Письма Учителю. Дауншифтинг

 "               Возвратимся, Лев Николаевич, к Вашей последней дневниковой записи 1850 года.

 Как за соломинку, уцепились Вы за идею взять ближайшую почтовую станцию. Но через неделю, уже в в пятьдесят первом пишите, что отказались, понеся не такие уж значительные убытки, от бизнес-проекта.

 Новая страничка Вашей жизни отразилась в тетради Г.

 Думаю, идею подал старший брат, боевой офицер. Вы же, бросивший институт, почитающий Николая почти за отца, безоглядно, не выправив соответствующих документов, неожиданно казались в новой среде.

 "Но что за охота ехать на Кавказ и юнкером?"

 Перечитывая Ваши дневниковые записи, невольно вернулся к "Казакам". Совсем другое восприятие. И образ главного героя, Ваше же отражение в Оленине, и той жизни, в которую он попадает, все это требует от читателя предварительного знакомства с тетрадью Г.

 Резкая смена "цыганерства" на общение с жителями старицы Старогладковской подобна вывиху сустава. Моральному и от того более болезненному, отраженному потом во всей жизни. Последующее отрицание официоза и понимание невозможности жить в среде простых людей.

 В этом и конфликт романа, естественных чувств Оленина и невозможности строить дальнейшую судьбу в этой среде.

 Но как же органично вписывается в неё Лука Алексеевич Сехин. Вы безжалостно описали его физическое уродство и вынужденную изворотливость нового знакомого. Он даже "выцагнил" у Вас походный самовар, вещь и по нынешним временам весьма дорогую.

 В станице, с легкой руки старика "ермоловских времен" Япишки, Луку кличут Маркой. Именно так, с епишкиной присказки о Луке, Марке и Никите-мученике.

 Вы почти ровесники. Один высокий, статный молодой граф. Другой -"от горшка два вершка", с ногой, несравненно короче туловища и второй ещё более кривой и мАлой.

 Попав в эту среду, Вы пытаетесь сделать Марку посредником в неких делах. И судя по записям, не только в освоении кумыкского языка.

 "...может ли он быть моим Меркурием и возьмется ли за это дело, которое,хотя я и не знал, что он очень любит, не мог назвать прямо по имени"

 И вот короткие записи 1951 года вызревают в литературный плод. Уже в ваше время критики неоднозначно приняли замысел романа.

 Да, внешне упрощение отношений между разными социальными группами, с неизбежной деградацией у одной и использование пороков "высшего света"-другой.

 Мне же видится в "Казаках" некая попытка дауншифтинга, да, больше мотивированного Вашим старшим братом, но спасающая Вас от столичной токсичности.

 Конечно, как само явление, как и сопутствующий термин, возник на стыке нынешних веков. Не зря же его связывают с движениями Детей Цветов и нью-эйдж.

 Но именно в Вашем романе видится основа такого отношения. Поиски любви и разрушение мечты. Как, впрочем, и исчезновение, в дальнейшем, самого больше искусственного этноса.

                Ваш преданный ученик ЕС.

 A propos! Ваш "Меркурий" не дожил до сорока лет. Думаю, он, хоть и был грамотным, не прочитал роман".