Мемуары Арамиса Часть 219

Глава 219

— Монсеньор, беда! — воскликнул Базен, врываясь ко мне настолько бесцеремонно, что это превосходило даже те его манеры, которыми он обладал лишь в первые пару недель службы у меня, то есть более тридцати лет тому назад.
— Что же это за беда заставила вас забыть всякую почтительность?  — спросил я с улыбкой.
— К вам едет господин д’Артаньян! — воскликнул Базен так громко, словно сообщал мне о прибытии четырёх всадников Апокалипсиса.
— Что за беда, если меня решил посетить мой старый друг? — спросил я, хотя начал уже подозревать недоброе.
— Дело в том, что он едет в сопровождении молодого мушкетёра, офицера, — продолжал Базен.
— Почему бы капитану королевских мушкетёров не взять в сопровождающие одного из своих офицеров? — удивился я. — Что необыкновенного ты в этом находишь?
— Дело в том, что офицер по своей осанке и одежде, и по другим признакам, включая породу коня и его сбрую, выглядит начальником, тогда как господин д’Артаньян выглядит то ли оруженосцем офицера, то ли случайным и временным попутчиком, — объяснил свои сомнения Базен. — Вероятно, вскоре они даже разделятся и поедут порознь.
— Это тайная инспекция, — ответил я. — Ты прав, Базен, эта встреча не сулит мне ничего хорошего, благодарю за предупреждение. Вот что я тебе скажу. Меня нет ни для кого, и, прежде всего, для д’Артаньяна. Я напишу для него записку. Понаблюдай за ним как следует. Кстати, как тебе удалось его опередить?
— Я думаю, что опередил его только по той причине, что он ещё не знает точно, как вас разыскать, тогда как я знаю кратчайший путь в ваш дом, — ответил Базен. — Думаю, что он прибудет очень скоро.
— Благодарю, Базен, действуй, — повторил я. — Меня нет ни для кого.
Но Базен ошибся, предполагая, что д’Артаньян направляется ко мне. Его путь лежал дальше – на остров Бель-Иль. Как только я это понял, я немедленно велел присматривать за ним тем людям, которые находились в Бель-Иле со специальным заданием выслеживать шпионов Кольбера. Им было поручено только следить за д’Артаньяном, но ни в коем случае не причинять ему никакого вреда. В отношении сопровождавшего д’Артаньяна офицера я не дал никаких инструкций.
Оказалось, что д’Артаньян побывал на острове Бель-Иль инкогнито, осмотрел остров и ознакомился с производимыми там строительными работами. Мало того, он встретил там Портоса, заморочил ему голову рассказами о своей отставке и о своём путешествии якобы для развлечения и с целью повидаться со старыми друзьями. Простодушный Портос показал д’Артаньяну карты острова и чертежи, по которым производятся работы. Портос, согласно моим инструкциям, выдал эти чертежи на собственное творчество, но я никак не ожидал, что чертежи попадут в руки д’Артаньяна, поэтому не озаботился тем, чтобы изменить почерк в надписях. Не сомневаюсь, что д’Артаньян узнал мой почерк и понял, что чертежи составлены мной. Кроме того, Портос проговорился, что я теперь епископ Ваннский, так что он теперь знал, где находится моя резиденция и как меня в ней разыскать. Но предупреждение, которое я получил от Базена, позволило мне выиграть время и подготовиться к приезду друга.
Д’Артаньян, разумеется, при его цепкой памяти, не только ознакомился с чертежами, но и запомнил их так хорошо, что мог бы по памяти зарисовать их все. Впрочем, я не сомневаюсь, что ему удалось обвести Портоса вокруг пальца и срисовать наиболее важные карты пока гигант спал. Также он лично осмотрел гавани Локмария, Бангоса, Соже и обошёл побережья по всему периметру острова. Он выяснил, что на острове проживает тысяча семьсот двадцать граждан, а также и то, что гарнизон крепости составляет двадцать три пехотные роты, что в распоряжении Фуке, фактического губернатора острова, имеются его два скоростных военных судна, принадлежащие лично ему и приписанные к портам острова Бель-Иль. Едва ли он решил, что основное назначение этих судов – доставка грузов на остров.
Выяснив всё, что ему требовалось, д’Артаньян направился в Ванн и застиг меня неожиданно, поскольку помчался от побережья прямиком ко мне, оставляя за собой на полкорпуса Портоса на его коне. Бедняга Портос только успел подсказывать, куда следует повернуть и едва поспевал за резвым конём д’Артаньяна, которого он выбрал в моих конюшнях, куда получил доступ благодаря любезности Портоса. Мои агенты сообщили мне о результатах поездки д’Артаньяна по острову Бель-Иль лишь через час после того, когда я уже и сам узнал об этом от самого д’Артаньяна, правда, они сообщили несколько больше подробностей, но это не меняло сути. 
При встрече д’Артаньян сообщил мне, что вышел в отставку и решил навестить старых друзей. Я удивился тому, что он стал искать нас на острове Бель-Иль, а также тому, что он одет более чем скромно. Хитрый гасконец объявил эти странности тем, что он, хотел выглядеть скромно, чтобы не привлекать внимания грабителей, и что он случайно узнал, где мы находимся. Подобными сказками можно было провести только Портоса, и то сомнительно. Чтобы д’Артаньян оделся скромней, чтобы не привлекать грабителей? В таком случае я скорее допустил бы, что вижу перед собой не д’Артаньяна, а какого-то человека, в силу игры природы изумительно на него похожего. Не такой д’Артаньян человек, чтобы бояться грабителей, и чтобы одеваться не подобающим дворянину и капитану мушкетёров просто из скромности, а уж чтобы причиной этому была осторожность, или хуже того, трусость, в это меня не заставил бы поверить даже сам Римский Папа, даже если бы поклялся кровью Христовой! Насчёт случайных сведений о нашем с Портосом местопребывании я готов согласиться только в том случае, если этому случаю помогли любопытство и настойчивость д’Артаньяна, настойчивые расспросы, поиски и даже несколько пистолей, выданных в качестве аванса трактирщикам, слугам и иным простолюдинам, готовым продавать сведения за небольшие деньги.
Далее хитрый гасконец постарался втереть мне байку о том, что он потому столь внимательно осматривал окрестности, что решил приобрести солончаки для добычи соли. С таким же успехом он мог бы мне рассказать, что собирается вложить свои деньги в выращивание брюквы в Австралии или трюфелей в сибирской тундре. Он ничего не мыслил в добыче соли, и солончаки ближайших к Бель-Илю побережий на могли бы поставить ни одной унции соли, там можно было бы добывать лишь солёную грязь. Д’Артаньян упустил из виду, что мои предки тоже были гасконцами, так что его попытки обмануть меня были для меня шиты белыми нитками. 
Я дал понять д’Артаньяну, что осведомлён о его роли в восстановлении монархии в Англии и воцарении Карла II Английского.
— Откуда вы получаете столь обширные сведения? — спросил с удивлением д’Артаньян.
— Друг мой, мы, слуги Господни, иногда ведём светские разговоры, и все те новости, которые касаются моих друзей, разумеется, остаются в моей не слишком цепкой памяти просто потому, что я питаю к этим сведениям живой интерес, — ответил я. — Подобно смотрителю маяка я сам не пускаюсь в путь по волнам политических событий, но с любопытством наблюдаю за другими путниками, в особенности, если знаю этих людей и люблю их.
Портос пустил слезинку, но д’Артаньян, кажется, не столь расторгался от моих слов.
— Были времена, когда у нас четверых не было друг от друга никаких секретов, — сказал д’Артаньян со вздохом.
— Господь с вами, друг мой! — возразил я. — У меня и сейчас нет никаких тайн от вас, если не считать тайну исповеди, которую служитель церкви обязан хранить свято.
— Пусть так, — нехотя согласился д’Артаньян. — У меня также нет секретов от друзей, кроме тех сведений, которые касаются выполнений поручений Мазарини.
— Мазарини уже предстал перед святым Петром в надежде, что ему припасено местечко в Раю, — сказал я, — но, полагаю, святой Пётр отправил его в Ад лизать раскалённые сковороды. 
— Во Франции полным-полно гораздо больших негодяев, чем Мазарини, а к тому же не пристало мне плохо отзываться о своём бывшем сеньоре, — снисходительно ответил д’Артаньян. — Сойдёмся на чистилище для кардинала и поговорим лучше о живых. Вы теперь, как я вижу, входите в число друзей господина Фуке?
— Суперинтендант делает щедрые вклады на нужды служителей церкви, так что я, как слуга Господний, благодарен ему за это, — скромно ответил я.
— Я полагаю, что вы оказали господину Фуке немалое содействие в его делах, ведь, по-видимому, это его хлопотами вы стали епископом Ваннским? — не унимался д’Артаньян.
— Слуги Господа не заботятся о карьерном росте, дорогой друг, — ответил я. — Господь сам указывает им свой путь, лишь он один решает, кому служить Ему на какой стезе. Я лишь послушно следую Его предписаниям, стараясь указать Его знаки и указания, прислушиваясь к ним не разумом, но сердцем.
— Аминь, друг мой, — ответил д’Артаньян, и по его лицу, я понял, что он, в отличие от Портоса, ни на йоту мне не поверил. — Я готов признать, что вам помогал Господь. Впредь, всем тем, кто скажет мне, что вам помог Фуке, я буду отвечать, что это неправда, что господин Фуке был лишь орудием в руках Господа.
Я решил, что лучше не отвечать на эту шпильку от моего друга.
После ужина и долгой беседы с воспоминаниями о прошлых делах я предложил моим друзьям ночлег, пообещав наутро некоторые развлечения.
Гримо описывает этот эпизод в своих поддельных мемуарах, написанных от имени Атоса, выставляя меня глупцом. Он пишет, что едва лишь в комнате д’Артаньяна погас свет, я разбудил Портоса и убедил его скакать в Париж к Фуке со срочным письмом, настаивая, чтобы он не вылезал из седла и проделал этот путь за одни сутки.
Путь в двести восемьдесят пять миль ему предстояло бы в этом случае, делая двенадцать с половиной миль в час, он мог бы проделать за двадцать три часа и прибыть к Фуке следующим утром. Но Портос – не лучший гонец, при его весе, равном весу двух обычных людей. Кроме того, ведь я бы мог отправить Портоса только после того, как наступила бы глубокая ночь и д’Артаньян уснул. Но встретившись впервые за десять лет, старые друзья не ложатся спать рано! Если бы мы не проговорили до трёх часов ночи, д’Артаньян меня просто не понял бы!
Я, разумеется, не столь глуп, каким меня считал Гримо. Едва лишь увидев д’Артаньяна, я всё понял, отлучился под предлогом необходимости распорядиться об ужине и винах, мгновенно написал Фуке письмо и уже в полдень отправил Базена в Париж. Базен легче Портоса втрое, я дал ему лучшего коня и велел ему менять коней не реже, чем через каждые четыре часа хорошей рыси, выбирая лучших коней из тех, каких только можно приобрести за деньги, не тратя слишком много времени на поиски, и не торгуясь. В этом случае, делая до шестнадцати миль в час, он достиг бы Фуке за восемнадцать часов, то есть был бы у Фуке уже в шесть часов утра! Так именно я и поступил. 
Гримо, как все слуги, полагает, что мушкетёры не умеют обращаться с лошадьми! Когда торопишься, больше всего боишься загнать коня! Ведь если ваш конь падёт под вами, вам придётся добираться до ближайшего места, где можно обзавестись новым конём, пешком! И вам придётся покупать не только коня, но и новое седло и сбрую, ведь не будете же вы тащить на себе эти тяжести пешим ходом! Я за свою жизнь не загнал ни одного коня, и то же самое могут сказать о себе все мои друзья-мушкетёры. Я могу припомнить лишь один подобным случай с одним новобранцем, который после этого просидел на гауптвахте три дня, что отбило у него охоту так обращаться с лошадьми на всю оставшуюся жизнь. Итак, вместо того, чтобы отправлять Портоса в два часа ночи, я отправил Базена четырнадцатью часами раньше. Впрочем, Портоса я отправил тоже, но лишь для подстраховки, и я отнюдь не велел ему скакать без отдыха и загнать столько лошадей, сколько придётся. Я не настолько чёрств к своему другу, чтобы обрекать его на такие мучения!

(Продолжение следует)