Человек на рельсах

Как-то общаясь с Гвусом за чашкой чая, мы заговорили на тему театра. Это было в три ночи, и мы часом ранее пригубили пару бокалов шерри, поэтому наш диалог прыгал от места к месту. Уследить за ходом мысли зрителю извне показалось бы невозможным, но мы с Гвусом друг друга прекрасно понимали и не прекращали болтать. У моего друга, как мне кажется, эта беседа стёрлась из головы, что удивительно, учитывая его феноменальную память, а вот я её запомнил и припомнил вчера, раздумывая, с чего начать данный рассказ. Мы обсуждали популярных на тот момент актёров, на вроде Дика Симпсона, с женой которого познакомилась моя возлюбленная, и чья загадочная смерть, что произойдёт спустя четыре года после этого разговора , будет Гвусом разгадана за пару часов. Мы читали “Times” и пытались сдержать смех от одной глупейшей статейки неизвестного мне бумагомараки по имени Лоуренс. Мы немного развлеклись, перебирая картотеку, и Гвус рассказал мне про пару расследований, о которых я ещё ни разу от него не слыхал. А потом речь завернула в сторону моего участия в некоторых приключениях Гвуса, коих на тот момент было не так уж и много. Теперь, задумываясь над этим диалогом, я посмотрел на уже написанные мной заметки и кое-что понял. Мне легче описывать Гвуса, так как я вижу его словно артиста на сцене, в то время как я сам являюсь зрителем. Я отчётливо различаю Гвуса, но сам на себя внимания не обращаю. В тот день Гвус произнёс одну реплику, вроде бы простую, но она впилась в мою память как клещ.
“– Вы, может быть, и видите меня как актёра в этой постановке. Но запомните, что если б перед сценой не сидели зрители, то не имело бы смысла организовывать представление”       
В общем, что-то я заговорился. Давайте ближе к делу. Данное расследование отличается от других тем, что Гвус участвовал в нём лишь мельком, появившись в начале и конце. Тем не менее, для меня, этот простенький случай является чем-то особенным. Думаю, вы потом поймёте почему.
Началось всё, как обычно, с Гвуса. Вернее, с его пальто. Несмотря на немалое состояние, оных у него было, дайте припомню… Штуки три. Его самое любимое –  чёрное пальто с полами ниже колен –  он носил ещё со студенческих годов. То есть, более сорока лет. Как оно не пришло в негодность раньше – я понятия не имею. Тем не менее, настало время его заменить, и Гвус заказал у своего знакомого столичного пошивщика ровно такое же. Заодно он уговорил меня сменить пальтишко. Я с ним согласился, но пришлось долго и безрезультатно уговаривать Гвуса не платить за меня. В итоге, он, несмотря на все протесты, заплатил за ольстерское пальто, которое я носил следующие двенадцать лет.
Спустя две недели мы забрали обновку и в тот апрельский день оба щеголяли в новеньких пальто, и совсем не новеньких цилиндрах. Однако, прибыли мы в Лондон не ради пальто. Гвус и его брат, Джеймс, встретились на квартире на Оксфорд-стрит. Десятки лет назад семейство Гвусов выкупило целое трёхэтажное здание на этой уличке. Там, какое-то время, жили все члены семейства, но сейчас Доминика, сестра Гвуса, уехала во Францию, где удачно женилась, Гвус поселился в фамильном поместье в Банбери, и только Джеймс, построивший успешную карьеру адвоката, постоянно возвращался в этот дом, где занимал весь третий этаж. Второй этаж ранее занимал Гвус. С тех пор книжные шкафы уже были практически полностью очищены и перенесены в Банбери, да и все интересующие моего друга мелочи он тоже взял с собой. Кроме двух персидских клинков, висящих над камином, здесь мало что осталось.
Когда мы с Гвусом прибывали в Лондон, то останавливались в этом доме. Самому Гвусу это не слишком нравилось, а вот мне казалось чем-то ностальгическим. Невольно всплывали в памяти эпизоды моей жизни до Банбери, когда я работал в рядах вышеупомянутой “Times” репортёром, а позже главным редактором. И в этот раз мой визит в Лондон был связан с данной газетой. Хоть я уже давно ушёл из редакции, у меня оставалась там немало друзей, и я время от времени помогал им по работе в пределах моих возможностей. В основном они посылали мне черновики своих самых важных статей, а я, в свою очередь, их редактировал и иногда поворачивал с ног на голову, практически полностью переписывая, если это требовалось. В тот апрель один мой друг из “Times” серьёзно заболел. Только свалившись с хворью, он написал мне и попросил об одолжении. Ему было назначено у сэра Брэкетта из палаты лордов и это интервью требовалось как никогда ранее, учитывая предстоящие выборы.
Итак, Гвус отправился с братом по своим делам куда-то на север. Я его не расспрашивал на этот счёт, понимая, что после поездки он и сам будет рад почесать языком. Я же отправился к лорду Брэкетту, чьё поместье располагалось на окраине Лондона. С лордом я разобрался за два с лишним часа, потому что именно столько Брэкетт сумел выделить свободного времени. На многие вопросы он отвечать отказался, но на остальные реагировал спокойно и говорил, не прерываясь на мысли. Произносить речи и разглагольствовать он умел как никто другой. Он даже предложил подвезти меня до центра, где наши пути расходились. Я согласился и вскоре очутился на Уэстуэй, где железная дорога делилась надвое у Эликсон-роуд. Идя, я всматривался в неспокойные из-за яростного ветра воды Гранд Юнион-канала, и думал о своём. Интервью, записанное на десяти листах, я уже отправил моему другу через посыльного, а сам бродил без дела. В голове проскакивали мысли, в основном о приятной, слегка ветреной погоде.
Казалось, будто всё произошло за секунду, но на деле это заняло примерно минуту. На периферии зрения замаячило нечто, привлекшее моё внимание. Поначалу я посчитал, что на рельсах лежит сухая деревяшка, но присмотревшись, стало понятно –  нет, не деревяшка, а человек. Подумав, что какой-то бедолага решился покончить с собой, я рванулся с места. Только подбежав к нему ближе и дотронувшись до него, я осознал, что мужчина лежал головой на рельсах без чувств. Тем не менее, он был жив, о чём явно говорил двигающийся вверх и вниз живот. Я поднял ему голову и оттащил тело в сторону. Он оказался куда тяжелее, и я аж запыхался, пока производил передвижение. Только когда мужчина оказался в шести-семи футах от трамвайных путей  я сумел рассмотреть его худощавое, бледное лицо, без намёка на растительность, в голову пришла мысль, от которой я засмеялся в голос, и не мог остановиться ещё пару минут. Дело в том, что эту полосу путей на тот момент ещё только начали прокладывать и трамваи по ней пока что не ездили. Значит, я зря спешил.
В любом случае, я ещё раз посмотрел на мужчину. Ему было лет тридцать пять от силы, и если не бледность лица, вызванная обмороком, то выглядел бы он вполне себе недурно. Ростом, правда, не вышел, был ниже меня на целую голову.
Как ему помочь и привести в сознание я не понимал. Гвус по образованию медик, по привычке с войны носит с собой маленькую аптечку первой помощи, и вмиг сумел бы вернуть мужчину в “рабочее состояние”, но я стоял как остолоп и только и мог что думать, стоит ли мне побежать на поиски врача или просто подождать, пока он сам пробудится. В итоге я вспомнил пару случаев обморока, которые мне довелось увидеть, усадил мужчину у дерева, чтобы он не проглотил или прикусил язык, а затем пошёл набирать из Гранд Юнион-Канала прохладной воды. У меня как раз оказалась с собой фляжка, на дне которой оставалось немного виски. Пришлось его допить на ходу.
От ощущения холодной воды на лице мужчина постепенно начал пробуждаться, но даже так это заняло где-то пять или десять минут. Я даже думал –  а может пойти за второй партией холодной воды? Но это не потребовалось. Мужчина проснулся, посмотрел на меня, осмотрел себя, огляделся и спросил:
– Где я?
– Трамвайная ветвь у Уэстуэй. Вы лежали глазами к небу на рельсах.      
– И, стало быть, вы меня оттащили?
Я кивнул.
– Боже. –  Произнёс он, притрагиваясь к голове. –  Чёрт возьми. Голова раскалывается. Что случилось вообще?
– Я хотел спросить это у вас.
– Поверьте, мистер…
– Блэйк.
– Приятно познакомится. Джейкоб Чизман. –  Представился мужчина. –  Поверьте, я сам не понимаю, что произошло со мной. Я помню, как вышел из дома, чтобы сходить в лавку бакалейщика, прошёл меньше квартала и почувствовал, словно меня схватили сзади, а потом я просыпаюсь здесь, и вы стоите передо мной.
– Видимо, вас ударили по голове и оглушили.
– Но она не болит.
– А как вы себя ощущаете?
– Словно я вернулся в детство. Я так ощущал себя, когда в воскресной школе учился. Так же просыпался рано утром, а подниматься с кровати никак не хотелось.   
– То есть, вы ощущаете сонливость.
– Да. Именно это слово я и пытался подобрать. Оно просто вылетело из головы.
– Если вас кто-то схватил и каким-то образом усыпил, то, думаю, будет хорошей идеей проверить содержимое карманов.
– Вы правы, это прекрасная идея.
И мистер Чизман стал шарить по всем карманам своей одежды. Заглянул во внутренние кармашки пиджака и плаща, в брюки и жилет, но каждый раз мотал головой.
– Нет. Вроде бы, ничего не пропало. –  Он достал бумажник и проверил его, но и там его ждало облегчение. –  Всё на месте. Слава богу.
– А вот, кажется, и причина вашего внезапного обморока. –  Сказал я и слегка прикоснулся пальцем к отметине на тыльной стороне его шеи, чтобы он почувствовал, где именно она находится. –  Здесь небольшое пятнышко. Такие, если я не ошибаюсь, остаются от игл.
– Вот негодяй! Усыпил меня уколом, протащил сюда, положил на рельсы головой, так ещё и ничего не взял. Не нравится мне всё это. Некто желает моей смерти.
– Я бы так не сказал… – Я хотел добавить деталь про незавершённость железной дороги, но Чизман не дал мне договорить.
– Нет, нет, будьте уверены! Это уже не первый раз. –  Он собрался с силами и поднялся. Я не успел предложить ему помощи, он сам облокотился об дерево и встал на ноги. –  Буквально пару дней назад над моей головой раздался выстрел. Это было на фестивале, и там пара господ стреляла по бутылкам на спор, но они даже близко не были ко мне. А пуля пролетела прямо над моей макушкой, поэтому я не считаю данный случай совпадением. К тому же, уже как неделю назад, меня преследовал какой-то тип. Привязался и не отвязывался до самого моего дома. Я, конечно, не считаю себя трусом, но жизнь мне дорога и отправиться на тот свет вслед за братом я не хочу.    
Я едва удержал свой пыл. Будучи другом сыщика и повидав немало странных случаев, внутри меня всё прямо таки горело от желания задать как можно больше вопросов.
– Мистер Блэйк. –  Обратился он ко мне. –  Мне немного неловко об этом спрашивать, но в данных обстоятельствах, надеюсь, вы меня поймёте. У меня нет никакого оружия, даже перочинного ножика я с собой не ношу. Могу я попросить вас об одолжении? Проводите меня до моего жилья, если вам не затруднительно.
Отказать я не мог, учитывая, каким жалким и напуганным голосом Чизман это произнёс. Перед тем как уйти он ещё раз оглянулся.
– Единственное, что у меня исчезло –  это шляпа. –  Заключил он и отправился в путь.
Шли мы недолго, всего пару кварталов. Мистер Чизман жил в мелком двухэтажном домике, который, как бы странно не звучало, выглядел изнутри больше чем снаружи. Взглянув на эту, не побоюсь этого слова, хибару, я не мог вообразить, что войдя внутрь, окажусь в жилище охотника и путешественника. Все стены, как на квартире у Гвуса, облеплены обоями зелёного цвета. Повсюду стояли горшки с цветами. Из-за этих двух деталей казалось, что шагая в дом, попадаешь в некие джунгли, где всё обросло вековыми лианами и растениями, коих глаз человека видит впервые. К моему разочарованию, большая часть растительности оказалась ненастоящей, а пластиковой имитацией. Куда ни глянь, везде взгляд наткнётся на какую-нибудь безделушки, на вроде деревянных или каменных идолов, фигурок и тому подобных сувениров, привезённых, как я позже узнал, из Индии.
Впрочем, насладиться всей этой атмосферой у меня не вышло, так как в доме царил беспорядок. Судя по ошеломлённому взгляду Чизмана, бардака он увидеть не ожидал. Мебель стояла случайным образом, некоторая посреди комнаты, картины смещены, горшки опрокинуты, и их содержимое теперь красовалось на коврах. Было не сложно догадаться, что именно здесь произошло.
– Пока вы лежали на рельсах, напавший на вас человек обыскивал дом. –  Сказал я, невольно имитируя Гвуса и его незаинтересованную речь.
Чизман, придя в сознание, одним прыжком оказался у камина, над которым висело зеркало. По бокам камина висели два звонка. Он дёрнул за левый, и зеркало немного поднялось, обнажив за собой маленькое хранилище. Чизман, будто забыв, что я вообще существую, открыл сейф и пересмотрел содержимое. Судя по вздоху облегчения, ничего не пропало.
– Слава Иисусу. –  Пробормотал он несколько раз подряд, после чего закрыл сейф, опустил руками зеркало, повернулся ко мне и спросил –  Мне нужно вызывать полицию? Как-никак, ничего не пропало. Ничего важного, по крайней мере. Ну и пара ненужных вещей. Могу сразу заключить, что с каминной полки исчезли позолоченные часы. Вон там, на столике раньше стояла посеребрённая чаша, и вон там, на табурете брат оставил амулет с красным камешком, я его так и не убрал. Но все эти вещи стоят практически ничего. Ростовщик дал бы за них не больше пары фунтов.
– У меня есть друг, сыщик. И он говорит, что довольно просто определить, когда вор действительно украл нечто ценное, и когда он просто забрал первые попавшиеся под руку предметы, чтобы создать видимость ограбления.
– Вы хотите сказать, что человек, проникнувший в мой дом, не намеревался ничего красть, а вместо этого… Что именно он хотел сделать, в таком случае?
– Возможно, он и хотел украсть нечто. Но это нечто имеет свою особую стоимость. Ну, или этот человек забрался сюда с другой целью. Например, чтобы вы поняли всю серьёзность вашего положения.
– Что вы имеете в виду?
– Это вполне может быть предупреждением. Двойным предупреждением. Сначала вас положили на рельсы незавершённой железной дороги, а теперь уничтожили вашу гостиную. Ваш недоброжелатель может на что-то намекать. Даже не намекать, а угрожать.
– Ужас. И за что мне всё это?
Он дёрнул за правую верёвку у камина и на услышанный мной где-то в отдалении звон колокольчика вскоре прибежал слуга индиец , спросивший, по мере своих знаний английского, что тут случилось. Чизман вкратце описал ситуация и приказал слуге сбегать за полицейским. Обычно за углом дежурит констебль. Индиец побежал со всех ног, а мы с Чизманом присели на диван, теперь находившийся чуть ли не в центре комнаты.   
– Я по дороге пообещал угостить вас чаем, но не знаю, захотите ли вы остаться ради этого. –  Молвил он, томно вздыхая. – Сейчас прибежит констебль и придётся оформлять протокол, рассказывать ему, что да как. Он захочет и вас расспросить. Не хотелось бы задерживать вас тут.
– Если вы не против, то я соизволю остаться. Всё это кажется мне очень занятным. 
Честно говоря, мне не терпелось применить всё то, что я узнал от Гвуса в процессе нашей дружбы. И мне даже не пришлось предлагать свои услуги. Чизман сам переспросил меня:
– Вы сказали, у вас есть друг сыщик?
Я вкратце рассказал про Гвуса и закончил тем, что пока мой друг находится где-то далеко, я могу и сам попробовать найти улики или узнать нечто, способное нам помочь. Чизман, у которого не было выбора лучше, просто согласился. И я принялся за дело, начав с того, что обошёл всю комнату и осмотрел всё, что мог. Попутно мы разговаривали. Я попросил Чизмана рассказать о себе, а я буду просто задавать вопросы.
– О себе могу рассказать немногое. Живу скучной, как посчитали бы многие, жизнью. Работаю художественным редактором в издательстве литературного журнала “Strand”. В основном рисую иллюстрации для рассказов и оформление журнала в целом. Этим занимаюсь уже лет десять.   
Чизман, действительно, показался мне совсем неприметной личностью. Чутьё подсказывало мне, что следует копнуть в другую сторону. Поэтому я спросил его о брате, и ему нашлось много чего рассказать.
– Мортимер. –  Чизман произнёс имя брата с грустью. –  Он умер полторы недели назад. Раньше он, вместе со мной, рисовал картинки для журналов и книг, но, несмотря на великий талант, это дело ему быстро наскучило. Я хотел уговорить его не бросать профессию вот так просто, но, в итоге, решил не мешать ему жить своей жизнью. Семь лет назад он уплыл в Индию, где провёл шесть лет и вернулся только в прошлом году, вместе со слугой, которого вы только что видели. Вернулся он, правда, совсем другим человеком. Понавёз из своего путешествия всё это. Целые сундуки всякой всячины. Но, получив горы ненужного хлама, он взамен отдал рассудок. Когда Мортимер вернулся домой, он уже находился в помешанном состоянии. Как мне объяснили его приятели по экспедиции, его укусила змея, после чего Мортимеру ещё пришлось целых три дня ходить по жаре среди сухих карьеров. Предположительно, яд и долгое истощение сильно подействовали ему на мозг, и привели к некоторого рода безумию. Чем больше он сидел дома, тем более он сходил с ума. Сначала он начал обстраивать наш дом так, чтобы он напоминал ему об Индии. Потом он начал прятать привезённые им вещи во всякие укромные места. В кровать, в горшки, под полом. А когда смерть была близка, начал бредить и говорил о преследующих его тенях, бесконечном падении, драгоценном сокровище и море из земли. Долго это, впрочем, не продлилось. Как я уже сказал, Мортимер умер от разрыва сердца полторы недели назад, в припадке бреда, постоянно крича что-то неразборчивое. В своей кончине он походил на зверя, цепляющегося за свою жизнь. Даже Роджер и индийский слуга испугались этого.    
– А кто такой Роджер?
– Наш с братом общий друг.
– Понятно.
– Так, вы что-нибудь нашли?
– Только след от туфли среди вываленной на пол почвы.
– Должно быть, это я случайно наступил.
– Нет. Вы сразу же подошли к камину, а потом присели на диван. Сюда вы даже близко не подходили, а слуга наступил вон туда. К сожалению, по следу можно сказать мало что. Мой друг, сыщик, правда, рассказывал, что в большинстве случаев стопа человека плюс минус равна размеру головы. А в росте среднего человека примерно девять собственных голов. Но это лишь наблюдение, которое мой друг сделал, рассматривая трупы в морге, где проработал несколько лет. –  Я достал блокнот и как можно более детально перерисовал оставленный на почве след. – Кстати, а что ваш брат говорил на счёт того “драгоценного сокровища”?
– Я тоже обратил на эту ремарку внимание. Но, готов вас разочаровать, никакого сокровища тут нет. Когда Мортимер нёс эту чепуху про сокровища, он ещё был более-менее разумен. Я, как дурак, поверил в эти бредни, да стал проверять дом. Куда я только не посмотрел. Все его укромные места переглядел –  ничего не обнаружил. По итогу пришёл к выводу, что всё это лишь последние искры угасающего разума.   
– Где живёт слуга?
– У него есть хижина в саду. Он категорически отказывался жить здесь, в стенах дома хозяина.
– Значит, он ничего не мог услышать. Это интересная ситуация. Но, мне кажется, что она элементарна в плане разрешения. Мой друг назвал бы это простейшей задачкой в его карьере. Скажите, у вас имеется друг, к которому вы можете на время переехать. Сегодня у нас что, четверг? Было бы неплохо, если вы покинете это место до следующего понедельника. Мы ещё обсудим это с полицейским. Я знаю одного капитана, который готов помочь мне. В крайнем случае, нам выделят констебля. Так, вы сможете найти себе временное пристанище?
– Наверное. Я могу обратиться к Роджеру. Он только вернулся с войны , раненный в плечо, и от моей компании точно не откажется.
Мы договорились. Мистер Чизман пообещал написать своему другу. Вскоре прибыли полицейский с индийцем. Блюститель порядка методично осмотрел помещение, записал всё, что заметил на предоставленную ему бумагу, пообещал, Чизману, что его делом займутся, и ушёл. Чуть позже, уже покинув Чизмана наедине со слугой, я отправился на почту и по таксофону связался со Скотленд-Ярдом. С капитаном Стинтом поговорить не получилось, ибо тот находился на задании, зато удалось договориться с инспектором Свифтом. Он сказал, что установит к названному мной адресу опытного констебля по фамилии Уиггинс, который будет наблюдать за домом из незаметного места. Гвус, кажется, с этим констеблем был знаком, и именно поэтому инспектор выбрал конкретно его. Вероятно, Уиггинс уже понимает, что у нас с Гвусом пустячных дел не бывает. По крайней мере, так говорил инспектор.
На этой же почте я написал Гвусу письмо и сходу отправил. В нём я написал буквально обо всём, о чём только мог, даже предоставил копию своего наброска, что я сделал в блокноте. Происшествие, может быть, и не сравнится с тем же случаем в Борнмуте, но мне было до жути интересно, что я, в коем-то веке, занимаюсь расследованием самостоятельно.    
***
Мы с Чизманом договорились, что он позвонит мне, когда получит письмо от своего приятеля. Благо, Гвус не пожалел денег и провёл в дом на Оксфорд-стрит телефон. Звонок застал меня в час дня, когда я брился. Пришлось бросить это деликатное дело и бежать к трубке. Чизман пояснил, что его друг согласился принять у себя гостя и вскоре он отправится. Но у Чизмана было какое-то неприятное ощущение, и он попросил сопроводить его до места назначения. Меня подобная трусость чуть-чуть раздражала, но я вскоре вспомнил, что его уже пару раз пытались убить, что сгладило впечатление. Чизман сам нанял кэб, и на нём мы отправились в путь.
Дом Роджера Чарльтона располагался в двадцати минутах езды от жилища Чизмана и внешне отличался новенькой шпаклёвкой и крышей. А вот внутри оказался скучным. По сравнению с обиталищем Чизмана, где поначалу складывалось впечатление, будто ты переместился из нудного Лондона в колоритные джунгли Индии, дом Чарльтона казался самым обычным домом, где самые обычные люди проводят самые обычные дни. Да и хозяин под стать –  низенький и усатый мужчина лет сорока. Он принял нас с радушием и, насколько я могу судить, искренней улыбкой, сразу же пригласил Чизмана сыграть партию за картишками, а заодно, перед тем как я оставил их, рассказал, как его пытались завербовать в армию, и как он всё время отказывался из-за пацифистичных взглядов. На вопрос, как он оказался в Африке он ответил, что был там медиком, и за свою доброту и заботу над ранеными получил две пули в одно плечо. Несмотря на рану, он вовсю хохотал и шутил, нередко невпопад. Я не особо пожалел, что уехал от них как можно скорее.
По пути обратно я приехал в дом Чизмана, чтобы обговорить ситуацию с дежурившим там Уиггинсом, который оказался мастером скрытности. Стоит признать, я ожидал, что вор вернётся сюда. Я совсем не верил, что Чизман, зная брата, не мог найти нечто им спрятанное, а вор вполне сумел бы. Но возвращения не произошло. Игра не стоила свеч. Вор не вернулся ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье. Я сказал Уиггинсу, что его помощь больше не требуется уже в пять дня в субботу, и на всякий случай сам понаблюдал за домом в воскресенье. В дом никто не пытался пробраться. Только индийский слуга иногда заходил внутрь. Его оставили в доме ради дополнительной защиты, да и, к тому же, вора и в первый раз не испугало наличие слуги, поэтому я сомневался, что теперь он испугается. 
На Оксфорд-стрит я вернулся рано утром, проведя всю ночь в доме Чизмана. По возвращению меня ожидала Никки, молодая горничная, сообщившая, что наверху, на втором этаже, сидит мужчина. Он пришёл ещё вчера вечером, но когда я не объявился, ушёл и пришёл ещё раз сегодня. Я отпустил Никии и поднялся. У эркера стоит небольшой столик, за которым действительно сидел парень. Ему было не более двадцати лет, шляпой он прикрывал короткую стрижку, что выглядела довольно нелепо в свете современной моды. Всем своим взглядом он показывал, что находится где-то в другом мире, а совсем не в Лондоне, в пыльной квартирке. Он встал, постучал рукой по коробочке десять дюймов в длину, пять в ширину и пять в высоту.
– Мистер Гвус попросил в письме, чтобы я передал вам это из рук в руки. –  Сказал парень с акцентом, как мне показалось, русским. После чего слегка поклонился, попрощался и ушёл.
К бечёвке, которой перевязали коробку, также прикрепили письмо без конверта. Написано оно почерком Гвуса, это я мгновенно уловил, а содержание там было следующее:
“Блэйк.
Я получил ваше письмо как раз вовремя, чтобы занять свой мозг чем-то интересным, пока мы с Джеймсом скучаем, в ожидании начала судебного разбирательства. С другой стороны, я сквозь бумагу ощущаю вашу браваду и желание распутать клубок самостоятельно. Вследствие, я пришёл к своеобразному консенсусу. К этому письму приложен запечатанный листок, на котором я записал свои мысли. Если вы желаете сами разобраться в этом деле, просто оставьте это запечатанное послание и коробку в покое и не заглядывайте в неё, пока не захотите узнать ответ. Если вам требуется подсказка, то откройте коробку, но не читайте запечатанную записку. Стоит признать, что без содержимого коробки вам не удастся уличить преступника, но вы можете попытаться. Внутри находится кое-что, найденное в доме преступника. Я попросил мистера Вересницина посмотреть, сможет ли он обнаружить нужный предмет и его поиски увенчались успехом. Он доставит это вам вместе с письмом.
Так или иначе, я желаю вам удачи в данном приключении.
                – Р. Г.”
Письмо как снег на голову свалилось на меня в самый подходящий момент. Вот уж, настоящего сыщика не угомонить. Даже вдалеке от преступления всё равно пытается его раскрыть. И, судя по всему, с этим без проблем справился.   
Имя Вересницина Гвус упоминал не раз. Этот молодой русский, сын бунтовщиков и заговорщиков, является одним из, как Гвус их называет – “молодой троицы”. Их Гвус звал на помощь, когда требовалось сделать какую-то нудную, или не совсем приятную работёнку. Эти трое и сами грезили стать сыщиками, поэтому мой друг приучал их к делу, обучая необходимым навыкам. Кажется, Вересницина Гвус научил взламывать замки…
Не знаю, почему Вересницин не мог просто оставить посылку и записку к ней, но, видимо, он воспринял слова Гвуса про “из рук в руки” слишком серьёзно.
Я твёрдо решил, что в записку заглядывать не буду, а вот коробку открою, но только когда я решу, что именно там лежит. Задачка, в прочем, оказалась не слишком сложной. Я подумал –  как мог Гвус по моей небольшой заметке определить, что именно русский должен найти у грабителя? Что же такое я написал в сообщении, а сам этому значения не придал? Ответ напрашивался сам собой –  мой рисунок. Рисунок следа. Таким образом, ещё только развязывая верёвку на коробке, я уже ожидал, что увижу внутри туфлю, которая и оставила тот самый след. Именно её я там и нашёл. Обычная туфля из чёрной кожи, с пряжкой из того же материала. Я тщательно осмотрел её и нашёл то, что искал.
***
В понедельник я прибыл за Чизманом. В первую очередь я заметил, что тот находился навеселе. Причиной тому пара пустых бутылок виски, как я понял, опустошённые в воскресенье. Сейчас Чизман и его приятель развлекались за бильярдным столом. Рядом сидела миссис Чарльтон и наблюдала за процессом игры.
Мы с Чизманом переговорили. Он, не отвлекаясь от игры, сказал, что чувствует себя куда лучше и готов вернуться к продуктивной работе, и он даже сделал пару десятков набросков для будущих иллюстраций. Мы договорились, что, закончив партию, он соберёт вещи и откланяется. Дожидаясь конца матча, мы с миссис Чарльтон немного пообщались, но разговор, честно говоря, не клеился. Наконец, они доиграли. Чизман ушёл в свою комнату собираться, а я попросил Чарльтона поговорить наедине кое о чём.    
– Прошу вас. –  Он указал рукой на кресло у стола. Мы перешли в его кабинет. –  Знаете, Джейкоб очень волновался. Хотел чуть ли не каждые два часа звонить вам и спрашивать, узнали ли вы что-то новое. Должно быть, раз Джейкоб готов вернуться в обычную жизнь, вы всё-таки чего-то добились?
– Можно и так сказать. У меня, мистер Чарльтон, с собой имеется нечто. И я бы попросил вас сказать, вам знаком этот предмет?
Я достал из бумажного пакета туфлю, посланную мне Гвусом, и сосредоточил своё внимание на взгляде Чарльтона. Тот сначала не понял всей ситуации, а потом осознал и постарался всеми силами не выдавать волнения. Тем не менее, он начал ёрзать ногами, что было трудно не заметить.
– Хорошо. –  Сказал я. –  Я получил ответ на свой вопрос. Туфля останется у меня, так как является доказательством в деле о взломе и проникновении, а также умышленном усыплении, хотя я не уверен, что это официальный термин.
– Но это не моя обувь. Все мои пары в полном порядке.
– Не стоит так стараться и придумывать оправдания, мистер Чарльтон. На туфле есть бирка с инициалами “R. C. H.”. То бишь –  Роджер Чарльтон Гамильтон. А ниже –  название фирмы, изготовившей обувь: “Филлер и ко”. Я сходил к ним в контору, и они узнали этот ботинок по пряжке, и даже назвали мне ваше полное имя . Вы есть в их списке постоянных клиентов, а у полиции есть копия того следа, который данный ботинок оставил в доме Джейкоба Чизмана. След перерисовал сам полицейский и передал в Скотленд-Ярд. Если они получат эту туфлю, то сумеют сложить два и два.
Чарльтон встал, отвернулся от меня и будто бы всмотрелся в стену. На деле же, как я сейчас понимаю, он рассматривал распятие, висевшее прямо над его головой. Пока он был занят своими мыслями, я взял запечатанную записку, где Гвус написал ответ на загадку и раскрыл его. Содержание, впрочем, было мной предсказано. За исключением одной детали, которую я взял на заметку. Когда я обратил взгляд на Чарльтона, тот всё ещё стоял бездвижно. Наконец, он, опустив голову, выругался, как можно более сдержано и вновь вернул взор ко мне.
– Ну, вот и что прикажете мне делать теперь! –  Выкрикнул он, а потом спокойнее продолжил. –  Как вы вообще получили мою туфлю? Я даже не заметил её пропажи. Вы что, пробрались в мой дом?
– Не я. Но и вы тоже пробрались в чужой дом. Как вам ваша собственная медицина?
– Не слишком приятно. Но, слушайте. Я ведь ничего плохого не сделал. Да, признаюсь, я действительно побывал у Джейкоба в доме. Вы ведь знаете про Мортимера и его “сокровище”?      
– Осведомлён.
– Так вот. Я был там, когда Мортимер умирал. И я, как и Джейкоб, ему поверил. Только вот, когда Джейкоб ничего не нашёл, я просто посчитал, что он оказался слишком глуп и не знал, где искать. Я же был слишком уверен в своём интеллекте. В первую очередь хотел проверить горшки. Но Джейкоб… Я слишком хорошо его знал. Он тот ещё домоседа. Усердно работал в своей студии, а его слуга постоянно курсировал от своей лачуги к новому хозяину. Нужно было вывести его из игры на время. Но я же ничего плохого с ним не сделал.
– Вы положили его головой на железную дорогу…-
– На незаконченную железную дорогу. –  Прервал он меня. –  Никогда бы я не позволил себе, причинить боль человеку. Я пацифист до мозга костей. (Мне тогда пришла в голову мысль, что если ты пошёл на войну как медик, то ты не являешься пацифистом, ведь косвенно способствуешь продолжению конфликта. Но эту мысль я высказывать не стал) “Не навреди” –  гласит клятва Гиппократа, и я скорее себе руку отрежу, чем её нарушу. 
Именно эту деталь про пацифизм я не принял во внимание, но Гвус заметил. В запечатанной записке он написал свой процесс мышления: либо вор не знал, что железная дорога не окончена, и в таком случае нужно искать человека, мало осведомлённого о жизни города; либо человек знал об этом и специально оставил Чизмана в месте, где тот не мог умереть. В первом случае на роль потенциального вора лучше всего подходил индиец-слуга. Я и сам поначалу подозревал его. Ведь ему проще простого проникнуть в дом –  он может в него просто войти. К тому же, он был с Мортимером Чизманом ещё в Индии и должен был хоть что-то знать о “сокровище”. Но в записке Гвус написал, что воспринял именно второй вариант как верный и пошёл в эту сторону. Он припомнил, что я описал Чарльтона как пацифиста-медика и попросил Вересницина проверить, найдётся ли среди обуви подозреваемого туфля, оставившая известный нам отпечаток. 
– Допустим. –  Произнёс я. –  Лично я вам верю. Но остаётся вопрос –  что нам делать со всей этой историей?
– Это самое худшее. Только зря подставил себя под удар. Мне нужны были деньги на оплату обучения моему сыну, но теперь, чувствую, придётся потратить эти деньги на адвоката.
– Так вы нашли сокровище или нет? Оно вообще существует?
– Существует ли? Да, оно реально. Вот вам, то самое сокровище. –  Он открыл секретер, стоявший рядом со столом, достал оттуда старый мешок из плотной ткани и небрежно бросил на стол. –  Вот оно –  сокровище, привезённое Мортимером Чизманом из Индии.
Я раскрыл мешочек и высыпал наружу целую кучу побрякушек и всякой всячины. Она, звеня и лязгая металлическими частями, рассыпалась по столу.
– За вон ту позолоченную фигурку слона я бы выручил примерно три шиллинга. Те три камешка –  дешёвая фальшивка, три пенса им цена. Разве что та штука, похожая не черепок, как я понимаю, из слоновой кости и может стоить пару тройку фунтов. Всё остальное –  хлам, ни стоящий ни-чер-та. Как я сказал, только зря потратил время, и теперь рискую ещё в тюрьму из-за этого попасть.
Он говорил с такой яростью и разочарованием в голосе, что я не мог не поверить его эмоциям. Если бы я был вором и вместо драгоценностей и золота нашёл груду мелочного мусора, то ругался куда сквернее Чарльтона.
– А где всё это было? –  Спросил я, складывая вещицы обратно в мешок.
– В саду. Джейкоб помнил, что Мортимер прятал свои вещи в горшках от цветов, поэтому в первую очередь их проверил. Когда я оказался в том доме, после бессмысленных поисков, пришёл к другому выводу. Если Мортимер прятал вещи в горшках, то почему он мог закопать эти самые вещи под растениями в саду. Так и оказалось. Только под одним кустом оказался этот мешочек. Под тем же кустом, возле пруда, я и закопал те вещи, которые взял, чтобы создать видимость ограбления. Унести их с собой под пальто в любом случае не сумел бы, да и не хотел. Слишком спешил и был так рад, когда всё-таки нашёл что искал. Но это ли я искал?
– Вы нашли, именно то, что искали. Сокровище человека, сошедшего с ума. В некотором роде, вы тоже сошли с ума. Ибо нужно быть поистине ненормальным, чтобы довериться словам умирающего умалишённого. 
– И что же будет теперь? –  Задал он вопрос, заметив, что я поднимаюсь.
– Мистер Чарльтон, я вам верю. Тон вашего голоса говорит мне всё и сразу. Вы либо мастерский артист, либо говорите правду. А мастерские артисты играют в театрах, а не совершают преступления. Пожалуй, я сэкономлю вам деньги на адвоката. Оставайтесь при своём, а мистер Чизман так и не узнает, кто именно пробрался в его дом. Но, думаю, он будет рад, если обнаружится, что, хоть мне и не удалось найти вора, я сумел найти вещи, которые были так важны его брату, что тот решил их закопать и говорил о них как о “сокровище”.
Я положил мешочек в карман, потом завернул туфлю обратно в пакет.
– Его я оставляю себе. На всякий случай, если вы меня действительно обманываете, и вскоре вскроется, что вы внезапно разбогатели.
Чарльтон хмыкнул, на что я ответил ровно тем же. В тот день Чизман вернулся в свой дом и получил оставшееся от брата “сокровище”. Да, он был разочарован, что так и не узнает личности вора, но, в любом случае, заявил: небольшой отпуск у Чарльтона пошёл ему на пользу и о потраченном времени он не жалеет.
Напоследок добавлю пару оставшихся мыслей. Когда Гвус вернулся через пять дней, я уже был в Банбери. На следующее после прибытия утро я рассказал ему обо всём. Гвус не упомянул, что это одно из самых простецких его дел, но точно об этом подумал. Не сказал он этого, конечно же, чтобы не расстраивать моих чувств. Ведь я, в коем-то веке, сам разгадал какую-никакую тайну.   
И ещё. Чизман, в конце концов, поинтересовался, что же это за безделушки его брат посчитал важными для себя и показал содержимое мешка одному гостившему в тех местах старьёвщику. Тот заявил, что камни не стоят ничего, слоновая кость кому-нибудь, но таки придётся по вкусу фунтов за восемь, а вот одну железку он пожелал купить прямо сейчас. Чизман понял, к чему всё ведёт, отказался, а потом умудрился толкнуть этот металлический амулет за сто двадцать фунтов. Невеликое, всё-таки это оказалось сокровище. Но, в любом случае, лучше, чем ничего.