Крепостной

Близ стольного града, над самым лазурным морем, сгорбился в три погибели «горбатый утес». На краю, искушая пагубой, стоял восхитительный замок. Владетель его – богатейший князь Ефрем. И была у него дочь, юная голубоглазая красавица.

Словно пчелы на мед, слетались купеческие ладьи к ее роскошной террасе. Из–под цветных парусов звучали пылкие серенады, рассыпались сполохи фейерверков. Присутствие бесконечного праздника перетекало из одного дня в другой. Ефрем посмеивался над парусами, салютами и намекал дочери, что потешные огни – предвестники скорого ее замужества.

Гера лишь улыбалась. Ее безмерным упоением было море, книги да живопись. Она росла словно в сказке: князь с детства погружал кроху в мир чудес и волшебства. Всякий день рождения у ворот замка ребенка ожидал крылатый конь с коробом подарков.

Пролетело время. Дочь повзрослела. Настал день, когда князь исподволь завел разговор:

– Принцесса моя! Мчится к тебе самый дивный из всех, самый восхитительный конь… Лето твое восемнадцатое несет! Скажи, милая, что предвкушаешь ты увидеть в коробе его!?

– Он исполнит все, что бы я ни пожелала!? – спросила Гера, понимая, что отец неспроста завел разговор.

– Не сомневайся! – твердо сказал князь.

– Ну, тогда… – Гера не спеша подкрутила локон. – Хочу то, что нельзя купить и нельзя продать!

Бровь Ефрема удивленно поползла вверх. А дочь продолжила:

– То, что нельзя найти, но... легко потерять!

Четки под пальцами князя замерли:

– Не осилю задачку твою. Говори, что это?

Гера вдохнула морского воздуха и воскликнула:
 
– Это – счастье, папенька! Счастье, от которого голова кругом! Желаю пребывать в нем еще до следующего, девятнадцатого, лета!

Князь растерялся, не ждал такого. Намекнул, что короток девичий век:

– Для девушки восемнадцатая ступенька – вершина расцвета… девятнадцатая ей уступает, ведет уже вниз…

Гера отвесила реверанс.

– Я смирю свое сердце, и вы отдадите его – кому пожелаете!

Она упорхнула к себе, а князь с сожаленьем подумал: «Пример отца годен мальчику, девочке нужна мать».

Весь год Гера созерцала переменчивый лик моря, вдоволь читала, жила миром цветов и, с особым трепетом, воспевала их на холсте. Но время летело неумолимо. Девятнадцатый волшебный конь у ворот уж гривой белоснежной тряс, удила золотые кусал да искры из–под копыт бил.

В тот день Гера изобразила на холсте парус, таявший в дымке горизонта.

В честь дочери князь устраивает бал, где Гера впервые предстает перед местной знатью. Именитые гости отмечают, что девушка, подобно распустившемуся цветку, свежа и прелестна. Она мила, приветлива, превосходно танцует и, что отрадно, блистает познаниями.

После того с чьей–то легкой руки по городку пошла молва, что князь намерен выдать дочь замуж. И как снег на голову непрошенные сваты лавиной хлынули в замок. Князь спешно снарядил корабль и ночью отправил Геру за море. А с утра на площади не умолкал глашатай:

«Пропала княжья дочь. Отыскавший – поведет ее под венец!»

В городке возник переполох, в замке же воцарился покой. Но не миновало и дня, как в ворота постучался служивый. Он заявил, что нашел княжну и потребовал ее руки. Князь выслушал самозванца с улыбкой. Знал: за один день до корабля и птице не поспеть.

Усадил гостя за стол, щедро попотчевал вином и… захмелевший служака рассказал, что в соседнем поместье, у помещика Дементия есть человек, который в ладу с морем. Оно–то и поведало, где кроется Горислава.

Рука Ефрема дернулась – вино из бокала выплеснулось. Полного имени Геры не знал никто. Князь с трудом совладал с собой и спросил служивого:

– И... кто тот кудесник?

– Крепостной… – служивый махнул рукой, – без роду, без племени...
 
Любопытство разобрало Ефрема. День от дня ни о чем другом думать не мог, даже ночью сон не шел… Что море может знать, а более того рассказать!?

Возникло желание наведаться к поместному приятелю. Ефрем с нетерпением поглядывал на горизонт: вот–вот должна прибыть дочь. Через день в ночном море появились знакомые огни корабля.

Утром Гера вышла к завтраку, улыбнулась отцу:

– Папенька, мне столько нужно вам рассказать!

– И мне, принцесса моя! – Ефрем махнул слуге, чтоб запрягали лошадей. – В дороге, милая, обо всем поговорим. Едем к Дементию!

– Как?.. Я только что приехала… – взмолилась Гера. – У меня цветы в эскизах. Я всю дорогу грезила о холстах!

Незадолго до полудня княжеская тройка мчалась в соседнюю деревню. Усадьба Дементия таилась в низине средь живописных скал. Возничий остановил лошадей у водопада, где образовалось скопище людей и повозок. Гера впервые увидела, как со скалы ниспадает звенящий поток воды, а на дне расщелины пенится и клокочет злющая речонка. Здесь был совсем другой, незнакомый ей мир.

Ефрем тем временем разглядывал сооружение. У нехитрого механизма мужик вращал ручку, приводя в движение замкнутую цепь. С ведрами на крюках она тянулась через расщелину к водопаду, наполняла их и спускала вниз. Ефрем недоумевал, как удалось закрепить цепь в скале под бурным потоком?

– Кто это сделал!? – спросил князь у мужика и услышал в ответ:

– Крепостной!

К усадьбе карета двигалась вдоль виноградников, и понял Ефрем, почему здесь, под палящим солнцем, они полны жизни, а все другие, в том числе и его плантации, никли без влаги.

Дементий обрадовался дорогим гостям – обнял Ефрема, расшаркался перед Герой. Князь не удержался, спросил, верно ли, что воздушный колодец соорудил крепостной? Хозяин улыбнулся, поманил гостей на веранду, а там – зеркальный пруд с кувшинками да резной терем посередь цветущих нимфей:

«Он и пруд залил, и цветы развел, и терем срубил!»

Помещик рассказал, как выменял парня у купца. Тот спьяну велел крепостному войти в клетку с медведем. Толпа возмущалась. Юноша истекал кровью. Два здоровяка за цепи сдерживали разъяренное животное. Смотреть на это было невыносимо. Дементий предложил купцу три бочонка вина в обмен на крепостного. Тот согласился, а потом долго хвастался, что провел помещика: документа на крепостного не было. Он был никто!

«Полгода выхаживал, – сказал Дементий. – Теперь не нарадуюсь! Имя его не сыскалось… Все так и кличут – «Крепостной».

Ефрем заметил, как на веранду поднимается молодой человек, рослый, хорошо сложенный, останавливается возле Геры. Молодые встретились глазами, оба замерли. Князь видел, что юноша не сводит глаз с его дочери. Оба поражены так, будто один в другом распознали некую тайность, с которой спадали покровы, таяли завесы, отворялись печати.

– Кто это!? – спросил князь шепотом.

– Это он! – тихо, не без гордости, ответил помещик. – Мой Крепостной!

 По дороге домой князь украдкой поглядывал на Геру: она вся светилась. Ефрем пока не понимал, радоваться тому или печалиться. Крепостной не выходил и из его головы. Один только поклон чего стоил: строгий, сдержанный, в традициях знати. А сколь достойно обратился к нему, князю:

«Ваше сиятельство, дозвольте сударыне терем показать».

Слова для человека из самых низов немыслимые. И галантен был, когда Геру в лодочку усаживал, и скуп на слова, когда плыли в пруду меж кувшинок.

Неделя в замке прошла, другая, третья... Как и прежде звучали серенады, полыхали фейерверки. Море было таким же бескрайним. И только княжна поменялась: грустна и задумчива стала. Испугался князь: такой видеть дочь ему не доводилось. Заглянул к ней на террасу:

– Принцесса моя!.. Юноша и меня удивил немало… Несомненно, полон он достоинства…. Способностям его границ нет! И... собой хорош! – князь медлил, подбирал слова. – Но… не всякий самородок способен украсить корону. Мир наш его не примет... А меня знать осудит, да руки не подаст.

Гера повернулась к отцу, ресницы ее были влажными:

– Папенька, он раскрыл мне имя свое… Святозар!

Осекся тут Ефрем, понял: дочь полюбила. С той минуты лишился он покоя и все думал не переставая. Наконец, велел лошадей запрягать.

Помещик встретил князя по–барски. За щедрым столом он поведал, что Крепостной после встречи с княжной голову потерял, дела забросил да у моря печалится. Князь отпил вина ароматного и, по обыкновению, не похвалил, а поставил бокал да глянул помещику прямо в глаза:

– Надо бы тебе, Дементий, ехать в стольный град с поклоном к Великому князю, да просить его о вольной для парня.

– Что ты!? Что ты!? – вскричал помещик и замахал руками. – Что скажу государю!?

– Так мол и так: намерен усыновить.

Не удержался тут Дементий, расхохотался. Ефрем, нервно забарабанил пальцами по графину с вином:

– Знакома ли тебе деревня «Виноградная»!?

– Кто ж не знает жемчужину твою прибрежную! – Дементий утирал выступившие от смеха слезы.

– Исполнишь мою волю, отпишу тебе в дар «Виноградную» со всем ее благоденствием. А поместье твое возьму под защиту до скончания дней.

Притих помещик, одурел от слышанного, путано соображал: не сон ли?

Рано утром Дементий сел в коляску, усадил подле себя Крепостного, и отправился в стольный град к Великому князю.

Велено было ждать в приемной для гостей. Больше часа созерцали они картины града стольного с его кораблями, крепостями да силой ратной. Наконец, дозволили войти.

Шагнул помещик в палаты светлые – там картины в золоченых рамах, в углах скульптуры бронзовые, на видном месте – щит да меч. За окном во всю ширь – море. Великий князь глядит вдаль. Прошла минута, другая... Оробел тут вовсе Дементий и, заикаясь, выговорил слова о вольной для крепостного.

Его сиятельство повернулся, лицо побагровело, уста выразили недовольство: «Не пристало Великому князю копаться в подушных книгах крепостных. Сия просьба – сущая дурь средь дел моих государственных».

Лицо помещика стало пунцовым, он более не посмел рта раскрыть и только жался в пол, желая провалиться сквозь него. Вышел из палат сгорбленным. Крепостной все понял. За воротами дворца помещик велел юноше ждать на развилке. Вид хозяина жалок: раздавлен был.

Пошел юноша к морю, понес печаль свою. Там увидел, как гладь сморщилась, волны вспенились и к ногам барашками накатили. Удивился тому Крепостной, сел на корточки, прислушался: в шуме и клокоте волн услыхал то, что взволновало. Спешно вернулся к дворцу – путь преградила стража. Сказал о вести неотложной, да стражники были глухи и немы. Делать нечего, молвил тогда, что на стольный град движется армада заморских кораблей и ушел.

Дементий с Крепостным воротились в поместье. Три дня и три ночи хозяин из дома носа не казал, Крепостной же в сарае заперся. Целых три дня деревня жила без окрика, без хозяйской руки. На четвертый – Крепостной кинул в лодку увесистый мешок и поплыл обратно в стольный град.

А тем временем государь был в ярости: «Какие еще заморские корабли!? Каналья… Мне, Великому князю, воздать удумали!?»

Однако вслед за тем погрузился в думу гнетущую: «Тревогу бить иль осмеянным быть?»

После шести бессонных ночей он повелел дружинникам разыскать шутников и доставить во дворец для наказания. Те отбыли исполнять волю. А на седьмой день ровно в полдень на небывало ясном горизонте обозначились черные точки. То были заморские корабли... И было их превеликое множество.

Недюжинная сила пригвоздила государя к полу. Какое–то время он не подавал признаков жизни. Едва пришел в себя – бросился отдавать распоряжения одно за другим. На защиту стольного града поднималась вся воинская рать.

Заморские корабли под темными с отливом парусами шли на загляденье, красиво. Море от того «парада» казалось торжественным. Чужеземцы выстроились в особом, никому неведомом, порядке. Против встали государевы паруса… и была то сущая, для боя, кроха. Замерли друг против друга, и меж ними тишина завязалась такая, будто пред грозой.

Выжидали... Неведомо было, гость ли у порога, враг ли…

И грянула беда! И ворота отворились – вдребезги разнесло их от снаряда пушечного!

Затрясся дворец от удара того. Все явственней сознавал князь, что обречен стольный град и в том вина его одного. Небо опустилось на княжью голову – тяжесть непомерна, вот–вот раздавит. И раздавила бы, да увидел государь то, чего никогда не было и быть не могло.

В безмятежном море, лишь в малой части, особо под чужеземцами, разыгралась стихия.

Князь прильнул к подзорной трубе, и увидел средь кораблей маленькую рыбацкую лодку, а в ней – человек в красной рубахе. Лодку несло от одного борта к другому, следом шлейф дыма затягивал весь строй. С кораблей на рыбака охотились, в него стреляли из арбалетов, но море бурлило и клокотало под пришлым так, что стрелы не достигали цели.

Волны швыряли один корабль на другой. Паруса кренились. Чужеземный «парад» с его величием и особым построением рушился, дым стирал очертания иноземного могущества...

За стенами дворца нарастал людской гул – стольный град ликовал! И только Великий князь все еще пребывал в потрясении, он долго, тщетно искал в кромешном аду рыбака в красной рубахе.

К вечеру в деревню въехали две легкие коляски. Дружинники отыскали помещика и велели вместе с Крепостным отправляться с ними в стольный град. Растерялся помещик, нехорошие мысли пронеслись в голове, велел Крепостного кликнуть. Слуги доложили, что уж семь ден, как не видали его.

Разгневались княжеские воины, расправой пригрозили, коль до утра не найдут. Пуще прежнего испугался Дементий, всю деревню поднял на ноги.

Рано утром с повинной головой стоял помещик перед дружинниками: не сыскали парня. Терпение служивых лопнуло было, да тут Крепостной вдали показался. Шел юноша, еле ноги переставлял, лицо от копоти черное, тело в синяках да ранах. Не успел Дементий и рта раскрыть, как парня схватили, затолкали в коляску.

Пленников доставили во дворец, доложили государю. В палатах оживление, царит победный дух, бокалы полны шипучим напитком. В разгар торжества, не к месту да не ко времени, пред очи государевы предстали двое...

Высокие чины в замешательстве: подле них перемазанный сажей юноша, волосы всклокочены, обожжена да изорвана рубаха. Государь обходит парня и видит: она… красная!!!

– Это… ты!? – он смотрит на него в упор.

Юноша потупил в пол глаза.

– Он, ваше сиятельство! – воскликнул один из чинов. – Без сомнения!

Помещик перепугался насмерть. Понял: натворил что–то... В мыслях и виселица мелькнула, и горящий костер. Он отчаянно закричал Крепостному: «На колени… На колени…»

Юноша медленно, тяжело опустился. Великий князь смотрел на него сверху вниз и думал: «Как слаб порой крепко стоящий на ногах пред уничиженным величием. Сотворенный для плетки и окрика батрак в одиночку спас целое государство от завоевания, а меня, великого да всемогущего, от несмываемого позора. Благодарность безмерна! До конца дней не воздать!»

И государь, на глазах у высоких чинов, нежданно преклоняет пред Крепостным колена. Вельможи один за другим следуют его примеру.

Помещик же рассудил, что разум покидает его. После, когда велено было героя в надлежащий вид привести, призадумался да диву дался: «Как повернулось–то все!..» А на вопрос князя об имени, растерялся, да Крепостной вернулся ко времени: «Ваше сиятельство! Святозар я!»

Обернулся князь, подивился: голос полон мужества, юноша отменно сложен, статен, взгляд ответствует внутреннему благородству. И государь, недолго думая, отчетливо возгласил:

– Облачить Святозара в платье, сообразно графскому титулу!

Гул одобрения огласил палаты. А помещик расшаркался, до земли  поклонился и, заикаясь, спросил, не соблаговолит ли государь сватом на графской свадьбе быть!

Обрадовался тому Великий князь: «Как же! Сие торжество желаю справить в стольном граде! Населению в радость! Пир великий затею да такой, что мир до конца дней помнить станет!»

Напоследок Великий Князь полюбопытствовал, как юноша узнал о нашествии туземцев? Помещик поспешил дать ответ: «Ваше сиятельство, граф разумеет язык моря! Оно благоволит ему!»

Всякое слышал князь, но такое… Он вспомнил, как под чужеземцами разыгралась буря, как волны качали корабли, не давая стрелкам поразить рыбака. Некоторое время государь размышлял и вдруг сказал: «В случае том желаю видеть графа при себе высшим советником по делам морским!»

Едва Дементий вернулся в поместье, тут же послал Ефрему весть: «Великий князь пожалует сватать Геру для придворного графа». Но самое главное хитрый помещик утаил, чтоб обернулось нежданным.

Ахнул тут Ефрем: «Великий князь!. Сам!..»

Накрыл его сперва восторг, а после четки под пальцами задергались, застучали: «Я ведь выбор дочери уважил – согласился на союз с Крепостным! Готов восстать против знати, против света! Но... супротив го–су–даря... как возроптать?»

И таким одиноким увидел себя в ту минуту Ефрем, что впору выть. Да делать нечего – пошел к княжне. Дочь безучастно глядела вдаль. Собрался с духом князь – поведал о сватовстве. Гера лицом не поменялась, лишь тихо проронила: «Как пожелаете...».

Замок безмолвствовал в ожидании государя. Княжна у окошка тиха и нежна, словно ангел. Служанки вьются подле, наряжают, украшают, да невеста без радости – душа затворена будто. Видит, как открываются настежь ворота дубовые, как лошадей шестерка несет карету на двор княжеский, как хлебом–солью встречают государя.

Стало дурно ей – потянуло на террасу воздуха морского вдохнуть. Ступила… а там, на волнах – кувшинки! В памяти усадьба, терем, пруд... Предчувствие чуда охватило девушку – и в ту минуту из–за утеса явилась лодка, а в ней – желанный сердцу юноша. Удивленье и восторг переполнили Геру… Неудержимо забилось сердце.

Великий князь в сопровождении Ефрема и Дементия вышел на террасу. Гера увиделась Его сиятельству прежде всего остального – ангел ослепительной красоты. Он любовался юностью и кротостью девушки. «Благословен сад, в коем цвести будет сие чудо!» – пробормотал впечатленный государь.

А помещик с Ефремом тем временем глядели в море. Один улыбался, а другой глазам не верил – на волнах покачивались кувшинки. С трудом распознал Ефрем в юноше, облаченном в графское платье, Крепостного. И лишь увидел он, как сияла от счастья дочь любимая, тогда только поверил в чудо.

И сдвинулась «гора», и рухнула с плеч его отцовых. Глаза переполнились влагой: не сумел князь сдержать слез. Текли они по щекам, выстраданные, настоящие, мужские. Да не стыдился он их…

Ликовал, рукоплескал стольный град графу новоявленному да к пиру готовился. Велико желание каждого глянуть на того, чья слава безмерна! Жениха враз нарекли своим, а о невесте судили, рядили, «косточки полоскали» да уверены были: ровни их Святозару на земле нет!

Близится торжества час. Столы в стольном граде крыты, дорожки стелены, полыхают огни потешные. А море зрелищем небывалым потрясает: над волнами взмывают киты, дельфины, мелкота стайная. Вода кипит от всплесков, брызг, тучи барашков несутся к берегу.

Люди дивятся невиданному: о любви моря к юноше пока еще не прослышали.

За мгновенье до полудня прорезался звон бубенцов – тройка свадебная показалась вдали. Не спеша плыла она средь люда, чтоб каждый глянуть мог да подивиться. До чего ж красива и юна оказалась невеста, и до чего ж хорош был жених: все ожидания превзошел. Вселенная в момент радости той углядела свет на земле и насладилась счастьем, летящим в тройке. Да зажгла все, что зажечь можно было: и солнце сияло, и месяц горел, и звезды светили ровно в ночи. Тем вселенная означила свой гимн любви! Благословение лилось с небес!

Глядел стольный град счастью вослед да не знал пока еще: утечет немного воды и юноша удивит всех не только в деле морском, но и в ратном. Ладить будет с государствами ближними да дальними. Мира всюду искать станет, и миром за то любим будет. Не минует и пары–тройки лет, как Великий князь с почетом да признательностью передаст недавнему Крепостному трон свой великокняжеский!