Трифон

   
   Пришло время занятий при церквях в день пророка Наума, покровителя учащихся. Головач решил обучить Трифона в Яицкий городок.  В те времена отправить ребёнка в школу могла позволить себе не каждая казачья семья. В основном это было прерогативой зажиточных казаков, и богатых купцов. Однако ещё тогда люди понимали, что грамотному и обученному человеку намного проще добиться чего-то в жизни. Поэтому всячески старались отправить свое чадо в школу.

   Направляя в город на обучение, отец толковал Трифону:

   - Запомни, сынок, нельзя оставлять книгу открытой, так как всё что ты выучил, можешь позабыть. И еще  нельзя кушать, что либо, во время занятий. Иначе все, что на учебе вам поведают то и съешь.

   Отец определил Трифона обучаться у дьякона Фотия, у которого учились в основном дети купцов.

   Трифон не был подарком для дьякона, он, скромно стоял в сторонке, были как-никак, смотрины и знакомство. Искусно изображая величайшее смирение вперемешку с почтением, во что дьякон совершенно не верил. Уж он-то знал, что казачьи дети чрезвычайно шаловливы, увертливы и быстры. Сидя на лавках, детвора время от времени вертелась во все стороны, в центре прихода находился большой, чисто выскобленный деревянный стол, за которым сидели ученики и их строгий дьякон Фотий.

   Красный угол занимал иконостас, перед которым теплилась лампадка зеленого стекла, а под ним стоял небольшой столик на резных ножках, представлявший собой алтарь. На нем блистал ярко начищенными бронзовыми боками сосуд с богоявленской водой, стояли подсвечники со свечами, оставшимися после Сретения Господнего, а на блюдечке лежали костяные пасхальные яйца.

   Но самое видное место в избе занимали унины . Хотя бы потому, что дети обращали на них гораздо больше внимания, нежели на божницу. Связки унин висели на стене справа от иконостаса и вызывали священный трепет у нерадивых учеников, успевших в полной мере ощутить вдоль своей вонищи их животворящее действо, изрядно способствующее успешной учебе.

   Учеников было около двух десятков, в основном дети купцов, священнослужителей и где-то четверо детей из казачьих семей. Учились вместе, первогодки одолевали азбуку, а те, кто постарше, учились счету, и учили «Псалтырь», чего Трифон терпеть не мог. Он обладал великолепной памятью, но его больше прельщали точные науки, которые дьякон Фотий учил только простому счету.

   Купец Яганов скупал соль на соляном Илецком копище . А ведь всякое дело требует не только надзора. Товар необходимо доставить в город и вовремя. И еще нужно умения соразмерять прибыль с убытком. Из-за этой надобности отец Трифона учил арифметике, еще до школы. К сожалению, в последние годы дела Яганова пошли худо, он влез в долги. Отец Трифона и купец Яганов вели это дело сообща, но сам Головач не унывал и надеялся на лучшее.

   - Наконец-то! Осуществилось! – Радовался Трифон и готов был скакать до небес от большого счастья, которое буквально вылетало из его души, как скисшие огурцы и помидоры. Наступила Пасха, и его обучение у дьякона Фотия закончились. Теперь он был свободен, как ветер степной. Считать он мог более сносно, писал с горем пополам, но писал, кое-как прочитал «Псалтырь», а что еще нужно сыну казака? Впрочем, о своей дальнейшей судьбе Трифон не задумывался. Все его мысли заняли пасхальные торжества, потому что в этот светлый день можно было веселиться и дурачиться, как того душа пожелает. А унины дьякона, от которых спина да вонищино место болело за время учения, стоило навсегда выбросить из головы, как дурной сон.

   Всю Страстную седмицу у Ягановых приводили в нарядный вид жилище. Под строгим надзором хозяйки тщательно мыли лавки и полы, скоблили столы, доставали из сундуков и проветривали скатерти и праздничную одежду, начищали оловянную и серебряную посуду, а главное – красили в котле сваренные вкрутую яйца в разные цвета.

   Но Трифона больше интересовали события вокруг церкви. Он проторчал там вместе с сыном Яганова Савкой до самого утра. Пасха была одним из немногих праздников, когда детям разрешалось гулять в темное время суток. Пасхальная ночь всегда была особенно торжественной и красивой: зажженные фонари и костры освещали церковь и колокольню, казаки козыряли перед всем честным народом дорогими праздничными нарядами и христосовались друг с другом, дети затевали разные игры.

   С первым ударом колокола в Великую субботу народ повалил в церковь слушать утреню. Ягановы тоже пошли всей семьей в храм, чтобы освятить пасхальные куличи и вяленую рыбу. Все эту праздничную снедь они сложила на большое расписное блюдо, перевязав красиво расшитым пасхальным полотенцем, и украсила цветами. Пасхальную еду, принесенную для освящения, расставили у иконостаса и вдоль церковных стен. Ровно в двенадцать часов, после утрени, на берегу реки стали палить из малых пушек, все присутствующие в церкви осенили себя крестным знамением, и под звон колоколов раздалось мощное: «Христос Воскресе!» После окончания литургии началось освящение куличей и пасх.

   Освятив куличи, Ягановы не стали идти на кладбище, чтобы навестить своих усопших, могилы их родителей находились в Сызране. Да и сами они могли бы жить в Сызрани, но перебрались на Яик, прикупив соль в свое время. Илецкая соль скупалась казаками для сохранения рыбы, да и скупщикам рыбного улова тоже требовалась соль. Ягановы вернулись домой, разговелись в тесном кругу семьи, а вечером купец Яганов и отец Трифона ушли в церковь, чтобы послушать чтение «страстей Христовых».

   После того как все молебны были отслужены, начались пасхальные гуляния. Но этот момент Трифона и Савку интересовал меньше всего. Получив гостинцы, они поторопились на колокольню, куда пускали звонить всех желающих, без разбору. Колокольный звон не стихал до вечера, чему местный звонарь был очень рад, потому как все приносили ему пасхальную еду и выпивку. В течение всей Светлой седмицы над Яиком звучал такой густой трезвон, что батюшка, у которого голова шла кругом от пасхальных забот, то и дело посылал дьякона унять развеселившихся православных и прогнать их с колокольни. Однако все потуги Фотия как-то поправить дело было безнадежными - обычай есть обычай, и дети придерживались старательно.

   Назвонившись всласть, Трифону первым делом хотелось отомстить Савки за то, что тот часто брал верх. В кармане Трифона лежали три расписных яйца, над которыми он трудился неделю. О, это был тяжелый труд! Сначала Трифон разыскал на ярмарке бабку, которую прозвали Шептуньей. Она уже была в годах, но, казалось, старость ее не брала. В густых черных волосах бабки не было даже намека на седину. Жила Шептунья на обломе , одиноко, занималась знахарством, и в народе шла молва, будто она ведунья и знается с нечистым. Что совсем не мешало казакам пользоваться ее услугами - лечила бабка весьма успешно, особенно детей.

   А еще у нее были какие - то особенные куры. Они несли яйца с очень толстой скорлупой. Трифон быстро смекнул, что в этом его шанс. Он купил у бабки два десятка яиц, сварил их в соленой воде - чтобы скорлупа не пошла трещинами, а затем начались испытания. Он стучал яйцом по яйцу, пока не разбитыми остались только три яйца самых прочных. Трифон старательно расписал их, благо имел пристрастие к художеству и любил вытачивать фигурки из кости, чему его научил отец, и теперь был готов нанести своему сопернику поражение, чтобы расквитаться за свои прошлые неудачи.

   У него получилось так, как он и задумал. Савка был повержен и посрамлен. Десяток яиц, приготовленных купеческим сыном для пасхальной баталии, игра называлась «чье яйцо крепче», перекочевали к Трифону, который после победы над Савкой продолжил сражение с другими, в основном с кем учился. В итоге он опустошил все их запасы и с гордым видом и полными карманами яиц направился в ту сторону, где шла очень интересная игра - катание яиц.

   Это была любимая забава иногородней детворы. Яйца катали с бугорка. Если скатившееся вниз яйцо ударялось об чьё нибудь яйцо разложенных под бугорком, игрок брал его себе. Трифон и здесь преуспел - глазомер у него был превосходный.

   Наигравшись вдоволь, он милостиво позвал своих соперников во главе с Савкой на импровизированный пир. Дети живо расселись в кружок, достали свои припасы, а Трифон выложил из карманов все выигранные яйца. Что может быть вкуснее пасхального кулича с яичком, да еще после трудов праведных!

   Насытившись, детский гурт помчался на качели. Пасхи без качелей не бывает. Казаки едва не в каждом дворе устраивали их для своих детей, а были еще и большие качели, где веселье бурлило, как река в половодье. Неподалеку от недавно сооруженной деревянной крепости загодя вкопали столбы, навесили веревки, прикрепили доски, и народу столько привалило, что казалось, будто начался крестный ход. На качели шли и млад, и стар.

   Сквозь толпу взрослых пробраться на качели было проблемой, но только не для Трифона. И впрямь юркий, как рыба в воде, он прошмыгнул буквально между ног старших и запрыгнул на качели вне очереди, да еще и Савку прихватил с собой. Но их никто даже не пожурил - дети пользовались преимущественным правом покататься на качелях. Только не все обладали таким пробивным характером, как Трифон сын Головача, поэтому смиренно ждали своей очереди.

   Домой Трифон и Савка пришли сильно уставшими с гулянья. Они сразу же отправились на боковую, хотя гулянье все еще продолжались. В доме было шумно, однако ребята тут же уснули. Ближе к полуночи, когда гости уже разошлись, Трифон проснулся и услышал возбужденные мужские голоса.

   Разговаривали отец и купец Яганов. В Илецке дела они вели сообща. У отца Трифона была только доставка соли до Яика, от этого он и имел свою долю прибыли.

   - Не сдюжим, нет, не сдюжим, - с огорчением говорил Яганов. -  А ежели сызнова кайсаки налетят и обоз отобьют как прошлые разы, то потом точно по миру пойдем.

   - Да. Ты прав… - ответил отец Трифона, его голос был печален и тих. - Нужно думаю ертаул усилить! - продолжил он после некоторой паузы.

   - Если надобно, усиль, - потребовал Яганов. - Все по вашей слабине мы потеряли два обоза, как тепереча посчитаемся с долгом. Купец Анфис Губин, хитрый змей подколодный, ссудил нас деньгами, а теперь требует возврата. До срока! И ничего не поделаешь - в уговоре мы  договорились «по его первому требованию».
   
    Вспомни нам тогда ничего другого не оставалось, как пойти на его уговор, што он подождет до конца года. Да тогда мы-то думали, што обойдется, к тому времени успеем деньги собрать. Ан нет, теперь точно не получится. Да весенняя плавня не скоро начнется. И в прошлом годе вспомни, тоже два наших обоза с солью пропали! Прямо как кто-то наколдовал.

   - Может, упросим отсрочки…

   - О чем ты говоришь?! Мне недавно нашептали верные людишки, што Губин сам хочет доставлять соль. А ежели этому душегубу попадешь на глаза и он поймет, какова выгода, то, считай, пропало.  Я так думаю, што и два наших сгинувших обоза в прошлом годе, да два в этом могут быть на его совести.

   - Не пойман не вор! - возмутился отец Трифона. - Нужно точно прознать, как там случилось, и как было дело.

   - Как же, узнаешь. … Степь умеет хранить тайны.

   - Однако я попробую. Если это разбойничали кайсаки, то брички они забрали себе. А они у нас приметны. Но ежели если это Губин, правда… - В голосе Головача явственно прозвучала угроза.

   - Узнаешь не узнаешь - сие дело времени. А сейчас-то што будем делать?

   - Думаю надобно отступится от Илецкого дела в пользу Губина. Я уже намедни говорил с ним. Он, возможно, дал намек, что может, простит нам долг.

   - Есть соль внизу Яика недалече от моря, но только на кайсакской стороне. Это вблизи крепости, вспомни, где пряталась в смуту Маринкина с донским атаманом Заруцким, да  не долече от острова Медвежьего, в то степи есть соленое озеро, называется Индер. ...

   -Ты о чем?

   - Там есть огромные скопление соли! Так сказывал один казак с моря. Построим защиту, и будет у нас соль, благо капитал для начала у нас будет, и возвернем все свои убытки, да ишо и с прибылью будем.

   - Вот! А пока никому не известно про эту находку. В том числе и Губину.

   - Там поставим копи для добычи соли. – Задумался Яганов, - места там, прямо скажу, гиблое, думается, что никакого проку не будет. Сам сказываешь, что земли кайсаков да ногаев,  замордуют.

   - А ежели выгорит, - сухо, уже без должного воодушевления, ответил отец Трифона.

   - Ежили, Губин узнает про эту соль. А слухи быстро расходятся - как круги по воде от брошенного камня. Ох, озлобится Губин. - Яганов улыбнулся.

   - Эко ты, брат, загнул. … Может, я и дурачина, но все работники будут под охраной на энтом озере. Я обеспечу их припасами до самой весны. Пока лед на реке не вскроется. Пусть добывают соль, их семьям заплачу сполна. А к тому времени мы составим уговор с Губином, о соленом озере он еще не узнает, и получим свои денежки.

   - Што ж, тогда хорошо. …

   Трифон не стал больше подслушивать, заботы старших ему были малоинтересны. Он быстро шмыгнул под одеяло, где мирно посапывал Савка.

   Знать бы ему тогда, каким страшным будет спустя три года продолжение ночного разговора отца и купца Яганова. …




         Унины – розги, хворостины или талины. … Словарь говоров уральских
                (яицких) казаков. В 4-х томах. Малеча Н.М.
 
         В древности соль была настолько редкой, что за нее бились в буквальном
           смысле. История помнит соляные войны и бунты, которые были развязаны
           по причине нехватки соли. А в Древнем Риме солью даже платили
           зарплату воинам. За высокую ценность соль в древности называли «Серым
           золотом», так как за слиток соли можно было купить деревню, а обмен
           на золото производили один к одному.
           Первые письменные свидетельства об Илецком месторождении каменной
           соли содержатся в «Книге Большому Чертежу», созданной в 1627 г. Там
           же впервые приводятся и сведения о разработке соли на Илецком
           месторождении.

         Облом – окраина города.