельный! Мы сейчас устроим тебе всенощную!
И, резво прыгнув вперед, ткнул, а, точнее, вмазал Оресту в черный живот с блестящими пуговицами и тут же завыл, тряся рукой:
– Ах, падла! Ты  еще и бронники надеваешь!

Но тот лишь молча, распахнул одежду, и на широкой груди открылась голубая татуировка "мёртвые не потеют". Настроение спрашивать про бутылку из-под шампанского резко пропало.
 
Возбуждённая публика начала расходиться по комнатам.  Гоша-Стервятник проявил особую прыть и выловил из толпы Проныру, Волю Владимировну и ещё несколько дам, подогретых танцами и желанием  приключений по-взрослому.

Расположились в комнатке за сценой, где было душно  от тесноты и отсутствия окон. Но самым досадным было то, что бутылочкой  служила посудинка из-под кефира, раздобытая на кухонном складе,  и это реально снижало градус накала кобелиной похоти. Все мужчинки, вытянув болезненные шеи, судорожно всматривались в крутящийся предмет и их губы шевелились - у каждого свое заветное имя – "только бы не она, только бы не она,.... Зинка, Нинка иль Варвара" и все уповали на свою очередь и везение.

Отрывок из рассказа "За секунду до боя курантов"