Chapter 15

СЛЕЗЫ ДОРОЖКИ ОСТАВИЛИ НЕПРИВЫЧНЫЕ, БЬЕТСЯ СЕРДЕЧКО МОЕ, К ТЕБЕ НЕРИТМИЧНОЕ

    Боль и Опустошение - две мерзкие сестрички, сделавшись моими верными спутницами за весьма короткий период, всецело завладели моим mind, и брыкаться, противиться им было попросту невозможно. Самонадеянно полагать, что встреча со Смертью оставит меня равнодушной, тем паче ни Харибды, ни Кратоса, ни Полигимнии с Орионом нет, так что я больше не находилась в коконе и рассчитывать могла только на себя. Сильнее всего удручала мысль, что я, считавшая себя самодостаточной, не была одинока все это время: brothers and sisters рьяно оберегали безымянную родственницу, а Аксиома, Ифигения, Пальмира и Лисистрата заменили мне мать, которую, вероятно, съели почти сразу после моего рождения. Pain являла собой помесь осьминога со спрутом, имела щупальца, усыпанные не присосками, а острые клыками, ну а Emptiness - бесформенное нечто с красными отверстиями, из которых высовывались раздвоенные языки, and ядовитая слюна проникала внутрь сквози поры, прорастала тысячей алых маков, выкачивающих из организма все соки и увеличивающихся в размерах. Two scary sisters дрались за право сделаться единоличной обладательницей моей безвольной тушки, шипели, уверяя в своей преданности, и я позволяла им убаюкать себя, но лишь до той секунды, пока мои ноги, достигнув дна, от которого я оттолкнусь и всплыву на поверхность.
    Еще одна парочка прихлебательниц, Горечь и Сожаление - эгоцентричны до жути, им важно, чтобы их чувствовали, они не терпят игнора, that’s why я, отмерив себе ровно три часа на истерику, встряхнувшись, выпрямилась, сбросила оковы Печали и, выдохнув поднялась на минус второй и зашла в свою комнату. Теперь я лучше понимала покончившего с собой Марцелла Проймоса, однако впадать в уныние, жалея себя - роскошь, позволить которую я не сумею. Как бы цинично это ни прозвучало, но погибшим уже все равно, следовательно, смысла распускать нюни нет. Возможно, чуть позже, если мы благополучно переживем эту ночь, я погружусь в пучину тоски, поплачу о тех, чьим мнением дорожила, but right now лучше сосредоточиться на плане спасения. Итак, в трех-четырех милях от нас, на берегу Нефеллова моря возвышается маяк, в котором должен быть подвал. Галатея утверждала, что там спрятаны скафандры и лодка, посему доплыть до нужного места и, нырнув, оказаться в подводном городе - пара пустяков. Агамемнон со Страбоном считали ее рассказы красивой легендой, но Брисеида, задумчиво шелестя страницами своего справочника, пожав плечами, заявила, что правду узнает только тот: кто рискнет преодолеть немалое расстояние за несколько часов темного времени суток, пока светило совершает свой неспешный променад, освещая другие участки нашей планеты. Терять нам нечего, захватим как можно больше провизии, посадим Гипериона в тележку и двинемся в путь.
    Заперев в чуланчик на задворках сознания беснующихся сестричек, недовольных моим решением, я, окончательно успокоившись, нырнула в полумрак своей комнаты, почти не пострадавшей от разгрома. На полу валялся ящик с мелочами и разодранное полотенце. Запихнув в рюкзачок, сшитый Амфитритой, удобную одежду, я, переодевшись в спортивный костюм, смахнула с полочки браслет, вырезанное из камня сердце и уложила свои сокровища на самое дно. Жемчужины дороги Марвеллосу как память о матери, а heart of stone пригодится мне самой, ибо mon coeur сделалось чрезвычайно хрупким, так что я, пожалуй, вырву его из груди и вплавлю в эту безделушку, придам, так сказать, прочности. В жилище братьев царил самый настоящий бардак, посему я, изначально полагавшая, что соберу в пакет некоторые их вещи, прихватила from Orion’s room пару брюк и толстовок, попутно сняла с потолка самые яркие лампочки, не израсходовавшие свой запас накопленной энергии и, неслышно ступая, направилась к Хранилищу.
    Через щель, оставленную для того, чтобы не задохнуться, я услышала обрывки разговора Проймосов: Гиперион мрачно пошутил, что нам придется отрезать ему ногу, поскольку он перестал ее чувствовать, а его собеседник, всхлипывая, протестовал, твердя, что все наладится. This fellow не стремился, в отличие от меня, прятать свои feelings, за что я раньше считала его кретином, но, если как следует пораскинуть мозгами, то кто я такая, чтобы осуждать юношу за излишнюю (по моему, сугубо субъективному мнению) эмоциональность? Он не обязан носить маску черствого и расчетливого человека лишь по той причине, что мне некомфортны бурные проявления эмоций. Я ведь с пониманием отнеслась к чудачествам Харибды, хотя на одни и те же things мы с сестрицей смотрели по-разному, так отчего Марв не заслуживает принятия таким, как есть? Не слишком ли я предвзята к парню, симпатия к которому скрывалась за ярым отрицанием переживаний любовного характера? Как мне договориться с категорично настроенной частью своей личности, которая не желает подпускать this boy ближе даже на сантиметр? И какого лешего я вообще предаюсь идиотским размышлениям о всякой ерунде, не решаясь объявить о своем присутствии?
    В голосе Марвеллоса прозвенела печаль, смешанная с отчаянием, и я, громко топая и кряхтя, ввалилась в уставленное припасами помещение, велела гипериону не нервировать brother и, залив раствором йода ссадину на лбу юноши, повернулась к подростку, вооружившись ножницами и, разрезав мешающую рассмотреть увечье штанину, попыталась большим пальцем вдавить кость, соединив ее с другим обломком, однако что-то пошло не так, и друг, истошно заорав, отпрянул в сторону, с полки, о которую он стукнулся затылком, посыпались шуршащие пакетики с печеньями, вафлями и сушеными финиками. Когда мальчишка наконец угомонился, а обливающийся слезами Марв прекратил стискивать мои запястья, умоляя оставить беднягу в покое, мы, посовещавшись, decided, что сначала вдвоем сбегаем на разведку к маяку, забив тележку провиантом, и только  убедившись, что там есть подвал, вернемся за Гиперионом, опоим его успокаивающим отваром и, дождавшись заката, покинем Радамант уже втроем. Осознавая, что риску мы подвергаемся в почти одинаковой степени, я не хотела разделяться, но упрямый Гиперион наотрез отказался покидать подземный город и, переглянувшись, мы с Проймосом-страшим нагрузили телегу галлонами отфильтрованной воды и поспешили на поверхность. я толкала перед собой корзину на колесах, а мой напарник, оглядываясь по сторонам, держал в руках серп, чтобы в случае чего я могла вспороть брюхо хищнику, возжелавшему отведать человечины. Отдых пошел Марвеллосу на пользу, и выглядел он теперь намного живее - румянец на щеках, задорно блестящие очи. Надеюсь, его травма не требует никаких вмешательств и зарастет самостоятельно, потому что хоть я и преодолела свой трепет при виде крови, навыками лекаря не обладала.
    Дабы не испытывать судьбу, мы выбрали не короткую, ведущую through the wood дорогу, посчитав, что безрассудно соваться в ночной лес с тележкой, подпрыгивающей на ухабинах и без конца дребезжащей. Не хватало еще разбудить облепивших стволы гигантских пальм агрессивных бабочек или спровоцировать нападение злобных клювомордых обезьян, неплохо ориентирующихся in the darkness. Затрачивая немало сил, чтобы переть по склонам холмов свою ношу, я молчала, да и мой обычно словоохотливый сателлит, настороженно поглядывающего по сторонам, настроением для пустопорожней болтовни не располагал, и я, изредка оборачиваясь, чтобы поймать часто сменяющиеся выражения on his face, задавалась вопросом: what was he thinking about? Что за процессы протекали в его кудрявой голове, и отчего брови то взлетали почти до линии роста волос, то изломанными гусеницами собирались у переносицы, отчего физиономия парня вызывала умиление как вылизывающийся палорчест. Сложно, сложно судить, что конкретно со мной творилось и какого хрена я отвлекалась на подобную ересь вместо того, чтобы ускориться. Это не моя вина, во всех странных thoughts повинен долбанный эстроген!
    Сотни томительных steps спустя мы, взобравшись на пригорок, увидели длинное цилиндрическое сооружение, не слишком высокое и без окон. Позади него, ревя и шипя, разбивались набегающие на прибрежные валуны waves, и мой спутник не сумев подавить восхищенного «ух ты», прошептал:
    - I’ve never seen ocean. It is beautiful like your eyes. Подойдем поближе?
    - Сперва следует убедиться, что внутрь мая ка можно попасть, - мне было жаль спускать его с небес на землю, но осторожность и предусмотрительность надлежало соблюдать и в первую очередь позаботиться о крыше над нашими головами. Эмбла же не прекратит своего вращения, да и Солнце вряд ли повременит с восхождением, предоставив нам opportunity забыть на миг обо всех проблемах и погрузить ноющие от утомительного похода ступни в соленую воду, однако не разделить восторг Марвеллоса я не имела права: пейзаж, представший пред нами, поражал своей красотой, залечивая - не все - душевные раны и даря умиротворение. Хотелось выбросить из башки абсолютно все мысли, сесть, прислонившись спинами друг к другу и, закрыв глаза, слушать мерный шелест прибоя, кайфуя оттого, что теплый, но не обжигающий ветерок обдувает наши блестящие от пота faces с застывшими на них блаженными улыбками. Как и все радаманцы представление о том, что из себя представляет пляж, я черпала из иллюстраций, иногда сдабриваемых красочными описаниями в текстах произведений, способствующих развитию воображения. For example, в моей любимой повести о троллях, живущих в заброшенном фургончике, писатель так мастерски изобразил тягу героев к путешествиям, что я, десятилетняя девчонка, забив огромный болт на требование Офелии подготовить доклад и выступить у доски, объясняя тему своего исследования одноклассникам, предалась dolce far niente, фантазируя, как вместе с маленькими смешными человечками марширую вдоль оживленного шоссе, по которому мчатся пофыркивающие автомобили.
    Издали приметив висящий на гвозде огромный ржавый ключ без бороздки, я, сунув его в круглое отверстие, поддела выпавшим из стержня крючком хитрый механизм, расположенный на обратной стороне и, надавив сильнее, прокрутила до конца. Замок поддался практически бесшумно, и я, не без интереса рассмотрев колесико с зубчиками, приводящее в движение массивную щеколду, в дырочку которого вонзался крючок, включив фонарик, заглянула внутрь. Винтовая лестница, покрытая слоем пыли, засаленный бочонок у дальней стены, ведущие вниз ступеньки. Попросив fellow остаться снаружи, я, спустившись на два пролета, убедилась, что подвал находился на достаточной глубине.
    Просторная комната с кирпичными стенами, залитый бетоном пол, железная кровать с пружинной сеткой и грубо сколоченный из разномастных досок стол, точнее, некое его подобие. Что ж, если взять с собой все имеющиеся матрасы, одеяла и подушки, полагаю, здесь можно устроиться с комфортом. Главное, прихватить побольше лампочек и отыскать лук со стрелами, чтобы я могла охотиться, как только припасы подойдут к концу. Створка довольно крепкая и выдержит, коль птицелюди возжелают напасть снова, да и, если приноровиться, то не так уж сложно постепенно перевезти сюда все съестное из нашего муравейника, включая зерно, казан и мешки с мукой. На ночь дверь будем открывать, так что от нехватки кислорода точно не подохнем.
    Воодушевившись, я развернулась, собираясь заразить Проймоса своим оптимизмом, но тусклый луч, выхватив из угла очертания фигур, напоминающих людские силуэты, заставил меня пискнуть от неожиданности. Частично скрытая лестничными перилами on the wall висели, заключенные в стеклянный куб, два водолазных костюма, напоминающие мячи шлемы и баллоны с короткими трубками, подсоединенными к спинам на манер ранца. К перчатке одного из скафандров нитками примотали черный полиэтиленовый сверток с надписью на гомериканском: «дальнейшие указания». Почему здесь только два снаряжения? Нас трое, следовательно, кому-то придется дожидаться на суше, и если underwater city - не выдумка, кому-то надлежит вынырнуть еще раз и сопроводить второго товарища. Но как быть с открытым переломом Гипериона? Очень сомневаюсь, что в подобном состоянии нырять на большую глубину небезопасно, но, возможно, в подводном городе есть медики, более квалифицированные, нежели мисс Тимберлейк, и они согласятся всплыть на поверхность для оказания необходимой помощи члену экипажа? А вдруг окажется, что мы - последние выжившие, и те, кто схоронились на дне моря, давно мертвы? Почесав кончик носа, я решила задать себе все эти вопросы чуть позже, ибо - взгляд на перстень с часами - уже половина первого, а вернуться за братом Марвеллоса хорошо бы до наступления утра. Он там, наверное, с ума сходит от беспокойства.
    Выгрузив наш скарб возле бочки, наполненной керосином, мы, closed the door, ломанулись на северо-запад, на сей раз держась к лесу поближе. Мне не терпелось поделиться новостями с друзьями, и я еле удержалась, чтобы не разболтать сопровождающему меня парню о находке прямо сейчас. Марвеллос, с сожалением оглядываясь на побережье, одобрительно закивал, легонько сжав мою руку, отчего меня словно молнией шандарахнуло. Когда-нибудь я узнаю, с какой стати my body реагирует на его прикосновения так странно, и что за голод мешает мне сосредоточиться на том, чтобы переставлять ноги с максимальной скоростью. Я вроде бы наполнила желудок до краев консервированным морковным соком, изготовленным в еще доапокалиптический период, но в животе, очень низко - там, где пупок, будто плескалась кислота, разъедая внутренности, и названия этим иррациональным ощущениям я найти была не в состоянии. Они - симбиоз жажды, неги, предвкушения чего-то, сокрытого от моего понимания. Если подобные вещи испытывают все мужчины и женщины, достигшие определенного возраста, то я, наверное, могла бы понять их стремление образовать пару и постоянно трогать друг друга. От воспоминаний о воркующих Полигимнии и Агамемноне я, остановившись, резко выдохнула и продолжила двигаться в заданном направлении, стараясь поменьше коситься на юношу. Несколько змей со святящимися глазами и неоновой чешуей, рассерженно шипя, ринулись в кусты, рой крупных насекомых с жужжанием пронесся метрах в десяти от нас, сонно вскрикнула какая-то птица. Колеса, наезжая та особо крупные камни, скрежетали, и я, присев, посветила фонариком и с грустью констатировала, что еще рейдов пять, and our basket with wheels придет в негодность.
    В предрассветных сумерках уже можно было различить листву проносящихся мимо деревьев, и я, погасив висящий на шее flashlight, навалилась на поручень, добежала до пещеры и, оставив корзину в коридоре минус второго, выкрикнула best friend’s name. Мой спутник, добравшийся до входа в Хранилище раньше меня, толкнув створку, внезапно рухнул на пол и пополз вперед, издав булькающий звук. Заподозрив неладное, я метнулась вперед, ударилась локтем о косяк и остановилась как вкопанная, мысленно упрашивая несуществующего Адоная, чтобы открывшаяся нашим взорам картина оказалась сном, бредом, галлюцинацией. Проймос, тоненько подвывая, раскачивался из стороны в сторону, тормоша лежащего на спине брата, вперившего в сводчатый потолок немигающий sight, не свойственный живым людям. Вокруг мальчишки расползлись реки застывшей крови, сообщавшие, что с момента его смерти прошло более трех часов. Осмотрев помещение, я, недоумевая, что здесь произошло в наше отсутствие, уставилась на полусжатый кулак of dead boy, из которого торчала ленточка, вплетенная сестрой в мою прическу. Та самая, которую я использовала в качестве жгута.
    Дрожащими пальцами прикрыв веки Гипериона, я водрузила его голову себе на колени и сквозь застилающие eyes слезы вглядывалась в жуткую картину, что развернуло мое подсознание, услужливо воссоздав сцену from the past. Вот подросток, оставшись в одиночестве, напряженно вслушиваясь, дожидается, когда стихнут наши шаги, считает до ста, шевеля потрескавшимися губами, а затем, приоткрыв дверь, срывает шелковую полоску и сдавливает бедро обеими ладонями, сосредоточенно наблюдая за тем, как из раны хлещет алая жидкость.