Глава пятая,

в которой Ада знакомится с Математикой и Бес учит ее считать

В этот день Ада проснулась поздно. За окном хмурилось тяжелое небо, время от времени из туч брызгали струйки воды. Как давно заметила Ада, именно такие дни особенно располагают ко сну. Вот почему ее не влекли сегодня ни приключения, ни запах свежезаваренного чая с кухни, ни желание увидеться со своими друзьями. Обняв кружевную подушку, белую в красный горох, девочка лежала на животе и болтала ногами в воздухе. За ногами охотился Шинигам, который до пробуждения Ады уютно лежал, устроившись под одеялом, а теперь тоже бодрствовал. Ада иногда стукала его то по лапе, то по носу, если он заигрывался слишком сильно и кусал ее или выпускал когти. Но девочка и кот привыкли друг к другу, игры их повторялись изо дня в день, потому редко когда они по-настоящему ссорились.

— Ада, — позвали ее с кухни. — Вставай!

Сегодня девочка задумала  притвориться спящей, чтоб ее оставили в кровати еще хоть на полчасика. Но голос мамы с кухни был неумолим:
— Ты слышишь меня, Ада? Вставай!

Девочка только плотнее зажмурила глаза и притянула к себе Шинигама. Но напрасно она прибегала ко всем этим уловкам — в коридоре уже были слышны шаги. Кто-то негромко постучал в дверь и тут же ее открыл. Сквозь плотно сомкнутые веки Ада не могла рассмотреть, кто вошел, и потому она приоткрыла один глаз. Перед ней стоял папа и тоже держал один глаз закрытым:

— Один глазик все еще спит? — спросил он. — Я тебе открою секрет: в те дни, когда мои глаза не хотят просыпаться, я позволяю им спать по очереди. Наверное, и ты догадалась так делать?
— Не совсем так, — ответила Ада, она хоть и была выдумщицей, но обманывать не любила, — я просто захотела взглянуть одним глазком, кто вошел.
— Ясно. А почему ты не откликнулась, когда тебя звали?

Ада нахмурила лобик и ответила вопросом на вопрос:
— Почему, когда я единственный раз хочу полежать подольше, меня куда-то зовут?!
— Наверное, потому что таков закон подлости, а еще  потому что — математика, — загадочно ответил папа и вышел.

Конечно, Аде очень хотелось узнать и о Законе подлости, и о Математике, поэтому она быстро поднялась, оделась и даже заправила кровать. Через несколько минут запыхавшаяся и ужасно заинтересованная Ада стояла на кухне перед мамой и выслушивала скучный рассказ о том, что сегодня к ней придет учитель подготовительного класса и будет показывать ей цифры.

— Всего-то? — разочарованно протянула девочка. — А как же закон подлости и математика, которые обещал папа?!
— Я думаю, про закон подлости он расскажет тебе сам, когда вернется с работы. А Математика придет к тебе вместе с учителем. Встреть ее вежливо, как и положено, когда общаешься с гостями. Я на тебя рассчитываю, — сказала мама, пропуская вперед худого дядю с румянцем во всю щеку, и извиняясь перед ним, что не может присутствовать на уроке. Ей срочно нужно было в издательство, сдать корректуры. Итак, Аде предстояло самой познакомиться с учителем, который до сих пор мялся на пороге.
— Здравствуйте. Меня зовут Ада. А вас?
— Я учитель школьников младших классов. Я учу их считать, — волнуясь и запинаясь, как школьник, ответил худощавый мужчина.
— Это мама сообщила мне только что, — вежливо сообщила  девочка. — А как вас зовут?
— Борисом Вениаминовичем, — краснея еще больше, ответил учитель.
— Очень приятно, — ответила девочка и предложила Борису Вениаминовичу идти за ней в детскую. Здесь она познакомила его со своими игрушками, предлагая ему пожать протянутые лапы плюшевых медведей и мягких кошек, а также фарфоровые ручки кукол. Она также извинилась, что машины, стоящие в ее гараже, неприветливы, но они могут помигать учителю фарами.

— Да-да, этого будет достаточно, — ответил учитель.

Ада тотчас отметила, что Борис Вениаминович любит повторяться, совсем, как Лулу.
— А где та дама, которую вы должны были привести с собой?
— Дама? Какая дама? — учитель выглядел удивленным. Он стоял перед Адой, то теряя все краски, то алея лицом, и казалось, будто не он, а она пришла учить его.
— Ну как же! Математика! — с готовностью ответила девочка.

Борис Вениаминович пояснил ей, что так называют науку о числах, а не какую-то даму, и предложил девочке познакомиться с ней во время обучения. После этого он достал из объемного коричневого портфеля разноцветные палочки, кубики, листы бумаги, карандаши и разложил их на небольшом столике у окна.

— Здесь будет наша парта, — объявил он. — Твоя комната теперь — классная. Есть у тебя доска и мел?
— Мела у меня сколько угодно, а вот доски только у мамы на кухне... — озабоченно ответила Ада, — не думаю, что она бы одобрила, если бы мы принялись их разрисовывать.
— Нет необходимости разрисовывать разделочные  доски. На первый раз достаточно простых тетрадей.
— Хорошо. А когда мы начнем знакомиться с Математикой?
— Прямо сейчас. Смотри. Перед тобой лежат кубики. Вот один кубик, а рядом еще один. Всего кубиков два. Когда мы кладем один кубик рядом с другим, мы складываем. Это понятно?
— Да, — серьезно ответила девочка.
— А вот мы уберем один кубик, и второй останется в одиночестве. Это действие называется вычитанием...
— А кубики не будут против, что вы их разлучили без их согласия? — девочка нахмурилась. — Они только-только начали знакомиться...
— Я думаю, они не против, — нетерпеливо прервал ее учитель.
— Я все-таки думаю, что кубики обиделись. Давайте лучше вычитать палочки, — предложила Ада.

Борис Вениаминович начал раскладывать перед ней палочки, предлагая ей учить цифры.
— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, — а потом накрыл все палочки лоскутом ткани, — ноль.
— Где Ноль? — удивленно спросила Ада, подняв на учителя большие  глаза.
— Его нет. То есть он есть, но обозначает то, чего нет.
— А какой он из себя, Ноль? Он большой и носит очки?
— Ну, почему именно очки, — рассердился Борис Вениаминович, поправляя на носу круглые очки и думая, что девочка лишена такта.
— Давайте я нарисую его? — предложила Ада, потянувшись за бумагой, а вы мне потом скажете, была ли я права. Она села на стульчик и начала с усилием водить карандашом по листу. Особенно старательно она вырисовывала округлое брюшко господина Ноля. На рисунке, доверчиво протянутом ею учителю, был схематично изображен мужчина. На голове восседала короткополая шляпа. Большие очки сидели на носу. Его рот кругло открывался в удивленном «О».
— Я похоже представила Ноль? — спросила девочка, ожидая похвалы за оригинальность.
— В чем-то да... — ответил учитель и нарисовал на бумаге круглую О.
— О-о-о! — протянула Ада. Это же не ноль. Это буква. Расскажите мне лучше про другие цифры. На что они похожи?

Борис Вениаминович написал на листе единицу, двойку, тройку и другие цифры, включая девятку. Все это время Ада улыбалась во весь рот.
— А их я тоже могу  нарисовать?

Учитель кивнул. Девочка снова взялась за карандаш. Единица у нее превратилась в кочергу, двойка поплыла лебедем, тройка стала полотенцесушителем, как она пояснила позже, четверка была похожа на оконную раму. Пятерка стала беременной женщиной, а шестерка запятой. На семерке девочка повесила человечка, восьмеркой обвила тигра, пояснив, что он связан, а девятке пририсовала пышные усы.

— У тебя очень бурное воображение, — сказал учитель.
— Давайте теперь поделимся математикой с моими игрушками? — не дождавшись ответа, девочка уже усаживала медведей и кукол вокруг столика. Перед каждым учеником Ада положила по несколько палочек, в центр стола сдвинула коробку цветных карандашей. Потом она обернулась к учителю и предложила тому продолжить занятия.
— Хорошо, — ответил учитель. — Смотри внимательно, — он забрал у белого медвежонка палочку и попросил ответить Аду, какое действие он только что совершил и сколько палочек осталось у медвежонка.
— Вы сделали отбирание у невинного младенца, — строго ответила Ада, — а у маленьких ничего отбирать нельзя, они плачут, — она взяла из рук Бориса Вениаминовича счетную палочку и всунула ее между плюшевыми лапами «младенца».
— Нет, я произвел действие вычитание, — ответил учитель вежливо. — Давай попробуем повторить?
— Хорошо. Только давайте я заберу у вас палочки и отдам их Камилле? — и Ада указала на фарфоровую куклу с изумрудными глазами, хотя наверняка о цвете правого сказать было нельзя — если левый был широко распахнут, то правый скрывала темная повязка, придававшая кукле загадочный вид. Кроме того, одета кукла была в пышное платье с кое-где оторванным подолом. Туалет ее заканчивался широкополой черной шляпой с алым пером и крохотными замшевыми ботиночками, зашнурованными кожаными шнурочками. Из-под шляпы выбивались густые каштановые кудри.

Учитель осмотрел куклу и согласился. Тогда Ада взяла у него из рук две палочки и положила их перед куклой.
— Какое действие ты только что проделала?
— Возмездие, — гордо ответила Ада, — я установила справедливость.
— Пусть так. Но хотя бы сосчитай, сколько палочек стало у Камиллы теперь.

Ада задумалась.
— Можно я нарисую палочки на бумаге?
— Конечно, можно, — благосклонно разрешил Борис Вениаминович.

Девочка принялась за рисование. Вначале она нарисовала учителя, получившегося у нее похожим на циркуль, и карикатурист нашел бы много таланта в уловленном ею сходстве с оригиналом, право слово, ноги у учителя были ужасно длинными! Потом она нарисовала Камиллу. А потом начала изображать палочки в виде маленьких коротких черточек. Камилла держала перед собой четыре таких черточки. Еще две протягивал ей третий герой картинки — сама Ада. Заглянув в рисунок, человек-циркуль велел ученице сосчитать палочки.

— Скажи, сколько их было у куклы и сколько стало теперь.
— У куклы было четыре палочки.
— А сколько стало?

Ада снова наморщила лобик и ответила:
— Какая скучная эта ваша математика! Коллекционирование мне понравилось ничуть не больше отбирания! — и она зевнула.

Как раз в этот момент пришла мама и увела учителя в гостиную, коротко кивнув дочери. А Ада поспешила покинуть свою комнату, чтобы навестить Беса.

Она взбежала по лестнице вверх и среди душной чердачной пыли, подсвеченной в воздухе полуденным солнцем, рассмотрела, щурясь от слепящей яркости, белоснежного домового. Он сидел между сундуков и потрепанных кожаных чемоданов и раскладывал какие-то разноцветные карточки с картинками. Девочка подошла поближе, тихо ступая по скрипучим потолочным балкам, и обратилась к хозяину с приветствием:

— Добрый день, Бес. Чем ты занят?

Бес, не поднимая головы, пробурчал в ответ:
— Здравствуй, милая девочка. В данный момент я рассматриваю свои рисунки. Ты ведь, наверное, знаешь (просто не можешь не знать!), что я художник. И притом, бесспорно, талантливый.

Девочка удивленно приподняла брови.
— Даже не догадывалась. Ты же никогда не говорил мне об этом.
— Странно.  Всегда считал себя известным, в узких кругах, разумеется. Между прочим, родные никогда не одобряли моих занятий. «Бес, — говорили они, — тебе бы следовало больше времени уделять дому и своим обязанностям перед ним, чем марать листы бумаги своими каракулями!». «Каракулями» — подумай только, разве можно мои рисунки так оскорблять?! В общем, именно тогда я и перестал доверять другим домовым.

Ада склонилась над картинками и принялась с интересом их разглядывать. Картинок было около двадцати. На первой девочка увидела Дом. Это был тот самый дом, в котором она родилась. Те же серые камни на фасаде, та же дорожка с пробивающейся между плитами молодой травой. Бес рисовал в цвете,  и кустики травы у него были ярко-салатовыми, а крыша — почти черной. В целом девочка оценила рисунок как заслуживающий внимания. На втором рисунке, лежащем под Домом, было изображено сооружение меньшего размера — избушка из сказки. Пряничная крыша над деревянными стенами, окна, украшенные резными наличниками, низенькая ажурная ограда перед цветочными клумбами с бледными ирисами и ярко-желтыми тюльпанами. Такой нарядной была картинка, что девочка всплеснула руками:

— Ах, как хорошо это у тебя вышло! Где ты только нашел этот домик?
— Домик этот — мое прежнее жилище. Там и теперь работают мои родители. Их хозяева, жильцы домика — пожилая пара. Детей и детей их детей они давно вырастили и теперь занимаются своим небольшим хозяйством: высаживают цветы и полезные культуры на участке, гуляют со своим лохматым маленьким псом. Я имел с ним знакомство; Сударь — так называли собаку хозяева — был удивительно почтителен ко мне. А когда, бывало, я оставался перед зимними холодами без меда, всегда помогал мне в трудном общении с пчелами. Ох уж эти пчелы! Они  заслуживают отдельного разговора, так сурово их внимание к тем, кто заинтересован в их меде. А ведь в сравнении с мишками я почти ничего у них не беру, честное слово!

Ада вспомнила медовую кладовую, устроенную в печке бережливым Бесом, и решила не спорить: возможно, домовой прав, и Медведь действительно кушает больше, чем ее собеседник. Одно даже имя его вызывает уважение. Девочка подняла с пола новую картинку. На ней она увидела самого Беса. Его голубые глаза смотрели правдиво, лучась добротой. Бес, рассмотрев, чем  занята Ада, забрал автопортрет из ее рук и поспешно спрятал за заслонку. Он не любил, когда это изображение разглядывали, хотя  сам мог иногда любоваться им часами. Девочка присела на пол и вытащила новую картинку. Каково же был ее изумление, когда она обнаружила на ней себя! Яркое короткое платье в сине-белую клетку, красные башмачки на небольших каблучках, кружевные светлые гольфы до колен. Волосы у Ады на портрете были завиты в крутые локоны.

— А когда ты успел нарисовать меня? — обратилась она к Бесу.
Домовой задумался:
— Когда же это было… Наверное, несколькими днями позднее нашего знакомства… Мы мило беседовали в тот раз, и я решил оставить тебя себе на память.
— Мне очень нравится портрет. Могу я взять его себе? — спросила девочка. Она очень надеялась, что сможет поставить его в комнате в красивой раме.

Бес обиженно сжал губы:
— Все дело в том, юная барышня, что рисую я для себя, и своих творений никогда не дарю. Как знать, может я когда-нибудь смогу выставить их в одном месте и утереть нос завистникам.

Девочка вздохнула, но что еще могла она поделать… Правда, теперь она охладела к картинкам. Ей вспомнилось, что она хотела поделиться с Бесом новостями об уроке.
— Знаешь, Бес, я ведь хотела сообщить тебе о Математике…
— О математике? А что ты хочешь рассказать мне о ней?
— Ко мне сегодня приходил учитель, он показал, как нужно считать, и рассказал о цифрах. Я даже рисовала цифры: нули, единицы, и мне было очень неудобно, что я ничего не знаю о сложении и вычитании.
— А какие задачи он просил тебя решать?
— Он велел мне забирать палочки у кукол и спрашивал, что я делаю. А еще просил ответить, сколько кубиков было у Камиллы и сколько стало после того, как восторжествовала справедливость.
— Знаешь, барышня, это очень-очень просто. Только лучше упражняться не на кубиках, а на чем-то гораздо более приятном. Что ты, к примеру, любишь больше всего?
— Я люблю… — Ада мечтательно зажмурилась. — Я люблю… конфеты.
— На их примере и нужно проходить математику, — многозначительно ответил Бес.
— А как это происходит? — спросила Ада.
— Я тебе расскажу. Или лучше — покажу.
— Хорошо… А когда?
— Да хотя бы сейчас. Для начала нам будут нужны наглядные пособия.
— Книги для ученых? — Ада всегда думала, что только книги, и ничего более, могут быть пособиями.
— Почему книги? — удивился Бес, — конфеты!
— Конфееты! — протянула девочка. — А как мы будем их изучать?
— Мы будем их считать, — ответил Бес. — И есть, — добавил он, спускаясь по лестнице на кухню.

На кухне в этот раз никого не было. Мама разговаривала с Борисом Вениаминовичем в гостиной — оттуда слышались приглушенные голоса. Бес подошел к обеденному столу и поспешно вскарабкался на высокий стул:
— Ну. Долго я еще буду ждать?
— А что мне нужно делать? — спросила Ада.
— Достать наглядные пособия, — важно заявил Бес.

Девочка подошла к буфету и, подставив низенькую скамеечку, взяла с верхней полки вазу с конфетами. Эту вазочку она бережно поставила перед Бесом, ерзавшем на стуле.
— Вот!

Домовой высыпал содержимое вазы на столешницу и начал зачитывать названия:
— Так… Темушка, Левушка, Кис-кис, Гусиные лапки, Рафаэлло, Трюфель, чернослив в шоколаде… — некоторые конфеты он придвигал к себе, остальные (видимо, его не привлекающие) предлагал Аде и, если та отрицательно мотала головой, складывал назад в вазу. Так перед девочкой и домовым возникли две кучки конфет. Та, что была перед Бесом, отличалась большей внушительностью. Адина была поменьше.

— А теперь давай считать, — сообщил Адин пушистый собеседник. — Вначале я сосчитаю конфеты, потом научу тебя, как сосчитать твои. А после мы займемся вычитанием и сложением.

Ада кивнула и стала наблюдать, как Бес показывал на конфеты, одну, потом другую и так далее, и произносил громко: раз, два, три, четыре… Когда все конфеты были осмотрены, счет остановился на числе 30.

— Вот видишь, я посчитал свои конфеты. Их вышло 30. Я считал их для того, чтобы знать, сколько их у меня, и много это «сколько» или мало. Ты поняла, для чего нужен счет? — Ада кивнула. — Теперь ты можешь посчитать свои конфеты.
— Но я умею считать только до десяти, — грустно ответила Ада.
— Посмотри внимательно, тебе не придется считать больше.

Ада стал сама пересчитывать конфеты. Одна, красная, была — раз. Еще одна, желтая, — два. Всего у нее вышло шесть конфет.
— Ну, вот. Теперь и ты знаешь, сколько конфет имеешь, и мы можем заняться вычитанием, — с этими словами Бес развернул одну свою конфету и съел ее, отложив фантик в сторону.
— Я вычел из своих тридцати конфет одну, и у меня осталось двадцать девять конфет. Правильное вычитание — очень вкусное действие.
— Угу, — согласилась Ада, разжевывая приставучую ириску. — У меня теперь пять конфет.
— Правильно, — ответил Бес.

Когда они вычли каждый из своей горки почти все конфеты, Бес предложил заняться сложением:
— Теперь каждый должен добавить себе наглядных пособий из конфетницы, но вначале посчитаем, сколько у нас осталось конфет.
— Давай, — теперь первой начала считать Ада и нашла всего одну только конфетку. Бес в свою очередь обнаружил, что у него есть еще пять конфет.
— Я возьму себе десять конфет, — сказал он и принялся выкладывать  перед собой сладости в ярких обертках, произнося: «раз, два, три, четыре,… десять». — Теперь я прибавлю десять новых конфет к пяти. У меня выйдет пятнадцать. Это довольно много. А теперь складывай ты.

Ада добавила себе десять конфет и, так как больше десяти цифр не знала, замерла в недоумении:
— А как мне сложить десять конфет и еще одну?
— Это очень просто. Получается одиннадцать, — довольно ответил Бес.
— О-ди-на-цать, — бережно протянула Ада, —  какое красивое слово!
— Еще бы, — важно ответил Бес. — Ты теперь поняла, что такое математика и для чего она нужна?

Ответить на этот вопрос Ада не успела — в комнату вошла Мама, чтобы налить Борису Вениаминовичу чай и угостить его конфетами. Как только мама появилась на кухне, домовой проворно юркнул под стол. За столом с горкой конфетных фантиков осталась одна Ада.
— Ада Максимовна! Что это?! — сердито спросила мама, указывая на бумажки.
— Это… обертки от… наглядных пособий, — обреченно ответила девочка.
— Наглядных пособий? — рассмеялась мама. — И что ты по ним изучала?
— Я изучала Математику, — гордо произнесла Ада.
— Вот они — плоды просвещения! И как же тебе в этом помогли сладости?
— Я их складывала, мама. А еще вычитала.

Мама улыбнулась, а потом, придав лицу серьезное, свойственное взрослым выражение, сказала:
— В любом случае я заберу у тебя оставшиеся «наглядные пособия» — мне еще нужно угостить нашего визитера.
— Да, мама, — ответила девочка, радуясь, что избежала серьезного взыскания.

И только когда мама ушла с кухни и ее шаги замерли в другом конце коридора, из-под стола показалась макушка Беса:
— А вот это был пример плохого, невкусного вычитания, — грустно заключил он.