Глава одиннадцатая,

 в которой Вик и Ада устраивают выставку картин

Девочка переступала с ноги на ногу, стоя посреди чердака. Она все никак не могла решиться окликнуть домового. Что-то подсказывало ей, что не сразу сумеет она оторвать его от горшков  с медом.
— Бес, — тихонько позвала она.

Бес не откликнулся.
— Бес! — позвала она чуть громче.
В запечном пространстве что-то зашевелилось, и оттуда вылез перепачканный золой домовой.
— Вы знаете, барышня, что не дали выспаться мне, хранителю вашего домашнего очага? Тьфу ты! О чем можно с вами разговаривать, если у вас и очага-то нет?
— Зато у нас есть духовка. Забыл? — беззлобно одернула его Ада.
Бесу сон явно не шел на пользу. Всегда он просыпался пауком по характеру.
— Ты свою шубу перепачкал, — предупредила его Ада.

Без оглядел себя с ног до головы.
— Действительно, — только и смог ответить он. Но это можно пережить. Отчистится.
— Но у нас нет времени! — всплеснула руками девочка.
— Как это нет времени?! Лично у меня в запасе еще несколько десятков веков. А что случилось?
— Я решила открыть выставку рисунков, — гордо ответила она.
— Чьих рисунков?
— Как это — чьих? Кто у нас самый талантливый художник? Кого ждут поклонники и признание?
— Кого же? — с недоверием спросил Бес.
— Да тебя же, тебя! И сегодня мы открываем твою выставку. Ради нее ты должен хорошо выглядеть. А чтобы ты хорошо выглядел, мы тебя вымоем.
— То есть как это? — испугался Бес. — Водой что ли? А как же мой пушистый мех? Он же намокнет и, непременно, испортится.
— Нет, он не испортится, — призывала его к благоразумию Ада. — Ну, правда же, нисколечко не испортится. Только снова станет белым и праздничным.

В ванную друзья шли как соучастники. Даже Бес старался не отставать и, чтобы его не заметили, крался по стеночке. В ванной ему сразу понравилось. Блестящими бликами по кафелю плясали лампочные отражения. Повернутый вниз кран с двумя крутящимися ручками регулировки температуры стал для него первым увиденным слоном. До этого он только читал в книжках, что есть такие животные с длинным хоботом, которые живут в Африке и Индии. Бес, конечно, понимал, что здешний слон далек от своих индийских и африканских сородичей. Но даже воображаемый слон — гораздо лучше отсутствующего.

— Нет, видимо, он из Индии. Как я помню, африканские слоны имеют коричневатый оттенок. Этот же экземпляр отличается замечательной стальной окраской.
— О каком «экземпляре» идет речь? — спросила девочка, боясь показать, что не знает такого слова.
— О слоне, который живет в вашей ванной.
— В нашей ванной! Слон! Не может быть! Где?
— Прямо перед тобой, — уравновешенно ответил Бес.
— Не вижу никакого слона, — развела руками девочка. Она долго разглядывала поочередно раковину, ванну, свое отражение в зеркале. Наконец она рассмеялась и указала на кран:
— Ах, да вот же он! Идем, Бес, я вымою тебя водой из слоновьего хобота. Не хочешь?

Бес попятился, мотая головой.
— Ну, пожалуйста… — девочка сделала большие глаза и топнула ножкой. — Тогда не будет тебе никакой выставки.
Но Домовой очень хотел показать хоть кому-нибудь свои картины. Так что, кряхтя, стал карабкаться в ванну. Девочка открыла воду. Шумящая вода заглушала кряхтенье Беса: «Непременно испортится. Намокнет». Девочка проворно терла ему спину мочалкой и в довершение вымыла ему лицо ромашковым мылом.

Бес выглядел жалко. Он стал похож на котенка, случайно попавшего в воду. В довершение ко всему он сразу замерз. Теперь Ада уже и сама поняла, что хоть немного, но Бес «испортился». Домового нужно было высушить. И притом срочно. Оставался один вопрос: чем? С этим было труднее. Фен лежал в зале, в запертом шкафу. Есть еще обогреватель. Он работает быстро, гудит громко, и искать его не нужно. Девочка щелкнула переключателем нагревателя. Горячий воздух задвигался по комнате.

Бес уже притих и перестал дрожать. Как только он почувствовал тепло, то весь расцвел, глаза его лучились, как у Шинигама, которого угостили кусочком куриной грудки. Домовой даже заурчал какую-то приятную песенку совсем по-кошачьи. Ада взяла в руки мягкую щетку.
— Давай причешу тебя?
Бес согласно закивал:
— Я совсем не против причесываться. От этого мех точно не портится.
— От того, что мы тебя вымыли, он тоже не испортился, между прочим…
— Оставь свое ехидство, глупый ребенок. Откуда только теперь такие дети берутся желчные?
— Я не желчная, — обиделась Ада. — Желчным бывает только желток в курином яйце.
— Снова ты ничего не знаешь. Слово «желчные» не имеет ничего общего с желтком. Оно связано с желчью. Про нее я и сам знаю только то, что она горькая. Или кислая. Словом, невкусная.
— И на мед совсем не похожа, — подтрунила над ним Ада.
— Действительно, не похожа, — подтвердил Бес. — И в этом нет ничего смешного.

Ада уже хихикала вовсю. Она вообще не понимала, как можно настолько любить мед, чтобы думать о нем постоянно, сравнивать с ним все: по вкусу, размеру, запаху, плотности. Бес мог сказать: «Мед гуще молока, мед слаще печенья, мед вкуснее шоколада». А еще Бес различал сорта меда,  пробовал их с большим удовольствием с видом знатока.

В общем, несмотря на сопротивление с его стороны, Бес был надлежащим образом подготовлен к выставке. Осталось определиться с картинами.

— Я предлагаю взять все: пряничный домик, большой дом, автопортрет, меня…
— Не дам!
— Что не дашь? — удивилась девочка.
— Автопортрет не дам! — уверенно ответил Бес и отвернулся.
— Но если ты не дашь свой портрет, что мы будем выставлять?
— У меня много других рисунков!
— А где они?
— Сейчас покажу, — Бес скрылся в темном углу. Послышался лязг запоров. Это домовой открывал один за другим старые чемоданы и выуживал из них пожелтевшие листочки бумаги. К ужасу Ады на них совсем ничего не было. Только расплывшиеся пятна чернил и вялые штрихи.

— И это все? Из чего же мы будем делать выставку?
— Попробовала бы ты сама рисовать, если постоянно убираешь дом и впадаешь в спячку.
— Но в спячку ты впадаешь зимой! — на глазах Ады рушился ее гениальный план.
— Я долго из нее выхожу, — пробормотал Бес.
— Так выставки не будет? Не верю! Ты сможешь нарисовать еще два десятка картин.
— Да знаешь ли ты, как долго готовить картину? Если не знаешь, и на рассказы время тратить нет смысла. Это сложный и длительный процесс.
— Процесс, — согласно кивнула Ада. — А нельзя как-то ускорить этот процесс? Так чтобы бац-бац и готово?
— Не думаю, — процедил Бес. — Это уж слишком — бацать картину.
— А если тебе помочь? Я могу менять воду в баночке и мешать краску.
— В том, что ты умеешь мешать, я не сомневаюсь. А рисовать тоже будешь ты?
— Могу и я, — обиделась Ада. — Хотя нужно еще делать афиши и приглашения.
— Что и у тебя дел масса? — съехидничал Бес.
— С вишней или шоколадной крошкой?
Бес нахмурил белый лоб:
— В смысле?
— Ну, масса же бывает с вишней, шоколадом, абрикосами и изюмом. У тебя какая есть?
— Никакой.
— Что, даже не брутто и не нетто?
— Что за противная девчонка! Сказал же: у меня нет никакой массы!
— Ну, раз у тебя нет массы дел, значит, ты можешь рисовать. А мы будем дальше готовить праздник.

Бес, понукаемый взглядом Ады, засунул свою голову в печь. Оттуда он на ощупь вытянул листы бумаги, краски и карандаши. Приходилось приниматься за работу. Только когда девочка увидела, что Бес склонился над мольбертом, она повернулась и тихонечко вышла с чердака.

Сорвался ее план. Из-за глупой глупости — нет картин — не будет и выставки. Ада шмыгнула носом и проглотила короткий плач: слезами делу не поможешь. Придется рисовать самой.

В комнате она разложила перед собой листы и краски. В каждой из этих баночек спрятаны картинки. Достаточно только немного потрудиться, и они появятся.

В нижнем углу справа Ада написала свое имя. А напротив стала рисовать черточки, которые скоро стали похожи на сеть. По замыслу Ады на листе вырастала паутина. На ней девочка нарисовала пятнышко с шестью лапками — друга Бо. А под верхним краем листа вскоре показалась летучая мышь, которая висела там вниз головой и походила на связку лука с крыльями. Крылья Ада нарисовала, как у стрекозы, округлые и с прожилками. А ушки на голове украсила кисточками. Передние лапки мышки Ада сложила на груди. Фон картины составили схематично нарисованные ящики и полки в диагональных, вертикальных и горизонтальных линиях. Ярким пятном Ада выделила кресло с ветхим зеленым покрывалом.

На другом листе бумаги юная художница изобразила маму на кухне. Длинное платье закрывало ей ноги, которые девочка рисовать еще не научилась. Руки мамы по той же причине были спрятаны под передником.

Большего сходства удалось достичь в лице: огромные глаза и тонкие губы у девочки получились хорошо, хоть и несколько преувеличенно, и оттого — не совсем правдиво. Волосы она изобразила несколькими торопливыми штрихами — линии удлинялись на челке и совсем коротенькими оставались на макушке.

Героем третьего сюжета стал папа. Он на рисунке сидел на ящике со спинкой — стуле — и смотрел в еще один ящик — монитор. Из-за нагромождения ящиков торчал только папин затылок.

Четвертый рисунок стал одой Шинигаму. На картине котенок сидел в траве. Траву Ада умела рисовать ярко и сочно. А вот с котом такой красоты не получилось. Лапы у нарисованного Шинигама были слишком короткими, уши — больше головы, а хвост вообще спрятался за каким-то цветком.

В дверь адиной комнаты постучала мама:
— Ада, к тебе пришел Виктор.
— Сейчас, мамочка. Пусть зайдет!
Виктор нес в руках толстую папку.
— Афиши, — гордо сказал он.
Дети высыпали афиши на ковер и стали их рассматривать. Вик при этом поглядывал на Аду в ожидании ее реакции.
— Хорошо получилось, — сказала девочка. Ей очень понравились огромные синие буквы и большая рамка. В центре красными цифрами была обозначена дата проведения выставки.

Вик в это время стал перекладывать на столе только что вышедшие из-под адиной кисти рисунки. Больше всего ему понравились ящики с папой.
— А это у тебя тут что? — спросил он.
— Это я дополнила выставку, — ответила девочка. — Нужно как-то ее расширить. Бес, оказывается, очень медлительный художник. И у него совсем ничего нет в запасе.

Вик растерянно развел руками и признался:
— Ну, я тоже рисую. Совсем немного. Хочешь, покажу?

От картин Вика Ада ахнула. Это были красивые работы в рамках с натюрмортами и пейзажами.
— Ты настоящий молодец, — похвалила она мальчика. — Значит, мы выставим тебя.
— За что? — возмутился Вик.
— Как за что? Ведь ты же так хорошо рисуешь! По секрету скажу: по-моему, даже лучше самого Беса!
— Ну, так если я так хорошо рисую, зачем меня выставлять?
— Чтобы твои рисунки люди тоже смогли посмотреть.
— Но ведь если меня выставить, они их не увидят!
— Как раз наоборот. Если тебя не выставить, их не увидят. Мы сделаем сборную выставку художников: Беса, мою и твою.
— Значит, ты меня выгонять не будешь?
— Как можно? — воскликнула Ада и рассмеялась, — так ты не знал, что «выставить» — это значит, представить картины на выставке?
— Не знал, — грустно ответил Вик.
— Зато теперь знаешь, — ободрила его Ада, потому что была доброй девочкой и не любила, чтобы кто-то грустил.

Остаток дня дети провели, развешивая афиши на досках объявлений и заборах. Одну афишу Виктор положил в свой почтовый ящик – для мамы. Ада так же поступила с двумя, надписав одну «Маме», а вторую – «Папе». Не забыла девочка и своих друзьях, Бо и Лулу.

Вечером дети собрались вместе, усталые и счастливые. Коротко рассказав о своих успехах, Ада отправила мальчика домой переодеваться и поспешила в свою комнату, чтобы примерить лучшее свое платье и банты. Платье она выбрала самое новое, жемчужно-серое с высоким воротничком, прямыми рукавами и пышной юбкой. А банты завязала черные — для серьезности. На ноги же надела лакированные красные туфельки с пряжками.

Выйдя в сад, Ада сразу заметила мальчика в длиннополом пиджаке и белом крахмальном воротничке, но далеко не сразу узнала в нем Вика. На шее мальчика был повязан алый галстук-бабочка. В тон бабочке были и мальчишеские щеки. Он явно смущался от собственного торжественного вида.

Сад был подсвечен фонариками. Несколько ламп были направлены в сторону яблонь и груш с прикрепленными к ним рисунками Беса, Ады, Виктора. Видно было, что над украшением выставочного комплекса, роль которого выполнял сад, дети поработали на славу.