Серпутовский форпост

   Наконец они остановились в Кирсановском форпосте. Семен подошёл Трифону, серьезно кивнув с каким-то загадочным подобием улыбки в глазах, которые одни только и были видны на его заросшем лице, и куда-то ускакал на коне.

   Прошло немного времени, Трифон услышал стук копыт. Он оглянулся и с удивлением увидел Семена, который ехал верхом, держа в поводу вторую лошадь.

   - Умеешь ездить верхом? — спросил Семен.

   - Да, - ответил Трифон, запинаясь. -  Но…

   - Никаких но, у нас мало времени. Надо доскакать до Серпутовского форпоста. И еще мне надо поспеть в обрат. Все, седай на коня и в путь!

   - Но мы едва, как приехали, - сказал мальчик взволнованно.

   - А я, как только узнал о твоем отце. И тут же к тебе!

   Он помог Трифону, вернее, втащил его в седло, хлестнул лошадь Трифона по ляжкам своей нагайкой, и спустя мгновение оба уже неслись по степи.

   Трифон, не смел, перечить Семену, ехавшему впереди на расстоянии трех лошадей, но когда дорога пошла вниз, пошел сильный дождь, что заставило всадникам умерить прыть и дало Трифону догнать Семена.

   Набравшись смелости, Трифон спросил:

   - А где мой отец? -  спросил он.

   - На обедню поспеем к твоему отцу.

   - Мы едем к нему?

   - Ну да.

   Дождь прекратился, и они снова поскакали во весь опор.

   Наконец впереди показались беспорядочно разбросанные вдоль берега реки избы Серпутовского форпоста. Семен придержал коня и, поехал рядом с Трифоном.

   - Я вижу, твое место здесь, Трифон, -  с грустью говорил Семен.

   Трифон, который уже привык к Семену, теперь немного робел перед ним. Его лицо было видно в профиль, сурово, и твердо очерченные, чуть мрачноватый вид глаз, а лицо было скрытый густой бородой. И хотя он напоминал мальчику о его спасении. Глаза у Семена были грустные и добросердечные, и Трифон не раз думал, что если б он успел привыкнуть к Семену, то полюбил бы его. Он видел его сегодня последний раз, после езды по степи они к обедни достигли цели своего путешествия.

   Дом был квадратный, с камышовой крышей и большим двором, где они спешились среди зеленых кустарников и терновых деревьев. Степан сказал что-то старому казачку проходившему мимо. Казачок их ввел во двор, а оттуда - в длинную комнату дома, которая, как показалось Трифону, была красная комната, она была чисто убрана, на столе лежало несколько книг. Здесь Семен велел ему подождать и вышел поискать хозяина. Но Трифон не скучал, столько новых чувств нахлынуло на него, столько чудесных картин он увидел,  листая книжные страницы. У него закружилась голова, никогда в жизни не видел он чудесные картинки. Правда, ему невольно закралась в голову мысль, что он когда-то видел их во сне. Он встал на скамейку и как зачарованный стал, рассматривал икону, изображающую Святого Иоанна Крестителя, с житием, когда вдруг услышал голос Степана.

   Они неслышно вошли в комнату вместе, отец был похож на Степана, даже одежда на них мало чем отличалась, это и был отец Трифона. Он, с удивлением увидел, что этот человек смущен не меньше его. Степан, вовремя вмешался.

   - Вам есть о чем друг другу рассказать, - сказал он хмуро. - Ну, а поскольку твой отец здесь форпостный атаман, - добавил он, обращаясь к Трифону, - тебе есть, что рассказать про свое путешествие. По крайней мере, я поведал твоему отцу о погибшей твоей матери и ее матери, а ты расскажи о том, как ты потерялся, - заключил он с необычайной серьезностью.

   Он повернулся и, как видно, хотел выйти из комнаты вместе с отцом - к явному облегчению последнего, -  но тут мальчик посмотрел на отца и робко спросил:

   - Можно я Степана провожу.

   Они вышли вместе, и тут Трифона вдруг овладело новое чувство, как это свойственно его возрасту, чувство, которое он всегда из застенчивости прятал под внешним упрямством. Степан, его единственный близкий человек! Единственный, кому он открыл свою детскую душу! Его новый кумир уезжает, бросает его, не сказав ни слова на прощание! Правда, Степан всего лишь любезно согласился доставить Трифона к его отцу, но все же, как можно покинуть его без единого слова надежды или ободрения! Степан уже выезжал из форпоста.

   Трифон издал отчаянный крик, и казак его услышал. Он натянул поводья, повернул коня и, остановившись, нетерпеливо посмотрел на мальчика. Обращаясь к Трифону, спросил строго:

   - Ну, в чем дело?

   - Ни в чем, - сказал Трифон, пытаясь скрыть слезы, которые навернулись ему на глаза. - Просто уезжаешь, не простившись. Степан, ты был добр ко мне, и… и… я хочу тебя поблагодарить!

   Степан опустил голову. Потом, покосившись на отца Трифона, сказал:

   - Ну ладно. Прощай. - Он наклонился, словно хотел обнять Трифона, потом вдруг застыл и, достав из-за пояса кавказский кинжал, изготовленный из меди, протянул ее мальчику.

   Трифон взял кинжал, гордым движением повесил у себя на поясе, отступил в сторону и сказал, побледнев:

   - Я только хотел поблагодарить за все.

   И опустил глаза, полные горячих слез. Но голос его прозвучал как чужой, и действовал, казалось, тоже не он, а кто-то другой.

   Степан и отец быстро переглянулись, и в глазах казака блеснуло восхищение и еще какое-то непонятное чувство. Но когда Трифон поднял голову, его уже не было. Трифон, чувствуя себя несчастным, пошел к дому, но отец положил ему руку на плечо.

   - Все хорошо, Трифон, - сказал он ласково. - Ничего, ты еще станешь настоящим казаком!