Борис Александрович Ручьёв

Своеобразным завещанием поэта стали следующие строки из его «Песен о Магнит-горе»:

Если я умру без слова,
люди, будьте так добры,
отвезите гроб тесовый
до высот Магнит-горы.
Под утесом положите
и поставьте столб с доской:
«Похоронен старый житель
и строитель заводской…»

Борис Александрович Ручьев.

26 декабря 1937 года Ручьёв был арестован в Златоусте. На следствии, которое велось в Челябинске, было предъявлено обвинение в участии в Уральской контрреволюционной организации правых,приговорен к лишению свободы на 10 лет, с поражением в правах на 5 лет.
В октябре 1938 года был во Владивостокском пересыльном пункте Дальстроя. Свой срок заключения с 1938 по 1947 Ручьёв отбывал в Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерях НКВД СССР на Крайнем Севере — был в разных местах, в том числе и на «полюсе холода» в Оймяконе. В июне 1939 года прибыл в Магадан на пароходе «Джурма», затем забойщик на золотодобывающих приисках: Чагурье, осенью — Ягодное, зимой — Аннушка. В 1939—1940 годах: Обрыв (на Колыме), Тоскан, Лагтыхтах (жел. дорога), снова в Ягодное, Адыгалах. В 1941 году, после начала войны — на Эмтегейском участке. Здесь в сентябре получил ожоги при пожаре тайги. Лежал в лазарете на Кюбюменском участке, за три месяца преодолел острый кризисный период — заражение крови, едва избежав ампутации правой руки. Затем Усть-Нера. С 1943 года медфельдшер в Куйдусунском медпункте и Оймяконе. В 1945 году работал в Хандыге.
Несмотря на каторжный труд, неважное здоровье и гнетущее моральное состояние, в эти годы поэт не отложил перо: в ссылке им были созданы поэмы «Невидимка», «Прощание с молодостью» и цикл стихов «Красное солнышко». В лагерях поэт создал и незаконченную поэму «Полюс», повествующую о тяготах ссылки и опубликованную лишь после его смерти, в перестроечные годы.

Существует версия (в числе её приверженцев — писатель Виктор Астафьев и знаток блатного фольклора Фима Жиганец), что в местах заключения Борис Ручьёв создал текст знаменитого «гимна колымских зэка» — песни «Ванинский порт» . Некоторые исследователи не исключают, что именно магнитогорский поэт присутствовал при последних мгновениях жизни О. Э. Мандельштама. По понятным причинам, при жизни Ручьёва эти факты не были опубликованы.

Из дневников:

1941 г. С начала войны нас пригнали на Эмтегейский участок. Здесь в сентябре я получил ожоги. Лежал в лазарете на Кюбюменском участке. И далее приходилось жить только между Усть-Нерой и Хандыгой. После освобождения в 1947 г. -только Адыгалах до самого отъезда с Колымы.

Осип Мандельштам

Итак, первый пункт дьявольского маршрута - Владивосток. Вторая речка. Судя по записи в дневнике, Б.А.Ручьев находился здесь с октября 1938 по июнь 1939 годов. В 1991 году, когда отмечалось столетие со дня рождения О.Э.Мандельштама, были установлены дата его смерти и место захоронения. Он, как свидетельствует бывший узник ГУЛАГа Ю.И.Моисеенко в статье "Как умирал Осип Мандельштам" ("Известия", 1991, 23 февраля), скончался в лагере, на Второй речке, близ Владивостока "в конце декабря за несколько дней до Нового года». "Существует много легенд и небылиц о лагерной жизни Мандельштама, еще больше вымысла, от романтического до низменного. Уголовники среди ночи разбудили какого-то поэта Р., привели его, перепуганного к себе, там умирал Мандельштам, и поэт закрыл глаза поэту... "(Подчеркнуто мною - Л.Г.). Кто же этот поэт Р.? Не Ручьев ли? Почему не поверить этой легенде - ведь легенды рождаются не на пустом месте! Тем более (теперь мы знаем это точно!) Б.А.Ручьев в это самое время находился в том же пересыльном лагере на злополучной Второй речке. Лагерь назывался "Спец-пропускник- СВИТЛага", то есть Северо-Восточного исправительнотрудового лагеря НКВД (транзитная командировка), 6-ой километр, на Второй речке. Здесь подолгу узников не задерживали. На морских судах "Джурма" и "Дальстрой*, с четырехъярусными нарами в трюмах, размещали страдальцев. Семь суток плыли до бухты Ногаево, где тогда уже строили Магадан". Теперь можно себе воочию представить, что стояло за лаконичной записью Б.А.Ручьева в дневнике о Владивостоке, пересылке, Второй речке. Но возвратимся снова к дневниковым записям поэта. "В 1939 году меня привезли на "Джурме" на Колыму (из Владивостока), продержали неделю в колымской транзитке и днем привезли на Аннушку совсем одного и указали дорогу в лагерь".

Неписаные "законы" Колымы

В лагере, где оказался Борис Ручьев, царили свои "нравы" и "порядки", свои неписаные "законы" - произвол и беспредельщина. На особом положении находились уголовники, которые третировали "доходяг" - политических заключенных. Но об этом тоже расскажет сам поэт: "Когда нас, "врагов народа", привезли на Колыму, воры, бандиты, всякий уголовный рецидив, все приговоренные к "высшей мере" и помилованные Калининым, т.н. "бытовики", были поставлены нашими воспитателями в лагерях нарядчиками, старостами, бригадирами. Воспитывали они нас кулаками, матом, зуботычинами. А словесное воспитание сводилось к разговорам о том (почти всегда), что любой из нас возражал "воспитателям", выказывал в противоречие им свой ум, образованность и знания, и тогда обиженный этим блатной обычно лупил своего воспитуемого и наказывал: "Что ты меня учишь жить? Да ведь все, что ты знаешь, я уже давно...(нецензурное слово - Л.Г.) и забыл". Суровый и сдержанный рассказ о Колымском житье-бытье найдем мы в известной поэме Бориса Ручьева "Прощанье с юностью», созданной в 40-х годах в лагере без карандаша и листка бумаги - по памяти, имевшей до тридцати вариантов, записанной и опубликованной только после реабилитации поэта, в конце 50-х годов. Читатель, если даже незнаком с этим произведением, найдет его в собрании сочинений Б.А.Ручьева или любом другом его издании. Менее известна поэма "Полюс" (она опубликована мною только в 1988 году, через 15 лет после смерти поэта), тематически примыкающая к "Прощанью с юностью", жесткая, бескомпромиссная, предельно искренняя. В ней об обитателях лагеря одного из многочисленных "островов" невидимого и зловещего "Архипелага ГУЛАГа" Ручьев пишет с пронзительной болью и сарказмом:
За ограду жадным взором глядя,

получая хлеб за черный труд,

здесь - всея Руси великой - чада

самые бесстыжие живут:

воры всех сортов, мастей и наций,

у кого вся жизнь -  тюремный срок,

мастера поганых махинаций,

коршунье со всех больших дорог;

 шулеришки и антисемиты,

чьи мозги прожег заморский крап,

чьи тузы не в играх, в битвах биты,

зубы редки, руки - как у баб;

хищный сброд калек людеобразных,

вечно даром бравших хлеб и кров,

у которых даже рты, как язвы

от поганых, непотребных слов.

Все - кто волком рыскал по России,

сытой вошью ползал без забот...

Словом - перечислить всех не в силе,

Кто на этом острове живет.

"Что в людях страшного?" - спрашивал себя поэт и сам же отвечал: "Покорность своей судьбе, душевная глухота, равнодушие к красоте, к правде. Юность с этим мириться не могла". Возможно, эти мысли Ручьев развил бы и художественно обобщил в задуманной им на Севере, но так к ненаписанной поэме "Юноша". В дневнике встречается только лаконичная запись: "Юность. Протест". Несмотря на суровый быт, тяжелый изнурительный труд в забоях и рудниках, большая художественная внутренняя работа ни на минуту не прекращалась. Жизнь, пусть жестокая и несправедливая, давала Ручьеву богатый материал для будущих поэтических творений. Он копил, обобщал и запоминал этот материал, с интересом знакомился с историей и географией Колымы, традициями, обычаями, этнографией населяющих Север народностей. "Первый вопрос, который меня стал мучить на Колыме, когда я туда приехал (или меня привезли) и когда я оклемался от знакомства с нею и вошел во все подробности жизни того края (конечно, возможные), был такой: а зачем меня привезли на Колыму? Что в ней ценного для Родины? Зачем мое присутствие, как и сотен тысяч арестантов, здесь необходимо? Должен сказать, что этот вопрос, мучивший меня долгие годы... дал много ответов. Ибо не только с географией моего края я ознакомился, но и с историей его и с экономией, с военным значением (возможным)",- писал Борис Ручьев. Позднее в дневнике появится запись: "Колыма. Для меня Великая Отечественная война началась в 1937 году. Прииски Туманный, Одинокий, Ледяной, Ягодный. Озеро Джека Лондона. Танцующих хариусов..." Значит, Ручьев работал еще и на золотодобывающих приисках? Да, работал. Далее в дневнике цитируется созвучное поэту высказывание Л.Толстого: "Говорить и делать правду нужно всегда, даже в самых пустых делах не позволять себе лжи ". Этому принципу поэт стремился следовать неукоснительно. В поэме "Прощанья с юностью" образ рабочего города (Магнитогорска) неоднократно всплывает в сознании узника ГУЛАГа в самые тяжкие минуты его жизни:

Мы землю рыли, стены клали сами,

 но не бывало случая у нас,

чтоб и во сне - закрытыми глазами

не видели мы даже в этот час:

свой первый город, недоступный бурям,

Никем еще не виданный вовек,

весь - без церквей, без кабаков, без тюрем,

без нищих, без бандитов, без калек.