Служба охраны истории. Часть 4

                Часть 4. Протокол 13


  Новокузнецк, 30 октября 2138 года.

  Сдавая смену Воронову, который дежурил в тот день, Поленов зарезервировал в хранилище данных «прыгун» в виде летающей тарелки, которым пользовался уже полгода.

 - В Гренландию? – понимающе спросил Воронов.

  Любого другого с таким вопросом Поленов послал бы подальше, в лучшем случае проигнорировал, но в отношении прямого начальника, да ещё оказавшегося в недавнем внутреннем разбирательстве на его стороне, это было бы вопиюще невежливо.

  - Так точно, - ответил он, поворачиваясь к выходу.

  - У меня для тебя новость, - сухо сказал Воронов ему вслед. – Тебе разрешено пользоваться «прыгуном» вне рабочего времени. Только не наглей и оформляй все перемещения официально. Тебя и без того еле отмазали от августовского инцидента, при всех твоих заслугах. Можешь кататься к своей Хельге хоть каждые сутки, но бюрократию изволь соблюдать от и до. Нам ещё обвинений в злоупотреблениях не хватало…

  - Понял. Спасибо, шеф!

  Инцидент с появлением Хельги на сверхсекретной базе в Гренландии за шесть тысячелетий до нашей эры вызвал нешуточные дебаты внутри Службы охраны истории. Этот случай не имел аналогов, а создавать прецедент никто не хотел. Поэтому кое-кто в руководстве настаивал на репрессиях для всей троицы виновников. В конце концов возобладала точка зрения Воронова: дело о наказании виновных «спустить на тормозах», а в правила работы оперативников внести поправки, запрещающие аналогичные действия в дальнейшем. Пришлось руководству согласиться с существованием этой «маленькой статистической флуктуации» (как ехидно выразился Студзинский, вызвав у Поленова приступ нешуточной ярости). На это согласие были две причины.

  Во-первых, из отчётов Поленова и супругов Крайцхагелей однозначно следовало, что человечество в целом и Служба охраны истории в частности этой троице очень сильно обязаны. Правдивость этих отчётов доктор Ланге доказал практически сразу. А проявлений неблагодарности к своим сотрудникам Служба старалась избегать.

  Во-вторых, спонтанно возникшая «теория Поленова-Крайцхагеля» очень заинтересовала всех, особенно доктора Ланге. Благодаря ему эта теория быстро получила собственный математический аппарат, а тема стала приоритетной в научных отделах Службы. Вот только практические успехи были пока невелики. Тестовые запуски «прыгунов» в «точку ветвления» между двумя реальностями ничего не дали: «фазовый переход» в соседнюю временнУю линию просто не срабатывал. Поленов однажды заметил, что Хельга стала воспринимать эту новость скорее с облегчением, чем с разочарованием. Постепенно ход работ группы Ланге над этой темой как-то перестал волновать и её, и Поленова.

  Куда более сложной проблемой оказался вопрос легализации Хельги. Руководство Службы не хотело обнародовать факт возникновения человека, ранее не существовавшего в реальности: мало ли какая экстремистская или бандитская группировка решит использовать эту информацию в своих целях. Пока обсуждались способы её легализации, Хельга жила на той самой базе в древней Гренландии. Поленову приходилось её там навещать. Дом в староанглийском стиле ей понравился. Эта же база была и её официальным рабочим местом, так как после её появления руководством было решено, что на базе с этого момента должен непрерывно находиться хотя бы один дежурный. Как доказала группа Ланге, нахождение на базе хотя бы одного человека из будущего предохранит её исчезновение в случае какого-то временнОго сбоя: личное субъективное течение времени пришельца из будущего как бы распространялось на то пространство, которое он занимал - будь то транспорт или жилое помещение. Ланге не смог выразиться яснее, а формулы из физики, которые он приводил в качестве доказательств, всех только запутывали. Так что сотрудники Службы просто поверили ему на слово.

  Хельга оказалась самой подходящей кандидатурой для такого дежурства. Её так или иначе требовалось чем-то занять. Она согласилась сразу, и теперь числилась оперативным дежурным с 5976 года до нашей эры вплоть до самого выхода в отставку (если не произойдёт чего-то худшего). Под её надзором находились запасы продовольствия, оружия, одежды, медикаментов, различных приборов – всего, что может потребоваться сотрудникам Службы, если они вдруг застрянут по какой-то причине в прошлом. В выходные её согласились подменять Шейла и Отто Крайцхагели, в которыми она подружилась. Такое решение высвобождало рабочее время остальных оперативников Службы, которая очень нуждалась в кадрах. А русский язык она давно выучила простым способом – с помощью служебного специального прибора. Так что и с этой точки зрения препятствий к её работе не было никаких.

  «Материализовавшись» в чулане в центре дома, служившем местом стоянки для «прыгунов», Поленов заново включил специальный блокиратор, не позволявший каким-либо ещё путешественникам во времени проникнуть не только в дом, но и в его окрестности радиусом в десять километров, если не набрать на «прыгуне» код допуска. Поленов его знал. Они с Хельгой меняли его каждый раз, когда он её навещал, и сообщали почти всегда только Воронову, в редких случаях – какому-либо другому сотруднику.

  Выйдя из чулана, он обрадовал Хельгу новостью, что теперь может бывать в древней Гренландии на постоянной основе, а не эпизодическими набегами, как раньше. Они даже синхронизировали время суток Хельги в древней Гренландии со временем суток в Новокузнецке 2138 года, чтобы у них были одинаковые биоритмы. Для этого им пришлось упаковать приготовленный Хельгой обед в «прыгун» и переместиться вместе с ним на несколько часов вперёд. Получилось довольно смешно.

  Утром, провожая его к «прыгуну», она сказала:

  - Даже не верится, что вечером ты вернёшься. Хоть заживём теперь, как люди.

  Он внимательно посмотрел на неё и спросил:

  - Скучаешь по старой жизни?

  - Знаешь, как-то не очень. Ну, попаду я туда… И что мне там делать? Вернуться на работу? Так ведь вряд ли возьмут. Выйти замуж, рожать детей? Это я и здесь могу, кандидат есть… - она лукаво посмотрела на него и добавила. - Хоть я и сижу тут целыми днями, но там у меня не было таких возможностей, как здесь, с тобой. Куда направляли, туда и шла. А здесь не командует никто.

  - Погоди, ты ещё не работала со мной в команде. Узнаешь, какой я командир, - в шутку пригрозил он.

  - Уже знаю. Помнишь Висбаден?

  Поленов улыбнулся. Он помнил.

  Потом Поленов отправился в Новокузнецк 2138 года, в свой офис. После окончания утренней «летучки» он спросил у Воронова:

  - Шеф, а Студзинский ещё не вернулся с Югуса? У меня к нему дело.

  - Кто не вернулся? – удивлённо переспросил Воронов.

  Поленов пару секунд пристально на него смотрел, потом обернулся и окликнул сотрудника, ещё не покинувшего кабинет шефа:

  - Смирнов, погоди секунду!

  Когда коллега обернулся, Поленов спросил:

  - Серёга, ты Стася Студзинского не видел сегодня?

  Смирнов, посмотрев на него с некоторым недоумением, спросил:

  - Игорь, ты это о ком? У нас новичок в отделе?

  «Опять! Прямо дежавю какое-то», – подумал Поленов, вспомнив инцидент позапрошлого лета.

  - Так, коллеги, - сказал он, вставая со стула. – Либо вы решили меня разыграть, либо у нас протокол 13. Обратная амнезия.

  Его коллеги замерли с открытыми ртами. Сцена могла бы выглядеть забавно, но Поленову было не до смеха.

  Протокол 13 был введён в позапрошлом году. Он вступал в действие, когда кто-то из сотрудников, вернувшись из прошлого, обнаруживал, что окружающие не помнят каких-то людей или событий, которые, по его мнению, были в реальности. На таком сотруднике лежало бремя проверки правильности своего мировосприятия. За два года этот протокол не применялся ни разу ни в одном подразделении Службы.

  - Поленов, ты уверен? – тихо спросил шеф.

  - Вроде бы да. У нас исчез сотрудник. В общем, мне нужно в Гренландию прямо сейчас. Беру «прыгун».

  - Ладно, - согласился Воронов и нажал кнопку громкоговорителя. – Внимание! Протокол 13! Всем находиться на своих местах, пока Поленов вас не сфотографирует! Здание покидать запрещено до отмены распоряжения!

  Поленову он сказал:

  - Жду через пятнадцать минут после отбытия в прошлое.

  Поленов молча кивнул. Он сфотографировал на свой ручной браслет шефа и Смирнова. Потом проделал то же самое, обойдя все помещения офиса. Взяв «прыгун», он отправился обратно в Гренландию.

  - Так быстро? – обрадовалась Хельга. – Тебе дали выходной?

  - Если бы… Хельга, я ненадолго. У нас ЧП. Ты помнишь Стася Студзинского?

  - Помню, конечно. Весёлый такой парень, вечно шутит. У него был роман с секретаршей вашего Воронова…

  - Если бы только с ней… - Поленов фыркнул, потом приобнял Хельгу одной рукой. – Отлично, значит, с моей памятью полный порядок.

  Хельга посмотрела на него с испугом.

  - Да что случилось?

  - Пойдём, сейчас объясню, - он направился в служебное помещение, рассказывая по дороге. - Стась исчез из реальности. Я его помню только потому, что был в прошлом, то есть здесь с тобой. А остальные не помнят. Нам нужно показать шефу «шапку» из его личного дела, чтобы доказать, что я прав. Пошли к сейфу!

  - Ничего себе! – удивлённо пробормотала Хельга, идя следом за ним. – Бедный парень…

  - Да, и разбираться с этим бедным парнем придётся мне, - хмуро сообщил Поленов, подходя к служебному сейфу.

  - Помощь нужна?

  - Да, прямо сейчас.

  Он достал из сейфа планшет, в памяти которого хранились краткие выписки из личных дел всех сотрудников Службы – как раз на случай протокола 13. Он снял на видео, как Хельга выводит на экран «шапку» досье Станислава Студзинского. Потом скопировал некоторые данные и положил планшет обратно в сейф.

  - Мне надо идти, - сказал он. – Прямо сейчас.

  - Понимаю, - ответила Хельга, вздохнув. – Ты только сам не пропадай, ладно?

  - Да уж постараюсь, - усмехнулся Поленов.

  Когда он появился в офисе, Воронов объявил общий сбор. Он убедился, что все сотрудники, недавно сфотографированные Поленовым, в наличии. Никто больше не пропал.

  - Все возвращаются к работе в обычном режиме, - объявил шеф. - Запросы любой служебной информации от Поленова являются приоритетными вплоть до отмены протокола 13.
 
  Сотрудники разошлись из кабинета шефа, а Поленов задумался. Сбой, по-видимому, оказался разовым: кто-то в очередной раз нахимичил в прошлом. Осталось разобраться, кто, где и когда.

  Это был второй случай в его практике, и он оказался куда сложнее первого. Тогда было известно почти всё: место, интервал времени и даже состав банды нарушителей. Теперь поиск придётся вести вслепую.

  - Что будешь делать? – спросил у него Воронов.

  - Первым делом пойду к Ланге. Может, приборы что-то зафиксировали. Потом займусь архивами.

  - Докладывай каждые два часа о результатах.

  Поленов кивнул и вышел.

  По специальному переходу он добрался до строго охраняемого здания научного подразделения.

  - Здравствуйте, доктор, - сказал он, войдя в кабинет руководителя.

  Доктор Ланге, сидевший за столом, оторвал взгляд от терминала и ответил:

  - А, Игорь! Привет. К сожалению, обрадовать нечем. По проекту «Странник» никаких продвижений.

  - Я по другому вопросу, доктор. У нас протокол 13.

  Поленов подал доктору Ланге планшет, содержавший копии «шапок» из личных дел сотрудников научного отдела.

  - Можете сказать, есть какие-нибудь незнакомые вам фамилии здесь?

  Ланге внимательно пролистал список, потом показал на две фамилии:

  — Вот эти две мне незнакомы.

  Поленов посмотрел. Это были фамилии двоих младших научных сотрудников – Сидоренко и Протасевича.

  - У вас тоже кто-то исчез? – спросил Ланге.

  - Да. Один оперативник.

  - А когда и как удалось обнаружить?

  - Я вернулся утром с базы в Гренландии и обнаружил.

  - Ясно, - доктор задумался. – Наши приборы не зафиксировали критических отклонений во временнОм потоке. Но это ещё ни о чём не говорит. Нужно проверять тщательнее. Пошли к дежурным.

  Машина, следившая за отклонениями временнОго потока, стояла в каждом крупном подразделении Службы. В Новокузнецке их было две – у оперативников и у научного отдела. Ещё одна стояла в пещере внутри горы Югус на Алтае. При наступлении критического отклонения такая машина выдавала в специальный электронный журнал все данные: дату, время, место, старую версию события и новую версию события. Благодаря этому в прошлом был предотвращён ряд крупных катастроф. Например, затягивание хода Великой Отечественной войны, когда группа злоумышленников попыталась переломить её ход и исход в пользу Германии. Другая группа пыталась сорвать высадку союзников в Нормандии в 1944 году. Третья – предотвратить поражение японской авианосной эскадры при острове Мидуэй. Кто-то жаждал обеспечить победу Наполеона над общеевропейской коалицией. А кто-то хотел переиграть ход Первой мировой войны. И тому подобное. После нескольких показательных судебных процессов «авантюристы во времени» почти перестали рисковать вмешиваться по-крупному. Но вот мелкие, «точечные» воздействия, вроде бы не имевшие крупных последствий в истории, однако влиявшие на судьбы некоторых людей, машина легко могла пропустить. Поленов и Ланге шли к дежурным операторам с сильным подозрением, что сейчас именно такой случай. Значит, вероятность с ходу найти сбой крайне мала.

  Дежурный оператор Галиев показал на мониторе график отклонений. Было несколько интервалов в двадцатом и в девятнадцатом веках, когда на графике были скачкИ, но все они были в пределах погрешности. Такое могло быть, например, из-за действий «межвременных» туристических групп. Или научных сотрудников, изучавших прошлое. Такие влияния быстро сглаживались и на ходе истории не сказывались (как объясняли научные сотрудники, из-за того, что текущая реальность обладает некоторой инерцией по отношению к попыткам её изменить). Исследование графика более ранних времён тоже ничего не дало. Тем не менее сбой где-то произошёл, и с этим надо было что-то делать.

  Поленов всё же обратил внимание на годы с 1938-й по 1950-й, когда отклонения встречались чаще всего.
 
  - Скажите, доктор, что вы помните об окончании Второй мировой войны? – спросил он у Ланге.

  Тот, нисколько не удивившись, ответил:

  - Германия капитулировала 10 мая 1945 года. Япония несколько позже - после того, как 6 августа была сброшена атомная бомба на Хиросиму, а 9 августа – на Нагасаки.

  Поленову показалось, что его подводит слух.

  - Вы сказали, 10 мая? – переспросил он.

  - Именно. А что?

  - Отклонение на один день. Правильная дата капитуляции Германии – 9 мая.

  Ланге ответил с досадой:

  - Если наша аппаратура настолько несовершенна, что пропускает такие отклонения, то её надо сдать на металлопереработку. Кто знает, сколько ещё таких отклонений мы пропустили… Есть какие-то идеи, почему мог произойти сегодняшний сбой?

  Доктор Ланге был не очень силён в исторической подготовке.

  Поленов ответил:

  - На первый взгляд, отклонение надо искать в ходе Второй мировой войны. Там могла такая каша завариться, что мама не горюй. Может быть, погиб кто-то из тех, кто должен был выжить. Ещё меня настораживает, что вот эти пики начинаются с 1938 года. В это время была большая чистка в советской компартии и в НКВД - возможно, тут есть какая-то связь… В общем, пойду проверять. Благодарю, коллеги!

  Уведомив шефа, он записал на планшет нужные выборки и отправился работать «на дому». Шеф эту отправку одобрил, отменив своё распоряжение о докладах каждые два часа.

  - Завтра утром отчитаешься, - сказал он напоследок.

  Когда Поленов прибыл на базу, Хельга была так обрадована его второму и окончательному возвращению, что некоторое время ему было не до работы. Зато потом они уселись смотреть данные вдвоём. Это было куда веселее, чем сидеть над ними в одиночку.

  - Может, ты будешь делать так чаще? – спросила Хельга.

  - Как?

  - Брать работу на дом.

  - Только не при таких обстоятельствах, - ответил Поленов. – Да и редко у меня такое бывает. Я же опер. Обычно не работа ко мне приходит, а я к ней…

  Хельга замолчала, снова улыбаясь. Она-то могла этот тезис подтвердить на собственном примере…

  Поленов начал с более простой проблемы: со списка репрессированных НКВД с начала 1938 года. Он вывел на два терминала разные списки: один – из резервной копии, которая была развёрнута у них в доме, второй – тот, который только что принёс с собой из изменённой реальности. Количество записей оказалось одинаковым. Тогда Поленов залил в хранилище принесённые со собой записи и сравнил оба списка репрессированных по содержимому записей. Никаких отклонений.

  - Одна версия отпала, - сказал он вслух. – Придётся проверить погибших на войне.

  Как он и ожидал, в изменённой реальности погибших на войне оказалось больше, чем в подлинной. Он ограничился только Великой Отечественной войной, но и там разница оказалась довольно большой. Они с Хельгой поделили список тех, кто погиб, хотя должен был выжить, на две части и стали проверять обстоятельства их гибели. Они работали до тех пор, пока Хельга не позвала Поленова на обед. После обеда они продолжили и провозились до вечера.
 
  Результата не было. Все рассматриваемые люди погибли в разные годы, в разных местах и при разных обстоятельствах. Связи между смертями не было практически никакой. Не удавалось определить событие, с которого началось отклонение. Значит, либо сбой произошёл сразу в нескольких местах, либо где-то ещё до начала войны. Оба варианта Поленову сильно не нравились. Чувствовалась рука профессионала, который сумел провернуть всё так, что даже регистрирующая аппаратура Службы зафиксировала лишь незначительные помехи. Если бы они с Хельгой не оказались по счастливой случайности в далёком прошлом, у мерзавцев, кто бы они ни были и чего бы ни добивались, всё получилось бы гладко и незаметно.

  Существовал и ещё один вариант: какой-то попаданец в Третий Рейх, сочувствовавший Германии, может быть, даже не профессионал, но хорошо подкованный в истории войны, мог рассказать немцам весь её ход и исход. Правда, этот вариант Поленов посчитал маловероятным. Если бы этот попаданец как-то смог убедить германское командование в своей правоте, следящая машина, скорее всего, засекла бы такое отклонение. Третьему Рейху, конечно, это всё равно бы не помогло, но война могла затянуться, а жертв было бы ещё больше. В исправлении одного такого случая много лет назад участвовал лично Воронов.

  Поленов сделал копию нужных данных из хранилища в Гренландии, а утром залил эту копию в основное хранилище Службы. Потом он показал Воронову отклонения в данных между двумя хранилищами, результаты его с Хельгой изысканий по этим отклонениям и свои соображения обо всём этом. Воронов окончательно убедился, что весь этот протокол 13 не является бредом сумасшедшего сотрудника, свихнувшегося от трудной работы и неожиданной любви (подобные подозрения вообще были характерны для тех, кто становился жертвой «обратной амнезии»).

  - Что собираешься делать дальше? – спросил он.

  - Продолжу проверять данные, - ответил Поленов. – Проверять генералов, маршалов и фельдмаршалов войны нет смысла. Они все «на месте». Иначе машина засекла бы более существенные отклонения. Буду проверять менее известные персоны: разведчиков, диверсантов, партизан и так далее.

  - Хорошо, - одобрил Воронов.

  - И ещё одно, шеф, - Поленов сделал краткую паузу. – Мне нужен список всех сотрудников службы, которые сейчас отбыли в промежуток с 1938 по 1941 годы. А также тех, кто недавно вернулся оттуда. Нахимичить мог кто-то из них. Причём ненамеренно. Отклонение-то в ходе войны составило всего один день.

  - Игорь, - понизив голос, ответил шеф, - ты осознаёшь, что запрашиваешь данные высшего уровня секретности? Люди, которые следят за вами, операми, по приборам, пока вы находитесь в прошлом, дают такие подписки о неразглашении, что тебе и не снились. Они и их приборы фактически под круглосуточной охраной. А ты запрашиваешь полный список актуальных «прыжков» в этот период. Да даже мне могут отказать при таком запросе. Нужно мощное обоснование. И подозрение кого-то из наших в халатности или в измене – основание так себе.

- Интересно девки пляшут, - Поленов почувствовал, что начинает злиться, и заговорил как можно спокойнее. – Шеф, а стирание из реальности троих наших сотрудников – это что, слабое обоснование? А если их больше? И сколько людей ещё исчезло? И как быть с теми, кто не должны были стать жертвами войны, но стали? Мы ведь такие случаи исправляем, разве не так?

  Воронов некоторое время помолчал, потом сказал:

  - Я поговорю с руководством. Нужно узнать, кто ещё, кроме тебя, объявил протокол 13. Если вас таких несколько, то вас, возможно, объединят в группу, и вы будете проверять всех кандидатов. Если ты один, это будет сложнее.

  - Не думаю, что намного сложнее, - возразил Поленов. – Я могу взять в помощь тех, кто забрался в более далёкое прошлое, чем 1938-й. Тех же Крайцхагелей: они наверняка сейчас в каких-нибудь доисторических временах.

  - Да, с Крайцхагелями у тебя была мощная команда, - с иронией заявил шеф. Трудно было понять по его интонации, одобрительно он говорил или, наоборот, с осуждением. – Ладно, иди проверяй данные. Попробую решить твой запрос.

  Поленов снова «взял работу на дом». Это была нудная работа, и, если бы не соображения долга, он вряд ли стал бы её делать.

  Кое-что его настораживало: подавляющее большинство отклонений в ходе боевых действий и в количестве жертв приходилось на территорию Украины и на различные Украинские фронты. Объяснить этот факт Поленов не мог. Он сравнил даты и темпы продвижения советских войск через территорию Украины. Темпы отличались в худшую сторону от реальных. Территория Украины с восточной стороны от Карпат была освобождена на три дня позже, чем в подлинной реальности. При этом на белорусско-польском направлении при наступлениях советских войск дела шли почти в соответствии с известной Поленову историей.

  А что с партизанами и диверсантами?

  Поленов вспомнил легендарного разведчика Николая Кузнецова, действовавшего на территории Украины с лета 1942 года и совершавшего диверсии против «верхушки» германских войск и оккупационной власти. Кузнецов с двумя товарищами погиб 9 марта 1944 года: при попытке выйти к своим его группа столкнулась с отрядом украинских националистов. А что в изменившейся реальности? Поленов проверил и это. Оказалось, что Николай Кузнецов погиб ещё в августе 1942-го при тотальной облаве на партизанский отряд, через который он и собирался внедриться к немцам под именем Пауля Зиберта. Вместе с Кузнецовым погиб командир партизанского отряда Дмитрий Медведев, который в подлинной реальности дожил до 1954 года. Вообще, потери среди партизан, действовавших на Украине, были ненормально высоки. Кто-то как будто бил по одной и той же площади, активно помогая гитлеровцам на Украине и затрудняя там действия советских войск. Вопрос: кто и зачем? И как этого «кого-то» вычислить?

  Поленов отправился на доклад к шефу. Доклад он закончил словами:

  - Такое впечатление, что в «нынешней» версии истории украинские националисты во время войны были многочисленнее, и германские спецслужбы использовали их намного активнее, чем это было в «моей» версии истории. Причём использовали целенаправленно против советских разведчиков и партизан. Как будто кто-то просветил германские спецслужбы обо всех будущих действиях партизанских и диверсионных отрядов. Поделился, так сказать, информацией из будущего. А заодно и информацией о действиях НКВД. Зимой 1940-1941 годов, ещё до войны, НКВД сумел арестовать более тысячи бандеровцев. А в нынешних хрониках я вижу, что они избежали ареста и во время войны активно действовали.

  - Всё ещё подозреваешь, что действовал профессионал?

  - Ещё как подозреваю.

  - Бандеровцы – это сторонники Степана Бандеры? – спросил Воронов. – Странно, что ты выделил их в самостоятельную группировку из других националистов.

  - Почему? – спросил Поленов. – Они и были самостоятельной группировкой. Бандеровцы – отдельно, мельниковцы – отдельно. Никак не могли поделить влияние внутри «партии». Выясняли, кто главнее. Даже курировали их вроде бы разные спецслужбы: кого-то – абвер, а кого-то – гестапо.

  — Это то, что помнишь ты? – уточнил Воронов.

  - Не я, а хроника в гренландской базе данных, - ответил Поленов.

  - А наша хроника помнит другое, - возразил Воронов. – Бандера и Мельник, конечно, имели определённое влияние и пытались бодаться за власть, но Коновалец ещё за два года до войны устроил трёхстороннюю «встречу в верхах» и поставил их перед фактом, кто на самом деле главный. Просто заявил, что кто не с ним, тот против него. Со всеми вытекающими. Никакой делёжки власти не было, всё движение было поголовно подчинено абверу и соблюдало жёсткую дисциплину. К 1944-му, когда Украину начали освобождать, они, конечно, поняли, к чему всё идёт, и между собой перегрызлись. Но до этого времени никакого раскола у них не было и в помине.

  Поленов подумал, что ослышался.

  - Как ты сказал? Коновалец?

  - Он самый. Евген Михайлович Коновалец, глава украинских националистов. Ты что, не знаешь такого?

  - Знаю, - ответил Поленов. – Ты говоришь, что он их возглавлял во время войны?

  - Совершенно верно. Всю войну, пока не сбежал в Аргентину.

  - А вот и нет. Коновалец был убит ещё в мае 1938 года сотрудником НКВД Павлом Судоплатовым. Кажется, мы нашли поворотный пункт. Вот, читай!

  Поленов вывел на экран планшета хронику из подлинной истории и протянул планшет Воронову. Тот в полном изумлении погрузился в чтение.

  Коновалец сколачивал организацию украинских националистов (ОУН) с 1920 года. В 1932 году произошла его первая встреча с Гитлером. С этого времени Коновалец призывал своих сторонников ориентироваться на Германию. Боевые подразделения его организации проходили обучение в германских школах для разведчиков и диверсантов. Он был весьма авторитетен, и нацисты возлагали на него серьёзные надежды в будущей борьбе против СССР. После теракта во Львове в 1934 году, когда был убит сотрудник советского консульства, перед советскими спецслужбами была поставлена задача обезглавить ОУН и внести раскол среди его руководителей. С этой целью в окружение Коновальца был внедрён молодой сотрудник НКВД Павел Судоплатов, рекомендованный одним из знакомых Коновальца как начинающий идейный националист. В среде украинских эмигрантов Судоплатов был известен под именем «Павлусь Валюх». Коновалец постепенно проникся к нему доверием. Так Судоплатов выяснил, что организация финансируется абвером и что в её распоряжении имеются две тысячи подготовленных боевиков. Начальники ОУН также готовились войти в руководящий состав Украины после оккупации её германскими войсками.

  Нужно было действовать. Ликвидация Коновальца была выполнена с помощью коробки шоколадных конфет, которую Судоплатов вручил ему 23 мая 1938 года в ресторане гостиницы «Атланта» в Роттердаме. Коробка взрывалась через полчаса после приведения её из вертикального положения в горизонтальное. Так и произошло. Выйдя в 12:15 из ресторана с коробкой конфет, Коновалец взорвался через несколько минут. Попутно оказались легко ранены двое прохожих. Судоплатову удалось скрыться, сев на поезд в Париж.

  Во время войны Павел Судоплатов возглавлял разведывательно-диверсионное подразделение НКВД. Именно он руководил координацией деятельности партизан и диверсантов в тылу противника. Операция по внедрению к немцам Николая Кузнецова курировалась им, как и деятельность партизанского отряда Медведева. Он дожил до 1996 года, оставив обширные мемуары.

  Цель устранения Коновальца была отчасти достигнута. В ОУН постепенно наметился раскол. Осенью 1939 года Бандера, сбежав из польской тюрьмы, тут же принялся делить власть в организации с заместителем покойного Коновальца Андреем Мельником. Так они и выясняли до самого конца, кто из них главнее. И, хотя в ходе войны от ОУН советским гражданам было немало вреда, единую сплочённую боевую организацию – мечту Коновальца – немцы в своё распоряжение так и не получили.

  Пока Воронов всё это читал, Поленов знакомился с совсем другой версией истории. В ней Коновалец успешно руководил ОУН всю войну. Организация выполняла при нём на оккупированной гитлеровцами Украине не только репрессивные, но и антипартизанские функции. Чтобы не попасть к немцам в немилость, он и не заикался о «независимой Украине», решив оставить прояснение этого вопроса «на потом». Урон от его действий для советских войск и партизан был действительно серьёзным, хотя глобально на исход войны они, конечно, не повлияли.

  Поленова не покидало ощущение грамотной режиссуры во всей этой истории. Кто-то ведь и на германское руководство воздействовал так, что оно безоговорочно доверяло Коновальцу всю войну. Непонятно было только, чего добивался неизвестный «кукловод».

  Поленов поискал в этой версии истории информацию и о Судоплатове. Как он и ожидал, в хрониках Второй мировой войны об этом человеке не было ни слова. Последние сведения о нём относились к первой половине 1938 года и заканчивались формулировкой «пропал без вести на задании в Западной Европе». Суть задания не раскрывалась.

   - Что со сведениями о наших сотрудниках в прошлом, которые я запрашивал? – спросил Поленов у Воронова.

  - Пока не дают. Требуют обоснований. Протокол 13, кроме тебя, никто не объявил.

  Поленова эта новость не особенно удивила.

  - Будут им обоснования, - заявил он. – Я знаю, что делать. Только работать буду в паре с Хельгой.

  - Не понял, - удивился шеф. – Это ещё почему?

  - Потому, что супружеская пара, путешествующая по Европе, вызовет куда меньше подозрений, чем одинокий мужик, пялящийся на всё вокруг. Ещё подозрительнее будет взять кого-то напарником: таких точно примут за следящих. А боевая подготовка у Хельги вряд ли хуже моей.

  - Твою мысль я понял. А ты даешь гарантию, что Хельга не попытается поменять прошлое, чтобы попасть к себе?

  - Каким образом, если даже Ланге не справился? – удивился Поленов. – От «развилки» мы будем далеко. Да и сама Хельга давно уже не жаждет оказаться у себя «на родине». Это неудивительно, если вспомнить обстоятельства того дела.

  - Твой отчёт я читал, - сухо ответил Воронов. – Ладно, под твою ответственность. И помни, что на этот раз тебя никто отмазать не сможет, если что-то пойдёт не так.

  - Спасибо, шеф! – отозвался Поленов и пристально посмотрел на начальство, поедая его глазами.

  - Нечего на меня так смотреть, - нахмурившись, заявил шеф. – Вопрос легализации твоей подруги застопорился. И когда сдвинется, никто не знает. Если мы просто внесём её данные в наше хранилище, возникнет много вопросов. Потому что ни одно правительство в мире не в курсе о её существовании. Наше руководство пока думает, как преподнести это властям и избежать при этом утечки информации.

  - Если вся проблема только в этом…

  - У тебя есть идея, как это обойти? С удовольствием послушаю, когда закончишь с протоколом 13, - с этими словами шеф вызвал по селектору Смирнова. Когда тот вошёл, Воронов сказал. – Поленов и Линдеманн отправляются на задание. Будешь их заменять на базе. Если через сутки они не вернутся, тебя сменит Кирпичёв. Будете дежурить по очереди…


  Роттердам, 23 мая 1938 года.

  Выяснив заранее, какой из номеров гостиницы «Атланта» в этот день был свободен, Поленов вместе с Хельгой переместился на «прыгуне» прямо туда. Оттуда они вышли через «чёрный ход» и снова вернулись в гостиницу через парадный, чтобы зарегистрироваться у портье, попросив именно этот номер. Они были одеты в стиле 1930-х. На Хельге были белая блуза с короткими рукавами и с кружевами на груди, клетчатый пиджак и клетчатая юбка ниже колен. Волосы она собрала в узел на макушке и закрыла их широкополой шляпой. Единственное, что ей не понравилось в её наряде, это туфли с высокими каблуками. «Снижают боевые возможности, - так она объяснила. – И бежать неудобно, если что». Но Поленов настоял на том, чтобы они выглядели естественно.

  - Мы же не собираемся там сцену из боевика устраивать, - сказал он ей. – Наша задача – выяснить, что произошло, и тихо исчезнуть.

  Сам он был одет стандартно: белая рубаха, чёрный костюм, шляпа-котелок. Он старался выглядеть, как дипломат или коммерсант.

  Гостиница, помимо эпизода с коробкой конфет, была примечательна тем, что уцелела во время налёта на Роттердам германской авиации 14 мая 1940 года, когда центр города был практически уничтожен. В 1998-м здание было признано памятником архитектуры. В этом качестве оно благополучно дожило до двадцать второго века.

  Выйдя из гостиницы, Поленов и Хельга некоторое время гуляли по центру Роттердама, состоявшему в основном из старинных деревянных построек. Только что прошёл дождь, тучи разбежались, и в свете весеннего солнца город был живописен. До войны между Германией и Голландией оставалось ещё почти два года, и Поленов решил не упускать возможность посмотреть на старинную архитектуру самому и показать её Хельге.

  - Очень необычно выглядит, - прокомментировала окружающие виды Хельга. – Даже не верится, что именно люфтваффе через два года это всё снесли.

  - Лучше об этом не думать, - ответил ей Поленов. – В нашей работе приходится быть толстокожим. Иначе можно свихнуться.

  Потом они пришли в ресторан при гостинице и заняли столик в тёмном углу подальше от выхода на улицу. Поленов сел так, чтобы видеть выход на улицу, Хельга – напротив него. Они заказали завтрак и вели тихую, но оживлённую беседу, не глядя по сторонам. Было около 11 утра. Скоро всё должно было начаться.

  Вот у нужного столика появился высокий поджарый человек средних лет с вытянутым лицом, высоким лбом, коротко подстриженными и зачёсанными набок волосами и треугольными усами, отдалённо похожими на гитлеровские. Поленов его сразу узнал: это был Коновалец. Через некоторое время к нему подсел молодой человек с тяжёлыми бровями на прямоугольным лице, карими глазами и зачёсанными назад тёмными волосами. Обменявшись с Коновальцем приветствиями, новый посетитель несколько минут разговаривал с ним, а потом достал из-под полы плаща коробку, которую держал вертикально. Видимо, он сказал что-то собеседнику про сюрприз для него, потому что откуда-то сбоку раздался громкий голос, сказавший по-немецки:

  - У нас для тебя тоже сюрприз, Павлусь. Держи коробку в руках и не переворачивай!

  По бокам от советского разведчика появились двое. Один был высоким широкоплечим громилой – это был охранник Коновальца Ярослав Барановский. Второго Поленов не опознал. Ещё двоих типов в плащах и шляпах он заметил на входе. Они стояли по бокам от двери, держа руки в карманах.

  Незнакомец, подошедший к Судоплатову, держал руку под плащом, пола которого оттопыривалась. Поленов понял, что под плащом у него пистолет.

  Не спуская глаз с Судоплатова, неизвестный заговорил, обращаясь к Коновальцу:

  - Пан Коновалец, вам нужно уходить. На улице ждёт машина, Ярослав вас проводит. А с этим «Павлусем» мы сейчас побеседуем в другом месте. Вы же не будете устраивать эксцессы, Павел Анатольевич? Нехорошо получится, если в газетах появятся заголовки типа «НКВД устраивает стрельбу в европейских ресторанах».

  Коновалец со слегка растерянным выражением лица поднялся со своего места и вышел из ресторана в сопровождении телохранителя. Двое у дверей так и остались стоять. Судоплатов сидел, не шевелясь, исподлобья глядя на неизвестного, сорвавшего его операцию. Поленов знал, что в ресторан он взял с собой пистолет «Вальтер», так как не собирался сдаваться живым в случае провала. Но неизвестный был прав: затевать стрельбу прямо в ресторане разведчик не станет.

  Дождавшись, когда машина с Коновальцем и Барановским отъедет от ресторана, неизвестный сказал:

  - Теперь, товарищ майор, медленно поднимайтесь и идите к выходу. Ключевое слово – «медленно». И коробочку держите, как сейчас, не поворачивайте. Если не хотите, чтобы местная полиция собирала вас по частям…

  Разведчик поднялся и направился к выходу. Коробку с бомбой он так и держал вертикально. Двое, стоявшие у дверей, пристроились к нему с боков, образовав конвой. Незнакомец с пистолетом за плащом шёл в двух метрах позади. Все четверо как ни в чём не бывало вышли из ресторана.

  Хельга, наблюдавшая сцену их ухода через зеркальце, в которое она смотрела, одновременно подкрашивая губы, спросила:

  - Они его убьют?

  - Возможно, сначала попытаются допросить, - ответил Поленов. – У него с собой пистолет, и допроса он сможет избежать. В хрониках Роттердама есть упоминание о взрыве в этот день. Без жертв, одни раненые. Значит, бомбу они взорвали, как положено, а труп разведчика спрятали. Всё тихо, спокойно, никаких отклонений от подлинной истории, за исключением того, что Коновалец остался жив. Поэтому наша аппаратура уловила только слабые отклонения в пределах нормы.

  - Удалось сделать фото?

  - Удалось. А теперь пора уходить из этого гостеприимного места.

  Они расплатились за свой поздний завтрак, сказали портье, что выписываются из гостиницы, и, не торопясь, поднялись к себе в номер. Потом исчезли из номера по-английски, не прощаясь.


  Новокузнецк, 2138 год.

  Войдя в кабинет шефа, Поленов быстро произнёс:

  - Николай, больше тянуть нельзя. Нужно срочно опознать вот этого человека, - он протянул Воронову свой браслет с выведенным на дисплей фотоснимком и добавил. – Это он спас Коновальца от взрыва бомбы и ликвидировал Судоплатова. Если это наш сотрудник, то всё сходится.

  Воронов загрузил портрет подозреваемого в свой терминал и запустил поиск по базе сотрудников. На экране появилось лицо, выглядевшее, как на снимке Поленова, только с небольшими отличиями. По-видимому, подозреваемый слегка изменил внешность перед уходом в прошлое. Рядом с фотографией были выведены данные: Захар Игнатьевич Кушнир, 42 года, место работы – отделение в городе Львове.

  - Где он сейчас? – спросил Поленов.

  Воронов покопался в оперативных данных и ответил:

  - Вчера вернулся в офис из прошлого. До этого в течение месяца работал во Львове в апреле-мае 1938 года. Задание не указано. Видимо, ещё не сдал отчёт в архив.

  - Это он, - уверенно заявил Поленов.

  - Провернул это спасение Коновальца и вернулся обратно? – с сомнением произнёс шеф. – Его же вычислят по перемещениям его «прыгуна». Он должен был это понимать.

  - Ну, вычислят, и что дальше? – возразил Поленов. – Наверняка он всё продумал. Он запросто заявит, что гонял туда наблюдать взрыв, например. И попробуй опровергни. В хрониках не зафиксировано ни покушение на Коновальца, ни убийство Судоплатова. Просто взрыв в Роттердаме, даже без погибших. Кто в здравом уме свяжет Кушнира с Коновальцем и Судоплатовым?

  - Кроме тебя, конечно, - не удержался от иронического замечания Воронов.

  - Кроме меня, ты прав. Если бы не моё фото, он бы просто спрятал концы в воду.

  - Всё равно что-то тут не сходится. Кушнир, по твоим словам, спасает Коновальца от покушения. Потом помогает ему объединить украинских националистов под одним командованием. Чтобы что? Оттянуть окончание войны на один день? Что-то во всём этом не просматривается смысла. Зачем всё это Кушниру?

  - Здесь ты снова прав. Мне тоже всё это не нравится с самого начала, - согласился Поленов. – Так, может, не будем гадать на кофейной гуще? Возьмём его прямо во Львове 1938-го, до того, как он всё провернул, и спросим у него самого. Заодно правильный вариант реальности вернётся на место.

  С полминуты Воронов молчал, рассеянно глядя куда-то вниз. Потом пристально посмотрел на Поленова и заговорил:

  - Я тебе скажу, как это будет выглядеть с точки зрения руководства. Ты показываешь в качестве доказательства своё фото из Роттердама. Кушнир, как ты правильно предположил, будет отпираться. Например, заявит, что он не искажал историю, а, напротив, спасал её правильный вариант. А ты пошёл на самоуправство, помешав его операции. То есть, что это ты на самом деле поменял прошлое. То, что Коновалец должен был погибнуть в 1938-м, знаешь только ты. Как ты считаешь, кому руководство поверит охотнее? Твоё слово против его. Особенно учитывая недавнюю историю, от которой, напомню, ты едва отмазался.

  Поленов слушал и не верил ушам.
 
  - У нас что, протокол 13 уже отменён? – спросил он, очнувшись от некоторого шока.

  - Не отменён, - ответил Воронов. – Но ты должен знать один из его пунктов: на инициаторе протокола лежит доказательство правильности его версии реальности. А сейчас ты пытаешься выдвинуть обвинение против нашего же сотрудника. Который, в свою очередь, тоже может объявить свой протокол 13 и выдвинуть обвинение против тебя. Здесь не должно быть ошибки.

  - А данные из хранилища в Гренландии – это не доказательство? – удивился Поленов.

  - Боюсь, что и этих данных, и фото из Роттердама окажется недостаточно, чтобы признать твою правоту. Кто докажет, что подлинная версия реальности – твоя? Научными методами, боюсь, не справится даже Ланге, – Воронов придвинулся поближе к Поленову, который смотрел на него в этот момент, как на врага народа, и договорил гораздо более тихим голосом. – Поэтому задерживать Кушнира в начале его экспедиции в 1938 год категорически запрещаю. До тех пор, пока ты не найдёшь настоящие доказательства. Выясни, чего он добивался своей акцией в Роттердаме, и приходи с этой информацией. Только тогда можно будет санкционировать его задержание.

  После этого Воронов откинулся в кресле, демонстративно посмотрел на часы и добавил:

  - Рабочий день закончен, кстати. Можешь быть свободен.

  Поленов шёл в ангар к своему «прыгуну», чувствуя себя крепко ударенным по голове. Воронов ткнул его носом в проблему со стороны, с которой он сам её до сих пор не рассматривал: с юридической. Любое преступление требуется доказывать, этого никто в здравом уме отрицать не будет. А как доказать то, чего никто не помнит? Кто ему поверит, кроме Хельги? Впрочем, Хельга не в счёт: её и своей-то в Службе считают довольно условно. Кто ещё? Шеф? Тот, если и верит, то не полностью. И он прав: юридически к Кушниру не подкопаешься. «И ведь как аккуратно всё проделал, падла, - думал Поленов, садясь в «прыгун». – Приборы не зафиксировали аномалий, а мотив менять прошлое у него не просматривается. В итоге он весь в белом, а я – кретин, нападающий на ветряную мельницу… А может, к чертям это всё? Взять Хельгу, перевестись к Отто с Шейлой и зависнуть в прошлом, работать охранником, пока они копаются в своих пещерах, кельтах и германцах. Хоть на свежем воздухе буду, подальше от всего этого тухляка…». Он прекрасно понимал, что вряд ли когда-нибудь сделает подобное. Новые приключения, новые места – без этого ему будет тяжело, при всех его симпатиях к друзьям и их работе.

  И как быть со Студзинским? Он-то существовал, это не выдумка и не галлюцинация. Стась спас его, Поленова, в лесу под Парижем. И то, что он проделал тогда в Париже, у Поленова вызвало большое уважение несмотря на то, что сначала возмутило. «Нам нужны полные сведения», - так сказал этот наивный парнишка с фанатическим блеском исследователя-историка в глазах. И он получил то, чего добивался. А теперь эти международные канцелярские крысы хотят сделать всё это никогда не существовавшим?

  В Гренландию он «прыгнул» в полной задумчивости, как подступиться к проблеме. Хельга заметила его состояние и спросила, что случилось. Он скрывать не стал.

  - Тяжело, я понимаю, - сказала она, выслушав его. – А тебе не кажется, что утро вечера мудренее? Какой-то ты слишком напряжённый...

  Поленов не разделял оптимизма Хельги, но оказалось, что утро вечера действительно мудренее. Войдя в кабинет Воронова, он без приглашения сел на стул и сказал:

  - Шеф, мне нужны все данные о перемещениях «прыгуна» Кушнира во время его недавней командировки в 1938 год.

  - Основания? – поинтересовался Воронов.

  - Протокол 13, - твёрдо ответил Поленов, глядя на шефа исподлобья.

  Воронов молчал, рассеянно глядя на него.

  Поленов развил свою мысль в максимально грубой форме:

  - Извини, шеф, но вы, парни, решили быть формалистами, а я вас в этом превзойду. Протокол 13 позволяет запрашивать любые сведения для доказательства своей точки зрения. Вот я и запрашиваю. Какие-то проблемы?

  - Скользкий ты тип, Поленов, - резюмировал шеф после продолжительного молчания. – Хочешь знать, почему я до сих пор не послал тебя подальше? Из-за твоего послужного списка. И если ты настаиваешь на своём, значит, основания у тебя на это есть. В этом тебе можно верить. Потому что по жизни ты лодырь и раздолбай. И просто так, без мощного стимула, ничего делать не будешь. Значит, стимул у тебя есть... Будут тебе твои сведения. Но если окажется, что ты лезешь не в ту степь, извини, ответственность будет исключительно на тебе.

  За расшифровкой перемещений «прыгуна» Кушнира Поленов зашёл в научный отдел. Дежурным техником, как и в прошлый раз, оказался Галиев. Тот без предисловий сообщил:

  - Вот все его «прыжки». Более трёхсот штук. Довольно активно он перемещался. И география обширная: Западная Украина, Италия, Франция, Голландия, Германия… Но вот что интересно: сведения о последнем «прыжке» перед возвращением в офис были стёрты.

  - Как это? – удивился Поленов. – Ланге говорил, что это невозможно.

  - Оказалось, что возможно. Данные были переписаны на внешний носитель, там аккуратно подчищены какой-то хакерской программой и снова записаны в память «прыгуна». С затиранием старого.

  - Ого! А что, так можно? – наигранно воодушевился Поленов.

  - Показывать не буду, не надейся, - с усмешкой ответил Галиев. – Однако то, что один стёр, другой может восстановить. Парень не учёл, что его прога оставляет следы вмешательства в данные. Так я это вмешательство и обнаружил. И откатил всё обратно.

  - Тимур, - торжественно объявил Поленов, - ты гений! И что это были за дата и место?

  - Западные Карпаты, 31 октября 1944 года. Я проверил координаты – это территория Словакии. Долина в горах, населённых пунктов поблизости нет.

  - У тебя запротоколированы все действия Кушнира по подчистке информации?

  - Обидеть хочешь? Конечно, протокол есть.

  - Сбрось мне копию на планшет. Запрос в рамках протокола 13…

  Потом Поленов принёс планшет с протоколом проверки «прыгуна» и экспертным заключением Галиева Воронову.

  - Вот доказательства, шеф. Косвенные, но отсюда мы всю цепочку размотаем.

  Ознакомившись с данными, Воронов присвистнул:

  - Секретная база в горах? Это уже что-то. Нужно выяснить, что он там делал. Могу направить с тобой группу на разведку.
 
  - Спасибо, шеф, но, думаю, с разведкой я справлюсь один. Кушнир мог там отслеживать посторонние перемещения. Если мы появимся там толпой, он может нас засечь.

  Воронову пришлось согласиться.

  С гораздо более упорным сопротивлением Поленов столкнулся «дома», когда готовился к командировке в 1944 год. Хельга, обычно молчаливо-покладистая домоседка, на этот раз категорически потребовала взять её с собой.

  - Сижу тут целыми днями, дай хоть немного развеяться, - заявила она ему.

  - Я не на морской курорт отправляюсь, - хмуро ответил ей Поленов. – Это смертельно опасная операция, нечего тебе там делать.

  - Ты забыл, где я работала? – возразила она. – Мне приходилось рисковать жизнью, сам знаешь.
 
  - Приходилось – и хватит, - отрезал Поленов. – Как вы, немцы, говорите: «Kinder, Kueche, Kirche»? Очень правильные слова, если подумать.

  Хельга улыбнулась. Немецкими идиоматическими выражениями Поленов при ней ещё не щеголял.

  - А вы, русские, говорите: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Поздно, милый: птичка уже пропала. И что я буду делать, если тебя там убьют? Доживать здесь жизнь вдовой? Нет уж, либо с тобой, либо вообще никак!

  Что она имела в виду под «вообще никак», Поленов не понял, но выяснять не стал. Он понял только, что переубеждать её бессмысленно. Пришлось ему снова просить Воронова найти им с Хельгой сменщика на дежурство.


  Карпаты, 31 октября 1944 г.

  Поленов, тщательно изучив местность по координатам, полученным от Галиева, «прыгнул» вместе с Хельгой в лесу в трёх километрах от указанных координат. «Прыгун» они взяли экзотический – замаскированный под немецкий мотоцикл с коляской. Такой в ангаре, как ни странно, имелся. Униформа на них тоже была немецкая, камуфляжная, как у разведчиков. Вооружены они были винтовками StG 44 и гранатами-«колотушками» с деревянными рукоятками. Поленов заранее решил, что, находясь «в тылу врага», боезапас они жалеть не будут, так как всё равно вмешиваются в неправильные события, которые он собирается отменить.

  По указанным координатам находилась небольшая, около двухсот метров в диаметре, долина в горах. Склоны гор поросли лесом. К окраине одного из таких лесов Поленов и Хельга незаметно приблизились.

  Периметр долины охраняли часовые в униформах «полицаев» с автоматами в руках. Их было не меньше двух сотен. Поленов понял, что соваться в долину было бы самоубийством. По его знаку они с Хельгой отползли подальше. Потом они нашли плоский «пятачок», удобно расположенный почти на вершине горы и прикрытый соснами, взобрались на него и залегли. Обзор долины с этого места был очень хорошим. Поленов посмотрел на часы: они успели, Кушнир здесь ещё не появился.

  Утро было пасмурным, поэтому Поленов, ничего не опасаясь, подал Хельге полевой бинокль. Сам он осмотрел долину через цифровой фотоаппарат двадцать первого века. Служебный браслет он взять не рискнул: мало ли, вдруг Кушнир отслеживал наличие таких приборов вокруг себя.

  Долина кишмя кишела «полицаями». Довольно значительная площадка в её центре была огорожена колючей проволокой. За ней сидели несколько десятков человек в форме, которую Поленов вспомнил с трудом: это была форма 1-го Чехословацкого армейского корпуса. Он припомнил события, которые происходили в этом регионе в недавнем времени: Словацкое народное восстание, которое опиралось на данное боевое подразделение и которое немцы сумели подавить. При этом корпус остался вполне боеспособным и даже смог при поддержке Красной Армии освободить часть Словакии. Очевидно, за проволокой сидели пленные, участвовавшие в этих боях. «Для этого Кушниру и нужны были боевики из ОУН? Чтобы сторожить этих пленных? Интересно…».

  Из-за деревьев на дальнем краю долины выехал автомобиль «Мерседес». Он подъехал к воротам, которые «полицаи» открыли в ограждении. Из машины вылезли двое, которых Поленов и Хельга сразу узнали: это были Кушнир и Коновалец.
Хельга убрала бинокль. Поленов, напротив, начал снимать видео на свой фотоаппарат.

  По знаку Кушнира одни «полицаи» оттеснили пленных словаков к дальней части ограждения, а другие начали разгружать «Мерседес», вынося из него какое-то оборудование, модули которого Кушнир тут же принялся монтировать. Одновременно двое «полицаев» вынесли в центр ограждённой площадки деревянное кресло с подлокотниками. Когда Кушнир закончил свою работу, он что-то скомандовал «полицаям», которые тут же выхватили из толпы одного пленного. Привязав пленного за руки к подлокотникам кресла, «полицаи» поспешно отошли.

  Кушнир некоторое время что-то делал со своим прибором, а потом нажал на какую-то кнопку. То, что произошло дальше, поразило всех, включая «полицаев»: сверкнула ослепительно-белая вспышка, в которой пленный, сидевший в кресле, исчез, как будто его и не было.

  В долине повисла мёртвая тишина. В этой тишине Кушнир смотрел на своё запястье, по-видимому, отсчитывая время на часах. Потом подал знак, после которого «полицаи» привязали к креслу другого пленного. Процедура повторилась: пленный исчез в белой вспышке. За ним то же самое произошло с третьим пленным. Затем – с четвёртым…

  Поленов хладнокровно снимал видео. Хельга смотрела на происходящее расширенными от ужаса глазами, зажав себе рот кулаком.

  После четвёртой вспышки шокированные пленные начали приходить в себя. Некоторые бросились на охрану, завязалась борьба. «Полицаи» начали стрелять по пленным. Хельга отвернулась.

  - Думаю, мы видели достаточно, - сказал Поленов, заканчивая съёмку. – Пора уходить.

  Они постарались стереть следы своего пребывания на «пятачке». Потом направились к месту стоянки своего «прыгуна». Хельга шла с застывшим, как бы отсутствующим взглядом. Метров за пятьдесят до «прыгуна» Поленову показалось, что он слышит голоса. Он дал Хельге знак остановиться и спрятаться за деревом. Потом, стараясь ступать неслышно, он приблизился к месту стоянки.

  У «мотоцикла» стояли трое «полицаев», глядя на транспортное средство с удивлением.

  - Що тут роблять німці? – спросил один из них.

  Второй «полицай» заявил в ответ:

  - Які німці? Це москалі, диверсанти…

  Высунувшись из-за дерева, Поленов срезал очередью всех троих.

  Хельга подбежала к нему.

  - Нужно постараться запутать следы, - сказал он ей.

  Они побежали сквозь кустарник в сторону, противоположную от той, откуда пришли. Добежали до ближайшего ручья, стекавшего с горы, где следы таинственных «дыверсантов» должны были затеряться. Потом сняли обувь и осторожно вернулись по своим следам обратно. Это должно было запутать погоню, которая наверняка уже началась…


  Новокузнецк, 2138 год.

  В ангаре «прыгунов», когда они слезли с «мотоцикла», Поленов спросил у Хельги:

  - Это ведь был эксперимент с антиматерией? Как у твоего отца?

  Хельга посмотрела на него и молча кивнула. С момента начала их операции она не произнесла ни слова.

  - Доказательства есть, шеф, - сказал Поленов, входя в кабинет Воронова. – Только нужно просмотреть их на базе в Гренландии. Под видеозапись.

  - Поехали, - ответил Воронов.
 
  Взяв с собой техника Галиева, Поленов, Хельга и Воронов отправились на базу в Гренландию. Там после включения внутренней видеокамеры Поленов показал видео 1944 года шефу, Галиеву и дежурившему Смирнову.

  - То, что нужно, - резюмировал Воронов. – Теперь Кушнир не отвертится. Вы молодцы, ребята. Поленов, бери Смирнова, и отправляйтесь во Львов 1938-го. Заберите эту мразь из первого дня командировки.

  - Я тоже иду, - незнакомым скрипучим голосом произнесла Хельга.

  Это было первое, что она сказала после возвращения из 1944-го.

  Воронов пристально на неё посмотрел, потом сказал:

  - Разрешаю. Только аккуратнее там. Он нам нужен целым и невредимым.

  Поленов, Хельга и Смирнов отбыли в 1938 год. Воронов и Галиев остались на базе в Гренландии в 5976 году до нашей эры. Они должны были помнить обе версии реальностей. Только при этих условиях они могли выступать свидетелями в суде.

 
  Львов, 13 апреля 1938 года

  Трое оперативников переместились прямо в гостиничный номер, в котором, согласно отчёту, поселился Кушнир в начале своей командировки. Войдя в номер, не подозревавший подвоха Кушнир увидел три направленных на него парализующих пистолета.

  - Захар Кушнир, вы арестованы за незаконную попытку изменения прошлого, - скучным казённым голосом произнёс Поленов. – Если вы отправитесь с нами добровольно, это вам зачтётся.

  Кушнир, не делая попыток двигаться, ответил:

  - Кажется, я тебя узнаю. Поленов, да? Наслышан, - он перевёл взгляд на Хельгу и спросил с иронией. – А это та самая роковая красавица, возникшая из ниоткуда? Моё почтение, фройляйн!

  «Чёрт знает, что творится у нас с соблюдением секретности, - с досадой подумал Поленов. – Впрочем, пусть выговаривается. Ему же хуже».

  - И что же вы мне собираетесь предъявить, дама и господа? – поинтересовался Кушнир.

  - Убийство, вмешательство в ход Второй мировой войны, эксперименты над пленными, - перечислил Смирнов.

  - Понятно, - задумчиво ответил Кушнир. – Значит, вы всё знаете. А вы знаете о том, что теоретически антиматерия позволяет перемещаться между реальностями?

  Глаза Хельги, не отводившей от него дуло пистолета, распахнулись ещё шире.

  - Вижу, нашу красотку эта тема очень волнует, - ехидно произнёс Кушнир. –  Так я как раз собирался провести натурный эксперимент, который вы мне срываете, - голос его внезапно стал злым. – Вы считаете, что в вашем паршивом мире вы живёте?! Да это прозябание, а не жизнь! К чертям собачьим вас, с вашей умеренностью и правильностью!

  Он резким движением поднёс руку ко рту, но его опередили воткнувшиеся в него три дротика. Подойдя к бесчувственному Кушниру, Смирнов осмотрел перстень на его пальце.

  - Наверняка цианид, - констатировал он. – Руками лучше не трогать. Вовремя мы успели…

  «Вот так и надо действовать, - размышлял Поленов, когда они готовились к возвращению на базу. – Просто и надёжно. Больше никаких подвигов на работе. Чем меньше в ней подвигов, тем она эффективнее. Я не Индиана Джонс и не космический рейнджер. К тому же, я теперь не один…».


  Гренландия, 5976 год до нашей эры.

  На базе на этот раз собралась большая компания: помимо Поленова и Хельги, присутствовали все причастные к данной истории – Воронов, Смирнов, Галиев, а также спасённый из «небытия» Студзинский. Хельга с Поленовым хотели видеть и доктора Ланге, но тот оказался занят и не смог прибыть. Инцидент с Кушниром вызвал настоящий ажиотаж в руководстве Службы. У Ланге как у одного из руководителей научной части проекта работы оказалось много.

  По крайней мере, протокол 13 действовать перестал, к несказанному облегчению Поленова. Работа вернулась в нормальное русло.

  - Кушнир задумал очень хитрую комбинацию, - рассказывал Воронов. – Провернуть эксперимент с антиматерией в прошлом, в таком месте, где мы бы его не засекли. Мужику захотелось красивой жизни. Свалить от нас куда-нибудь в другую реальность, где ему такую жизнь обеспечили бы взамен на украденные им технологии. Зная нашу систему, он всё точно рассчитал. Наши приборы зафиксировали лишь незначительные отклонения во временнОм потоке, на которые никто бы и внимания не обратил. Если бы ты, Игорь, не был в прошлом…

  - Простите, что перебиваю, шеф, - вмешался Студзинский. – Игорь, а как ты вообще вышел на этот след?

  - Из-за оговорки доктора Ланге, - ответил Поленов. – Если бы он не сказал, что Германия капитулировала 10 мая 1945 года, а не 9-го, как и положено, я мог бы до сих пор ещё искать, откуда ноги растут у этого инцидента. Всё-таки Кушнир просчитался с вмешательством. Мне только одно непонятно: как он убедил Коновальца довериться ему в деле о покушении? А заодно убедил германское командование предоставить отрядам Коновальца действовать самостоятельно?

  - Психотропные препараты, - ответил Воронов. – Он сильно постарался, этот гений.

  - И что с ним теперь будет? – спросила Хельга.

  Воронов пожал плечами:

  - Суд будет решать. Может быть, посадят под замок, и он будет разрабатывать свою тему дальше, только уже под присмотром.

  У Хельги в глазах появилось странное выражение. Поленов, заметив это, подумал: «А по-моему, гуманнее было бы дать Кушниру покончить с собой…».

  Когда коллеги один за другим отбывали в 2138 год, Воронов ненадолго задержался и сказал им:

  - А вам, молодые люди, руководство решило предоставить внеочередной отпуск. С чем я вас и поздравляю. Готовьтесь, завтра пришлю вам кого-нибудь на смену.

  Он направился в чулан к своему «прыгуну», а Поленов и Хельга радостно посмотрели друг на друга.

  - Ну, что, опять на тёплое море?

  - Однозначно!