Никто не любил

   Меня никто никогда не любил... Родители, может, и любили, но не имели привычки это  озвучивать на словах. Мамина любовь состояла в том, чтобы накормить и обстирать. Любовь отца, человека военного, привыкшего командовать и приказывать, - в том, чтобы семья была обеспечена. Мама многие годы не работала. Как  жена офицера, была обычной домохозяйкой, пока я не пошла в 6й класс, а брат- в 4й.
Отец уделял серьёзное внимание моему воспитанию. В 3 года, когда я впервые ушла из дома и заблудилась,  провела в отделении милиции целый день зарёванная, голодная и в мокрых штанах, он меня крепко избил... Обычно избивал кожаным, широким военным ремнём "по голой" и это продолжалось до 10 - 11 лет. Мама заступалась; "Стыдно ребенка в баню привести- синяки" Позднее  ремня уже не было, но несколько хлестских пощёчин при чужих людях запомнились на всю жизнь... В 18 лет папа ударил меня по лицу на рынке в Иркутске, куда мы приехали из Донбасса в 1969 поступать в медицинский институт. Это было мне наказание за то, что я отказалась от  куска арбуза( узбеки летом привозили в Восточную Сибирь свою бахчу и каждый плод резали на длинные, тонкие ломти)...
   С 10 класса у меня была единственная мечта : уйти из родительского дома, уехать из города...
В первый год после школы отец возил меня в Донецк, где я не прошла в медицинский по конкурсу, не добрав одного балла. Пришлось поработать и лаборантом на химическом предприятии и некоторое время - на стройке... Со второго захода, набрав максимально возможный балл, я стала студенткой санитарно- гигиенического факультета ИГМИ и на 6 лет поселилась в студенческом общежитии.
   Мальчики  не обращали внимания  на скромную девушку семитской наружности, которая часами просиживала в анатомке над препаратами, записалась в кружок при кафедре нормальной анатомии  в первом же семестре 1го курса... После появлялись в программе новые предметы на других кафедрах, но бросать свою первую "любовь" я не решалась. Года три посещала этот кружок. На кафедре, когда я была первокурсницей, работали два студента 5го курса стоматфака. Одного звали Сергеем и был он первым секретарём комитета комсомола института. Влюбилась я в него "по уши", но он об этом не знал.
   Ещё в школе мне нравились еврейские ребята. Яркий брюнет с красивой фигурой- это был мой типаж. Один такой красавчик уже в 6ом классе заставлял трепетать моё бедное сердце, но он меня вообще  не замечал. А кокетничать я не умела. Куда уж мне было с моим комплексом ущербности? Я была очень впечатлительна и нервна с детства. Я не любила шумных компаний, стремилась к уединению. По 10 й класс заплетала косы с разными атласными лентами. А в школе была принята коричневая или синяя шерстяная форма (стандартное платье), к которому пришивались белые воротничок и манжеты, и фартук. В будние дни носили черный фартук, в праздники- белый. Летом разрешалось девочкам одевать белую блузку с темной юбкой.
Октябрята носили на груди свои звездочки с изображением дедушки Ленина, пионеры- алый галстук на шее, комсомольцы - значок ВЛКСМ.
   На 2м курсе Вуза со мной случилось несчастье: я полюбила парня, студента 1го курса санфака, который, поступив после армии, был на 4 года старше меня... Полюбила без памяти, так, как не любила еще никого в жизни! Нет, это я просто заболела неврозом навязчивых состояний, потому что чувства мои к нему приносили мне страдания и острую боль. У меня с ним ничего не было и быть не могло, потому что, когда нас познакомили( нашлась девушка, его сокурсница, которая жила в одной комнате со мной) он сразу увидел мою проблему. Разве может понравиться мужчине девушка,  которая не загадка, не тайна, краснеющая и бледнеющая в его присутствии? Он был евреем, но с непривычной для меня внешностью: голубоглазый и русоволосый принц, недоступный, с расчётом. Мы два месяца, два раза в неделю, как по графику, просто встречались на берегу Ангары напротив административного корпуса ИГМИ. И он на "пионерском расстоянии" водил меня  по городу. (Была весна: апрель- май). Один раз мы попили кофе с пирожными в кафе. А то все только ходили и сидели на скамейках, пока не началась весенняя сессия. Звали его Александром, но он просил, чтобы я называла Аликом, как зовут его дома.
Ни разу даже ко мне не прикоснулся, не взял под руку, не погрел моих озябших ладоней. Отец его был большой чин в Иркутске и жил Алик с родителями дома, на центральной улице Карла Маркса. Он имел неосторожность сказать мне свой адрес и домашний телефон. Когда началась сессия, Саша перестал приходить, как в воду канул. Я уже купила билет на поезд Иркутск- Харьков для поездки домой к родителям. Я не могла жить постоянно  рядом с отцом, но на каникулах на два месяца меня все- таки туда тянуло!  И летнюю практику я проходила по договоренности в Деканате у себя на Украине, в Луганской области. После 1 го и 2 го курсов еще практики не было. Я перед отъездом очень хотела встретиться с голубоглазым принцем, за которым бегали и другие студентки с его и других курсов. Красивый был юноша, приятный, с необыкновенным тенором, роста чуть выше среднего, стройный и из обеспеченной семьи. Доходы его отца меня не интересовали вообще. Я- то была одета предельно просто. Для выхода у меня было  одно приличное красное платье и один черный костюмчик с люрексом. Одни коричневые туфли на каблуках, не лакированные. Украшений, а тем более золотых, ещё мне отец не купил. А что я могла приобрести на стипендию и родительскую дотацию строго на питание? Я и так экономила на еде, чтобы купить духи, крем для рук, лак для ногтей...Участившиеся посещения парикмахерской тоже "выскакивали" мне в копейку.
   Я решилась однажды днем, когда родителей Алика не было дома, нанести ему  свой визит перед отъездом... Этим, видимо, я всё окончательно испортила...
   Он не написал мне ни одного письма, хотя и обещал. А после летних каникул сделал вид при случайной встрече в институте, что мы незнакомы... Я тоже не подошла. Но эта неразделённая любовь, превратившаяся в болезнь, мешала мне полюбить кого- то другого. Я все 4 оставшихся года учёбы мучилась от  навязчивого чувства, избегая и одновременно ища повода увидеть Сашу со стороны. Когда я видела его на перерыве между парами( мы ведь учились на разных курсах) сердце моё колотилось так, что мне казалось, оно, разорвав грудную клетку,  выпрыгнет из груди.
   И потекли полноводной рекой стихи... Меня приняли, как поэта, члены Иркутской писательской организации. Один студент журфака ИГУ Владимир, который тоже писал стихи, и имел на то время(1972- 1973) изданный сборник поэзии, накатал обо мне статью в областную газету "Советская молодёжь" под заголовком "Дебют Веры Шляховер". Я купила в киоске экземпляров 10 номера со статьёй и вырезку с приложенным стихотворением отправила в конверте домой Александру. Я в стихотворных строках сказала, что он мне больше не нужен, что у меня есть поклонники, но я та спичка, что отсырела и та лучинка, что вся сгорела, что я больше не та глупая, наивная девочка и пожелала ему в жизни счастья...
   Он женился на 5ом курсе( я была тогда на 6 ом) на своей однокурснице- нееврейке, но такой же жгучей брюнетке, как и я. Эту новость доложили мне  девчонки в общежитии. После окончания института я покинула Иркутск, выехав на работу по распределению в Ульяновскую обл в 1975 году. След моего принца  потерялся до 2020, когда моя дочь на Фейсбуке нашла его фотографии с супругой от 2016 года.
И из Интернета я узнала, что у них очень успешный сын Дмитрий, который окончил Иркутский медуниверситет в 2000, лечебный факультет, стал хирургом- вертебрологом, защитил Кандидатскую диссертацию и работает в Москве в ЦИТО( Центральный институт травматологии и ортопедии)! Фотография сына - точная копия его отца...
   Ну не для меня был создан этот сказочный принц. Не судьба...
   Моё нелепое замужество на 28 ом году( 1979) продлилось три года. Человек, старший  меня на 11 лет, бывший женатым до меня и женившийся после меня, оказался редкостным бабником и, к тому же, - аферистом. Все мои нервные расстройства, неярко проявлявшиеся в детстве и юности, дали о себе знать после развода... Я попала в психиатрическую больницу с тяжелейшими приступами панических атак, ажитированной депрессией и страхом смерти. Сердце билось в покое с частотой  120 ударов в минуту при норме  60- 90. При приступе развивалась пароксизмальная тахикардия с ЧСС 180 - 220 ударов/ мин. Давление при этом подскакивало до 170/ 110 - 180/ 120. Кардиограмма и обследование у эндокринолога исключили какую- либо органическую патологию. Все нарушения оказались функциональными, то есть  "на нервной почве" А мне еще не исполнилось 32 х лет... Приступы повторялись часто: ежедневно и до 5 - 7 раз в день и длились от 5ти до 10 минут каждый. Бессонница, навязчивый счет пульса, постоянные мысли о скорой и неминуемой смерти. Меня отвратило от еды. За месяц похудела на 10 кг. Со временем появились ощущения вращения под ложечкой огненного сверла, которое то крутится, а то застывает. Будто "гора" на грудь валится. Работать врачом я не смогла. Я уже никем не могла работать с 1984 года. Дочь 1980гр здоровой меня не помнит. Врачом санэпидстанции я проработала 9 лет... Общий стаж, включая год работы до института и 6 лет учёбы, - 16 лет... Мне на Украине дали инвалидность, поменяв диагноз  "Невроз" на "Эндогенное заболевание".
Стоило ли ехать в Иркутск, добиваться? Сейчас понимаю, что занимала в Вузе чужое место. А училась я успешно! Чуть- чуть не дотянула до красного диплома. Но тогда было бы ещё обидней...
   Расписывалась еще раз в своей жизни уже в возрасте 55 лет. Это не был нормальный обычный брак. Прожили под одной крышей 14 лет в юридически законном браке, были знакомы в общем, 20 лет. При втором муже, который был верующим человеком, я 10 лет обходилась без психотропных препаратов, забыв на это время дорогу к психиатрам.Это было исцеление от Бога, продолжительная и глубокая ремиссия (2008- 2018)! Мой второй муж меня не любил, как женщину, жалел. Я его очень любила. Это была странная любовь. Когда он скоропостижно умер в 2020, в 63 года (был моложе меня на 5 лет), я заболела вновь. Не сразу. Прошло 9 месяцев. Свалилось на мою голову много серьёзных стрессов. А в феврале 2022 на Луганщине началась крупномасштабная война... Я держалась больше месяца под невероятными круглосуточными обстрелами с двух сторон, по подвалам, в туалете, где нет окон, приходилось и есть и спать. Начали заканчиваться медикаменты, что сподвигло меня эвакуироваться. Единственная дочь вызвала  в Израиль, где я живу уже год и 8 месяцев. Из них год и 7 месяцев - в доме престарелых, в иноязычной среде.
Выбраться из стен Бэйт Авота у меня никак не получается. Здоровье ухудшается. Я ходячая и дееспособная. В Израиле врачи сняли с меня диагноз Эндогенного заболевания и поставили "Генерализованное тревожно- депрессивное расстройство". Гипертензия. Сняли и инвалидность. Я уже получаю пособие по старости по возрасту. На сегодня мне 72 года. С дочерью весьма холодные отношения. Она не может меня полюбить, т.к. в её глазах я - плохая мать. Вырастили ее мои родители, Царство им Небесное! Но до моей болезни, в младенчестве я со своей долгожданной доченьки пылинки сдувала. Но она этого не помнит. И у неё слабые нервы. Я ее прощаю. И стараюсь меньше напоминать ей о своем существовании.
   Меня никто из людей никогда не любил... Но я знаю: меня любит Бог. А Он кого любит, того и наказывает...