когда сбываются мечты

                Когда сбываются мечты
Теперь, спустя почти полвека, от тех дней начала моей серьёзной творческой жизни, когда в памяти начинают стираться многие детали: поступки, названия населённых пунктов, фамилии и даже имена встреченных по жизни людей, никогда не уйдут из памяти эмоции от всего того, что встретилось, шло попутно и направляло меня к тем самым первым шагам настоящего творчества!
Этот сгусток эмоций, как рубаху нараспашку, я откровенно, со всей возможностью своей широты души, дарю своему незабвенному другу и наставнику по жизни любимому ХУДГРАФУ!
Память- великая вещь! Это книга, которую прочитав, никогда не выбросишь, а поставишь на полку. На какое- то время можешь о ней забыть, и может там она стоять нетронутой годы, но в нужный момент, в твой мозг ударит молния, и в тебе закипит, заклокочет твоя молодость и ты, забыв о сегодняшних проблемах начнёшь азартно листать её, и встанет перед твоим сознанием, почти реально, тобой когда- то прожитое... Но вот выпала одна страница, чуть полистал- нет и другой, третьей… Когда- то это были твои однокурсники, слушали лекцию в аудитории, стояли рядом за мольбертом с рисунком или живописью, читали стихи на сцене в отчётном концерте, суетились со школьниками на педпрактике в пионерлагере, дышали с тобой одним воздухом студенчества.
Теперь, к великому сожалению, о встречах с Олей Совостьяновой, Наташей Посадневой, Надей Долматовой, Вовой Клочковым, Андрюшей Востриковым, Серёжей Жадько можно говорить только листая нашу книгу памяти. И в эти же горькие страницы вписаны имена незабываемых преподавателей Рюрика Георгиевича Ломоносова и Олега Анатольевича Казанского, Владимира Афанасьевича Скрынника и Виктора Федоровича Григорьева, руководителя моего дипломного проекта великого Виктора Семёновича Сорокина. Но имя каждого из них достойно не пожелтевшей, истлевшей от времени бумажной страницы, а литого, чистого золота. Хотя бы потому, что они,  каждый, оставили на нашем жизненном пути глубокий, очень заметный и нужный след. И не только на нашем, а и на пути многих таких, как мы.
Мои воспоминания о нашем художественно- графическом факультете я должен начать задолго до поступления в институт. Тогда, в 1978 году это был Липецкий государственный педагогический институт- недосягаемая вершина для моего ума. А я- обыкновенный шофёр служебного автобуса, не однажды в день, проезжающий мимо этого здания и не мечтал когда- то, по- счастью, стать студентом этого заведения. Учитель в моей школе для меня был человек недосягаемый. Куда мне из топкого бытового болота на такую светлую вершину знаний! Хотя поучиться очень хотелось, особенно всегда была огромная тяга к художественному творчеству: в школе, профтехучилище неизменно был членом редколлегии, даже на практике занимался оформлением агитационных, модных тогда, стендов. Служа в Советской Армии моё творчество помогало мне не раз: дали отпуск на родину, на 10 дней раньше демобилизовали. А там каждый день, что год. 
И работая шофёром, я не забывал о творчестве: посещал библиотеки, музеи, изучал альбомы с репродукциями различных художников, читал о них, делал наброски, копировал картины Айвазовского, Брюллова, Левитана. Узнав, что в клубе трубного завода работает изостудия, записался туда и почти год посещал занятия рисунка и живописи. Вёл там занятия мой первый педагог Хорошенко Владимир Васильевич. Увлечённый и очень добрый человек.
 Но пошли проблемы в семье, зашаталась земля под ногами… занятия пришлось прекратить. И вот, спустя время, мы с Владимиром Васильевичем случайно встречаемся на улице. Поинтересовавшись, почему я перестал посещать занятия, он неожиданно мне заявил: «В нашем пединституте открывается художественно- графический факультет, только очный, но ты мог бы поступить.» С этого дня все мои мысли заняты были только тем, как всё это обустроить в реальности. Проблем было- не разгрести. Но, как говорят, дорогу осилит идущий. Директор на работе дал «добро». Всё остальное покатилось как снежный ком с горы.
И вот я на экзамене по рисунку получаю «5», по черчению «5». Сданы физика и сочинение, наконец, выхожу с экзамена по математике и ребята, нетерпеливо толпящиеся у двери, спрашивают: «Ну что?» Улыбаясь во весь рот, отвечаю: «Три!» Хмурятся непонимающе: «А что ж улыбаешься?» Я так же весело: «Да я поступил! Я вне конкурса, после армии!» 
Не было в тот момент человека, счастливее меня- свершилось несбыточное! Я поступил в институт!!! Первым делом поехал в родную деревню к родителям сообщить новость. Шёл по родной улице и ум застилали мысли: «Скажи я, кому- то встречному об этой новости- вряд ли кто поверит! Да я и сам пока не верю!»
Но вот начались занятия. После шума мотора автобуса, тишина аудитории была настолько непривычной. Вспоминаю, окончена третья пара, история искусств, на которой преподаватель (тот же Хорошенко), читая лекцию, демонстрировал слайды, и, понятное дело, с зашторенными окнами и выключив свет.  Приходим в общагу и мой земляк Валера Дмитриев, который на лекции сидел рядом, мне рассказывает:
-Дед, ну ты даёшь! Когда Хорошенко включил свет и проходил мимо нас, мельком глянул на тебя, а ты, откинувшись на спинку, задрав голову и приоткрыв рот,…спишь! А он посмотрел, и ничего не сказав, пошёл дальше. (Уважаемый Владимир Васильевич! Огромное спасибо за Ваш такт!)
Можно было б в ответ расхохотаться, но мне было не до смеха. Как приучить себя после шума двигателя в автобусе к этой тишине? И весь первый семестр не вылетало из головы: «Выгонят, выгонят! И забудешь об институте, как о случайном сне!» Потому, лез из кожи, чтоб этого не случилось. Но, вот сдана первая сессия, почти на «отлично». Предметы– как подарки с неба, рисунок, живопись, композиция- мечта воплощается! Куча новых предметов, невообразимо интересных, поэтому не пропускаю ни одной лекции и хочется выступать на семинарах, но вылезает змеюкой новая проблема! Материал, кажется, знаю на «отлично», но, открываю рот и не могу связно всё объяснить. Ужас!
Преподаватель по истории КПСС, Васильев, был предельно принципиальным и строгим. За опоздание на лекцию мог не допустить в аудиторию, что однажды было с Мариной Афанасьевой. Однако, мне почему- то это прощал. И вот на семинаре по его предмету я поднимаюсь ответить на его вопрос… а слов нет! Не могу выразить мысль, хотя знаю точный ответ. Тогда он спрашивает: «…так?» Я отвечаю: «Нет!» Он снова вопрос: «…так?» «Да!» «Садитесь, пять.» С ума можно сойти, за эти секунды с меня семь потов сошло! О, горе, как научиться говорить? Это было первой большущей  проблемой. На работе с шофёрами общение простое, на равном уровне, где- то и матерком загнёшь. А как тут- то быть? Преподавателю так не ответишь!
Но сказано: «Терпение и труд- всё перетрут». И приходилось наваливаться на свои недостатки, где терпением и усердием, где, заставляя себя, через не могу или не хочу. Но больше помогало огромное желание учиться, тем более тому, о чём всегда мечтал. А попутно помогали заинтересованные молодые преподаватели, иногда мои же ровесники Александр Серафимович Колыхалов, Сергей Владимирович Васильев, Сергей Алексеевич Никитенко, Игорь Василевич Зайцев, Игорь Андреевич Курнаков, Юлия Фёдоровна Козлова, Наталья Андреевна Прямкова, Нина Ивановна Уткина. Они меня лично  удивляли тем, что сумели превратить свои мечты в способность быть теми, кто они есть теперь, т. е тогда.
 Как- то Александр Серафимович завёл нас (меня и кажется Юру Безлепкина) в свою мастерскую, что была ещё в старом здании института, и показал сделанный им солидного размера подмалёвок, примерно метр на полтора, портрета известного пловца Владимира Дементьева. У нас просто языки отнялись от увиденного. Мы уже неплохо знали Александра Серафимовича, но тут перед нами был высочайший мастер не на словах, а на деле! Авторитет Александра Серафимовича, как трудоголика и старательного, целеустремлённого живописца был среди нас, студентов непререкаем.
Лично я очень долго мог бы рассказывать о Рюрике Георгиевиче Ломоносове- это был, по- настоящему, человек, достойный и своего имени, и фамилии. Пример, образец порядочности, понимающего и педагога, и друга. В высшей степени оценки. Для него все студенты были- люди, которые требуют к себе внимания. И он находил, как это сделать. Каждому. У него необходимо было учиться не только мастерскому рисунку, а и как вести себя с друзьями, в обществе, учиться говорить и слушать, учиться понимать других. В то же время он был очень доступный человек, хотя и декан факультета. Незабываемая его шутка в мой адрес: «Саша- простота! Купил лошадь без хвоста. Сел задом- наперёд, и поехал в огород!» И по- доброму улыбался вместе со мной.
И в то же время не отказывал мне в просьбе на каникулах провести пленэр самостоятельно, так, как мне приходилось зарабатывать на жизнь во время учёбы. Подвести Рюрика, как мы звали его меж собой, было бы непростительным преступлением. На семестровый просмотр я всегда выставлял кучу этюдов и набросков, и конечно всегда был награждаем вниманием преподавателей, чем конечно я гордился, но не смел зазнаваться. Однажды, кажется на 4 курсе, я выставил портрет своего отца маслом и проходящий мимо преподаватель по истории КПСС Васильев произнёс: «Мощно!» Я стоял недалеко и услышав, готов был взлететь и парить от гордости, хотя и понимал- история КПСС не живопись. Лучше б это сказал кто- либо из наших преподавателей живописи, или хотя б рисунка. А всё равно было приятно.
Если говорить об атмосфере, царившей на факультете на нашем курсе первого набора 78 года, кажется это было собрание единомышленников- энтузиастов, в прекрасном смысле слова! Не было опыта- его заменяли интерес и желание научить и научиться всему, что у одних было, а другим отдавали.
 Какие люди и мастера нам преподносили знания и умения по ДПИ! Виктор Фёдорович Григорьев- высококлассный специалист резьбы по металлу и такой же рассказчик- заслушаешься. Мудрый человек, свидетель революции на Кубе, с группой резчиков готовил модели советских монет образца 1961 года! И от души, на ура! дарил нам свой опыт. Мы шли на его занятия с таким же удовольствием, как на рисунок и живопись. К концу учебы однажды мне Наташа Затонских, впоследствии Фаронова, сказала: «Саша, я начинаю резать металл по- большому!» Кажется, трудно совместить- обыкновенная девчонка и металл! Это как нужно увлечь человека, чтоб эта граница не стала в жизни преградой? Виктор Фёдорович сумел это сделать. И его наука, и собственный пример, дали Наталье запал на весь дальнейший творческий путь учить этому других, передавать свой опыт и знания младшему поколению.
Нина Ивановна Уткина! Великолепный мастер хохломы и лаковой миниатюры, но не только! Я храню в своей душе её слова, как заряд для снаряда. Без этого заряда не будет полёта. Её пророческие слова сопровождают меня весь мой творческий путь. Вот они: «Саша, у тебя, может быть, талант небольшой, но ты вытянешь трудом.» Какие честные и умнейшие слова! Это напутствие. И всю последующую жизнь, я бескомпромиссно и безжалостно уничтожал в себе лень. Этому же и учил своих учеников. Кто понял это- мы встречаемся старыми друзьями. А многие кто пошёл от обратного, искал лёгкий путь, к сожалению, покинули этот мир, по меньшей мере, перешли в разряд неудачников.
По истечении такого срока я не могу не рассказать о жизни худграфовцев в общежитии, общаге. Нашему брату, сельскому жителю это был прекрасный уголок для общения, дружбы, получения собственного жизненного опыта, самостоятельности. Жизнь в нашей общаге кипела, клокотала и гудела. Так получилось, я пришёл в общежитие не к началу учебного года, а уже к зиме. Опыт армейской жизни ещё у меня не улетучился, поэтому, придя в назначенную мне комнату, кажется 365, был немало удивлён (да пусть простят мне мои сокурсники за эту откровенность!)- в комнате царил дикий бардак, содом и Гоморра! Опомнившись и долго не рассуждая, я просто, как бы для себя, начал наводить порядок. В ответ- недоумение, но и смущённые глаза ребят. Дальше- больше, в тумбочках- порядок, заправка постели- обязательна для всех, с окон сняты одеяла и заклеены на них щели, пол метём регулярно! Наша комната при проверке этажа студсоветом заняла первое место. Вскоре меня избрали членом студсовета, а потом и в комитет комсомола института. Но эта работа была больше формальностью. Учёба стояла куда выше.
А наш мужской быт становился более- менее окультуренным, хотя нельзя было и близко ставить нас с девчонками. У них и скатерки, и цветочки- всё на уровень выше. Но и у нас на двери снаружи- табличка со списком проживающих, дежурим по комнате по очереди, ложимся спать вовремя- и это постепенно становилось правилом. Тут же мне приклеилась кличка «Дед». Что ж? Дед, так Дед, а значит есть кому поправлять и направлять. Звание обязывало! Да и сам, я, был не против. К чести ребят, они признали мои потуги не как узурпаторство.
Жизнь в общежитии стала и для меня, думаю, и для остальных моих друзей студенчества прекрасной школой общения. Мы праздновали всеми наши дни рождения, с нашими замечательными девочками, о чём рассказывают фотки, хранящиеся в наших студенческих альбомах. Ходили в кино, в парк гулять толпой. С ребятами ходили в баню и везде с нами были шутки и хохмы- было просто здорово. Привезённые из дома соленья- варенья уплетали всеми в один мах, у большинства из нас не было мысли- спрятать, «зажать», если были такие- то единицы. Над такими по- доброму смеялись, да пусть простит читатель- жрать хотелось чисто по студенчески- всегда! Только прежде чем уплести банку с помидорками, сначала ставили натюрморт и писали.
А какие сеансы живописи и набросков, а затем коллективные просмотры, беседы и споры об искусстве устраивались в наших трёх комнатах! Писали портреты- какого- то парня- эфиопа, друга с биохима, друг друга, девочек из начфака- это кого помню. А когда приходил к нам очень простой в общении и демократичный Вовка Злобин, швырял на чью- то постель свою папочку из крокодильей кожи, а затем, словно играясь, давал урок акварельной живописи «по- сырому», это было что- то! В наших комнатах да, кажется и на этаже, воцарялась тишина!!! Мы смотрели на его работу глазами навыкате и находились в глубоком ступоре- кто к нам приходит в гости… Вовка ж был ещё прекрасный спортсмен, копьеметатель. Однажды он зашёл к нам после соревнований «обмыть», окунуть в стакан… ослепительную медаль за 1 место! Он был для нас, студентов «из общаги», в какой-то мере, кумиром. Большинство наших ребят любили спорт, на физкультуру ходили с великим удовольствием, участвовали в кроссах по бегу и лыжам. Любили на площадке во дворе старого здания института «шиться» в футбол, скорее это был минифутбол. Любили стрелять, когда нас приглашал Алексей Иванович, мишени с этих стрельб с дырочками в десятки у меня хранятся до сих пор.
Запомнилась подготовка к диплому- завершающий этап учёбы. Уже «навостряли лыжи» кто- куда. У меня диплом по живописи- пейзаж. В руководители выбрал Виктора Семёновича Сорокина. Знал, что- то рассказать мне он не сможет, но, может что- то показать. Вселяя надежду в студента, он говорил: «Кисти есть, краски есть- дело пойдёт!»
Защитился я, к своему огорчению на четвёрку. Пейзаж получился серый, невзрачный, словом- неживописный. Но Сорокин преподнёс урок мне не в диплом, а немного позднее. Здесь мне придётся чуточку отвлечься. Пыл, к своему стремлению стать именно художником, у меня не спал, и выйдя из института, я продолжал самообучение: писал, разбирал свои этюды «по косточкам» и снова писал, не зная покоя. Это была цель жизни. А деревня предоставила мне прекрасную натуру. Стал предлагать свои работы на областные выставки. И на одном из просмотров В. С. Сорокин показал рукой на мой пейзаж: «Вот эту берём». Это был мой успех. Глаз у Виктора Семёновича был безошибочный. Так я «исправил» дипломную четвёрку.
Теперь, по прошествии времени  понял интересную вещь- мне медвежью услугу сотворил мой доинститутский, любительский опыт увлечения живописью. Я со школьных лет увлёкся художниками- передвижниками и отказался признавать другие направления в изобразительном искусстве. Поэтому живопись моя была скучной и «суховатой», а знания о цвете попросту никакие. И только к концу учёбы у меня в мозгу только начала зарождаться мысль: «Да! Я что- то делаю не так.» И потому, уже после окончания института, перешагнув через свою «первую любовь»,  я смог перебороть в себе этот недостаток. Я учился видеть гармонию в живом, насыщенном цвете.
Затем я участвовал в четырёх областных выставках, мои работы висели в выставочном зале, имею два каталога.
А что ж институт? А он так и остался незарастающей стартовой площадкой в безграничный космос нашего творчества и жизненных исканий. Так получилось, что у меня сменилась сфера деятельности. Стал писать не цветом красок, а цветом слова. И скажу пародией «под Пушкина»:
«Сменю ль на краски вновь слова- о том не знает голова!» Потому, что получилось, то получилось. Пока обсуждению не подлежит. Знаю, если начнёшь оправдываться, уже виновен.
Здесь я больше рассказал о своей учёбе и тяге к художественному творчеству, но ничего не сказал о педагогике. Скажу коротко- отработал в школе с детьми полный педстаж и ни одной секунды не пожалел, что работал в школе. И теперь выступаю перед школьниками с великим удовольствием. Они- наше будущее, а моя радость!
Но всё, что на сегодняшний день я имею, мне дал мой незабвенный ХУДГРАФ, и всё, что было с ним связано. Он- моя негаснущая, самая светлая, чистая и радостная любовь! Моя большая воплощённая мечта и неуходящая из поля зрения звезда. Худграф, как надёжный береговой маяк, осветил мне путь в дальнейшую жизнь.
31. 08. 2023 г.                Колесник А. В.