Дядя Сеня

- Лида, поди сюда, вытри нос этому чуду природы - мать показала моей сестре на меня -
добегался босиком, холодно ещё, земля-то холодная, сам малой. И где тебя полный день носило,
глава окаянная?
Я молчал, поджав губы смотрел на свои босые ноги, черные от весенней, еще не успевшей как
следует просохнуть земли. Большим пальцем ноги чертил полосы по земле и вытирал нос
рукавом.
- Ну вы посмотрите на него, что же мне теперь из корыта не вылазить? Вон как измазюкался!
Лида, моя старшая сестра, всегда аккуратная, опрятная, протянула мне платок. Я взял, вытер нос и
запихал платок в карман.
- Иди ноги вымой, да про лицо с руками не забудь. Сегодня из дома ни шагу! Щи в печке, да
творог, там, в горшке, сами спрокините – подумала и добавила - Лиза помоги ему, а то расколотит
опять чего. Идите, идите...
Обошлось. Это хорошо. Могла бы и выпороть. У мамки рука тяжёлая. Оно и понятно, всё сама,
папки то нету.
Я вымыл ноги в бочке под застройкой, там же вымыл и руки. Мы с Лидой поднялись на высокое
крыльцо, прошли по сеням. Горница маленькая, чистенькая, занавески на окнах, на полу
самотканые половики, да вышитый рушник у рукомойника. Вымыл лицо, вытерся рушником.
Русская печь в пол избы, две кровати за занавеской, лавка у окна четыре табуретки да стул,вот и
всё убранство.
На ноги обул я войлочные тапки, обрезки старых валенок. Сестра ухватом достала котелок со
щами из печки, вместе спрокинули горшок с творогом в марлю. Лида повесила его отекаться.
- Ванька ты где был то? Мамка грозилась выпороть тебя.
- В лес бегал, тама жуть как хорошо - и потом шопотом - ножик военный нашел и патронов .
Только ты мамке не говори вобьёт.
Лида покачала головой, отрезала от каравая кусок хлеба.Не дожидаясь пока нальют щей посыпал
его солью и с аппетитом начал есть ржаной, домашний хлеб. Хлеб у мамы всегда получался
замечательный, ноздристый, вкусный. Закваску вместе с приданным принесла свой новый дом,
берегла, кормила ее как человека.
Я ел горячие щи, обжигался, дул на ложку, торопился словно боялся что у меня отнимут тарелку.
От горячих щей из носа потекло сильнее. Шмыгал носом, то и дело доставал платок.
Лида сидела на другой стороне стола и, подперев голову рукой, смотрела как я ем.
- Вань ты бы не ходил больше без спросу, мамка волнуется.
- Не, не пойду больше. Ну может еще разок сбегаю, на чуть-чуть...
Дверь сенях хлопнула, послышались шаги.
- Мамка идёт,- Лиза посмотрела на меня испуганными глазами - тетя Нюша наговорил ей
всячины...
Открылась дверь, мать устала вымыла руки, вытерла полотенцем.
- Ну и что мне с тобой делать неслух? - она посмотрела на меня пытаясь сделать строгое лицо, но
глаза выдавали её, в них искрилась лукавинка. - Сколько же ты меня слушать не будешь? А? Гряды
не копаны, сажать уже пора, мне же одной не управиться. Люди как люди, а бес стороной. Куда
же ты бегал окаянный?
- Да я там, в лесу, кислицу заячью ел.
- Посмотрите на него, кислицу он ел, дома тебе мало еды что ли?
- Мам, а в лесу то хорошо как, подснежников... что твой ковёр, и птички поют, аж душа заходится...
- Ах ты, чудо то ты моё, что же мне с тобой делать-то - мать потрепала меня по голове - и в кого же
ты уродился, соколёнок мой. Опять поди рисовать будешь? Красок на тебя не напасешься. Лидуш,
а ты это ела?
- Я не хочу, мам.
- Помощница ты моя, куда же я без тебя? - мать погладила Лиду по голове.
- Ваня, ты сходи потом к дяде Сене, попроси косу побить, скажи рассчитаюсь. Да корову с поля
встреть, не забудь.
- Сделаю мам.
- Смотри обуйся, босиком не ходи.
Я весело бежал по деревне, нёс косу к дяде Сене, прозванному « деревянная нога» за то, что
ходил на деревянном протезе. Война лишила его былой подвижности, но не силы духа и
хорошего настроения. Он играл на гармошке подбирая на слух мелодии, ни одна свадьба, ни у
нас, ни в соседних деревнях без него не обходилась. Жил один, жена его, тётя Стеша умерла два
года назад. Я любил дядю Сеню, любил его детской, искренней любовью за его доброту и
непохожесть на других деревенских мужиков. Он всегда держался сам по себе, независимо но
просто, и в деревне его уважали, часто заходили к нему посоветоваться не только мужики, но и
женщины. И он никому не отказывал ни словом, ни делом, чем мог помогал, и совсем не
тяготился отсутствием ноги, был весел и легок на подъем. А как он нарисовал! Птички как живые!
А цветки какие!
Дядя Сеня остался у нас после войны, ехал домой из госпиталя, попросился переночевать, да так и
остался, некуда ему было идти, ни дома ни семьи не оставила ему война. А здесь он обрел новый
дом, новую семью, здесь у него родилась дочка и сын, теперь уже взрослые, живут в городах . А
дядя Сеня не поехал в город, не захотел.
Уже издали послышалась:
«По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга судьбу проклиная...»
Дядя Сеня сидел на скамейке возле крыльца, плёл корзинку, ловко заправляя ошкуреные,
крашеные прутья. Такие корзинки в деревне больше никто не плел.
- Дядя Сеня Здравствуйте! Мама просила косу побить, сказала что рассчитается.
- А Ваня, проходи, проходи... Давай посмотрим твою косу. - Он отложил корзину, взял косу,
размотал тряпицу, который мама заботливая обмотала её, чтобы я не порезался – Так... - потрогал
пальцем лезвие.
- Прикатика ко мне чурбанок, вон тот, возле плетня, и молоток с бабкой принеси из сеней...
Я пыхтя прекратил чурбан, бегом принес из сеней молоток с бабкой. Дядя Сеня ловким
движением молотком выбил клин, снял косу, косовище поставил рядом, вбил бабку в чурбан.
- Вот что, Ванюш, я косу побью, а ты мне воды наноси, и мы в расчетах. Ведерко маленькое в
сенцах возьми, кадушка под воду сам знаешь где. Ну, давай беги...
Я носил с колонки воду под звонкие, частые удары молотка. Хорошо отбить косу, оттянуть лезвие
так, чтобы она не потрескалось, а заиграло на свету белой змейкой, дело не пяти минут.
Инструмент нужен хороший, не каждый молоток годится, да и хорошую бабку ещё надо поискать.
Мы трудились минут сорок. Каждый остался доволен своей работой. Я наносил воды, изрядно
наплескав в сенях и промочив штаны. Дядя Сеня с удовольствием осмотрел свою работу, потрогал
лезвие, постучал по косе ноктём.
- Хороша коса, крепкая, вишь как звенит... - поставил косу на косовище, выставил угол, забил клин.
Аккуратно обернул косу тряпицей. Поправил, подтянул палец.
- Ну Ваня, иди сюда, отдохнём с трудов праведных, делу время - потехе час.
Мы сидели рядом на скамейке, дядя Сеня рукой обхватил мои плечи, прижал к себе.
- А что Ванюша, жизнь хорошая штука!
- Ага - согласился я, - я в лес сегодня бегал, хорошо там птички поют, лесом пахнет, листьями, а
подснежников! А ещё птичку видел, с хохолком!
- Ишь ты! То то мамка тебя искала, по деревне бегала, ко мне забегала... Поди попало тебе?
- Не, мама меня любит! Так поругала маленько, и всё. Дядя Сень?
- А?..
- А будем сегодня рисовать?
- А как же! Вот корову встретишь с поля, и приходи. Гуашь не забудь, кисточки свои дам.
- Дядя Сень, а я в лесу ещё ножик военный нашел и патроны, целых четыре штуки! Конец в
ножике правда сломан, а патроны без пулей... - доверил я ему свою тайну.
- Ишь ты, - снова удивился он - вот и их приноси, посмотрим.
- Дядя Сень, а на войне страшно?
- Страшно, Ваня, страшно, только дурак смерти не боится.
- А что самое страшное на войне?
- Рукопашный бой... Не приведи Господь вам пережить такое, не надо войны...
- А что в нём страшного?
- Когда из окопа стреляешь, редко лицо человека видишь, а здесь, лицом к лицу, в глаза
смотришь, или ты его, или он тебя. Душой надо очерстветь Ваня, лютого врага ненавидеть, чтобы
вот так... Тут животину жалко, а это живой человек.
Дядя Сеня сильнее прижал меня к себе.
- Ну беги Ваня, скотина скоро с поля придет, беги. Маму да сестру слушай...
Я шел деревней, гордо нес косу поставив пальцем на плечо, как взрослый. Хоть и тяжело было,
но виду не показывал.
- Вон какой у Людмилы помощник растет - одобрительно сказала бабушка Марфа, полная,
пожилая женщина , всегда добрая и ласковая ко мне.
Я солидно, как взрослый поздоровался, гордо поправил косу, и не торопясь пошел дальше.
- Ваня! Помоги клушу загнать, она клюется! - соседская дочь, Алёнка, пыталась прутиком
направить клушу с цыплятами в заулок. Клуша ершилась, не давалась, чертила крыльями по земле
и кидалась на прутик. Цыплята пушистыми шариками вертелись у неё под ногами.
- Алёнка! Смотри, цыпок передавит! -крикнула баба Марфа.
Я повесил косу на забор.
- Куда тебе ону?
-Да вон, в корзинку надо посадить, а я боюсь, она клюется больно... - Алёнка в коротком платьице
в горошек, в косынке, из-под которой виднелась косичка с бантиком, смотрела на меня большими
василькового цвета глазами полными слёз.
- Сейчас мы ону... - я смело бросился ловить клушу. Исхитрившись удалось схватить её за лапу,
клуша рвалась, клевала мне руку, но я быстро справился, прижал крылья, теперь она не страшна.
Мы посадили ее в корзину, завязали сверху платком.
- Ванька, какой ты смелый! - восхитилась Алёнка, - вон оно как тебя, а ты не отпустил.
Мы ловили разбежавшись и цыплят.
- Одиннадцать штук должно быть - Аленка с каждым пойманным цыпленком загибала один
пальчик.
- Да я считать умею - похвастался я - вот этот десятый, а вон там возле корзинки одиннадцатый.
- А вечером что делать будешь? - спросила Алёнка - приходил бы , поиграли, у нас качели в саду,
папа вчера сделал.
- Не, не могу, надо корову встретить, а потом к дяде Сене пойду рисовать - важно ответил я. - А
пойдём со мной, рисовать, я и красок дам, мама мне гуашь новую купила!
- Мне нельзя от дома, ругаться будут, лучше ты приходи, поиграем...
- Если завтратолько, сегодня никак.
Я важно снял косу с забора и пошел к дому.
- Ну ты завтра приходи, не забудь! Буду ждать! - крикнула вслед Алёнка.
- Завтра приду! - пообещал я.
Роза, наша корова, красная с белым, с изогнутыми, как у ухвата рогами, еще не доходя до меня,
привычно вытянула морду, втянула ноздрями воздух, и почувствовав хлеб ткнулась влажным,
холодным носом мне в руки. Я угостил её крепко посоленым хлебом, изрядно уже общипанным
мною в ожидании стада. Розка блаженно закрыв глаза жевала хлеб, изо рта показалась слюна. Я
сунул ей в рот второй кусок, обошёл, хлопнул ладошкой по боку - Ну, Розка, иди домой. - Корова
неторопливо, важно пошла по дороге. А я всё похлопал её по боку, тропил - Ну роза, давай, иди
быстрей, мне ещё к дяде Сене надо... Ну пожалуйста, давай быстрей...
И вот наконец я бежал к дяде Сене, счастливый, с новыми, купленными мамой гуашевыми
красками, самодельным альбомом, с листами нарезанными из остатков старых обоев, подарок
дяди Сени, с патронами в кармане и обломком ножа засунутым за брючный ремень. Счастье
переполняло меня.
Дядя Сеня уже ждал, из его заулка открывался красивый вид на реку, недалекий лес с уже
сгустился тенями, а солнце готов было вот-вот коснуться горизонта. Уже приготовлены были два
самодельных мольберта, большой и маленький. Я уже хорошо знал это волшебное слово, иногда
важно вставлял его в разговорах с друзьями.
- Дядя Сень вот, я патроны принёс и ножик - я выложил свое сокровище на скамейку.
- Давай, давай посмотрим... дядя Сеня взял в руки обломок ножа, - это штык-нож был, немецкий,
ручка сгнила уже, больше половины отломано, теперь это просто железка Ваня, теперь она уже не
страшна.- Он положил остатки штык-ножа назад на скамейку, взял в руки «патроны» - А это
гильзы, наши, с трехлинейки. Хорошая была винтовка, надежная, ничего не боялась, в грязи, в
пыли, а работает. Затвор заклинит, сапогом выбьешь и снова стрелять можно. Ты Ваня от войны
держись подальше, не ходи один больше в лес, не надо, помнишь, Гошке в прошлом году ноги
осколками от взрывателя посекло, и палец оторвало?
Я кивнул головой.
- Война, она сынок, ещё долго будет за нами следом ходить, нет у неё срока давности, нет! Не
ходи, маму пожалей..., а лучше вот мы с тобой порисуем.
- Хорошо, не пойду - пообещал я, представив вдруг Гошку без пальца, хромого. Больно поди было
и рисовать как, без пальца, и мама плакать будет...
- Не пойду больше - повторил я.
- Вот и хорошо, вот и ладно. Ну, готов? - дядя Сеня выбрал из моего альбома чистый лист,
закрепил на мольберте. - На вот кисточки.
- А мне мама гуашь новую купила – похвастался я.
- Мама у тебя хорошая, слушайся ее, не обижай. Но, давай порисуем, вот, видишь, я уже
подмалевок сделал, и ты пробуй, как я. Сейчас наметим тебе, вот, будет лес, тут река, тут луг,
дорога... - он быстро, схематично набросал , начертил на моём листке несколько линий.
- Я сам хочу - обиделся я.
- Припозднились мы сегодня с тобой Ваня, того гляди солнце садится будет, не успеем. Смотри как
я, и ты так делай.
Мы рисовали больше часа, я всё удивлялся, как это так получается у дяди Сени, раз, раз, и вот уже
лес, а тут река, туман, и солнца красный шар... А у меня только кляксы какие-то. А дядя Сеня то и
дело поправлял мой рисунок.
- Вот смотри, вот здесь легонько так , а теперь вот здесь, а там пускай подсохнет...
Я старался, пыхтел, но всё равно видел большую разницу в том, что получалось у меня и у него.
- Как это у вас, дядя Сень выходит?
- А ты почувствуй, почувствуй краску. А что у меня получается, так порисуй с моё, видишь какой я
старый, не один десяток лет рисую, а у тебя всё впереди, ты старайся, рисуй, и умение придет, не
боги горшки обжигают.
- Ваня, мама домой зовет, поздно уже - Лиза стояла в заулке, мы совсем не заметили как она
пришла - Здравствуйте дядя Сень!
- Здравствуй, здравствуй Лида. Мы сейчас, вот тут мазнём, тут поправим, так... да кисточки
вымоем... Давай Ваня, беги домой. Да не забудь рисунок закрепить, переведёт... А то хочешь у
меня оставь, завтра заберёшь...
- Не, домой понесу, маме покажу...
- Ну, как хочешь, доброго вечера вам! Маме поклон от меня передайте... Ну, идите, идите...
Мы шли домой, солнце уже наполовину скрылось за лесом, с реки поднимался туман. Лида несла
мой альбом и краски, а я Гордо, двумя руками нес домой свой рисунок.