записки из госпиталя 2

Идет второй год спецоперации. Приграничье держится. Помогаем фронту чем можем. Ходим с дочкой в госпиталь, иногда возвращаюсь к дневнику.
МАМА, Я 300
В палате лежит пулеметчик, нога ампутирована, но главная проблема не в этом - сильно побит осколками живот, его штопают, что-то идет не так, опять оперируют, швы периодически расходятся. В общем лежит так долго, что уже становится местным жителем. Не знаю, везли бы его в другие госпиталя будь он не Шторм Z или так бы тут и оперировали, не известно, но он кашник и поэтому точно будет лежать у нас. Пара недель — ходим, кормим, Катя носит ему чай и кофе, уже знает какие у него пристрастия, что сластить, что солить. Он обрастает какими-то неизвестным образом появляющимися в палате вещами в виде чайничков, подставок под мобильник, книжек, какими-то коробочками, короче человек обживается. К нему в палату часто заходят однополчане и вроде кажется, что уже так все друг к другу привыкли, что я не думала, что он сможет так меня удивить. Захожу в палату, как всегда бегом, а он начинает ворчать, что всегда бежим, не поговорим с ним, все его бросили, ну в ту пору действительно все было бегом — народа много, а рук помогать мало, приходилось реально бегать. В общем пристыдил меня - поправила ему все простыни и подушки, вытряхнула все крошки из кровати, и тут он решил поделиться со мной видюшками, которые ему прислали откуда-то ребята — одно видео было про «Леху из окопа», ну когда парень выбрасывал гранаты, которые кидали ему в окоп, не знаю точно ли так звали того бойца, но поначалу видео так и звали «Леха из окопа». А вторым видео он открывает файл и с экрана на меня смотрит Катя, но только в белой футболке с надписью «Своих не бросаем», которую носила еще летом прошлого года; показывает он мне ее и хвастается, как хорошо девчонка поет, и что ему это видео из-за ленточки только сегодня переслали. Я в легком шоке, Катя с чашкой стоит у него за спиной — она как раз принесла ему заказанный им чай с печенькой — говорю «ты голову-то подними» (а он лежачий, шевелиться после очередного расхождения швов ему врач вообще запретил), поднимает, говорит, «о, Катюха чай принесла», говорю - «ты вообще нормальный? Она тебе никого не напоминает?», а видео так и работает — Катя поет с экрана, а он так и не может понять, что это один и тот же ребенок, только в разных футболках. Оказывается, он слышал, как мы поем — палата не так и далеко от душевой, где мы стрижем под песни, но он думал, что это у кого-то запись. Ну и чувствовал себя видимо не очень хорошо, что б что-то анализировать. Спросил, есть ли у Кати какие еще записи. Знаю, что потом звонил маме домой, разговаривал, рассказывал про нас, пришлось подходить, здороваться. Это всегда так неудобно и неловко, выслушивать какие-то слова благодарности от матерей, чьи дети лежат у нас без рук, без ног — это очень тяжело для меня, но бойцы зовут и надо улыбаться и махать очередной маме ручкой — мол «все у нас хорошо, сын жив, а это главное. Остальное наладится». Сначала маме, а потом, видимо друзьям, он раскидывал запись песни «Мама я 300». Зашла песня, поправляйся — триста не двести.

РАНЫ НА СЕРДЦЕ
 Весна, все поет. Приготовили пирожки, ведерко салата, передали; с посыльным едет дальше за ленточку, ребята в ответку присылают «спасибо» — молодые веселые лица, пишут, как все вкусно и здорово.  А потом известие — погибли почти всем составом. Это последнее застолье, которому они успели в жизни порадоваться. Такая боль, что руки опускаются. И как же дико звучит после такого чей-то вопрос, зачем вы их балуете плюшками- печенюшками, надо технику покупать, а не пироги печь. Согласна, надо, но когда понимаешь, что технику не потянуть, а пирожков отвезти можем, и для кого-то это последние пирожки будут, то, как тут не баловать. Жизнь такая короткая, а мы можем в нее добавить какие-то маленькие радости. Это не поменяет ситуацию на фронте, но это сделает чей-то день менее серым.
Лето. Ребята загадочно спрашивают, когда мы с Катей освобождаемся, мы пытаемся им объяснить, что мы не работники госпиталя, поэтому нет понятия, когда освобождаемся, т. к. работу сами себе находим, вроде согласились, но на следующий день подходят с вопросом, когда можем спуститься вниз, что там что-то срочное. Заканчиваю стрижку, отряхиваюсь от воды, идем вниз, на улицу — благо на улице тепло и можно выходить в мокрой одежде. А после мытья голов у не одного десятка бойцов я как всегда мокрая практически с головы до ног, т. к. шланг в душевой опять брызгается, а я все забываю принести новый и поменять. Я технарь, мне не сложно — главное не забыть. Ну так спускаемся вниз, а там нас ждет компания бойцов с двумя огромными букетами роз — белыми для Кати и розовыми для меня. К ребятам приехали родственники — шутки, смех, фотографируемся. Это как раз та компания, которая отдала Кате кепку соседа по палате, и он сам тоже там, к нему приехали родные. Катя видит маленького мальчишке и понимает, что лучше бы эту кепку отдал отец сынишке, подходит ко мне и говорит на ухо - «мам, если я отдам один из шевронов, что на мне сейчас, этому мальчику, ведь боец, который мне его подарил, он бы не обиделся на меня, что я не сберегла его шеврон? Ведь мальчику тоже нужно что-то на память о госпитале, куда он к папе приезжал?». Конечно, боец не обиделся бы. Почему это вспомнилось? Ребята подлечились, встали на ноги и ушли обратно. Из той компании остался в живых один. Выходил недавно на связь. У нас был вечер у него 4 утра, взрослый мужчина плакал - он поминал друзей, а поделится дома видимо было не с кем, и он стал звонить Кате, как человеку, который все выслушает и поймет, стал рассказывать, как погибали все те ребята, с которыми мы тогда фотографировались. Я что-то почувствовала, поднялась к ней... Потом по телефону разговаривала уже я, а Катя лежала в кровати и плакала, какая жизнь несправедливая и какие они были все хорошие. Так что парней оплакивали тогда не только их родные и друзья где-то далеко на Дальнем Востоке, но и девочка Катя в далеком от них Белгороде. Таких воспоминаний много и это раны, пока они еще не затянулись, когда-нибудь потом, эти раны станут шрамами, но останутся на сердце навсегда. Пока они еще кровоточат.

ОТПУСК ВОЛОНТЕРА
Лето 2022 - середина августа, и я понимаю, что за все лето Катя не успела ни загореть, ни искупаться, т. к. все светлое время суток мы проводим в помещении госпиталя. Ловлю себя на мысли, что дочка похудела, что я плохая мать, так испортила девочке лето. Советуемся с мужем. На подъем мы всегда были легки, поэтому день на сборы, и мы с палаткой уже на Должанской косе. Телефон в руках — поэтому, следим, что происходит дома; можно видеть боевые корабли, стоящие на рейде перед Ейском, вертолеты, улетающие в сторону украинского еще берега и возвращающиеся с заданий домой. Море, купаемся. А на берег, после ночных стрельб выкидывает дельфинят, видимо взрослые дельфины могут как-то пережить такой грохот, а только родившиеся не могут пережить такое не природное явление, как война. Война не отпускает и тут. Короче продержались мы там дней пять, потом пришли вести, что нашим где-то прилетело и в госпитале запарка, собрались и бегом домой. Следующим летом мы уже понимали, что никуда в отпуск ехать мы не сможем, т.к. госпиталь не отпускает, все мысли только там, потому так и решили, что доезжаем до моря, купаемся и как решим, что отдохнули - едем обратно. В 2023 мы смогли продержаться три дня. Кораблей в этом году не было, фронт немного передвинулся и звуков канонады слышно не было, но это и раздражало, вся душа рвалась туда, обратно, там где наши наступают и группы обсуждают куда и где прилетело, а курортная тишина выглядела настолько чужой, люди жившие своими проблемами, не связанными с войной тоже вызывали недоумение.  Едем домой, по дороге начинают встречаться военные колонны с символикой Z или V на бортах, машем ребятам руками и флажком ВМФ из окна машины, они в ответ сигналят – все, мы дома.

ДУША
Жара, лежачий боец мечется на койке в горячечном бреду. Подхожу, пытаюсь поговорить - не реагирует. Кладу руку на голову (когда нервничаю руки всю жизнь делаются ледяными, не думала, как это может пригодиться, но ребята уже неоднократно просили подержать руку на голове, когда им совсем плохо, а я дотронусь мимоходом, что б прикинуть есть температура, или нет) и сейчас вдруг тоже получаю ответную реакцию "как кайфово - холодно". Ладно, мочу полотенце, кладу на лоб, нет, говорит, не так, мотает головой, выкидывает полотенце; я не рассчитывала задержаться тут надолго, говорю, что может все-таки на мокрое полотенце согласишься, нет, не согласен. Сосед, наблюдающий за этим, спрашивает, а можно мне полотенце? Да вообще не вопрос, почему сразу не попросил намочить? Отвечает, что не знал, что так можно (опять скромный попался). Между делом померила им температуру, ну да, надо звать медсестер колоть уколы. Так и прыгаю от одного к другому - одному полотенце холодной водой мочу и переворачиваю, а второму просто держу голову руками, пока прохладно они дремлют, как начинает сосед с полотенцем шевелиться - надо полотенце на голове намочить по новой в холодной воде, заодно и руки споласкиваю каждый раз. Температура не сбивается, продолжаю стоять и держать голову бойца в своих руках, ощущение странное, как будто его жизнь сейчас зависит от того отпущу я руки или нет, т.к. как только отхожу опять начинает нести какой-то бред, а сижу рядом - спокойно спит, как ни в чем не бывало, только одну мою руку сам перекладывает к себе на грудную клетку - тогда под пальцами становится слышно, как тяжело и рывками стучит сердце. Провели мы так около часа, пока не стало видно, что ребятам полегчало и температура спала. Тогда они уснули нормальным сном, а не провалились в бредовые кошмары. Я даже не запомнила их лица, не помню молодые они были парни или взрослые мужики. Контакт был какой-то не физический или зрительный - я руками пыталась удержать тут чью-то душу, пытающуюся вырваться наружу, вот такое было ощущение. не меньше и не больше. Потом болят руки и хочется поплакать, нет не потому, что болят, а потому что испытываю какое-то нервное потрясение, когда реально просто кожей ощущаю, как чья-то душа могла ускользнуть сквозь пальцы... каждый раз думаю - вдруг не удержу.

ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ ГЛАМУР
Проездом всего 3-4 дня был у нас боец, которого теперь частенько вспоминаем по самому неподходящему поводу. Побит он был весь сильно и был тяжелым лежачим, но вспоминаем его и всегда смеемся и не потому, что мы садисты, а ситуация им рассказанная была настолько комичной, что затмила все его раны. Моем парня, а у него ногти на ногах покрашены черным лаком, такого странного пациента у нас еще не было; медсестры из перевязочной и волонтеры перешептываются, но никто не отваживается спросить зачем и как он умудрился себя раскрасить, мало ли, всякие люди бывают, тут главное не обидеть. Кормлю его с ложки и тоже кошусь немного на гламурные ноги с броским педикюром. Так мы недоумевали, пока ему не стало лучше и он не попросил найти ему растворитель.
- Что? Реально тебе в госпитале понадобился растворитель? Чем ты тут заниматься собираешься?
Оказалось, что он хотел попросить смыть лак с ногтей и не подумал, что есть специальное средство. Ну тогда-то мы и разговорились, тогда и стало понятно, почему он поступил к нам в таком, ну более чем странном для солдата виде. Они вышли на передышку, а у одного из сослуживцев намечался юбилей, и молодые юмористы не придумали ничего лучше, как съездить в город и купить ему надувную подружку из секс-шопа. Подарили ее со всем приданым, что было в прилагающемся комплекте, что там было они особо не вникали, а зря, т.к. там оказались и лаки для ногтей и краски для лица. Сослуживец поржал вместе с ними, "дама" была почетной гостьей за именинным столом, ничего не предвещало дальнейшего развития событий, но ответочка не заставила себя долго ждать. Уже "дома" в землянках, просыпаются они как-то, а соседи со смеху угорают - у кого только руки-ноги лаком покрашены, кто в полном гриме. Их юбиляр, под бдительным оком часовых и видимо под их совместный ржачь, покрасил всех, кто крепко спал, а кто не спал, поддержали эту идею. Все засони проснулись в полной боевой раскраске. Ну кто был в гриме, те отмылись, а вот кого покрасили еще и лаком для ногтей, тем так и пришлось идти через пару дней на штурм. Наш новый знакомый прямо с этого штурма и попал к нам, лак на ногтях рук он как-то поотскребал зубами, а вот ноги так и блестели черным глянцевым лаком - мечтой любого гота. Сначала было смыть нечем, а теперь ему и не дотянуться, рассказывает, а сам смеется, вспоминая, видимо, лица товарищей с макияжем, морщится от боли, но продолжает говорить и смеяться. Ацетон мы, конечно, нашли, ногти на ногах смыли, хоть дальше пусть едет в приличном виде, что б не возникали у принимающей стороны странные мысли, а то бравый штурмовик и тут такое.
ЗИГЗАГИ СУДЬБЫ
Парень с перевязанной ногой просит у Кати найти для него листы бумаги. Будет рисовать. Катюшка идет в ординаторскую и добывает ему бумагу — рисуй боец. История не такая уж и примечательная, но подранок находит потом Катю через соцсети, и дальнейшее развитие событий достойно описания. После первого ранения его подлатали, осколки вынуть не смогли, нога продолжала кровоточить, но со словами - «ты там поаккуратнее», его отправили опять в штурмовики. С не очень рабочей ногой он пробегал не долго — второе ранение, теперь в лицо, и парень снова в госпитале — на странице в ВК добавляются новые рисунки, мы ждем когда его повезут через Белгород, знаем, что в наш госпиталь их не завезут, но готовы встретить поезд на станции — раз судьба  ввела этого человека в наш ближний круг общения, то он уже наш и мы готовы сорваться с места, что бы просто пожать руку и передать хоть шоколадку, но не судьба — мы были на товсь, но поезд едет мимо, без заезда в Белгород. Его лечат, задеты лицевые нервы, лицо продолжает болеть, бойца отправляют обратно в часть, но там солдату решают-таки дать отпуск. Вот с этим-то отпускным вместо документов он и едет домой. Тут и начинаются самые драматические и абсурдные события в его жизни, когда он приезжает домой и идет в военкомат и полицию, что бы восстановить утраченные во время боевых действие документы, а там узнает, что по их данным он вовсе и не воюет и в госпиталях не лежал, а находится в бегах, аж с первого дня мобилизации. Короче сказали ему, что он в СОЧах, а вовсе даже и не на передке, по их мнению, был. Вот так и провел наш знакомый две недели своего отпуска, доказывая, что он не уклонист и общаясь вместо родных и близких с полицией, военной полицией и адвокатом. Что бы так наплевать человеку в душу это надо было еще очень постараться, но люди в кабинетах смогли.  Отпуск проходит, боец возвращается в часть, но сказать, что этот отпуск помог ему восстановиться и набраться сил физических, а главное духовных нельзя. Мы старались поддержать как могли, но много ли сделаешь на расстоянии. Потом, можно сказать, что судьба ему улыбнулась, т. к. его оправили инструктором в тренировочный лагерь дружественного нам государства и хоть эти несколько месяцев, пока он тренировал новый состав ребят, он находился не на ЛБС. Сейчас курс обучения бойцов пройден, и он со своей группой опять на территории Украины, давит НАТО. Жизнь продолжается. Изредка Катя спрашивает - «как дела?», и мы ждем, когда же придет короткий ответ - «тяжело, но у меня все нормально».
Это он писал письмо с рисунком Макару из покровского детского дома. А когда просил бумагу у Кати, то и для нее оставлял свой рисунок на посту у медиков, но это мы узнали гораздо позже, т. к. тот рисунок, куда-то затерялся и к нам так и не попал. Боец, мы ждем, не пропадай.
Вместе до победы. Продолжение следует...