Письма

«Пииисьма, письма лично на почту ношу, словно я роман с продолженьем пишу», с детства он помнил эту забавную песню про «резной палисад», который в итоге оказался чуть ли не местным КВД, ходила такая шутка в его юности.
Она начала писать ему письма, когда они впервые расстались. Вернее думали, что расстались. Точнее, она так думала. Он никогда не сомневался, что они вместе навсегда. Потом, правда, передумал. Или нет…
В первом же письме объяснила – ну я же привыкла тебе все рассказывать… Он так и знал. Ну конечно… Это, как она всегда тянулась за бутылкой воды по утру или его просила принести. Еще растрепанную мордашку от подушки не оторвала, а хрупкая ручонка с красным маникюром уже вовсю вибрирует, типа дай-дай-дай. Так его маленькая дочка просится на ручки, только двумя ладошками, типа папа-папа-папа. Вот и его бывшая любимая вдруг наконец-то обнаружила, что ей не с кем поговорить и такая: «Да как так-то?» И села писать ему письмо.
При этом он прекрасно знал, что ей-то, на самом деле есть с кем поговорить. Огромное количество людей и звонили, и писали ей, и приходили или хотели прийти, в общем, очередь стояла, чего уж там. А она уже выбирала, как будто, из большой шеренги, такая с холодным прищуром и тонким запястьем на остром подбородке: «Ну, хорошо, ты, вот ты, ладно, и ты, шаг вперед». Его ранило даже самое первое ее письмо. И не важно, что в нем было написано. Что он ей нужен, что ли? Да неужели?! Ну, конечно… Врет, наверное…
Он прекрасно знал эту ее манеру повествования, как личную, так и эпистолярную, хихихи, хахаха, ой, как забавно получилось, ты представляешь? И глаза закатить наверх, и приоткрытый рот, как будто, смущенно прикрыть рукой, как тот мем с двумя подругами, которые сплетничают. И, как обычно, она же у нас самая распрекрасная, как он всегда ее называл «Прынцесса», ну а все вокруг, конечно, кланяются, как те маленькие чертенята-школьники перед новенькой, папу которой куда-то там к ним перевели. Уж очень его бывшая красотка была похожа на Ту Самую, которую должен любить черт. «Кажется Ее… - вспомнил он фразу из мультика.
Еще и еще и еще письмо, красивые фоточки, душераздирающая музыка, хотя, вроде, все нормально, приколы об общих знакомых, она, как всегда, самая прекрасная, и ее все обожают. Новые достижения, ну, конечно, как без этого. Ты лучше всех, ты лучше всех-всех-всех, ты лучше всех… Как он уставал от этой ее высокомерной манеры… Душнилочка…
И вдруг неожиданно честное, искреннее, проникновенное письмо, впервые живое, даже, как будто, со слезой, ему прямо страшно стало за нее или жалко, вот уж каких чувств она точно никогда не вызывала, так это жалости. Но тут с его стороны было скорее сочувствие, захотелось ее обнять, поддержать, успокоить, пусть бы даже и поплакала на его плече, чего уж там. Болел ее любимый папа, а уж он-то точно знал, насколько она «папина дочка», даже немного завидовал ей в этом и прекрасно понимал, что под ней сейчас Земля шатается, грубо говоря, и мир рушится.
Первый раз он почувствовал, что нужен ей, что она ищет в нем опору, которой ей сейчас не хватает, и сразу инстинктивно дернулся, рванулся, как настоящий мужчина, захотел срочно приехать, чуть не сорвался с работы. Но были договоренности, испытательный срок, завтра сдавать отчетность, на выходных обещали приехать в деревню, дочка ждала папу, отчиму он обещал помочь с огородом, в общем, связали его по рукам и ногам. Вот где она была раньше, почему не остановила его отъезд, когда они виделись в последний раз? Ладно, крайний, крайний раз… Сейчас просто стало все сложнее, слишком много у него теперь обязательств…
Это был будний день, еще и рабочий полдень, когда он увидел уведомление о сообщении на почту, они специально договорились связываться именно так. Он быстро пробежал письмо глазами, ухватил самую суть, быстро понял, в чем, собственно, дело и стал ждать подходящего момента, чтобы наконец-то вчитаться всерьез, почувствовать каждое слово, как будто увидеть ее сосредоточенное лицо, когда она пишет, услышать ее интонации, которые он так хорошо знал. Случай представился не скоро, все, как обычно, доставали его, рвали на части.
Только на выходных, когда в большом деревенском доме все наконец-то уснули, и стало тихо, как он всегда любил, пришло то самое время. Он вышел покурить на веранду, накинув сверху длинную куртку, чтобы не замерзнуть и несколько раз подряд перечитал ее письмо. Какой-то ком завис у него в солнечном сплетении, бывало, просыпаешься ночью, судорожно сглотнешь и ощущение, как будто, жвачку проглотил, как в детстве, и, значит, бабушка будет ругать. Так вот сейчас он никак не мог проглотить эту жвачку, она, как будто, застряла у него внутри.
«Не железная Леди, как все привыкли, а твой растерянный Лягушоночек»… Это же именно он дал ей такую забавную кличку, наверняка, никто и никогда ее так в жизни не называл. Как хорошо написала-то, а?!... Как будто маленькая девочка, чуть постарше его дочки, внутри него качается на качельках, задумчивая и печальная, потому что переживает, а ему так хочется, чтобы она снова смеялась, как он любит и как она привыкла.
- Чего не спишь, работаешь? Его пампушка вышла, зевая и на ходу завязывая халат. - Все отчетность свою проверяешь? – Ага, - почти не поворачиваясь к ней, и так все видя боковым зрением, кратко ответил он. – Давай чайник тебе поставлю? Без слов махнул рукой, типа: давай, лишним не будет. Пока закипал чайник, девушка, уже не спрашивая, вытащила из холодильника хлеб, сыр, колбасу и за минуту сделала еврейские бутерброды, поставив перед ним тарелку. Сходила в туалет, вернулась и также молча поставила перед ним большую кружку чая, с тремя ложками сахара, неожиданно звонко для ночи размешала сахар ложкой и тихо ушла спать.
Как он ценил эту ненавязчивую заботу, к которой привык с детства, избалованный бабушкой внучок. Вот Лягушоночек так никогда бы не сделала, она вообще бы не встала с кровати, а если бы встала, то стала бы расспрашивать, что происходит и чего это он тут сидит в ночи, чем занимается, полезла бы своим красивым длинным носом в его телефон, да что, да как, да расскажи, да объясни. Долго бы фыркала на его просьбы поставить чайник, а уж бутербродов от нее точно никогда не дождешься. Он вспомнил, сколько воевал с ней за то, чтобы она, наконец-то, начала размешивать сахар в чае, и ведь она так и не размешивала, типа сам размешаешь, совсем оборзел. Ну, вот что с ней делать?! Неужели это такой грандиозный подвиг – сахар в чае размешать?
А пампушка мягкая, заботливая, кроткая, слова лишнего не скажет, такая лапочка… Он с ней был как в санатории после долгой и тяжелой работы с той, бывшей, вымотавшей ему все нервы.
Ушел спать, конечно, уже пора, завтра возвращаться домой, в понедельник на работу. Жизнь пришла в правильное, нужное, долгожданное русло и воспоминания о той, о Ней были совершенно излишними, нет пути назад.
Этот понедельник, на удивление был удачным, отчет директор принял, даже похвалил, не смотря на внешнюю эмоциональную сухость, сказал: «Думаю, мы с вами сработаемся» и пожал его большую руку сразу двумя своими крепкими руками.
Всегда рациональный и аккуратный, он вечером убирал в архив файлы с табличками и уже случайно наткнулся на ее письмо, открытое в почте на компьютере еще с четверга. Взгляд выхватил важную фразу: «Так мне тебя не хватает, хоть бы за руку меня подержал…» Господи! Ну наконец-то он стал ей нужен просто как Человек, как Мужчина, а не как гребырь террорист, секс машина! Неужели она наконец-то стала что-то главное о нем понимать?!
Да ведь он успокоился уже давно! Успокоился… Успокоился? Успокоился! Да точно! Или нет…
Да, совершенно точно нужно забыть ее, суетную, дерзкую, нервную, эмоциональную чересчур, которая всегда, как будто, воевала с ним, все время делала лицо, держала удар, всегда готовая обороняться, где нужно и не нужно, в основном, конечно, не нужно. А, на самом деле, нужно оставить их историю в прошлом, спокойно жить, работать, воспитывать ребенка, дело делать, одним словом, и выбросить из головы все эти глупости с чувствами к ней и желанием быть с ней и коренным образом изменить ради нее свою жизнь, свою, между прочим, и без нее прекрасную жизнь.
Да, точно, нужно удалить все эти письма, и последнее, необычное, нежное и впервые очень женственное, и прошлые, легкомысленные и самонадеянные. Отправить все в корзину, очистить ее и жить своей текущей, хорошей и спокойной жизнью.
Решено! И он твердо сел всей своей объемной фигурой в компьютерное кресло, занес большие руки над клавиатурой и начал смотреть билеты на вечерний поезд в Москву, скоро должна быть Ласточка. Он будет на вокзале в столице после двенадцати ночи, а значит, нужно ей заранее взять ее любимого шампанского. Похолодало, но он все равно наденет ее любимое пальто, давно не надевал, ибо было незачем. Или счастливо успеет на последнее метро или возьмет такси. Решено, решено, все решено! Быстро выписал электронный билет, переоделся в чистое, долго искал ее любимый синий свитер, забыл уже, куда положил. Взъерошил волосы перед зеркалом, привычно остался не доволен, но она всегда любила его космы, так что пофиг, сама причешет, если что. Поезд уходил через полчаса, поэтому он немного торопился. Как всегда. И как он любит. И как он подзабыл уже. И да, давно он так не улыбался, и в душе и снаружи.