Глава 7. Любишь медок, люби и холодок

Ну, девка, поди, оправдывала ты своего обожэ, что клейменая графиня получила по самое не балуйся, как есть, заслуженно. Потому как не фиг было с духовным лицом амуры крутить, так на те же грабли и наступила, только в другом порядке.
Вот, девонька, любишь медок – люби и холодок! Попала в средневековье – готовься к проблемам прошлого: ты здесь - никто, и звать тебя никак.
Думаешь, Революции от нечего делать затевались? Просто так народ на привилегированные сословия ополчился? Что у нас, что за рубежом? Кстати, неизвестно еще, кто кого переплюнул.
Куда ты теперь, коза драная? С клеймом – не то, что граф, а и какой попроще не возьмет. Такие келоиды не сводятся.
А с де Ла Фером у тебя, и вовсе – кранты: у графушки своя суженая имеется.
Похожи, как два сапога? Не зря графский егерь воду мутит. Что-то непременно будет, и, скорее, все не так, как задумано.
Почему? А неудачница ты, девка. Планида у тебя такая, раз за разом, как кур в ощип попадать!..

«День, когда граф неожиданно посетил домик кюре, девушка, на свою беду, пропустила, отираясь в окрестностях замка. А позже, выпытав у кюре, о чем шла речь, она едва не упала в обморок. ГРАФ ЖЕНИТСЯ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»
Ну, райтерша фигова! Тарахтит, как заведенная, а на ключевых моментах не остановилась. Не сочинила еще? Или потом обговорит, как Нюрка в сестры к священнику попала?

«Анна бросилась на кровать. Я вовремя оказалась в проклятом богом и людьми Средневековье, с его ужасами и заморочками, грязью, убожеством, изуверством и мракобесием, а ОН поведет под венец ДРУГУЮ?»
А графушка о ее существовании ни сном ни духом?
«Внезапно пришла в голову мысль, что она может стать женой Оливье, если грядущая свадьба сорвется. Но как этому помочь? Мозг закипал в поисках решения, в голове стучали молоточки, затрудняя дыхание и вызывая черноту перед глазами. Что можно придумать? Просто попасться графу на глаза – недостаточно, надо поломать УЖЕ ОГЛАШЕННУЮ свадьбу, но КАК?????????? Ответа все не находилось, что сводило с ума!»
Точно, он ее и в глаза не видал!
«Постаралась взять себя в руки. Злосчастное событие надо пережить, и двигаться дальше: все равно, они будут вместе. Видимо, придется стать второй женой Оливье».
Почему Нюрка уверена, что в графини таки прорвется?
А, фамилия на надгробии!
Все же, случайное совпадение, или как?

«Посягнувшая на возлюбленного со временем канет в Лету, но ранее не испытанное ощущение полной беспомощности не проходило».
Никак, что придумает?
«Это договорной брак, запланированный отцом Оливье. Пришло время осуществить давние обязательства. Стоит ли вести речь о глубоких чувствах графа? И он едва знаком с навязанной невестой. Дело в обещанном приданом!»
А это она откуда взяла?
«Она перебирала в уме варианты отмены злосчастной свадьбы и понимала: мозг отказывается служить. Вспомнила о проявлявшем внимание егере, который должен иметь сведения о графском распорядке дня. Дала понять, что готова позволить приблизиться.»
Сама в капкан полезла?
«Подвалить дурень догадался, как только к нему подсели, но расспросы о графе сводил на нет или переводил разговор на себя. То же повторилось завтра. Анна с ужасом считала оставшиеся до свадьбы дни, продолжая нарезать круги вокруг замка. Отчаяние затапливало с головы до пят. Нестерпимая душевная боль заставляла терять последние остатки самообладания».
Бедолага!..
«Ежедневно подходя к небольшому зеркалу, приспустив рубашку с левого плеча, осматривала пострадавшее место. Рубец казался менее выпуклым, не красного, а темно-розового цвета, и уже не вызывал резких болезненных ощущений, но дискомфорт при соприкосновении с рубашкой чувствовался. По нескольку раз в день сбрызгивала место ожога. Поврежденная кожа должна отшелушиться, сменившись более гладкой. Увлажнив, смазывала оливковым маслом, стараясь прикасаться нащипанными из старого холста ниточками, и держать ожог на воздухе, не натягивая на него рубашку».
С нашими-то лекарствами не все ожоги лечатся, а маслом с корпией разве клеймо выведешь? Только кожу с заднего места пересадить, что в те времена было проблематично.
«В ночь перед свадьбой стало особенно тошно. Бросившись на кровать, удержалась не завыть, утопив лицо в подушку. Устояла, скрипнув зубами. На моей улице еще перевернется грузовик с подарками! Не сегодня-завтра!»
Дурехе даже где-то сочувствуешь, хоть, на чужой каравай рот и разевает… впрочем, был бы он не граф, а кто попроще, глядишь, бои без правил не затевала б…
«Реденький лес, вдалеке голоса и лай собак. На бешено скачущей лошади женщина в старинной одежде. Ее догоняет мужчина, тоже в старинной одежде, но попроще. Хватает несущуюся лошадь за повод и выталкивает женщину из седла. Взмахнув руками, та падает на землю, лицом вниз, и лежит, не шевелясь.  Из-за дерева выбегает другая женщина, почти раздетая, в одной рубашке. Лошадь упавшей выдернула повод и ускакала, мужчина пускается вдогонку. Прибежавшая режет шнуровку лежащей на земле и пытается стянуть с нее платье. Оно сдергивается вместе с рубашкой, обнажая плечи не шевельнувшейся жертвы. На полянку выскакивает еще всадник и бросается к женщинам, отталкивая ту, что пыталась раздеть жертву нападения. Женщина замахивается кинжалом, мужчина выбивает его, она пытается его ударить. Он перехватывает ее руки и заламывает за спиной, она старается укусить.  Ее разворачивают спиной, рубашка сползает с левого плеча. Видно клеймо лилии. Мужчина прижимает бешено рвущуюся нападавшую к земле, разрывает на ней одежду и обрывками связывает ей руки. Рывком поднимает с земли. Тащит к большому дереву. Сообщник грабительницы выскакивает на полянку. Победитель, не глянув на всадника, хватает валявшуюся на земле веревку, делает петлю и накидывает лежащей в обмороке женщине на шею. Перекидывает конец веревки через сук и тянет. Приехавший, пришпорив лошадь, оказывается у дерева, назначенного быть виселицей, и выпрыгивает из седла. Схватив камень, наносит удар по затылку казнящему. Тот падает ничком, выпустив из рук конец веревки. Спасенная в сознание не пришла. Спаситель подбирает кинжал, перерезает петлю на шее женщины и освобождает руки. Потерпевшая, по-прежнему, недвижима. Злодей укладывает ее поперек седла, лицом вниз. Вскакивает на своего коня, усадив спереди завернутую в плащ подельницу. Устремляется прочь с полянки, удерживая за повод лошадь с жертвой нападения. Лежащий на земле приходит в себя. Садится, держась за голову. Оглядывается: кругом никого нет. Поднимается, бредет к своей лошади. На полянку выскакивают всадники с собаками. Тот, кого ударили камнем, поднимает с земли обрывок рубашки преступницы. Свистнув псам, взбирается в седло. Рвет с места во весь опор. Остальные бросаются следом. Просыпаюсь с бьющимся сердцем. В который раз - тот самый СОН. Что это?»
Мадам Панину выдуманная история уже во сне достает?
Не завидую!
Может, в наказание свыше за использование чужих придумок?
Кстати, грабит она Дюма частично и выборочно: все, вроде, так, да не так.
Ха-ха, если от многого взять немножко, это уже не грабеж, а дележка!
А без того, чтоб Нюрку на суку вздернуть, обошлось, и спасатель нашелся. Все ясно-понятно, и выдумывать не надо, как казненная неминучей смерти избежала да куда потом делась.
Обштопала мадам Панина своего Мэтра, обула на обе ноги – он-то подробностями спасения не заморачивался…
Может, не сама бухгалтерша французу нос утерла, а ушлый автор книжки, найденной в школьном детстве?
Получается, на пару орудуют! Один у Дюма тырит, а другая этого жулика обирает? Но общий контекст у них сохраняется.
Нюрка - не женой, так рецидивисткой под раздачу попала.
Подельник - тот самый егерь, он же – молочный брат аристократа, к которому попаданка в жены намылилась. Увез обеих женщин. Импровизирует, пройда, или планы не изменились.

У графини личико должно быть покоцанное – так с лошади сверзиться! 
А у нашей бедоносицы, надо думать, борозда на шее от веревки, мало ей клейма лилейного. Как она за женушку графа сойдет, вообще, непонятно.
Егерь прятать будет, пока след не сойдет? Долгонько придется!
А что он с первым экземпляром удумал? Живая-то она ему – ни с какого боку!

«Анна не собиралась вдаряться в каноническую классику с совращением кюре.  Не хватало, чтобы дальше покатилось снежным комом - как у Дюма. Может, в романе, и была рассказана правда, вычитанная или услышанная».
Пуганая ворона куста боится!..

«Сама она была агностиком, а не атеистом. В ее время было достаточно искренне верующих, но ни семья девушки, ни окружение к ним не относились. В голову не пришло принять католичество, раз собралась замуж за графа. Огорошив отца Жюля решением принять постриг, она потребовала обещания взять с собой, где, став ему сестрой во Христе, будет оставаться с ним до конца жизни, как сестра родная, о которой, рано оставшись сиротой, кюре тайно мечтал».
Что-то проясняется!
Это - как сериал задом наперед смотреть; кто, чего и почему не сразу дотумкаешь.

«Отец Жюль обещал, устроившись, непременно вызвать ее, уже монахиню, к себе. А пока она будет оставаться в монастыре, под присмотром аббатисы. С тем кюре и отбыл к месту, где его ожидала будущая паства, заглянув на прощанье к старшему брату, который служил в Лилле городским палачом».
Ну, вот: лилльский палач, брат кюре. А попала Нюрка, надо понимать, в Лилль, где и находился Тамплемарский монастырь. Там и священника подцепила.

«Она влетела в кабинет, едва стукнув в дверь. С разбега бросилась перед аббатисой на колени, моля о постриге. Ей было велено готовиться». 
А замуж?
Или плевать на обряд?
Ну, сильна!

«Выскочила на кухню, пальцами влезла в горшок с мясом, который должен был сделать будущий постриг фикцией. Одна византийская императрица сделала насильно проведенный над ней обряд недействительным, съев перед постригом мясо». 
Пять баллов! Не зря гранит науки грызла!

«Анне удалось выдернуть руку, оттолкнув святого отца. Он едва удержался на ногах. Видя ее растерянность, священник схватил духовную дочь за грудь».
Во, как!

«Она ударила по лицу. Голова святого отца стукнулась о выступ стены, сразу залив щеку кровью».
Святой отец – озабоченный, как обезьян! И в каком месте у него святость расположена?

Нда, после такой сцены оставаться в монастыре, рискованно. Дело пахнет керосином! Рукоположенный примат просто так мордобитие не оставит. Пора Нюрке из монастыря ноги делать.
А раньше она их не сделала, потому как пострига дожидалась?
Ну, да, она ж своему кюре обещала стать ему сестрой во Христе – почти как родня. Вызовет ее к себе, будут жить поживать, да добра наживать.
Пока непонятно, отчего она к своему графчику самостоятельно лыжи не навострила.
Опасалась в одиночку по Франции рассекать? Вроде, не из пужливых!
Или не на что было?
Может, и так. Она запланировала возникнуть, видимо, неподалеку от Витри, да интегратор подвел. Вот прожиточным минимумом и не запаслась! Ну, что стоило с собой золотишко какое прихватить? Крестик с цепочкой, колечко попроще? Не подумала?
А то, может, гробанул ее кто? В Доме Графини или самом монастыре – это, вряд ли, а, вот, по прибытии? Инна Павловна пока на этот счет в известность не поставила, или Катька инфу пропустила.
Вообще, идея с постригом – весьма сомнительна. Оспорить проведенный обряд — это ж целое дело! Насильный-то постриг признать недействительным не у всех получалось, тут слопанный кусок мяса – слабый помощник.
Или Нюрка о монашестве молчать решилась, как рыба об лед?
Окрутить провинциального графа и всю оставшуюся жизнь просидеть с ним в деревне, а ну, как узнает ее кто, из монастыря?
Ну, встретить тамплемарцев где-то в Парижах – куда больше, чем невезение. Это, прям, карма! А девонька о себе мнения высокого. И в звезду свою верит. Могла пойти на риск.
Вот, интересно, как эта бестия добилась, что священник про ее монашество никому ни гу-гу? Нигде не указано, что она в подряснике с апостольником по Витри рассекала.
А чтоб священник постриженную с кем повенчал – быть такого не может!
Опять сказка про белого бычка: коль Нюрка святого осла про свое монашество в известность не поставила, как добилась, что кюре ее в родню зачислил? Легально, между прочим. Она ж в его доме проживает.
Ну, управилась как-то! Пока Инна Павловна все не растолкует, и не сообразишь. Я, точно, пас!
Чесслово, целеустремленность и настойчивость ее героини в обретении своей полоумной любови какое-то уважение вызывают…
И надо, наконец, определиться, воспринимать ли всерьез вообще ВСЁ, что написано мадам Паниной.
Пишет ли она, используя книжку Анонимуса, как протограф – следы детских воспоминаний прорезались, или, в основном, сама сочиняет?
Доносит ли мадам Панина своей писаниной чье-то чужое предсказание, или вся эта история попаданства – сплошная чепуха на постном масле?..