Степные разбойники

   Женщина ни слова не произнесла даже тогда, когда подходившие путники были совсем близко от неё, и лишь с любопытством смотрела на них.

   Женщины тоже с интересом разглядывали незнакомку, она им показалась дикой и странной. Но выражение лица этой молчаливой женщины было таинственное. Её взгляд, казалось, обладал какими-то невидимым острием и так и вонзался в того, на кого был устремлён. Женщины остановились, будучи не в силах вынести её взгляда. Невольно потупилась, и в то же мгновение услышали, что глядевшая на них степная женщина засмеялась.

   Старушка почувствовала некоторую неловкость, и громко вскликнула:

   - Тьфу, тебя, тьфу, тьфу! Это что за ведьма явилась? Сгинь, сгинь, рассыпься, ежели ты не от мира сего.

   Но это не подействовало. Женщина продолжала смотреть на них своими узкими глазами, как будто дожидалась, что кто-нибудь из них заговорит с нею.

   Однако, азиат, что их привел, почтительно поклонился, и что-то сказал ей на языке им понятном. Женщина, выслушала его, вдруг снова захохотала и вошла в юрту.

   Это было так внезапно, что женщины даже и не заметили, как она исчезла.

   - Наваждение бесовское! - возмутилась старушка. - И впрямь ведьма!

   Намереваясь, вернутся к месту, где остались возничие с подводами.

   - Стойте не спешите, - строго остановил её старик, - может, кто другой к нам выйдет. Чего ерепениться раньше времени? Ведь худа нам никакого она не сделала, а ежели хохочет, так должно, что ей радостно.

   - Уж не знаю, глупая она там или умная, - не унималась бабка, - а негоже нам здесь оставаться, чует мое сердце, что тут что-то не так. …

   - Гоже или негоже, - вновь, но уже жестко сказал старик, - а придётся остаться. А что тут что-то тут не так, ты бабка права. Все вы попали в полон к Ниязджан-аги. А дальше увезут вас в Бухару, где и продадут в неволю.

   Полог в юрте опять распахнулся, и путники увидали неприглядного старика, появившуюся пред ними так же неожиданно, как неожиданно скрылась женщина.

   Этот старик была действительно страшен. Его лицо было темное, почти черное; большой, толстый нос, как булыжник камня, придавал ему вид хищного зверя. На нем был грязный халат.

   - Колдун, степная нечисть, - закричала неугомонная старушка и начала торопливо креститься. - Идёмте, люди добрые, назад, не место нам тут!

   - Молчи, бабка! -  уже зло крикнул старик, и смело пошел на бабку.

   Женщины испугались, когда увидели, как старик схватил бабку и поволок в юрту.

   В это время их окружили кайсаки широким полукольцом, держа наготове луки и стрелы. Все поняли, что их старик, с которым они ехали, оказался проводником не доброго намерения. Оказавшись среди степных похитителей, он стал одним из них. Когда он вышел из юрты, стал заталкивать всех внутрь.

   Невольно все оказались в юрте, в страхе за свою жизнь их любопытство было пробуждено таинственным жилищем.

   - Не бойтесь ничего, - говорил старик,  - хорошо будете вести себя, будете жить.

   - Ну-ну! -  все ворчала старуха. - Уж как они рады тут. Ведь мы для них добыча.

   В юрте было темно, и лишь бабкин голос говорил правду, в которой они попались.

   Огляделись в просторной юрте, где единственным источником света было большое отверстие вверху, через которое попадал свет. Убранство юрты было скромное. Со стороны входа, которое всегда обращено к югу стояла низкая кровать, тут же ящик перед ним низкий жертвенный столик. По другую сторону входа лежали седла. А в средине юрты находился очаг, для готовки пищи. 

   Напротив входа, когда все вошли в юрту, увидели сидевшего на персидском ковре человека пожилого возраста в богатом наряде и весь его вид свидетельствовал, что он был не какой-нибудь кайсак. По его выражению лица было видно, что он мрачен, но не злобен, и это портило его черты лица, глаза его были глубоко посажены и казались черными, они то и дело поблескивали.  Вошедшие женщины, взглянув на него ещё раз попристальней, то он уже не понравился им, какой-то непонятный страх, как предвестник будущих невзгод, вдруг проник в их душу.

   Черные глаза Ниязджан-аги, утомленные суетой и несовершенством мира, смотрели на разномастных пленниц. Хотя не подобает правоверному глядеть на неверных женщин, но глаза  Ниязджан-аги всё же созерцали невольниц. Да и что ему, старому, эти рабыни? Он и взял их для того чтобы поправить свои дела? Увезет же он их в Мехчагарон свой, что на Хисаре. Затем, в знаменитую Бухару, где продаются рабыни. Молодых женщин с волосами черными, и эту дерзкую, непокорную, что все рвется уйти в степь искать потерявшего сына - о всемогущий аллах единый и милосердный, вразуми слезливую и кроткую женщину, он хорошо продаст!

   - Мирак, женщин свяжи между собой, да к седлам. Мужчины, что в степи мне не нужны, старуху тоже убери, что за неё возьмешь, - меняясь в лице Ниязджан-ага тихо сказал, - да и чтобы было видно, что караван был ограблен.

   Жилистый старик Мирак, посвященный во все дела своего господина кивнул головой. Женщин связал и вышел из юрты, уводя с собой старушку.

   Прошло небольшое время, и от смутного и тревожного осознания, мать Трифона совершенно не думая о себе, а мыслила только о сыне, что будет с ним, оставшись в степи один. Она понимала, что разбойники из этой лощине будут бдительно охранять не только Бухарского старика, но и их. Если же человек стал разбойником, то, стало быть, для этого есть какая то особенная причина. Её это мало волновало, она думала, только о том, как найти сына.
 
   Освободившись от веревочных пут, она тихо выскользнула из юрты и остановилась как-бы пораженная присутствием людей и полумраком.

   Она стояла, тяжело дыша, и вопросительно глядела на старика и на мать, от которой он собирался избавиться, как и от мужчин, что остались в степи.

   Очевидно, старик соображал, как ему поступить и с этой дерзкой матерью, увести с собой или оставить, наконец, он решился и приказал:

   – Убейте её!..

   Эти слова были произнесены тюркском языке.

   Здесь в степи так не говорили, и было видно по всему, что этого человека боялись. …

   В этот момент старуха кинулась на него, завязавшийся борьба всех удивила. Всех притянул интерес, что какая-то старуха накинулась на Мирака, которого все боялись и как это она могла.

   – Беги дочка, беги, – закричала старушка. – Найди внука. …

   – Попробую… только бы удалось… - ответила она матери.

   И скрылась за юртой.

   Сумрак наступающего вечера быстро сменился мглою ночи.

   Все затихло, откуда-то издалека доносился лай собак.

   Даже свист летящих стрел стал тише, она остановилась, чтобы немного отдышатся, но что-то ее ударило в спину, она, вздохнув глубоко, обмякла, и упала.

   Наступила ночь.