Каникулы у другой бабушки. Гуталиновая история

   Вот и закончился очередной учебный год. Я очень люблю учиться, но к концу мая, честно признаться, немного подустал, да и солнышко, теплое, ласковое, почти летнее, все настойчивее приглашает меня, вместо подготовки уроков, во двор, к друзьям, к играм, где с самого утра уже слышны детские радостные голоса.
 
   Сегодня в школе занятий не было. Нас собрали в классе, торжественно поздравили с окончанием учебы, выдали дневники с годовыми оценками и распустили по домам. Я сижу на кухне, у окна, и внимательно рассматриваю каждую его страничку. Ох, как же много дней прошло, как много уроков пришлось выучить. Шутка ли – четыре учебных четверти. Вот и пятый класс остался позади.  Но впереди меня ждут целых пять долгих школьных лет. Двадцать четвертей. И столько учебных дней и уроков, что подумать страшно.
 
   - Каких отметок у тебя больше? – отвлекает от этих мыслей бабушка, помешивая большой ложкой в кастрюле с супом. – «Пятерок» или «четверок»?
- «Пятерок»! – уверенно отвечаю я, на всякий случай быстро пересчитывая итоговые оценки в дневнике.
- А вот по арифметике у тебя чего? – интересуется она.
- По математике «четверка».
- Вона….- расстраивается бабушка. – Это тебе чего Валентина – то Васильна так вывела? Прибавил разве не так в каком примере? Или задачку не решил?
- Бабушка! – возмущаюсь я в ответ. – Нет такого действия в математике - прибавить! Есть сложение! Я тебе с первого класса внушаю, а ты все никак не запомнишь! Валентина Васильевна сказала, что я совсем немного не дотягиваю до «пятерки». Зато у меня по русскому «пять», по литературе, и по истории. И по французскому языку тоже.
- Вот и мама твоя завсегда «пятерки» по французскому получала. Очень ее учительница хвалила. А на тот год будет у вас математика, али кончилась она?
- Будет. Еще алгебра потом. И геометрия. До 10 класса.
- Нагружают как школьников, - посочувствовала мне бабушка. - Уж и так каждый день по шесть уроков, видано ли дело, так еще и алгебру с геометрией добавят. Ну, а в деревню – то поедешь об это лето? К другой бабушке?
- Мама сказала в июне, к концу месяца, когда пропадёт мошка.

   Я не очень люблю ездить к другой бабушке. Это папина мама. Живет она в небольшом поселке и, как говорит моя городская бабушка, совсем без удобств -  даже за холодной водой надо идти к колодцу. Туалет у нее построен во дворе, там нет унитаза, зато много мух, которые, как рассказывали нам в школе, очень вредны, потому что разносят всякую заразу. Еще в доме нет ванной с душем, к которым я так привык – чтобы помыться надо идти со своим тазиком и мочалкой в общую баню, где в субботу собираются все мужчины и мальчишки этого поселка. Мне это очень не нравится, но мама и городская бабушка говорят, что надо обязательно ехать, потому что иначе другая бабушка обидится.
 
   Три июньские недели каникул пролетают быстро.  Исчезла до следующего лета зловредная, надоедливая мошкара. И вот наступило оно, то самое воскресенье, когда папа, прихватив дорожную сумку с моими вещами, везет меня на электричке в деревню.

   Дом папиной мамы радушно встречает огромной, плетеной из ивняка, корзиной, щедро наполненной горячими сдобными пирогами и сладкими ватрушками, яркой жестяной банкой разноцветного монпансье и целой пачкой любимой жевательной резинки «Апельсиновая», купленной за 50 копеек в местном сельмаге.
- Наелся ли? Может ещё какого пирожка  положить? – радостно суетится около меня другая бабушка.
- Наелся! Спасибо!  Вкусные какие пироги!   
- Вот и хорошо! Отдохни с дороги! Завтра утром Данилка прибежит. Ох, как ждет он тебя!  А я к Фире пока схожу. Молоко буду у нее брать, пока ты гостишь здесь.
- Я деревенское молоко пить не буду. Оно коровой пахнет!
- Батюшки! Мы уж с ней договорились! – всплескивает руками бабушка. – Может, тогда творог со сметаной будешь? С какао?
- Творог со сметаной буду. И какао я люблю.

   Минут через двадцать чрезвычайно довольная бабушка с полными сумками продуктов возвращается домой.
- Гляди, что Фира тебе дала! Ешь скорее!
Ух, ты! Целый газетный кулек спелой и сочной клубники! Выхватываю самую крупную, густо - бордового цвета ягоду, открываю рот и сразу же закрываю его обратно.
- Мытая? – недоверчиво смотрю я на бабушку.
- Фира из ковшика ополоснула. Ешь! Она прямо с грядки, вкусная, душистая какая!
- Надо в двух водах ополаскивать. В проточных. На ягоды садятся мухи из туалета и можно заболеть дизентерией или холерой! А еще, не рекомендуется использовать газетную бумагу для упаковки продуктов питания. Типографская краска содержит свинец, который очень вреден для человека, - цитирую я статью из любимого журнала «Здоровье». 
Ошарашенная моими познаниями в области гигиены, бабушка не спорит. Она  тотчас же  высыпает ягоды в дуршлаг и два раза промывает щедрой струей чистой колодезной воды, тщательно имитируя ее проточность. 

   Утром бабушка уходит на работу. Ей много лет, она на пенсии, но без дела не сидела ни дня и уже давно подрабатывает уборщицей в продуктовом магазине, так как ей не хватает денег. Моя мама говорит, что семья папиного брата прочно села ей на шею, и она вынуждена им помогать. Я не знаю, почему так все случилось. Может быть потому, что мой дядя: веселый, добрый, независтливый человек, любит иногда выпить. А может потому, что всего полгода назад в его семье появился маленький ребенок, второй сын Димка, и тетя Валя, жена дяди, сидит дома, чтобы ухаживать за ним.
 
   Вчера вечером я обнаружил в старом комоде на терраске, неизвестно как попавший туда, потрепанный временем учебник истории для 10 класса. История – мой самый любимый школьный предмет. Я прочитал огромное множество книг о египетских фараонах, о французской революции,  разных археологических раскопках. Прочёл все учебные пособия по истории для старших классов, которые смог выпросить у серьезной и строгой библиотекарши, подогревая тем самым ее немалый интерес к моей загадочной персоне. Но такой учебник мне еще не попадался, и я намерен был поскорее изучить его.

   Моим мечтам не суждено было сбыться – во двор, где я уселся на лавку, с радостными криками влетает мой двоюродный брат Даниил. Он младше меня только на один год, но в детстве это так много. Общаясь с ним, я всегда чувствую себя взрослым, повидавшим жизнь, солидным мужчиной.
Бабушка вчера рассказала мне, что у Даньки серьезные проблемы с учебой, он с трудом смог перейти в пятый класс и были реальные опасения, что его вообще могут оставить на второй год.

   Я очень рад этой встрече. Насыпаю в карман его шорт монпансье из жестяной банки, делюсь пластинкой жвачки. Сияющий от радости брат крепко обнимает меня.
- В какие новые игры ты играешь в городе? У нас в деревне все одно и то же. Надоело.
Даня давно мечтает переехать в город. Он считает, что там мы живем совсем другой жизнью –  более веселой, радостной и беззаботной. 
Я минут пять думаю, вспоминая все наши городские дворовые игры.
- Давай играть в армию!

   Совсем недавно, в апреле этого года, призвали в армию Женьку, тети Фрониного любимого внука, и мою городскую бабушку Нину приглашали на «проводы».  Я, конечно, напросился пойти вместе с ней.  Тетя Фроня, старшая сестра моей бабушки, выпив две  стопочки «зеленого», зарядивши нос щепоткой душистого нюхательного табака и сладко оттого прочихавшаяся, долго и обстоятельно рассказывала, что они этого ждали и всего накупили, и что третьего дня Женьке, наконец, прислали из военкомата повестку. Теперь он уезжает из дома на целых два года. Женькина невеста Маринка будет ждать его, а потом он вернется и женится на ней.

   Получается, что армия начинается с повестки. В доме мы находим бабушкину драгоценную тетрадку с кулинарными рецептами, выдираем из нее чистый листок.  Я аккуратным почерком быстро пишу нам с Данькой повестки, которые мы друг другу сразу торжественно и вручаем.

   Затем, по идее, должны были быть «проводы», но к ним мы оказались совершенно не готовы.
Во - первых, призыва в армию мы не ждали – для нас это стало полной неожиданностью. И, естественно, никаких закусок не приготовили.
Во - вторых, не было самих гостей, чтобы они ели, пили и пели песни, как положено на «проводах».
И самое главное, не предупредили об уходе в армию поселковых девчонок, которые должны были бросаться нам на грудь и рыдать, как это делала Женькина невеста Маринка.
Посовещавшись, мы решаем изменить ход событий и откладываем «проводы»  до лучших времен, чтобы сейчас заняться поиском обмундирования.
Для этого прекрасно подходит, откопанный в сарае, старый солдатский китель и выцветшая, вся в пятнах масляной краски синего цвета, гимнастерка. Из только что доставленной почтальоном свежей газеты «Сельская жизнь», Даниил лихо мастерит две солдатские пилотки, на которых бабушкиной помадой изображает ярко – красные звезды. Из второго листа тетради я вырезаю бумажные погоны и жвачкой приклеиваю их на плечи себе и брату.  Я рассудил, что раз перешел уже в шестой класс, то вполне себе достоин присвоения звания старшего сержанта. А чтобы Данька на меня не обижался, немедленно произвожу его в ефрейторы, начертив помадой одну скромную тонкую полоску на его белоснежных погонах. Сапог нашлась только одна пара – зеленых, резиновых, моего размера, и брат остается в своих новых серых кедах, купленных ему на лето в подарок нашей общей бабушкой.

   Мы принарядились и посмотрели на себя в зеркало. Здорово! Настоящие солдаты!
- А ты знаешь, что делают в армии? – спрашивает у меня брат.
- В армии служат. Солдаты сначала спят. Потом им кричат: «Боевая тревога»! Они быстро одеваются, наматывают портянки и с оружием бегут ловить всяких нарушителей границы и лазутчиков. Потом маршируют строем, поют песни. Еще едят три раза в день. А в воскресенье смотрят передачу «Служу Советскому Союзу». И обязательно каждый день чистят сапоги гуталином, чтобы они блестели. Через два года наступает дембель, и все солдаты едут домой жениться на своих невестах.

   Данька на диване расстилает постель, мы раздеваемся, вешаем на стульях обмундирование, игрушечные автоматы, занавешиваем окно и ложимся спать.
Полежав и звучно похрапев, для приличия, пару минут, я громко кричу: «Тревога! Подъем!». Мы вскакиваем, в темноте, спотыкаясь друг об друга, кое - как одеваемся, наматываем на ноги бабушкины ситцевые платки, надеваем обувь, хватаем оружие и выбегаем в огород. Там падаем в картофельную межу и ползком, осторожно, пробираемся к сараю. Долго стреляем по кусту крыжовника, выгоняя из него, напуганную до полусмерти, соседскую кошку. Потом я объявляю, что враг, посягнувший на наш поселок, уничтожен. Мы встаем друг за другом, и бодро шагаем, напевая веселую песню о солдате, у которого сегодня выходной.

   На кухне, пожевав пирогов с компотом, изображающих солдатский обед, наконец,  приступаем к самому важному. Я торжественно вытаскиваю из шкафчика в коридоре банку жирного, пахучего, с глянцевым блеском гуталина. Мы внимательно изучаем его.   
- Наверное, щетку надо, - высказывает предположение брат. – Обувь всегда щеткой чистят.
Её мы находим у умывальника, в пластиковом голубом стакане с изображением олимпийского Мишки.
- Старая! - осмотрев зубную щетку, выношу свой вердикт я.  – Щетинки все погнулись, значит, бабушка пользуется ей давно. А щетку надо менять каждые три месяца, потому что в ней живут  всякие  зловредные микробы с зубов. Будем ей сапоги чистить, а бабушке скажем, чтобы купила себе другую.

   Сказано – сделано. Я снимаю резиновые сапоги и намазываю их черным гуталином. Даня повторяет мои действия со своими серыми кедами. Наша обувь меняет свой цвет на благородно - черный, с блеском. Просто шик!

   Игра нам невероятно нравится. Брат в совершеннейшем восторге обещает завтра собрать всех друзей из его класса и тоже призвать в армию. Конечно, надо обязательно позвать и девчонок, чтобы было кому реветь и кидаться нам на грудь.  Данька хватает бабушкину тетрадь, выдирает из нее пять листов и, продиктовав имена одноклассников, просит написать несколько военкоматских повесток, которые он сегодня и собирается вручить.

   Но что делать с «проводами»? Денег на закуски и лимонад у нас нет, а у бабушки просить страшно – она, понятное дело, будет выпытывать, зачем они нам.
Мы решаем притащить из сарая пустые водочные бутылки и наполнить их компотом, чтобы разливать потом в граненые стаканы как вино. Закуску же вполне может заменить хлеб, свежие огурцы с грядки и пара десятков куриных яиц, которые мы, не мешкая ни секунды, ставим варить в огромной обливной кастрюле.
Мой брат распотрошив, хранящуюся у печки для растопки, пачку со старыми газетами, складывает для  завтрашних  новобранцев несколько солдатских пилоток с красными помадными звездами. Я вырезаю погоны.

   Так как мы сегодня отслужили целый день, то вполне можем присвоить себе офицерские звания, как опытные кадровые военные. Брат становится младшим лейтенантом, а я капитаном и, не откладывая дело в долгий ящик, мы сразу рисуем себе новые погоны.

   Процесс подготовки к завтрашнему особо важному мероприятию прерывает, неожиданно вернувшаяся с работы на обед, бабушка.

   Перед ее глазами предстает преинтереснейшая картина. Два любимых внука, бомжевато одетые, с ногами, обмотанными новыми ситцевыми платками, застывшие в немой гоголевской позе посередине кухни. На обеденном столе,  ровная шеренга, густо запыленных, пустых водочных бутылок и тут же  дюжина новых граненых стаканов. Около бутылок, в тазу для мытья посуды лежат вперемешку толсто порезанные куски хлеба, свежие огурцы и очищенные, сваренные вкрутую яйца. На полу валяется изодранная тетрадка с кулинарными рецептами и огрызок, который сегодня утром был еще вполне целой губной помадой ярко – красного цвета. У двери, на табурете, возвышаются, когда-то зеленые, а теперь радикально черные резиновые сапоги, щедро обмазанные толстым слоем духовитого гуталина. Рядом с ними теснятся липкие, бывшие серые, а теперь непонятной пятнистой расцветки, Данькины кеды. Завершает гениальную мхатовскую мизансцену бабушкина зубная щетка, с невиданной доселе угольного цвета щетиной, мирно стоящая на холодильнике в пластиковом голубом стакане с изображением олимпийского Мишки.
- Етитская сила! – шепчет бабушка и без сил опускается на стул.

   Я не знаю происхождение той силы, которую призвала на помощь ошеломленная бабушка, но она явно оказывает на меня какое-то влияние. Мне очень стыдно и я стараюсь всеми силами искупить свою вину – мою посуду после еды, собираю огурцы в теплице, поливаю и пропалываю грядки, подметаю двор. Все это время бабушка пытается спасти испорченные кеды. Она стирает их с натертым на мелкой терке хозяйственным мылом. Вместе с соседом дядей Геной, у которого есть мотоцикл, пытается вывести гуталин бензином. По совету своей подруги тети Капы замачивает Данькину обувь в растворе остро пахнущего нашатыря. Все тщетно. Пятна упрямо не желают отстирываться и покидать кеды.

   Данька не приходит к нам уже три дня. За порчу личного имущества тетя Валя, мама брата, приговаривает его к административному аресту и запрещает покидать дом.
- Правильно! – одобряет приговор бабушка. – Кеды ему на лето были куплены и, чтобы в сентябре в школу ходить, пока сухо. Не знаю, в чем он теперь на торжественную линейку пойдет.

   Без Даньки мне скучно. Я прочитал все газеты, которые нашел у бабушки, книжку о вязании спицами и найденный в комоде учебник по истории. 
Можно, конечно, пойти в поселковый сквер, где каждый день собираются девчонки, чтобы поиграть в «дочки – матери». Они увешивают тряпками кусты, украшают импровизированное жилье букетами цветов, раскладывают кукол. В общем, создают домашний уют. В прошлом году мы часто приходили к ним. С «папами», очень необходимыми для зарабатывания денег, у девчонок всегда напряжёнка, и нас охотно принимают в игру. Я неизменно становлюсь «мужем» Любаши, симпатичной и умной девочки, которая каждое лето приезжает в поселок к бабушке из областного центра, где она живет вместе с родителями. Даня же «семьи» меняет – он любит разнообразие.  Работать -  это собирать на автобусной остановке использованные билеты, выброшенные пассажирами, которые служат нам деньгами. 
 
   Однажды у нас выдался очень удачный день,  и мы с Даней набрали их целую пачку.
- А давай сегодня придем как будто пьяные! – предлагает мне брат. – С получки выпить – святое дело!
Мы обнимаемся, запеваем песню и шатающейся походкой возвращаемся в сквер. Там я отдаю Любаше деньги и спокойно ложусь спать на траву, рядом с кроваткой пухлого немецкого пупса. Данька же буянит, скандалит и дерется со своей «женой» Ленкой, самой озорной и хулиганистой девчонкой из компании. У каждого свое видение семейного счастья. Пока я якобы сплю, Любаша, укачивая на руках вторую куклу, тихо шепчет своей подружке Маше:
- Мой – то сегодня пьяный пришел. Спать его уложила. Хороший мужик, положительный. И денег много зарабатывает, и меня с детьми любит.
Машка завидует молча. У нее пять разнокалиберных кукол, уложенных в ряд. А «мужа» нет. Суровая проза жизни.

   Нет, без брата к девчонкам я не пойду. Чего мне там одному с ними делать. Подерутся еще из-за меня или скажут, чтобы я был « папой» во всех семьях. Но столько «жен» и «детей» мне точно не потянуть.
 
   Весной бабушка выпросила у местного киномеханика дяди Игоря ненужные киноафиши и обклеила ими терраску. Она знает, что фильмы, актеры – это то, что мне очень нравится. Теперь здесь так классно! Я ложусь на пол, на старое ватное одеяло и представляю себя на киностудии, в кресле режиссера, с рупором в руке.

Мотор! Стоп! Снято!
 
   Дверь в терраску распахивается, и на одеяло, рядом со мной, плюхается радостный Данька с пакетом арахиса в руке.
- Бабушка нам орехов купила. Я к ней сейчас в магазин забегал!
Я перевожу взгляд на его ноги – брат пришел босиком.  Правду, значит, сказала бабушка, что у него нет другой обуви, кроме этих разнесчастных кед.
- Данька, в чем ты пойдешь первого сентября в школу? Кеды – то испортились, а новые мама тебе не купит.
- Наплевать! – нисколько не огорчен он. – Я резиновые сапоги надену!  Может, и совсем в школу не пойду. Работать буду. Сварщиком, вместе с папкой!  И в первую получку накуплю себе всякой обуви. А вот ты кем хочешь стать, когда вырастешь? Ты придумал?

   Я уже давно придумал. Но пару недель назад, в передаче « Кинопанорама»,  ее ведущий Эльдар Рязанов много говорил о необходимости иметь талант, чтобы работать в кино или театре. Кто знает, есть ли у меня тот самый талант?
На некоторое время задумываюсь, кем бы я еще мог стать, если не режиссером. Мама всегда ворчит, подписывая мой дневник с оценками. Ей не нравится, что я гуманитарий. По ее мнению, все гуманитарии мало зарабатывают, да и нет в нашем городе достойной работы для таких специалистов. 
- Буду священником! – отвечаю я на вопрос брата.
Данька в изумлении роняет орех.

   Моя городская бабушка ходит в церковь и, иногда, берет меня с собой. В церкви все представляет интерес: там горят свечи, красиво поет хор и батюшка машет на всех каким-то приятно пахнущим дымом. Я думаю, что все священники гуманитарии. Чтобы петь, креститься, читать молитвы и махать дымом, не нужно знать в совершенстве математику, физику или  химию. Так что эта работа подойдет мне.  Смущает только одно – все священники в нашей церкви старенькие, нет ни одного молодого. Вполне возможно, что это самые обыкновенные дедушки, которые просто подрабатывают на пенсии, чтобы помогать своим внукам. Как это делает наша бабушка. Получается, что  и меня до пенсии в священники не возьмут.
 
   - Или выучусь на врача и пойду работать к тете Фроне в роддом! – предлагаю я еще один вариант решения своей дальнейшей судьбы. – В роддоме врачам  дарят много конфет и шоколадок. И там есть мазь от всех болезней. 
-Ты что, совсем ку-ку? – брат кривит губы и выразительно крутит пальцем у виска. – Там же детей маленьких, наверное, штук сто или больше. И они громко плачут. У нас один Димка криками всех с ума свел, ночами не спим, а там их целая куча таких! Никаких шоколадок не надо!
Он прав и с роддомом у меня тоже что- то не складывается.
- Знаешь, Данька, я еще не определился до конца. Вот закончу шестой класс и решу.
 
   Брат с пониманием кивает головой и вытягивает из-за пояса книжку.
- Виталя, мамка велела за сегодня два рассказа прочитать. Нам в школе на лето задали. Говорит, что если вечером мне не перескажешь, то неделю на улицу не выпущу. Может ты читал и знаешь, о чем они? Расскажи кратко, своими словами. А потом на великах пойдем кататься.

   Мой пересказ – это целый маленький моноспектакль. Я так увлечен игрой и не замечаю, что мой брат давно уже уснул: он сладко посапывает носом и чему – то счастливо улыбается во сне.