С Кем Вечер Провести

                Пролог


С кем бы я хотела вечер провести…


Признаться, мне ведь не со всеми хочется провести душевный вечер, в сущности, не так уж и много их – душевно близких. Согласны были бы они со мной встретиться… Думаю, скорей всего это было бы им любопытно. И дело совершенно не во мне, любопытно было бы им посмотреть какая сегодня жизнь, время-то совершенно другое. Шутка ли сказать, столетие минуло. Я бы с радостью приняла такое приглашение. Надеюсь, и они примут, а я, в свою очередь, постараюсь быть им тоже интересна. Люди разные и чувства вызывают разные…



                I


Представьте двадцатые годы прошлого века, время эмиграции, многие, покидая родину, уехали в Париж, по-разному у каждого складывалась судьба, мало кто из них продолжал жить в роскоши и носить броши Фаберже, как когда-то в России...

Возьмем, к примеру, княгиню Зинаиду Николаевну Юсупову, какие у неё были несметные богатства, одно из её изумительных украшений – это знаменитая низка жемчуга в триста крупных зёрен с огромной жемчужной – слезой Пелегриной. На портрете кисти известного Русского художника В. Серова, она сидит в интерьере своего изысканного Петербургского дворца, как раз в этом уникальном украшении, перекинутом через плечо.

Вот, её, эту блистательную красавицу Петербурга, я бы пригласила княгиню Юсупову, которую при дворе называли не иначе, как Сияние. Представить невозможно с какой нежностью и необычайной трогательностью её сын, Князь Феликс Юсупов писал о ней в своих воспоминаниях:

“Матушка была восхитительна. Высока, тонка, изящна, смугла и черноволоса, с блестящими, как звезды, глазами. Умна, образованна, добра. Благотворительность была одной из главных потребностей её души. Чарам её никто не мог противиться.”

Единственная наследница громадного состояния, княжна Юсупова была самой завидной невестой России…

Что вы думаете, ей было бы интересно прийти ко мне на ужин, поговорить со мной о новом, неведомом ей времени… Не знаете…

Я, во всяком случае, была бы счастлива, если бы она приняла моё приглашение.

Подумайте только, как бы она удивилась каким простым и неприметным стал этот новый современный мир. На месте французского ресторана на Кузнецком с известным поваром Транкиля Ярд, сегодня американский Макдональд на каждом углу с быстрым самообслуживанием.

А вместо малинового бархата с золотым шитьём, предметами мебели из её дворца, сегодня гордость русского интерьера шведская Йкея, обтянутая серой мешковиной. Свинченные детали ручной сборки, вместо маркетри, мозаики из шпона разных пород дерева…

Давно ушли в придание и Андре Шарль Буль - королевский мастер, инкрустировавший различные экзотические материалы; слоновую кость, металл, панцирь черепахи и чёрное дерево и английский дизайнер высокой мебели Том Чиппендель. Мне было бы очень приятно провести с ней вечер, и кажется, она не была бы взыскательна, скорее доброжелательна, ведь она много средств и внимания отдавала благотворительности.

Я бы приготовила изысканный лёгкий ужин, на французский манер, элегантно сервировала бы стол со свежими цветами, помню, как много значили для неё цветы, как много времени она им уделяла, изумительно, когда в доме много белых цветов, они поднимают настроение и играют не последнюю роль в интерьере.

И ещё много общего с моей душой я подметила в её характере, неспроста мы родились под одним созвездием и, несмотря на разницу веков, нас объединяет похожее чувство красоты и душевное сострадание.

Поэтому, в тёплый осенний вечер, ближе к нашему общему дню рождения, я непременно приглашу её – эту красавицу, аристократку, Зинаиду Николаевну Юсупову, а уж примет ли она моё приглашение…


               
                II


И опять Париж, приют русской эмиграции, здесь, в свои шестьдесят с лишним лет, к нему пришла заслуженная мировая слава. Его изысканная литература соткана из кружев интимной лирики, из глубокой проникновенности и душевном касании с природой, с нежным дыханием осени и только его неповторимое тончайшее соединение чувств и страстей.

Художник такого высокого стиля не мог быть недооцененным в России, он заслуженно получил две Пушкинские премии и звание почётного академика изящной словесности Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук. Его литературные заслуги не были препятствием к эмиграции, а неспокойное время погромов и насилия, побудило покинуть Россию в 1920 году и эмигрировать во Францию.

Так что здесь, на чужбине, спустя тридцать с лишним лет, он нашёл свой покой, на том же знаменитом кладбище, где и княгиня Юсупова, на кладбище Sainte-Genevi;ve-des-Bois (Сент-Женевьев-де-Буа).

В него я влюбилась ещё тогда, когда глаза мои были синие, как сапфиры и в кольцах золотых кружилась голова… Я не читала его рассказы, нет, я влюблялась в каждое предложение и впитывала каждое слово, и держала его на кончике языка, как шоколадку, и потом ещё долго помнила моя душа вкус каждой страницы, тончайшее сплетение трогательных рассказов.

Я завидовала тем, с кем он общался и больше всего тем, кому ещё только предстоит с ним познакомиться. И если он кому-то будет безразличен, то безразличным станет и моей душе. Завидовала и ревновала ко всем героиням, о которых он писал, чувствовала, как он их любил. Мне нравились его говорящие прозрачно-зелёные глаза, в них было море чувств и не влюбиться в него было невозможно.

Случайно так получилось, что он тоже моего знака зодиака и, может быть поэтому, его душа с моей, словно повенчаны… Я бы его несомненно пригласила в свои Тёмные Аллеи и до такой тонкости продумала бы ужин, чтобы увидеть то в его глазах, отчего хочется в них тонуть…

И из Чистого понедельника я не ушла бы в монастырь, я бы купалась в лучах его влюблённых глаз, и про Лёгкое дыхание не забуду, обещаю и походку, и дыхание… всё обещаю, только приходите ко мне в Аллеи…


В Аллеи Тёмные цветущего жасмина,
На дно бокала крестик опущу,
По настоянию святого Серафима
И крестик Ваш, и лик я освящу,

И ужин приготовлю в честь рожденья,
И стол торжественный накрою,
И васильков, само смирение,
Соединю с изысканной едою.


И ужин был бы действительно изысканным, у Бунина ведь не бывает незамеченных мелочей, он бы обратил внимание даже на цвет смиренных васильков и, если они к вечеру поблёкнут, я их подкрашу, и свечу поставлю ровненько, чтобы плакала от радости, что для него плавится, и салфетка возле его тарелки должна дрожать от счастья, когда в его руках сомнётся.

Так что дорогой Иван Алексеевич, милости просим в мои Тёмные Аллеи…



                III


Так как трогает мою душу музыка, пожалуй, что ни что другое, так не ложится, так не грустит со мной и так не плачет ... Музыка приникает в каждую клеточку, заполняя их особым смешанным ароматом и этот аромат из глубины души поднимается и останавливается в горле, и слёзы счастья душат, как непередаваемая боль, замешанная на счастье…

Нет, конечно, не вся музыка так трогает и так волнует, не от каждой дрожь бежит по телу, но когда ты чувствуешь эту необъяснимую любовь, ты непроизвольно влюбляешься в композитора… А, если он, ещё красив, блондин голубоглазый, то о сопернице, конечно, и слышать ничего не хочешь…

Жорж Санд меня заведомо раздражала. Не оценила она счастья своего, Богом дарованного, таланта его и тонкости духовной, такого необычайно одарённого, обаятельного романтика с изысканными манерами, с чутким сердцем и волшебно-нервными пальцами. И то, что он был болен, так моя любовь к нему ещё только нежней была бы, как примешанное сострадание с долей материнства.

Я сделала бы всё, чтоб облегчить его страдания и уж от Лондона-то, конечно, уберечь смогла бы, чтобы типично Лондонский климат, не стал бы причиной его последнего концерта…

Какие же короткие годы Шопену отпустили небеса… Недаром говорят: Бог приглашает лучших… Но как долго позволил Господь нам наслаждаться его волшебной музыкой… И даря столь щедро свой талант, сам так никогда и не испытал настоящего счастья, чувства обоюдной трепетной любви.

Великий польский композитор, Фредерик Шопен, вдохновенный лирик, он был настолько сам эмоционален, что мог расплакаться, слушая свою трепетную мелодию, берущую за душу. Вот так же и меня его музыка берёт за душу, и я плачу, слушая его ноктюрн…

Впереди не так много времени, впереди Париж, первый сольный фортепианный концерт…, успех моментальный. И это уже навсегда, навсегда в наших сердцах восхищение его трогательной музыкой, невозможно не влюбиться в нежность его чудесных лирических ноктюрнов. Так же невозможно не загрустить об ушедшем временим ярких мазурок… Было бы ему интересно, что почти двести лет тому назад, написанные им воздушные вальсы влекут и уносят в любовь… Посмотрим…

В своем уютном небольшом музыкальном салоне мне захотелось объединить два поколения, пригласить Фредерика Шопена, в веках прославленного утонченно – романтического музыканта и Святослава Рихтера, выдающегося музыканта нашего времени, человека высочайшего интеллекта, огромной щедрости таланта и уникальной скромности, которого я люблю и ценю. Только вот волнуюсь, Рихтер настолько застенчивый, что, увидев Шопена, растеряется от неожиданной возможности встречи с мечтой.

Я же пристроюсь в нише, с приглушённым светом, Шопен не любил яркое освещение.


Душа моя в блаженстве будет плакать,
А радость наслажденья тихо спорить,
Пойду за ним в осенний дождь и в слякоть,
Я не позволю радости с душой меня поссорить.

В далёком уголке нетлеющей свечи,
Лиловым бархатом, обтянутым салона,
Слышна мелодия кочующей души
И католическая плакала икона.


Ему было всего тридцать девять лет, когда сердце его перестало биться и навеки осталось в Варшаве, в колонне Варшавского костёла Святого Креста. Душа покоится на кладбище Пер-Лашез (P;re Lachaise) и лишь Версаль (Ch;teau de Versailles) отделяет кладбище Сент-Женевьев-де-Буа (Sainte-Genevi;ve-des-Bois), где нашли покой мои предыдущие любимые гости, с которыми, вы помните, я провела незабываемые душевные вечера…


Кладбище – место для душевных встреч и с запредельной мыслью бесед с писателями, музыкантами и художниками, а те, которые не имеют такой возможности, как я, пригласить к себе в гости великого, тончайшей души композитора, приезжают к нему, в Париж, соединиться с воздухом его бессмертной души…