Напрасные хлопоты

Мои постоянные читатели знают, что я многодетный отец, у меня трое детей, два старших сына и младшая дочь.  Еще они знают, что я три года служил на подводной лодке в должности начальника медицинской службы. Служил во Владивостоке, а жена с одним ребенком осталась жить в Хабаровске. Там были родственники, которые всегда могли помочь молодой мамаше, а военный моряк не принадлежит сам себе, всегда могут отправить в море.

Так получилось, что о рождении второго сына я узнал через 6 дней после того, как это событие произошло.  Вернулся «с морей» и в офицерском общежитии меня ждала телеграмма о рождении сына.  Случилось это 31 декабря 1971 года.  Был рабочий день, но так как мы плавали много дней, завершая заводские испытания после капитального ремонта нашей субмарины, то, пришвартовавшись к заводскому пирсу, командир оставил на лодке вахту, матросы и старшины отправились в казарму, а офицеры по домам.

Придя в общежитие и прочитав телеграмму, я стал размышлять. Как врач я знал, что мать с новорожденным лежит в роддоме обычно неделю, пока ребенок не наберет вес, с каким родился. Так что по всем подсчетам, жена должна была еще в роддоме. Но в каком? В Хабаровске четыре родильных дома. Старший сын родился в роддоме № 1, скорее всего, и второго ребенка жена должна рожать в этом же роддоме.  Я решил позвонить туда, попросить санитарку от моего имени поздравить жену с рождением сына.

Это сейчас в кармане каждого, даже дошкольника, есть мобильный, или сотовый, телефон.  Совсем не так было в 1971 году.  Далеко не во всех квартирах были телефоны, но вот в организациях они были.  Но звонить по межгороду мне можно было лишь с городского переговорного пункта, куда я и направил свои стопы. Не помню, как я узнал номер телефона приемного отделения родильного дома № 1 в Хабаровске, но узнал и позвонил туда. И мне сообщили, что роженица Щербакова Людмила не поступала и не рожала. Я сразу сообразил, что могла рожать только в роддоме № 2, и сразу попросил номер телефона приемного отделения этого роддома, и мне его дали.

Снова сделал заказ на новые переговоры и стал ждать, когда меня пригласят в кабинку. Гадал, почему же её не повезли не в тот роддом, где она рожала первый раз, но ничего путного в голову не пришло. Наконец, меня позвали в кабинку, и я стал разговаривать с неизвестным голосом. Как я знал по прошлому опыту, обычно отвечают санитарки, медсестрам не до этого. Я вначале узнал, поступала ли Щербакова и если да, то кого родила. Мне сказали, что  еще 25 декабря родился мальчик с весом 3900 грамм и 55 см ростом. Тогда я сказал, что военный моряк, звоню из Владивостока и попросил сходить в палату и поздравить от моего имени жену с рождением сына. И будучи воспитанным человеком, поздравил всех сотрудников родильного дома  с Новым годом и даже сказал, что сочувствую им, что в новогоднюю ночь они на дежурстве, а не дома.  И с чувством выполненного долга поехал в общежитие. 

А там уже готовились к Новому году.  Оставшиеся без компаний офицеры и персонал общежития на дежурстве скинулись,   кто-то сходил в магазин и купил к столу шампанского и немудренной закуски, другие стаскивали в холл, где стояла наряженная елка,  столы из комнат и сервировали их совершенно не праздничной посудой. Включился в эту суету и я.  Так я впервые встретил Новый год за пределами Хабаровска. Вообще-то во время учебы в школе и жизни в поселке на севере Хабаровского края я именно там встречал Новый год, хотя эти встречи не отложились в моей памяти.

В феврале мне дали отпуск, я поехал в Хабаровск. Спросил жену, поздравляла ли её санитарка по моей просьбе, но что Людмила ответила, что никто её не поздравил. «Вот карга» - подумал я на санитарку. «А ведь обещала тут же пойти и поздравить».  Побывав дома, я взял старшего сына и полетел с ним к родителям, которые выразили желание взять его к себе, чтобы моей жене не было трудно с двумя.

Летом жена поступила в медицинское училище. Помогала ей наша многолетняя соседка по жизни в одной служебной квартире с нами в северном поселке. Она никогда не имела детей, жила одна, муж несколько лет назад умер, и постоянно помогала нашей семье. Баба Ага – так звали её все мои дети.  Она приходила к нам утром и уходила к вечеру, когда у жены заканчивались занятия.

А я в это время продолжал служить, приезжая в Хабаровск на праздники, однажды даже на День военно-морского флота СССР в конце июля, и даже пофорсил в парадной форме военно-морского офицера с кортиком по центральной улице Хабаровска, которая в то время называлась улицей Карла Маркса (сейчас это улица Муравьева-Амурского).  Но все остальное время я был во Владивостоке, но еще чаще – в море. Я был в нашей 19-й бригаде 6-й эскадры КТОФ самым плавающим доктором, потому что у меня не было семьи в городе, и я всегда был, так сказать, «под рукой».  Но вот в мае – июне 1974 года я был на своей «родной» субмарине на боевой службе, или, как говорят на флоте, в «автономке».  Вернулся, и снова телеграмма – жена еще 19 мая родила дочь в том же втором роддоме, весом 3600 граммов и 52 см ростом. Прошло уже почти 25 дней после рождения, поэтому поздравительную  телеграмму я оправил по домашнему адресу.

Это были последние месяцы моей военной службы. Незадолго до этого был издан новый приказ министра обороны СССР, и я со своей близорукостью – 0,1 диоптрий на левый и 0,2 на правый глаз не был годен к службе в подплаве. По старому приказу с 2 и 3 диоптриями  в очках был годен, а по новому – только для службы на берегу. И хотя меня уговаривали остаться на военной службе на 25 дет, но никакой приличной должности не предложили.  Да и какую должность мог предложить флагманский врач 6-й эскадры полковник м/с Чистоклетов, а в кадры КТОФ он, видимо, не обращался.  Поэтому мне даже не пришлось ничего писать. Через 3 года после призыва на службу я автоматически считался уволенным в запас. С учетом времени на отпуск после «автономки» это была середина июля 1974 года.  Вот примерно тогда я и появился в Хабаровске.  И узнал неприятную весть.

Моя жена до родов буквально пару недель не доходила на производственную практику, а без отметки о её прохождении её не допустили до государственных экзаменов. Но о том, что она в роддоме, в училище не знали, никаких заявлений от неё не поступило. А как известно, под лежащий камень вода не течет.  И её отчислили как не сдавшую государственные экзамены.

Узнав об этом, я поехал в медучилище к директору Макарову. Я знал еще в годы учебы в институте о суровом характере этого директора, все учащиеся училища боялись его как огня.  Поэтому я поехал к нему, облачившись в военную форму.  Но мужик действительно был суровый, все мои аргументы о том, что у жены были объективные причины, почему она не завершила практику, не подействовали,  на его стороне была бюрократия. Нет бумажки – нет человека.

И тогда я решил пойти в крайком КПСС. К этому времени я был кандидатом в члены партии, меня приняли во время службы коммунисты субмарины и решение утвердили в политотделе эскадры, который имела статус райкома КПСС. Так же в военной форме пришел в крайком. Пропуска выписывать не пришлось, у меня был билет кандидата в члены КПСС.  Меня направили для решения моего вопроса к заведующему общим отделом крайкома, если мне не изменяет память, по фамилии Грицай.  Я рассказал о всех обстоятельствах своей просьбы. Сказал, что вмешаться в ситуацию не мог, так как выполнял свой долг перед Родиной, был на боевой службе. Сказал, что если бы директорат училища заботился о своих учащихся,  поинтересовался бы, куда пропал молодая женщина, к тому же беременная, то допустил бы её к экзаменам. Ведь у каждой группы  есть куратор, он и должен быть все решить, по крайней мере, мог навестить мою жену в роддоме и посоветовать написать заявление.

Грицай внимательно выслушал меня, пригласил инструктора своего отдела и велел записать все, что я сказал, и подготовить запрос на имя директора Хабаровского медицинского училища. Мы попрощались, и я пошел за инструктором крайкома.  Он все записал, и я ушел в надежде на положительное решение моей просьбы. Тогда многие говорили о всесилии партии, были такие мысли и у меня.

Почти через месяц пришло приглашение на домашний адрес посетить крайком партии. Я к этому времени еще не работал, домашнего телефона не было, поэтому так известили. Я шел в надежде, что вопрос решен положительно.  Но, как говорится, «надежды юношей питают».  Инструктор, который выполнял поручение Грицая, показал мне ответ Макарова на письмо крайкома по поводу моей жены. Там было написано, что все документы по училищу уже давно ушли в Минздрав РСФСР, и там написано, что Людмила Павловна Щербакова отчислена по уважительной причине (не прошла практику) и вернуть что-то обратно не получится. И собирать экзаменационную комиссию никто не будет, люди давно в отпуске. К ответу была приложена справка, что моя жена прослушала полных цикл теории и это дает её право без экзаменов поступить на последней курс училища на новый учебный год.

Я все понял. Моя жена – не дочь какого-нибудь большого начальника, а просто жена всего лишь кандидата в члены КПСС, и никто ради нас не будет нарушать установленный порядок. Ну и что из того, что я, хотя мог «отмазаться» от военной службы, и честно отбарабанил все три года на дизель-электрической подводной лодке с ужасными условиями обитания экипажа. Тогда я впервые понял, как всесилен бюрократический аппарат любой организации и как много формализма в нашей стране. Поэтому в дальнейшем старался войти в положение каждого обратившегося ко мне человека, а занимал я высокие должности в здравоохранении края, и по мере своих сил старался помочь.

А моя жена не стала снова учиться в медицинском училище.  С двумя малолетними детьми это трудно. Но зато справка из медучилища позволила ей затем устроиться работать диетсестрой в детский садик, куда взяли и нашу дочь Наташу.

Через несколько лет заочно проучилась в Хабаровском лесотехникуме, получила диплом, но по специальности техника в леспромхозах не работала, а работала техником-дозиметристом в рентгено-радиологическом отделении краевой больницы, которое я возглавлял. А завершила свою трудовую деятельность инспектором краевого фонда социального страхования.

На заставке наша фотография времен моей службы на подводной лодке, когда Людмила приезжала ко мне в гости во Владивосток.  1971 год.