Глава десятая,

в которой Ада получает вчерашнее наказание и участвует в сочинении легенды о появлении детей

Утро началось с наказания. Обиднее всего был тот факт, что наказание было вчерашним. И опять Аду отправили в чулан, тот самый, где она так усердно наводила порядок. Тот самый, где она познакомилась с Лулу и Бо.

— Лу? Ты меня слышишь?
— Честно говоря, не очень… — печально ответила мышь.
— А что с тобой случилось?
— Да так… Ничего особенного… Мы просто, — мышь всхлипнула, — поругались с Бо… И я… заткнула уши ватой, так как сказала, что не хочу слышать ни единого его слова, а он не хотел молчать.
— А что теперь?
— Теперь… Теперь я не могу вытащить ва-а-ту, — расплакалась Лулу.
— Почему? Вата так глубоко застряла?
— Я стараалась…
— Старалась — что?
— Гарантированно не слышать.
— Хорошо получилось?
— Ну, не слышу же…

Ада огляделась по сторонам в поисках второй стороны конфликта. Бо нигде не было.
— Бо, — позвала она.
Как ни странно, Бо тоже не откликнулся.
— Да, что вы все совсем оглохли что ли?

Внезапная глухота обоих вызывала у девочки недоумение. Понятное дело, что в ссоре. Но при чем тут она? Что ей сделать, чтобы разговорить друзей?

Комната совсем запылилась. Хлам снова скопился по углам: какие-то старые одеяла, брошенные подушки, потертые бобинные кассеты и истертые пластинки с детскими сказками, песнями и мультфильмами. Когда-то давно Ада слушала эти пластинки, надев огромные стерео-наушники, охватывающие голову с двух сторон. Из-за этого казалось, что рассказчик находится рядом с тобой. Он дышит, живет, ведет беседу и ему непременно нужно отвечать. Жаль, что потом магнитофон и проигрыватель сломались. Не на чем стало слушать заезженные пластинки, вот их и отнесли в чулан. Девочка решила снова украсить жилище Лулу и Бо и восстановить попутно историческую справедливость.
Пластинки лежали в поблекших, но все еще привлекательных конвертах. Ада бережно развесила их на крюках, вделанных в стену. Несколько раз она переставляла элементы своей картинной галереи и, добившись, наконец, желаемого результата, решила спросить у хозяев жилища, нравится ли им ее идея. Когда она повернулась в сторону Лу и Бо, те сидели уже рядышком и смотрели на стену во все глаза.

— Какая-какая красота! — затороторила летучая мышь. — Такой красоты я еще не видела ни разу!
— Что это еще за нововведение? — возмущенно забубнил паук. —  Никакого уважения к личному пространству у этой гадкой девчонки!
— Что ты, что ты! — возмутилась Лулу,  — она же старалась для нас! Теперь я буду видеть самые красивые сны и специально стану спать с открытыми глазами, чтоб вновь и вновь наслаждаться прекрасным видом! Это просто чудесно, во что ты превратила наш старый чулан! Я безумно-безумно рада!
— Мне приятно, что я вывела вас из ступора, — скромно ответила девочка.

Лулу и Бо переглянулись — они и думать забыли к тому моменту, что находились в ссоре. Нетрудно все быстро терять из памяти, если ты юная беспечная мышь или почтенный убеленный сединами старый паук.
— Хотела бы я рассказать вам о жизни на деревьях.
— А разве ты не рассказывала нам раньше?
— Раньше — нет. По крайней мере, не припомню ничего подобного.
— Что же ты мне, пауку, можешь рассказать нового о деревьях? Когда я был юн, как ты, я уже жил на высокой липе и учился плести паутину. Мой отец учил меня этому ремеслу. Нелегкая работа, скажу я вам. Нужно, чтобы все ниточки были соединены вместе, чтоб ни одна не выбилась и не порвалась. Ты знаешь, кстати, что паутина очень прочная? Если бы она была той же толщины, какой бывают канаты, она бы выдержала нагрузку в разы большую. Мы с шелкопрядами вместе трудимся над созданием высокопрочных нитей. Но если шелк давно начали использовать для своих нужд люди, то паутину, к счастью, еще не отбирают у пауков.

— А ты хотел бы, чтобы отбирали? — поинтересовалась девочка.
— Кхм… Вовсе нет. Зато я бы хотел работать на благо науки.
— Вот я о том и говорю. Твое «к счастью» гораздо больше похоже на сожаление.

Паук недовольно фыркнул:
— Ты еще слишком юна, чтоб делать такие предположения.
— Так рассказать вам о причинах наказания?
— Валяй.

Ада пояснила, что они ушли без спросу и всполошили родителей. Что они строили дом на дереве, который отчего-то упал. Что потом они заблудились, и блуждали долго, пока их не нашли мамы и папа. Тут девочка задумалась:

— А почему у Вика есть мама, а папы нет? Как он мог родиться, если у него нет папы? Родители мне всегда объясняли, что детей мамам дарят папы, а потом мамы их папам передаривают.
— Ой, я слышала, что дети вылупляются из яиц… Мама-наседка высиживает их долго-долго, а потом из яйца выходят готовые пушистые птенцы, — поделилась своими знаниями Лулу.
— Так же точно и у пауков. Паучиха откладывает яйца, а потом из них вылупляются паучата, — подтвердил Бо.

Ада представила себе Анастасию Геннадьевну, которая сидит на большом яйце со своим серьезным лицом, и засмеялась: из яйца Вик точно появиться не мог.
— А я еще, еще я знаю, что мышек рожает сама мама. Она долго-долго носит беременность (долго — это, конечно, по мышиным меркам), а потом… на свет выходят мышата. У летучих мышей все абсолютно так же.
— А я слышала, что многим детям говорят, что их принес аист или их нашли в овощном магазине. Правда, раньше говорили, что в капусте, но кто теперь выращивает свою капусту? Да и правда говоря, как выглядит аист, уже тоже мало кто знает. Вот ты, Лулу, видела живого аиста?
Лулу задумалась.
— По-моему, нет.
— Вот и я не видела, — подтвердила Ада, а про себя подумала: «Странно как-то… Курицам и рыбам, а также другим птицам, и даже паукам не нужны папы. Наверное, поэтому он не нужен и Вику, — решила она. — Спрошу у него, когда увидимся. Не думаю, что он откажется ответить».
— А я, я еще знаю, что раньше всякие организмы размножались делением, — продолжала сочинять мышь.
— Всякие — это какие? — спросила Ада, которую эта фраза отвлекла от размышлений о происхождении Вика.
— Всякие — это, ну, — всякие… В клеточку, — продолжила Лулу после короткой паузы.
— В клетку? — хмыкнул Бо, — у них что раскраска такая, или они маскарадных костюмов не снимают?
— Снимают-то снимают. Или даже вовсе не носят. Они в клеточке состоят.

Ада совсем запуталась. По ее сведениям, состоять можно было в партии, объединении, организации, на худой конец — в кружке. А как можно состоять в клеточке?.. Тут ее осенило:
— Они что за решеткой сидят? Ты ведь о зверях из зоопарка говоришь?
— Может быть, — уклончиво ответила мышь, — все может быть, — еще многозначительнее продолжала она. — Я только знаю, что эти животные — в клеточку. А в крупную или мелкую, красную или зеленую — этого я не знаю. Предоставляю вам самим возможность провести расследование.
— Кхм… Сегодня у меня странный кашель, не иначе как подхватил бронхит. Бедные мои бронхи, — раскряхтелся старый паук. — Я, некстати, знаю несколько видов животных в клеточку. Одна — Инфу-туфелька, а вторая — амё…
— Д? — вмешалась девочка, вспоминая Беса и его мед.
— Какое еще «д»? — возмутился Бо, — -ба, — небрежно добавил он.
— Что «ба»? — переспросила теперь Лулу.
— Амёба, — повторил Бо снова. — Одноклеточное. Размножается делением.
— Как интересно! — прошептала Лулу. — А что бывает с клеточным после деления?
— Исчезает. Испаряется… — таинственным голосом ответил паук.
— Как это раз — и все, ее нет? Совсем-совсем нет? — возмущенно пискнула мышь, — не хотела бы я быть на месте этой мёбы.
— «А», — отозвался паук.
— Что «а»?
— Амёбы, а не мёбы, глупая ты летучая, — рассердился Бо. Иногда его начинали раздражать неуместные вопросы сочуланницы.
— Я глупая? Это я-то? Самая красивая, хорошая, замечательная и вдруг глупая?! Ты клевещешь!
— Это не клевета. По крайней мере, требуется еще доказать, что все, мною сказанное — клевета. Только после этого необходимо будет опровергать конкретные слова, — громко и учено ответил паук.
— Как серьезно все, что ты сказал! Просто серьезно-серьезно.
— Я умею быть серьезным, когда это требуется, — подтвердил с видимым удовольствием ворчливый старик.
— Вы такие скучные сегодня! — обиделась девочка. — Ругаетесь, препираетесь, снова ругаетесь. Тоска!
— Мне тоже так кажется, — подтвердила мышь. — Но что я могу сделать с этим чело… То есть пауком, когда он уже родился, видимо, дряхлым и недовольным жизнью?
— Тоска! — протянул Бо. — Почему-то некоторые мыши взяли привычку говорить обо мне в третьем лице. Как ты думаешь, барышня, очень вежливо так поступать?
— Я думаю, не слишком, — ответила Ада.

Но, как бы то ни было, видимо, срок наказания истек. Девочка услышала голос матери, зовущей ее обедать.
— До свидания, ссорящиеся! — весело попрощалась она и вышла из чулана.

Коридор освещало солнце, лучи которого падали из дверей  выходящих в него комнат. На желтом линолеуме были видны отдельные песчинки и отпечатки кошачьих лап. В воздухе светился столб взвихренной пыли. Папа обнял девочку и попросил ее впредь быть аккуратнее:
— Предупреждай нас, прежде чем задумаешь решиться на очередное безумство.
— Хорошо, папочка.
— Ты ведь могла упасть и сломать себе шею…
— Я и упала, папочка, но шею не сломала, — серьезно произнесла она.
— Это очень хорошо, дорогая. Теперь иди на кухню. У мамы готов обед.
— Хорошо, папочка!
— Какая ты сегодня послушная!
— Два очаровательных неслуха сегодня преподали мне урок. Теперь я знаю, как не нужно себя вести.
— Интересно… А кто были эти два неслуха?
— О, мои добрые знакомые! Один почтенный старичок-паук и летучая мышка!
— Вот как… — ответил папа, — какие интересные у тебя знакомые.
— Сама удивляюсь. Честное слово, — подтвердила девочка. — Но тем не менее, они меня многому научили. Что мы будем делать сегодня?
— Я считаю, дорогая, что ты должна отдохнуть от похождений.

Разговор происходил по дороге на кухню, поэтому, произнося следующую фразу, Ада уже вгрызалась в твердый сухарь с аккуратными вкраплениями изюма:
— Я, мне кажется, уже успела отдохнуть. День, проведенный в чулане, разве не может считаться отдыхом?
— Не день, а небольшая часть дня. Поэтому тебе нужно еще немного терпения.
— Но как раз сегодня я хотела обсудить с Виктором проект предстоящей выставки. У меня родился великолепный план! — глаза девочки опасно загорелись.
— Очередной гениальный, как и все твои остальные идеи? — с сарказмом отозвалась мама, которая, как оказалось, все это время тоже была на кухне и потому слышала каждое произнесенное слово.
— Надеюсь на это, — многозначительно ответила девочка.

Оставшееся время своего заточения она провела, разглядывая собственные рисунки, найденные в папке. В эту большую папку с голубой атласной лентой девочка складывала особые вещи. Она не была уверена, что они когда-нибудь понадобятся, но расстаться с ними было очень жаль. Рисунки оказались простенькими. Несколько котов с карандашными контурами, расплывшаяся акварель рыжей собаки, вырванный лист из раскраски и выкрашенной в синий цвет жабой, несколько человечков, которые толпились в нижней части листа на салатовой траве и смотрели на бирюзовое небо. Повертев рисунки в руках, Ада решила, что они не идут ни в какое сравнение с произведениями Беса. Но принести их на выставку можно и даже нужно — они составят контраст. Этому мудреному слову девочка научилась недавно, упоминала его часто и редко к месту, да еще и делала ошибку в ударении, говоря: «кОнтраст».

За такими размышлениями время наказания проходило незаметно. Стрелки часов двигались по кругу, с каждой секундой делая девочку все более свободной. Конечно, она устремилась к своему другу, делиться с ним гениальными мыслями на ближайшие несколько дней. Первая мысль, вокруг которой вертелись все остальные, — это выставка. Выставка, которой можно порадовать домового и всех-всех-всех. Мысль эта пришла к девочке в темной кладовой и там она любовно рассматривала ее под разными углами, пока не решила, что изъянов в этой чудной мысли нет и быть не может.

Самого Беса решили раньше времени о готовящемся событии в известность не ставить. Вместо этого было задумано все подготовить и домового просто обрадовать. Местом проведения выставки был выбран сад. Пригласительные билеты взялся нарисовать Вик. В задачи Ады входило эти приглашения разнести адресатам и найти недостающий инвентарь. Чтобы не тратить силы на поиск стендов, было решено крепить рисунки прямо на деревья. Оставалось найти несколько кресел. На их роль пробовались деревянные шаткие табуреты, коротконогие пуфы с веранды и даже садовая резная скамья. В итоге жюри в полном составе из двух человек остановилось на лавочке. Дело оставалось за малым.

— Угощать приглашенных мы будем яблоками и маминой выпечкой, — делилась она впечатлениями с другом, — а тебе уже пора с умом подойти к билетам. Плохо будет дело, если мы не успеем их подписать.
— А кого мы будем звать? — испугался мальчик. Он очень боялся новых знакомых.
Ада задумалась:
— Ну… У меня еще нет четкого плана в голове, но, знаешь что, думаю, он еще возникнет, если работать по наитию. Предлагаю вспомнить, с кем мы давно хотели увидеться?
Мальчик закрутил головой из стороны в сторону.
— Зато я знаю точно, кого хочу увидеть сама. Лулу и ворчуна Бо.
— А кто такой «ворчун Бо»?
— Разве я не рассказывала тебе? Какое упущение! Бо — это паук, который живет у нас в чулане. Он ужасно любит обижаться и сварлив, как несколько старых дедушек сразу. А Лулу — мышка с крыльями, которая летает ночью по нашему саду. Еще, думаю, нужно позвать мамочку с папочкой. Пусть убедятся, что я не выдумала своих друзей!
По правде говоря, даже Вик был не очень уверен в их существовании. Домовой, вредный паук и летучая мышь казались ему странной компанией, такую мама назвала бы «дурной». У Виктора же до сих пор не было причин ставить мамин авторитет под сомнение. К тому же он и сам сторонился шумных сборищ. Ему мешала веселиться стеснительность. Его щеки покрывались неловким румянцем, лишними становились руки, слишком длинными и негнущимися — ноги.

Раздумья Виктора не прерывала болтовня Ады:
— Мы, конечно, еще позовем твою маму, и Шинигама, и… — интонация перечисления еще не исчерпала себя, реплика повисла в воздухе. Ада тоже не располагала обширными связями. По сути, и друзей у нее не было, кроме тех, кто уже появлялся на страницах этой книги.
— Знаешь! Я уверена, что на выставку многие придут, если просто узнают об ее открытии. Давай ты сделаешь совсем немного приглашений, чтобы осталось время для афиш? Ты же думаешь нарисовать афиши?

Дети сошлись на том, что Ада поможет Вику по мере своих сил, и расстались, чтобы вновь увидеться завтра.