Я буду ждать на темной стороне. Книга 4. Глава 44

Утро началось как обычно. Исполненная самых лучших своих надежд, Евангелина думала, что её благостный настрой продлится как минимум ещё пару дней и все разрешится самой собой.

Так что начав понемногу привыкать к её компании, Драгомарецкий ещё долго не хотел это терять, выискивая любой повод побыть с ней подольше, если бы не ежесекундное вмешательство бабки, которая не хотела оставлять их друг с другом наедине.

Ему с лихвой удалось справиться с собственной застенчивостью, на которую Евангелина почти не обращала внимание, поглощенная собственными мыслями. Что не мешало Драгомарецкому воображать себе, будто они были парочкой, с радостью выполнял любую порученную ему работу, с полуслова выполняя все её требования и просьбы.

Едва с завтраком было покончено, оба тотчас приступили к мытью посуды, успев обсудить за это время привычки всех своих знакомых, обмениваясь впечатлениями о пережитом в первые дни обороны и восхваляя качества Терехова, единственного, кто рискнул тогда из их группы пополнить ряды добровольческого отряда, став на страже города, но не имея при этом никакого опыта в боевых действиях. Так что здорово тогда разговорившись с одногруппником, Евангелина поймала себя на мысли, что была бы не против побыть в таком изгнании подольше.

От одного только Новаковского не было никаких вестей. В лагере Теодора Шекспировича он числился как безвести пропавший. А где он был на самом деле, не знал никто. Кто-то утверждал, что его убрали свои за чересчур борзое поведение, кто-то был уверен, что Новаковский скорее всего попал в плен или того хуже, перешел на сторону врага и воевал в его рядах против бывших сослуживцев. В любом случае каким бы ни был настоящий расклад, старик продолжал ждать своего внука, чувствуя, что тот не мог так глупо погибнуть. Он жив, и держит путь домой.

Все изменилось ближе к двум часам дня. Потеряв бдительность, (молчавший телефон почти усыпил её бдительность), Евангелина собиралась выйти на балкон и позвонить Терехову, когда в комнату влетел перепуганный Драгомарецкий. Размахивая руками, он лепетал что-то несуразное, тщетно пытаясь справиться с охватившим его ужасом.

Ей с превеликим трудом удалось добиться от него более-менее вменяемого объяснения и причины, которая довела его до такого состояния. С трудом справившись с эмоциями и преодолев свой страх, Кирилл дрожащим голосом доложил ей, что Лисов обо всем узнал и прибудет сюда с минуту на минуту.

— Но как это произошло? Кто слил ему информацию? — недоумевала Евангелина, вспоминая, что никаких намеков на свое нынешнее местопребывания ему вроде не оставляла. Почему же он так быстро вышел на её координаты?

Чувствуя себя настоящим Иудой, предавшем самое драгоценное, Драгомарецкий поведал ей в двух словах, что накануне Лисов обзвонил всех своих одногруппником и знакомых, (за исключением тех, кто был на фронте), расспрашивая о ней. А когда очередь дошла до него, не в состоянии больше скрывать истинное положение вещей, (тот задавал ему вопросы в такой резкой форме, что у него вся душа ушла в пятки), он случайно обмолвился, выдав себя, а заодно и её.

По брошенным им пространным намекам Лисову было несложно понять, где она находилась, намереваясь скрыться от него. Только сам он, по всей видимости, оставлять её в покое явно не собирался.

— Что ты натворил! — вознегодовала Евангелина, боясь себе даже представить последствия его вторжения сюда.

Теперь ей в любом случае придется набрать своего кузена и во всем ему срочно сознаться. А потом и вовсе пригласить его к Драгомарецкому, чтобы он вмешался в конфликт и помог унять чересчур предприимчивого одногруппника.

Досадуя в глубине души, что все произошло именно так, а не иначе, Драгомарецкий тщетно пытался убедить её в том, что все будет хорошо и Лисов вряд ли сюда сунется, но смысл его слов как будто не доходил до её сознания. Даже наоборот, его заверения как будто её раздражали и она едва сдерживалась, чтобы не попросить его заткнуться.

Первым её желанием было все бросить и поскорее отсюда убраться, но вовремя вспомнив, что больше её нигде не ждут, Евангелина посвятила свое время обдумыванию того, что придется ей делать в случае появления здесь этого неадеквата, и как вести с ним переговоры, если он будет не намерен слушать все её доводы. Драгомарецкий тщетно пытался вернуть её былое расположение. И вместо того, чтобы принять меры предосторожности и сделать все возможное, лишь бы Лисов не проник на территорию двора, заламывая руки и падая перед Евангелиной на колени, он умолял простить его глупость и трусость.

Перепуганный парень ничего не мог с собой поделать, до ужаса опасаясь буйного одногруппника.

Вздыхая, Евангелина от бессилия пожала плечами в ответ, растерянно прислушиваясь к словам его извинений. Как знать, возможно Сильвестр был прав, называя Лисова последними словами и упрекая того чуть ли не в прямом взаимодействии с темными силами. Его нынешние  деяния подтверждали это на все сто.

Причитания Драгомарецкого закончились ровно с того момента, когда со стороны ворот послышался звук автомобильного двигателя, а потом через время кто-то постучался в калитку, не надеясь, однако, что ему быстро откроют.

Встрепенувшись, Евангелина подскочила к окну, отворачиваясь от причитавшего  Драгомарецкого. Увиденное её несколько ужаснуло, заставив содрогнуться. За воротами действительно стояла машина Лисова. Это был он и никто другой. Она не могла ошибиться. Эту машину она могла узнать из тысячи. Один только Драгомарецкий, не догадываясь, к чему все шло, по-прежнему продолжал причитать, заламывая руки и умоляя его простить, пока Евангелина не приказала ему подняться с пола и успокоиться.

Заметив, что ему не спешат отворять, Лисов бодренько перелез через невысокую стену, и в два счета оказавшись во дворе, настойчиво постучался в двери прихожей, словно намекая, что если ему сейчас не откроют, он высадит её извне, а потом расправится уже с теми, кто скрывался в помещении, решив сыграть с ним столь злую шутку.

— Разве можно быть таким настырным? — дрожа как осиновый лист, пролепетал Драгомарецкий, прислушиваясь к звукам выбиваемой ногами двери.

— Как бы сильно он не буянил, открывать ему мы все равно не станем, — заметно побледнев, отчеканила Евангелина, невольно раздумывая над своими дальнейшими действиями, если он и вправду вздумает  сюда прорваться.

Ей тоже было не по себе от всей этой кутерьмы, но контроль собственных эмоций давался теперь труднее. Меньше всего она хотела подставлять под удар посторонних людей, но по-другому пока не получалось. Теперь ей не было нужды объяснять в деталях любопытному одногруппнику, откуда появилась у неё на скуле эта весьма заметная ссадина.

— Мы сделаем вид, будто нас нет дома, — предложил ей Драгомарецкий, подходя к окну.

— Или никого не хотим видеть, — судорожно сглотнув, проронила Евангелина, с опаской покосившись на сотрясаемую под сильными ударами дверь. Лисов казалось не собирался угомоняться, пока окончательно не снесет с петель эту конструкцию.

— Какая бестактность…  — не выдержав, еле слышно проворчал Драгомарецкий, совсем пав духом под влиянием картины, внушавший ему настоящий ужас.

Нет, он, конечно, понимал, что эти двое из-за чего-то серьёзно поссорились, и теперь Евангелина не хотела его видеть, но все-таки это не давало Лисову повод вламываться в чужое жилье и разносить там все вхлам лишь потому, что подобный расклад дел не вписывался в его концепцию мира.

— Эй, есть там кто живой? А ну-ка открывайте! — не унимался Лисов, стараясь их запугать. — Я знаю, что ты здесь, так что скрыться от меня не получиться!

— Нам надо что-то предпринять, иначе он ворвется в прихожую! — обратилась к одногруппнику Евангелина, подталкивая его к более активным действиям.

С трудом пересилив свой страх, Драгомарецкий вооружился шваброй, и, продолжая прислушиваться к ругательствам Лисова, не оставлявшего попыток ворваться в дом и задать им хорошую трепку, осторожно подкрался к двери.

— Крепись, — пролепетал Кирилл, обращаясь к гостье и продолжая сжимать в руках свое импровизированное оружие. — Я уверен, это ненадолго. Он постоит здесь и скоро уйдет.

Вот только сама Евангелина, пережив похожий опыт в недалеком прошлом, а теперь прислушиваясь к звукам ударов, так не считала. К тому моменту Лисов разошелся до такой степени, что казалось, будто ещё немного, и несчастная створка в прихожей действительно слетит с петель.

Не зная, что и думать по такому поводу, но до последнего пытаясь избежать угрожавшей им обоим опасности, Евангелина поделилась с Драгомарецким собственными соображениями по этому поводу, переживая за сохранность его дома:

— Наверное нам придется ему открыть, иначе он выломает дверь.

— Тогда это сделаю я, — ответил Драгомарецкий, осторожно подходя к створке.

— Только держи себя в руках, — предупредила его Евангелина, переживая, как бы тот не натворил глупостей и не прибил Лисова этой шваброй прямо в помещении прихожей.

 
Она слышала, как он её звал, намекая на какие-то документы, которые она должна была ему вернуть, но продолжая игнорировать его намеки, Евангелина даже не думала идти ему на уступки, в очередной раз проявив строптивость. Она хотела, чтобы для начала с этими бумагами ознакомился Терехов, а там они бы решили, что делать с ними дальше и куда передавать подобную информацию. С этой целью она была вынуждена скрыть от Драгомарецкого истинную причину своего здесь появления, списав все на буйство Лисова, якобы перебравшего с алкоголем, а потом и вовсе сошедшего с ума на почве приема запрещенных веществ. Для Драгомарецкого было бы лучше, если все происходило именно так. В противном случае он бы сам сдал её Лисову, лишь не навлекать на себя неприятности.   

Накануне она хорошенько ознакомилась с содержимым этих документов. По факту, это было разрешение на выращивание медицинского канабиса в виде пронумерованных кустиков, но что на самом деле собирался выращивать под его видом Лисов, и действительно ли этот канабис был медицинским, оставалось только догадываться. Вот почему эти бумаги искал его родственник, привлекая к их перехвату посторонних людей, жертвовавших ради этой информации собственной жизнью.

Жаль, что теперь эти бумаги скорее всего сгорят в огне, потому что возвращать их в целости и сохранности Лисову она явно не собиралась.
Так и не сумев собственноручно выломать запертую изнутри дверь, Лисов бросился прочь из помещения, где наткнувшись в гараже на заточенный топор, вернулся обратно, проявив себя на выбранном поприще ещё тем искусным дровосеком. Осталось только уточнить, кто будет компенсировать Драгомарецкому расходы за нанесенный его имуществу материальный ущерб.

— Вызови ему такси, пусть катиться в аэропорт! — попросил Кирилл Евангелину, всерьёз переживая за собственную шкуру.

— … которого уже нет, — возразила она, только сейчас вспомнив, в какие руины превратилось тамошнее здание после прилета, включая поврежденную взлетную полосу. 

— Тогда пусть идет к себе домой! — вознегодовал Драгомарецкий, меньше всего расположенный сейчас к переговорам со спятившим на почве ревности одногруппником.

И пока они спорили между собой, выбирая способ нейтрализации столь эксцентричной особы, отбросив тем временем ставший ему ненужным топор, Лисов снова выбежал на улицу, где наткнувшись на гору брошенной плитки, которой бабка Драгомарецкого планировала выложить территорию двора, подхватил одну из них, и хорошенько ею размахнувшись, запустил прямо в окно комнаты, где находились Евангелина с Драгомарецким.

Устремившись вперед, кусок плитки влетел в стекло, разнеся вдребезги окно вместе с рамой, после чего врезавшись в стенку шкафа, раскололся надвое. В следующий момент осколки стекла посыпались на пол; Евангелина с Драгомарецким едва успели отскочить в сторону, спасаясь бегством от новой напасти.

— Когда он уже угомонится! — вырвалось у неё, стоило им покинуть эту комнату задолго до попадания сюда второго куска плитки.

— Думаю, тебе стоит к нему спуститься и по-хорошему с ним поговорить, пока он не разбил мне все окна, — спрятавшись под стол, испуганно проронил Драгомарецкий, ища взглядом швабру, которую выронил из рук во время падения.

— Об этом не может быть и речи, — отрицательно кивнула Евангелина, уворачиваясь от самой возможности переговоров.

— Тогда мы не жильцы на этом свете, — вторил он, не понимая, почему она не хочет оказать ему услугу и завершить конфликт хотя бы на такой ноте.

В конце концов, какой серьёзной бы ни была ссора этих двоих, становиться третьим разводящим ему не очень-то хотелось. Драгомарецкий заранее прикидывал в уме, как оглушить Лисова шваброй, прежде чем тот удосужится добраться до него своим топором. А теперь она, по идее, была уже не нужна, стоило ему услышать, как тот возится во дворе с плиткой, швыряя её по окнам, словно заранее задавшись целью разнести вхлам все рамы, чудом не пробив ею чью-то башку.    

На мгновение в доме воцарилась тишина. Разбив все окна, Лисов сделал небольшую передышку. Воспользовавшись этим моментом, чтобы поменять место своей нынешней дислокации, Драгомарецкий выбрался из-под стола, где все это время прятался от летевших в его сторону осколков стекла.

Перехватив взгляд оцепеневшей от страха Евангелины, которая застыв напротив разбитого окна, следила оттуда за происходящим во дворе, Кирилл подошел к ней поближе, чтобы собственными глазами оценить нанесенный ему одногруппником ущерб.

Правда то, что удалось ему там увидеть, не сильно его обрадовало.
Вытащив из гаража пару старых автомобильных покрышек, Лисов внезапно бросил их посреди двора, и, облив их сверху бензином, поджег эту гору с помощью зажигалки. Спустя пару минут от загоревшихся покрышек в сторону дома повалил черный непроницаемый дым, словно недалеко от них загорелась нефтебаза.

С трудом сладив с вновь охватившим его чувством страха, Драгомарецкий хотел было выскочить во двор, чтобы потушить огонь при помощи огнетушителя, однако едва этот прибор был найден в кладовой, обнаружилось, что там не было пены, либо она закончилась изначально. Ему не оставалось ничего другого, кроме как взяв себя в руки, броситься на поиски других вещей, которыми можно было перебить доступ кислорода к огню, а перед этим успеть вызвать полицию. Сам он справиться с Лисовыми был не в состоянии. Когда бросившись приводить в действие свою месть, Кирилл испустил протяжный вопль, ударяя себя ладонью по лбу.

— Ну, что там ещё? — осведомилась у него Евангелина, неохотно отвлекаясь от созерцания устроенного Лисовым во дворе костра. 

— Ты не будешь ругаться? — взмолился Драгомарецкий, раскашлявшись из-за дыма, заходившего к ним дом прямо через разбитые окна.

— А что произошло? 

— Я перепутал номера! И вместо полиции вызвал газовщиков! Сейчас они должны приехать… 

— Спасибо, хоть не психушку, — процедила Евангелина, хватаясь за собственный телефон. — Хотя кое-кому она бы сейчас точно не помешала, — покосилась она в сторону хазяйничевшего в чужом дворе на свой лад Лисова.

В сложившейся обстановке у неё не оставалось другого выбора, кроме как набрать номер Терехова и вызвать его сюда вместе с его сослуживцами. Он был единственным, кто мог остановить это безумие и погасить конфликт. Только теперь Евангелина поняла, что натворила, вовлекая в их личные с Лисовым разборки третьих лиц. Чем все могло закончиться при таком раскладе, оставалось лишь догадываться. Впрочем, другого выбора у неё не оставалось. Этого типа надо было остановить, пока он окончательно не разнес здесь все в щепки. Драгомарецкий не заслуживал подобной развязки финала.   

Полюбовавшись проделанной работой, Лисов снова вооружился своим любимым топором, и, загоревшись желанием во что бы то ни стало отомстить одногруппнику, укрывавшем у себя его зазнобу, опять побежал в сторону дома, толкая дверь и вваливаясь в уже опустевшее помещение. Задолго до его вторжения Евангелина с Драгомарецким спустились на первый этаж, дабы не задохнуться в дыму. Кашляя, они выбрались во двор через разбитое окно, подыскивая для себя укрытие снаружи.

Порыскав по дому, однако так и не обнаружив нигде этих беглецов, Лисов бросился изгонять свой гнев на мебели, порубав на куски письменный стол Драгомарецкого со всем его содержимым. Чуть позже он проделал все то же самое с его диваном и полками, где хранились книги, после чего вывалив из шкафа все его барахло, тотчас облил его бензином, бросая туда зажженную спичку и наблюдая за тем, как пламя медленно пожирает вещи его одногруппника.

Спустя время загорелась плазма, а потом огонь перекинулся на шторы, распространившись по комнате с такой скоростью, что остановить его было уже невозможно.

Пока Евангелина стояла во дворе и наблюдала за рвущимся из дома пламенем, где до сих пор оставался этот неадекват, откуда он мог и не выйти, вдоволь наглотавшись дыма, в её голове тем временем зазвучал отрывок его давнего признания:

«… однажды я достал из общей стопки шкафа пару «химий» и «физик», и, поднеся к ним пламя зажигалки, швырнул горящие учебники на пол, — получился хороший костер. Через время я подкинул туда еще парочку «физик»...»

Теперь она вспомнила все, перестав вскоре удивляться чему-либо вообще. Подобная склонность была в нем всегда, только сама она начала почему-то замечать это за ним сравнительно недавно.

Сейчас происходила похожая ситуация, но обретшая более масштабные формы. Как будто он специально преследовал цель погибнуть в огне, с детства проявив особую склонность к непроизвольному поджогу чего-либо. И пока Евангелина, спрятавшись за стеной гаража, думала-гадала, выберется он из дому или нет, и не нуждался ли он в помощи, Лисов, тем временем, «развлекался» как мог, наслаждаясь вынужденным одиночеством в доме Драгомарецкого.


Эти двое отказывались составить ему компанию, плевать! Ничего, он найдет способ развлечь себя самостоятельно.   
Разбив кочергой телевизор, довольно скоро он добрался до книжного шкафа в гостиной, откуда вывалив все книги, которые семейство Драгомарецких собирало на протяжении десяти лет, швырнул все это добро в кучу и моментально поджег, не собираясь на этом останавливаться.

Погрев для вида руки напротив вспыхнувшего костра, он ворвался на кухню, где было не так много дыма, и, отыскав накануне в кладовой гвоздодер, принялся разносить им все к чертям собачьим, смакуя этот акт вандализма с таким упоением, словно ему доставляло удовольствие уничтожать чужое имущество. И едва с кухней было покончено, окинув зловещим взором помещение, где уже во всю бушевало пламя, Лисов выскочил с гвоздодером на улицу, надеясь встретиться там лицом к лицу с Драгомарецким и как следует начистить ему черпак.   

Тем временем часть искр костра, устроенного им во дворе, попала каким-то образом на соседний участок, где перекинувшись на телеграфные провода, огонь нанес ущерб сети, обеспечивающей электричеством дома всего квартала.

Намереваясь потушить костер, пока тот не перекинулся на гараж, Драгомарецкий бросился к колодцу, чтобы набрать оттуда воды. Однако стоило ему преодолеть первые десять шагов своего пути, как он едва не налетел на электрокар, за рулем которого сидел Лисов, снеся машиной ворота.

Евангелина с ужасом следила за этим инцидентом, стараясь не обнаружить своего укрытия. Чудом избежав столкновения, Драгомарецкий что есть духу помчался на улицу. Выехав на тротуар, Лисов погнался за ним, взяв такую скорость, что почувствовав вскоре поясницей дыхание его авто, Кирилл был вынужден отскочить в сторону, спасая свою жизнь, пока у него была такая возможность.

— Баба с мольберта, кисточке легче, — переведя дух, проронил Драгомарецкий, провожая взглядом исчезнувший с поля его зрения электрокар.

Надеясь скрыться от буйного одногруппника в одном из соседних дворов, он наткнулся по дороге на свою бабку, однако стоило ему броситься к ней на помощь, как в следующий момент на них выскочил из ниоткуда знакомый ему автомобиль. Пережив мощное потрясение при виде мчавшегося в их сторону авто, старушка чуть не померла прямо на руках у своего внука.

Промахнувшись, Лисов наехал на клумбу. Этот участок также являлся частной собственностью семейства Драгомарецких. Не на шутку осерчав от такого отпора, Лисов спокойно ездил по этой территории, нарочно выкорчевывая колесами авто молодые деревца и кусты. Застыв напротив стеклянной калитки, тихая словно растение, старушка боялась даже лишний раз пошевелиться, прислушиваясь к звукам погрома. Что же касается её внука, то успев справиться за это время с собственным страхом, Драгомарецкий отобрал у бабки клюку и быстро покинул свое укрытие.  Покончив с погромом палисадника, Лисов снова развернул машину в сторону одногруппника, когда приблизившись к его авто, Драгомарецкий сделал ему замечание:
 
— Ты что творишь?! Нельзя же наезжать так на людей!

— Еще раз тронешь машину, падла, и тебе конец! — крикнул он ему в ответ, нажимая на газ.

Окончательно разозлившись, Драгомарецкий размахнулся старушкиной клюкой, и, стремясь отплатить тому за все пережитые накануне насмешки, кокнул ею передний фонарь электрокара. Несложно было себе представить, что последовало дальше.


Уронив с перепуга клюку, и подозревая, что теперь ему не уйти от гнева Лисова, Драгомарецкий помчался куда глаза глядя, стремясь укрыться от него в лесопосадке. Задавшись целью размазать одногруппника по асфальту, Лисов помчался за ним во всю прыть, пока тот не соизволил свернуть с шоссе, бросаясь в сторону лесопосадки.

Потеряв сцепление с дорогой, Лисов наехал на пенек, и здорово приложившись головой о стекло, вскоре обнаружил, что не состоянии  отсюда выехать, надолго увязнув в этом бору. Машина оказалась поврежденной и не могла больше функционировать в полную силу как раньше. Как не нажимал Лисов на газ, стремясь выбраться, у него ничего не получалось. Машина увязла между деревьями, хоть тресни. Там-то его и задержал добровольческий отряд во главе с вовремя подоспевшим Тереховым.

— Ай, больно же! — взбрыкнул Лисов, когда вытащив его из машины, ребята надели на него наручники. — Куда вы меня тащите?

Вместо ответа один из солдат бесцеремонно толкнул его в сторону «бобика» с зарешетчанными окнами.

— Снимите с меня наручники! Что за бред вообще? — возмутился Лисов, не особо сопротивляясь, ведь в противном случае его могли запросто воткнуть лицом в землю, а лишний раз вдыхать пыль не хотелось. — Ребят, что здесь происходит? Где мой адвокат вообще?

— Наконец задержали этого сукина сына! — обрадовался Терехов, обращаясь к подоспевшей к нему кузине. — Думали не успеем. А все благодаря тебе! 

Переживая в этот момент самые противоречивые чувства: начиная от страха потерять этого неадеквата во время безумной поездки, заканчивая ощущением нахлынувшего на неё облегчения, когда она увидела, что он остался в живых, получив незначительные ушибы, Евангелина не знала, как ей следовало правильно отреагировать на эту новость. Только сейчас заметив её присутствие, он невольно осклабился, замаскировав внутреннее негодование её поступком за насмешкой:

— А ты оказывается, та ещё девочка! Ты «люби» её, ухаживай за ней, а она тебя так подставляет …

Он был уверен, что без её вмешательства здесь дело не обошлось. Пристально следя за ним, но не решаясь подойти к нему близко, Евангелина хотела было ему возразить, когда Терехов сделал ей знак помолчать, после чего повернувшись к притихшему Лисову, сделал ему замечание:

— Потом не удивляйся, когда в аду тебе ложки воды никто не подаст. 

Невольно вздрогнув от его слов, он подался слегка вперед, торжественно улыбаясь при этом.

— Если бы не она, — подмигнул он в сторону вспыхнувшей и потупившей взор Евангелины, — я бы красил сейчас вашей кровью заборы...
 
Удержавшись от того, чтобы не заехать ему в челюсть, и попробовать его, таким образом, заткнуть, Терехов снова повернулся к кузине, окидывая его вопросительным взглядом. Казалось, он сам не узнавал своего одногруппника. Раньше он был совсем другим. Неужели это Евангелина сделала его таким? Но как бы там ни было на самом деле, сейчас Лисов вел себя по-другому. Прищемили падле хвост… Вот как запел!

— Будем надеяться, что я отделаюсь исправительными работами, — бросил тот, прежде чем позволить сослуживцам Терехова увести его с места событий.

Кажется, он даже не пытался перед ним оправдываться, считая свои действия правильными и истинными. О побеге не могло быть и речи.

Окруженный тремя робособаками, безоружный Лисов все равно бы далеко не убежал, даже если бы и рискнул совершить подобную глупость, лишь усугубляя свое положение.

— Если что, будешь носить мне передачки, — это было адресовано уже самой Евангелине, которая уставившись на его слегка запачканное сажей лицо, не нашлась, что сказать, все ещё находясь под впечатлением этой истории.

Поправив свою немного опаленную челку, Лисов заговорщически подмигнул той, с которой у него так и не вышло сегодня переговорить и добыть бумаги, перехватывая её растерянный взгляд. Кажется, он искренне недоумевал с её переживаний; каких-то пару минут назад она была не против, чтобы он сгинул в огне. Так ему, по крайней мере, тогда казалось.

— Что же теперь с ним будет? — осведомилась Евангелина у своего кузена, как только её любовнику скрутили руки и под надзором конвоя в виде все тех же робособак потащили к машине.

Терехов лишь развел руками в ответ, стараясь не углубляться в эту тему.
— «Что будет, что будет»… — вздохнул он, провожая его взглядом. — На зоне люди тоже нужны. Рукавицы шить и лес валить тоже кому-то надо. Тем более свои навыки по работе с топором он уже продемонстрировал, — не удержавшись, парень снизошел к иронии, не заметив, как побледнела его кузина, всегда имевшая слабость к этому типу. — А если его вина не будет доказана и он окажется на свободе, то его добьют уже свои.


Замолчав, с той минуты он не проронил больше ни слова. И подозревая, что она не сможет добиться от него ничего другого, кроме очередного насмешливого замечания, Евангелина подошла к Драгомарецкому, чья бабка была едва от пережитого стресса.

— Будем надеяться, что задержание пойдет ему на пользу, — молвил он, обращаясь к одногруппнице, чья появление не принесло ему облегчения; мало того, он считал её главной зачинщицей данного беспредела, — и Лисов перестанет себя так дерзко вести.

Закатив глаза, Евангелина еле слышно выдохнула в ответ, скептически поджимая губы.   

— Он не извлекает уроков, — отрицательно кивнула она, заранее снимая с себя всю вину за происшедшее. — Он просто творит, что хочет и получает от этого удовольствие.

Её немного напрягало то, что Лисов сдался сегодня практически без боя, принимая свое задержание как данность. Словно на этом его история не заканчивалась и приготовив для них очередной «сюрприз», ждал определенного часа, чтобы совершить возмездие. 

Книга 4. Глава 45

http://proza.ru/2024/01/03/1033