Ненастоящие

Спиридонов прощался с наукой, которой отдал пятнадцать лет жизни. Временно или навсегда - пока не знал. Как получится. Решение об увольнении из института принял быстро,  продолжать там работать не хотел. Подробно причину никому не объяснял. Как догадывались некоторые коллеги, возможно, дело было в противоречиях с руководством, возможно, в характере Спиридонова, его философии и мировоззрении. Но скорее во всем сразу. 
Одна мысль о том, что завтра в институт он не придет, поднимала Спиридонову настроение, другая – о последней утраченной возможности защитить давно написанную докторскую диссертацию, с которой постоянно что-то не клеилось, навевала грусть. Защита, конечно, не самоцель, защита – следствие проделанной работы, но в случае Спиридонова причинно-следственная связь давала сбой. С завтрашнего дня Спиридонов не будет связан c высшим учебным заведением, а без такой связи вряд ли кому будет нужна его докторская, без этого и наука  – самодеятельность.
Вне науки Спиридонов давно себя не представлял, как и вне преподавательской работы. Сегодня пытался представить, но у него не получилось. Как может себя чувствовать писатель, если решится больше не писать;  актер, отработавший пятнадцать лет в театре, если покинет труппу; певец, если решит ни за что на свете больше не петь; исследователь, если навсегда  прекратит исследования?… Сформулировать ответы на эти вопросы Спиридонову пока было непросто, но похожие чувства он начинал испытывать.
Невольно  Спиридонов вспомнил свой тернистый путь к степени кандидата наук.
Он приехал в столичный ВУЗ с готовой диссертацией, закрепился соискателем. Первым делом его направили к заведующему профильной кафедрой. Пришел к заведующему, познакомились, передал рукопись и уехал за 400 километров назад. Договорились, что приедет еще раз, когда заведующий изучит содержание работы. Через месяц заведующий предложил приехать.
- Буду твоим научным руководителем, - при встрече убедительно заявил ученый.
Возражать не пришлось. Кто есть кто в ВУЗе, Спиридонов не знал. Если заведующему кафедрой диссертация понравилась (как он предположил), если заведующий хочет быть научным руководителем (хотя, чем тут уже руководить, диссертация написана), зачем возражать. Пусть будет.
- Что делать дальше? – поинтересовался Спиридонов.
- Возвращайся домой, позже расскажу.
Он следовал рекомендациям. Вернулся. Позвонил ему еще через месяц:
- Все по плану. Позже расскажу.
Еще через месяц:
- По плану.
За редкими короткими и, как правило, пустыми разговорами по телефону пролетел год, и в один день Спиридонов узнал, что заведующему уже не до него – увольняется.
Спиридонов снова купил билет на поезд и поехал в столицу. Пришел на кафедру, там  новый руководитель.
Тут-то и выяснилось, что начинать нужно с  утверждения темы, о чем за год самозваный научный руководитель Спиридонова не обмолвился ни словом.  Добрый человек теперь подсказал - тему диссертации утверждает научно-экспертный совет, заседание совета в конце месяца.
Опять ни с чем уехал Спиридонов туда, откуда приехал. К назначенному дню вернулся.
Заседание. Почти торжественная, привычная для членов совета обстановка. Доклады, дискуссии. Подошла очередь Спиридонова. Он волнуется, берет текст доклада, подходит к кафедре, представляется, называет тему. И вдруг как гром среди ясного неба тирада профессора Громыхалова:
- Тема работы неактуальна, вы не в тот ВУЗ пришли, вам в Академию адвокатуры…
Тема о защите прав обвиняемых в уголовном судопроизводстве. Вот те нате.
- Как неактуальна?..
Никому уже вопросы неинтересны. Громыхалов имеет авторитет. Свое слово сказал. Остальные прислушались. Тема единогласно не утверждена.
Спиридонов возвращается домой. Желание приезжать в учебное заведение подавлено, но стремление к цели и терпение остались, через месяц снова едет на  заседание научно-экспертного совета. С той же темой, тем же докладом.
В зале взглядом ищет Громыхалова.  Находит.
Дождавшись своей очереди, Спиридонов начинает доклад. Он готов отражать реплики Громыхалова; была не была, заранее решается сказать все, что думает о его мнении и обязательно упомянуть Конституцию, которой его мнение противоречит. Терять нечего, больше сюда он ни ногой...  Но, что удивительно, на этот раз Громыхалов молчит.
Во время выступления Спиридонов замечает, что его сверлит взглядом и внимательно слушает  другой ученый - генерал с первого ряда. Генерал внезапно прерывает:
- Сразу видно, понимает человек, о чем говорит. Молодец. Нужно поддержать. Хорошая тема.
Поддерживает (тоже авторитет имеет), поддерживают и остальные. Со второй попытки та же тема единогласным решением членов научно-экспертного совета утверждена.
Для членов  совета случившееся на прошлом заседании  - недоразумение  – мелочь, не заслуживающая внимания, рядовой  случай. Для Спиридонова, как и многих, кто когда-либо оказывался на его месте – воспоминание на всю жизнь. Неприятное и ненужное. 
Первый этап пройден. Маленькая, непросто доставшаяся  победа.
Дальше много рабочих вопросов, обсуждений на кафедре, экспертная оценка, подготовка автореферата, документов на защиту. Наконец через несколько месяцев защита: представление, доклад, отзывы, вопросы, ответы, дискуссии, голосование… Четыре часа испытаний и очередная победа, уже решающая. Успех. Единогласное мнение членов диссертационного совета -  присудить Спиридонову ученую степень кандидата наук.
Потом суета с подготовкой диссертационным советом документов для направления в Высшую аттестационную комиссию.
Звонок на кафедру. Председатель диссертационного совета – доктор наук, профессор, почетный работник высшего профессионального образования, заслуженный юрист Бидонов приглашает  Спиридонова зайти к нему. Тот сломя голову мчится к профессору.
Разговор Бидонов начинает с невразумительного набора пошлых  выражений, после которых страдальчески заявляет:
- Зарплата у меня небольшая, а я должен твою макулатуру собирать. Понимаешь?
- Понимаю…
Спиридонов чувствует, как его захлестывает и жалость и неприязнь к Бидонову одновременно. Достает пять тысяч -  все, что было, отдает председателю.
-  Мало. Еще давай три раза по столько. – Никакого стеснения.
- Больше нет.
- Меня это не интересует.
Ничего не остается делать. Спиридонов ищет, у кого занять. Находит. Занимает. Несет. Права качать не то место и не то время.
После этого случая для Спиридонова Бидонов никакой не почетный и не заслуженный. И как ученого воспринимать его у Спиридонова нет ни малейшего желания, и как человек Бидонов для него никудышный.
В студенчестве он возносил ученых до небес, как и поэтов – по сути  тех же исследователей (человеческой души). В юности Спиридонов был полон романтизма, который способствовал его активным попыткам и самому познать мастерство стихосложения. Он даже становился лауреатом некоторых незначительных поэтических премий. «Настоящий поэт не может быть плохим человеком», - в то время  Спиридонов неоднократно слышал эту фразу от местного поэта, направлявшего его на верный путь.  Спиридонов хотел стать настоящим, поэтому фраза навсегда врезалась в его память. После знакомства с Бидоновым он вспомнил ее, а точнее фразу, некогда перефразированную им самим: «настоящий ученый не может быть плохим человеком». Пообщавшись с Бидоновым, задумался. Но ненадолго, романтизм еще не иссяк, сомневаться в истинности фразы не стал, включил Бидонова в разряд ненастоящих, не разбираясь в гениальности его научных изысканий, и все. Осадок на душе остался надолго, но в целом мировоззрение Спиридонова тогда не претерпело глобальных изменений. Истинным ли был его тезис или нет, он не думал, тезис ему нравился, и этого вполне достаточно - именно такая зависимость, по его мнению,  и должна быть: «настоящий поэт, настоящий ученый – хороший человек». Да и вообще, зависимость эта вполне могла быть универсальной и касаться не только поэтов или ученых. Врач, учитель, инженер…  - чем хуже? Считаешь себя  настоящим – поддерживай достойную репутацию, работай над человеческими качествами, а если не работаешь или не доработаешь – до настоящего, значит, еще нужно расти.
Годам к тридцати, уже  реже сочиняя стихи (прислушавшись к словам  незабвенного Михаила Маньевича: «писАать, как и пИсать нужно, когда терпеть уже не можешь»),  Спиридонова увлекла наука, приведшая его к защите диссертации и впоследствии захватившая, как оказалось, на годы, за которые он успел написать порядка сотни научных работ - статей, монографий, с десяток  учебных пособий и учебников, по которым учились студенты многих высших учебных заведений страны. В течение этих лет Спиридонов периодически вспоминал  слова давнего знакомого о настоящих поэтах и свои  - о настоящих ученых.  На своем пути настоящих и хороших  (в его понимании) он встречал нечасто.  Они, конечно, были - очень редко рядом, как правило, где-то далеко, а совсем настоящие –  в другом  времени,  другом пространстве, другом измерении. Узнавая ближе некоторых, зачастую ему приходилось в них разочаровываться.
Одними из первых были Громыхалов с Бидоновым, одним из последних – Хомяков, в образе которого сосредоточился целый сонм ненастоящих ученых,  которых  он знал, и осознание этого образа оказалось последней каплей в чаше его терпения.
На первый взгляд Хомяков был вполне приличным человеком, а  приглядеться, прислушаться к нему – личность сомнительная. Доктор наук, руководил факультетом, на одной из кафедр которого в последнее время и работал Спиридонов.  Ученый - одно слово. Лекции Хомяков не читал - доценты, тянущие на себе его учебную нагрузку, вполне для этого подходили; статьи не писал - студенты за него справлялись. Индекс Хирша его рос, объективно и предъявить нечего – цитировали, ученый.
Для Спиридонова и не только него Хомяков - ученый и человек был как на ладони. Многим приходилось угодничать  перед ним, а за глаза  осуждали. Правда о нем витала в воздухе и, казалось, была доступна каждому. Впрочем, что - правда? Кому она нужна? Правда - у каждого своя.
Опыт Хомяков, как мог, передавал -  помощникам – приближенным студентам, приучал их к «правильной жизни». Они приучались - быстро, легко. С удовольствием учились руководить профессорско-преподавательским составом. Лекции для них стали делом последним. У них тоже была своя правда.
Правая рука Хомякова –  доцент Мытарь. Отвечала за научную и учебную работу факультета. Женщина грубая и беспринципная. Там, где не проходил танк, проходила Мытарь. Ей  (и только ей) Хомяков  полностью доверял. По крайней мере, так казалось. Впрочем, если бы Хомякову кто вздумал перейти дорогу, он бы не церемонился ни с кем, и Мытарь, конечно, не стала бы исключением.
По пути с Хомяковым было тому, кто всегда о нем помнил. Случись научно-исследовательская работа - главный член авторского коллектива при максимальной удаленности от творчества и этого коллектива - Хомяков.  Появись на горизонте способный студент - научный руководитель его выпускной квалификационной работы при полном отсутствии руководства как такового – Хомяков… И все это не без помощи Мытарь. Ей с Хомяковым было по пути.
Студентам -  беда. Заметь лучших, талантливых, стремящихся к науке – помоги им стать на ноги, поддержи. Ненастоящий ученый  в лучшем случае проявит безразличие, в худшем – использует студентов в личных интересах. Для подрастающего поколения тоже опыт. Опыт нехороший. Если кто-то из студентов еще верит в добро и справедливость, как когда-то Спиридонов, такой опыт их веру убьёт, и желание заниматься наукой, у кого оно, возможно, и начинает зарождаться,  тоже  убьёт.
Аспирантам – беда. Им не у кого было искать поддержки. Попади аспирант в хорошую научную атмосферу, достанься ему научный руководитель из ученых настоящих и хороших да еще в ВУЗе с аспирантурой и крепким диссертационным советом – пойдет по правильному пути. В других условиях – пиши пропало.
Товарищ Спиридонова делился наблюдением. Раньше, говорит, у нас доктора наук величиной были, мудрецами, философами вне зависимости от направления их научных изысканий,  истинными исследователями высшей квалификации. Кому, как не им лекции читать и молодежи знания, умения и навыки передавать? И ведь читали и передавали, и разница чувствовалась между докторскими лекциями и лекциями средненьких доцентов. А теперь не каждого заставишь - не все хотят лекции читать, а если и читают, берут иной раз чужой учебник и с листа. Лучше бы и не читали тогда.
Спиридонов во многом с ним соглашался. Настоящих, хороших – поищи, попробуй. И он искал, пробовал, хотел быть настоящим и с настоящими, но найти таковых в своем зачастую меняющемся окружении с каждым годом ему становилось  почему-то сложнее. Идти по проторенной дорожке с ненастоящими и самому быть таким  - не для него. Быть белой вороной – тоже не лучший вариант.
Спиридонов любил науку и всей душой был к ней привязан, а в институте чувствовал, что становится от науки дальше, что связующая  нить становится все тоньше и вот-вот оборвется. Об этом он жалел, но иначе не мог. Продолжать свой  путь лишь бы где и лишь бы как не хотел.  Путь каждого, рассуждал, закончится одинаково. Чем бы человек ни занимался – цель, несомненно, важна, а средства ее достижения не могут быть любыми. Путь не менее важен, чем цель. И на этом пути нужно сохранить себя и быть настоящим, честно занимаясь своим делом и не идти ни на какие компромиссы. Ну а хороший человек при этом или нет, судить не ему, пусть судят другие. Стремиться же к какому-то идеалу всегда есть возможность, предела совершенству не существует, а что из этого получится – вопрос времени. Спиридонов стремился…