Мои дорогие японцы...

1. Морская форма с галунами…

Есть много увлекательного в морской профессии, но
есть и суровые будни. Главное — она даёт возможность
встречи с людьми из неведомых стран, культур и миро-
зданий, так представлялось и мне, выросшему в укра-
инском селе, что было чуть больше хутора. Мог ли я с
детства полюбить море, невиданное никогда, но столь
желанное?! Меня особенно увлекали морские приклю-
чения, а потом, что немаловажно, в село стал приезжать
на каникулы Серёжа Соколюк, курсант Рижского море-
ходного училища… Было это в дни учёбы, когда дни от-
рочества отшумели, настала юность, но что ей могла дать
Кунивская средняя школа?!

О, эта морская форма!
Морская форма с галунами
И золотых нашивок блеск…

Завистливые взгляды сельских ребят сопровождали
нашего земляка Сергея повсюду: на улице, на танцах, на
речке летом. И я был среди тех, кто тайно завидовал и
мечтал, мечтал, мечтал… О сельских девчонках и гово-
рить нечего! Они так и вились вокруг моряка. В присут-
ствии Сергея нам, простым пацанам, ничего не светило.

Мечта! Она сопровождает тебя повсюду и неуклонно
ведёт к намеченной цели. После выпускного вечера — в
ближайшую одесскую мореходку, но… судьба препода-
ла урок: не пойму, как и почему загулял с ребятнёй из
шахтёрского городка, прозевал экзамен, пришлось вме-
сте с шахтёрами махнуть на Донбасс! Что возьмёшь,
компанейский парень, но в поезде одумался и поехал к
дяде-шахтостроителю, в Красноармейск. Дядя Роман
Лищенко меня, семнадцати лет паренька, без знаний
строительного дела, принял в свою бригаду арматурщи-
ков-бетонщиков. Вязали арматурные конструкции, уста-
навливали их и заливали бетоном. Строили Красноли-
манскую обогатительную фабрику. Я приобрёл сноровку,
ловко набрасывал мягкую проволочку на стальную ар-
матуру и пассатижами аккуратно скручивал её, скрепляя
конструкцию. А бетон бросать — умения особенного не
нужно было: бери лопатой побольше и бросай почаще.
Силой меня Бог не обидел, и я делал работу споро и с
удовольствием. Не забуду бригадира Слачека: с виду по-
хож на невысокого подростка, а ума и такта у него было
премного… Уважали Слачека рабочие. Он заочно учился
в институте, умел выбивать для бригады хорошую рабо-
ту и наряды, умел закрывать их с пользой для нас всех;
по тем временам мы имели приличный заработок. Так
как Слачек за моё старание и сноровку добился присво-
ения мне пятого рабочего разряда, уже через два месяца
я получал такую же зарплату, как и мой дядя! Всё шло
хорошо. Шахтёрский посёлок Доброполье, товарищи
из бригады Слачека, сам Слачек — до сих пор в памя-
ти моей, и вспоминаю год работы в шахтостроительной
бригаде — как светлую страницу житья-бытья на очень
важном этапе.

Мог ли я поступить в строительный институт? За-
просто, даже без характеристики Слачека. Но морская
мечта звала и звала меня, точила и пилила вдоль и
поперёк; я повторял школьную программу, после ра-
боты — ни к коем случае на танцы, вечером и по вы-
ходным я штудировал свой спецкурс и победил его,
поступил в одесскую мореходку на отделение судово-
дителей — капитанов. Годы учёбы и занятия спортом в
мореходке пропущу; пропущу танцплощадку в парке
им. Т. Г. Шевченко, практику на судах Черноморского
пароходства и на знаменитом учебном пароходе «Эк-
ватор». Эти события достойны отдельного рассказа. И
вот позади выпускные экзамены, вызов на заседание
государственной комиссии по распределению… и как
обухом по голове: меня — в Сахалинское морское па-
роходство! А так хотелось остаться на Чёрном море,
возвращаться из рейсов в любимую Одессу! В Одессе
оставались те, кто имел прописку, — «женатики», как
мы их называли, независимые от результата выпуск-
ных государственных экзаменов. У моего дружка из
Москвы Мишки Свирского — золотой балл и у меня —
рядом, так мы сошлись с ним и вместе выслушали
приказ — на Сахалин, и… после положенного учебного
отпуска мы с Мишкой отправились к месту первой в
нашей жизни морской службы; сначала поездом до Ха-
баровска, потом самолётом в Южно-Сахалинск. Поч-
ти неделя в плацкартном вагоне; влюбился в студент-
ку из Улан-Удэ, чуть не женился… Затем была служба
матросом, помощником капитана, капитаном на судах
пароходства…. Боже, как я был рад, что Судьба пода-
рила мне возможность жить и работать на Сахалине,
посещать Камчатку, Магадан, Курильские острова.
Никогда, никогда я не жалел, что оказался в этом до-
статочно суровом, но очень интересном крае! А потом
была вожделенная «загранка» — рейсы в Японию. И
я влюбился… в страну, в людей, в культуру, да что там
говорить — Япония стала «второй» после Одессы лю-
бовью на всю жизнь! Смолоду встречался и дружил со
многими японцами. И пусть я уже давно не бывал в
Японии, но память о моих друзьях осталась навек. Со
многими из них я продолжал дружить и после того,
как закончил морскую карьеру и перешёл на работу
в управление пароходства, и когда уехал в Москву. И
сейчас дружим, по крайней мере, не теряемся из виду.

Как позабудешь хотя бы некоторых из моих японских
друзей? Их роль в моей судьбе мог бы сравнить с ролью
бригадира Слачека — как не рассказать о них моим чита-
телям и не выразить восхищение им за то, что они были в
моей судьбе, да и сейчас есть те, кто не покинул эту греш-
ную землю.


2. Бизнесмен, политик, друг

Лет шесть тому назад в нашем московском офисе
раздался телефонный звонок. Сердце ёкнуло! С первых
слов я узнал голос моего старинного японского прияте-
ля Котаро Тачибаны. В молодости, когда я был грузовым
помощником капитана на теплоходе «Киренск», Тачи-
бана-сан работал менеджером в отцовской стивидорной
компании «Фусики Кайрику», и мне приходилось часто
с ним встречаться по вопросам выгрузки круглого леса в
порту Фусики, погрузки на судно труб большого диаме-
тра и разных генеральных грузов. Тогда Советский Союз
строил газопровод «Дружба»; из Японии мы доставляли
разные товары в обмен на поставку угля, леса.

— Тачибана-сан, — ответил я другу по-английски по-
сле первых слов взаимных приветствий. — Где вы?
— В Москве…

Лет пять я не виделся с ним. И вот он почти рядом.
Договорились вместе поужинать. Сразу всё вспомнилось.
Когда я был назначен капитаном судна, наши встречи ста-
ли более частыми; вскоре господин Тачибана сменил отца
на посту президента стивидорной компании «Фусики
Кайрику». Отца избрали членом парламента. Мы встре-
чались в капитанской каюте, в офисе фирмы или в япон-
ских ресторанчиках с популярным в те времена караоке,
я всегда брал с собой одного-двух помощников, а после, в
перестроечные годы это правило перестало работать, по-
этому в наших встречах стало больше открытости и ду-
шевности: японцы выходили к микрофону и пели наши
песни («Катюша», «Огонёк», «Тройка», «Подмосковные
вечера» и другие). Но о делах не говорили — для этого
были всё-таки служебные переговоры. Я знал, что за глаза
японцы называют меня капитан «Да»! Чего греха таить,
при погрузке часто возникают различные рабочие во-
просы, порой перерастают в проблемы, бывают и споры:
что грузить, что не грузить на судно? И как располагать
груз — в трюмах или на палубе судна? Помнится, госпо-
дин Тачибана, уже будучи президентом фирмы, появился
в моей каюте в сопровождении своих помощников.

— Господин капитан, нам очень нужно отправить в
этом рейсе трубы, которые боятся морской воды. Но…

Я напрягся — нет ли тут какого-то подвоха. Иначе во-
прос решился бы легко на уровне японского бригадира
стивидоров и грузового помощника. После паузы госпо-
дин Тачибана продолжил, виновато улыбаясь:

— Но через грузовые люки в трюм не загрузить трубы
из-за их длины, а на палубе нельзя перевозить, согласно
технологии.
— Чтобы не подмочить морской водой?
— Очень деликатный и дорогостоящий груз. Да и на
крышках люков по плану погрузки будут располагаться
бочки с химией. Что будем делать?
— Давайте подумаем вместе, как решить эту задачу, —
ответил я по своему обыкновению.

Трубы окутали водонепроницаемой плёнкой и погру-
зили поверх бочек с химикатами, стоящих на крышках
люков. Конечно, без соответствующих расчётов и со-
гласований (как и без взаимного доверия) вряд ли бы
решились. Таких контактов в нашей совместной работе
было много, особенно число их возросло после того, как
я из капитана превратился в начальника коммерческого
управления пароходства.

Впоследствии Тачибана-сан ушёл с поста президента
фирмы, по стопам отца избрался в парламент, где кури-
ровал межпарламентские связи Японии и России целых
два созыва.

И вот в Москве вечером мы ужинаем с Котаро Тачи-
бана в ресторане «Дома актёра», в отдельном зале, где,
кроме нас с ним, никого больше не видать. Вспомнили
молодость, затем — старость: отец моего друга умер в воз-
расте под сто лет, но Котаро надеялся перейти столетний
рубеж. Водку и вино не пил в интересах здоровья. Даже
отказался от рисовой водки (саке), заблаговременно ку-
пленной мной в японском магазине. Пил чай с ликёром
полынного вкуса, с большим трудом отысканным где-то
официантом. Говорили о российско-японских отноше-
ниях. Мой друг приехал для участия в Международном
бизнес-форуме, будучи уже почётным президентом фир-
мы. Я радовался судьбе сотрудников фирмы, которых
лично знал: почти все из них оказались при деле.

Мой друг Котаро Тачибана ещё раз приезжал в Рос-
сию и опять звонил мне, да вот вступила в дело наша
судьба: я оказался за границей. Вернулся и позвонил
ему, услышал незнакомый молодой голос. Вежливо по-
просил соединить меня с Тачибаной-саном! Последова-
ла пауза, потом мне тихо ответили:

— Извините, это невозможно.
— Почему?
— Он умер.

Такая судьба, говорят в России. Котаро Тачибана не
дожил совсем немного до восьмидесяти лет, не выпол-
нив обещания перешагнуть столетний рубеж. Это было
единственное обещание в наших отношениях, которое
мой друг из Японии не выполнил. Судьба! Нет, она не
играла с ним. Царство твоё — небесное, Тачибана-сан,
достойный сын своего народа!


3. Сердце, скреплённое любовью

В разгар «перестройки» все кинулись создавать со-
вместные предприятия с иностранным капиталом. Ин-
вестиции, новые технологии, иностранный рынок…
Помнится, мы с президентом Сахалинского пароходства
Михаилом Романовским даже образцы торфа, гранита
и песка возили в Японию, хотели заинтересовать япон-
ские фирмы заняться совместным бизнесом. Правда,
основной нашей целью был поиск грузовой базы для на-
ших морских судов. Узнали, что в Сибири, в Иркутской
области, создано первое совместное советско-японское
предприятие по производству пиломатериалов, и наме-
ревались туда отправиться, чтобы на месте пощупать и
понюхать, что это такое. Но японцы пришли к нам сами
и предложили сотрудничество с этим предприятием, ко-
торое называлось СП «Игирма-Тайрику». В течение не-
скольких месяцев японская фирма «Тайрику Трейдинг
Лтд.» направляла нам запросы на предмет доставки пи-
ломатериалов из порта Ванино в разные японские пор-
ты. Эти запросы ложились на мой стол, и я всегда давал
подробные ответы, предлагая своё видение организации
перевозок. В частности, я предложил закрепить за СП
два судна, с регулярными отходами из порта Ванино.
От японской фирмы требовалось обеспечить концентра-
цию судовой партии древесины к приходу судна в порт.
Непростой вопрос по тем временам, с учётом огромно-
го расстояния между СП в Сибири и портом Ванино.
Нужно было согласовать работу с железной дорогой.
Наконец в пароходство прибыл представитель фирмы
Йода-сан! Заходит в мой кабинет улыбающийся японец
средних лет и говорит по-русски безо всякого акцента:

— Здравствуйте! Вы помните меня?
Ба! Как же не вспомнить! Давно это было, но не за-
былось. Судно швартовалось в Иокогаме. Я находился
на баке (штатном месте третьего штурмана во время
швартовки). Подходим к причалу, бросаем выброску, а
швартовной береговой команды, чтобы принять трос,
нет. Ничего себе! Правда, стоит один человечек в белой
каске и безразлично смотрит на валяющуюся выброску
на причале. Я возьми и попроси его, с улыбкой на лице,
помочь, показывая жестами, что надо тянуть судовой
трос на берег, но при этом не стеснял себя в выражениях
по-русски:

— Эй, ты! Хрен собачий, что стоишь руки в боки! Хва-
тай выброску и тяни трос!

А в ответ тоже крепкое выражение и предложение:

— Тебе надо, прыгай на причал и тащи сам!

Это и был Йода, сахалинский кореец с японскими
корнями, уехавший в своё время на родину предков. И
вот теперь, спустя годы, он в моём кабинете. Обнялись
и чуть ли не расцеловались. Быстро обсудили предло-
жение японской стороны, согласовали основные ус-
ловия и пошли к президенту Михаилу Романовскому.
Проект был утверждён. Йода передал личное послание
господина Ивата, президента японской фирмы «Тайри-
ку Трэйдинг», в то время активного партнёра советских
внешнеторговых организаций. Всё у нас получилось.
Два сахалинских судна были выкрашены в бордовый
цвет, на бортах написали белыми буквами SASCO —
IGIRMA-TAIRIKU; суда работали как часы, регулярно,
в зафиксированную дату, принимая груз и отправляясь
в Японию. Дальше-больше: было учреждено многоот-
раслевое совместное предприятие «Сахалин-Тайрику»,
где пароходство и японская фирма были главными учре-
дителями. В парковой зоне Южно-Сахалинска была по-
строена первая на Дальнем Востоке гостиница «Санта» с
участием японского капитала. Эта гостиница до сих пор
является одной из лучших в дальневосточном регионе,
но, к сожалению, новые хозяева пароходства продали её
в 2018 году! А жаль! Одни создавали — другие растран-
жирили. Собственно, и от пароходства осталось не более
четвёртой части того, что когда-то составляло гордость
Сахалина, да и в Министерстве морского флота паро-
ходство было на хорошем счету в своё время. Грянула
ваучерная приватизация, поменялись хозяева, руковод-
ство пароходства, да что там говорить!? Всё поменялось:
страна, люди, отношения между людьми, отношения с
партнёрами стали куда сложнее, чем раньше: японскую
фирму вытеснили из бизнеса, да и сам совместный биз-
нес приказал долго жить, но красавица-гостиница «Сан-
та» стоит себе в парковой зоне и стоит. И неважно, что
она принадлежит уже другим хозяевам, главное, что она
есть и пользуется успехом у гостей Сахалина — ино-
странцев и наших, россиян.

А мне хочется помянуть добрым словом господина
Ивата, стоявшего у истоков строительства гостиницы
«Санта», так же, как и нескольких других совместных
предприятий на территории России. Солдат японской
армии, он в конце войны попал в плен, работал в шахте,
приобрёл болезнь лёгких, от неё впоследствии и скон-
чался. Но я не знаю другого японца, который относил-
ся бы так доброжелательно и с любовью к России, как
Ивата-сан. По этому же принципу он принимал молодых
людей на работу. Владение русским языком было непре-
менным его условием. Обычно на одну и ту же должность
было несколько претендентов, выпускников японских
вузов. Заседала комиссия, задавались вопросы. И каж-
дого специалиста Ивата-сан спрашивал, как он относит-
ся к Советскому Союзу? А время было очень непростое,
у советского посольства в Токио постоянно проходили
митинги с требованием возврата Курильских островов.
Если оказывалось, что претендент на должность не лю-
бит или ненавидит Советский Союз, то рассчитывать
на место в фирме он не мог. В чём истоки такой любви
к победившей в войне стране и к его народу? Не знаю…
Возможно, человек так устроен, что плохое быстро забы-
вается, а хорошее помнится долго и даже значение хоро-
шего преувеличивается? Возможно, это рациональный
подход к ведению бизнеса? Хотя вряд ли, ведь притво-
ряться всю жизнь невозможно даже в бизнесе.

Помнится, мы долго обсуждали, в каком месте на Са-
халине строить гостиницу. Выбрали ровную поляну на
берегу Татарского пролива в Холмском районе недалеко
от посёлка Пионеры. В сопровождении своих помощни-
ков Ивата-сан лично приехал, чтобы увидеть желаемое
место своими глазами. Был осенний день, солнечный и
безветренный. Мы стояли на холме, внизу гладь Татар-
ского пролива, на ней наш красавец-паром с высокими
бортами следует на Север, а навстречу ему другой такой
же направляется в порт Холмск. В пароходстве было де-
сять морских паромов, они работали по расписанию на
линии Ванино-Холмск — перевозили грузы в железно-
дорожных вагонах и пассажиров. Ивата-сан повернулся
к президенту пароходства Михаилу Романовскому:

— Романовский-сан, это хорошее место для гостини-
цы. Но… асфальтовая дорога будет проходить мимо го-
стиницы?
— Конечно, она уже строится. Дорога свяжет Холмск
с Южно-Сахалинском и аэропортом. Деньги на строи-
тельство запланированы в бюджете области.

Ивата-сан повернулся к своему заместителю Судзуки
и что-то долго обсуждал с ним.

Японцы выделили кредиты совместному предприя-
тию. Сделали проектную документацию, привязанную
к выбранному месту. И случился конфуз: внезапно уз-
наём, что правительство области внесло изменения в
строительство дороги и что она пройдёт через перевал,
далеко в стороне от будущей гостиницы. Катастрофа!
Но не бывает худа без добра. Мэр Южно-Сахалинска,
впоследствии губернатор области Игорь Фарахутдинов
разрешил построить гостиницу в парковой зоне города!
Как было сказать японцам, что потраченные деньги на
проект около одного миллиона долларов ушли, как гово-
рится, коту под хвост? К нашей радости и даже удивле-
нию Ивата-сан обрадовался и сказал:

— Миллион долларов ничто по сравнению с теми вы-
годами, которые нам сулит новое месторасположение
гостиницы. Близость аэропорта, город, парк. Думаю, что
туристы и бизнесмены будут приезжать в гостиницу.

Чутьё бизнесмена его не подвело.

Прошло время, давно нет на этом свете солдата
японской армии, бывшего военнопленного, удачливого
бизнесмена, друга Советского Союза и просто хороше-
го человека Иваты-сана. Но есть гостиница «Санта», в
сокращённом названии которой присутствует название
острова Сахалин и японской фирмы «Тайрику Трей-
динг».

В нашем парке красавица «Санта». Пять скреплённых
любовью колец.

Царство тебе небесное, Ивата-сан!


4. Ничто не проходит бесследно…

Дорогая Нина-сан! Не знаю, где она, как она и что с
ней сейчас. Но навсегда осталась в моём сердце память об
этой немолодой, но красивой женщине. Она отлично го-
ворила по-русски. Часто появлялась на судах под совет-
ским флагом, заходящих в порт Цуруга, что на западном
побережье острова Хонсю. Мягкая, доброжелательная,
тактичная японка. Собственно, эти качества характера
свойственны любой японской женщине, но Нина-сан —
особый случай. Сколько она сделала для наших моряков,
одному богу известно! Мы просто привыкли, что в порту
Цуруга нас будет встречать Нину-сан. Будут экскурсии,
будет чаепитие с пирогами, будут исполняться русские
песни, особенно «Катюша»! И ещё Нина-сан ухитрялась
дарить нашим судовым женщинам подарки: кому отрез
на платье, кому куклу, кому японские сладости… Пом-
нится, пришла ко мне дневальная Таня и, смущаясь, ска-
зала:

— Александр Иванович, скажите Нине-сан, чтобы не
дарила нам подарки. Зачем? Ведь помполит заставляет
их сдавать. А Нина-сан зря тратится на нас.

Мне стало стыдно. И правда, о дорогих подарках надо
было сообщать в таможенную службу. И Дмитрия Да-
ниловича, помощника капитана по политической части,
можно было понять, ведь он строго следовал инструкци-
ям. Но я решил мягко приструнить его, хотя это слово
было неприемлемым по отношению к нему. Старый ком-
мунист военных лет, он верой и правдой служил и делал
свою работу. Ушёл в прошлое институт помполитов на
торговых судах, а чувство осталось двоякое. Конечно,
это была ненужная должность с точки зрения здраво-
го смысла, но, с другой стороны (не здравого смысла),
многие из них старались всерьёз организовать досуг
экипажа. Сколько всякого рода мероприятий Дмитрий
Данилович придумал совместно с Ниной-сан! Угощали
японскую делегацию на судне, ездили к японцам в гости.
В общем, дружили. А Дмитрия Даниловича, пришлось
попросить, чтобы иногда закрывал глаза на обмен подар-
ками членов экипажа и японки.

Вспоминается, как мы ездили в деревню, где посетили
фабрику по производству рисовой японской бумаги. С
какой любовью Нина-сан рассказывала нам, что японцы
стараются сохранять старинные ремесла. Бумага была
цветной и очень красивой. Я представил себе, как япон-
ские поэты писали свои танка на такой бумаге? Вот та-
кое стихотворение, например:

Я соберу и спрячу жемчуг белый,
Что рассыпает шумный водопад:
В минуту грусти
В этом бренном мире
Заменит он потоки светлых слёз.

Или:

Взмахи крыльев –
Будто письмена прощальные
На белых облаках.
О подруге, оставленной в поле,
Тоскует гусь одинокий.

Мне казалось, что особенно красивыми иероглифы
выглядят именно на толстой цветной рисовой бумаге, и,
главное, запрятанное поэтами в скупых словах, быстрее
открывается. А потом — такие чувственные стихи тре-
буют красивого обрамления. «О подруге, оставленной в
поле, тоскует гусь одинокий…» Моряки слушали и мол-
чали, ведь всё понятно, слов не нужно.

В другой раз мы были на кустарной фаянсовой фа-
брике. До сих пор на полке среди книг у меня стоит из-
ящная ваза, подаренная автором, художником из Киото.
Нина-сан прокомментировала подарок:

— Очень талантливый парень! Со временем он станет
знаменитым!

А бородатый молодой художник, словно понимая, что
о нём говорят по-русски, благодарил меня поклоном за
принятие его подарка:

— Аригато, Сэнчо-сан! (Спасибо, капитан!)

Потом, в 80-е годы прошлого столетия я пригласил
Нину-сан приехать на Сахалин. Мы её встречали как са-
мого дорого гостя, показали сахалинские пейзажи. Пом-
нится, глядя из окна машины на просторы с редкими сё-
лами, она повернулась ко мне и с грустью произнесла:

— Сколько необработанной земли! А у нас каждый
клочок земли на вес золота.
— Оставайтесь, Нина-сан! Я вам подарю свою дачу и
пятнадцать соток земли.
— А что? И останусь… — залихватски засмеялась Ни-
на-сан.

А я действительно подарил дачу и землю знакомому,
когда навсегда уезжал из Сахалина в Москву.

Бывает, что на меня что-то находит, вероятно, грусть,
которой не хочется сказать: «Прощай!» Я открываю ста-
рые альбомы и рассматриваю фотографии. И обязатель-
но нахожу на снимках Нину-сан и других японских дру-
зей, всматриваюсь в их лица, повторяя про себя строку
из известной песни: «Ничто на земле не проходит бес-
следно…»

5. Необъяснимая японская душа


Нет, никогда европейскому человеку до конца не по-
нять японца. Другой мир, другие мироощущение, другая
культура… Всё не так, как мы привыкли видеть и пони-
мать. Главное прячется во второстепенном, настоящие
чувства не выставляются напоказ, молчание многозна-
чительно. В маленьком видно большое: в цветке сакуры,
в хризантеме, в шуме камыша, в маленьком облачке на
небе, в ветре, прилетевшем с родины… Кажется, что я
уже должен привыкнуть к некой особенности японской
натуры после многих лет работы и дружбы с японцами,
но всегда появлялся повод поражаться неординарным
поступкам друга или делового партнёра. Работник су-
довой агентской компании из Токио Акира Сайто меня
однажды удивил.

Было ему лет под сорок, когда мы встретились в пер-
вый раз. Мой друг родом из интеллигентной, музыкаль-
но и творчески одарённой японской семьи: отец Киоши
Сайто — всемирно известный японский художник, долго
жил в Париже, где написал немало картин. Его осенние
пейзажи отличаются особой поэтичностью….

Институт судовых агентов древний, как и само судо-
ходство. Агент — посредник между судовладельцем и
многочисленными местными компаниями, которые об-
служивают судно: организуют выгрузку-погрузку това-
ров, доставляют продукты питания, свежую воду, бункер,
краски, техническое оборудование по заказу капитана
судна, организуют лечение заболевших членов экипажа
и много всяких других дел… Сайто-сан добросовестно, с
японским старанием делал свою работу судового агента.
Будучи одним из руководителей пароходства, я приез-
жал в командировку в Токио и часто встречался с ним, а
потом и он стал приезжать на Сахалин, спустя время мы
подружились.

Мне казалось, что я всё знаю о своём друге. Ему нра-
вилась работа судового агента, и он посвятил ей свою
жизнь, но он был и есть тонкий знаток искусства и исто-
рии. Последние годы жизни его отец, художник Киоши
Сайто провёл в Токио. Помнится, мы даже обсуждали
приезд отца в Москву, но не состоялось, в 1997 году в
возрасте девяноста лет художник отошёл в мир иной, и
на моего друга свалились заботы о наследстве. Я имею в
виду творческое наследие: картины, коллекции фарфо-
ровых и фаянсовых изделий и много чего ещё. В семье
были ещё младший брат — менеджер известного автомо-
бильного гиганта и сестра — музыкант.

Нужно было заботиться и о матери. Вся ответствен-
ность за творческое наследие отца перешла к Сайто-сану.
Какие это огромные ценности, можно только предста-
вить! Мне казалось, что мой друг оставит рутинную ра-
боту в офисе, будет жить за счёт полученного огромного
наследства, но я ошибался. Не тут-то было: он продол-
жал работать на прежнем месте, только стал чаще ездить
в Париж, организовывать выставки работ своего отца.
Как-то я спросил его:

— Сайто-сан, вы продаёте картины отца?
— Я не могу этого делать. Картины не принадлежат мне.
— Как? Разве ваша семья не вступила в наследство?
— Да. Вступили. На семейном совете было принято
решение, что я являюсь главным распорядителем иму-
щества. Но картины — результат труда моего отца, они
ему принадлежат, и я не имею морального права их про-
давать. Моя обязанность заботиться о картинах, а не тор-
говать ими.

Я был удивлён несказанно. Сколько таких историй
происходило в нашей стране и на Западе, когда после
смерти известных людей начинался делёж и распродажа
наследства. Я знал, что мой друг живёт на небольшую
зарплату и что он даже не женат. В горах есть старинный
дом, построенный когда-то далёкими предками — саму-
раями, и о нём тоже надо заботиться.

— Но ведь на содержание картин отца требуются
деньги? — продолжал интересоваться я.
— Я и брат стараемся это делать за счёт своих соб-
ственных средств. Но, к сожалению, их недостаточно на
организацию выставок, и мне приходится продавать ка-
кие-то мелочи из наследства отца. Придётся избавиться
от каких-то вещей, например, от коллекции старинного
китайского фарфора.

— Дорогая коллекция?
— Я не думал об этом. Предполагаю, что она стоит
больших денег.
— Вот и решение.

Мой друг посмотрел на меня внимательно, помолчал
и сказал то, что меня поразило до самих глубин души:

— Коллекция должна принадлежать китайскому на-
роду, и я верну её Китаю. Бесплатно верну. Я не вклады-
вал свой труд в фарфор и не имею права её продавать!

Что можно было сказать ещё? Необъяснимое устрой-
ство японской души. Как мне было приятно узнать моего
друга с такой стороны! Это выглядело так необычно и
странно в наше практичное и циничное время, что вне
религиозных и нравственных чувств невообразимо.

Несколько лет назад, кажется, в 2012 году, я собрал-
ся поехать в моё родное украинское село Долочье, где
намечалось освящение вновь построенной церкви. Я
позвонил Сайто-сану и пригласил его поехать со мной
на Украину, не особо надеясь, что он примет моё при-
глашение. А он принял. И прилетел в Киев из Токио. И
мы, большая делегация моих друзей, киевских поэтов и
артистов, отправилась на автобусе и на машинах на мою
малую родину. Но, к моему великому сожалению, нам не
дали даже выехать из Киева под предлогом карантина в
связи с эпидемией птичьего гриппа. В автобусе с нами
был один из чиновников, по-моему, просто он хотел пе-
рестраховаться, настоял на том, что предписания прави-
тельства надо выполнять и ехать нельзя! Однако, освя-
щение церкви всё равно состоялось, хотя и без нас. Его
проводил епископ Володимир из Изяславской епархии
Украинской канонической православной церкви. До сих
пор сожалею, что мой японский друг не увидел это таин-
ство, не побывал на службе в церкви… Впрочем, мораль-
но-этический пиетет он подтвердил, совершив такой
большой перелёт с Востока на Запад.

Наша дружба с Сайто-саном продолжается, несмотря
на огромные расстояния между Москвой и Токио, не-
смотря на большую разницу во времени. Я не забываю
своего японского друга, и изредка мы переговариваемся
с ним по телефону. Передал ли он коллекцию фарфора
китайскому народу? Не сомневаюсь…


6. О любви на замёрзшей земле….

На стене картина с японским пейзажем — горы в ту-
манной дымке, в небе птица. Это работа президента не-
большой японской фирмы господина Ятагава. Фирма
торговала с нашими дальневосточными предприятиями;
покупали рыбу, лес, уголь; поставляла разного рода тех-
нику и оборудование. Началась «перестройка» — и для
советских предприятий и организаций наступила сво-
бода. Можно было напрямую, без министерства, всту-
пать в торговые отношения с зарубежными партнёрами.
Тогда-то я познакомился с господином Ятагава и его
помощником Масами Йонедой. Мы, помнится, покупа-
ли бывшую в употреблении строительную технику для
строительного управления пароходства и одноразовые
шприцы для нашей бассейновой больницы. В тяжёлых
случаях через Ятагава-сана направляли на лечение в
Японию наших людей. Мне казалось, что большую часть
времени японский бизнесмен тратил на организацию
лечения представителей своих российских партнёров,
он часто делал это безвозмездно. Нам было очень легко
общаться, мы понимали друг друга. Как-то я спросил его
помощника, владеющего русским языком:

— Йонеда-сан, твой президент врач?

Помолчав немного, тот ответил:

— Мой босс очень сердобольный человек. Большая
часть прибыли фирмы уходит на милосердие.

И только потом, когда Ятагава-сан внезапно скончал-
ся, я узнал, что он был неизлечимо болен; себе помочь
уже не мог, но и не мог отказать в помощи другим нуж-
дающимся.

Вот и на картине — одинокая птица в небе… А мне
кажется, что это душа сердобольного японца парит над
землёй. Я даже написал стихотворение, и уже несколько
вариантов романса существует на эти слова.

Одинокая птица летает,
Словно призрак в заснеженной мгле.
Одинокое сердце мечтало
О любви на замёрзшей земле.

А с Масами мы продолжали сотрудничать и дружить
и после смерти его президента. Со временем он сам стал
президентом собственной торговой фирмы «Мост Кор-
порейшн». Название символичное для дружбы между
Японией и Россией. Когда я переехал на жительство в
Москву, мы уже меньше общались. Иногда позванивали
друг другу. Но лет десять назад встретились с ним в Мо-
скве. Йонеда-сан прилетел в столицу по своим делам, на-
шёл время и для меня. Помнится, мы с певицей и компо-
зитором Еленой Спас организовали благотворительный
концерт в Захарове, подмосковном музее-заповеднике
А.С. Пушкина. Звучал романс «Одинокая птица». Йоне-
да-сан был со мной на концерте. Я наклонился к нему и
тихо сказал: «В память о Ятагава-сане!» Он молча при-
тронулся к моей руке.

Потом случилось несчастье в Японии — трагедия
с разрушением атомной станции в Фукусиме. Я знал,
что Йонеда-сан иногда выезжал в этот регион по делам.
Хотя, возможно, у него там были родственники? И если
последнее допущение верно, то он мог сразу же поехать
к ним для оказания помощи. Я тогда же позвонил дру-
гу на работу, на мобильный телефон, на домашний. Ти-
шина. Первые годы я звонил очень часто, но было ясно,
что телефоны заблокированы. Я и сейчас звоню время от
времени, надеясь, а вдруг телефон ответит и раздастся
спокойный и степенный голос Масами. Нет, никто не от-
вечает. А на картине в моей московской квартире парит
в небе одинокая птица…

07.10. 18, Вена